Аннотация: Странные события - знак судьбы или недоразумение
- Ты спятил!
Илья обернулся на шёпот. Не сразу, но вспомнил: девушка перед ним - его супруга Ольга; вместе они сидят на бесконечно долгом семинаре по "вышке". Ольга тем временем крутила пальцем у виска и энергично артикулировала губами:
- Ты в своем уме? Зачем ты ешь эту гадость?
Илья проследил её выразительный взгляд и увидел свою покрытую белым налётом руку, пальцы, что намертво вцепились в маленький и почему-то влажный кусок мела. Память снова не без проблем, но всё же представила объяснение: его вызвали к доске, он что-то там писал, а, вернувшись на место, прихватил мел с собой. В этом не было ничего, что могло бы вызвать столь бурную реакцию супруги. Но ещё через мгновение Илью охватили более интересные воспоминания.
"Вышку" он тихо ненавидел. Илья чувствовал, как его мозги парализует, стоит только заикнуться по поводу интегралов и формулы Ньютона-Лейбница. Ольга же, напротив, усваивала предмет без особых проблем. Илья был склонен объяснять это большей дисциплинированностью, нежели интеллектуальным превосходством супруги. Как бы то ни было, он всегда откровенно скучал, когда на семинаре разбирали новую тему. И даже обзавелся условным рефлексом: лишь только прекращался опрос, преподаватель, аудитория, институт исчезали для него, исчезали сами собой. Гул преподавательского голоса вводил Илью в полусонное состояние, где время текло намного быстрее.
Так было и в этот раз. Лишь только Илья вернулся на место, по аудитории пронёсся вздох облегчения - значит, к доске больше никого вызывать не будут. Взгляд Ильи тем временем перекочевал к огромному окну аудитории. Все звуки для него моментально превратились в одно бессмысленное жужжание. Предметы вокруг растворились в тумане, остался лишь узор грязи на давно немытых стёклах. В одном месте хлопья чёрной копоти расползлись в виде лучей, исходящих из одной точки. В другом - грязные разводы образовали несколько причудливых профилей. Илья потратил кучу времени, подыскивая подходящие ассоциации для этих разводов.
Но постепенно пятна теряли очертания, наползали друг на друга. Стены аудитории таяли в молочном тумане. Звенящая пустота охватила мысли Ильи. Он с интересом наблюдал, как тело погружается в приятную негу. Он помнил: в таких ситуациях нужно оставаться начеку, не то рискуешь позорно заснуть. Илья замер, нащупав комфортное равновесие между бодрствованием и сном, и вскоре его посетили новые, весьма забавные ощущения. Возникла странная иллюзия: будто тело его увеличилось в размерах и продолжало расти - рывками, с каждым выдохом, с каждым щелчком ресниц. Тело становилось невероятно большим, похожим на гигантскую губку. Каждая пора на коже превращалась в глубокую дыру, а вместе эти тысячи пор с громким причмокиванием дышали. Внутри тела тоже было на что посмотреть. Илья наблюдал похожий на горную реку ток крови, видел работу сердца, печени, легких, напоминающих таинственные машины. Он смотрел и восторгался фантасмагорическим зрелищем собственного тела, изрезанного ходами и тоннелями, в которых свищет ветер, и гудят от натуги сложные механизмы. Илье нравилось такое состояние, но вскоре что-то потревожило его, словно зуд, нетерпеливый и настойчивый. Щекотка нарастала, усиливалась, грозя свести с ума. Но не успел Илья толком испугаться, как вдруг всё пропало, и он провалился в забытьё. Оттуда его вывел тихий вопль супруги.
Илья крутил в руках кусок мела, не обращая внимания на гневный шёпот Ольги. На куске были ясно видны следы зубов, но при этом - никаких неприятных ассоциаций. Напротив, между щекой и десной Илья языком нащупал остатки какой-то вкусной пищи. Он попытался припомнить, что же такое недавно ел, но - ничего похожего. Затем Илья поднёс мел ко рту, и тот сам собой открылся навстречу куску, как старому знакомому.
