Аннотация: Мировой экономический кризис? Блистающие на солнце вампиры? Египетские боги и миллиарды Мубарака? Главные герои Дендоф начинают собственный проект. Обновлено 2014-10-12а. Добавление выделено синим шрифтом (и оно не в конце!)
Течения и встречи
Точный момент начала этой истории определить сложно.
Могут найтись даже и такие люди, для которых началом истории будет не что иное как "большой взрыв" (или, по другой версии, Слово), породивший вселенную. Но для этих людей все истории всегда начинается с "Того Самого Момента" и, благодаря такому универсальному взгляду на Вселенную, где-то в его окрестностях и заканчиваются. Текущая мелочевка кажется на такой временной шкале какой-то уж совсем текущей и мелочной.
Кто-то, руководствуясь принципом "ищи того, кому это выгодно", скажет, что началом истории можно считать то сидение по шею в грязи с карабином наперевес, когда Герман впервые заметил шевеление черных пятнышек на границе видимости. Идея, безусловно, интересная, но тот же Герман затруднился бы определить, что именно является выгодным для этих самых черных пятнышек. Да и заметил он это мельтешение далеко не сразу, так как его в тот момент гораздо больше интересовало, справятся ли сканеры и искусственный интеллект среднего уничтожителя с задачей обнаружения противника, пытающегося притвориться кучей мусора.
Кто-то, следуя примеру Гомера и не желая начинать "ab ovo", заметит, что на самом деле конкретно эта история началась с телефонной просьбы шефа встретить в аэропорту американку. Звонок, с точки зрения определения времени, гораздо предпочтительнее. Шеф позвонил Герману на мобильный, и, следовательно, где-то в архивах оператора сотовой связи продолжают храниться логи звонков с указанием их точного времени. Вот только для самого Германа звонок был хоть и неожиданным (звонки от начальства в выходной день всегда неожиданны), но вполне ожидаемым. О приезде мисс О'Тул было известно заранее, причем всем в институте, даже тем, кого это волновать совершенно, казалось бы, не должно.
Во-первых, мисс О'Тул была хоть и "мисс", но формально "миз", то есть предпочитала именоваться без указания на семейное положение и была представительницей эмансипированного и активного поколения новых бизнес-леди. И приезд такой бизнес-леди напрямую для работы в лаборатории шефа в рамках, как было указано в запросе, "сбора материалов по подготовке PhD", было для шефа указанием на то, что его наполеоновские планы по выделению кафедры в отдельный факультет, имеют под собой некоторое основание.
Во-вторых, хоть мисс О'Тул именовалась и "миз", но происходила из "одной известной семьи" и поэтому была самой что ни на есть рафинированной "мисс", взрощенной гувернантками и домашними учителями. Для шефа, который тоже был "из приличной семьи", хотя и не международного масштаба, это было бальзамом на душу. Он сильно надеялся, что девушка по достоинству оценит его старомодные манеры и увидит в нем родственную душу.
Ну и, в-третьих, мисс О'Тул была-таки "мисс" в самом что ни на есть прямом значении этого слова, и в глазах некоторой части коллектива выглядела чертовски привлекательно, будучи молодой (чуть за тридцать), богатой (о "приличности" семьи в денежном смысле по институту ходили уже просто легенды) и незамужней девушкой да еще и из самой из Америки.
Герману вся эта суматоха вокруг приезда американки не принесла ничего, кроме головной боли. Шеф носился по институту и отчаянно интриговал, сбивая костяк того, что должно было стать, по его замыслу, новым факультетом. На месте он практически не бывал, сбросив все текущие вопросы на зама. Михал Петрович Германа недолюбливал и попытался ввести для Германа строгий режим рабочего дня. От присутственных часов Герман отбился, но отношения с зам. зав. испортил окончательно. К счастью, лаборатория была целиком в непосредственном ведении шефа и Герман, не моргнув глазом, оправдывал свое частое отсутствие некими "нуждами лаборатории".
Кроме Петровича, Германа непрестанно атаковали все молодые и молодящиеся мужчины института. Причем, если вначале местные ловеласы пытались перевести Германа из разряда знакомых в приятели, чтобы иметь в будущем возможность как бы невзначай наведаться в лабораторию, то потом начали настойчиво требовать обещаний "обязательно познакомить их с мисс О'Тул". Слабые попытки Германа оправдаться тем, что он, собственно, и сам еще с девушкой не знаком, успеха приносили: "увертки" пропускали мимо ушей, на них обижались... Дошло до того, что пара особенно настойчивых начала всерьез ревновать Германа к будущей аспирантке.
Общий идиотизм ситуации и невменяемое поведение "донжуанов" настолько разозлили Германа, что он открыл специальный сайт, посвященный "предстоящему высочайшему визиту", как он выразился на главной странице. В самом верху тикал обратный отсчет времени до приезда. Чтобы разнообразить содержимое сайта, на форуме которого бушевала настоящая война, Герман приблизительно раз в неделю придумывал новости "с фронтов", обычно начинающиеся словами "к сожалению, визит нашей любимицы откладывается из-за болезни любимой собачки" или "миз О'Тул забронировала место на рейсе через ЮАР". Каждое такое сообщение вызывало бурные обсуждения и новые витки ругани. Через некоторое время Герман подуспокоился и возня с сайтом его стала утомлять. Поэтому он и сам незаметно для себя стал с нетерпением ожидать ее приезда. Бросить сайт как есть Герману не давала заготовленная шутка: после приезда девушки он планировал выставить слоган "время пошло!" и заменить таймер, отсчитывающий время до приезда, на такой же, отсчитывающий время до её отъезда.
Так что звонок шефа с просьбой встретить девушку был Германом встречен с некоторым даже облегчением.
. . .
Поэтому для самого Германа история началась гораздо позднее, когда он сидел в машине перед въездом в Шереметьево-2 и ждал сообщения о посадке рейса. Рассчитывать на то, что он сможет встретиться с мисс О'Тул, усадить ее и забросить вещи в багажник в течение бесплатных пятнадцати минут нахождения машины на территории аэропорта, не приходилось, но и торчать в аэропорту лишнее время, тратя свои кровные, тоже не хотелось. Поэтому Герман сидел в машине и читал на наладоннике новости, периодически проверяя через интернет состояние рейса. Состояние стабильно показывало "ожидается по расписанию", что не могло не радовать - Герман и так приехал с большим запасом, неожиданно проскочив предполагаемую пробку на шоссе практически без задержки. Вереница машин на обочине, состоящая из таких же ожидающих прилета, выстроилась приличная.
. . .
* * *
Айна с того самого момента, как смогла осознать себя, была уверена, что TBD. Если вокруг полустакана воды ведут вечный спор пессимисты и оптимисты, то для Айны никакой причины для спора там не было: во-первых, она была не особенно-то способна к абстрактному мышлению, во-вторых, половину ЕЕ воды из стакана кто-то украл или, скорее, нарочно вылил, а в остаток насыпал яда и еще плюнул и, в-третьих, она обязательно найдет этого человека и отомстит.
Жизнь ее состояла из контрастов: она родилась в Москве (хорошо), но в семье приезжего мусульманина (плохо). Семья была весьма небедна (хорошо), но деньги в семью приносил отец, точнее, он их никуда не приносил, а только выдавал жене на ведение хозяйства (плохо). Училась она в закрытой элитной гимназии (хорошо), но среди семей одноклассников их семья была не только не самой зажиточной, но и даже была ниже среднего (плохо). Одноклассники особого внимания на это не обращали (хорошо), но сама они скрипела зубами от бессильной зависти (плохо). Отец не обращал особого внимания на дочь и ее успеху в школе (хорошо), но, когда ей исполнилось тринадцать спохватился, что пора бы и замуж ее выдавать, хватит учиться (плохо). Коллеги по бизнесу успели вправить ему мозги по поводу того, что он уже, вроде как, давно не в Средней Азии живет, а тринадцатилетнюю дочь можно пристроить только в неофициальные наложницы кому-нибудь, а так и до проблем с законом недалеко (хорошо), но отца заодно просветили и в том, что дочь надо будет еще и в институт отдавать, и он таки полез в ее табель (плохо, сидеть было больно почти неделю). Потом, конечно, подзабыл, про эту ерунду с учебой девочек, но про возраст, вроде как, запомнил - и подарил на день рождения массивные золотые серьги с бриллиантами, а то женихи подумают, что приданого нет (хорошо), но в школе такие аляповатые украшения вызвали полупрезрительную реакцию - мол, ни вкуса, ни фантазии (плохо).
Так она и жила, приучившись при отце глядеть в пол и скромно складывать руки, прикрытые рукавами почти до кончиков пальцев. Еще она догадалась не носить украшения при отце больше двух недель после вручения подарка - такое ощущение, что тот забывал о сделанном и у него заново срабатывала цепочка "дочь - замуж - приданое - подарить украшения". С матерью же и младшими сестрами она вовсе не старалась быть такой тихоней. Мать хоть и обучила ее готовить, но после первой же попытки переложить эту обязанность на нее отступила. Сестры безропотно выполняли за нее ту часть домашней работы, которая числилась за ней, стирали и гладили ее вещи, вообще обсуживали ее как служанки.
Так она закончила школу, поступила в институт на платное отделение (благо отцу даже в голову не пришло, что есть какие-то там бесплатные ВУЗы). И тут Айна расцвела. В универе конкуренток ей не было. Она богаче всех одевалась, машину ей выбить из отца удалось почти без проблем, преподаватели с удовольствием шли навстречу обеспеченной ученице в вопросах сдачи экзаменов, лабораторных и практических - отец теперь выдавал деньги не только матери, но и ей, причем сумма "на походить в институт" была вдвое больше материных "денег на дом". Айна была "королевой" потока (причем о наличии кавычек вокруг этого слова даже не подозревала - настолько хорошо русский язык ей освоить так и не удалось, хоть она и была коренной москвичкой, презирающей "понаехавших"). Носить корону ей мешали два обстоятельства: отсутствие постоянного парня (они от чего-то ожидали, что именно она будет заниматься доставлением удовольствия им, а не наоборот, и через пару встреч исчезали с горизонта) и наличие в том же универе Дианы.
Дочь политика первой величины ходила в полу-спортивной одежде. Ее совершенно не женственные берцы и короткая стрижка казались Айне, следующей всем советам Космополитена сразу, нелепыми и даже неприличными. Но самодостаточность Дианы, ее полная сосредоточенность на цели и игнорирование мнения окружающих были настолько похожи на поведение ее знаменитого отца, что казались всем эксклюзивной особенностью и даже примером для подражания. Айна ходила на пятнадцатисантиметровых "киллерах" (хорошо), Диана же зимой и летом обувала берцы (и ей было плевать!). Айна обновляла гардероб не реже раза в сезон, а то и раз в месяц, если очередной номер Космо резко менял ориентиры (хорошо), Диана не вылезала из камуфлированных брюк и только меняла футболки с агрессивными или смешными надписями (и все ржали!!). Айна сделала себе кельтскую тату на пояснице (Космо рекомендует - хорошо!), Диана не особенно стесняясь высказалась в духе "баранов метят хозяева, овцы делают это сами" (и это стало последней каплей).
