В третьем классе случилось ЧП: украли золотые часы учительницы. Прямо со стола... В начале урока они лежали на месте. Несколько раз ученики поднимались, собирались и толклись здесь, рядом с ней: выстраивались вдоль доски и возвращались. Вообще много двигались. Веление новой образовательной программы - дидактическая игра, так сказать. Ну, веление так веление, кто против? Только после звонка на перемену Людмила Ивановна, взглянув, обнаружила, что часов уже нет. Вот вам и все... "Образовались". Лицо ее, естественно, помертвело:
- Сядьте на место, - сказала так, что класс сразу стал затихать, - урок не окончен. Звонок для учителя, не для вас... - Последовала длинная пауза замаха, во время которой животное предчувствие тревоги быстро заполнило светлое помещение, увешенное учебными плакатами и заставленное разросшимися комнатными растениями. - Пропали часы... - Ахнуло на головы известие. Снова горькая пауза. - Перед уроком лежали здесь! - Учительница показала точное место и медленно, раздумчиво пожевала напряженными губами, имевшими, как положено, намёк на помаду. - Пока... они... не вернутся сюда, никто... из класса... не выйдет. Все.
Третьеклассники потупились, примолкли. Не каждый день вас подозревают в воровстве... А перемена, между тем, началась. В коридоре зашумели, быстро затопали. Кто-то старательно и громко захохотал. Кто-то ухмыляющийся, подталкиваемый сзади, резко распахнул дверь - внесло громче зазвучавшие голоса и усилившиеся звуки веселой суматохи. Людмила Ивановна только головою повела, и дверь прикрылась. Такие дела.
У Кирюшки заболел живот. Елки... То ли от опасения, что "могут подумать...", то ли дома бабка покормила не тем, но, как назло, заболел, гад, и все... И ведь не скажешь ему, что выходить нельзя. Болит и болит, все сильнее и сильнее. Что делать? А признаваться никто не хочет: сидят - насупились и молчат, как бандиты на допросе. Что, что ему делать?! Поднять руку? А они подумают - признаться решил... Попроситься выйти? А она подумает - часы спрятать...
Живот крутило. Прозвенел оглушительный звонок. Перемена кончилась. В коридоре смолкло. Людмила Ивановна должна была начинать следующий урок. Третьеклассники слегка зашевелились - вспомнили, вероятно, о правилах и своих правах. По классу даже легкий ропоток порхнул, но сразу стих. Учительница тяжело подняла голову, открыла застывшие, не видящие никого глаза.
- Так и будем сидеть? - малознакомым голосом поинтересовалась она. А в ответ, как говорится, ти-ши-на... - Что ж, - произнесла горько и тихо, - время идет. Программу нам никто не отменял. Я, пожалуй, проведу очередной урок. Хотя для вас... - Снова воспарила и зависла неприятная пауза. - Для вас мне его проводить не хочется. Вот так-то, "дорогие мои".
Ученики зароптали друг на друга. Потом, видя, что "Людмила" подчеркнуто не вмешивается, осмелев, зашипели: "Кто? Кто?! За него все должны... Лучше пусть сам признаётся. Все равно узнаем - хана ему!" Людмила Ивановна послушала, помолчала сомневаясь. Еще раз перебрала учащихся взглядом: "Не-ет, толку не будет..." Молча вскинула руку. Не сразу, но, поскольку "Люда" грозно стояла в необычном молчании и "терпеливо ждала", рты закрылись.
- Вы, все-таки, мой класс! - громко произнесла, преодолевая себя, учительница. - Я вас, несмотря ни на что, люблю... Да, да! Не хмылься... Он знает, кому говорю... Лю-блю! - подчеркнула она неподходяще грозно. - И желаю в будущем только добра... - Людмила Ивановна сглотнула спазм, будто сомнения в правоте слов. - Не первый день зная каждого из вас, могла бы уж сама вычислить... м-м... - Все-таки запнулась. - Вычислить вора... Да! Во-ра. Но я хочу, чтобы вы росли самостоятельными и честными... - Она не задумывалась сейчас, верит ли тому, о чем говорит. Знала твердо одно: если это не дурацкая выходка от переизбытка энергии, а намеренная месть ей или корысть, то нужно употребить все усилия... - Пусть лучше сам выйдет сейчас сюда и извинится за эту... глупость. - Последовали горькая улыбка и вздох. - Если у него не хватает смелости... На дурное-то хватило. Пусть говорит с места. ...А я обещаю, вы знаете мое слово, обещаю оставить все без "последствий".
Учительница говорила, а ученики сочувственно ждали, как Кирюша: "Да когда же признаются, собаки, когда?!.." Вот она, выжидающе глядя на детей, замолкла. Никто не вставал, не выходил. Тишина... Вдруг из среднего ряда, озадачив всех, дернулась к потолку и тут же перепугано спряталась за спину испачканная пастой ладошка Василевича.