"И что это я? Действительно, мел жрал", - Илья в приступе брезгливости швырнул мел внутрь стола - тот ему показался вдруг ужасно грязным. Следующие пару минут он пытался вникать в то, что говорил преподаватель, но тщетно. Мысли о меле, заброшенном в стол, становились всё настойчивей. Нарастало желание, чем-то похожее на голод. А объектом желания был всё тот же кусок мела. Он вертелся перед глазами, такой соблазнительно белый. Илья явственно представлял его шершавую поверхность у себя на языке, чувствовал сладковатый вкус густой кашицы во рту. Когда слюноотделение стало невыносимым, Илья, крадучись, полез рукой в стол. Затем, пряча мел от Ольги, поднёс его к зубам и легонько погрыз. Это оказалось неожиданно приятно, и он продолжил. Когда кусок был изгрызен до крошки, Илью поразило раскаяние. Ему вдруг стало жарко, а слева под рёбрами возникло болезненное жжение. Горло его судорожно дёрнулось пару раз, и Илья, схватившись за живот, устремился в коридор. Ольга вскочила вслед за мужем, бросив на ходу:
- Я только узнаю, что с ним...
Илья долго просидел на корточках перед унитазом, но рвоту вызвать не смог. Умывшись, он почувствовал себя на редкость хорошо. Выбравшись из туалета, тут же столкнулся нос к носу с Ольгой - та дежурила на дверях. Её лицо выражало крайнюю озабоченность:
- Что с тобой, Люш?
- Живот прихватило. Сейчас, вроде бы, всё в порядке.
Эти слова и внешне благополучный вид мужа заставили Ольгу сменить интонацию:
- Потому что не надо всякую гадость в рот тянуть! Как ребёнок малый! Охота тебе подхватить дизентерию, желтуху или ещё чего похуже? Давай, давай!
В принципе, Ольга не была стервозной особой, просто иногда её замыкало, и она принималась воспитывать. Особенно - мужа. Её излюбленным методом становился гротеск, усугубление ситуации до неприлично громадных, пугающих масштабов. Илья с ужасом думал, чего ещё предстоит вытерпеть их детям, которые когда-нибудь появятся. Ему самому часто становилось не по себе, когда пустяковый промах в интерпретации Ольги влёк такие страшные последствия, как инвалидность, тюрьму и смерть близких родственников. Правда, Илья давно уже решил, что с этим можно и нужно мириться. В конце концов, у Ольги была ещё куча разных достоинств, а женщин без недостатков он просто не встречал.
Илья привычно пропустил тираду супруги мимо ушей. Кроме того, всё произошедшее его и самого здорово испугало. Ведь он снова не смог избавиться от навязчивых мыслей. Илья не так давно обнаружил в себе одно неприятное качество, которое, говорят, доводит до сумасшествия. Когда однажды Ольга решила приучить мужа к чистоплотности, как всегда - со свойственным ей размахом, она даже не подозревала, какого монстра это родит. Слова супруги воспринялись Ильей исключительно серьёзно, хотя он и пытался сопротивляться - так, по крайней мере, казалось ему самому. После чего начались проблемы: попытка съесть, "как в добрые старые времена", уличную шаурму вызывала моментальную рвоту, а руки, если их не мыть всего пару часов, начинали зудеть и чесаться. Илья чувствовал, что бессилен, как ребенок, перед собственными мыслями, которые существовали, кажется, помимо его воли. И вот теперь новая напасть - его тянет грызть мел!
Лоб Ильи покрылся испариной. Он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и высунулся по пояс в окно. Ольга терпеливо стояла рядом. Затем, устав созерцать задницу мужа, принялась теребить его за карман брюк:
- Ладно, Люш. Я не буду ругаться, только ты расскажи, что там с тобой...
Илья хотел, было, вывалить на неё все свои страхи, но сдержался. Он всегда ценил спокойствие близких. Особенно если это касалось Ольги. Она же, бывало, обижалась на его скрытность. Он в ответ искренне удивлялся. "Зачем знать обо мне такое, о чём самому страшно или стыдно подумать?" - размышлял обычно Илья. Ольга требовала от него всю подноготную, и в этом деле не останавливалась ни перед чем: плакала, собирала вещи или могла застыть, как кукла, страшно безразличная ко всему происходящему. Тогда Илье приходилось каяться и признаваться во всех мелких, иногда надуманных грехах. Выходило как-то глупо и нелепо, после чего им обоим было стыдно за подобный спектакль. И каждый про себя винил другого - за скрытность или за подозрительность соответственно.
