Я стою на пыльной улице, разглядывая серое уродливое здание справа от меня. Выглядит оно так, будто какой-то маньяк долго красил детские кубики в цвет шкуры грустного ослика, затем тщательно рисовал на них окошечки, а потом еще полдня складывал эти кубики друг на друга. Получилось здание настолько уродливое, что в этом уродстве есть своеобразный шарм. Длинная вереница длинных низких серых уродцев, а слева чахлые деревца, похожие на старые банные веники. Зачем я оказалась здесь, на этой странной улице?
В задумчивости ковыряю трещинку на асфальте красным ботинком, затем поднимаю голову в поисках ответа к блеклому небу. Чуть впереди порхает светло-лимонная бабочка. К ней присоединяется еще одна, и еще... Целая стайка бабочек выстраивается в ровный квадрат, медленно трепеща крылышками в неподвижном воздухе. Если бы вместо бабочек были стрекозы, то я бы назвала это подготовкой к военному параду крохотных вертолетов. Но это бабочки, и в моей голове возникают слова "пляска эльфов". Бабочки медленно летят вперед, и я понимаю, что должна следовать за ними.
Бабочки летят все быстрей и быстрей, и я почти бегу, как вдруг они поворачивают назад, затем налево, направо, вверх, вниз и снова вперед. Запыхавшись, останавливаюсь на месте, глядя, как бабочки улетают вдоль длинной улицы, становясь все меньше и меньше, превращаясь в бледную точку на горизонте.
Точка вдруг начинает увеличиваться. Бабочки возвращаются? Нет. Медленно взмахивая огромными крыльями, приближается белая птица. Описывает круг над моей головой. Вытягиваю вперед правую руку, понимая, что птица прилетела ко мне. Растопырив когтистые лапы, на мое предплечье садится огромный белый попугай. "Привет!" - здороваюсь я с ним. "Привет!" - соглашается попугай.
"Я прилетел, чтобы развестись с тобой!", - говорит попугай нормальным мужским голосом. "Хорошо" - отвечаю я. "Кофе попьем?" - спрашивает попугай. "Попьем", - снова соглашаюсь я. Принюхиваюсь, улавливаю в воздухе тонкий аромат кофе. Попугай спрыгивает с моей руки на асфальт и бредет, смешно переваливаясь на своих когтистых лапах. Длинный хвост подметает улицу вправо-влево. Голова попугая покачивается где-то на уровне моей талии. "Какой же он здоровый!", - думаю я, а затем - "Ему, наверное, неудобно идти". "Садись", предлагаю попугаю, похлопывая по своей вытянутой руке. "Нет, я сам", - важно отказывается он. Как же его зовут? "Жакоб", - вплывает в голове ответ. Банальное такое попугайничье имя. А как зовут меня? "Марша Скин", - в голове снова возникает подсказка, - "Марша Скин, пацифистка". Марша Скин, пацифистка, и попугай Жакоб, обогнув серое уродливое здание, сворачивают во двор.
Во дворе запах усиливается, к нему примешиваются ароматы шоколада, ванили и корицы, и свежей выпечки. Так пахнет в хороших кондитерских. Открываю маленькую зеленую дверь и оказываюсь в просторной кухне. Жакоб следует за мной. "Привет", - здоровается со мной маленькая пухленькая женщина со светлыми кудряшками, голубыми глазами и розовыми щечками. На ней белый передник и цветастое платье. Такие же передники надеты на поварятах, которые здороваются со мной как со старой знакомой. "Привет", киваю головой хозяйке, затем оглядываю огромный длинный стол, где на подносах в идеальном порядке разложены пирожные, шоколадные и вафельные трубочки, эклеры, плитки шоколада, конфеты. Мой взгляд останавливается на крохотных круглых пирожных в бумажных корзиночках. Жакоб запрыгивает на стол, сковыривает шоколадно-ореховый верх пирожного. "Этих не надо!" - высказывается он. Я съедаю испорченное Жакобом пирожное. Вкусно! "Я их возьму", - говорю хозяйке, а затем мы с попугаем проходим в зал.
Небольшой зал с белеными стенами, темными деревянными столами и лавками. На кондитерскую не похоже, скорей пивной бар. Оглядываюсь и вижу Жакоба, восседающего на барной стойке. Он внимательно изучает что-то за моей спиной. Оборачиваюсь и замечаю, что на стене рядом с массивной дубовой входной дверью висит узкое длинное полотно - растяжка из белой ткани, на которой написано какое-то изречение. Читаю: "Если ты думаешь, что тобой движет вдохновенье, а в руках у тебя чужая палитра, убедись, что кистью по холсту водит твоя рука". И подпись: "Марша Скин, пацифистка". Скоро здесь соберутся друзья, чтобы отметить мой с Жакобом развод.
Подхожу к Жакобу, ласково перебираю пальцами его белые перышки. Жакобу грустно, он спрыгивает с барной стойки ко мне на руки, пытается свернуться калачиком, затягивает морщинистыми веками круглые желтые глаза. "Тебе не обязательно разводиться со мной", - тихо говорю ему, - "Я тебя люблю". Я действительно его люблю, как только может любить женщина такую необычную птицу. Его глаза широко открываются. "Обязательно! Обязательно! Обязательно!" - настаивает попугай. "Хорошо!", - соглашаюсь я, - "Хорошо!"