Ваську пьяный байкер убил, с которым Ирка-шалава водилась. У Ирки мать строгая, домой не разрешает "кавалеров" приводить, так Ирка с ними на лестнице обжимается. Я сам сколько раз видел, когда к себе поднимался. С одной стороны неудобно как-то, отвернусь и притворяюсь, что не вижу ничего. А с другой - нужно мне как-то домой попасть? Лифт у нас уже лет пять как поломан и в ЖЭКе сказали, что ремонту не подлежит и нужно ждать, когда город денег выделит, или всем подъездом "скидываться"... а кому тут "скидываться", смешно даже...
Да, так я про Ваську. Мысли путаются. Когда в твоем подъезде человека убивают - страшно. Я понимаю, что вряд ли Васька будет призраком по подъезду летать... все равно страшно.
Васька-брысь - у нас так все говорили. Делаешь что-нибудь возле подъезда - машину ремонтируешь или просто пиво пьешь, а Васька тихонько подойдет - и своим баском под руку: "А ты зачем это делаешь?" И смотрит так, будто от твоего ответа у него вся жизнь изменится. Ладно еще, когда делом занимаешься. Можно с умным видом сказать, мол "машину ремонтирую, чтобы на дачу поехать". А когда пиво пьешь? Или если Васька с неподдельным интересом спросит "А зачем - на дачу?". А ты стоишь, как дурак, и думаешь - а правда, и зачем туда ехать? На диване под телевизором лучше...
В общем, даже самые сердобольные из наших, которые Ваську жалели (убогий, что с него взять?), на его вопросы не очень охотно отвечали. Раз, другой расскажут "зачем", а потом - "Васька, брысь отсюда, мешаешь!" Так и прицепилось к нему - Васька-брысь.
Байкер Ваську случайно убил. Испугался. Не привык, что сзади кто-то может подойти и спросить "А ты зачем это делаешь?" От Ирки отпрянул, развернулся и - рефлексы у него такие - двинул Ваську кулаком в челюсть. А Васька на последней ступеньке стоял и вниз покатился. Шею сломал.
Я как раз в подъезд заходил, когда прямо на меня Ирка выбежала, вся в слезах и соплях. Она в милиции все и рассказала. А байкер даже убежать не пытался. Как понял, что Васька - все, так сразу протрезвел. Пытался искусственное дыхание делать, милицию дождался. Теперь наверное адвокатам за "состояние аффекта" немаленькие деньги платит. Или что там еще может быть? "Самозащита"? Так Васька не нападал на него... Он смирный был, Васька.
Хоронить сегодня будут. Я видел, уже гроб привезли. Я не хотел идти, не люблю это все... Умер человек, нет его больше, что тут сделаешь? И все эти священники, венки и поминки разве ему нужны? Скорее, тем, кто остался. Чтобы потом никто не сказал, что "не как у людей" похоронили.
Не хотел, да... А придется. Мне Васька ночью приснился. Как будто я на даче картошку копаю. Весь грязный, потный, тихо ненавижу дачу, себя, картошку и вообще все вокруг. И вдруг из-за спины: "А ты зачем это делаешь?" Оборачиваюсь - Васька. Только какой-то очень высокий. Выше меня даже. И глаза - синие. Странный сон. Все черно-белое, как положено, а Васькины глаза - синие. А я помню, что Васька умер и понимаю, что нужно вежливо ответить. Нехорошо мертвецу говорить "Васька, брысь". "Вот", - говорю, - "картошка. Буду зимой есть". И наклоняюсь - картошину одну поднять и Ваське показать. А под ногами у меня - яма. И тут я понимаю, что яму копаю - для Васьки. И что Васька это знает. Я смотрю на Ваську, на яму, на Ваську, на яму, что-то пытаюсь объяснить, а Васька мне снова: "Ты зачем это делаешь? Я живой!" И тут я проснулся и понял, что если не пойду на похороны, то долго еще буду бояться ночью в подъезд заходить.