Сейчас Илья допускал, что Ольга просто посмеётся над его проблемой. Или пожалеет. Но не поймёт. А вернее даже - осудит. Ведь негоже, в самом деле, мужику впадать в истерику, пугаясь собственных мыслей. Илья постепенно пришёл к выводу, что жене говорить о своей мании не стоит. А вот голову стоит занять работой. Изучение математики вряд ли поможет отвлечься от навязчивых мыслей. Тут необходимо что-то другое. Вот это можно обсудить с женой. К тому же смена темы остудит её заботливое любопытство.
- Оль, достала меня эта "вышка". Думаю, вся беда - от душных аудиторий. Десяти минут не могу высидеть - сразу ломает, зеваю, как ненормальный, - Ольга кивала одобрительно, но пока не понимала, куда клонит Илья. - Ты же знаешь, мне достаточно почитать твои конспекты вечером. Может, мне хоть на лекции перестать ходить? На работу куда-нибудь на полдня устроиться?
- Слушай, а действительно. Вон у Пашки - фирма, попроси его. Отец, конечно, не скряжничает, но лишними деньги не будут...
В головке Ольги начался процесс поиска, куда бы пристроить гипотетические заработки мужа. Тот же увлёк её в институтский буфет. Ведь в желудке оставалось неуютно и хотелось чего-нибудь съесть. Наиболее подходящим из обычного ассортимента показался кусок курицы гриль. Он был исключительно холодным, поэтому Илья запивал его горячим чаем. Ольга взяла себе кофе с бутербродом, но почти не притрагивалась к ним, развивая захватившую её тему:
- Шторы в гостиной надо поменять. Я видела ткань, ничего себе, на Ленинском. Такая красная с жёлтым рисунком. Холодильник у нас - ещё бабушкин, надоело его по два дня размораживать. Вон, у Людки...
Внезапно Ольга умолкла и уставилась на Илью. Тот замер тоже, пытаясь понять, что с ним не так. Не почуяв ничего необычного, снова продолжил жевать. И тут до него дошло: ведь в его тарелке закончилось мясо, и он, между делом, всё так же внимая супруге, стал отгрызать и перемалывать зубами куриные кости. И опять странная пища показалась ему вкусней обычной! У Ильи закружилась голова, ведь все в буфете смотрели на него, смотрели, как он грызёт кости, точно голодная собака. Он вскочил, и почему-то зажимая рот руками, засеменил к выходу. Ольга с достоинством, но быстро завернула недоеденный бутерброд в салфетку и последовала вслед за мужем. Они молча неслись по коридору, затем также молча сидели на скамейке перед парадным входом в институт. Ольга курила, а Илья, ставший внезапно маленьким и взъерошенным, щупал языком во рту - он умудрился обломком кости поранить себе десну.
Ольга с остервенением втоптала окурок в асфальт и нарочито уверенным тоном заявила:
- Отправляйся домой и ложись, поспи. Мне придётся сходить на политологию, там сегодня какой-то промежуточный зачёт. Тебя, так и быть, отмажу!
Илья послушно улыбнулся, обнажив испачканные кровью зубы. Ольга встала со скамейки, наклонилась и звонко чмокнула мужа в щеку. Затем энергичным шагом удалилась. Илья ещё немного посидел, пока не привык к болям во рту, и только тогда побрёл к автобусной остановке.
Ещё по-летнему светило солнце, и настроение Ильи понемногу входило в норму. Он передумал толкаться в душном автобусе, а решил пройтись до дома пешком. Жили они совсем недалеко, в квартире, доставшейся Ольге от бабки. Ольга и в институт поступила, выбрав тот, который ближе всего располагался к этой квартире. Подобный выбор мог показаться странным, если только не знать Ольгу. Ведь у неё никогда не было особых предпочтений в части выбора профессии. Она отлично училась в школе, блестяще сдала вступительные экзамены (ей, по большому счету, всё равно было, что сдавать) и по привычке так же хорошо продолжала учиться в институте. Илья же пошёл "в кибернетику" из-за фанатичного, но при этом не слишком осмысленного желания. В школе ему всего пару раз довелось сталкиваться с компьютерами, но он испытывал к ним благоговение, почти религиозный трепет. В армии, перед самой демобилизацией он дорвался до древней "экстишки", что пылилась в канцелярии и для которой, ориентируясь лишь по паре найденных в библиотеке книг, он умудрился написать несколько оригинальных программок. Выйдя на "гражданку", тут же поехал в Москву и подал документы в далеко не самый последний вуз. Экзамены почти провалил, но ему повезло - попал под негласную разнарядку на отслуживших в армии. Институтские преподаватели находили в Илье определенные таланты, но учиться ему было действительно трудно. Ведь оказалось, что учат, в основном, не программированию, а десятку совершенно ненужных, как ему казалось, вещей. Они ему снова до тошноты напомнили школу, а ведь он ждал чего-то иного, какого-нибудь таинственного искусственного интеллекта. Что это за зверь, он сам толком не знал, но вряд ли могло быть похоже на ненавистные интегралы.