- Можно? - задавленный голосок, стихая, метнулся к ней и пресёкся еле различимым. - Выйти...
Учительница и все ученики смотрели на него - очень застенчивого и послушного. Кто-то хихикнул... Он потупился и стал неловко, нервно тереть указательным пальцем пятнышко пасты на штанине. Резать в животе начинало так, что терпеть было невозможно. Людмила Ивановна помрачнела еще более:
- Я сказала... Из класса никто не выйдет, - ее голос прозвучал тверже и злее. Малое время помолчала, потом решительно уперлась кулаками в край стола и снова выпрямилась. - Всем встать! - Ученики с шумом повскакивали, - даже лентяи и выпендрежники, - очень уж тон был... - Поскольку урок сорван, - голос Л.И. непривычно дрогнул, - а мой класс меня больше не уважает... - Стрекотнул не вполне искренний, протестующий шумок, но был игнорирован. - Из-за одного, одного негодяя!.. Не хотите мне помочь... - Класс протестующе зашумел. Людмила Ивановна только голову повыше вздернула - все смолкло. - Я... вынуждена... пригласить директора. В таком случае, пусть разбирается сам: родителей вызывает, охрану, милицию!.. Комелькова, - учительница официально и строго обратилась к отличниц-активистке: - Спустись, пожалуйста, вниз и передай Николаю Николаевичу... Очень прошу его на минуту подняться к нам. - И уже, как бы классу: - У нас тут тоже важные дела... Иди, иди Комелькова! Побыстрее, пожалуйста...
В полной тишине маленькая очкастенькая "актив класса" покорно вышла из-за своего стола и, убыстряя шажки, поспешила вон. Как он ей позавидовал!.. "Еще, еще чуть - придет директор, все выяснится - можно будет уйти, убежать!" - думал Кирилл и ногами на месте переступал. Живот даже немного поуспокаивался. Но все же резал невыносимо... Стоять, оказывается, труднее.
Людмила Ивановна, наконец, отвела глаза. Отстранившись от стола и закусив губу, постояла, медленно прошлась у доски. "Но кто?! - в ожидании директора думала обескуражено. - Зачем?.. - Остановилась к классу почти спиной. Скрестив руки на груди и глядя в окно, кусала губы. - За что..." Тишину в классе нарушали только приглушенные звуки с улицы: там рабочие что-то делали у котельной. А в классе молчали все. Время медлило. Никто не приходил.
Долго стоять "столбом" трудно. Некоторые переступили с ноги на ногу. Некоторые украдкой оперлись о спинки стульев, о задние столы. Некоторые, самые независимые, уже почти сидели так... Шепоток стал возникать то там, то там. Наставница не реагировала. Отстранённо стояла спиной к ним, подчеркивая отношение. Неотрывно смотрела в окно на почти бесснежную декабрьскую грязноту школьного двора и думала о чем-то, явно невеселом. Может быть, об осточертевшей подготовке к обязательной ежегодной "Ёлке..." Вечер скоро.
Какой-то шумок возник у двери, и она приоткрылась - бочком вошла одна "Комля":
- А Николай Николаевич... уехал.
Постояла под взглядами класса - разочарованного, но успокоенного - и, поскольку Людмила Ивановна больше не оборачивалась, быстренько пробралась на свое место - стоять... Тут совершенно неожиданное произошло. Кирюха Василевич, всегдашний "соня-тихоня", как все покорно ждавший дотоле решения "Люды", внезапно со своего места без разрешения рванулся мухой! С невнятным "Пустите..." - то ли "Простите?" - выскочил из ряда. Топая в тишине, многоножкой мелькнул мимо учительского стола и, неплотно притворив за собой брошенную дверь, вынесся вон.
Погони не было. В тишине проскочил по только что вымытому коридору и дернул ручку туалетной двери... В умывальнике пол тоже был мокрым и чистым. Сиял кафель и обещающе удобно изгибался сосками ряд блестящих смесителей с чудными фарфоровыми кранами... Но во входном проеме самого туалета чудовищным когтем готовно торчала маленькая круглая Шура-техничка в черным-чёрном халате. Выпрямив сколь возможно закутанную поясницу, нервно напяливала на швабру отжатую тряпку. . . Кирилл хотел проскочить мимо ужасного препятствия, но не сумел - зацепился-таки. Растопырившись и визжа что-то негодующее, ему загородили проход. С налета бессильно ткнулся в рыхлый неприятный живот. Ощутил твёрдое дерево швабры, мокрые холодные руки - отталкивающие, мажущие лицо...
