ШАТЕНКА И АПЕЛЬСИН
    (женская сказка)

    От дома до остановки - двадцать минут быстрым шагом по бодрящему утреннему морозцу. А потом час езды из ближнего пригорода в центр, так что вставать к первой паре никак не позже шести. В это время электрички всегда битком - едет народ с окраин, кто работать, кто на занятия. Вот и Светик среди таких ранних поневоле пташек.

    Чтобы сиденье занять, Света хитрость придумала - когда третий вагон затормаживает, двери точно напротив скамейки, что на перроне стоит, приходятся. И каждое утро мёрзнет Светик, притопывая каблучками, на заветном месте. Если повезёт - можно и подремать, опершись о стенку, либо плечо соседа. Весь первый курс проездила в полусне - час дрёмы туда, час обратно.

    Однажды, возвращаясь после второй смены, так сладко уснула, что пропустила свою остановку. Очнулась, когда машинист объявил: "Следующая станция..." - вскочила, метнулась к дверям, да поздно. Хорошо хоть всего один перегон проехала лишний. Возвращалась пешком по темноте, пугаясь каждого встречного. Тут ещё увязался следом какой-то парень - идет метрах в пятидесяти сзади, и не обгоняет. Что делать? Замедлить шаг - страшно. Побежать - того страшнее - а ну как вдогон кинется? "Может, он всё-таки не за мной, может, по пути просто? Свернуть в сторону? С кое-как освещённой дороги и вовсе во тьму? А если ему только того и надо?" Обернуться боязно - вдруг окликнет... На счастье незнакомец сам куда-то свернул, но душа сидела в пятках до самого дома. Позже только подумалось: "Или он меня провожал таким странным образом?"

    После этого случая старалась уже не дремать, по крайней мере на обратном пути. Потом и по утрам перестала - проку в таком отдыхе всё равно мало, ходишь полдня как варёная, клюёшь носом на лекциях. Приноровилась в электричке книжки читать, а когда ехать стоя приходится - наблюдать что другие читают, и вообще чем заняты.

    Вот студенты-медики, их узнать легко: сидят, уткнувшись в толстенные книженции, куда лучше и не заглядывать - бывает, жути насмотришься. Ребята из политехнического наоборот, весельчаки, в электричке никогда не зубрят, разве только перед экзаменом. В карты играют, а сядешь напротив, познакомиться норовят: "Девушка, вы где учитесь?" - у них ведь только на химфаке девчонок полно. Но Светик таких знакомств избегает - несерьёзно это.

    Люди постарше предпочитают "карманное" чтиво: мужчины - детективщину, женщины - романы о любви. Как-то раз страниц тридцать такого романа прочла, пока владелица, дама с пережжёнными "химкой" кудряшками, не глянула неприязненно. Неловко стало, пришлось отвернуться, перехватившись за металлический поручень.

    В другой день снова не получилось место занять. Стояла, уткнувшись в спину высокого парня, обтянутую яркой оранжевой курткой. И получила локтем в бок, когда молодому человеку вздумалось резко зашевелиться, вытаскивая что-то из сумки. Он даже не извинился, а Света только тихонечко пискнула - возмущаться громко она не умела. Подвинулась с трудом, чтобы разглядеть невежу получше, и оказалось, парень умудряется стоя книжку читать, - это он её, видать, из сумки выуживал. Книжка солидная - твёрдый переплет, глянцевая суперобложка, и не заглянуть в неё грех просто! Светик и заглянула из-за плеча, привстав на цыпочки и вытянув шею. Выхватила глазами только абзац один: "Извечная вера влюблённых и поэтов во всемогущество любви, побеждающей смерть, преследующие нас веками слова "любовь сильнее смерти" - ложь. Но такая ложь не смешна, она бессмысленна. А вот быть часами, отсчитывающими течение времени, то разбираемыми, то собираемыми снова, в механизме которых, едва конструктор тронет маятник, - начинается отчаяние и любовь, знать, что ты всего лишь репетир мук, тем более сильных, чем смешнее они становятся от их многократности? Повторять человеческое существование, но повторять его так, как пьяница повторяет избитую мелодию, бросая всё новые и новые медяки в музыкальный ящик?" Дальше прочесть не удалось - электричка затормозила резко, и уплотнившаяся толпа оттеснила девушку в сторону. Но Света ещё несколько раз бросала взгляд на незнакомца в оранжевой куртке, - вздёрнутый нос, прямые светлые волосы, наискось выбивающиеся из под шапки. Странный солнечный парень, читающий книгу о смертной любви в полусонной утренней электричке.

