Аннотация: Любите поспать? - И я. А видеть обалденно красивые сны? - Ну, еще бы. Как насчет поселится в них? - Может не стоит, там же и кошмары бывают. Жаль, иногда нет выбора. (Роман написан полностью, выкладывается по мере вычитки)
Скубицкая Ольга Николаевна
Тропою сна
Книга была потрясающей: эмоционально насыщенной, затягивающей, оригинальной. Сюжетные линии извивались пучком исключительных, занесенных в красную книгу, змей. Она заставляла сопереживать и смеяться вместе со своими персонажами, вдыхать непривычные запахи их таинственных миров, вместо бумажного переплета чувствовать под пальцами приятную прохладу аппаратуры космических кораблей, впитывать звездный блеск необъятного космоса. И конечно до умопомрачения любить странноватую необъяснимо загадочную девушку, потомка то ли кочевников Серой солнечной системы, то ли вождей Блуждающей планеты. Страницы освещал свет ее глаз, сосредоточенный немного безумный взгляд пробирался под кожу и оседал в крови, а сладковатый запах волос будоражил обоняние.
Перечитывая в который раз, он и сегодня никак не мог прерваться, слыша за шорохом листов звук ее голоса, и лишь накопившаяся усталость ослабила хватку судорожно сжимавших книгу пальцев. Учебники и медицинские справочники с превосходством и укоризной взирали на выскользнувшую из рук хозяина соперницу, мечтая отрастить руки и выкинуть ее в окно.
Темнота сна засмеялась так задорно и искренне, как может смеяться только очень легкий целостный и счастливый человек на стыке лет меж детством и шальной юностью. Затем она сжала в жадную пригоршню все его силы, скомкала в липком кулаке и сдула с ладошки в сизое море.
1
В детской его не было, на балконе тоже, в спальне лишь измятое покрывало невзначай намекало на его недавнее присутствие. Эля заглянула на кухню, заранее готовясь увидеть, как сын, вскарабкавшись на шаткий стул с хромированной спинкой, тянется к полке с конфетами, но и там его не оказалось. Страх не заставил себя долго ждать, в который раз показав Эле, что за себя бояться проще, чем за своего ребенка. Запертая изнутри дверь не оставляла сомнений - сквозь нее никто не выходил, не говоря уж о том, что еще и трех лет не достигший малыш попросту не смог бы отомкнуть хитрый замок.
- Кроха... - еле слышно захрипел, не к месту осипший элин голос, пока его обладательница металась по комнатам, в панике проверяла по второму кругу запоры окон, шкафы, ванную. Уже не веря не себе не элементарной логике, она трясущейся рукой дернула задвижку окна и, распахнув створку, боязливо глянула вниз с четвертого этажа. Но там колыхалась лишь не примятая трава, и матерый дворовый котище пробирался по ней, маневрируя как гондола в узких каналах Венеции. Растерянный взгляд девушки перескакивал с одной детали внутреннего дворика на другую, она боялась, что на этот раз ее маленький сынок не вернется. Но тут со стороны прихожей раздался знакомый приглушенный звук и невнятное детское бормотание. Эля еще никогда так быстро не бегала. Механизм замка сухо щелкнул.
В тамбуре между двумя квартирами прямо на полу сидел хорошенький мальчик, он смеялся и жестикулировал, а еще бормотал что-то невнятное, глядя в стену, причем так осознанно, будто с кем-то разговаривал.
- Эмиль! - с облегчением выдохнула девушка и подхватила на руки, мигом потянувшегося навстречу грязными ручками, ребенка. - Как же ты меня напугал!
Крошечное сердечко радостно забилось ей в плечо, когда-то она и предположить бы не смогла, что только это будет повергать ее в тотальное спокойствие и счастье. Малыш пах клубничными конфетами и пластилином, для Эли этот запах ассоциировался с беззаботностью.
- Ма-ма... - пробормотал он и обнял ее за шею. От удивления девушка остановилась как вкопанная, так и не переступив порог квартиры. - Зубиии...Зубббиии, - забавно коверкая слово, выдохнул ей в ухо ребенок и радостно засмеялся, тыча пальчиком в стену, у которой только, что сидел.
- Какие зубы? - Эля шагнула за порог и через плечо обернулась в направлении, которое указывал сын.
- Там зуби и глаза, - указал ребенок на стену, частично покрытую облупившейся зеленой краской.
- Ты их боишься, мой фантазер? - В ответ сын только радостно засмеялся.
Целый день она не спускала с него глаз, порою, прервав дела, порывисто обнимала и чмокала в светлую макушку - просто так, чтобы удостоверится, что он рядом, что никуда не делся.
Страх уже давно сплел клубок в ее сердце, еще с тех пор, как Эмиль научился говорить. Сначала ей казалось, что все его слова выдумка разошедшегося детского воображения, многие малыши болтают несусветную чушь, но родители естественно не принимают ее в серьез.
Элин сын не только болтал. Он указывал пальчиками в совершенно пустые углы, будто видел там что-то недоступное маминому зрению, ни с того ни с сего начинал заливисто смеяться над чем-то, что слышал и понимал только он. Он пытался объяснить "бестолковой" маме, что вот там где Эля видит шкаф, еще есть дерево с синими листиками, а внутри вон той игрушки прячется чья-то когтистая рука. Со временем девушка привыкла спокойно воспринимать заявления, что от печки на кухне начинается белая вода, а к вечеру там же стоит темный страшный человек. Может оттого, что сама всегда была неисправимой фантазеркой и, прочитав очередную книгу, "селила" в человеческий мир то прекрасных вампиров, то отвратительных чудовищ, а то и прирученных василисков. Выдумки мальчика все время менялись, и чем лучше он говорил, тем четче становились описания видимых только им персонажей и событий, и тем больше укоренялся в Эле безотчетный страх, напоминавший то ли холодную змею, свернувшуюся в животе, то ли предвиденье грядущей беды.
Своими опасения она могла поделиться только с двумя людьми, чем и занялась вечером.
Эмиль безмятежно спал в своей комнате, еще бы, на этот раз вокруг него махали крылышками разноцветные бабочки, чем он не преминул поделиться с Элей, прежде чем закрыл уставшие, но восхищенные детские глазенки.
Кухню освещал лишь мутный кружок желтого света, так, что все предметы, кроме стола, прятались в тени. Мохнатый абажур лампы был опущен низко. Редкие гости давно перестали спрашивать о том, действительно ли он сделан из натурального меха, и к лучшему, ведь хозяйка квартиры никогда не рассказывала из чего и как мастерит свои экзотические аксессуары для интерьеров. На совершенно не приемлемой по цвету и форме полке, стучали, сталкиваясь, шарики "Вечного двигателя Ньютона". А обтянутый мягким покрытием подоконник, расшитый стеклярусом, сверкал, как драгоценность из сокровищницы царицы Савской, на нем-то Эля и примостилась, свесив ноги и сложив руки на коленях, как прилежная школьница.
- В нашем мире бывает все, что угодно, поэтому можно брать в расчет прохождение сквозь стены или даже телепортацию. - Лем говорил медленно вдумчиво, растягивая слова, а порой глотая окончания. Мыслительная сторона его натуры всегда опережала вербальную. Эля с легкостью представляла как все гипотезы и предположения, еле умещаются в кудрявой голове, иногда ей даже казалось, что серпантины волос, торчащих во все стороны, лишь закономерное продолжение его чересчур подвижного мозга. Однако ответить не успела, в замке входной двери повернулся ключ, и она с радостью соскочила с подоконника, направляясь в прихожую.
Молодой человек разувался в темноте у двери. Эля как обычно подавила желание повиснуть у него на шее, лишь тихо застыла, прислонившись виском к стене.