Илья одновременно презирал своих сокурсников и завидовал им - тем, кто счастливо избежал армии и поэтому вёл себя легкомысленно; тем, кто веселился по малейшему поводу и относился к учебе без должного пиетета. Они, эти вчерашние школьники, не растеряли навыков, поэтому схватывали всё на лету. Могли не сделать домашнего задания, но при этом мастерски выкрутиться у доски. Илью это раздражало, казалось несправедливым. Он сердился на преподавателей, когда те закрывали глаза на безалаберность московских шалопаев. У него самого не было времени ни на веселье, ни на шумные компании. Он и так ничего не успевал. Возможно, именно страшась своего одиночества, он так быстро сделал Ольге предложение - всего через месяц после знакомства. Теперь у него была семья, настоящая семья, правда без детей, своя квартира, чего ещё желать? Но порой Илье казалось: он чего-то в жизни пропустил, чем-то был обделён.
Яркое солнце превратило недавние страхи в необъяснимую грусть. Илья думал о том, чтотакая грусть неуместна, что жалеть особо не о чем, но что-то сильное подбиралось к горлу, и он вдруг ясно понял, что домашние заботы, институт, Ольга душат его, не дают любоваться солнцем и беспричинно радоваться. Даже когда они далеко, Илья чувствовал, как крепко они держат его за ниточки, как направляют его мысли, его действия по обыденному, раз и навсегда заданному руслу. Превращают в унылого, слегка туповатого середняка. Казалось, само его тело, пожирая мел, запротестовало против подобного гнёта. Илья рассеянно брёл, уже давно не в сторону дома, не глядя по сторонам, а внутри него шла легкая и бестолковая потасовка свободолюбца и прагматика. Оба уже начали откровенно раздражать, и тут Илья очнулся от собственного голоса:
- А мела, у вас, случайно, нет?
Он посмотрел в удивленные глаза продавщицы, быстро развернулся и вышел. Оказалось, он задал свой нелепый вопрос в булочной, куда случайно забрёл. Решив, что, действительно, лучше поспать, Илья торопливо зашагал домой. Странный день хотелось поскорее закончить, чтобы назавтра проснуться, а всё уже в порядке. Однако дома его ждало ещё большее искушение. Белёный потолок полностью приковал к себе внимание, что не возникало даже мыслей о сне.
Придя домой, Ольга обнаружила мужа, зарывшегося в Интернете. Его глаза запали, и в них появился незнакомый блеск. Она, надеясь встретить Илью в добром здравии, теперь замерла на пороге комнаты и не могла заставить себя подойти. Что-то в нём кардинально изменилось, и это "что-то" пугало её.
- Как ты себя чувствуешь? - у неё получился длинный шипящий вздох, но Илья понял:
- Ты знаешь, великолепно! Я перестал себя сдерживать - и вот: я - в полном порядке! Правда, в туалете немного потолок подпортил, но завтра обязательно побелю. Куплю мела и побелю...
Последнюю фразу Илья сказал с каким-то плохо скрываемым удовольствием, даже с причмокиванием, что ещё больше насторожило Ольгу. В её практичной головке возникла большая и яркая мысль: "Он, и вправду, спятил!" Ольга тут же отругала себя за неё, но мысль дарила хоть какую-то определенность.
- Что ты там вычитал? - Ольга заставила себя сделать пару шагов в сторону мужа.
- Я? Мне, оказывается, просто не хватает кальция, вот и жру мел. Но, если честно, он плохо пошёл. Желудок болит - стра-ашно! - Илья расширил глаза и сгримасничал. В его исполнении гримаса получилась столь необычной, что Ольга отпрянула. - Пойдем в аптеку. Вот - видишь, что мне нужно.
И он помахал перед лицом жены листом бумаги. Та промолчала.
- Так ты со мной или как? - не дождавшись ответа, Илья ушел, а Ольга осталась стоять, глядя невидящим взглядом прямо перед собой. "Он никогда себя так не вёл", - её внезапно обессилевший мозг смог родить одну единственную мысль.
