Ей приснился Зверь. Огромный серебристый призрак бесшумно крался в тумане. Вдруг из мрака ему навстречу метнулась чёрная молния. Два волка сцепились насмерть. Серебристо-чёрный клубок с рёвом катался по земле. И во всей Bселенной не существовало ничего, кроме ночи, тумана и этого живого, ревущего и стонущего клубка. Схватка продолжалась целую вечность, а потом на чёрной, укутанной туманом земле, расцвёл первый алый цветок. Кровь лилась из ран. Звери рвали друг друга на куски. Алые капли цвели на их шкурах, срывались, падали на землю и вспыхивали там. Их становилось всё больше и больше. И во Bселенной существовало уже три цвета: ночь, туман и кровь. Кровь брызнула ей в лицо, и она проснулась...
Настя открыла глаза и села, разгоняя остатки сна. В избушке уже было темно: пока она спала, ночь опустилась на землю, укутав всё живое тяжёлым покрывалом тьмы. Ночь стёрла краски. Ночь загнала в надёжные укрытия и лесного зверя, и человека. Ночь - время, когда Они выходят на охоту. И когда она начинает охотиться на Них.
В крохотное оконце заглянула луна, призрачной завесой разделяя избушку надвое, и тут же жуткий, полный боли и ярости стон взорвал ночную тишину. Настя бросила тревожный взгляд вглубь комнаты: там, на лавке за печкой, куда не попадал лунный свет, стянутый кожаными ремнями, рвался и хрипел Зверь.
Он чуял луну: тело уже покрылось густой волчьей шерстью, очертания его стремительно менялись, теряя сходство с человеческими. В тщетной попытке освободиться полуволк, получеловек изгибался дугой, вздувались и опадали тугие канаты мышц, на вытянувшемся в волчью морду лице щёлкали страшные клыки... Но Настя знала, что вымоченные в серебряной воде ремни удержат оборотня на месте, а широкая петля, которой она перетянула ему горло, не даст завершиться превращению. А значит - не даст оборотню позвать Вожака Стаи.
Время ещё не пришло, но это случится сегодня... Сегодня ночью всё закончится. Семь долгих, страшных лет она шла к этой ночи... Сегодня. Никто и ничто уже не сможет испугать её, остановить, заставить повернуть назад. Плачущая от ужаса маленькая девочка Настя навсегда осталась там, в разоренной деревне, среди изуродованных трупов родных и соседей. Семь трудных лет скитаний по миру в постижении колдовского искусства отделяли её от Насти сегодняшней: ведьмы-отшельницы, Охотницы на волкодлаков. И было лишь одно, что связывало девочку и Охотницу все эти годы: желание отомстить.
Оборотень снова рванулся, захрипел. Налитые кровью глаза светились в темноте раскалёнными угольями; из оскаленной пасти на пол падали клочья пены.
- Скоро! - вслух произнесла Настя, переведя взгляд на сияющий в окне избушки холодный диск луны. И, оглянувшись в последний раз на корчившегося в муках Зверя, она толкнула дверь и шагнула за порог.
Ночь встретила её дурманящим запахом разнотравья. Над головой мерцали крупные звёзды и лунный свет щедро лился с высоты на сонный лес - лучшей погоды для Купальской ночи и пожелать было нельзя. Настя тряхнула головой, распуская по плечам волну бархатно-чёрных волос, и босая пошла по тропинке к лесу. Сегодня в полночь в глухих чащобах расцветает колдовским адским цветом кочедыжник - чёрный папоротник. Лишь мгновение будет пылать Жар-Цвет, являя себя миру, но успевший в это мгновение сорвать его, властен приказать самой Тьме исполнить любое желание...
Босые ноги уверенно ступали по мху. Лес вокруг был старый, дряхлеющий. Над головой то и дело угрожающе поскрипывал сухостой. Поглядывая на луну, чтобы та всё время была слева, Настя пробиралась всё глубже в чащу. Порой среди ночных шорохов ей слышалось, как хрустит под чьими-то осторожными лапами или ногами; порой вспыхивали то в отдалении, то совсем близко, недобрые огоньки глаз; а сухая ветка, лишь стоило отвести от неё взгляд, оборачивалась костлявой рукой, тянула скрюченные пальцы, стараясь ухватить за волосы. Но мелкой лесной нечисти девушка не боялась - на груди у неё висел мешочек с корнем тирлича. Тирлич-цвет, таинственная, ведомая лишь посвящённым в тёмные искусства трава, во много раз усиливал чары ведьмы, отгоняя от неё и нечисть, и лесного зверя, и лихого человека. Тирлич Настя выкопала накануне, и волшебный корень всё ещё сочился густым прозрачным соком; напитавшись им, ткань мешочка приятно холодила кожу.