От него пахло трудным разговором и ветреной кокетливой девушкой - тяжелый запах сигарет и легкий флер цитрусовых духов. Пассивным курильщиком Янош становился только в кабинете начальника, ну а аромат парфюма явно зацепил при общении с новой поклонницей.
- Представляю, что он наплел тебе, - сказал Ян, пренебрежительно отпихивая в сторону новомодные кроссовки Лема.
- Я все слышу, - раздалось из кухни.
- Слышать - это не плохо, но порою надо еще и думать. В очередной раз подпитываешь ее фантазии своим неуемным вниманием? - бросил Ян, проходя мимо девушки в кухню и присаживаясь на свой любимый стул. Стул был такой же фундаментальный непоколебимый и надежный, как и сам Янош, и в этой квартире, среди разномастной порой нефункциональной, а порой даже нелепой мебели, он единственный не претерпел изменений от рук хозяйки. Он нравился Яношу, а значит приукрашать его на свой вкус Эле даже в голову бы не пришло.
- Так, фантазеры-шизофреники, - продолжил решительный баритон Яноша. - Хватит страдать фигней, а давайте-ка рассуждать логически.
Лем с усмешкой покосился на него и отвернулся к окну, их подруга снова заняла привычное место на подоконнике.
- Наверняка есть и разумное объяснение тому, почему ребенок оказался за дверью. Во-первых...
- Ты голодный? - спросила Эля, помня о ненормированности его рабочего дня.
- Перебивать людей некультурно. Сколько раз можно повторять. Ну, когда я научи тебя элементарной вежливости?
Парень сидел в тени, и девушка не могла четко видеть его лицо, но почти физически ощущала, как он измотан. Не обращая внимания на ворчание, Эля предложила попробовать блюдо, которое впервые приготовила. Лем плотоядно облизнулся, не смотря на то, что свою пайку уже слопал и был невозможно сыт.
- Ну, давай, - сдался Янош, - а то мать наверняка сварганила что-нибудь несъедобное.
Пока он ел, в кухне висела выжидательная тишина. Лем смотрел куда-то вдаль и молчал, а Эля наблюдала, как длинная челка Яноша занавешивает загорелый лоб и как он раздраженно откидывает ее в сторону. Фантазия девушки в данный момент называлась "муж пришел домой, а любящая жена потчует его потрясающим ужином".
- Круто, да? - полюбопытствовал Лем.
- Нормально, - как всегда ответил Янош. - Снова не расскажешь из чего это?
- А зачем? Приходи в любое время и ешь, сколько захочешь.
- Все еще думаешь, что путь к сердцу через желудок? - полюбопытствовал Лем, когда Янош отправился мыть руки. Эля только вздохнула. - Тогда бы он еще в школе...
- О чем шепчемся? - повысил голос Янош, выходя из ванной.
- Для того и шепчемся, чтобы ты не услышал, - ответил Лем.
Эля понимала, что самая большая разница между ними в том, что один просто считает ее ненормальной, а другой, зная, что она ненормальная считает, что это нормально.
- Так вот, ты могла, вынося мусор, к примеру, не увидеть, как Эмиль юркнул в дверь.
- А, когда шла обратно в тамбуре его тоже не заметила? - возразил Лем.
- Она же рассеянная, к тому же он мог спуститься этажом ниже, а потом вернуться обратно.
- Ну да, а дверь в тамбур Эмиль сам за собой закрыл? Не дотянулся бы.
- Я вообще никуда сегодня не выходила, - прервала их девушка.
- Тогда другой вариант...
- Ян, не надо, я действительно невнимательная и задумчивая, но он для меня самое важное в жизни и ты не можешь обвинить меня в том, что я настолько плохая мать.
- Ты отличная мать, - вставил Лем, ерзая на низком пуфике, который походил на ежа из-за колючек (благо мягких), торчащих из его боков.
- Кстати, он сегодня впервые назвал меня мамой.
- Как ты не старалась объяснять, что его мама с папой "надолго уехали", маленькому ребенку это не важно, для него мама - ты.
- Хочется, чтобы он знал про Иру и Данила.
- Давно хотел спросить, в кого из них у него такое развитое воображение? - спросил Янош.
- Ни в кого, Иру ты знал, ну а Данил был таким же прагматичным, как и она.
- В тебя, как не странно, - протянул Лем. - Хотя ты к его генетике имеешь лишь косвенное отношение.
- Он уже второй раз вот так непонятно исчезает и появляется. Мне...страшно.
Лем успокаивающе коснулся ее руки, а Эля тут же представила, что прикосновение принадлежит Яну, сухую теплую кожу, чуть шершавые подушечки красивых загорелых пальцев. Чтобы отвлечься, ей пришлось срочно сжать в кулаке кисточку от занавески.
- Ты знаешь, я в чудеса не верю и то, что ты не хочешь принять логическое объяснение, еще не говорит о том, что его нет. Переутомилась, переволновалась, задумалась, не заметила. И не надо на меня так смотреть, ты - хорошая мать, но никто не идеален. "Особенно ты", - добавил его взгляд. - Ребенок нашелся и это главное, в следующий раз будешь меньше отвлекаться на свои фантазии.
- Да брось, - махнул рукой Янош, скептически приподняв бровь. - Твое увлечение, по-другому и не назовешь, даже денег толком не приносит, лучше бы подалась в повара, это у тебя хоть приемлемо выходит. - Эля и не подумала обидеться, во-первых, она знала Яна так давно, что уже перестала обращать внимание на его пренебрежительную манеру общаться, а во-вторых, именно так звучал комплимент в его исполнении, хотя молодой человек вряд ли бы это признал.
- Мы теряем основную нить разговора. Что конкретно ты можешь предложить? - спросил Лем, по привычке растягивая слова.
- А что тут предложишь? Отдохнуть и перестать себя накручивать на пустом месте.
- Ты, как обычно, не отличаешься оригинальностью. В таком случае предложу я. А что если обратится к ненаучным методам анализа проблемы?
- Каким? - спросили одновременно Эля с Яношем, но тут за стенкой захныкал ребенок, и девушку поспешила в детскую.
- Предложишь ей обратиться к колдуну или гадалке? - скривился Янош, но это ничуть не испортило исключительной красоты его лица. Он был красив всегда: когда злился, когда надменно отчитывал друзей и коллег, когда взбирался по карьерной лестнице, не взирая на методы, и даже когда говорил, страдающим по нему девушкам, свое емкое и холодное "Нет".
- Вообще-то к экстрасенсу.
- Не вижу разницы.
Лем ничего не ответил, и они долго сидели, глядя в разные стороны, пока не вернулась хозяйка квартиры.
- Так что за метод? - уточнила Эля, появляясь в прихожей.
- Он передумал, - выразительно глядя на Лема, сказал Янош.
- Ну, вообще-то нет, - чуть прокатившись на пуфике вперед и вернувшись обратно, сказал Лем. - Но, пожалуй, это будет несвоевременно, оставим до критической ситуации. - Побледневшая Эля так и замерла в прихожей, обессилено опершись о стену.
- Хватит пугать. Ты что ее не знаешь? Напридумывает черт знает чего.
Лем промолчал, явно придерживаясь своего мнения, поэтому вибрацию мобильника в наступившей тишине услышали все.
- Да мам, скоро буду, только успокою парочку паранойидальных психов, - сказал Янош в трубку и отключился. - Так, мальчики и девочки, срочно меняем тему. Чего он проснулся?
- Сказал, что в комнате много кричащих дяденек в синей одежде.
- И?
- Потом они куда-то ушли, на их месте появилось, что-то приемлемое, и он уснул.