Толкнув его легонькую фигурку, Шура сама на сыром поскользнулась, чуть не упала! А он задел ведро - грязная вода плесканула по полу... Гневный визг тут в какой-то реактивный вой переродился. Кирилл кинулся прочь. Только свой судорожный ж и в о т чувствовал.
На первом этаже учительский туалет заперт!.. Выскочил на улицу и шмыгнул за школу. Все равно уже нужно было... куда-то прятаться. Но там, у высоких кустов и забора, рядом с трансформаторной будкой, где старшие пацаны на перемене прячутся покурить, рабочие что-то делали. Женщины в оранжевых жилетах. ...Слезы мешали видеть, но он их теперь почти не замечал. Свой запах почувствовал, это почувствовал. Всё! Внутри холодная и страшная темнота расползалась. Дым от костра с бочкой битума чувствовал. Холода не замечал - лицо горело. Сырости не замечал. Боялся - из окон его увидят. Что в классе подумали? Да еще Шуре ведро разлил... Куда, когда и как возвращаться? Что теперь делать... Куда деваться, куда девать этот запах, это куда девать?!!
Слезы текли сами, не останавливались. Хотел спрятаться за грузовик у забора, но и тот зафырчал, подымил - уехал... За ним тетки оказались - смеются:
- Что, прогульщик, тут лазишь... С уроков сбежал?
Кирилл шмыгнул за котельную. Увидел лестницу на крышу. Не убрали еще на его счастье... Кинулся к ней и быстро полез вверх. Никто не останавливал его. Смотреть вниз, говорят, не надо. А хотелось... Поднялся на последнюю ступеньку, взглянул на то место, где только что стоял. Оно оказалось неожиданно далеко. Руки разжать... Стало очень страшно. Так страшно, что... Сверху высота всегда кажется большей.
Не прыгнул. Пока боялся. Хотя и мысль, и предчувствие какой-то легкой, от всего освобождающей волны притягивали туда - к краю. Все было до жути страшно: о Людмиле думать, о хохочущем, - или молча взирающем на тебя? - классе, о доме... О часах будут спрашивать!!! Что, что бабке говорить... Шура припрется - орать.
Кирилл нашел какую-то влажную грязную бумагу, занесенную сюда должно быть ветром, и попытался почиститься... Было опять холодно. Заметил, как убирали лестницу. Забился за широкие квадратные трубы на битумной площадке - плакал. Дрожал: то было холодно, то не было... Стемнело. Зажглись окна и фонари. Черные тени верхушек деревьев и широких труб перечеркнули залитую ярким белым светом крышу котельной. Опять прозвенел звонок. Занятия в школе кончились.
***
II. Вызов.
Кир прочёл повестку, не разуваясь и не отходя от двери.
- Ну? - Бабка угрюмо, но примирительно смотрела поверх очков. - На службу?
Не ответив, он повернулся и вышел, опять хлопнув дверью. После скандала дома не был два дня. В пятницу, говорит, и принесли, когда загулял... Явиться надо было еще утром. Откуда он знал? В руки ему не вручали... Побрел, кусая губу, к остановке. У киоска увидел Лося с пивом - соседа. Тому тоже во вторую. Помахал, приветствуя. Лось показал за спину - на киоск: мол, перед работкой - энтузиазму для?.. Кир отрицательно помотал головой, но подошел:
- Я в военкомат.
- Гребут? - оживился благодушный пивник, пожимая руку. - Когда? У нас малого - тоже...
Кир кивнул и пожал плечами:
- Иду только...
- Ну... - Отслуживший уже Лось чувствовал превосходство. - Надо. Покой... Родине. В какие войска-то?
Кир посмотрел в сторону и вздохнул:
- Черт их знает...
- Что в приписном-то?
- Да в десантные... - Он небрежно дернул щекой, хотя, конечно, гордился. - Ладно! - Увидел подходивший автобус и поспешно озаботился. - Там мастеру... скажи!
- Окей. - Кивнул Лось. - Еще сто раз переменят. - И неторопливо отхлебнул. - Ни пуха...
Возле старого двухэтажного здания, под пыльными кленами, маясь от духоты и безделья, покуривая, сидели на корточках несколько стриженых пацанов. В самом помещении военкомата скамеек тоже нет, а здесь, хоть ветерок... В кабинет, куда надо было, очередина. Понятное дело... Кир пошел прямо к двери. На него загалдели, но он толкнул ручку и соврал, показывая повесткой на часы:
- Меня к двум... вызывали.
- Эх! - Наглеца отдернули от двери, резко захлопнув её. - Какой умный... Мы с утра здесь.