. . .
* * *
Постояв у закрывшейся двери, Герман развернулся на каблуках и задумчиво двинулся к лифту.
Разговор с американкой оставил Германа ошеломленным. Оснований не поверить ей у него не было. Не то, чтобы он принимал благодарность принцессы как данность. Скорее, за прошедшие годы выражаемая ею благодарность, материализуясь, превращалась во взаимовыгодные предприятия. Длилось все уже больше 10 (15?) лет, так что подвох в сообщении если и был, то очень неочевидный.
Ошеломило же Германа вновь вернувшееся полузабытое ощущение того, что привычный мир вокруг него рушится, и опять надо бежать из всех сил только для того, чтобы оставаться на месте. Короткое, из нескольких фраз, сообщение сместила в его сознании то, что современные мистико-эзотерики называют "точкой сборки". И теперь привычные факты, составляющие обыденность, вдруг сдвинулись и потекли калейдоскопом сияющих брызг.
Грозовые тучи предзнаменований, которые, как оказалось, уже давно маячили на краю сознания, вдруг накрыли темной волной горизонт все его планов: дальних, средних и даже самых ближайших. Все, что он собирался сделать, стало неожиданно глупым и самонадеянным, так как было рассчитано даже не на то, что все будет не просто идти, как идет, а будет становиться все лучше и лучше.
Ярко освещенный холл демонстрировал все атрибуты жилья "бизнес класса": светлые стены, паркетную доску, затейливые дизайнерские занавески и горшки с диффенбахиями. Впечатление немного портило то, что светлые стены были пятнами подкрашены, пол был застелен поверх паркета ковролином, занавески напрочь загораживали окно (впрочем, глядеть во внутреннем дворе, да еще и ночью, было не на что) и раздвигаться, по всей видимости, не умели, а диффенбахии, хоть и дорогие, но искусственные, стояли строго симметрично по сторонам лифта.
Пижонская камера видеонаблюдения поворачивалась за Германом, помигивая красным глазом. Это могло означать либо то, что бдительность охраны на высоте, либо то, что охраннику было нечем заняться. Герман склонялся ко второму варианту, хотя в данном случае одно другому совершенно не мешало. Пристальное внимание к посетителю подтвердилось и тем, что ворота гаража открылись перед машиной без дополнительной просьбы.
Выехав с подземной стоянки кондоминиума, Герман не торопясь отравился в фитнес центр. Мысли его разбегались, и ездить по ночному городу в таком состоянии было не лучшей идеей.
Неожиданный поворот, приданный делу вмешательством Принцессы, требовал продолжительного обдумывания. Приезд миз О'Тул из забавного события, взбудоражившего сонное болото института, внезапно превратился в грозное предупреждение о грядущих катаклизмах. Вопрос "кто виноват?" Германа никогда не интересовал, тем более, что Принцесса ясно дала понять, что виноват как раз именно он. А вот вопрос "что делать?" стал как нельзя более актуальным. На ближайшие пару-тройку часов ответ этот вопрос был очевиден: он нагрузит мышцы физическими упражнениями, а мозг - размышлениями.
* * *
День сегодня был вне расписания его тренировок, к тому же Герман не любил заниматься по вечерам: тренажерный зал заполнялся пришедшими после работы офисными работниками. В результате появлялись очереди на тренажеры, толкотня в раздевалке и прочая суета. Однако в бассейне такого ажиотажа не наблюдалось, так что можно было поплавать в свое удовольствие.
Быстро переодевшись, Герман выбрал дорожку, не занятую старушками, и влился в вереницу пловцов, сосредоточенно наматывавших километры. Ритм вдохов-выдохов и нагрузка постепенно вымывали напряжение, позволяя отстраниться от шквала событий, вдруг ворвавшегося в его жизнь. Однако, одновременно размышлять и плавать было невозможно, и Герман перебрался в тренажерный зал.
Народу в зале было еще многовато - время как раз для офисных работников, прорвавшихся через пробки к здоровому образу жизни. По счастью, большая часть собравшихся была женского пола (мужская половина обитателей офисов предпочитала снимать стресс в барах), а они больше тяготели к беговым дорожкам и велотренажерам. Поэтому Герману удалось найти пару тренажеров, относительно безболезненно вписывающихся в его график тренировок, и он принялся за разминку.
Единственное, чего ему не хватало для того, чтобы полностью отключиться от окружающего -- это отсутствие плеера. Уши, не забитые какой-нибудь ритмичной мелодией, невольно улавливали чужие разговоры. Это только кажется, что в тренажерном зале люди только и делают, что, пыхтя, выжимают железо. Большую часть времени занимает отдых, а наличие рядом друга (а особенно подруги!) превращает отдых в болтовню. Вот и сейчас, в уши Германа заливалось щебетание стайки девушек, оккупировавших соседние тренажеры. В другое время невозможность сосредоточиться на упражнениях его бы расстроила, но сейчас обсуждение пресловутого продолжения "Сумерек" убаюкивало.
Вопрос о том, кто привлекательней - брутальный горячий оборотень или холодный сияющий на солнце вампир - была настолько далека от проблем будоражащих его мозг, что даже заставляла прислушиваться. Тем более, что девичий щебет удивительным образом попадал в ритм его движений. Герман сменил тренажер и даже поставил себе вес меньше обычного тренировочного, чтобы продлить свой нетрадиционный сеанс релаксации.
Сам же звук девичьих голосов больно колол его самое больное место. По сути, поплавав и поподнимав железяки, Герман успокоился, и будущее перестало рисоваться ему темным и беспросветным. Волнение, охватившее его после разговора с посланницей Принцессы, прошло. Точнее сказать, переместилось в рациональную часть разума. Да, ему срочно придется свернуть множество мелких проектов, отнимающих время и деньги. Да, ему придется, наконец, разобраться с жильем, а не навещать в задумчивости просторное бетонное помещение. Но ожидать того, что ему вдруг станет нечего есть, негде жить и придется тратить все силы на выживание не приходилось. Вместо суетливой паники мозг теперь неспешно вырабатывал планы сворачивания всяческих непрофильных затей.
Родители уже давно перебрались в тихое место, обустроились там и потихоньку погружались в сонное бытие университетского городка. Даже если отцу вдруг перестанут выдавать гранты на исследования от крупных фирм, то они вполне себе проживут на две свои профессорские зарплаты. По старой советской привычке дом в городке они даже и не подумали снять или купить в кредит, а купили участок и построили практически самостоятельно. Герман (с братом?) ездил помогать заливать бетоном фундамент и помнил полностью ошарашенные лица соседей, искренне не понимающих, как научный работник может варить арматуру и трамбовать в кирзовых сапогах бетон.
Отца даже попытались было подвергнуть некоторому остракизму за нарушение социальных рамок и ограничений, но тот, сделав вид, что ничего такого не заметил, напечатал в университетском сборнике статейку "Опыт эмпирического исследования экономических предпосылок интеграции мировых технологических приемов в строительстве личного жилья". На самом деле, название статьи было раза в два длиннее и Герман не смог его запомнить (не говоря уже о том, чтобы осилить саму статью). Вышедшая статья разом перевела грубое нарушение диким русским правил социального общежития в разряд безобидного академического чудачества далекого от реальной жизни ученого.
Так что родители могли спокойно наслаждаться жизнью в тихом зеленом уголке, потихоньку посмеиваясь над своими снобствующими коллегами и иногда эпатируя их высаживанием на лужайке перед домом грядок с укропом или ручным выкапыванием винного погреба.
У брата проблем тоже возникнуть не должно было. Он, в отличие от старшего, был бодр, весел, женат и воспитывал двоих детей.
Да, дети и жена - именно это и терзало его последний год. Отношения с Ириной зашли в тупик. Само то, что он называл отношения "отношениями", а не любовью, было одной из заноз, терзающих сердце. Герман старательно пытался убедить самого себя, что то, что между ними происходит как раз и есть любовь, а его собственные сомнения есть просто бурчание почти сорокалетнего холостяка. Однако Ирина, быстро сменив жизнерадостный блеск глаз приехавшей в мечту провинциалки на капризно надутые губы гламурной блондинки, явно не собиралась эти самые "отношения" форсировать.
. . .
В процессе обсуждения сексуальности главных героев девушки каким-то непостижимом образом перешли к сравнению богатств клана вампиров и стаи оборотней. Герману стало противно от такой глупой меркантильности. Сама история Беллы и так достаточно дурацкая, чтобы еще добивать ее романтичность тем, что кажется этим девицей "правдой жизни".
Соседка по тренажеру, которую обступили другие девушки, явно была центром компании, но ему показалось, что она этим положением тяготится - слишком заметно она кривилась, когда остальные подобострастно обращались к ней за одобрением своих бредовых высказываний. Неожиданно для него, девушка повысила голос:
- Вампиры и оборотни - это чудовища. Люди не могут не противостоять им. Иначе они превратятся просто в животных, на которых те охотятся.
Ну надо же, хоть кто-то в их компании нашелся. Герману не понравилось, как остальные отреагировали на эти резкие, но вполне логичные слова. Могут потом и загрызть девочку в своем коллективе. Явно же студентки, молоденькие совсем, и вместе учатся. Придется ему встрять, чтобы разрядить обстановку. Ему-то уж точно раздражение этих гламурочек не опасно. Его еще больше перекосило, когда он подумал, что Ирина бы вписалась в эту компанию как родная, если бы ее в нее допустили, конечно. Все-таки провинциальный говорок и повадки у нее еще давали о себе знать.
А соседка его девушка боевая, спортивная, вон в какой форме находится. Герман чуть вклинился в группу девушек, улыбнулся и открыл рот, чтобы вызвать огонь на себя.
Как показали дальнейшие события, он давно так сильно не ошибался в оценке опасности.
* * *
Дядька, сосредоточенно "тягавший железо" на соседнем тренажере, привлек ее внимание с самого начала. Сначала ее тренированный глаз зацепило то, что вес, с которым тот работал, был ему явно мал: дядька размахивал руками и ногами слишком легко, при этом явно думая о чем-то своем. Ее забавляло, как, уйдя в мысли еще глубже, дядька на автомате шарахал весом по ограничителям, дергался переставить груз побольше, спохватывался и снова принимался двигаться размерено.