- Интересно, - оживился Лем.
- Еще бы, судя по описанию, военные, только вот откуда он о них знает, да еще и в таких исчерпывающих подробностях, у нас даже телевизора нет. - Девушка в напряжении морщила лоб.
- Да откуда угодно, например, девочка в группе рассказала. Где-то я тут у тебя видел успокоительный чай. - Янош встал и начал открывать все подряд дверцы полосатых кухонных шкафчиков, пока не нашел нужную упаковку. Щелкнув кнопкой чайника, он шагнул в прихожую и потянул Элю за руку. И только когда усадил на жуткое творение современного модерна из кучи блестящих металлических трубок и всучил чашку с горячим напитком, источающим запах валерьяны, продолжил:
- Детский психолог говорил тебе, что для ребенка это нормально, неокрепшая психика способна выдать любые неожиданности. Лучше подумай о том, что у Эмиля скоро день рождения, спланируй подарки, стол, список мероприятий, в конце концов. - Янош старался всячески отвлечь друзей от совершенно нелепых, как ему казалось, мыслей, в их троице он еще с детства был отрезвляющим началом.
- Оно только через две недели, - напомнил Лем.
- И что? Нужно все обсудить заранее.
Спустя пол часа, выжав из Эли, все еще находящейся в растрепанных чувствах, варианты возможных подарков, Янош успокоился. Разговор съехал с опасной темы на более земную и приятную. Ну а на этапе обсуждения плюсов и минусов различных украшений для детской, молодой человек посчитал свою миссию выполненной.
- Ладно, я пошел. Ты со мной?
Лем прервавшись, отрицательно покачал головой.
- Дай угадаю... - Но хмурое выражение, появившееся на лице шатена, просило его не продолжать. - Янош махнул рукой, а Эля кинулась заворачивать какие-то сладости собственного приготовления для женщины, которую еще со школы мечтала назвать свекровью. Пока она шуршала пакетами, отвернувшись в сторону, Янош недвусмысленно жестикулировал Лему, чтобы он больше не поддерживал расстраивающую Элю тему. Лем состроил равнодушную мину и развернулся к окну.
Эле так хотелось попросить двери не выпускать Яноша, но дверь к сожаленью не понимала человеческой речи.
- Отец? - проводив Яна и вернувшись на кухню, спросила она. - Парень нахмурился.
- Тебе компьютер сегодня нужен?
- Нет, буду спать. Перетаскивай его в зал, только потише, Эмиль может проснуться. Пойду постелю диван, не забудь там ножка шатается.
- Я же в прошлом месяце ее почини. Уже не помнишь?
- Угу. На нем же спишь только ты, да и то редко.
- Ну почему же, один раз спал Ян.
Девушке не нужно было долго вытаскивать из памяти на свет тот случай, он как раз относился к эпизодам жизни, которые Эля бережно хранила и порою любовно перебирала в голове, как олимпийский чемпион золотые медали, а еще снабжала деталями, не имеющими ничего общего с реальностью. Позже, лежа в постели, она вспоминала ночь, чуть больше двух лет назад, когда Янош, единственный раз остался у нее. Переутомленный после рабочего дня, уснул прямо сидя на диване. Она осторожно сдвинула красивую голову на подушку и просидела до утра, рассматривая классические черты лица, черные как деготь пряди идеально подстриженных волос, атлетически сложенную фигуру. Вдыхала знакомый до мельчайших подробностей запах мужского тела и мечтала, мечтала, мечтала...
Из прихожей пробивалась еле заметная полоска приглушенного света, Лем работал. Сон не шел, и даже привычные размышления о Яне, ранее способные при любых раскладах вернуть ее в приподнятое расположение духа, не могли отогнать другие - настойчивые, тревожные, изматывающие. В мыслях девушки наравне с Яном уже давно царил и другой персонаж - маленький голубоглазый улыбчивый. С тех пор как Эля едва живая выбралась из горящей машины, прижимая его к груди, жизнь разлетелось на мелкие осколки, которые затем срослись в другом порядке в нечто, уже с трудом напоминающее прежнее. А сердце, которое всегда казалось переполненным только одним человеком, расширилось и впустило крохотное горько плачущее чудо. Чудо, даже не подозревая о том, оплакивало своих погибших родителей, а прибывшие на место аварии медики, долго не могли вырвать из рук, потерявшей сознание девушки, рыдающий зеленый сверток.
Сегодня она намеренно осталась спать в детской, и теперь слушала, как тихо дышит в темноте ребенок, лишь это слегка успокаивало и ободряло. Она знала, что происходит нечто странное, и, пожалуй, могла бы обрадоваться каплям мистики, разбрызгавшимся по ее обыкновенной жизни, если бы это не касалось златовласого сокровища, которое давно стало для нее самым дорогим на свете.
Компьютер Лем выключил под утро, и приблизительно в это же время Эля смогла закрыть измученные бессонницей глаза, которые как показалось, сразу же открылись, и лишь через пару секунд Эля поняла, что проспала несколько часов. А разбудило ее не изменившееся дыхание Эмиля и не клацанье посуды за стеной, а мокрые ресницы и послевкусие пережитого страха. Она никогда не помнила своих кошмаров, но точно знала, если они приходили за ней.
Часов в комнате не было, и серость утра не давала не единого ориентира по времени. Одевшись и заглянув на кухню, Эля обнаружила бодрого Лема, тихо набивающего рот едой под реп из наушников. Она спокойно вынула у него из руки хлеб с маслом, обильно посыпанный сахаром, положила его на стол и принялась готовить душистую пшенную кашу с персиками и корицей.
- После трудовой ночи, нужно восполнить резервы организма чем-нибудь сладким, - продолжая жевать, изрек Лем. - Мои извилины попахали сегодня на славу. - Что правда, то правда, его гениальные мозги все время требовали подпитки. "Золотая голова, - частенько говорил Митрофанов - старший - отец Лема, но в моменты ссор с единственным сыном, непременно добавлял - только дураку досталась".
- В холодильнике есть терамиссу, а сахар с маслом ассоциируется с голодным детством в детдомах, которого у тебя, мальчик из обеспеченной семьи, и близко не было, - улыбнулась Эля, помешивая ложкой в кастрюле. Ее всегда ужасала любовь друга к сосискам, кетчупу и заваривающейся в пакетиках полу-картошке, особенно притом, что для его семьи последние лет десять готовил прекрасный повар. Но домашнюю пищу он не любил и исключение делал только для элиной стряпни. Вот и сейчас, слямзив со стола остатки бутерброда, продолжил заниматься гастрономическим невежеством.
- Вкусно же, и ладно.
- Подожди, через пять минут будет готова нормальная еда. - По комнате уже распространился фруктово-пряный дух.
- Угум, - ответил парень, с готовностью усаживаясь на пуфик.
Поставив перед Лемом тарелку, Эля заглянула в детскую. Солнце пробивалось сквозь облака, и с потолка улыбался нарисованный заяц с задорно согнутым ухом. В противоположном углу солнечный луч прошелся по серпу эмульсионной луны, окруженной звездами, затем опустился к фотообоям во всю стену, изображающим стилизованную под старину географическую карту мира, обласкал каждую из разноцветных подушек-стульев разбросанных повсюду и замер на детской кровати, украшенной необычным черным рисунком - деревянную поверхность декорировала Эля, осваивая технику выжигания.
Мальчик улыбался во сне, демонстрируя миленькие ямочки на щеках, одеяло сползло в сторону, открывая ямочки и на коленках. Эля вернула одеяло на место и тронула губами висок ребенка, думая о том, что ямочки знаки Венеры - планеты любви.