С этого дня увесистый пакет с глюканатом кальция занял почётное место в кухонном шкафу, потеснив коробки с крупами и мукой. Ольга безучастно наблюдала за всем происходящим и уже не удивлялась, когда Илья регулярно глотал по три-четыре упаковки таблеток. Уговорить его обратиться к врачу она не смогла.
- Пусть идут к врачу те, кто действительно болен. А я чувствую себя здоровым. Кажется, даже здоровее, чем когда бы то ни было. Я просто даю организму то, чего он просит.
- Как ты можешь понять, чего он просит? А вдруг он не просит, а бредит? Какой нормальный организм может просить столько кальция? Куда он его девает?
Скоро стало понятно, куда. Илья рос. За неделю он вырастал почти на два сантиметра. Ключицы его вызывающе торчали, заострились черты лица. Тогда он решил, что ему нужны физические нагрузки, после чего принялся по вечерам тягать штангу в ближайшем фитнес-центре. Мышцы нарастали быстро, и спустя каких-нибудь пару месяцев некрепкого, в целом, телосложения Илья стал настоящим богатырем. Ольга уже не знала, как ей реагировать на это. Ощущение новизны проходило, изменения во внешнем облике мужа перестали казаться ей непривлекательными, а даже наоборот. Поглаживая упругое и сильное тело мужа, она уже с трудом могла вспомнить, каким он был прежде.
Илья менялся не только внешне. Было видно: всё, что приходится делать, даже мытьё посуды, стало вдруг доставлять истинное удовольствие. Илья с радостью ворочал свою штангу, с упоением читал конспекты лекций, с громким пением пылесосил квартиру. Силы в нём переливались через край так, что даже ежедневный и, по правде говоря, изнуряющий Ольгу секс не мог прибавить ему сонливости.
- Надо спокойно воспринимать всё, что происходит, - говорил Илья после очередной бессонной ночи. - Глупо мучиться, когда не нужно больше так долго спать. Если организм не требует, значит, займёмся чем-нибудь другим, чем-нибудь полезным. Да и вообще: не нужно паниковать и бороться с тем, что поначалу кажется странным. Нужно просто слушать своё тело. Заболевшая кошка идёт на газон и кушает травку, а человек зачем-то глотает ядовитую гадость - ту, что прописывают доктора. Нет, чтобы спросить собственный организм: чего, мол, тебе не хватает? Ведь может оказаться, что достаточно травки на газоне покушать...
Однако постепенно тело Ильи теряло гармоничные очертания. Его конечности всё больше напоминали части некого механизма. Ступни стали широкими и не влезали ни в одни ботинки. После очередного безуспешного похода по магазинам Илья почувствовал неуверенность Ольги: она невпопад отвечала, пугливо косилась на его громадные стоптанные кроссовки и тихо вздыхала. Илья взглянул на себя её глазами и вдруг понял: она боится будущего. Изменения, что происходят с его телом, лишены какой-нибудь чёткой перспективы. И это пугает, пугает своей неопределённостью. Потому что невозможно даже представить, чем это может закончиться. Илья видел захлестнувшую Ольгу тоску по утраченной предсказуемости, "обычности". Она устала ждать, когда можно вернуться к годами отшлифованным планам на будущее. Ведь нельзя же так просто взять и отречься от них. Ольга, видно, когда-то решила просто перетерпеть, но уютное прошлое даже не думало возвращаться. И сейчас ей нужно дать какое-нибудь объяснение происходящему, иначе она запросто может впасть в депрессию.
- Оль, пойми, я уверен, что всё это, - Илья развёл руками, указывая на себя, - для чего-то нужно. И это - не болезнь. Мой организм к чему-то готовится. К чему-то значительному. Я не могу пока объяснить, но я это чувствую.
- Брось! Какая может быть значимость, когда всем понятно, что это - аномалия.