    В Светиной жизни не было пока ни настоящей любви, ни настоящего отчаяния. Лишь повторяемость дней, и ожиданье весны - так пробуждающийся цветок поворачивает голову в направлении едва сереющего рассвета.

    Она никогда не была "королевой бала", оставаясь в тени раскованных, более ярких подруг. Неисправимая хорошистка, твёрдый "середнячок", которому ученье дается легко, но не хватает стремления выделиться. Шатенка, верная своему цвету. Хорошо рисовала, не представляя для себя жизни художника - казалось, художник должен быть "не от мира сего", - "А что я? Я - обычная". И так во всём: увлекаться, но без самозабвения, стоять чуть в стороне, - ведь если ты не блистаешь расцветкой, то не мудрено и затеряться среди толпы... Так складывалось её одиночество. Под влиянием отца пошла учиться на архитектора, в инженерно-строительный - папа много лет трудился прорабом, и характер имел основательный, как возводимые здания.

    А за грязным вагонным окном и вправду серело, с каждым днем всё раньше и раньше. Отступали, съёживались февральские ночи. Спешил на смену зиме март, как всегда будоражащий и зовущий.

    Через день Света снова увидела незнакомца, возвращаясь домой после занятий. Он стоял на платформе пригородного вокзала, заметный издалека, будто заморский сеньор апельсин, оброненный кем-то в ящик с картофелем. Сесть рядом не удалось - парень запрыгнул в вагон одним из первых, а нерасторопную Свету оттёрли от дверей более упорные и нахрапистые пассажиры. Да она бы и не посмела оказаться с ним слишком близко - нескромно проявлять интерес к незнакомому человеку. Зато наблюдала издали, и выяснила, что парню ехать ещё дальше, чем ей.

    Теперь они часто встречались. Удивительно, и почему раньше он не попадался ей на глаза? Скорее всего, незнакомец был тоже студентом, и, наверное, так же избегал шумных компаний - ездил всегда в одиночестве. Не зная о нём ничего, Света уже чувствовала в незнакомце родственную душу. И если не видела его несколько дней, то начинала беспокоиться, - не заболел ли, не исчез ли навсегда, столь же внезапно, как появился?

    Иногда их взгляды едва не пересекались, но в последний момент Света отворачивалась, будто бы вовсе не смотрела в его сторону. А однажды на лекции, когда солнце затопило аудиторию, и роняли слёзы висящие на карнизе сосульки, рука вычертила в тетрадке вместо конспекта курносый профиль.

    И пришёл, наконец, март, вместе с порывистым ветром, хлёсткими зарядами мокрого снега, похолоданием. Ах, как не хотелось после ласковых деньков уходящей зимы встречать весну, напяливая тёплые одеяния! Светик крепилась из последних сил, отчаянно мёрзла в короткой курточке и тонких колготках. Будто бы окончательная победа весны зависела от её личной преданности и стойкости.

    И вот вам здрасьте, - накануне восьмого марта захлюпал предательски нос, неприятно зацарапало в горле. А по улицам, подняв от ветра воротники, бегали озабоченные мужчины. Торговки цветами раскладывали охапки мимозы, зажигали свечки в аквариумах с тюльпанами и нарциссами. Мужчины расплачивались не торгуясь. Не имело значения, что приобретал незадачливый покупатель - огромный букет голландских роз, или полусухую веточку, готовую осыпаться ещё до того, как её преподнесут даме сердца. Один день в году щедрость повсеместно торжествовала, и внимание становилось дороже денег.

    В последний предпраздничный день Света расклеилась окончательно. Голова трещала от боли, даже речи не шло, чтобы отправиться с однокурсниками отмечать праздник. Кое-как досидела пару, и подалась домой. На перроне по случаю короткого рабочего дня было полно народу. Как назло, объявили опоздание на двадцать минут. К приходу электропоезда ноги превратились в ледышки, и разве что не звенели. Но зато улыбнулась удача - промедливший пассажир освободил тёпленькое местечко как раз вовремя. Под сиденьем располагалась обогревающая вагон печка. Выстоять ещё час Светик едва бы смогла, а теперь блаженно расслабилась, ощущая себя почти счастливой. Электричка тронулась, плавно набирая обороты запел мотор, колёса затараторили на стыках, отбивая привычный ритм. Как мало всё-таки бывает нужно человеку для счастья!