Когда девушка вернулась, Лем одной рукой тыкал пальцем в телефоне, а другая застыла с поднятой к губам ложкой каши.
- Ау, - позвала Эля.
- А...? - Ложка ляпнулась в тарелку. - Понимаешь, я тут написал одну изящную программную штучку и если ее внедрить в рабочий процесс... - Дальше Эля не слушала, Эмиль позвал. Звонкий голосок действовал на нее как изрядная порция бодрости, вот уже почти три года утро для нее начиналось только тогда, когда просыпался Тимирчев младший, причем неважно, что поначалу "утро" приходило четыре раза за ночь.
Она тут же развернулась и с улыбкой направилась обратно в детскую, но мальчик, как не странно, мирно спал. Решив, что ей показалось, и бесшумно закрыв двери, девушка отправилась завтракать.
Лем, узнав в чем дело, продолжил изливать на ее голову подробности своей гениальной идеи. Эля редко понимала его, но пропасть между ними была не столько в уровне интеллекта, сколько в способе восприятия действительности. Впрочем, это никогда им не мешало, девушка прекрасно умела слушать, хотя порою настолько погружалась в свои мысли, что теряла ощущение реальности. Пока друг сыпал заковыристыми термина, Эля с аппетитом ела и как только вылавливала в его речи что-нибудь понятное, утвердительно кивала головой. Вспомнив, что собиралась сесть на диету, она отодвинула тарелку, но, отвлекшись, вновь принялась за еду. Вдруг сын снова позвал ее, и девушка резко поднялась, но Лем успел поймать ее за руку.
- Ты чего?
- Эмиль зовет.
- Ничего не слышу. - Зато Эля отчетливо слышала детский голосок.
- Пусти, он проснулся.
Лем с растерянным видом разомкнул пальцы, а когда девушка, спустя две минуты вернулась, его внимательные серые глаза излучали беспокойство, но во взгляде Эли беспокойства было не меньше.
- Спит, - еле слышно прошептала она и принялась разливать по чашкам ароматный травяной чай.
- Наверно снова воображение шалит, - уголком губ улыбнулся молодой человек.
- Но я же слышала.
- Конечно, слышала. - Лем никогда бы не усомнился в словах девушки, его подруга врать не умела и поэтому даже не пыталась это делать. - Вспомни, что говорил психолог, ты очень чувствительна и восприимч...
- А сейчас? - снова встрепенулась Эля. - Ну, он же разговаривает с кем-то.
В квартире было на удивление тихо, и даже отнюдь не спокойные соседи в данный момент никак не напоминали о себе. Лем замер прислушиваясь, но слишком сонный для раннего утра дом, безмолвствовал. Эля обернулась в сторону прихожей.
- Что-то рассказывает обо мне. А теперь зовет... - Поспешно поставив чайник, девушка снова побежала в комнату. Жалобный голос так четко раздавался в ее ушах, что сердце защемило. На полпути ее нагнал Лем, и дверь они тихо приоткрывали уже вместе.
Мальчик мирно спал в той же позе на левом боку, и даже одеяло, ничуть не сдвинулось.
Войдя в комнату, Лем прошел пару шагов, и стал внимательно рассматривать ребенка, а когда обернулся к Эле, та, не отрывая взгляда от сына, опустившись на синюю подушку у двери, сжимала уши и одними губами шептала:
- Зовет... Плачет...
- Тише, успокойся, - медленно попросил Лем. - Сосредоточься, ты же видишь с ним все в порядке. - Он подошел, погладил светлую макушку девушки и почувствовал, как она мелко трясется.
На размышление времени не было, поэтому Лем, не сводя обеспокоенных глаз с Эли, вернулся к кровати и легонько потряс малыша за плече. Белесые реснички вместе с маленькими веками зашевелились, губки забормотали нечто сонно-невнятное, и одновременно Эля облегченно выдохнула и опустила руки. Но окончательно успокоилась только, когда присела около кроватки и погладила теплую ручку сына.
Эмиль, судя по всему, был немного испуган, но, увидев маму, быстро отвлекся и легонько потрогал пальчиками прядку ее волос.
- Беяя, касивая ..., изрек малыш, устами которых, как известно, глаголет истина. - Эля только вздохнула, не к месту подумав о том, что будь так, то может, у них с Яном все бы сложилось по-другому.
- Я его слышала, - не поворачиваясь, произнесла она. Лем у нее за спиной беззвучно кивнул.
- А помнишь летом после пятого класса, ты слышала, как под окном эльфы играют на свирелях?
Перефразируя избитое выражение, можно сказать, что каждый человек глубокий омут и иногда лучше не соваться к тем чертям, что в нем водятся. Лем знал, что эллины черти очень странные. Большую часть времени она была совершенно обычным среднестатистическим человеком, трезвомыслящим, и отвечающим за свои поступки, но иногда ее воображение перебиралось через границы реальности, в такие моменты психика теряла ориентиры возможного и невозможного, смешивая все в единое и порою шокирующее для окружающих. Большинство из тех, кто случайно сталкивался с этой ее особенность, делали большие глаза и крутили пальцем у виска, старшая сестра когда-то даже пыталась водить к психоаналитику, и только друзья давно привыкли и любили ее такой как есть. Лем обожал за то, что она всегда оставалась собой, при любых обстоятельствах, ее никогда не цепляло общественное мнение и стадный инстинкт, она словно плыла на своей волне, спокойно и размерено, не обращая ни малейшего внимания на то, куда и на чем плывет остальное человечество. Янош... Кто знает, что думал Янош?! Наверняка считал слегка сумасшедшей, но вслух об этом никогда не говорил и другим не позволял. Он держал ее под крылом своей опеки, и сам себе не мог ответить на вопрос, чем его когда-то так прочно привязала к себе тихая замкнутая нелепая девочка.
Лем ушел, пообещав позвонить вечером, а элин день вернулся в привычную колею, за одним единственным исключением - она не оставляла Эмиля одного ни на минуту. Работать не получалось, хотя сроки по выполнению заказов растягивать было не желательно, но она слишком беспокоилась за ребенка и даже в подготовительном кружке для детского сада не смогла его оставить без личного присмотра. В результате в течении трех часов рисовала эскизы, держа на коленях блокнот, под аккомпанемент визгов и писков веселой малышни. Впрочем, там она была не единственной гипперопекающей мамочкой, из разных углов помещения кидали на своих чад обеспокоенные взгляды еще несколько женщин.
Эля пыталась отделаться от навязчивого тревожного ощущения, стараясь не зацикливаться на слове "предчувствие", но оно не отпускало ее всю следующую неделю. Как и любая нормальная мать, она и раньше переживала за своего ребенка, но теперь не просто переживала, она панически боялась. Последним событиям можно было подобрать тысячу разумных объяснений и таким образом утешить себя, но Эля отдавала большее предпочтение ощущениям, холодный разум не был ее коньком.
- Логика здесь не живет, - неизменно комментировал ее Янош.
- Наличие логики не доказано, - рассеяно отвечала она, и парень хохотал, наслаждаясь абсурдностью фразы.
- Для твоих мозгов уж точно.
Хотя в чем-то Эля была права, связь матери и ребенка не всегда можно объяснить с научной точки зрения. Несмотря на то, что мальчик фактически являлся ее племянником, такая связь между ними установилась с самого начала, еще тогда, когда Ира ходила беременной. Он активней шевелился у сестры в животе, когда Эля приближалась, реагировал на ее голос. А Эля все никак не могла понять, почему Ира, всегда такая близкая и понятная, вдруг стала отдаляться, причем ей это удавалось делать даже в трехкомнатной квартире, в которой, казалось бы, далеко друг от друга не убежишь. В то время Эля училась в университете и жила в оставленной родителями квартире вместе с сестрой и ее мужем. Сначала сестра, которая, не смотря на строгость и непрошибаемость характера, всегда искренне интересовалась Элиной жизнью, стала все чаще запираться в своей комнате, когда девушка появлялась на пороге. А если Эля находилась в квартире долго, при любой возможности уходила. Исчезли медлительные вечерние разговоры за чаем, правда вместе с ними исчезли и постоянные упреки в глупости и легкомыслии, но оказалось, что даже по ним Эля скучает. Данил успокаивал девушку и бормотал что-то о причудах беременной женщины, но Эля все равно не понимала, и поведение сестры ранило ее сильнее, чем все насмешки однокурсников и все кратковременные влюбленности Яна. Ее можно было понять, при живых и вполне здравствующих родителях, Ира заменила Эле мать.
Родители были успешными физиками, возможно, так получилось именно по тому, что науку они любили больше, чем что-либо другое в жизни, они молились только ее идолам. И хотя она не стала яблоком раздора для личных отношений между ними, но зато легко позволила оставить десятилетнего ребенка на попечение, закончившей институт, старшей дочери и умчаться за границу работать во имя великих целей. По правде сказать, с их отъездом в жизни девочек ничего кардинально не изменилось. Ира привыкла заботиться об Эле еще с тех пор, когда ей надо было менять пеленки, так что разница заключалась лишь в том, что раньше они видели маму с папой раз в неделю и мельком, когда те возвращались из лаборатории, а теперь не видели годами.
И вот спустя двенадцать лет, единственный человек, которого Эля, считала по-настоящему родным, ни с того ни с сего тоже решил ее оставить. Девушка не понимала, в чем провинилась, и готова была просить прощения даже за то, чего не совершала, но Ира лишь награждала ее задумчивым взглядом и снова ускользала от разговора. При этом Эля была готова поклясться, что порою видит на дне карих глаз сестры страх. В те месяцы от отчаянья ее спасала только поддержка Лема и неусыпный контроль Яна. Выяснилось все однажды вечером, когда Эля, вернувшись домой, услышала обрывок разговора, доносящегося из кухни.
- Она хочет его забрать, - бормотал совершенно не свойственный уравновешенной Ире, плаксивый голос. - Эля так и замерла в прихожей не успев даже обувь снять, а Ира не зная, что ее слышит кто-то помимо Данила, продолжала, захлебываться слезами.
- Ты в своем уме? - Расстроенному мужу с каждым разом все сложнее было выносить абсурдные истерики жены.
- Каждый день сны, один за другим без перерыва. И ведь раньше я снов в жизни не видела. И пусть и ладно, но ведь в каждом из них, о чем бы он ни был, она беременна моим сыном. - Эля дернулась как от пощечины, но не от невероятного обвинения, а оттого что вот уже третий месяц время от времени видела сны, в которых была беременна мальчиком.
Еле переступая ногами, девушка бесшумно вошла в кухню.
- Приди в себя. О чем ты вообще? Ты хоть понимаешь, в чем пытаешься обвинить человека? - Глаза жены удивленно расширились, и, проследив за ее взглядом, Данил повернул голову. В проеме двери стояла Эля и они с Ирой смотрели друг на друга не отрывая глаз - это был разговор, который никто не смог бы услышать.
"Прости, ничего не могу с собой поделать".
"Я не хочу отнять, сама ничего не понимаю".
"Он только мой". - Ирина рука ласково скользнула по животу.
Данил, с облегчением вышел, понимая, что на этот раз они точно разберутся. Но он ошибся, все стало только хуже.
Если бы на месте Эли была другая девушка, то она, скорее всего, попыталась бы успокоить и переубедить сестру, но Эля не умела лгать не только окружающим, но и себе.
- Я тоже вижу такие сны. - Стоявшая у стола Ира, обессилено опустилась на стул.
- Если бы только это...
"Что же еще?" - спросил эллин взгляд.
- Он слышит тебя, он реагирует, ему нравится когда ты здесь... Даже сейчас. Прости, я наверно несу несусветную чушь, но хотя бы один раз в жизни можно, ведь обычно этим занимаешься ты. - Уголки губ натянуто сымитировали улыбку. - Мне тяжело находиться рядом. Он мой, понимаешь, мой. - В Ире проснулись характерные для нее упрямство и уверенность. Она, глотая слова вперемешку со слезами, говорила не о том, что думала, а о том, что осознавала, чувствовала, быть может, даже предчувствовала. Она то шептала, то переходила, на крик, то долго молчала, то не давала вставить и слово. Впрочем, Эля не собиралась перебивать ни ее личную истерику, ни ее персональную тишину.
Впервые в жизни видя в таком состоянии свою всегда такую разумную сестру, она, как никто, понимала и верила тому, что рассказывала Ира.
- Он мой, но почему-то он совершенно уверен, что его мать - ты. - Ее глаза горели лихорадочным блеском.
Эля не думала о том, что все эти слова ни что иное, как бред, связанный с глобальной перестройкой женского организма, она просто стояла в дверях и молча слушала, прислонившись щекой к стене. Возможно, все бы закончилось относительным миром, если бы Эля не сделала несколько опрометчивых шагов навстречу и не прикоснулась кончиками пальцев, к выпуклому животу сестры. Ребенок в чреве мамы немедленно задвигался, элино сердце дернулось и забилось чаще. Ира резко отшвырнула руку сестры в сторону и поднялась. Ее щеки покраснели, а губы задрожали, она хотела что-то сказать, но не могла. Кто бы мог подумать, что между ними такими разными и такими родными, когда-нибудь встанет еще не родившийся ребенок.
Внезапно Эля поняла, что не просто теряет ту, которая всегда была для нее семьей, ту, что с детства ограждала от окружающего мира и от самой себя, а уже потеряла и возможно навсегда. Она не стала оправдываться и уговаривать, извиняться и обвинять, она тихо ушла и весь последний месяц Ириной беременности жила у Лема, благо его родители в тот момент жили во Франции. Ушла не от обиды, а из-за волнения за сестру, подумала, что так для нее будет лучше.
Целый месяц они не общались, и Эля видела привидений в чердачном окне дома напротив, слышала, как шуршат крыльями и скрежещут когтями по потолку отвратительные склизкие чудовища, вдыхала смрад тысячелетних гробниц прямо в опрятных и модных интерьерах дома Митрофановых. Все ее откормленные черти выбрались наружу и радостно танцевали джигу. Она едва слышала преподавателей, на лекциях и с троек скатилась на двойки. А вечерами гипнотизировала телефон, ожидая очередного регулярного звонка. Правда звонила не Ира, а Данил, он кхм-кал в трубку и, страдая от неловкости, подробно расспрашивал о делах, погоде, природе. Девушка понимала, что через него с ней говорит сестра. Не смотря ни на что, Ира ее любила.
А потом пришел он - тот самый день, в который жизнь решила, кто-то бы сказал покарать, другой бы возразил - дать вечный покой, а третий - вернуть все на свои места.
Ира родила хорошенького мальчика, а спустя четыре дня сама позвонила до смерти испереживавшейся Эле. Данил забрал жену из роддома и по пути домой они возбужденно переговаривались в машине, втроем наперебой обсуждая самого нового члена их семьи, который тихо спал на руках у мамы. Эля старалась к нему не прикасаться, чтобы не тревожить сестру, но та, казалось, забыла обо всех своих страхах и находилась в состоянии абсолютной гармонии. Эля на всю жизнь сохранила в памяти глубокие умные глаза, худое лицо, обрамленное волнистыми каштановыми волосами, запах мягких ладоней, отдававших вишневым мыло, (для Эли так пахла безопасность) и ту ее умильную улыбку, когда, склонившись над ребенком, она словно светилась изнутри. Это было последнее, что Эля запомнила из той, прошлой жизни, жизни до...
