Я проснулся среди ночи в холодном поту. За окном играли огни, и голосами ужасных чудовищ выли поливочные машины. Теплая июльская ночь сквозь приоткрытую форточку засылала в комнату легкий ветерок. Мне стало страшно. Оттого что Трезвость наступала на пятки. (Поначалу День рождения друга, потом его продолжение, затем еще что-то, и вот теперь я уже боялся отрезветь.) И еще, оттого что несколько секунд назад меня мучил какой-то алкогольный бред. Сейчас я уже ни за что не смог бы точно сказать, в чем он заключался. Огни играли, машины выли; я вытер краешком простыни пот со лба и соскочил с кровати, будто узник, к которому в камеру вошли стражи.
Одевшись на скорую руку, я вышел из дома. Ибо не хотел становиться трезвым и решил купить пиво. Сунув руки в карманы, быстрой походкой я направился к круглосуточному ларьку. Поливочные машины в эту минуту уже удалялись куда-то в даль. Время было часа четыре. Небо начинало светлеть, за серыми домами пряталась рыжая лента.
Продавщица в цветастом фартучке дремала на витрине. Ее руки, сложенные как-то по-детски, - это показалось мне почему-то забавным. Жаль было ее будить, но что делать... Я постучал в запертое на ночь стеклянное окошко. Она подняла голову: осоловелые глаза, сбившаяся мелированная челка, смазливое личико. В ее сонном взгляде появилось осуждение. Я сделал виноватый вид. Заполучив две банки пива, я пошел во двор.
Там было пустынно и тихо. Впрочем, когда я приблизился к своему подъезду, то вдруг заметил, как около соседнего дома, словно некие замысловатые фантомы, тусуются два странных человека в белых халатах. То есть именно белые халаты были, на мой взгляд, их странностью в ночи. Этот факт настолько поразил меня, что я решил не заходить пока в подъезд, а присел на лавочку, открыл пиво, глотнул и стал за ними наблюдать.
Врачи (может быть, это были всего лишь врачи со "Скорой помощи", но где же тогда их машина?), - врачи стояли спокойно так, как ни в чем не бывало, и буднично переговаривались между собой о чем-то, очевидно, весьма серьезном и важном, например, о последствиях сердечного приступа. Наконец (я сделал еще три глотка из банки, страх прошел), - наконец, один из них, кивнув, удалился. Уверенно и быстро прошел к торцу соседнего дома и скрылся за углом. Второй, вдруг заметив меня, двинулся с места и медленно, словно прогуливаясь, стал приближаться ко мне. Я сделал еще два глотка. На "старых дрожжах" мне сделалось легко и приятно, ни что уже не смогло бы испугать меня, в том числе и этот доктор.
Он подошел и сел рядом на мою лавку. От него сильно разило - я сразу почувствовал - непонятным приторным запахом, такой обычно имеют отвратительные коктейли из жестяных банок. Я даже поморщился. Повернувшись ко мне вполоборота, он достал из кармана белоснежного халата пачку "Winston", слегка встряхнул ее, так что показался фильтрованный кончик сигареты, и приблизил почти к моему носу.
- Покурим? - предложил он, пытливо заглядывая мне в глаза.
У него были пронзительные, голубые, как небо, глаза. Острое лицо с необычайно правильными чертами. Наверно, такие типы очень нравятся женщинам, подумал я.
- Спасибо, не курю, - ответил я ему.
Он тогда молча извлек сигарету, из другого кармана достал зажигалку, прикурил. Глубоко затянулся. Спрятав зажигалку и сигареты обратно, выдохнул и мечтательно поглядел куда-то на крышу соседнего дома.
- Хорошая ночь, не правда ли? - сказал он.
- Угу, - согласился я.
Мы помолчали.
Где-то зачирикал воробушек. Рассвет вступал в свои права. И тут меня застиг неожиданный приступ дрожи. Но это не от холода; холода не было.
- Что, похмелье? - с сочувственным выражением лица спросил врач.
Я попытался совладать с собой.
- Да нет, прохладно, - соврал я.
Он сделал вид, что поверил.