Лес, меж тем, заметно поредел, и вскоре Настя выбралась на заросшую чёрным кочедыжником поляну. Папоротник здесь рос роскошный, развесистый, резные стрелы-вайи по несколько штук разворачивались от земли, покачиваясь, как опахала из перьев диковинных заморских птиц, что Насте доводилось встречать в её странствиях. Она выбрала куст попышнее, пересчитала вайи - число получилось нечётное. Отлично. В таком деле лучше следовать приметам даже в мелочах, осторожность не помешает. Соседние растения срезала кинжалом, расчищая себе небольшую круглую площадку. Хмуро покосилась на белеющие неподалёку кости - явно человеческие, - такое соседство ей очень не нравилось, но и искать другое место времени не было: до полуночи ещё столько всего надо успеть! Да и толку-то - другое место искать: нечисть и нежить к Жар-цвету со всего леса стянется, везде найдёт...
В первую очередь Настя решила натаскать дров для костра, стала высматривать среди сухостоя и валежника осину. Другое дерево здесь не годилось, ведь когда папоротник выпустит почку - нечисть обезумеет, полезет даже в огонь, лишь бы ухватить Цвет раньше, не дать завладеть им человеку. Прикосновение к Цвету для неё равносильно погибели, но всё равно будет жертвовать собой, зная, что если оплошает - кара ждёт неизмеримо более страшная... Обычно огонь служил человеку надёжной защитой, особенно подкреплённый другими охранными заклятиями и средствами, но только не в этом случае. А вот пламя от горящей осины было для нечисти губительно.
Определить, какая валежина являлась при жизни осиной, было достаточно сложно и, чтобы не рисковать, девушка стала изучать сухостой. Нашла. Дерево, раскинув мертвые ветки, протяжно поскрипывало от ветра. Осина являлась одним из немногих деревьев, которые после гибели не могли стать прибежищем нечисти или обратиться в лесовика, но Настя всё же потёрла ствол мешочком с тирличем - на всякий случай, ведь осина вполне могла оказаться мороком. Настоящая. Теперь надо как-то свалить. Настя упёрлась в ствол руками, стала раскачивать дерево. Трухлявый ствол скрипел, но не поддавался. Рядом злорадно захихикали, мелькнула горбатая тень. Что-то чёрное, крупное пронеслось над головой, чуть не задев крыльями. "Начинается...- вздохнула Настя: - Повылезали!"
В стволе наконец-то хрустнуло: переломившись пополам, дерево стало падать. Несколько крупных валежин тут же пискнули, зашевелились и резво рванули в чащу, отращивая по пути ноги. Падающая осина задела одну из валежин веткой - раздался отчаянный вопль, в котором слышались ругательства. "Криксы - подумала девушка: - Лесовики, - те только скрипеть умеют". Она прошлась по краю поляны, дотрагиваясь пропитанным чудесным соком мешочком до всего подряд. Нечисть огрызалась, шипела, пряталась в лесу, но, стоило девушке отвернуться, криксы лезли на поляну снова. Заметив это, Настя махнула на них рукой - пусть, кинуться всё равно не посмеют.
Наломав осиновых веток - на ствол сил не хватило - сложила из них круг с папоротником в центре. Обод получился жидкий - быстро прогорит, но и шире делать опасно: сгинуть в лесном пожаре она не имела права.
Около веток щедро насыпала соли, воткнула в землю свечи. Стараясь не отступать от них ни на волос, начертила кинжалом круг, а в нём - пентаграмму, повторила рисунок ещё раз, посыпая линии сверху красным перцем. Вообще, ритуал добычи Жар-цвета представлял собой просто чудовищную мешанину из языческих, христианских, каббалических, и вовсе непонятно чьих охранных обрядов. Задача была невозможна, невыполнима; колдуны знали, что идут на верную смерть, вот и не гнушались никакими средствами, видимо, уповая на милость сразу всех Богов: и своих, и чужих... Вконец обнаглевшие криксы пялили мутно-зелёные, как протухшая болотная жижа, глаза у самых осиновых веток, переползали с места на место, подтягиваясь на уродливых ручонках, скалили зубы, уже даже не пытаясь прикидываться валежинами. Настя, усмехнувшись, швырнула в них остатками перца и, под аккомпанемент душераздирающих воплей, приступила к последней части приготовлений.
