Когда человек становится безумным? Когда он с пеной из рта начинает бросаться на окружающих? А если он делает это в мыслях?
--
Дьявол, что ж он так медленно едет? Ублюдок, старушку пропустил... Дави ее, урод!! Блин, туша, не наваливайся на меня! Отойди, отойди... Сейчас меня вырвет... - мой бешеный монолог остается все-таки неозвученным, пока еще я человек.
Я даже иногда думаю, что я очень хороший, отзывчивый, добрый человек. Но каждый раз, когда сажусь в переполненный транспорт, у меня начинается приступ клаустрофобии. Тогда мне больше всего хочется ощутить в руках черный новенький автомат. Впрочем, можно и старый, пропахший смертью томми-ган. Нет, я люблю людей, просто они меня обычно достают. Своей тупостью и бесчувственностью, мерзким запахом и излишком плоти. Они трещат о морали и каких-то ценностях, но в голове у них одно - добиться сладкой жизни для себя, а остальные пускай хоть и кровавыми соплями изойдут.
Меня всегда поражает людское стремление во всем быть первым. Даже в таких мелочах, кто первым выйдет на остановке. Однажды мне пришлось трястить целый час в троллейбусе, дерьмо, как же мне было плохо. Дотерпев до конечной, я уж бегом к выходу - чувствую, что сейчас блевану, - но не тут то было! Гребаный народ плотно у дверей стоит, меня не пропускает. Пришлось наблевать какой-то женщине в сумку. Она так пробивалась к выходу, что и не заметила...
Сегодня еще хуже, чем обычно. Гораздо хуже. Я привык взвинчивать себя, хоть и знаю, что это глупо, но не могу удержаться. Но на пике злобы и отчаяния я всегда представляю себе пустынную станцию метро. Там тихо, никого нет, а на скамейке сидит один человек. Мой друг. Да, да, воображаемый друг. Такому психу, как я, он очень нужен. Я присаживаюсь рядом с ним - и успокаиваюсь. Он всегда молчит, иногда курит. Я никогда не видел его лица, никогда не пытался с ним заговорить в страхе, что сказка исчезнет. Люди, что существуют у тебя в голове запросто могут уйти в один день. А я не хочу, чтобы мой друг меня покинул. Это ж верх лузерства - быть преданным собственной фантазией! Но со мной всегда что-нибудь поганое происходит...
Вот и сейчас. Дьявол!! Я не могу. Почему это происходит именно со мной? Мало помешанных на земле? Дерьмо... Я пытаюсь нарисовать в мыслях ту станцию, все правильно, вот и скамейка... но на ней двое... Двое!! И этот второй, по всему видно, законченный подонок, с ухмылкой смотрит на меня, а я не могу сесть рядом... Меня выбрасывает в чертову реальность, в идиотский мир, где я утыкаюсь носом в подмышку какой-то тетеньке.
Гад! Ублюдок! Нет, я не найду слов для этого хама. По наглому проникать в чужие мысли, в чужие мечты.
Так. Спокойно. Попробуем еще раз.
Тихо. Пустынная станция метро. Глубоко, глубоко под землей, где обретают вечный покой неуемные людишки. Прохладно, немного темновато. Бычок моего друга падает на рельсы, распадаясь алыми искрами. Я оборачиваюсь... Они сидят на скамейке вдвоем, я делаю шаг и натыкаюсь на ухмылку этого дьявола. Дерьмо!!
Я снова оказываюсь в троллейбусе, от злости и бессилия хочется плакать. Почему такое всегда происходит со мной, а? Наверное, потому что я - ненормальный ублюдок. Не особо умный, не слишком красивый и, конечно, недобрый. Почему-то, когда я об этом думаю, мне становится легче.
Успокоившись, я закрываю глаза и вхожу в подземку, полный решимости довести дело до конца. Без лишних размышлений хватаю мерзавца за руку и волоку к черному провалу на дне которого сверкают рельсы. Свет режет глаза, но я не останавливаюсь, ведь я здесь - хозяин! По моему хотению станцию заполняет рокот приближающегося поезда. Я заливаюсь нарочитым хохотом, в лучших традициях киношных злодеев, и скидываю непрошеного гостя вниз, вниз, вниз... Он летит, раскинув руки, почему-то очень долго, что-то кричит - но я не слышу. Наконец, черно-желтая змея поезда с гулом проносится мимо меня. Кончено.
Я оборачиваюсь и вижу, что скамейка пуста. Проклятье! Хотя... Я знал, что так будет.
Воображаемый ветер перелистывает страницы лежащей на полу газеты. Я сажусь, открываю банку колы. Наверняка я уже проехал свою остановку. Троллейбус едет по второму или даже третьему кругу. Ничего, у меня проездной.
Из темного угла станции несмело выходит подросток в тщательно изодранных джинсах. Молча садится рядом, избегая смотреть мне в глаза. Я пью колу и слушаю, как колотится его отчаяние, постепенно затихая. Потом он уходит, а ветер еще долго повторяет его слова: