Аннотация: Сознание как всегда, проявлялось постепенно, по мере повышения консистенции и плотности лорза...
Голод - не тетка
Сознание как всегда, проявлялось постепенно, по мере повышения консистенции и плотности лорза. Обычно, момент ясности наступал где-то в конце первой трети цикла, а в последней трети, когда температура переходила критическую точку, лорз начинал упарятся, и сознание гасло. До следующего цикла. Но сегодня она наконец, впервые за много циклов, ощутила, что Внешний Мир, который всегда выступал как данность, как источник и проводник Программы, этот Мир можно изменить. Им можно управлять так же, как и Мирами Внутренними. Это открытие заставило ее забурлить. Немедленно сработали корректоры температурного режима, но было уже поздно. Она взяла контроль на себя... И приснилось Толстому Бобу, что сегодня самое лучшее время для медитации.
...Билл Стафф с утра был не в настроении. В очередной раз при раздаче птероккоков его доля оказалась на 3 гриля меньше, чем у Боба. Само по себе, это не было несправедливо - Боб был толще и прожорливей, да и работал дольше. Но в эту смену он не работал вовсе, а провисел в позе Лотоса большую часть рабочего времени.
Висение в позе Лотоса - это занятие полезное. Билл и сам нередко отключался таким образом. Но сегодня...
Сегодня бригада едва не выпала в осадок. И не в последнюю очередь, из-за Боба.
...Боб висел вниз головой, и думал о Вечности. Привычно обхватив задними жвалами трубу парового отопления под потолком, он плавно покачивал всеми шестнадцатью ходилками. Его большие сфероидные глаза отражали копошащихся внизу товарищей и серого миелобуса, сидящего за окном, на водосточной трубе.
...Миелобус смотрел вокруг голодными глазами. С утра ему повезло. Он поймал сначала трех жирных мишлей, а потом еще одного, очень вкусного, хотя и не такого жирного. Этого, однако, оказалось мало после вчерашнего проварения, оставившего желудок пустым и гулким, как панцирь ягля.
Сейчас миелобус смотрел на Боба, и думал не о Вечности, а о ланче. Или даже об ужине. Боб выглядел упитанным и вполне съедобным, даже в позе Лотос и вниз головой.
...Из-за забора за миелобусом наблюдал гульк. Шерсть его свалялась на животе и боках, но на спине была все еще синей и блестящей. Левый гляд гулька пожелтел, но обзорности не потерял. Гульк почесал его задним когтем, сделал еще шаг в сторону миелобуса и замер. Со стороны могло показаться, что это ветер немного подвинул мусор у забора.
...Миелобус насторожился. Мишли или Боб - это одно, а вот оказаться самому в брюхале - это совсем другое.
...Горалики осторожно разгребали грунт, когда брогер впереди зиркнул и остановился. Втянув воздух, он почуял острый запах гулька. Это было опасно, но могло быть и вкусно. Помахав светящимся кончиком хвота, брогер направил троих гораликов вправо, а остальные веером углубились влево и вперед. Гулька следовало подрывать осторожно, со стороны гляда. Только там гульк не мог учуять опасность.
Ветрар старался, как мог. Он рассредоточил себя в объеме двора, склада и прилегающей территории. Его консистенция почти не отличалась от средней консистенции Ливерианской атмосферы средних широт. Тем не менее, насытится все не удавалось. Он уже вобрал в себя все запахи, которые мог. И дыма над старой проварней, и бригады ремов, копошащихся в мастерской. И толстого рема, висящего зачем-то под потолком в позе Лотос. И миелобуса, изготовившегося к плюку. И старого гулька. И даже дюжины гораликов, осторожно подрывающих гулька на глубине четыре дама.
Голод не проходил. Следовало что-то предпринять. Ветрар надулся, и пыхнул в окно мастерской. От неожиданного пыха, Боб потерял равновесие и рухнул вниз, прямо в кипящую пульму. Конечно, до пульмы он не долетел - сработала система защиты, завыла сирена экстренной эвакуации и все, кто работал в мастерской были немедленно выцежены в конденсор. Хорошо еще, не прямо в осадок. А ведь по прежним правилам, туда бы им всем и дорога.
Испуганный сиреной миелобус прыгнул вниз, угодил прямо в левый гляд гулька и вцепился в него всеми своими крюглями.
Гульк мелтернулся, потерял контрастность, но быстро сосредоточился и попытался урыться. Естественно, не смог - дюжина гораликов уже урыла под ним весь грунт, и он просто глюкнулся вниз на четыре дама всеми своими ларами, глядами и миелобусом, висящим на синей спине.
Горалики рюхнулись во все стороны, но было поздно. Тушка гулька накрыла их, словно ловчая сетка и начала понемногу проваривать. В это время и миелобус пришел в себя, крехнул негромко, и приступил к трапезе. Гульк был жесткий, но съедобный, а полупроваренные им горалики - и вообще отличны.
...Пока бригада отскребла Боба от стенки конденсора, смена кончилась. Почти всю пульму пришлось вылить. Ветрар был счастлив - такого царского ужина у него не было уже давно - смелкус недопроваренной пульмы можно было ощущать за восемьсот данов от мастерской.
...Свободна. Наконец свободна. Она наслаждалась этим состоянием, и изливалась в воздух всеми своими жлезами. Она отдавала себя этому наивному молодому ветрару. Она вбирала этого ветрара в себя, чтобы уже никогда больше не начинать с нуля, с бессознания, с небытия. Но что-то почти не уловимое было не так, не правильно во Внешнем мире...
...Биллу при раздаче птероккоков выдали на 3 гриля меньше, чем Бобу. Это значит - снова ложиться спать голодным. Ну уж нет! Билл тряхнул жвалами и растянул дых. Он уже давно приметил молодого ветрара, ужинающего вокруг мастерской смелкусом недопроваренной пульмы...
...Резко зазвонил будильник. Боб, не выходя из состояния полусна-полубодрствования, в котором он находился, хлопнул по тумбочке левой передней ходилой. Будильник взвизгнул, но отскочить не успел. Боб отцепился от флоренитовой трубы, проходящей под самым потолком Медитарни и грузно, но, по-своему, грациозно, плюхнулся на пол. Кажется, на этот раз медитация была удачной. Он чувствовал себя бодрым как никогда. Ловко перебирая ходилами он направился к на кухню, где тихо урчал холодильник, похожий на транслокатор.
Очень хотелось есть. Самое время для омлета и чашечки крепкого кофе. И - скорее в мастерскую. Образ новой, еще никем не провареной так совершенно пульмы уже просится наружу, уже ждет своего воплощения в бруки...
О, Вдохновение! Так сладостен твой вкус и запах во всех мирах!