Очевидно, мужчина (все-таки, определение "дядька" ему по внимательному рассмотрению не очень подходило, несмотря на изрядно потертые штаны и среднего пошиба электронные часы) использовал тренажерный зал как местно релаксации. Необычно, что тут сказать. Диана видела, как люди в задумчивости крутят в руках карандаши или чешут голову, но вот чтобы работать со вполне приличном весом... Когда же он в очередной раз дернулся переставить нагрузку, она не выдержала и улыбнулась. Ее сегодняшняя свита, увязавшаяся за ней даже в тренажерный зал, чтобы приобщиться тайн современной политической элиты, восприняла эту улыбку как поощрение.
Диане в срочном порядке пришлось вникать в обсуждаемую тему, так как ободренные улыбкой девушки принялись задавать вопросы. К счастью, влиться в разговор удалось легко. Фильм она, конечно, не смотрела, но книжки Стефани Мейер где-то с полгода назад ей попались и неожиданно легко и с удовольствием "пошли". Правда, когда она начала живописать переживания Беллы во время беременности, вытянувшиеся лица собеседниц подсказали ей, что Голливуд в своей обычной манере собирается растянуть три книжки на неизвестное количество фильмов.
Да и антураж, который с придыханием обсуждали девушки, слабо вязался с описанным в книге. Заштатный городок с населением в три с половиной тысячи человек вряд ли мог провести выпускной бал с такой помпой, разве что был закрытым поселком миллионеров типа того, в котором жил отец. Ей даже захотелось посмотреть фильм самой, чтобы сравнить изображенное с написанным. Однако, вспомнив занудные рассуждения "толкинутых" однокашников о том, что именно пропущено и упрощено в экранизации Властелина Колец, решила таких экспериментов не ставить, чтобы "не уподобляться".
Между тем, девушки, поощренные ее невиданно активным участием в разговоре, начали развивать тему. Обсуждение того, кто лучше в постели - сияющий на солнце вампир (откуда солнце в постели?.. или это луг имелся в виду?) или горячий лохматый оборотень, они проскочили очень быстро. Диана даже не успела вставить замечание, что по поводу постельных утех с оборотнями и вампирами надо читать не у Мейер, а у Лорел Гамильтон. Вот там все очень подробно сравнено во всех возможных и невозможных комбинациях.
Однако, девушки практически на одном дыхании перескочили на сравнение богатств стаи оборотней и гнезда (или у Мейер это называлось семьей?) вампиров. Тут, конечно, шанса у оборотней не было ни одного. Диана аж в лице переменилась, слушая тот бред, который несли ее товарки. Причем воодушевление и азарт, с которым они перечисляли зримые приметы богатства семьи Калленов, были просто сродни сексуальному возбуждению: даже не прикоснувшись (по большей части - ведь так слишком далеко от Дианы) к тренажерам, они раскраснелись, покрылись испариной и оживленно жестикулировали. По ним можно было предположить, что та их них, кто быстрее и полнее перечислит богатства семьи вампиров, немедленно получит в награду все перечисленное вкупе с вечным блистающим существованием.
Они даже забыли об основной цели своего прихода в спортзал и перестали ежеминутно обращаться к ней за одобрением. Соседний тренажер затих, затем звякнул и ритм движений занимающегося изменился. Диана оглянулась на "расслаблявшегося". Тот все-таки выставил "свой" вес (раза в полтора выше предыдущего) и теперь сосредоточенно догонял число повторений до какого-то ему известного, тщательно контролируя амплитуду и положение тела. Выражение его лица при этом показалось Диане отражением его собственного: "сделайте мне это развидеть обратно". Ну или "расслышать" в данном случае. Видимо, оживившийся треп пробился сквозь его сосредоточенность, и обсуждение "Сумерек", сведшееся почему-то к ценам на европейские автомобили в США и американские в Европе, ее покоробило.
Диана вздрогнула, когда кто-то из девиц, спохватившись, что они забыли о ней, задал ей какой-то вопиюще меркантильный вопрос. Диане в голову пришло прилагательное "жлобский", хотя не могло же оно относиться к студенткам - коренным москвичкам из вполне обеспеченных семей. Разозлившись, она ответила в том смысле, что чудовищам место на стенах в качестве охотничьих трофеев супруга, но никак не в постели хозяйки. Вся компания ошеломленно замолчала, причем Диане показалось, что ее высказывание об уничтожении вампиров девицы приняли как-то уж очень близко к сердцу. Обстановку разрядил закончивший упражнение сосед. Он подошел подошёл к окружившей ее группе и, глядя поверх их голов, сказал:
- Вампиров нужно убивать, и точка! Охота на кровопийц во все века была достойным занятием.
Затем он обезоруживающе и заразительно улыбнулся, словно скинув лет десять, и отправился в душ.
Диана поймала себя на том, что улыбается ему вслед, и смущенно повернулась к остальным. Несмотря на то, что тело приятно ныло от нагрузки, а пот весьма ощутимо пропитал тренировочный костюм, ее пробил мгновенный озноб, а волосы на стриженном затылке встали дыбом: все без исключения девушки смотрели вслед уходящему мужчине со злобным выражением лица. Причем это была не презрительная гримаса презрения к много о себе мнящему лоху, посмевшему влезть со свиным рылом в калашный ряд, а оскал хищника, почуявшего угрозу. Диана нервно сглотнула, обнаружила, что в горле у нее пересохло, и поспешила схватить бутылочку с водой, пряча за ней свой испуг.
Словно спохватившись, девушки разом переменили выражение лица на обобщенно презрительное и загомонили, наперебой глумясь над потертыми штанами и дешевыми часами (позорно сбежавшего от них, между прочим!) оппонента. В другой раз Диана бы не спустила им такого. Судя по физической форме девушек, износить в жизни хоть один комплект спортивной формы им не довелось - ну разве что поменять на другой по причине того, что предыдущий "после зимы что-то сел сильно". Ей, профессионально занимавшейся спортом с самого детства, такое пренебрежение к человеку, не чуждому спорту было неприятно. Но сейчас первобытный ужас сжал ее горло. Щебечущая стайка девушек превратилась в ее глазах тоже в стаю, но не разноцветных птичек (хотя некоторые экземпляры были по фигуре, скорее, пингвинами), а хищников. Причем хищники эти были не современные - красивые, пушистые, и, уж во всяком случае, млекопитающие. Нет, под тонкой загорелой кожей гламурных студенток ей виделись совершенно допотопные рога чешуя и кровавые отблески в глазах.
К счастью, стая быстро бросила трепаться ни о чем и, не особенно заботясь о приличиях, бросилась за обидчиком в погоню. Нет, они, разумеется, не устремились за ним с мужской душ, потрясая грифами и блинами. Но вот идти в душ вместе со стаей Диане было попросту страшно. К счастью, остальные, весело перекликаясь, направились в сауну, которую сняли заранее. Они даже помахали ей рукой и позвали с собой. Но Диана отрицательно помотала головой, с трудом сдерживаясь, чтобы не заорать от ужаса.
Любой, кто хоть раз видел группу девушек больше двух человек, направляющуюся куда-либо совместно, сразу уловил бы явную искусственность в поведении стаи. Во-первых, группа передвигалась монолитно, не разбиваясь на пары и тройки, во-вторых, все были сосредоточены на цели, да еще и такой странной, как сауна. Никто не постреливал глазами по сторонам, никто не вышагивал по линеечку, подобно манекенщице, делая при этом вид, что такая походка для нее самая что ни на есть естественная и привычная с самого рождения. Ничего подобного сейчас не происходило. Все переместились в сауну быстро, целенаправленно и без отстающих.
Диана перевела дух. Ей этот маневр почему-то напомнил о тренировках на базе спецназа, куда она периодически ездила на сборы перед соревнованиями. В кино любят показывать спецагентш разного калибра, очаровывающих мужчин декольтированными вечерними нарядами и эротично достающих пистолеты из-за подвязок чулок. Выглядит это хоть и сексуально, но глупо - как ролевые игры, в которых красотка для ублажения престарелого ловеласа одевается форму полицейской и, выгнув ногу и поставив ножку на мысок, говорит ему, направив палец с трехсантиметровым маникюром в лоб:
- А кто тут у нас плохой мальчик? Надо его наказать! Пух! Пух!
Сейчас же группа сосредоточенных девушек просочилась сквозь довольно беспорядочно расставленные тренажеры (по всей видимости, в зале шло какое-то переоборудование - во всяком случае, прибавилось тренажеров довольно необычного вида, причем без названий производителя), причем две двойки разошлись по сторонам, формируя фланговое охранение. Во всяком случае, инструктор в лагере описывал "правильное движение в условно-опасной городской обстановке" именно так. Диана больше года ездила вместе с отцовскими телохранителями на их тренировочную базу, пока не поняла, что специфика их подготовки не повышает личную безопасность обучаемых, а наоборот. Да ее, в общем-то, и не обучали специально, только 'физуху' подтягивали, но оценить слаженность групповой работы и контроль окружающего пространства она могла.
Насколько ей было известно, собравшиеся сегодня не только никогда и нигде ничему подобному не обучались, но и оказаться в одной слаженной команде в принципе не могли по причине явного и скрытого соперничества. Она вообще сегодня ожидала момента, когда Гульнара с Фатимой вцепятся друг другу в волосы. Эти двое на одна другую не переносили, будучи внешне практически копиями друг друга и представительницами враждующих кланов. Однако вот, пожалуйста - организовали левую пару прикрытия.
Диана схватила вещи в охапку и поспешила в душ, по широкой дуге обогнув дверь в сауну. В какой-то момент дверь сауны приоткрылась и чья-то рука повесила на ручку табличку "закрыто на спецобслуживание". Диана при этом шарахнулась от двери так, как будто оттуда бросили гранату.
Прохладный душ унял ее дрожь и прогнал страхи. Она сумела убедить себя, что произошедшее ей просто почудилось - все это просто выдумка, всплеск фантазии. Они же обсуждали вампиров и оборотней, вот ей и почудилось что-то хищное в повадках подружек. В конце концов, все они светскими львицами, чему тут удивляться. Диана весело улыбнулась, вытирая голову, когда за ее спиной хлопнула дверь, пропуская тележку уборщицы. Резкий поворот в сторону звука и снова лихорадочно забившееся сердце доказали ей, что до конца успокоиться ей не удалось. Диана решительно собралась и двинулась к выходу. В конце концов, показалось ей или нет, но задерживаться в клубе смысла не было. Не стучаться же ей в дверь сауны, чтобы сгладить неловкость? Это они пришли за ней, а не она за ними.
