Небо было низким. Оно всегда осенью низкое над городом, а особенно вечером, когда высвечено подсветками памятников архитектуры и прожекторами ночных клубов. Но в тот вечер облака чуть ли не цеплялись за громоотводы административных новостроек. Казалось, что вот зацепится небо за стрелу с красной лампочкой, вспорет себе брюхо, и посыплется на грязь улиц и переулков белесым искуплением. Так оно, собственно, и получилось. Еще в половине десятого пронзительный ветер шумел дряблыми остатками новоисторических зеленых насаждений, кутая их в рыхлые облака, а в четверть одиннадцатого небо уже затрещало по швам и пустилось вниз искать заблудшие души поздних прохожих. Звезд видно не было, и я смотрел на нее. Странно может забыться любовь к свободе вселенной, когда тонкие озябшие пальцы ложатся в твою привычно теплую ладонь. Как-то не хочется думать о вечном, когда хорошо в сиюминутном. Мир, отражавший только что пустоту и боровшийся со сквозняками, стал вдруг уютнее. Плевать на тысячи несправедливостей. Мне сегодня хочется для себя. Хватит быть душевным приятелем со скрытым синдромом мессии. Боль можно терпеть, ее можно терпеть даже долго. Но зачем? Может таблетку проще выпить? Ах, эта химия, от нее проку все равно нет. Мучаюсь дальше. Мучился. Больше не хочу. Надоело.
Снежинки мириадами звезд расцветают у нее на волосах, а я смотрю только в глаза. Я так редко их вижу. Они так редко видят меня. Меня настоящего...