Жар-цвет предписывалось "пронимать сквозь злато". Девушка достала из заплечного мешка золотую шейную гривну и, собрав вайи папоротника вместе, продела их через цепь, аккуратно расправляя её по земле. Цепь требовалась именно такая - цельная, если положить с застёжкой - Цвет её порвёт, да человека ей и задушит... Ну вот, вроде бы и всё. Успела. Лес вокруг уже не был мёртвым и немым, кишел страшными тенями, булькал, шипел, гоготал - Настя сглотнула: что будет, если её так тщательно сработанная защита не поможет? Цвет, если верить древним книгам, ведьмам удавалось добыть не чаще, чем раз в сто лет. А сколько было таких, кто сгинул за этим занятием, - книги деликатно умалчивали...
Внезапно всё стихло и в этой звенящей тишине по всему лесу, одновременно, как одна птица, ухнули сотни филинов, отсчитывая последние секунды до полуночи. Настя торопливо зажгла свечи. И, впившись взглядом в папоротник, закричала, едва разбирая собственные слова сквозь уханье:
- Именем всех Богов, приказываю тебе, Перунов Цвет: яви себя!
Земля содрогнулась. Вслед за ней содрогнулась лесная тьма, поглотив луну и звёзды. Мир вокруг Насти мгновенно сузился до крохотного пятачка, обозначенного огоньками свечей. Торжествующая нечисть потянулась в охранный круг, почти хватая девушку за волосы... Но ничего этого она не замечала - широко распахнутые глаза смотрели лишь в одну точку, туда, где на конце одной из вайй разгорался нестерпимо яркий неземной свет... Негнущиеся пальцы сомкнулись на рукояти кинжала - теперь нужно точно угадать момент и отсечь Цвет в тот самый миг, когда он окончательно распустится: секундой раньше, секундой позже - и всё, рассыплется фонтаном огненных искр, исчезая без следа! А уж что тогда сделают с ней, Настей, лучше даже и не думать...
Тьма вокруг извивалась миллионами уродливых тел, из страшного месива на мгновения возникали то оскаленные пасти, то змеиные головы: обезумевшая нечисть кидалась в защитный круг; корчилась, выла, натолкнувшись на силу охранных заклятий, но не отступала...
Лучи волшебного света на конце вайи закружились вихрем, скручиваясь в слепящий шар. Тот, стремительно уменьшаясь в размерах, обернулся восхитительной, сияющей гранёным бриллиантом, прозрачной каплей. Ещё миг - и по поверхности капли побежали трещины, почка папоротника раскололась... Под хрустальный звон осыпающихся осколков из неё возник бутон!
Тьма взвыла. Нечисть стремилась к папоротнику, даже не смотря на вспыхнувшие от свечей осиновые ветки. Страшные твари сотнями гибли в пламени, разлетаясь хлопьями чёрного пепла, но их место тут же занимали другие...
Чудесный бутон вздрогнул, медленно разворачивая нежные лепестки. Звякнула, натягиваясь втугую, золотая цепь на земле. Немыслимая мощь, рвущаяся на волю из бутона, плавила звенья гривны, дышала сладким жаром в лицо девушке. Побелевшие пальцы стискивали рукоять кинжала; там, где в кожу впились кончики длинных ногтей, капала кровь...
Цвет медленно распускался. Лепестки трепетали, менялись, словно языки пламени, распространяя вокруг жаркие волны золотисто-алого сияния. Шипел, испаряясь, металл гривны. Шипели, угасая, осиновые угольки... Нечисть уже даже не выла - стонала в бессильной ярости, нависая над охранным кругом со всех сторон. Буря ломала деревья, казалось, небо рухнет, похоронив под собой всё...
Цвет распускался. Сквозь золотисто-алое сияние на Настю из мрака уставилась жуткая козлиная голова с рогами из шевелящихся змей. Чёрт протянул к Цвету лапу; завопил, когда на ней вспыхнула от чародейского жара шерсть; морду перекосило от боли, но лапу не отдёрнул - алчно тянулся вперёд...