    Наверное, она так бы и провела поездку в покое и умиротворении, но... юноша напротив достал из сумки знакомую книжку. "Постойте, но ведь это не он! Не тот, что озарял окружающее пространство одним только своим присутствием! Не тот, что почти стоял на пороге, почти вошел в жизнь как оранжевый лучик весеннего света в тёмном холодном царстве! Или... - Светлана быстро стрельнула глазами вверх-вниз - он! Только в скучном сером полупальто. Вот почему не узнала!" Она опасливо подняла взгляд, впервые рассматривая незнакомца с такого близкого расстояния: редкие белёсые брови, уже знакомый вздёрнутый нос, губы, похожие на две мандариновых дольки, а ресницы длинные, и загнутые вверх как у девушки - таким любая бы позавидовала. Парень читал и, казалось, не замечал интереса к своей персоне. "И всё же обычный! Совсем обычный! А что за книжка?" - короткая черная надпись никак не хотела складываться в фамилию автора и название - "Лем. Лем?"

    И вспорхнуло кареглазое удивление, встречая на своём пути искорки сероглазой улыбки. Рука беспорядочно оправила юбку, метнулась вверх, коснулась серёжки, отвела за ухо своенравную прядку волос: "Господи, смотрит... а я... вот клуша - угораздило с этим насморком!" - и скользнул взор за окно, в дальние дали.

    За окном много чего интересного - тянется длинный бетонный забор, пробегают назад ржавые, в чёрных потеках цистерны, шагают коричневые столбы, торчат, увешанные бусами изоляторов, ажурные мачты ЛЭП. А над забором, столбами, мачтами плывут набрякшие угрюмой тяжестью тучи. Светик буравит их взглядом, и не замечает, что парень глядит с нею вместе. И тучи мрачнеют, клубятся, а потом прорывает тяжёлую синеву кусочек пронзительно-голубой лазури. И солнце летит в открывшуюся прореху, бьёт в мутную твердь стекла, и заставляет зажмуриться две пары устремлённых на него глаз.

    Они вышли на одной остановке. Света - потому что всегда выходила здесь, а незнакомец... неизвестно зачем. Быть может, нашлось у него какое-то неотложное дело. Во всяком случае, Светик решила считать именно так. И что с того, что они почти час смотрели в одно окно, украдкой оценивая друг друга? И что книжка писателя с короткой фамилией Лем была забыта и убрана в сумку? Что голова уже не раскалывалась от стучащего изнутри пульса? Ничего не имело значения. Стрелка, неотвратимо ползущая по левой икре, занимала теперь Светины мысли: "И когда только могла зацепиться? Ох, не вздумал бы он приблизиться!" - очень хотелось, чтобы "дело" вело незнакомца следом, но всё-таки чуть поодаль. Она шла медленно, по широким улицам, вопреки обыкновению не срезая углов. Боялась, что радостное предчувствие обернётся обманом, фантазией, и не смела ему довериться.

    Миновали оживлённый базарчик, где бабушки торгуют домашним творогом и молоком, а вездесущие южные гости раскинули лотки с перезрелой хурмой и киви. Вот и знакомый с детства квартал. Двигаться дальше некуда. Сейчас всё решится. Светик приостановилась на углу пятиэтажной "хрущёвки", пересекла двор, и, едва сдерживая волнение, оглянулась.

    Попутчика не было!

    У него и вправду оказалось другое дело! Где-то свернул, затерялся в толпе, а она, дурёха, мечтала неизвестно о чем! Ещё бы! В этом мышином пальто так легко быть незаметным! И кружить голову, обнадёживать, а потом исчезать - подло, коварно!

    От таких мыслей снова застучало в висках, начали слезиться глаза, и нос отказывался пропускать в легкие воздух. Понурая, добрела до подъезда. Грохнула дверью, уже чуть живая поднялась на третий этаж, долго ковырялась ключом, не умея попасть в замочную скважину, и, едва скинув куртку, ступила на кухню. Ужасно хотелось пить - в горле стоял сухой ком. Шагнула к окну, задёрнула занавески, - её вдруг ослепил дневной свет, и ещё так сквозит через открытую форточку!

    А за двойной прозрачной преградой, посредине двора, стоял незнакомец, и три алых тюльпана свесили головы к серой земле.

     

09.03.09