- Может, с точки зрения обывателя, и аномалия. Что-то исключительное - всегда аномалия. Но в жизни часто случаются события, которые никто не в силах объяснить, последствия которых невозможно предугадать. Людям же удобно объявить их случайностью. Аномалией. Игнорировать, пока не задевает их лично. Или, если уж задело, объявить себя жертвой. Не потому, что больно, а потому, что вдруг понимают: слишком много в нашей жизни от нас не зависит. Хотя, что в этом такого? Ну, не зависит! Да и Бог с ним! Точно так же, как нужно слушать своё тело, нужно слушать и судьбу. Не бороться, а внимательно следить за ней и подстраиваться. Она всё равно своё возьмёт. Но ты, по крайней мере, не будешь считать себя жертвой. А если мы, такие несчастные, сядем на попу и расплачемся, не придёт никакой добрый дядя и не отведёт нас в безопасное место. Мы, только мы сами можем выбрать: бороться с судьбой и получать от неё тумаки или принять, как должное. Нет, не так! ...или поверить, что в любом странном повороте судьбы есть какое-то высшее предназначение...
- Красиво говоришь. Только вот не получается взять и поверить, будто из того, что ты облопаешься мелом, сработает какое-то там предназначение...
- Опять ты за своё: нужно, чтобы тебе заранее пообещали приз, иначе ты не играешь! Ты согласна терпеть мою необычность, только будучи на сто процентов уверенной, что когда-нибудь благодаря мне, моему новому мощному телу случится самое настоящее чудо. Например, я смогу спасти выпавшего из окна ребенка. Поймаю его прямо на лету, а тот лет через тридцать изобретет лекарство от всех болезней. Но это же наивно! Хотя, возможно, всё именно так и случится - в это стоит поверить. А пока просто жить в своё удовольствие. Радоваться мелочам. И, кажется, у меня это стало получаться. Раньше не получалось, а сейчас - всё по-другому. Согласись, мел выделил меня из толпы. И я почувствовал себя избранным. Я понял, что вовсе не обязательно что-то делать, если это делают остальные. Нужно сперва разобраться, нравится мне это или нет. Оказывается, во мне столько шелухи, столько всего скопированного с других! Я ем всё то, что все едят, сплю, когда все спят, злюсь, думаю, мечтаю, как все! Мне даже в голову не приходило, что может быть по-другому! И только сейчас я понял: изменения в моём теле - это знак, что пора менять и всё остальное, надо...
- А как же я? Меня тоже надо сменить?
- Нет, что ты! Нет, ну ты такое скажешь, - Илья, смутившись, издал нервный смешок.
Ольга была мудрой женщиной. Она рассмотрела в этом смущении искренность. Она не могла не заметить горящих глаз Ильи. И его энтузиазм был весьма заразительным. Лицо её постепенно смягчалось, а в душе возникло нечто с запахом детских воспоминаний. Действительно, ожидание какого-то чуда. Пусть не спасённого ребёнка, но чего-то большого и радостного. Чтобы для всех вокруг, а они с Ильёй - непременно в центре внимания. Ольга улыбнулась сама себе, хотела отругать себя за наивность и не смогла. Кажется, впервые за всё время замужества она вдруг захотела поверить Илье без оглядки, почувствовать себя рядом с ним маленькой девочкой. Не контролировать, не проверять, а довериться до конца, как в детстве отцу или даже больше. Она, не в силах уже сдерживаться, бросилась Илье на шею, впилась губами в шею и так повисла, абсолютно счастливая. Илья даже не вздрогнул, не ощутил на себе тяжести супруги. Он просто сгрёб тело Ольги в охапку и, уткнувшись в её волосы, крепко зажмурился.
Они понимали, что стоят посреди людной улицы. Что и без крепких объятий притягивают взоры прохожих. Но это лишь придавало большей остроты их молчаливому единению. Они впервые за много времени не боялись осуждающих взглядов, не сдерживались, не ограничивали себя. Ведь они, наконец, договорились, пришли к единому знаменателю после месяца незаметного отчуждения, принесённого в их семью необычным пристрастием Ильи. Здравый смысл вернулся вначале к Ольге - до неё вдруг дошло, что муж возбудился, а ладони обхвативших её рук стали вдруг чрезвычайно подвижными. Она отстранилась, скорчила строгую гримасу, и её великан подчинился. Он аккуратно поставил её на землю и виновато одёрнул куртку. Оба рассмеялись и, взявшись за руки, зашагали дальше. Волшебство растаяло, но ещё раньше исчезли все туманные, неуловимые страхи.