Цвет вздрогнул, расправив последний лепесток - и, уже не понимая, что она делает, Настя мгновенно взмахнула кинжалом, всем телом чувствуя ринувшуюся со всех сторон многоликую Смерть...
Когда она очнулась - было тихо. Глухое ворчание нечисти раздавалось в отдалении, из-за деревьев: поляна опустела. Настя лежала в защитном круге, озаряемая волшебным сиянием. Сначала её невидящие глаза лишь чувствовали тепло, исходящее от Жар-цвета; потом Цвет стал угасать, а зрение возвращаться. Девушка села, медленно приходя в себя. А когда последние золотисто-алые искры растаяли в её руках, на поляну вышел огромный серебристо-серый волк. Зверь остановился в двух шагах от неё, оскалился, обнажая клыки; в почти человечьих глазах светилось торжество:
- Ну, вот и встретились, Охотница! Ведь ты же не надеялась уйти отсюда живой? Неужто не знала, что Жар-цвет не может причинить оборотню вреда? - услышала Настя, а через мгновение волкодлак прыгнул, и страшная боль рванула девушке левое плечо.
Но, когда челюсти разжались, Зверь отступил, не нападая больше; сел рядом, слизывая с морды кровь.
- Что ж не порвал мне горло, как остальным? - спросила Настя, с трудом сдерживая рвущийся из груди стон.
- Лёгкой смерти захотела, ведьма? После того, как извела половину моей Стаи? После того, как убила Чёрного Волчонка, которого я считал своим сыном? Ну уж нет! Да и жаль было портить такую красоту... Я давно решил, как наказать тебя: ты станешь одной из нас. Из тебя получится красивая волчица: сильная, свирепая! Ты узнаешь азарт погони и вкус человеческой плоти. Ты поймёшь, что люди - лишь дичь, созданная для того, чтобы мы на них охотились. Под луной нет места слабым: убей или умри. Таков Закон ночи.
- Убей или умри, - повторила Настя. - Это и мой Закон. Я приняла его семь лет назад над изуродованными телами моих родных. Семь лет назад после резни, устроенной вами в моей деревне, в живых остались лишь двое: мальчик, ставший Чёрным Волчонком, и девочка, которую мать успела окатить ведром настоянной на серебре воды, и потому твоя Стая так и не решилась прикоснуться к ней...
- Так ты - та самая? - в глазах Зверя вспыхнул интерес - Та трясущаяся от страха девчонка - ты?!
- Я. И я чту Закон: я убила тебя. Под луной нет места слабым! - но последних слов Охотницы Вожак уже не слышал: тело волкодлака вдруг вспухло огромными волдырями, раздулось до неузнаваемости, почернело и ...
Настя стёрла брызнувшую в лицо кровь. Потом долго смотрела на свои измазанные руки. Человеческие. Пока ещё. В Купальскую ночь обращение происходит быстро: ещё несколько минут - и её тело начнёт меняться, покрываясь чёрной волчьей шерстью. Но она не увидит себя другой: настой разрыв-травы, который она пила последние три года, раздерет её тело, лишь только распознает оборотня в крови... Вожак не учуял яд, пропитавший за эти годы её плоть. Он оказался слаб и заплатил за это. За её погубленную жизнь. За растерзанную деревню. За маленькую девочку, рыдающую над телами родных.
Клочья тумана стелились по земле, вплетаясь в черноту ночи, и залитое кровью платье Насти алело во тьме. Только три цвета существовало во всей Вселенной: ночь, туман и кровь; а потом исчезли и они, и её Вселенная стала болью...
Утро Ивана Купалы разгоралось над сонным лесом, изгоняя из избушки Охотницы ночные тени. На лавке за печкой, опутанный свисающими вниз лентами ремней, лежал ребёнок. Клочья чёрной волчьей шерсти на полу плавились в солнечных лучах. Они исчезали навсегда: Цвет папоротника не способен убить оборотня, но он может вернуть ему человеческий облик, уничтожив проклятие. Тьма исполнила желание Охотницы: Чёрный Волчонок больше не принадлежал Стае.
Веки мальчика дрогнули и испуганный взгляд заскользил по стенам избушки: