Плакал стихийно, горько, беззвучно. Он хотел, старался перестать и не мог. Сжимал маленькие кулачки... Он знал... Папа говорил ему... Говорил: "Мужчины не плачут". Но он...
Огромное, безмерное детское горе само выплёскивалось из его глаз. Оно не спрашивало. Оно было сильнее. Оно злыми, солёными каплями стекало по его лицу. Незваной, непрошеной влагой въедалось в рубашку, обжигая сквозь неё Тёмкину грудь. Оно тихо скатывалось на пол и умирало там. Умирало... Ну и пусть... Пусть я не такой. Да? Не мужчина? Теперь уже... Какая разница... Теперь - всё равно. Всё равно!
Зачем они?.. Почему? Почему он должен выбирать? Он не понимал. Не мог. И для чего? Как? Как он может выбрать между мамой и папой? Ведь мама - это мама! А папа - это папа! Они ведь разные! Совсем-совсем... Но они его! Его!
Ведь они вместе... Вместе, и папа, и мама, рассказывали ему, как он родился... Что был в маме... В её животике... Что его туда маленьким, маленьким семечком посадил папа. Без них он бы не появился. Он бы НЕ БЫЛ! А что значит - не быть? Это как - не быть?
Но ведь он есть. Есть! И он - целый! Просто - целый! Цельный! Совершенно! Абсолютно! (Тёмка уже знал это умное слово и что оно означает.)
Так как ему себя рвать? Как? Ведь он цел и един с ними. Только с ними. А сейчас?
Мама теребила его волосы и шептала ему какие-то слова...
Так получилось... Будет хорошо... Будет... Приходить... Папа... Они не могут... Вместе... Так получилось... У взрослых... Иногда...
Тёмка вырвался из маминых рук и бросился в свою комнату. Упал на кровать. И тут его горе взорвалось странным звуком. Звуком громким, как раскат грома, и страшным, как ураган, который вырывал его маленькое горячее сердце и бросал далеко-далеко, туда, - в чёрную дыру, в пустоту, в НЕ БЫТЬ. Он рыдал, уже не сдерживаясь. Отпуская себя в эту боль. Освобождая себя от мира взрослых, которые лгут. Ложь! Всё - ложь! И то, что мужчины не плачут тоже, - ложь! И то, что он родился в любви, - ложь! И то, что они его любят, - ложь! Те, кто любят, никогда... Никогда! Не бросили бы его в эту пропасть... Не заставили бы его выбирать. Выбирать из того, что неделимо. Из того, что разделить невозможно. Так поступают только...
Тёмка соскочил с кровати.
Игрушки... Игрушки, которые они дарили ему... Они тоже... Они - ложь! Он подошёл к ящику. И сквозь горе, слезами катящееся из его глаз, начал медленно, с какой-то непонятной для него самого жестокостью выбрасывать их на середину комнаты. Он перевернул ящик. Горка из пластмассовых спайдерменов, бэтменов, индейцев, рыцарей, пистолетиков, самолётиков и машинок впитывала в себя его горе, оставляла в нём обиду, злость, бескрайнюю, как Вселенная, детскую ненависть. Он схватил полотенце, сдвинул на него уже бывшую свою гордость, свой клад, своё сокровище. Сунул в карман мамины духи, папину зажигалку и выскочил на улицу. Завернув за угол, он бросил свёрток на траву. Игрушки рассыпались. Его друзья по привычке тянули к нему свои пластмассовые руки, одаривая его, как и раньше, навеки застывшими улыбками, зазывая в игру, в праздник, в детство.
Тёмка резко пнул их ногой. Вы - тоже...
Он отвинтил пробку с изящного флакончика маминых духов. Теперь его горе лилось на них на всех. Огонёк весёлым чертёнком выскочил из папиной зажигалки, лизнул Тёмкино достояние и вспыхнул, веселясь, разрастаясь и превращаясь в безжалостный огонь, во что-то большее и страшное - в дьявола? От огня повалил густой, сизый дым, он ударил Тёмке в глаза, в нос, ударил в его жизнь.
Тёмка, отшатнувшись и сощурив глаза, отрешённо наблюдал. Он не ощущал ни потери, ни сожаления, ни сочувствия. Ничего... Это больше не его друзья. Это всё - ложь! И пусть... Пусть горят! Он просто смотрел и смотрел на огонь прищуренными глазами, полными слёз, выступивших от едкого дыма. Он просто смотрел... На огонь... Огонь...
И вдруг он почувствовал, как этот огонь вливается в него. Выжигает что-то внутри, где-то там... Превращая в ничто, в пепел, в пыль, в пустоту самое... Самое-самое...