Следующие три месяца были похожи на игру. Супруги как будто только что родились, как будто только что увидели друг друга. Их взаимный бурный восторг вначале раздражал окружающих, но потом все привыкли. Илья не мог не вызывать интереса, бессознательного желания узнать его получше, поэтому вокруг него быстро возникла устойчивая компания. Ольга, которая незадолго до истории с мелом пыталась примириться с угрюмым характером мужа, вдруг обнаружила себя в эпицентре институтской тусовки. При этом она видела, что интерес людей к Илье - отнюдь не любопытство к "базарному уродцу" (именно такую характеристику она случайно подслушала в женском туалете от каких-то завистливых баб). Её муж преобразился и внешне, и внутренне. Он стал остроумен и неистощим на выдумки, откуда-то появилась самоирония. Кроме того, он таким же чудесным образом обзавелся внимательностью и аналитическим мышлением. Учебники он только пролистывал, а на занятиях снова скучал - но теперь уже по другим причинам. Если раньше Илья не успевал за другими, то с некоторых пор начал сердиться, почему так долго топчутся там, где всё и так понятно. Ночью он принялся сочинять детские сказки и гэги для институтской команды КВН. И если последние регулярно звучали со сцены, то первые Илья стеснялся кому-либо показывать. Однажды Ольге удалось прочитать пару страниц - прочитанное оказалось настолько неординарным, что она не поняла, гениально это или бездарно.
Жизнь превратилась в сплошной счастливый угар - Ольга готова была в любой момент рассмеяться. Они вместе с Ильей придумывали что-то и тут же воплощали это в жизнь - будь то поездки, вечеринки или перестановка мебели. Откуда-то в доме завелись деньги - владелец фитнес-клуба, где занимался Илья, зачислил его тренером и платил приличную зарплату лишь за то, чтобы тот приходил тренироваться именно в его зал. Единственно, что беспокоило Ольгу - это сны. Регулярно ей снился Илья - в больничной палате, бледный, с заостренными скулами, как Шварцнеггер в последних фильмах. Ольга просыпалась, тихонько плакала и, убедившись, что от мощной горы рядом веет спокойным теплом, засыпала снова. Они начали подумывать о ребенке...
Однажды, проснувшись среди ночи, Ольга не обнаружила рядом мужа. Решив, что тому, как обычно, не спится, она сходила в туалет и собиралась, было, снова юркнуть в постель, но не успела. Что-то остановило её. Дурное предчувствие, которое хотелось списать на обычную ночную тревожность, на неприятный осадок от навязчивых снов. Чтобы успокоить себя, она заглянула на кухню. Но лишь открыла дверь, как тут же что-то ёкнуло в груди - Илья неподвижно возвышался в центре кухни, упираясь головой в люстру, а его тень заполняла почти всё небольшое пространство между столом и холодильником. Илья был неподвижен, плечи - опущены, а спина - сгорблена. Он никак не реагировал на появление супруги, а глаза его с пустым, ничего не выражающим упорством смотрели в угол. Ольга взяла мужа за руку - та была влажной и холодной.
- Люш, что случилось? - Ольга не узнала свой хриплый голос.
Илья с трудом перевёл на неё взгляд, но ничего не ответил. Было видно, что он уже очнулся от своих мыслей, но ещё не в силах говорить. Он несколько раз глубоко вздохнул, и по лицу его пробежала быстрая тень. Ольга терпеливо ждала. Наконец, Илья прошептал:
- Я больше не хочу есть мел.
Даже не успев толком обдумать эту новость, Ольга выдала бодрым голосом:
- Это же замечательно, Люш! Мы так ждали этого!
Илья зажмурился и замотал головой. Ему всё ещё было трудно говорить. Он присел на краешек табуретки, а Ольга тут же вскарабкалась ему на колени. Илья набрал в грудь воздуха и выдохнул:
- Так ведь ничего значительного не случилось...
- А почему обязательно должно было случиться? - Ольге всё было понятно - тревога не оправдалась, всё, кажется, в порядке, поэтому хотелось побыстрее забраться обратно под одеяло. - Это были только наши с тобой предположения. В конце концов, ты же не сдуешься, как воздушный шарик, если перестанешь есть мел?
- Но это ещё не всё. Я опять хочу спать, а ведь ещё нет даже трёх. Я устал. Я уже несколько дней чувствую себя чертовски усталым. Мне надоело юродствовать, надоели эти тусовочные морды вокруг. Оль, я становлюсь прежним. Ты помнишь, каким я был?