Кир молча ударил по смелым рукам и оттолкнул возмущавшегося. Сзади опять загалдели. Дверь распахнулась:
- А ну... - Красный от духоты и "рыжены" капитан с мокрыми подмышками форменки, не глядя, толкнул Кира, едва удержавшегося, чтобы не ответить, потом еще кого-то и еще... - Все на улицу... Марш! - Очередь загудела: "С утра здесь! Надоело..." - Чево-о?!.. - чуть ли не застонал капитан, выпятив челюсть. - А ну... - И во весь голос: - Бегом - марш!!! А вы - стоять! - Он выдернул повестки у Кира и еще у двоих передних. Остальные, замолкнув, потянулись к выходу. Им вслед: - И чтоб вас никто не слышал!.. - Усмиритель опять приоткрыл дверь и, буркнув туда, что сейчас вернется, быстро, не оглядываясь, пошел по коридору. - За мной!
Вышли во внутренний дворик с гаражом. На стене всенепременный пожарный щит. На нем - конусообразные ведра и прочее... Все, что можно было покрасить, побелить, почистить - здесь уже несколько раз красили, белили, чистили... Капитан, остывая под ветерком, постоял, покачиваясь на носках, подбоченившись рукой, в которой все еще были зажаты повестки, раздумчиво понадувал щеки и оглядел двор. Увы... Утершись скомканным платком, в раздумье, но все еще решительно пересек чисто выметенный асфальт безнадёжного дворика. Подошел к воротам и заглянул в пропиленную в них калитку. Двое вспотевших парней, раздетых до пояса, скребли лопатами асфальт, заканчивая перекидывать в раскрытый кузов громадного грузовика кучу замусоренного песка. Двое других, без лопат, куривших в тени забора, при появлении начальства, вскочили:
- Закончили, товарищ капитан!..
- К дежурному.
Капитану явно не хотелось возвращаться в душный кабинет. Когда в открытое окно, выходившее во дворик, через решётку сунулась чем-то недовольная блондинка в форме: "Курский, к телефону!..", он явственно скривился:
- У, Черт... - И приказал. - Ждать здесь!
"Стоять - бояться!" - передразнил мысленно Кир. Прислонился к прохладной стене, через решетку разглядывая блондинку. От него солдатка отворачивалась явно с меньшим недовольством, чем от своего капитана... Те двое наказуемых тоже, было, стали в тень к стене, но из коридора выглянул молодой прапор и поманил одного - носатого.
- А вы, - осведомился он, бдительно глядя на Кира, - что там заглядываете?
Но отвечать заторопился второй - очкастый:
- Товарищ капитан обождать сказал!
- Отойдите от окна...
Прапор и носатый скрылись. Кир опять заглянул в помещение, но блондинки теперь не было. Пульт связи, схема города под стеклом, дежурный с повязкой... Неинтересно.
- Парнишка, закуришь? - дружелюбно предложил, раскупоривая пачку "Примы", очкатый и торопливо протянул курево. У Кира сигареты кончались, но отказался. Напряг колхозный вид предлагавшего. Та подумает - компания... Демонстративно отсел к гаражу, где тени больше, и закурил свою, с фильтром. Этот опять: - Слышь?.. - шепчет, натянуто улыбаясь и виляя глазками через толстые очки. - Не заругают нас? - На сигарету глянул. - Видь гараж...
Кир заносчиво отвернулся и обнаружил, что курит как раз под пожарным щитом, а на воротах соответствующее "НЕ КУРИТЬ!" "...И не пить!" - съязвил мысленно. Этот уже погасил свой окурок и засовывал его в трещину фундамента. По коридору возвращался капитан... Не пожелавший выбрасывать предпоследнюю сигарету и после предупреждения, теперь старался незаметно задавить ее. Как гадючку... Шел дымок. Возмездие, приближаясь, стало смотреть на Кира. Прижгло палец. Кир еле отвел глаза, а капитан неожиданно, не доходя, остановился посередь коридора, возле лестницы на второй этаж... Взглянув вверх, поманил. Лох, заметив, тоже расстарался следом.
Болело обожженное место. Смятый вонючий окурок деть было некуда. Кир молчал в тряпочку и тяжело думал, как бы послать все это... Вернуться опять на дачу, Вике что-нибудь невразумительное и примирительное наплести... Оптимистическое. Денег бы... На втором этаже "потные подмышки" остановились возле распахнутой туалетной двери. Блестел мокрый плиточный пол. Маленькая бабка в черном халате шустро орудовала шваброй. Ещё змея...
- Помощь нужна? - отдуваясь, поинтересовался капитан и поглядел в потолок, будто разыскивая и там местечко позанятней применению даровой рабсилы. - А то вот... желающие.
- "По-омощь!" - передразнивая, мгновенно обернулась бабуська и раздражённо поправила съехавший на глаза бабояговский платок. - Когда всё помыла... - Исступленно ругающиеся губы ее превратились в морщинистый шиш и отвердели. Быстрые злые глазенки округлились. - Засрали, захаркали всё...