Уже выходя на улицу, Диана вспомнила, что хотела зайти к своему персональному тренеру. Немного поколебавшись, она вернулась: сауна со странно ведущими себя девушками осталась на втором этаже, в холле ярко горел свет, множество народу занималось самыми что ни на есть обычными делами.
Алексей, ее персональный тренер, был на месте. Он сгорбившись сидел за монитором и, напряженно хмурясь, тыкал двумя пальцами по клавишам. Его мускулистый торс в борцовке, короткий ежик светлых волос над сморщенным лбом вкупе с компьютером, общение с которым вызывало у него явное затруднение, создавали законченный образ тупого громилы, пытающегося шевелить давно атрофировавшимися извилинами. Диана не выдержала и хихикнула, хотя и знала, что в отличие от большинства других Алексей закончил не спортивный, а медицинский институт - поэтому она, собственно, его в свое время и выбрала. Алексей с явным облегчением разогнулся:
- О! Диана, привет! Присаживайся, - Диане показалось, что он ее ждал, хотя о встрече они не договаривались. По крайней мере, он, не задавая вопросов, внимательно уставился ей в глаза.
- Привет. Я по поводу новой программы тренировок, которую ты мне составил.
- Ну, я так и подумал сразу. А тебя в ней что-то не устраивает?
- Честно говоря, меня в ней устраивает все, кроме одного - я не понимаю, как она работает. Ты же меня давно ведешь, и я была уверена, что достигла потолка. Помнишь, мы прошлой зимой это обсуждали?
- Конечно, помню. Я тебя пару лет назад отговорил наращивать мышечную массу дальше. Вместе с твоим сенсеем, кстати. У тебя до сих пор предплечья широковаты, хоты мы их и "сушим" постоянно. Вон, Микаэла меня не послушалась... Конечно, второе место по городу заняла, но нафиг ж девушке сдались кубки по бодибилдингу!..
Диана Микаэлу помнила прекрасно - буквально сегодня Диана приветливо поздоровалась с ней, на что та жизнерадостно кивнула в ответ, не переставая ворочать совершенно неподъемные с виду груды железа. О том, что Микаэла девушка и ее, Дианы, ровесница, свидетельствовал только жизнерадостно розовый спортивный костюм.
- Да уж, видела ее сегодня. Слушай, а ей что, специальные тренажеры поставили? Что-то я таких весов, с какими она сегодня работала, не припомню даже.
- Ага, после того, как она вышла в финал, начальство решило привлечь ее к нам в клуб обратно. Она до этого уже с год занималась дома - у нас в зале ей просто нагрузки не хватало. Он же и притащил откуда-то этих монстров. Мало того, что вес можно выставить сумасшедший, так и еще и траектория хода конечности хитро закручена... Если бы Михаэла начала заниматься хотя бы месяца за два до соревнований, точно бы первое место взяла - уже сейчас чемпионку обошла и объемам, и гибкости улучшились.
- Так, погоди! Я уже поняла, что ты от этих тренажеров просто тащишься. Но я-то тебя спрашиваю про мои тренировки, а не про Микаэлины!
- Ну! Я к тому и веду. Это его же рук дело.
- Кого - его?
- Германа. Полностью - Германа Алексеевича. Совершенно фантастический мужик! Сколько помню - а тут и работаю не первый год, и до этого просто ходил заниматься - он всегда тут в зале занимался. Без особого фанатизма причем. Так, для поддержания спортивной формы - он тоже в додзё какое-то ходит, как и ты. И вдруг, как вопрос с Микаэлой всплыл - появляется со своими тренажерами и экспериментальными методиками тренировок. Оказалось, что он совладелец нашего клуба и это его личная прихоть. Ну, с тренажерами ладно - купил в штатах, в какой-нибудь специальной конторе, которая для бодибилдеров-рекордсменов оборудование делает. А вот откуда твоя методика взялась, я понять никак не могу.
- Это в каком смысле, откуда взялась? - опешила Диана. Методики с описаниями упражнений, количествами подходов и прочим на месяц, попадающие в ее руки были самыми обычными распечатками формата А4. И новая ничем от предыдущих не отличалась.
- Методичка к ним должна быть. С таблицами, картинками упражнений, видео и набором правил формирования. Ну, или программу сейчас делают. Все равно, методичка с пояснениями прилагается. И в ней все самое основное описано. Программу-то любой дурак скопировать может, особенно у нас, а книжку, за кровные купленную, никто копировать не даст.
- Ну и в чем отличие моей методики-то? - Диану несколько утомили рассуждения Алексея. Таким занудным он не был даже тогда, когда полтора месяца выставлял ей запястья (сначала оба, а потом правое - отдельно) в жиме w-образного грифа лежа.
- Методику, которую занимающийся получает на руки, пишет, в конечном итоге человек, тренер. Выдергивает куски из методички, переписывает описания упражнений, проставляет нужные цифры из табличек. Но самое главное - выписывает индивидуальные рекомендации. И следит за прогрессом обучаемого и его ошибками. Вот ты, например, сегодня опять правое запястье потянула! - Алексей улыбнулся, Диана поморщилась. - Да, занудство, но личное внимание нужно. Я так считаю, по крайней мере. Вот. А последнюю распечатку, которую я тебе отдал, программа сгенерировала полностью. Я хотел добавить личные рекомендации, но ничего не добавил, в результате. Так не бывает просто, понимаешь?
- Ну, программа взяла же откуда-то исходные данные? Ты же сам их и вводил.
- Вот в том все и дело, что ничего я не вводил! Помнишь, месяц назад проводилась диагностика посетителей?
- Это когда меня на две минуты в железный ящик запихнули? Фигня это было, а не диагностика! Что за это время можно померить? Рост и вес, разве что.
- Держи, - Алексей, покопавшись в ящиках стола, вытащил и протянул ей толстенный том страниц на триста. - Герман просил пришедшим с вопросами раздать результаты обследования. Ну, не всем, конечно. Но тебя, как свою подопечную я в список включил. Герман сказал: "Если заинтересуются распечатками, дай мои контакты. Пускай в лабораторию идут". Визитка его вон, степлером к обложке прикреплена.
- Это что за кирпич еще? - спросила Диана, принимая книгу.
- Это то, что "железный ящик" - тут Алексей передразнил ее пренебрежительный тон - померил за те две минуты, что ты в нем пробыла. Герман сказал, что сведения о заболеваниях и прочую личную инфу он в распечатку не включил. Можешь все такое у него лично получить, как созвонишься и встретитесь.
- Да ну, ерунда какая-то! Что-то за минуту только эти, "глистоискатели", находят. Которые все вольтметром меряют.
- Тебе видней, ты у нас медик, - подколол ее другом медик. - Я в последнее время только с растяжениями связок и надрывами мышечной ткани дело имею. А вот по какому принципу его программа решения принимает и программу тренировок составляет, понять не могу, если честно. Слишком много исходных данных, - Алексей кивнул на книжку, которую Диана все еще держала в руках. - Кластерный анализ мог бы помочь, но если методика экспериментальная, откуда взялась обучающая выборка данных?..
Алексей осекся и посмотрел на Диану, в остолбенении распахнувшую глаза и даже приоткрывшую рот:
- Ну извини, заносит меня периодически, начинаю как перед кафедрой выступать... - глаза Дианы раскрылись еще шире. - Ты чего, забыла что я в аспирантуре? У меня тема как раз "Вариативная диагностика с использованием большого числа измеренных параметров". Я на мехмате чаще бываю, чем в родном институте.
- Я думала, ты пошутил тогда про аспирантуру...
- Вот и развивай душу, ум и тело гармонично! - С наигранной обидой произнес Алексей. - Как телом займешься, так в тупые качки записывают. Прямо по Ефремову.
- Прости, я правда не знала. Вы, парни, такие. Как кого не спросишь, так через одного крутые менеджеры или генеральные директора, а сами у папы на работе в потолок плюют.
Алексей расхохотался. Видно было, что сперва он все же немного обиделся, но теперь отошел:
- Так я ж не богатым прикидывался, а умным! Это совсем другое дело, сейчас немодное. А по поводу прибедняться - это опять же не ко мне, а как раз к Герману. У него акций нашего клуба то ли сорок, то ли тридцать процентов, а он на кредитно Фокусе ездит, да еще и на белом.
Алексей махнул рукой, закрывая тему:
- Ладно. Что-то мы с тобой уже долго болтаем, но без толку и не по теме. Короче, по поводу теоретических основ своей программы тренировок - это к Герману Алексеевичу за пояснениями обращайся. Я ему после твоего ухода по мылу отпишу, что первое обращение было. Он будет твоего звонка ждать. А я, соответственно, непосредственно на тренажерах тебя проинструктирую. Второй этап занятий будет проходить на новых тренажерах. На тех, на которых Михаэла сейчас работает. Там есть свои хитрости, я тебе покажу, что и как. Как участнице экспериментальной программы, тебе бонусом от клуба идут десять персональных тренировок. Так что, я к твоим услугам.
- Да подожди ты с персональными тренировками! Что значит "первое обращение"? Ты же говорил, что в экспериментальную группу записало больше двадцати человек?
- Записалось двадцать четыре, если вместе с тобой и Микаэлой считать. А уже приступило к занятиям только пятнадцать. Причем Микаэле Герман отдельно все объяснил с самого начала по теории, а на тренажерах мне с ней вместе инструктаж проводил...
- Как пятнадцать? А остальные куда делись?
- Ну, это как раз нормально. В среднем, процентов тридцать купивших абонемент, приходят на два или на одно занятие, а процентов пятнадцать - вообще не появляются. Типа амулет купили, и он теперь в кармане будет им здоровье укреплять. А тут еще же и скидка была - меньше денег, меньше мотивации... Не жалко.
- Ну а тринадцать человек, кроме меня и Микаэлы?
- Вот тут вообще мистика. Один перепродал абонемент кому-то с потерей всех бонусов, двое приостановили членство в клубе по причине отъезда в длительную командировку. Трое со скандалом отказались тренироваться по "неапробировнной американскими врачами методике"... Во-во, у нашего менеджера было точно такое же выражение лица, как у тебя сейчас, когда он это услышал!
Алексей вздохнул:
- Я, если честно, ждал, что ты тоже откажешься... Не из-за американской апробации, конечно, а из-за того, что твоя старая программа тебе очень хорошо подходит - мы по ней уже три года занимаемся!
- Да надоела она просто, если честно, вот и все! Хоть ты и чередуешь мне упражнения, и новые вводишь, но просто надоело. Собралась уже было сама поэкспериментировать, а тут ваша "суперметодика" подвернулась.
- А, понял тогда. И, как видишь, эксперимент оказался удачным.
- А тебя-то это почему расстраивает?
