На тумбочке около кровати лежала пара листков бумаги и ручка. Подошедшая Данелла пояснила мне:
-- Ты двигал губами во время сна. Я подумала, что, возможно, ты попал в какую-то страну.
-- Так и было, -- кивнул я. - Страна-курятник.
-- Курятник?! - удивилась она. - Это там, где твои загадочные консервы?
-- Да, -- сказал я. - Похоже, я съел тогда так много пилюль, что их действие продолжается, и я не перестаю ходить по мирам.
-- Бывает, если тебя разбудили раньше нужного, действие пилюли продолжается и на следующую ночь. Запиши. Запиши всё, что ты там видел. Возможно, это пригодится. Люди часто после приёма пилюль записывают сны - если записки оказываются полезными, можно получить пилюли со скидкой, а то вообще бесплатно.
Мне этого не было нужно. Я усмехнулся, встал с постели и принялся натягивать штаны, ничуть не стесняясь девушки.
- Я намерен пойти в Полуночную Библиотеку.
-- Неужели ты решил сдаться?
-- Сдаться? - усмехнулся я. - Я был и остаюсь архивариусом. Моя судьба находится в ведении Управления Библиотек и профессора Сильвестра Стравинского. Единственный выход - бежать куда-то далеко отсюда, в какую-нибудь Империю Воска, или наоборот, в глухую деревню, куда не ходят архивариусы. На первое у меня не хватает сил, на второе - смелости. Меня тянет к книгам. И я хочу вернуть свою память.
-- Но если вдруг окажется, что ты действительно был виновен в похищении чёрных пилюль? Тебя же могут казнить?
-- Сомневаюсь. Я могу ошибаться, но архивариусов так просто не казнить.
-- Тебе виднее. Когда ты отправишься в путь?
-- Сейчас. Пойдём, я попрощаюсь с родителями.
Я надел плащ и направился из комнаты, но Данелла схватила меня за рукав.
- Подожди меня ещё немного. Через полчаса я иду в школу, и я провожу тебя до развилки. Поешь пока каши, мы оставили для тебя.
В глазах девушки я заметил сожаление. Неужели она полюбила меня и не хочет теперь расставаться? Я нахмурился - моя профессиональная этика Разрушителя миров позволяла проявлять жестокость и твёрдость даже в таких случаях, но внезапно я обнаружил в себе точно такое же сожаление, что и у Данеллы. И мне это не нравилось.
- Пусть будет по-твоему. К тому же, если в лесу орудуют разбойники, то ходить одной небезопасно.
- Про разбойников мы уже сказали гвардейцам, они прочёсывают лес с собаками.
Я кивнул и вышел в кухню. Объяснив родителям Данеллы ситуацию, я наскоро перекусил и поблагодарил их за гостеприимство.
-- Юрген... Можно тебя попросить об одной просьбе? - немного смущаясь, спросил Вроцлав.
- Какой?
- Помнишь, к нам приходил гвардеец и спрашивал, не находили ли мы доцент-архивариуса? И нам пришлось соврать тогда.
- Помню. Я благодарен вам.
- Я прошу соврать и вас. Конечно, вам наверняка сложно утаивать правду, но попытайтесь хотя бы защитить нас. Соврите при допросе, что прятались у безумной старухи Яны. Она почти не разговаривает, и запросто могла промолчать, когда гвардеец обходил деревню.
- Договорились, пан Вроцлав. Я думаю, вас никто не станет ни в чём обвинять.
Про себя я отметил, что действительно хочу обезопасить спасших меня людей от возможных последствий моего признания. Я не знал законов Панства, но мог предположить, что за укрывательства преступника могут оштрафовать или посадить в тюрьму. Больше волновало даже не это, - волновало то, что я просто думаю о судьбе и безопасности простых смертных. Я всё больше отмечал в себе, что становлюсь менее эгоистичным и циничным, и мне это не нравилось.
2.
На выходе из деревни я спросил у Данеллы, почему у сельчан не видно ни одной лошади - только вьючные ослы и тягловые волы. Она рассмеялась и сказала, что я похож на ребёнка - ведь всем известно, что по мирному договору Панство обязалось передать всех лошадей Империи Великого Пешвы Маратхи. За владение конём полагается виселица. Я хотел спросить, а многим ли мы обязаны Великому Пешве Маратхи, но сдержался.
Шёл я медленно, прихрамывая, но уже без трости. Дорога была рыхлой - недавно выпал первый снег, но после небольшой поздней оттепели всё растаяло, и наши сапоги все испачкались в грязи. Через минут десять пути мы оказались у железнодорожного переезда с перекрытым шлагбаумом. Обнаружить в такой глуши железную дорогу для меня точно так же было открытием.
- Это подарок Пешвы. Построили три года назад. Ведёт от Капиталгрода до Северска, мимо Полуночной Библиотеки.