Отходить от пережитого шока: страшной аварии, двух смертей и вытягивающих душу похорон, ей не удалось, ведь на руках у той, кого и друзья и сестра, всегда считали неисправимым ребенком, оказалось крохотное существо, которому Эля была не просто нужна, жизненно необходима. Только ради него она боролась с отчаяньем и сражалась с собой, сдерживая демонов своей больной фантазии. Это удавалось далеко не всегда, но там где могло быть во вред ребенку, она раз за разом одерживала победу, уж если не в войне, то в сражении точно. Эмиль стал ее якорем в реальности.
2
Ах, какой это был смех! Он воспринимался не просто на слух, казалось его звонкую остроту можно попробовать на вкус, в нем таилось столько оттенков и полутонов, что невозможно было уловить переход из радостного в саркастичный, из горько-обидного в сумасшедший, из умиротворенного в нервно-всхлипывающий. Кровь в венах превращалась в магнитную жидкость и тянулась за его источником. Который год, закрыв уставшие за день глаза, он отправлялся вдогонку за этим смехом, но, преодолевая барханы черного песка, падая в бездонные пропасти, ныряя в океаны кошмаров и стряхивая с плеч обманчивость счастливых снов, он никак не мог угнаться за его обладательницей. Лишь раз судьба наградила его за старания и в разрушенных катакомбах военной постройки мелькнула часть красного подола и изящный сапожок. Пробуждение застало, как всегда, не во время, и он успел запомнить только, что ткань голенища шевелилась и вздрагивала на ноге, как живая, а вместо шпильки-каблука из подошвы росла острая перьевая ручка.
***
Следующая неделя вернула растерянное в тревогах спокойствие. Лето поспело, как сочный плод, прогибающий ветку под весом своей тяжести, и радостно изливалось горячими солнечными лучами на головы суетливых горожан.
Каждый из жарких дней приближал трехлетие Эмиля и обычные заботы, работа и прогулки с мальчиком, теперь перемежались подготовкой к празднику. И хотя помимо мамы и сына его обычно отмечали только два человека, Эля каждый раз закатывала веселую вечеринку на четверых, на которой трое взрослых веселились по-детски. Этот раз не стал исключением, тем более что малыш, помимо игрушек, дорос до некоторых аттракционов из парка развлечений, детского кафе и нанятого клоуна.
Лем предложил связаться по скайпу с Тимирчевыми - старшими, но Эля глубоко сомневалась, что они заинтересуются тем, что их единственному внуку исполняется три года. Даже на похороны старшей дочери они не приехали, мотивируя это невозможностью в данный момент оторваться от значительной разработки в какой-то там сложно выговариваемой области физики. Ира еще при жизни так и не простила их, не за то, что они бросили ее, самостоятельную и твердо стоящую на ногах, а за то, что оставили несмышленыша - Элю, которая по ириному разумению была совершенно не приспособлена к жизни в суровом человеческом мире.
Эля же не умела удерживать в себе злость по долгу, тем более что ее детство нельзя было назвать тяжелым. Не смотря на кукушечий характер, успешные мама с отцом каждый месяц перечисляли на счет сестер приличную сумму, которая не заменяла родительскую ласку, но помогала жить в достатке. Благодаря этому Эля с Эмилем и по сей день ни в чем не нуждались.
Просматривая через Интернет ролики о своих уже известных родителях, Эля думала о том, что их выдающиеся качества, разделились поровну между дочерями, только вышло из этого... ну в общем то, что вышло. Ира получила трезвый рассудок, железную логику и умение видеть скрытую от постороннего глаза суть вещей, это конечно полезно для жизни, но талантливым ученым, как родители, она стать бы не смогла, да и не хотело. Ей не хватало доставшихся Эле неуемной мечтательности и веры в недосягаемое. А по отдельности от этих черт было мало проку.
За день до праздника девушка с сыном проводили чудесный выходной, устроив пикник. Эля расстелила покрывало на густой траве в парке, близь дома, а малыш, набегавшись вволю и оттаскав за хвост дворового кота, прилег к ней на колени. Девушка читала в слух очередную фентезийную книжицу, и ела зеленое яблоко. Временами она прерывалась, чтобы выслушать Эмиля, который на этот раз настойчиво рассказывал маме о том, что когда летишь, в лицо дует ветер и шевелятся кудряшки на голове, но все равно это здорово, только если тебя не догоняет синяя бяка с раздвоенным хвостом.
- Я тебе свои истории, - взвешивая книжку в руке, сказала девушка. - А ты мне свои. Сказочники мы с тобой.
Мальчик засмеялся, будто понимал подоплеку слов взрослой мамы, и продолжал болтать, а Эля гладила золотистые волосы и смотрела в глубокое небо, в котором и сама бы не отказалась полетать. Ее мысли задвигались плавно, собирая из закоулков разума фрагменты фантазий на тему бескрайности и свободы, смешали их, как варево в большом котле, и вдруг выпустили в летнее небо эфемерное полупрозрачное создание, оно трепетало и извивалось, ложась на воздушный поток, а еще звенело, как охапка разноголосых колокольчиков. Эля спешно затолкала создание обратно в мысли, зная, что таким образом может довести свой и так шаткий разум до опасного состоянии, чего в присутствии ребенка никогда себе не позволяла. Но когда нечто напоминающее и полупрозрачные паруса и живого бумажного змея, затянулось в котел, а тот в свою очередь рассеялся в тумане сознания, Эля почувствовала, что ее рука водит по воздуху. Там где под пальцами несколько мгновений назад скользили прядки шелковых завитков теперь ничего не было, а колени больше не чувствовала тяжести детской тела.
Опустив взгляд и убедившись в том, что ребенка нет, она заозиралась. Сначала достаточно спокойно, подвижный Эмиль иногда становился просто неуловимым, затем встревожено. Но поблизости малыша не обнаружилось. По дорожкам гуляли мамочки с колясками, несколько карапузов оккупировали песочницу, но нигде не было видно яркого пятна желтой майки, которая сегодня была на Эмиле. У Эли в животе зашевелился ледяной страх, она вдруг поняла, что даже не почувствовала, как ребенок поднялся с ее колен.
Безрезультатные поиски длились долго, во всяком случае, девушка потеряла счет времени. Она успела расспросить и мамаш, косившихся на нее укоризненно, и детей, которые последний раз видели Эмиля рядом с ней. Потом отправилась искать его в соседних дворах. Страх, поднявшись вверх, сдавил горло, и Янош еле разобрал, что запыхавшаяся подруга пытается сказать ему в трубку.
Ошарашив начальника историей о внезапно пропавшем племяннике, Янош приехал быстро и еле нашел кружащую среди домов заплаканную девушку. На этот раз они вместе прочесали всю ближайшую к парку территорию, а когда планомерный обход района не принес никакого результата, Янош заключил, что такие поиски неэффективны и бессмысленны. Находящаяся в истерике Эля, не сумела описать диспетчеру полиции сложившуюся ситуацию и этим занялся Янош. А потом сообщил о случившемся Лему.
Не смотря на сгустившийся вечер, друзья не могли уговорить девушку вернуться в квартиру, даже тогда, когда прибывший молодой лейтенант записал показания и отправился толи искать ребенка, толи по другим делам.
