Серебряные змеи позёмки с лёгким шорохом бросались мне под колёса.
Я сжимал в руках обод рулевого колеса, сухими воспалёнными глазами всматриваясь в идеально прямую ленту дороги, и мечтал. Нет, не мечтал - надеялся, страстно, безумно, до отчаяния надеялся что однажды одна из снежных змей бросится мне под колесо так, чтобы машину завертело и выбросило куда-нибудь. В камень, в дерево, в воду, все равно, лишь бы закончилась эта поездка. Закончилась чем угодно, пусть даже полным растворением меня в пустой темноте. Выбросило бы так же, как в тот зимний вечер, когда я летел по ночному проспекту, такому же идеально прямому. Летел и наслаждался свободой, властью над ночной дорогой и мощным зверем с фигуркой хищной кошки на капоте. Серебряные змеи летели наперегонки со мной и я чувствовал себя ветром и силой.
Когда Она вдруг проявилась на обледенелой дороге, я уже ничего не мог сделать. Снежная змея с шорохом скользнула мне под колесо и ягуар на капоте набросился на Неё, смял, и подбросил над собой, играя с ней, как кошка играет с добычей. Я заторможенно смотрел в зеркало на лобовом стекле, как Она падает за моей машиной и кувыркается по асфальту в объятиях серебряной позёмки. Я смотрел, как неотвратимой Немезидой надвигается на меня бетонная опора фонарного столба, как складкой горного хребта вздымается смятый капот, как ступица рулевого колеса проходит насквозь то место, где должна была быть подушка безопасности и входит мне в грудь. И как медленно гаснут фары, забирая в себя весь свет окружающего мира...
Я с трудом повернул голову вправо, не в силах отказать себе в желании ещё раз взглянуть на Неё. Это простое движение давалось мне все труднее и труднее. Она сидела рядом со мной, на пассажирском сиденье, сидела и улыбалась, глядя на игру позёмки со светом фар. Алое лежало на серебре, серебро искрилось на чёрном - кровь и снег на Её пальто выглядели драгоценными камнями. Господи, какими бы украшениями я бы осыпал Её, будь в моей власти вернуть всё. Всё...
Она улыбалась и Её улыбка смутно отражалась в стекле пассажирской двери. Это отражение было единственной возможностью увидеть хоть какую-то эмоцию на её лице. Та часть лица, обращенная ко мне, была срезана до кости. Срезана асфальтом, словно безжалостным наждаком, в тот момент, когда неумолимая сила физических законов приводила в действие свой приговор.
Я попытался моргнуть, чтобы смочить растрескавшуюся роговицу своих глаз, но тщетно. Слезные железы давно иссохли. Я повернул голову и вновь стал смотреть на дорогу, сжимая в руках бесполезный, сорванный от удара руль. Моё сердце с каждым сокращением ударялось о рулевой вал, которым я был пришпилен к спинке сиденья словно распятый жук в коллекции сумасшедшего энтомолога. Каждая секунда моего существования была наполнена невыносимой болью. Но ещё большей болью отзывалось во мне то, что я, в своей безумной жажде скорости, совершил с Ней.
Серебряные змеи с шелестом струились под днищем машины. Я все больше прорастал своей плотью в холодный металл, понимая, что обречён на эту безумную гонку навечно. И лишь улыбка на Её лице давала мне призрачную тень надежды, что Она остановит меня, добравшись до своего нового места жительства. Наверно, Ей там будет хорошо. А я наконец-то смогу закрыть высохшие глаза, остановлю уставшее от боли сердце и выскользну из разбитой машины.