Нас догнала молодая женщина с ребёнком и остановилась, ожидая открытия шлагбаума. Сначала мать не обратила на нас внимания, но её десятилетний (то есть, пятилетний по обычному летоисчислению) сын принялся тыкать в меня пальцем и кричать:
- Мама, смотри, архивариус, весь в чёрном!
- Тише, не кричи... Пан Юрген, кажется?
Я вынужден был обернуться. Во взгляде рыжей женщины читалось подозрение.
- Да, добрый день.
- Это не вас ли искал гвардеец?
- Его, - вступила в разговор Данелла. - Пан Юрген потерял память и пострадал от разбойников. Его отнесли в дом к старухе Яне, и я провожаю его...
Конец фразы утонул в шуме приближающегося поезда. Угловатой формы локомотив - наверняка тепловоз или даже электровоз - тащил недлинную цепочку вагонов, всего штук шесть или семь. На первых платформах лежали ящики и металлические контейнеры, а несколько последних были пассажирскими, с двумя рядами сиденьев, шедших вдоль перил. Один вагон был полон смуглых людей в чалмах и пёстрых халатах. Хинди, понял я. В их руках были странные музыкальные инструменты - длинные ситары, лиры, флейты и дудки, до меня сквозь грохот донеслись ритмичные удар барабанов, и я вздрогнул.
Похоже, после нанесённых травм, психологических и телесных, моя аудиофобия снова дала о себе знать.
- Мама, смотри, хиндийцы! - крикнул мальчик вслед уходящему поезду.
- Тише, сынок, тише.
- Мама, а куда они едут?
- Это известные зарубежные музыканты, они давали концерт в Северске, и теперь едут домой, в свою страну.
- А почему?... - продолжил свой допрос ребёнок, но я перестал вслушиваться, и мы с Данеллой позволили обогнать нас.
Через минуту она обратилась ко мне:
- Ничего, что я сразу сказала правду? В этом случае, если бы я соврала, было бы ещё хуже.
- Ты всё сделала верно, - кивнул я. - Но не меньше "спасибо" следует сказать поезду и ребёнку - это они избавили нас от ненужных расспросов.
Данелла улыбнулась моей шутке, но скоро снова приняла серьёзный вид:
- Я видела, как ты изменился в лице, когда увидел хинди. Мне даже показалось, что ты испугался.
- Так и есть. Сам не пойму, почему.
- Но что в них страшного? Это же не воины, простые музыканты. Разве ты не видел их раньше?
- Видел. Чувствую, что видел. Но, боюсь, меня напугало совсем другое.
Данелла не решилась расспрашивать, и дальше мы шли молча. Долго никто не решался прерывать неловкое молчание. Я заметил свороток на тропу, на которой я впервые очнулся в этом мире, но Данелла повела меня в другую сторону - видимо, до Северска вело несколько троп, и она решила выбрать другой маршрут, более людный. Наконец впереди послышался тарахтение какого-то двигателя, и я увидел первую в этом мире машину - ржавый, грязный небольшой грузовичок с округлой кабиной и круглыми, словно удивлёнными, фарами. Ехал он по грязной колее настолько медленно, что даже я со своей хромой ногой мог при желании мог его обогнать.
- Топливо везут, - пояснила Данелла, когда мы пропускали его. - Для генератора. И почту.
- Долго нам ещё?
- До развилки - недолго, минут пять.
Она произнесла это с сожалением, и я тоже почувствовал сожаление - как оказалось, моя привычка легко рвать связи с другими людьми тоже дала осечку. Я снова призадумался. Тревожных симптомов, говорящих об изменениях моего характера, становилось всё больше, и неплохо было бы найти причину - то ли это остатки личности Юргена говорили со мной, то ли влияло что-то другое. Например, мир, в котором я становился всё больше похож на человека.
Дорога уткнулась в широкий тракт, ведушую от Северска к Библиотеке. Я заметил десяток силуэтов людей и несколько повозок, едущих по направлению к городу. В противоположной стороне, в паре километров от развилки, я увидел тёмный силуэт невысокого, но массивного здания в форме усечённой пирамиды, стоящего на горе. Ландшафт местности и вид Библиотеки показался настолько знакомым, что я испытал странное чувство, какое испытывают при возвращении домой. Мы остановились.
- Юрген, - сказала Данелла, потупив взор. - Если всё будет хорошо, дай знак. Заходи к нам, почаще навещай. Ты...
Она замялась.
- Что "я"? Я всего лишь архивариус, потерявший частицу... себя, - я почувствовал, насколько неубедительно прозвучала эта фраза, и даже прикусил язык, чтобы не сболтнуть в такой момент лишнего.
- Ты особенный. Ты не похож на других архивариусов-аскетов, живущих в мирах снов.
Я обнял её за плечи и ненадолго прижал к себе.
- Хорошего дня, - сказал я на прощанье и зашагал в сторону Библиотеки.