- Ну как, почему... Я сам себя считал очень неплохим тренером. Программы, которые я составляю, действительно индивидуальные. Особенно у тех, с кем давно работаю. Я уже, в принципе, давно не по чужим методичкам работаю, а сам. Поэтому и обидно - тебя я веду давно, цели и приоритеты выставлены и обговорено. Я был полностью уверен, что ты вышла на потолок при условии, что фигуру тебе портить не будем - даже "жиросжигательные" упражнения не ввожу во избежание. И вдруг, бац! На ровном месте - прогресс! Обидно... А ты ведь даже на новые тренажеры еще не перешла. Я этого, в принципе, ожидал - те четверо, кто с тобой по новой методике тренируются, тоже прогрессируют неимоверно быстро. Но они новички, им кажется, что так и должно быть. Только мне видно. Ну и тебе, соответственно.
Алексей фыркнул:
- Остальные только делают вид, что занимаются по новой методике, чтобы скидку не потерять: двое "поцанчиков" качают "бицуху", а еще один жрёт сразу три вида добавок и анаболики втихаря и удивленно сидит на тренажере в ожидании роста мышц. Честное слово! Даже ни разу не попробовал хоть минимальный вес поставить, представляешь? Расстилает полотенчико и сидит ровно, как столбик.
Девицы же только попами крутят на беговых дорожках, мужиков побогаче выцепляют - обычное дело.
- Получается, я единственная, кто за комментариями пришел?
- Да вот, такая ты единственная и неповторимая.
* * *
Герман не торопясь шел к машине. Вся истерическая чепуха "куда бежать, как спасаться", возникшая из-за переданной принцессой информации, благополучно выветрилась из головы. Все-таки мысль заехать в тренажерный зал была удачной. Он усмехнулся: стычка с "вампиролюбками" была довольно забавной, и девушка тоже интересная.
Мысли перетекли на собственную девушку. Размышления об "отношениях" (как это сейчас модно называть) с Ириной также откладывались чисто по техническим причинам: к той приехала погостить мама и они предавались радостям столичного шопинга. Финальные разборки в виде прощального обеда у их столичных родственников (теща остановилась у них, и дочка также перебралась туда же, сделав вид, что из общаги) планировались на следующее воскресенье. У Германа была целая неделя на то, чтобы свыкнуться с предстоящей сменой семейного положения.
Что странно, проблема была в слове "жена". Потому что Степаниду Васильевну он называл тещей даже мысленно - никакого отторжения это не вызывало. Может быть, потому, что по виду и по повадке она была самой что ни на есть классической тещей из анекдотов: высокая, полная, с высокой накрученной в любое время суток на бигуди прической она готовила катастрофически калорийные борщи, манты и вареники. Образ дополняли громогласный голос и высказываемые этим голосом непререкаемые суждения (обычно отрицательного свойства) по поводу всего, что попадало в поле ее зрения. К счастью, большую часть времени в поле ее зрения находился телевизор, и поэтому больше всех доставалось политикам, актерам и эстрадным артистам. Однако, она затрагивала и общечеловеческие ценности. Особенно доставалось распущенности современной молодежи (в целом) и бытовому пьянству старшего поколения (конкретно тестя). При всем этом она, не моргнув глазом постелила им с Ириной одну постель и ни разу не заводила речи об официальном оформлении их отношений.
Это, наверное, и сбило его с настроя предложения руки и сердца в прошлый раз. Герман, по идее, собирался сделать его тогда, когда они ездили в гости к ее родителям. Но какое-то странное отношение родителей к нему и их с Ириной отношениям (уже без кавычек) заставило его повременить, за что он себя теперь и ругал. Он подозревал, что речь о свадьбе зайдет как раз на родственном обеде. Про себя он решил, что если речь о женитьбе теща опять сама не заведет, то официальное предложение сделает он сам. В конце концов, ему уже даже не тридцать пять, а единственная женщина, мимоходом укравшая его сердце, вышла замуж уже давно.
Ему стало грустно. Видно, описанный психологами "порог сорокалетия" его не обошел стороной. Поднявшийся ветер и мелькающая в разрывах облаков луна добавляли надрывно-романтического антуража его совершенно прозаической прогулке к месту парковки. Глухой стон надвигающейся с запада бури заставлял дрожать внутренности. Фонари, освещающие соседнюю трассу, делали еще непрогляднее мрак, сгустившийся вокруг дорожки.
Герман резко остановился. Надвигавшийся слева туман уже захлестнул шоссе и уверенно двигался к дорожке, выбрасывая щупальца через припаркованные на газоне автомобили. При этом он абсолютно игнорировал то, довольно сильный, пригибающий ветви деревьев, ветер дул справа. В находившемся внизу по склону жилом доме не горело ни одно окно. Время, конечно, позднее, но чтобы ни одного полуночника на здоровенное сталинское здание? Герман вообще не видел и не чувствовал впереди ни одного человека, кроме водителей ползущих автомобилей, почти уже неразличимых в тумане.
Он огляделся. Двое его попутчиков, также вышедших из спорткомплекса, свернули к припаркованному джипу и через полминуты влились в плетущийся в тумане поток машин. Теперь сзади Германа тоже никого не осталось. Здание бассейна было освещено и сквозь стеклянные стены первого этажа было видно обычное вечернее движение: кто-то попивал кофе из автомата, кто-то разглядывал купальные принадлежности, разложенные на витрине закрытого киоска, но на улицу никто не выходил. На его глазах какая-то девушка, взявшаяся уже было за ручку двери, внезапно передумала и направилась вглубь помещения.
Герман решительно повернулся к бассейну спиной и двинулся вниз. Туман тем временем достиг дорожки, но выплескиваться на нее не спешил. Он дрожал на краю асфальта, как обрезанный, словно пытаясь прорваться сквозь невидимую преграду. Отдельные клубы тумана, что похитрее, пытались взобраться по этой невидимой стене, выплескивались вверх, но их моментально уносил прочь ветер. То ли разыгравшееся воображение, то ли обострившаяся восприимчивость рисовали впереди нечто черное, словно состоящее их переплетенных ломаных труб. Это нечто возилось во тьме между забором спорткомплекса и зданием. Герману чудился приглушенный хруст проминающихся под этим "нечто" автомобилей, и он порадовался, что сегодня, будучи в расстроенных чувствах, промахнулся мимо нескольких парковочных мест и припарковался далеко внизу.
Это соображение рассмешило его. Он идет навстречу чудовищу размером с грузовик и единственное, что его волнует, это то, что его машин не пострадает. При этом момент для столкновения был чрезвычайно неудачный: карабин лежал в сейфе банка, совершенно недоступный ночью да еще в выходной день , Черная Птица только что скрылась за горизонтом и даже в случае высокоэнергетического маневра вышла бы на орбиту непосредственной поддержки не раньше, чем через несколько часов. Герман же шел вперед и улыбался. "Касочка зато цела останется!" - припомнился он фразу из старого бородатого анекдота и чуть не рассмеялся в голос.
Присутствие Города вокруг, за стеной тумана ощущалось дружелюбным и весьма заинтересованным происходящим. Герману была чужда мания величия, поэтому он был уверен в том, что Город следил вовсе не за ним, а его оппонентом. Однако при этом внимание сейчас распространилось и на него тоже, предлагая содействие и помощь. Герману почудилась вибрация от проходящих глубоко внизу поездов метро, деревья за оградой начали шевелиться в другом ритме, какие-то размытые кляксы начали протекать из-под крыши здания впереди. Внимание Города концентрировалось на человеке все ощутимее. Маневровый тепловоз, ползающий по невидимым в ночи рельсам , издал протяжный гудок.
Герман ускорил шаг, протягивая руки вперед и вверх, ладонями вперед, в универсальном жесте готовности к переговорам. Копошащееся впереди нечто на мгновение замерло, потом переступило на месте, разворачиваясь навстречу. Судя по звукам, припаркованные автомобили превратились не просто в груды железа, а были растерты весом чудовища в крошево металлических и стеклянных обломков. В нос человеку ударила химическая вонь разлитого бензина, масла и содержимого аккумуляторов. Мелькнула мысль: "Странно, что ничего не загорелось при этом".
Увидев (или почувствовав?) Германа, создание начало стремительно меняться, вырастая прямо на глазах. Хаотичное переплетение гнутых труб на глазах приобретало упорядоченность, образуя некое подобие центрального ядра, вписанного в пятигранную (ну, больше чем трехгранную, точно) пирамиду. Вершина ее достигала окон третьего этажа, при том, что первый этаж был высоким, с магазинами. При этом центр плотного ядра находился на уровне глаз человека. Герман не стал подходить вплотную, оставаясь на краю двора. Даже и так, существо могло легко достать его, просто обрушив на него верхушку пирамиды.
Несколько минут прошло в молчании. Герман стоял неподвижно во все той же позе готовности говорить. Существо впереди, несмотря на явную реакцию на его появление, никаких попыток к началу коммуникации не проявляло. Внешняя форма его стабилизировалась, обрастя мелкими (ну относительно общего размера пирамиды - сантиметров по тридцать) шипами. Внутри же существа трубы и тросы постоянно переплетались по-новому, образуя все новые структуры и связи между ними. Так и не ощутив в существе готовности к диалогу, Герман мысленно вздохнул. С каждым мгновением он все больше убеждался, что перед ним не кто иной, как уг. Однако ни один из встретившихся ему ранее угов не избегал общения на человеческом уровне. Далеко не все они могли вразумительно изъясняться (кроме обычных проблем чрез видовых коммуникаций добавлялись еще и проблемы различий уже в человеческих социумах с которыми уги обычно взаимодействовали), часто они были отнюдь не дружелюбны (да, от людей они брали тоже самое яркое, но никак не самое гуманное), но никогда они не отказывались говорить. В конце концов, зоны и создали угов для общения друг с другом и разумными существами другой природы, включая людей.
Поэтому ему и придется сделать то, что ему делать совершенно не хочется и просто страшно. В конце концов, он считает себя человеком, но зоны считают его угом. А уги предназначены для коммуникации. То, что ему предстояло, ему приводилось делать только однажды, и воспоминание об этом входило в десятку, если не в пятерку, наиболее неприятных.
Руки Германа напряглись, глаза закрылись. Он издал низкий горловой вибрирующий звук. Спина человека выгнулась дугой, задирая лицо к небу, рот ощерился. Клыки его заметно удлинились, вообще все лицо заострилось, сползая к затылку, вытянувшиеся и покрывшиеся шерстью уши съехали к темени. Тело начало судорожно содрогаться. Асфальт под ногами с шумом растрескался и пошел волнами, словно поверхность реки, в которой играет рыба. Герман закричал от боли, когда его ноги почти по колено погрузились в черную смолу, выступившую сквозь трещины.