Яркое солнце заливает кладбище, заливается слезами Васькина мать. Я стою, как дурак, в толпе соседей и родственников. Вокруг шушукаются. Обсуждают Ирку (будет знать теперь, как шляться), байкера (посодют! ей-Богу, посодют!), Ваську (лежит, как живой, сердешный), его мать (как бы умом не тронулась, один у нее сыночек был, охохонюшки), священника (и куды торопится? читает, как вроде гонится кто за ним). А солнце старается. Жарит так, как будто за целое лето свою "норму" отрабатывает.
Жарко... душно... нехорошо. И уйти неприлично. Или прилично? Или в тенек отойти, под дерево? Ага... все такие умные. Места нет под деревом. Интересно, долго еще? Блин. Не хотел идти... Вроде священник быстрее читает... и громче... а гроб такой большой стал...
Открываю глаза - больница. Запах такой, характерный, стены белые и на соседней койке кто-то кряхтит. Рядом на стуле мать сидит. Моя, не Васькина. "И то слава Богу", - думаю я. Мать ко мне - мол, очнулся-знал-что-нельзя-на-солнце-так-испугалась-какой-кошмар, а я лежу в холодном поту и пытаюсь понять, почему про Васькину мать подумал.
Заходит докторша, вся такая задерганная. Говорю ей, что все у меня хорошо, просто замечательно. Наверное, в больнице не хватает койко-мест, потому что меня быстро выписывают.
Перед дверью подъезда галантно пропускаю мать вперед. Интересно, это всем теперь страшно подниматься по лестнице, или только мне? Надеюсь, что всем.
Дома пьем холодный компот. Мать рассказывает, как ей позвонили и сказали, что меня на "скорой" увезли в больницу. Рассказывает обстоятельно, наливает себе еще компоту и снова рассказывает. Я машинально вставляю "да-да" и "да ну?" и с тревогой прислушиваюсь к себе. Что-то мне не нравится. Что-то внутри меня идет не так. Мне кажется, что я немного не такой, как обычно. Или просто я никогда не прислушивался к себе и теперь мне кажется, что я сам себе незнаком?
Мать внимательно смотрит на меня. Я напрягаюсь. Неужели тоже заметила, что со мной что-то не так?
- Ты уже хорошо себя чувствуешь? - спрашивает.
- Да, - отвечаю бодро. - Вполне, - слишком бодро.
- Тогда я на минуточку к соседке, ты не против?
- Нет, я здесь... я полежу. Лучше полежать, - говорю я, споласкиваю под краном чашку и выхожу из кухни.
Мать хлопает дверью. В квартиру заползает тишина. Включаю магнитофон. Музыка разгоняет тишину. Тишина прячется под кроватью и ждет, когда закончится музыка. Почему-то мне неуютно в квартире. Я смотрю в окно. Вечереет.
"Наверное, там сейчас прохладно", - я открываю окно. Действительно, прохладно. Иду к двери. На лестницу выходить не хочется. "Просто не хочется", - говорю себе. "И ничего более".
Снова смотрю в окно. На лавочке газета. На газете - пластмассовая бутылка и красные панцири. Мужики пьют пиво. "Интересно, зачем?" - думаю я и спотыкаюсь об эту мысль. Смотрю, как один из них - дядь Петя - берет бутылку, откручивает крышку, осторожно наполняет пластиковый стакан. Мне кажется, что вот-вот из-за кустов появится знакомая фигура. "Самое время спросить: "Зачем?" - это я думаю мысль, или она думает меня?
"Зачем" - наполняет меня, ищет выход. Губы шевелятся. Я стою, вцепившись в подоконник. "Нужно спросить у них - "зачем?", - я выхожу из квартиры. Мне больше не страшно. Если Васьки больше нет, и некому спросить "зачем?", то кто-то ведь должен - спросить?