- Кого-то спасали? - спросил я, не выдержав неопределенности, а также по-прежнему подозревая, что передо мной врач "Скорой помощи".
- Вот именно, - как-то странно ухмыльнулся он, - спасал.
В его глазах я заметил неестественный блеск. Этакий ленинский взгляд в необъятную даль.
- Сердечный приступ? - несмело поинтересовался я, снова поморщившись от странного приторного запаха.
- Вот именно, сердечный, - подтвердил он и тут же продолжил с пафосом: - Сердечный приступ человечества.
- Простите, не понял? - изумился я последнему слову.
- Я говорю, сердечный приступ человечества, - слегка возвысив голос, пропел он и снова пронзительно поглядел на меня, так что у меня даже мурашки по коже побежали. Однако я все равно оставался бесстрашным.
- Ага, доктор, - вновь с пристрастием ухмыльнулся он, - я санитар. Санитар человечества.
- Вот как? - тут уж я совсем смутился. Что-то этот человек в белом халате говорил непотребное. Тут одно из двух. Либо он псих какой-то, либо я все еще в похмельном бреду и у меня белая горячка.
- Что значит, санитар человечества? - спокойно спросил я, набравшись смелости и не отводя от него своих глаз, как это было прежде.
- Хотите знать? - проговорил он с таким выражением, словно я не обрадуюсь, если узнаю. Но я проявил упорство.
- Ну, хотелось бы прояснить.
- Что ж, я вам расскажу. Все равно мы тут совершенно одни. Я - Чистильщик. Я уничтожаю бомжей.
И он опять уставился на меня, ожидая, каков будет произведенный эффект. Что и говорить, я раскрыл рот и выпучил глаза.
- Думаете, я псих? Ошибаетесь. Я, в отличие от многих других, занят праведным делом. Я хоть как-то восстанавливаю в мире баланс и воссоздаю гармонию. Другие только думают об этом, а я делаю. И не один. Тот человек, он скоро вернется, - он тоже со мной.
Абсурдность ситуации даже позабавила меня.
- Значит, вас двое?
- Нас будет много, - сказал он с апломбом истинного шизофреника.
- И как же вы их уничтожаете? - поинтересовался я, стараясь сохранять невозмутимость. Я представил себя в роли психотерапевта, допрашивающего пациента.
- А очень просто, - при этом человек в белом халате извлек из нагрудного кармана шприц, наполовину заполненный прозрачной, как вода, жидкостью, - ходим по ночам, выискиваем спящих бомжей на лавочках, в подъездах, или в подвалах. Вкалываем в вену вот это смертельное средство, и готово. Без боли и страха.
И он одарил меня торжествующей улыбкой.
- Зачем же вы их уничтожаете? - спросил я, представив теперь себя следователем, допрашивающим преступника.
- Зачем? Потому что это опустившиеся, ненужные люди, - сказал "санитар", - они портят человеческую среду своим присутствием, они как огромная болячка на "теле" человечества. Они - говно, которое надо ассенизировать. Это тот предел, до которого может опуститься каждый индивид. Предел, показывающий самое низменное, самое отвратительное в человеке. И цивилизация будущего должна стереть их с лица земли!
Он говорил, как поп на проповеди.
- Ха, - сказал я, возбужденный происходящим идиотизмом, - значит, вы считаете, что, во-первых, имеете право вершить убийства от имени человечества, а, во-вторых, думаете, что сможете перебить всех бомжей в мире? Кто вам дал права вершить суд божий? И как вы наивны, если думаете, что уничтожите всех. Даже если бы вам это и удалось, что совершенно нереально, то на их место пришли бы новые.
- Вот тут вы заблуждаетесь, - сказал тип в белом халате, по-ленински прищурив глаза, - что значит, вершить суд божий? А вы уверены, что человека создал бог? Ведь все это вилами по воде писано! И потом, я-то хоть что-то делаю для человечества, пусть они все не вымрут, но их все равно станет меньше. А вот вы ни черта для человечества не делаете, только и умеете рассуждать. Суд божий, суд божий, - повторил он, как попугай, намеренно коверкая слова.