Металлический монстр впереди замер. Изменения в структуре пирамиды замедлились, затем линии и связи несколько раз перескочили из одного положения в другое и затем окончательно замерли. Это походило на поведение дикого зверя, который заметил что-то необычное в привычном мире и теперь изо всех сил вглядывается в происходящее, стараясь ничего не упустить.
Восприятие Германа плыло. Он открыл глаза, полыхнувшие в темноте фиолетовым. Теперь вместо общей картины, представлявшейся раньше, его взгляд выхватывал только отдельные детали, зато предельно четко, словно на фотографии со вспышкой. Замершая структура пирамиды оказалась гораздо сложнее, чем ему казалось ладно. Кроме темных "труб", больше похожих теперь на чешуйчатые лапы насекомых или покрытые корой и мхом стволы деревьев, он стал различать почти прозрачные нити в промежутках, образующие узор, где-то повторяющий основной, а где-то противоречащий ему. Изменилось и восприятие цвета. Вместо черноты и слабого серого цвета Герман видел переливы жемчужных тонов, озаряемые пробегающими по "паутине" зелеными и желтыми искрами. Снизу пирамида была подсвечена красноватыми отблесками жара от обломков растоптанных автомобилей.
Собственные цвета Германа - фиолетовый, голубой и белый - выглядели холодно враждебными теплому сиянию противостоящего ему уга. Уже не было сомнений, что впереди высился именно уг - необычно крупный, агрессивный и по каким-то причинам лишенный части способностей к коммуникации. Это выглядело для Германа как темно-желтые тенета, опутывающие обломанные или выгнутые конечности, лихорадочно дрожащие, не в силах вырваться. Для уга быть лишенным общаться означает быть лишенным части собственной сути, поэтому, несмотря на блистательную симметричную красоту узора, выстроенного в пирамиде, стоящий впереди уг казался Герману ущербным и вызывал двойственное чувство отвращения и жалости.
Момент взаимного изучения закончился. Теплая, иерархически совершенная геометрическая конструкция ощутила чуждость расположившейся впереди холодной аморфной сущности, не имеющей даже четких границ. Чуждость - неприятие - восстановление порядка - уничтожение. Ход рассуждений был удивительно линеен для живого существа и не содержал ни ветвлений, ни вероятностных оценок. Решетки внутри пирамиды сдвинулись, образуя атакующее построение, чешуйчатые стволы граней распрямились, приняв вид раскинутых в стороны рук или распахнутых крыльев.
Герман прикрылся скрещенными руками, отступив левой ногой на полшага и пригнувшись. Нападение было неминуемым и чрезвычайно близким. Город вокруг, ощутив опасность, грозящую союзнику, двинулся ему на помощь. Человек ощутил, как активные компоненты зоны, и так уже выдвинутые в место интересного зоне события, стремительно рванулись со всех сторон. Он даже и не представлял себе, насколько мобильность акторов возросла за последнее время.
Два "крота" и несколько "червей" двигались со стороны железнодорожной станции, пробивая новые ходы и не заботясь об экономии сил. Стая "плавунцов" шла из промзоны. Судя по их багровому сиянию, они воспользовались старым стоком химических отходов, что им, разумеется, добродушия не прибавляло. Группы "прыгунцов" приближались снизу сразу с двух сторон вдоль туннелей метро. Это могло означать лишь то, что порождения зоны научились ездить на поездах. Раньше разум зоны демонстративно игнорировал наличие человеческих коммуникаций и транспортных линий, хотя и распространял свое влияние вдоль них. Эти наблюдения, спрессованные его восприятием в состоянии контакта, промелькнули вспышкой. Герман не успел удивиться настолько открытому проявлению заботы и доверия со стороны чужой зоны, когда страшный удар суставчатых щупалец (Черт! Они и вправду металлические!) обрушился на его скрещенные руки.
Тонкий слой симбионтов, успевших в последний момент собраться в защитную оболочку, разлетелся дождем голубых и белых осколков, усеяв землю вокруг. Черная смола, обхватившая ноги, упруго колыхнулась, помогая гасить удар. Часть разлетевшихся осколков, полежав, ввинтилась в землю, но большинство осталось лежать на поверхности, медленно угасая. К удивлению Германа, враждебный уг вместо того, чтобы размахнуться снова и повторить свой страшный удар (или просто убрать одни щупальца и ударить другими), принялся давить на него, не разрывая касания. Непомерная тяжесть опрокинула Германа на спину, вжимая его в асфальт и не давая вдохнуть.
Чешуйки на щупальцах встопорщились, обернувшись короткими, но бритвенно острыми лезвиями, впившимися в руки и тело. Кровь, сочившаяся из сотен порезов, сделала его руки скользкими. Изнемогая под навалившейся тяжестью, Герман попытался высвободить руку, но не добился ничего, кроме новой порции порезов - чешуйки на щупальце располагались не рядами, как полагалось бы на защитном покрове любого порядочного живого существа, а хаотически. Видимо, чешуйки как раз и предназначались для удержания жертв. В ответ на его рывок давление усилилось. Воздух с хрипом вырвался из груди. В глазах потемнело от нехватки кислорода, зрение затуманила метель из кружащихся огоньков. По рукам и плечам разливало онемение.
Уже теряя сознание, Герман ощутил, что впившиеся в тело чешуйки не просто режут его, а впитывают кровь. Сознание, все еще находящееся в состоянии контакта, выдало странное озарение: тварь, напавшая не него и убивающая его, в то же время пытается неуклюже изучить его. Изучить так, словно от той части железного уга, отвечающей за изучение окружающего мира, остались только разрозненные куски, вроде режущих тело и пьющих кровь чешуек, а зрение, слух и обоняние исчезли. Или, вернее, стали частью новой агрессивной охотничьей сути. Разноцветье кружащих огней... Уг, лишенный собственной сути... Прозрачная паутина и чешуйчатые железные ребра... Новая суть... Противостояние цветов, противопоставление структур... Цвета же не могут противостоять друг другу. Все они существуют вместе. Цвета - вместе! Озарение придало ему сил. Решение породило план действий. План был подхвачен и принят другими.
Спина Германа провалилась в ставший мягким асфальт. По его рука заструились симбионты, проталкивая ставшие тонкими тела между впившимися в тело хоста чешуями. Ближайший из ломившихся сквозь обломки породы и брошенные коммуникации "кротов" послал к нему волну энергии, пробившуюся электрическими разрядами вдоль проржавевшего кожуха кабеля системы раннего оповещения и потока воды, текущего из прохудившейся канализации по границе пород прошлогодней траншеи высоковольтного кабеля. Разряд достиг тела Германа. Его тело выгнулось дугой, подхлестнутые разрядом симбионты вспыхнули голубым пламенем, образуя на теле сверкающую решетку.
Посланники зоны сформировали защитное построение. Второй "крот" рывком вспучил землю метрах в пятидесяти за спиной Германа. Он уперся всеми лапами и выставил вперед рог и копатели, словно волнорез. "Черви", наоборот, не стали показываться, но "всплыли" под самую газонную траву по сторонам асфальтовой дорожки так, что трава ходила волнами, готовые броситься в атаку на противника. "Плавунцы" вырвались из ядовитой трубы через ливневой сток и рванули вверх, рассыпаясь по нависшим через забор деревьям, образуя три атакующих клина справа. "Прыгунцы" плотной массой выливались из подвалов, канализационных люков и вентиляционного короба метро, охватывая пирамиду сзади и со стороны дороги. Их было такое множество, что казалось, что они беспорядочно копошатся, как вываленные из банки червяки, однако аналитический мод различал в их копошении сразу два атакующих построения, разведывательное и оборонительное, формирующееся на тот случай, если Герман бросится бежать не вверх по склону, а вниз.
От Германа требовалось только рывком освободиться от сминающих его щупалец, перекатиться или просто скользнуть в сторону и броситься от пирамиды прочь. Город был готов защитить его, город был готов пожертвовать общением с существом, гораздо более близким ему. Герман же ощутил отчаяние существа, лишенного своего предназначения, изуродованного чужой волей и пропитанного чужой ненавистью. Он распахнул скрещенные руки, без жалости выжигая резервы симбионтов. Часть из них сформировала ударную волну, отбросившую суставчатые щупальца прочь. Герман с трудом поднялся, вытащил из земли ноги и вновь распахнул руки в жесте приглашения к общению.
Рванувшиеся было вперед "плавунцы" затормозили на кронах крайних деревьев, низко выгнувшихся под их тяжестью. Копошение "прыгунцов" замерло, их мгновенно ставшие неподвижными тела покрыли дорогу, припаркованные машины и стены дома причудливой паутиной вытянутых туловищ и суставчатых лап. Отброшенные Германом щупальца тоже застыли. Часть чешуй, опаленных выбросом энергии симбионтов, дымилась.
Герман бросил навстречу чужому угу образ радуги - сочетания цветов, кажущихся противоположными друг другу, но живущих вместе и вместе создающих гармоничное целое. Единственное, что ему пришлось изменить в обычной для детсадовца картинке - это сместить и расширить волновой диапазон. И во всем доступном ему самому диапазоне Герман выдал приветствие - представление:
- Я... уг... зоны Арра! - синхронно его голосу полыхнули огни симбионтов, содрогнулась измочаленная поверхность асфальта, остаток электрического заряда, переданного "кротом" превратился в электромагнитные волны, теплый ночной воздух словно моргнул вокруг, передавая то же сообщение. - Мы... разные, но мы... можем... общаться! - Радуга, вспыхнувшая вокруг Германа, словно оттолкнула щупальца еще дальше.
Пирамида уга просела. Протянутые к Герману щупальца безвольно рухнули на землю. Внутри пирамиды вновь начались изменения структуры, но на этот раз хаотичные, несинхронные и словно плещущиеся от края к краю. Герман видел прокатывающиеся волны изменений, начинающиеся в произвольном месте и распространявшиеся дальше. Иногда волны изменений сталкивались, и тогда одна из них поглощала другую, оставляя рваные дыры в виде повисших без соединения отростков и разорванных узлов.
Акторы зоны бурно отреагировали на происходящее, проявив сильную заинтересованность. Замерший под землей "крот" сбросил набранную энергию и развернул металлическую сенсорную сеть. "Крот" на поверхности опустил копатели и развернул веер перистых усиков. Часть "плавунцов" осыпалась с деревьев и развернулась полукругом, выпустив из тел блестящую жидкость, объединившую их в подобие огромного микрофона, направленного на место противостояния. "Прыгунцы" разом приняли одну и ту же позу: тело приподнято на толкающих лапах, вытянувшись в сторону происходящего, щитки, обычно прикрывающие глаза полностью раскрыты. Часть из них, не отрывая взгляда от Германа и уга, переползли спинами вперед по стене дома выше, распределяясь до самой крыши, чтобы максимально увеличить угол обзора.