Капитан молча пошел дальше, дергая запертые двери. Бабка, гремя ведром, шумно захлопнула туалет и, неразборчиво ругаясь, "потрюхала" к лестнице, нестерпимым взглядом отшвырнув с дороги двух "чертовых бандитов", припершихся за каким-то хреном... Внизу сортир заперт, дабы призывники не беспокоились. А орет... Весь коридор тоже был вымыт. Кир, было, приотстал возле пустой урны, но бычок выбрасывать передумал: еще драить заставит... Безутешный капитан вернулся к лестнице. С тем же брезгливо-непроницаемым выражением на лице, не замечая наказываемых, как ступеньки, вынужденно спустился с горних мечтаний к прежнему. Погрузился в не уменьшавшиеся заботы. Кирилл и Лох привязано опустились следом.
Теперь было пусто и здесь. Тоже чисто и тихо... Представилось, что обиженный народ в точности выполнил рыдающий приказ начальства: бегом совершил марш-бросок на улицу и, чтоб никто из помещения его не слышал, продолжил движение дальше и дальше - по своим делам и по домам... Да нет, мысленно посетовал будущий десантник, все вряд ли бы выполнили приказ так добросовестно - всегда находятся строптивые... Наверно, перетрахав, народ всё-таки отпустили до поры... Кэп открыл дверь дежурного. Блондинка и другая, попышней, пили чай.
- Приятного аппетита... - сказано это было тоном приказа выступить на защиту Родины. - Рабсила нужна?
Блондинка пожала плечами в погонах сержанта и отвернулась. Рыжая же, сидевшая у двери, с любопытством обернулась, не оставляя бокальчика и жуя. За спиной работодателя Кир неприязненно передразнил ее жевание.
- Эти нахалы, что ли? - Она посуровела. Аккуратненько облизнула накрашенные губы. - Бумажки вон пусть... пожгут! - И нос высокомерно вздернула. - Еще дразнится, сопля...
- Кто дразнится? - заинтересовался быстро обернувшийся кэп.
- Никто, - сказала она сердито и пододвинула загорелой ногой в неформенной туфле проволочную корзинку с несколькими мятыми копирками да масляной от халвы бумагой наверху. - Бери, бери! Не стесняйся...
Говорила она Киру, стоявшему независимо. Тот - ноль эмоций. Не двинулся и вряд ли сделал бы это даже под пистолетом. А укротителя, к счастью, отвлекли... Корзинку подхватил очкарик. Или не выдержал напряжения, или понадеялся таким легким способом обрести свободу... Капитан посторонился и стал вслед объяснять, где жечь. Потом повел второго строптивого призывника в кабинет. А строптивый подумал, входя, что про его пятичасовое опоздание никто в этом бардаке, скорее всего, и не подозревает. Если, конечно, переклички не было... Устроившись возле стола, загруженного пустыми новыми папками, кэп устало посмотрел в повестки нарушителей.
- Ты откуда такой шустрый... - Читавший поднял глаза, но опять опустил. - Б-здилевич?
Кир хотел, было, поправить, но удержался. На всякий случай стал прямо. Откинувшись на спинку офисного кресла и скрестив на груди руки, капитан стал разглядывать что-то под столом.
- Значит так, Базилевич...
- Василевич, - всё-таки поправил Кир.
Кэп вскинулся, но промолчал, в упор глядя. Кир не спрятал глаз, но и не стал злить, таращась в его гляделки. Просто перевел внимание на потный капитанский воротник. Офицер заговорил теперь по-другому: тихо и зло.
- Если хочешь нормально пойти служить, умник, - многоречивая пауза, - спрячь свой поганый язык в... - Он выругался, подчеркнуто неторопливо закурил и опять серьезно посмотрел на говнюка-призывника. - Мы... здесь... - Пальцем резко ткнул в пол. - Каждый день... Каждый! Обламываем таких, как ты, пачками. И... Если... Ты... Мне...
Громко "затюрлюлюкал" телефон - Кир вздрогнул и кулаки разжал... Обламывальщик, закусив сигаретный фильтр и морщась от дыма, покивал кому-то. Взглянув на Кира, положил трубку и взял с сейфа фуражку-аэродром.
- Короче, вот... Чтоб сегодня разнес! - Он небрежно пихнул стопку повесток. - Вручать всем в руки. - И усмехнулся. - А там посмотрим... Понял меня? - Последовал проницательный командирский взгляд. - Смотри...