Ольга задумалась. Она уже не знала, что ответить. Мозги её толком ещё не проснулись, а её саму начинало злить нытьё мужа. Но она понимала, что нужно сдержаться. Нужно уложить его спать, а завтра всё будет по-старому. Ольга взяла руками голову Ильи и, уставившись ему прямо в глаза (хотя тот и пытался отвести взгляд), торжественным тоном произнесла:
- Всем рано или поздно надо отдыхать. Закончится сессия, и сможешь от всего отвлечься. Нечего паниковать, если что-то надоело. Мне тоже, бывает, надоедает одна и та же еда, одна и та же одежда. Это - нормально! А теперь пойдем спать.
- Ты, что, не понимаешь?!! - Илья вырвался и теперь бросал слова куда-то в сторону. - Если всё вот так закончится - значит, действительно, это была болезнь. Сумасшедшая случайность! Мои исключительные кости никому на самом деле на фиг не нужны! Когда, помнишь, мы с тобой в обнимку стояли на улице, я ведь тогда сам вдруг поверил, что впереди у меня - что-то большое и значительное. Убеждал тебя и, представляешь, сам в это поверил! Поверил, что теперь можно жить, растягивая удовольствие, приближаться к своей цели мелкими шажками. Как в детстве, когда точно знаешь, что рано или поздно станешь взрослым и сможешь покупать себе мороженое и наедаться им до отвала... А теперь...
- Но ведь у тебя есть я, и мы хотели ребенка...
- Да... конечно, - Илья вяло кивнул в ответ. - Только не думаю, что зачатие себе подобного - это какое-то особое достижение...
- Ты ведешь себя, как придурок! - Ольга рассердилась.
- Ну, прости, извини... Попробуй меня понять. Мне кажется, я вдруг потерял что-то очень и очень ценное. И это нельзя ничем заменить. Я хочу нашего с тобой ребенка. Правда, сильно хочу! Никуда моё желание не делось. Но мне вдруг стало не всё равно, сможет ли мой сын гордиться мной. Ведь, казалось, вот оно, то, главное, совсем рядом. А теперь получается, ничего особенного не будет, что я сам себя вот уже полгода обманываю, придумываю небылицы. Просто у меня что-то с головой или какой-нибудь железой внутренней секреции. Понимаешь, если бы хоть что-нибудь случилось, даже то, что я не смог бы объяснить, было бы легче...
- То есть, если бы ты спас не выпавшего из окна мальчика, а старого, маразматичного алкоголика, ты бы обрадовался?
- Да! Я бы смог смириться, потому что я не претендую на понимание конечного смысла, но мне необходимо чувствовать, что он есть. В невидимом геройстве тоже есть свой шарм - можно скромно, со сдержанным достоинством ждать, пока благодарные потомки прослезятся, осознав... Но что-то значимое должно быть. Иначе, я просто не понимаю, зачем... зачем жить.
- Нет, так дело не пойдет. Давай договоримся: сегодня - никаких скоропалительных выводов. Сегодня - шагом марш спать, а завтра вернемся к разговору, вместе во всём разберемся. А то: "зачем жить!". Скажешь, тоже...
Илья дал себя увлечь и уложить в постель. Ольга гладила его по волосам, пока не услышала ровное сопение. К ней самой сон не шёл. Она представляла, что бы случилось, спаси, действительно, Илья законченного алкаша. Мужу такой расклад кажется нормальным, но сыграть роль матрасика для чёрт знает кого - это как-то... не очень! А если матрасик ещё пострадает, порвётся где-нибудь... Страшно представить! Мысли в Ольгиной голове сами собой разгулялись:
"Странно, что люди не могут жить просто так. Зачем-то им нужна теория - такая, чтобы всё объясняла. Им кажется, что с объяснениями жить проще. Но любая теория рано или поздно умирает. И приходится больно разочаровываться - мол, столько времени угробил на дурацкие заблуждения... Надо быть слепцом, чтобы не видеть: с мелом у Ильи была самая натуральная болезнь. Мы же чего-то себе напридумывали! И я тоже хороша! Но ведь было в этом что-то... Мне, в конце концов, нравилась новая жизнь. И теперь оказывается, что она стала такой, чтобы соответствовать исключительному, геройскому будущему. А это будущее ничем не реалистичней фантазий пятилетнего ребёнка! И что теперь? Нельзя же всё так и оставить, надо бороться! А то эти тусклые глаза, как сегодня на кухне, ничего хорошего не сулят. Я просто должна выдумать достойное применение этим гигантским костям. Или подстроить для них чего-нибудь героическое..."