Неизвестный уг все больше терял геометрическую правильность. Изменения затронули не только структуру, но и отдельные элементы - часть щупалец на глазах превращала механического вида цилиндры в изогнутые округлые усики. Вообще, теряя в симметричности, уг приобретал животные черты. Германа не покидало ощущение, что в новом облике угу также чего-то недостает, как в прошлом. Без особенно удивления он наблюдал как пирамидальная форма угу проваливается внутрь себя, уменьшаясь и становясь пародией человеческой фигуры. В верхней части туловища сформировалось подобие головы, атаковавшие его минуту назад щупальца частично осыпались ржавчиной и собрались в гротескные подобия рук. Уг, неуверенно кренясь, поднял "руки" в зеркальном отражении жеста Германа.
Готовность к переговорам. В нижней части уга даже образовались короткие отростки, скребущие по асфальту в попытках приподнять грузное центральное ядро. Общий вид нарушала только решетчатая структура, наискось пересекавшая тело уга. Она торчала над его правым "плечом" на несколько метров и уходила слева в глубину земли. Из-за нее тело уга казалось скособоченным жуком, неаккуратно насаженным на булавку.
Герман перевел дух. Повреждения, нанесенные его телу, временно были скомпенсированы симбионтами, кровь продолжала течь только из трех самых глубоких порезов. Конечно, полная регенерация тела займет не меньше двух недель, а восстановление числа и энергии симбионтов и того больше, не говоря уже о том, что потребуется пополнить запасы редкоземельных металлов и, скорее всего, придется расконсервировать оборудование и выполнить цикл производства сложных органических соединений. Но, главное - контакт установлен. Принятие формы, близкой форме собеседника - одно из выражений принципа "уподобиться, чтобы понять". Теперь надо понять, чего, собственно, добивается собеседник, так агрессивно начавший переговоры.
Стоящий напротив уг оставил попытки взгромоздиться на "ноги" и потянулся к Герману всем телом. Герману показалось, что решетчатая структура булавки пытается противиться этому. По крайней мере, прозрачные отростки, составляющие теперь основное тело уга, с усилием продавливались сквозь остающуюся неподвижной решетку, как недостаточно разогретый пластилин. У него сложилось впечатление, это продавливание причиняет угу боль. Несуразные трехпалые клешни на концах конечностей собеседника повернулись из положения "открытая рука без оружия" в положение "протянутая за помощью рука". Герман опустил руки. Диалог состоялся. Причем состоялся в терминах сообщества зон Земли. Он опасался, видя металлическую структуру, что появившийся уг пришел откуда-нибудь извне и для установления контакта придется изменяться ему самому, причем гораздо сильнее.
Диалог состоялся. Но чем же он может помочь? Причем эта просьба обращалась именно к нему, не к зонам Земли вообще, не к зоне Города, где он находился, и не к зоне Арра, к которой Герман принадлежал. Город молчаливо выразил поддержку просьбы пришельца. Казалось, он сочувствует тому, но не может понять, в чем дело, и помочь сам. Приближающийся уг застрял на краю решетки, не в силах сдвинуться с нее:
- Помощь... Я разделен, не могу общаться, наложено ограничение... Нанесена рана... Враг близится... Враг - здесь!
Уг выдавал довольно легко распознаваемые образы, но только в тех диапазонах, которые обычно используются угами для передачи дополнительных эмоциональных оттенков, а не основной информации. Из-за этого сообщение передавалось угом медленно и "рвано", с паузами, заполненными мельтешением чувств по поводу произносимого. Сконцентрировавшийся на общении Герман воспринял это как признак наличия внешней угрозы, и боевые рефлексы подключились к осознанию передаваемых угом сообщений. Нет, понимание было утрированным, зато реакция четкой, бескомпромиссной и, самое главное, быстрой.
Уловив сообщение о ране, Герман напрягся. Информационный посыл "враг" заставил его тело сместиться в сторону от стороны уга, условного принимаемой за переднюю часть, и реактивировать защитные контуры. Посыл "близится" распахнул его собственные сенсорные сферы, сместив точку концентрации внимания от уга к окружающему. Сигнал "здесь" перевел его оборону в активное состояние.
Разум же и интуиция переговорщика продолжали анализировать происходящее, отмечая, что уг общается сейчас с человеком с помощью тех систем, лишение которых просто уничтожило бы его. Перед Германом стоял плод чудовищного эксперимента. Неведомый вивисектор отсек от него почти все, что составляло саму сущность создания, предназначенного для вступления в контакт с другими разумными, оставив только те функции, которые могли бы быть использованы для нападения. К счастью, суть уга была настолько впечатана в его плоть, что оставшиеся части, без которых препарируемый уг перестал бы быть, смогли вступить в контакт. За отрывистыми плоскими образами, передаваемыми дрожанием конечностей и выплесками феромонов, пробирающими его до костей, Герману виделся ужас беспомощного существа, терзаемого чем-то бесконечно чуждым. Ощущение бесконечного бегства сквозь враждебный космос, возвращение на родную Землю, которая ощущалась угом если не более враждебной, то уж точно не менее чуждой, чем его палач... Попытки найти помощь, блуждания по местам, познание которых ускользает от его искалеченного восприятия... И затем уг был захвачен другим врагом?!
"Враг здесь" - этот посыл задействовал автоматические процедуры его тела, о существовании которых Герман уже почти позабыл. Но, забытые или нет, аварийные процедуры сработали безупречно. Его сознание осталось единственным, кого накатившая сзади волна ненависти не застала врасплох. И у него единственного сенсорная сфера, мигнув, снизила болевой порог, оставив его стоящим на ногах и готовым действовать.
Ненависть была ярка и разнообразно проявлена. Густой поток феромонов пах фиалками, но листья деревьев на его пути сворачивались, словно обожженные. Усики "крота", попавшие под химический удар, мгновенно почернели и осыпались пеплом. "Крот" взвыл от боли во всех диапазонах и зарылся в землю, перестав реагировать на команды зоны. Его инфразвуковой плач пробирал насквозь. Модулированная ультрафиолетовая вспышка ослепила "прыгунцов", поразив их двигательные функции. Они задергались, множество из них посыпалось со стен здания на землю, ломая конечности и превращая и так разнесенную стоянку в филиал ада. Инфразвуковой удар оглушил "плавунцов". Оглушенные, они ползали кругами по траве, неуклюже загребая лапами и тряся головами. Прошедший по поверхности земли высокочастотный разряд заставил "червей" свернуться в зимовальные кольца.
Удар не только ранил акторов Города. Герман почувствовал его недоумение и поднимающуюся злость. По всей видимости, Город не смог прочесть и понять послание чужого уга, как это сделал Герман. Для Города нанесенный удар был не вмешательством нового игрока, а атакой самого уга. Тем более, тот от удара втянулся обратно в решетчатую конструкцию и та начала быстро восстанавливать агрессивную конфигурацию.
. . .
Водоворот (точка сборки)
. . .
Намерение Брюнетки обставить свой первый визит в институт максимально скромно и незаметно пошли прахом еще на стадии планирования пути туда. Когда она заикнулась о том, что хочет добраться до университета общественным транспортом, брат Джариф моментально организовал машину с водителем. Причем такую, что о незаметности можно было уже не беспокоиться. Привезший ее черный лимузин с дипномерами Египта и даже флагом (второй заместитель посла оказался братом второй ступени посвящения и выразил желание проводить Воплощенную лично) никак не мог остаться незамеченным. Мифическая и легендарная слежка Большого Брата давно канула в Лету, переместившись обратно в Великобританию, ее придумавшую, зато "гламурный патруль" выстроившихся покурить перед занятиями девушек Брюнетку и ее способ перемещения в пространстве просканировал рентгеном, оценил в евро и долларах (включая ее саму, одежду, сумку, походку, прическу, макияж и несколько десятков других параметров).
Задним числом она потом себя ругала за то, что обратилась к Джарифу с дурацким вопросом. Можно подумать, у нее интернета не было - Гугл-мапс впоследствии отлично показал не только ближайшую к институту станцию метро, но и правильно выдал троллейбусно-трамвайные маршруты. Тонкости ловли маршруток и места концентрации "четких пацанчиков", тормозящих одиноких студентов, были, разумеется, сакральными знаниями, передаваемыми изустно, но для первой поездки совершенно не пригодились бы.
Как она потом сообразила, ее подвели навыки, полученные во время путешествий по Египту. Большая часть мест, которые ей приходилось посещать по делам Братства, были не то, что недоступны для общественного транспорта, а требовали долгих переговоров с племенными вождями, встреч в вечернем сумраке с мрачными проводниками, в длинных дишдашах и с надвинутыми на глаза "арафатками". Случались и схватки с человеческими или демоническими охранниками каких-нибудь богами забытых руин. Поэтому она привыкла опираться на помощь старших Братьев, даже после того, как была провозглашена Воплощенной. Иначе жизнь Воплощенной была бы не особенно яркой, но совершенно точно короткой.
* * *
Джариф в душе всегда был скептиком (и уж в самой глубине души даже атеистом) и в Братство вступил по самым что ни на есть меркантильным и прагматическим соображениям - все его прямое начальство, начиная от начальника отдела и заканчивая министром, в Братстве состояло. При этом заместитель начальника отдела Братом не был, что давало четкую и ясную ближайшую карьерную перспективу, которая и была успешно реализована. Сменив затем на посту начальника отдела, ушедшего на повышение, Джариф был вполне доволен раскрывающимися возможностями и принятым ранее решением в особенности.
Наметившаяся политическая нестабильность, приведшая к кадровым перестановкам, отодвинувшим Братство подальше от гос кормушки, привела Джарифа к мысли о том, что стоит изменить свои взгляды в сторону уменьшения мистицизма и получить от жизни выгоды более весомые материально. Да и таинства Братства, в которых он продолжал по положению участвовать чем дальше, тем больше казались ему шарлатанством, да еще и не слишком умным - к чему пудрить мозги состоявшимся членам Братства? Смысл есть только в преподнесении "истин" только юным новообращенным.
Перевод на работу в посольство стал для Джарифа переломным моментом в жизни. Другая страна, восхитительно безбожная, поразительно неуправляемая и невероятным образом игнорирующая то, что ее разрушают. Более того, рьяно бросающаяся помогать разрушающим, продающая остатки былого могущества... Эта страна показала Джарифу, что можно жить для самого себя, не заботясь ни о своем государстве, ни о друзьях, ни о семье - само слово "семья" здесь также становилось на глазах чуть ли не синонимом ретроградства и замшелости, показывая на экранах "молодых людей" вместо мужей и "спутниц" вместо жен.