Привычно нахлобучив свой "аэродром", крутой вояка хмуро поднялся и пошел к двери. Кир, сглатывая спазм, следом. Пропустив его, кэп стал запирать кабинет, а то, что осталось от несостоятельного десантника, не поднимая глаз, ускоряющимися шагами проследовало к выходу. Солнце было уже за крышами. Горячий воздух над асфальтом недвижим. Накрывшая все тень не спасала. Он швырнул на чистые ступени мятый вонючий окурок, закурил последнюю сигарету и далеко-далеко плюнул вслед скомканной пачке. Надувая щеки, опять плюнул и поспешил, чтоб с "этим" не столкнуться... В арку, где ворота и служебный ход опасливо покосился. Ладно... Новая повестка его теперь будет долго искать. Так... Десять штук. И две - совсем в Тмутаракани... Скотина. Надо было начинать с них. Потом уже, по пути домой - в этом районе... Зло проводил взглядом вывернувший из арки газик и побрел к остановке.
Одну вручил быстро, сунув скривившемуся амбалу лет тридцати. Вторую, поплутав и не дозвонившись, опустил в почтовый ящик. Самому тоже не в руки вручали... Возвращался, читая названия улиц, уже не такой злой. Думал лишь об "пожрать". Киоск увидел возле военкомата же - взял печения и бутылку минералки, сократив тем завтрашний, уже сокращенный, обед. Уныло вспомнил, сколько ушло за субботу и воскресение... Дожевывал на ходу, запивая из горлышка и поглядывая на осветившиеся окна военкомата. Из темной арки на него вывернул, блестя очками, тот... лох.
- Ну-ка... - Кир рукой с бутылкой загородил дорогу. - Бумажки до сих пор... жег?
Скончавшийся от неожиданности стал торопливо реанимироваться.
- А-а... Ты. - Лох даже улыбнулся принужденно. - А я... Повестки носил. Одна осталась. Дома никого, а собака... Спросить хотел, а ни капитана, ни прапорщика нет... Она говорит - можно соседям. А он говорил...
- Дай закурить, - скривившись, прервал Кир. Примял кулек с остатками печения и сунул в задний карман. "И этого запрягли...", - подумал удовлетворенно. Озираясь, выдернул из протянутой пачки несколько сигарет и кивнул в знак благодарности. Поставил бутылку на асфальт и закурил. - Слышь... Выручи?
Тот готовно покивал, думая, что речь о куреве. Спрятал сигареты, намереваясь обойти препятствие, побыстрее удалиться и, наконец, довыполнить приказ сердитой Родины. Кир, нащупывая в кармане повестки, легонько придержал:
- Не спеши... - Протянул свои, оставшиеся. - Занеси за одно, будь другом?.. Тут рядом.
- Не, не! - Сразу замотал головою этот. Нахмурился, отступая и ладонями отстраняясь. - Меня девушка ждет, - явно соврал. - А еще эту тащить...
- Не бреши. - Кир быстро огляделся, захватывая воротник вруна. - Если... хочешь... нормально... пойти служить... - Он придвинул очкатого к стене, и тот нечаянно опрокинул недопитую бутылку. Кир пнул - она со звоном разбилась. Послушал немного и на этого серьёзно посмотрел. - Ну?.. Тут недалеко.
Под арку сунулась тетка с сумками, но, застряв в подозрении, отбежала назад и что-то завопила... Кир вздрогнул.
- Сдохни, ты!.. - И потащил "друга" подальше от неё - в темноту, к воротам. Но тот сразу перестал топорщиться.
- Да ладно-ладно! Чё ты... Сбесился.
Кир сунул ему повестки:
- Смотри... Как фамилия?
Тот назвался и вряд ли, очкун, соврал. Кир выплюнул окурок:
- Я тебя запомнил... А нас еще сто раз вызовут.
Смотрел вслед заспешившему. "Не записывают же они - какие, кому. Кто носил... Да этот не выбросит". Не убыстряя шагов, призывник Василевич удалился от ненавистного здания, от истерички. Оказавшись на другой, темной, стороне улицы, выждав, снова вернулся под клёны. Вопль тетки и звон бутылки взвинтили его и надоумили... У входа, в двух зарешеченных окнах теперь тоже горел свет. Не такой уж он "сопля", как думают господин капитан и рыжая... коза! Пальнул, не колеблясь, по светящимся целям короткой очередью крупного щебня и под звон стекол, визгом телефонисток сопровождавшийся, успокоено канул в темноту. "На войне, как на войне...", господин капитан.
***
III. Полигон.
"В зависимости от цели и назначения полигоны подразделяются
на научно-исследовательские, испытательные, учебные и иные..."
( Из словаря.)