В окнах зажегся свет, и ночь осела на двор темными пятнами. Освещение стоящих вокруг домов выдергивало из мрака лишь фрагменты детской площадки. Лем решил подключить "тяжелую артиллерию", и в полголоса разговаривал с начальником службы безопасности своего отца. Девушка, закутанная в пиджак Яноша, всхлипывала, уткнувшись в его грудь.
Неожиданно Лем оборвал разговор и, выронив телефон в траву, побежал куда-то в темноту. В той стороне едва виднелись очертания зонтика песочницы, а на нем, зацепившись за металлический бортик, в метре от земли висел Эмиль. Детский плач ворвался Эле в уши и прокатился по телу ударом тока, но Лем уже аккуратно снимал горько рыдающего ребенка.
Чуть позже они сидели в Эллиной спальне и молча наблюдали, как в свете ночника, посапывает на кровати переодетый, накормленный, и успокоенный малыш. Девушка наотрез отказалась оставлять его в детской без присмотра, поэтому разговор пришлось вести еле слышным шепотом.
- Эээ..., несколько раз пытался начать Лем, но обрывал себя на полуслове. Он задумчиво оглядывал стены, покрытые граффити, которые сам же два года назад расписал.
Янош терпеть не мог это помещение, оно ему казалось не просто неуместным, а нелепым до отвращения. Но в данный момент его раздражала еще одна деталь, он не мог понять, как в нескольких шагах от них, на зонтике песочницы оказался Эмиль. Это было совершенно необъяснимо, и мозги закипали от одних только абсурдных предположений. Сам залезть так высоко он бы не смог, ну не повесил же его туда кто-то специально, тем более совершенно бесшумно и незаметно.
Эля сидела на кровати рядом с сыном и ласкала взглядом каждую черточку хорошенького личика. Он совсем не был похож на Иру, да и на Данила и уж тем более на Элю.
- Принеси чай, - сказал Ян, в упор посмотрев на Лема. Тот в ответ только фыркнул, он с трудом переносил привычку друга командовать, но на этот раз без комментариев встал и вышел из комнаты. Спустя минуту из кухни донеслось клацанье, а потом звон разбитой посуды. Эля поморщилась, но не сдвинулась с места. И даже если бы в данный момент разваливался на кусочки окружающий мир, она бы осталась вместе с сыном на этом мнимом островке безопасности в виде кровати.
- Нужно позвонить и объяснить полиции, что ребенок нашелся, - ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Ян.
- Уже позвонил, - произнес Лем из прихожей и, закусив губу, старательно внес покачивающийся в руках поднос с чашками. Половина чая выплеснулась, покрыв поверхность подноса сплошным слоем, и забрызгала, испеченные Элей куксы. Но на это никто не обратил особого внимания.
От нервов у девушки всегда разыгрывался аппетит, может быть именно поэтому она всю осознанную жизнь старалась похудеть и ни как не могла.
- Ну и где сегодня ночуют твои разумные объяснения? - как обычно, не прожевав, осведомился Лем у Яна
- Скорее всего, его кто-то посадил наверх, а потом он соскользнул и повис, - зло сверкнув глазами, ответил Янош.
- Вы слышали, как неожиданно раздался его плачь, - подала голос до того молчавшая Эля. - Словно он начал плакать где-то там, где мы его бы не услышали, а потом оказался на площадке, продолжая плакать.
Молодые люди отреагировали одновременно, только Лем утвердительно кивнул, а Ян отрицательно махнул головой.
- Давайте все-таки сходим к... - девушка запнулась и умоляюще посмотрела на Яноша. Он закатил глаза.
- Самое безобидное, чего можно ждать от мошенников из среды паронормальных эскулапов, это убеждений в том, что мальчиком завладели какие-нибудь духи. Зная тебя, не приходится сомневаться - поверишь, да еще и отдашь кучу денег. Ну, а в худшем случае, просто выкачают деньги, даже не побеспокоившись придумать причину.
- Погоди. Эль, почему ты считаешь, что нужно обратиться не к детективам и психиатрам, а именно к людям с необычными способностями?
- Потому, что это ты ей предложил. Запудрил мозг. И кстати о психиатрах, сомневаюсь, что у нас был групповой припадок идиотизма. - Не желал молчать Янош.
- Вот именно по тому, что спятить сразу втроем мы не могли и видели то, что видели, и стоит...
- Я чувствую, что теряю его. - Два заинтересованных взгляда обратились к девушке. - Он уходит из моей жизни, ускользает.
- Куда? Зачем? Да ему три года. О чем ты вообще? - не сдержавшись, повысил голос молодой человек, и Эля с Лемом одновременно на него зашикали. Эмиль не проснулся, и Ян продолжил раздраженно шептать.
- Не городи ерунду, у тебя стресс... Тебе просто кажется. Как обычно.
- Зато меня ты не можешь обвинить в "кажется", - взглянув на помрачневшую девушку, вставил Лем, да и себя тоже. - Или вноси конструктивное предложение или хватит нагнетать. - И прежде чем Ян успел что-либо ответить, добавил: полиция не поможет, как и всевозможные спецслужбы, потому что ребенок здесь, и никто не поверит, что он исчезал и внезапно появлялся уже несколько раз. Врачи? - Тоже самое. И что ты им скажешь? А что они тебе ответят? Ну и последний вариант это забить и понадеяться, что подобное больше не повториться, но насколько я знаю, пассивные методы не твоя стихия.
- Что же делать? - сквозь подкатившие к глазам слезы, выдавила девушка.
- Ну ладно, только...
- Вот в этом я с тобой согласен.
- В чем это ты интересно со мной соглашаешься, я еще ничего не сказал, - мрачно поинтересовался Ян, не переносивший, когда его перебивали.
- Наверное, стоит начать действовать после завтра, не нужно портить Эмилю день рождения незнакомыми и странными дяденьками и тетеньками.
Вообще-то Ян хотел сказать, что по всем колдунам и хироманткам он будет обязательно ходить вместе с ними, поскольку не верит в адекватность друзей по данному вопросу, да и вообще склоняется к мысли, что моментами они оба форменные психи. Но, взглянув на часы, произнес только:
- Кстати завтра уже наступило.
- Вам пора домой, - грустно протянула девушка.
"Ее нельзя оставлять одну в таком состоянии", - недвусмысленно говорил взгляд Лема, и Ян утвердительно кивнул.
Утро понедельника друзья встречали разбитыми. Скрючившиеся в креслах молодые люди, еле продрав глаза, отправились на работу, пообещав, как и договаривались, прийти после обеда, праздновать. Эля, как и ее "охранники", проспавшая всю ночь в сидячем положении около сына, не вышла из спальни даже для того чтобы их проводить, благо у каждого было по ключу от ее квартиры.
Девушка сидела на кровати, почти не меняя позы, пока ребенок не проснулся. Открыв глаза, мальчик первым делом убедился, что Эля рядом и, забравшись к ней на колени, захныкал, сквозь слезы канюча на все лады слово "мама".
- Ну, что ты кроха, не плачь, - гладила мальчика по голове, готовая сама разрыдаться девушка. И когда ребенок успокоился, задала самый главный вопрос.
- Где ты был, маленький?
- Упал, упал, упал, упал...
- Ты что, долго куда-то падал? - догадалась Эля, пока Эмиль отвлекшись, потянулся за любимой игрушкой - сшитым из сиреневой кожи бегемотом.
- А что было там, куда упал? - продолжала настороженный допрос девушка. Мальчик, пятясь, уже слез с кровати и поволок бегемота по полу крепко держа за ухо. Эля последовав за сыном в детскую, внимательно вслушивалась во все, что он говорил. Когда-то Ян намекал, что странности Эмиля могут объясняться галлюцинациями, но консилиум врачей заключил, что малыш совершенно здоров, а от фантазии своих деток иногда приходят в недоумение многие родители. Эля же верила своему ребенку беспрекословно, особенно сейчас, особенно после вчерашнего. Вот и теперь, сосредоточенно перебирая, игрушки, Эмиль отвечал, на вопросы настолько странно, что ни один нормальный родитель в своем уме не обратил бы на это внимание. Но только не Эля.