Так он и жил, растворяясь в сверкающем новом бытии, меняя раз в пару месяцев спутниц на свежеприбывших из глубинки. Все-таки, несмотря на его появившиеся доходы, младший сотрудник посольства не особенно впечатляющей страны "не играл". После того, как вторая из подхваченных им провинциалок на третьем месяце знакомства нашла себе более перспективную пару, он стал бросать их первым. Но ощущение свободы от сковывающих его предрассудков почему-то оказалось приправленным болезненным ощущением собственной неполноценности. Джариф стал стесняться своей внешности, своего языка и страны, откуда он был родом. Он даже стал теперь представляться девушкам бизнесменом из Саудовской Аравии. И эта ложь, обычная и нормальная для "пикаперов" и прожигателей ночной жизни чужой столицы, делала его удовольствия какими-то третьесортными, такими же убогими и недостойными, каким он ощущал себя в глубине души.
Унижение, в которое он сам вверг себя, переплавлялось в его душе в ненависть, обращенную вовне. Он ненавидел своих сослуживцев, своих соотечественников, свою страну и все, что с ней связано. И тем стал еще больше похож на окружающих его людей растаскивающих останки рухнувшего колосса. Джариф, как и они, перестал интересоваться политикой и новостями с родины. Теперь все изменения происходили для него неожиданно, обычно были неприятными и вызывали в нем еще большее раздражение. Вот и тогда, две недели назад, поручение встретить в аэропорту члена Братства вызвало в нем вспышку ярости - привыкший к круговороту презентаций и вечеринок в ночных клубах он как позабыл подробности жизни в родном городе. Ему теперь казалось, что он всегда жил на широкую ногу, вкусно ел и пил дорогие напитки, шикарно одевался и заботился только о том, чтобы одежда его была достаточно модной, а также о том, чтобы часть отката от заключенных сделок, отдаваемая начальнику (не члену Братства, кстати) была достаточно большой, чтобы тот остался доволен, и достаточно маленькой, чтобы самому испытывать удовлетворение от своей хитроумности.
А уж когда второй заместитель посла с придыханием известил его, что прибывающая Воплощенная вообще-то является гражданкой России, а не Египта, и поэтому ему, Джарифу придется встречать ее на личном автомобиле, "чтобы не привлекать ненужного внимания"... Его тогда чуть на месте не хватил удар. С большим трудом Джариф удержался от того, чтобы не высказать своего мнения по поводу собеседника, его поручений и Братства в целом. В последний момент его удержало только понимание, что кроме теоретических проблем с Братством он получит немедленные проблемы с данным конкретным вторым заместителем после и вылетит с теплой непыльной должности со свистом. А ведь откаты по трем последним контрактам еще не перечислен. А уж если начальник увидит, сколько ему доставалось из общей суммы... Так ведь можно и до родины не доехать! К счастью, второй помощник воспринял игру красок на лице Джарифа за осознание великой чести.
Поэтому Джариф молча взял распечатку информации по рейсу, молча распечатал стандартную табличку встречающего и молча поехал в аэропорт. Он даже не стал интересоваться, какая муха укусила собеседника, когда тот потребовал захватить теплое покрывало (обязательно верблюжье! Обязательно толстое и новое! Обязательно с узорами Верхнего Египта!) и расстелить его на заднем сиденье так, чтобы оказался застелен и пол. Он долго рылся в ворохах аутентичного египетского барахла, даже не испытывая по поводу проникновения в самую недоступную комнату посольства (серьезно, даже в комнату шифровальщиков у него доступ был, а сюда - нет!) ничего, кроме острого желания расчихаться. Он мрачно посмотрел на кладовщика (ну, а как еще назвать этого "хранителя древностей"?), который пытался попенять ему, что небрежно свернутое покрывало волочется за ним по полу.
- Ну и что с того? - буркнул тогда Джариф. - Мне вообще сказали, что в машине оно должно пол укрывать.
Ступор кладовщика, явно понявшего этот пассаж как-то по своему, вернул ему часть самообладания. Он даже включил по пути в аэропорт диск с национальной музыкой. Этого он не делал уже давно. Странно, как кассета вообще завалялась в бардачке. Обычно каждая новая его пассия натаскивала в машину кучу ультрамодных попсовых записей, старательно вычищая точно такие же, оставленные предшественницей. Давно не слышанные мелодии, поначалу резавшие отвыкший слух резкими звуками, как-то умудрились примирить его с действительностью - в конце концов, поручения Братства были редкими и не особенно ему мешали. Да вот вчерашнее собрание, когда они раскурили вместе кальян с какой-то хитрой смесью и послушали заунывную музыку - были на его памяти и клубные вечера поскучнее, в конце концов!
* * *
Так что с табличкой он стоял уже вполне спокойным. Даже поправил прическу и протер лицо в туалете. Ему неожиданно пришло в голову, что прилетающая девчонка: во-первых, русская, так что как раз в его вкусе, и, во-вторых, с египтянами общалась много (еще бы, раз в Братство смогла пролезть) и не будет его воспринимать как существо второго сорта. Конечно, связь с Братством могла означать и то, что девица слишком экзальтированна и помешана на эзотерике. Но да и ладно. В конце концов он сам из Братьев, можно и поддержать разговор.
То, что девушка может и иметь собственное мнение или планы, ему и в голову не приходило: против этого восставали единым фронтом и строгое воспитание в традиционном духе, и последние несколько лет, проведенные в вихре ничего не значащих связей. Да и тот факт, что с предыдущей пассией он "разбежался" уже три недели назад, а новой на горизонте как-то не образовывалось, тоже давил на его способность критически оценивать собственный полет фантазии. Он совсем было замечтался и пришел в благостное расположение духа. Его настроение стремительно взлетало вверх, словно ракета салюта, и даже вчерашние "посиделки" с Братьями вспоминались с упоением. Надо все-таки получить следующую степень посвящения - глядишь, и расскажут, как составлять такие смеси для курения. Он глубоко втянул воздух...
Раздавшееся где-то в районе бедра тихое предупреждающее урчание пробрало его от пят до затылка холодной дрожью. Он медленно опустил глаза, покрываясь противным липким потом. Его расфокусированный взгляд пропустил немного насмешливое лицо остановившейся некоторое время назад перед ним темноволосой девицы. Ее глаза были не столь интересны, как прищуренный взгляд огромной львицы, которая закончила обнюхивать его брюки и теперь неторопливо усаживалась на задние лапы, поднимая морду все выше и выше. Он следовал за ней завороженный. Наконец, львица уселась и склонила голову набок, повторяя жест девушки продолжавшей безмятежно стоять перед ним.
Джариф выпрямился, сглотнул и с трудом отвел взгляд от Сехмет, самым непринужденным образом игнорировавшей то что она: забытая богиня разрушенной цивилизации, находится в совершенно чуждой этой цивилизации стране и прилетела сюда просто-напросто на самолете. Он глубоко поклонился прибывшей:
- С прибытием, Воплощенная!
. . .
* * *
- Надо будет пригласить Германа на обед. Обсудить с ним кое-какие вопросы,- задумчиво протянул он. - Так, чисто по-семейному... - не очень понятно закруглил свою идею глава семейства.
Сергей Макаров развернулся и направился завершать прерванный вечерний ритуал. Погруженный в свои размышления, он не обратил внимания на весьма выразительные лица жены и дочери, по которым пробегали тени самых разнообразных сумбурных и решительно непрямолинейных мыслей. Среди них внимательный наблюдатель мог бы обнаружить: раздражение на то, что в известность о планирующемся изменении состава семьи ее заранее не поставили, не посоветовались, в расчет не приняли, да и вообще, сердце материнское болит, а дочка еще молода, не готова, рано ей еще замуж, платье свадебное надо подобрать в классическом стиле, без всяких там этих глупостей новомодных, хорошо хоть жених постарше дочки будет, с таким баловства не ждешь (у одной из огорошенных), возмущение родительским произволом, некоторое смущение и даже романтические фантазии по поводу, дядька, конечно, староват, но смотрится очень даже ничего, высокий такой, мускулистый, ой, что это я, и что это вообще сразу так вдруг, я и думать не думала, рука-то какая сильная оказалась, когда меня подхватил, фу, это уж совсем ни при чем, я совсем ничего такого и не подумала вовсе, а отец прям все решил в одиночку, уже и расписал все по дням, небось, а платье я простое атласное хочу, без кружевов этих дурацких и корсетов, удавиться можно в них, небось, с фигурой все в порядке, утягивать ничего не надо в сосиску (у второй из них). Впрочем, над всеми этими чувствами главенствовало недоумение, переходящее в полное обалдевание (это уже у обоих).
Впрочем, перечить отцу и защитнику в семье принято не было. Поэтому никаких комментариев не поступило. Две пары голубых глаз переглянулись, и их обладательницы также разошлись по комнатам готовиться ко сну, обуреваемые противоречивыми чувствами (см. выше).
Размытые тени омута (мотивы проясняются)
Утром отец укрепил слегка невыспавшееся семейство во всех появившихся за ночь умозаключениях, подозрениях и паре смутно-розовых с алыми прожилками мечтаний, положив вилку возле тарелки и отдав более конкретные распоряжения по поводу:
- Так, мать, приготовь-ка нам в субботу такой обед семейный. Не шибко праздничный, но чтобы перед гостями не стыдно было: борщичка там, пельмешек твоих... Ну, и пирожков там на твое усмотрение...
Варвара Ивановна так и осела на стуле: "Все, точно! Как есть сговорить дочку хочет окончательно. Хоть ему кол на голове теши, пень упертый! Разве ж так торопиться можно, хоть и время такое конечно..." Тут некоторая мысль заставила ее повернуться к дочери и внимательно оглядеть ее стремительно краснеющее под взглядом матери лицо и особенно девичий ("Ох, а девичий ли еще?!") стан: "Так, платье точно будем классическое выбирать. Если что, Пояс повыше сделаем, а в пышных оборках один черт никто ничего не разберет!"
- Маша, - это отец обратился уже к дочке, уже не цветущей под материнским взором, как маков цвет, а начинающей приближаться, скорее, к свекле. - Ты Германа Алексеевича к нам на обед в субботу пригласи. Скажешь, что так, мол, и так, прошу придти к нам по-простому, по-домашнему...
Маша только и смогла, что глаза сделать большими: во-первых, отчества лаборанта она и сама знать не знала, а отец, оказывается, знал! Во-вторых, в голосе отца прозвучала странная просящая нотка. Отец на ее памяти никогда ничего ни у кого не просил. Да и прозвучали эти "по-простому" и "по-домашнему" уж больно по-дурацки.