Замполит говорил: из Германии на полигон, до Капустина яра, путь длинный, долгий. Успеете насмотреться и понять, как Родина велика. И чтобы вы там себе ни думали, но ответственность за неё - родную землю - и на вас тоже. Самая настоящая, вплоть до уголовной... Да, на вас - неучах, раздолбаях и пофигистах... Смотрите. Дорога дальняя... И другие, разумеется, слова были употреблены, но смысл вполне ясен. Пустой парк без техники, штаб, мокрый плац... Столовая, старые - краснокирпичные, ещё гитлеровские, - казармы, клуб... Бетонный забор, центральная аллея - после майского дождичка - с вытянутыми от любопытства шеями фонарей, старые тополя, отцветшие серёжки под ними на асфальте, зеркальные стёкла КПП... Задвигаемые родные зелёные ворота с красной пятиконечной звездой... - дальше и дальше - из тентованного кузова "ЗиЛ"а, из-за заднего борта. Всё!
Ночью грузились в пригороде. Фонари-прожектора, высоченные кирпичные заборы с колючкой по верху, длинные складские казематы, крытые старым позеленевшим шифером и - местами - даже черепицей ещё... Серебристые капониры из оцинкованного железа... Матерные команды по рации, пот и спешка, и... Какого-то водилу-мудилу из их дивизиона током дёрнуло... Сильно. Без сознания. За мокрую изоляцию схватился... Дождичек. Кирилл видел с высоты платформы, как у командирского кунга народ стал собираться. Вертолёт, говорят, вызвали! Мат, ор, кто-то, кажется, даже по морде схлопотал... Потом долго ждали хрен знает чего, но помыться толком не дали. Сидите и всё! Ваше дело сопеть в две дырочки... Кемарить начали, кто где. Сухой паёк получать - не жрать пока! Комбат яйца ослушавшимся обещал отрывать. Колбаса, консервы, тушенка со сгущёнкой... Чёрт с ними с яйцами. Проснулись, развеселились... Потом, - в армейском составе оказались и обычные пассажирские вагоны, - жуя и облизываясь, уж из их окон глазели, как медленно-медленно поползли мимо совершенно пустые мокрые улицы немецкого пригорода с мигающими светофорами. Глубокая ночь. Сладкая сгущёнка.
Так, собственно, почти всю дорогу и пришлось пилить: только ночью движение. Особенно, пока в Союз не попали... Днём стоянка, где-то на иностранных задворках технических служб ж.д. Ракетчики - режим секретности! Вашу мать... Да со спутников всё видно, говорят, вплоть до звёзд на погонах. ...Которых может стать меньше за несоблюдение инструкции. А много ночью увидишь - даже если специально у окон торчать? То близкий мелькающий лес с отсветом окон, летящим со страшной скоростью; то чернота и дальние блёстки фонарей, то мелькающие городки крохотные; то тоннели, то мосты... Короче, днём спим, ночью летим. Орлы во второй батарее, говорят, где-то вина раздобыли... Возвышенные ходят.
В Союзе дело быстрее пошло. После Петрова Вала Кирилл уже дом ждал. Вечерело, когда в пригород Волгограда состав стал втягиваться. Земляков в дивизионе не было. По фигу всем. Только зам комбата с Волги - сызранский, - тоже ж дед, дружелюбно и понимающе мимоходом Кира в плечо ткнул:
- Ждёшь?
Кирилл, плотно устроившийся у коридорного окна, только хмыкнул: "Сам не знает, что сказал..." Теперь бы нам всё уставы учить, да матчасть, да расчёты экстремальной глиссады, да учёт баллистических погрешностей... По низине поезд пошёл, ещё притормаживая в черте города. Гаражи, гаражи по обочинам колеи, дачи... А там на горке их микрорайон начинается, между прочим. Дом, показалось, разглядел. Далеко, конечно... Закатные тучи обрамляли белые дома на горизонте каким-то грандиозным ореолом небесного света. Самолёт чертил над всем этим свою неспешную инверсию. И курить опять потянуло, хотя только что выщелкнул окурок на насыпь. Тут, дома - подумал - и останется лежать. Тук-тук, тук-тук, тук-тук...
Замок, зевая и шаркая, из сортира неспешно возвращается. Вместо сапог - расшнурованные кроссовки, белая майка с Битлами под расстёгнутым ПШ, ремень на шее кольцом висит.
- Василевич, - опять кряхтит, позёвывая, - к генералу! - и, урча, потягивается, морда.
- Иди ты...
- Я серьёзно, - говорит лениво, тоже в окно сонно пялясь, - увольнительную обещал... - Глаза его, поблёскивая, провожают незнакомые окрестности. - А "Мать Родина" где? Мамаев курган?..
- Проехали.
- Дай закурить...