Автоматически переводя с "детского" на "взрослый" девушка узнала, что ее сын очень долго падал в темноте, что было холодно и страшно, что видел оранжевый снег. Название цвета он не помнил и для подтверждения катнул к маме пестрый мяч и указал пальчиком на нужный сегмент раскрашенного бока. Потом было сумбурное описание страшных людей и тянущихся колючими ветками живых деревьев. К тому моменту, как Эля одела и накормила сына, рассказ перешел, к полупрозрачной женщине и очередной порции слез. Больше Эля расспрашивать не стала, а наоборот попыталась отвлечь ребенка всеми возможными способами. Но, всегда веселый и жизнерадостный Эмиль, снова начинал хныкать и говорить, что мамы там не было.
Все исправило только вручение первых за этот день рожденье подарков. Вязаный медведь был потискан и благополучно забыт, а вот железная дорога заняла все внимание. Пока девушка возилась с угощением, малыш умудрился протянуть "пути" от комнаты до кухни и, пустив по ним поезд с вагончиками, потребовать от мамы положить вкусный груз. Впервые за день Эля улыбнулась, и большая шоколадная конфета по рельсам отправилась, к поджидающему ее в детской получателю.
Ради сына, девушка решила отложить все дела и тревожные мысли до завтра, и полдня прошло в играх. Паровозное дело, сменилось прятками, раскрасками, игрушечным хоккеем. Эля была почти счастлива, и не мудрено, мать счастлива, когда счастлив ее детеныш.
Лем позвонил сказать, что подтвердил заказ в кафе, и попросил дать трубку имениннику. То, как умильно эти двое обычно общались, могло развеселить любого стороннего наблюдателя. Лем умел ладить с детьми, а Эмиля вообще обожал безмерно. С самого крохотного возраста он всегда говорил с мальчиком, как со взрослым, на равных, и ругал Элю если та пыталась сюсюкать.
- Не порть будущего гения, у него же потрясающе умный взгляд. Он должен научиться излагать свои мысли хорошо поставленным голосом и безукоризненной речью.
Друг оказался прав, и когда однажды Эмиль заговорил, было ощущение, что делает он это давно и успешно.
Вот и сейчас, сидя на ковре среди разбросанных игрушек, он, сжимая ручонками телефонную трубку, так серьезно и сосредоточенно отвечал на вопросы дяди Лени, что Эля, не сдержавшись, прыснула от смеха. Вдруг ей показалось, что на майке сына появились странные разводы. "Опять чем-то заляпался, шкода", - подумала девушка и, достав влажные салфетки, потянулась к ребенку. Тот как раз делился с Лемом впечатлениями о новой железной дороге.
У Эли никогда не было проблем со зрением, но, прижав салфетку к майке, ей показалась, что перед глазами все расплывается. А потом произошло странное - в месте, где ее рука коснулась потеков на майке, словно образовалась пустота, и пальцы на две фаланги исчезли из поля зрения погрузившись не просто в майку а в мальчика. Девушка испуганно одернула руку, пока сын не обращая внимание на маму, болтал без умолку. Эля зажмурилась, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, определяя нормальность своего состояния. Часть разума, отвечающая за ее безумные фантазии, находилась в запертом состоянии, как и всегда, когда Эмиль был рядом. Но, открыв глаза, Эля вдруг поняла, что больше не доверяет самой себе. Теперь она видела сына таким образом, что сквозь него можно было рассмотреть угол окна и часть итальянской портьеры. Он стал зыбким и прозрачным, как приведение. Она все еще видела контуры его лица и тела, слышала звонкий голосок, но с каждой секундой он становился все менее различимым, его, словно стирали ластиком с поверхности пространства.
Твердо уверенная в том, что, не смотря на все старания, ее психика, все таки вышла из под контроля, она бросилась обнимать на глазах исчезающего сына, но руки прошли его на сквозь не встречая препятствий, а телефон грохнулся на пол и разбросал по комнате свои внутренности. Там где еще недавно сидел ребенок, поселилась жестокая пустота.
Эля не помнила, как пришел Лем, как поднял ее дрожащую с пола, все чудовища, так долго маявшиеся в ее сознании, вырвались на свободу, искажая окружающий мир. Уродливые щупальца обвивали ее белые волосы и покрывали скользкой слизью паркет и ковер, лиловая плесень, свисавшая с потолка большими бесформенными шмотками, выплевывала в воздух жутких зубастых созданий, да и сам воздух загустел так, что им не то, что дышать, им хорошо было бы вколачивать гвозди.
Реальность вернулась вместе с выплывшими неизвестно откуда желтовато-карими глазами Яна, они так строго и укоризненно глядели, что личный зверинец, созданный Элей, не довольно скукожился, и уполз восвоясье, за запертые ограничители решеток, а сверху для надежности девушка еще и обрушила на него, обломившийся кусок скалы.
Прохладная рука Лема сжала Элино запястье, а Ян, сидящий рядом на диване, облегченно выдохнул, но его лицо оставалось таким напряженным, будто последние минуты он и вовсе не дышал.
- Ты как? - спросили оба одновременно.
- Я?... - с трудом приходила в себя девушка, и вдруг заорала, подскакивая с дивана:
- Где Эмиль?
Голос резко охрип с непривычки, а парни от неожиданности дернулись, Эля кричала в первый раз на их памяти.
- Это ты нам ответь, где он? - сказал Ян, косясь по сторонам. Сине-желтые стены гостиной сейчас, как никогда, напоминали ему творение неврастеничного художника, и из памяти даже всплыл давно забытый урок МХК в школе, про творчества Вангога и если память не изменяла, чем больше он сходил сума, тем ярче становилось сочетание сине-желтого в его картинах.
Эля, соскочив с дивана и едва не падая, помчалась в детскую. Там валялся пузом к верху покинутый бегемот, смотрели с полок корешки старых сказок, в углу грудились стопкой, коробки не распакованных подарков, судя по всему принесенные Яношем и Лемом, и только хозяина комнаты нигде не было, а вольный ветер из окна не оставил Эле на память даже его запаха.
- Я знала, что так будет. Знала, - зашептали окаменевшие губы девушки.
- Опять, - выдохнул Лем, и машинально посмотрел в окно на ржаво-синий зонтик песочницы, а потом обернулся к Яну.
- Куда ты звонишь?
- В полицию естественно.
- Не надо, - прошептала Эля и опустилась на пол прямо там, где стояла. - Они его не найдут.
- На твоем месте, я бы не был таким писсемистом.
- Он исчез...
- В прошлый раз он тоже исчез, - возразил Лем.
- Я все видела, он растворился в воздухе у меня на глазах.
Молодые люди переглянулись. Они были не первый день и даже не первый десяток лет знакомы с Элей и привыкли к ее странностям. Но помимо этого они точно знали одно непреложное правило - все, что было связано с ее сыном, с самым ценным для нее существом на свете, никогда, ни разу за три года не обрастало непокорными фантазиями ее разума. Когда мальчик впервые по словам девушки исчез, парни решили, что теперь все изменилось и Эмиль больше не является запретной зоной для фантазий, но после вчерашнего происшествия даже Ян понял, что подруга ничего не выдумала.
Когда девушка все рассказала в подробностях, Лем мрачно посмотрел на рассыпанные по полу запчасти от сотового.