Я был обескуражен. Я онемел. Я не знал больше, что сказать.
- Вот вы, конкретно вы, что сделали для человечества? - продолжал он разъедать меня лучезарной голубизной своих пронзительных глаз.
- Я? Ну в глобальном смысле, наверное, ничего.
- То-то же. А вот у меня в этом отношении совесть чистая.
- А что, по-вашему, надо обязательно что-нибудь делать для человечества?
Он посмотрел на меня, как на придурка.
- Ну, конечно, вы можете жить как свинья... Послушайте, а вы в этом доме живете? - вдруг спросил он, изобразив на лице загадочную мину, будто какая-то коварная догадка коснулась его. Уж не подумал ли он, что я тоже бомж?
- Успокойтесь, в этом, во-он моя квартира (я указал на свое окно). Я просто за пивом ходил.
Он сделал вид, что поверил. Или, в самом деле, поверил.
- Значит, вы думаете, что убийствами сможете воссоздать гармонию мира, - наконец, заметил я, - но это же глупо. Кто ваш идеолог? Ницше? Вы всего лишь повторяете чужие ошибки. (Господи, о чем это я? Зачем я ввязался в эту абсурдную беседу? Сам не заметил, как все получилось!) Убийства никогда не приводили к хорошему. Вы делаете несомненное зло, и по закону сохранения оно все равно где-нибудь отзовется!
- Да кто вы такой? Философ, что ли? В чем же убийство? Это ведь безболезненно. Они даже ничего не чувствуют.
- А если они вдруг просыпаются, когда вы их колете? - не унимался я.
- Таких случаев еще не было. Знаете что, зло, возвращение зла - все это глупые бредни для детишек. Есть только разум и логика. Отсутствие бомжей - разумная посылка для восстановления гармонии. При этом они ничего не чувствуют, значит им не больно. Они не умирают в мучениях, говорю вам, как бывший врач. Их жизнь для окружающих не нужна, для них самих она также является мучением, жизнь их мучение, а не смерть. Отсюда следует, что ее, жизнь, надо устранять. Все по законам логики. Да и потом, откуда вы знаете, что смерть - это смерть? Быть может, ТАМ-то еще лучше, чем здесь. А бог, зло и иже с ними - все это лишь понятия, придуманные людьми. Вот так.
- Ну хорошо, если вы за законы логики, тогда вы противоречите себе. Вы боритесь за какую-то идиллию, утопию, вы - максималист.
- А вот и нет. Идиллия, как вы говорите, это лишь то, чего человек вечно хочет, а хочет он всегда положительного. Надо давать ему то, что он хочет, хотя бы частями. Так что, в любом случае, двигаться к утопии лучше, чем стоять на месте. Вот если, например, человек ищет свою, как говорят, вторую половинку, он ведь сначала встречается с кем приходится, пока не найдет ее. Он получает свою идиллию частичками, пока нет целого. Впрочем, это осознанный выбор. Можно оставаться у разбитого корыта. Вот как вы. Я, собственно, ни к чему вас не агитирую. Вы все равно нам не подойдете, - заключил он обреченно.
- Еще чего не хватало! - возмутился я.
Тут из-за угла соседнего дома показался второй тип в халате и жестом подозвал моего соседа. Последний вздохнул и протянул мне руку:
- Ну, ладно, мне пора. Приятно было пообщаться с умным человеком.
- Мне тоже, - неуверенно сказал я, пожав его руку. Она оказалась неожиданно холодной.
С этим мой собеседник встал и направился к своему коллеге, унося с собой приторный запах. Видно, пошел дальше вершить свою "миссию". Я же, не долго думая, юркнул в подъезд. Что делать? Бежать в милицию? Глупо. Я ухмыльнулся. Вот так вот, значит, они и ходят по ночам на "рыбалку". Вернувшись домой, я быстро допил пиво и лег в постель. Потом я, похоже, уснул, однако через некоторое время опять начались кошмары.
Днём стало легче. Но я ощущал весьма неприятный осадок на душе. И не мог дать себе отчет, явью было все ночное или белой горячкой...