Стрельбы-пуски прошли хорошо. Запах весенней степи полигона смешивался с дизельными выхлопами тягачей и развороченной земли. Солнце жгло уже совсем по-летнему! Это вам не Германия... Загорели все сразу. Согрелись. Выбирались из душного кунга удовлетворенные, в общем: зачёт наверняка. Не хухры-мухры - девяносто пять процентов! Соответствие - таки... Даже, допустим, близкий ядерный взрыв повлияет на электронику, - ни хрена! - ракета от цели не отклонится, - гирокомпас, гироскоп - херня... Крепко придумано. "Щит Родины". Вечером как приз наводчикам-вычислителям выдали какао! Пушка-кайфушка... Вволю. Обпились... Грузились потом привычно уже. Пошел разговор, что это и вовсе не Капяр... Ашулук какой-то. Или Ширасаган даже? ...Дам здесь нет, то в Казахстане! Секретность, короче. Капьяр давно закрыт... А хрен его знает? Названий в поле не пишут... Да и не всё равно ли? Опять не слава Богу - говорят, заправщик с платформы уронили, козлы. Кирилл не видел: замполит в курилку позвал.
- ...Ты самостоятельный парень, - капитан, хорошо знавший собеседника, рисовавшего не раз ему плакаты и лозунги на заказ, произнеся это, отвернулся и лицо потёр, естественную в таких условиях усталость разгоняя, - вот-вот уже дембель... Ты понимаешь меня? - Смотрит по-человечески, спокойно - Кир, правда, не понимает. - Ладно. Не целка. Прямо всажу, терпи. ...Дом рядом, а ты терпи. Самоволка? ...Это ж верная тюрьма... Гарантировано. Понимаешь? - Судя по всему, Кирюха понимал. Хотя и молчал. Замполит сунул ему для утешения нераспечатанную пачку болгарского "Опала" и поднялся. - Смотри, Кирилла, смотри... Тебе жить. Тут осталось-то вам... - Прикинул в уме. - Теперь всего месяц уже, - сказал и показал один палец для наглядности пущей. - Понял мня? Один, один месяц всего! ...Генерал благодарность объявил. Не подгадь, а?
И ушел, гад.
Группа Советских Войск в Германии - ГСВГ. Пацаны стали такие наколки делать. В виде вензеля с завитками, красиво плетёного из этих знакомых вычурных букв... Полушерстяное обмундирование - ПШ, яловые сапоги, - ни каких кирзачей! - улучшенное натуральное питание, дисциплина. За бугор кого попало служить не посылали. Было чем гордиться. Особенно, если очень хочется... А родина? Что родина... Хера агрессору! Это значит - дом. Всё этим сказано. Кто же свой дом, в здравом уме, не любит - ворогу поганому уступит - гнусному агрессору отдасть, кто?! Только покажите говнюка... Без пяти минут дембелям страшно хотелось туда - домой! Страшно... Даром, что только "оттуда" прикатили... А что видели? Скажешь - не поверят. Василевич из Волгограда, говорят, даже дом свой вблизи видел... да не зашёл. Морды. И не заткнёшь же всем пасти?.. Хоть и дед. А о том, что же именно там привлекательно так, маняще сладко, даже как-то и не думалось. Само собою: друзья-подруги, родители... Будущее.
Смех и грех. Действительно - не врали! - за удачные показатели в учениях Министерство Обороны наградило командующего ГСВГ, тот - генерала, а Батька своих... Всем сестрам - по серьгам! Даже рядовому и сержантскому составу от щедрот родины... А что простому воину лучше всего в награду? А ему отпуск на родину - в самый раз... Кириллу и ещё пятерым перепало. Так он же дембель?!.. Ну, и что? Полагается? Значит поедет. Без разговоров... Вот номер. Через месяц-полтора демобилизация, а тут... Да кто против, вообще-то?! Никого. Родина приказывает? Значит, так надо... Собрал Кирюха вещички и письма салаг, чтоб быстрее дошли, да и в путь снова, - быстрей, быстрей! - не дай Бог передумают, опомнятся. Чем месяц уныло за забором торчать, срока ждать... Дураки, что ли? Лучше уж проветриться за государственный кошт. Тысчонку-другую километров опять протрястись-просквозить... Молодому-то, неженатому-то?! ...Да мы и враз. Не в театре.
Город же изнывал от жары. Воду отключали. Дружочки - ровесники - ещё служат. Студенты в стройотрядах... Бабка кур накупила по блату и давай Кирюху потчевать "домашним". А ему эти куры там остодоели... Ну, не скажешь же? Мишаня пишет, что на уборочную их ещё задержат, чёрт... Где-то в Псковской области родину караулит. Верка, сестра его, дала Мишкины джинсы померить - "Супер райфл"! - супер-пупер, супер кайф... Зрят все. Из Ирака - работали там - даже "Волгу" привезли... Молодцы. Форму парадную отпускник подальше в шкаф, в темноту, повесил. Глаза б не глядели... Футболку с Битлами из Германии тоже привёз. После дембеля и ему самому надо будет про работу что-то думать. На завод не тянуло, опять режим... Бабка вон в новом общежитии вахтёром прирабатывает теперь. Да и учиться бы неплохо... Стюдент! Направление замполит может дать.