ПОЦЕЛУЙЧИКИ

  Катьку снова пересадили.

    — Не волнуйтесь, это совершенно нормально — сказала Ольга Сергеевна, меняя в первый раз Катькиного соседа. Однако на новом месте Катька долго не задержалась. И следующим был мальчик со странным именем Энгелап, плохо говорящий по русски.

    — Какая контактная девочка! Со всеми находит общий язык — с двусмысленной улыбкой прокомментировала учительница очередное перемещение. В третий раз просто задвинула «контактную» ученицу далеко на галёрку, к Диме, за которым уже успела закрепиться дурная слава классного грубияна.

  Лена стояла у доски, рядом с дочерью, а учительница назидательно повествовала:

    — Сегодня они с Димой вели себя безобразно. На замечания не реагировали. А потом начали целоваться! Это совершенно недопустимо! Поцелуйчики в первом классе! Просто неслыханно! Поговорите, пожалуйста, с Катей, и объясните, как нужно вести себя в школе.

  Дети сидели молча, класс был полон — уроки едва закончились, а продлёнка, оказавшаяся делом на сколько добровольным на столько же и принудительным, едва началась. Бэджики с именами — изобретение Ольги Сергеевны — приколотые к единообразной зелёной форме, делали первоклашек похожими на маленьких продавцов из какого-нибудь «Эльдорадо». Лена подумала, что некстати пришла за ребёнком так рано. Она перевела дух, и взяв, подобно учительнице, менторский тон, произнесла, обращаясь ко всем:

    — Ребята! Разве вы не знаете, что на уроке нужно слушать учителя, и не шалить? Для игр есть перемена. Вы ведь уже большие, всё понимаете, правда? — и краем глаза заметила, как чуть качнулись в такт её последним словам дочуркины бантики.

  По школьному двору, раскидав где попало портфели, носились мальчишки. Солнце играло бликами сквозь листву. Несмотря на поздний сентябрь, лето вовсе не собиралось уступать осени её законное место.

  Катька, кажется, уже позабыла о неприятностях, и бодро вышагивала впереди. В новеньком розовом ранце побрякивали школьные принадлежности.

    — Катюш — окликнула дочку Лена — так что там у вас случилось сегодня?

  Девочка сбавила шаг, пристраиваясь рядом с матерью:

    — Мам, понимаешь, он первый начал.

    — Что начал?

    — Ну, Дима резинку у меня забрал.

    — А ты?

    — А я тогда забрала у него ручку. Чтобы учительнице не ябедничать. А мы же с Димой не разговариваем, потому что он обзывается, ну вот он и не мог обратно ручку у меня попросить.

    — И дальше что?

    — Тогда он стал записки писать. С обзывачками.

    — Чем же он писал? Без ручки?

    — Да ка-ран-да-шом! Но я ему не отвечала, и даже брать эти записки не хотела, отпихивала. Всё равно там только обзывачки разные. А он тогда другую записку написал, и я взяла. А там было написано «МИР». И я тоже написала «МИР», и мы помирились.

    — А потом?

    — А потом он меня поцеловал. Вот сюда — Катька ткнула пальцем в левую щёку — И я его. А Ольга Сергеевна рассердилась, и сказала, чтобы я перешла за парту к Коле. Вот и всё.

    — Кать, но ты понимаешь... лучше бы вы на перемене с Димой разбирались...

    — Мама! Меня послушай! Я ничего ему не делала! А он резинку забрал, а ябедничать я не хотела, потому что это нехорошо, и ябед не любят! Ты сама говорила...

  Ну что тут можно было ответить? Лена улыбнулась, вздохнула:

    — Ладно, ничего страшного. Будешь теперь с Колей сидеть.

  Пришли домой, долго и с расстановкой обедали. Катька болтала под столом ногами, а ложкой в тарелке с супом, цедила сквозь зубы бульон. Наконец, съев три куска хлеба, и устав бороться с округлыми ледышками говяжьего жира, сообщила, что не голодна, и супа в неё больше не влазит. От второго решительно отказалась. Лена сдержанно сказала, что если так, то пора бы заняться уроками. Дочь застонала.

  Вообще-то первоклашкам не должны задавать на дом, но правило это, как выяснилось, распространяется не на всех. Пока первый «А» благополучно обходился без домашних заданий, «бэшки» уже полной мерой вкушали все тяготы ученической жизни. «Программа такая - поведя плечами ответила Ольга Сергеевна на вопрос Лены — Зато дальше им легче будет. Если не хотите проблем с уроками, оставляйте ребёнка в школе на полный день». Многие родители соглашались: «Что ж, пусть сразу не расхолаживаются, привыкают, каким трудом добываются знания». Тем более, что был повод для гордости — класс «А» ещё продолжал рисовать крючочки и палочки, а «Б» перешёл к написанию слов. Да каких! «Тигр», «ритор» — с некоторым удивлением вчитывалась Лена в детские каракули. В последнем слове у Катьки то не хватало загогулинок, а то вдруг обнаруживался их катастрофический переизбыток.

    — Кать, а кто такой «ритор» ты знаешь?

    — Нет.

    — Вам что, Ольга Сергеевна не объяснила? — в ответ ребёнок замотал головой.

  «И никаких тебе «мама мыла раму» — грустно подумалось Лене.

  Пока Катька, высунув от усердия язык, рисовала картинку в «Окружающем мире», набрала номер подруги — не шёл из головы эпизод с «поцелуйчиками», так и подмывало излить кому-нибудь душу.

    — Я сразу тебе сказала: отдавай Татьяне Петровне, на Занкова, а ты чего-то упёрлась в эту «Школу 2100» — высказала та своё мнение.

    — Да вот... но ведь говорили: «Выбирайте педагога, а не программу», а Ольга Сергеевна на хорошем счету. Директриса сына своего у неё учила. И как-то построже учительницу для Катьки хотелось, а то совсем разболтается... В этом классе хотя бы форма, а там — анархия полная, говорят.

    — Ну и чем же ты недовольна? — иронически спросила подруга. Лена смолчала.

    — А если серьёзно, так я на твоём месте Катюху от неё немедленно бы перевела! Ты знаешь, чем такие замечания про поцелуйчики оканчиваются? Она ей женскую энергетику перекроет на раз-два! Намаетесь потом. Не даром от этой грымзы муж сбежал!

  В замешательстве Лена повесила трубку. Про сбежавшего от Ольги Сергеевны мужа она в таком разрезе не думала, казалось — нашёл себе пассию помоложе, вот и «слинял». С мужчинами такое случается. Но и помимо всей этой «энергетической» мути было от чего озаботиться, — вдруг учительница уже составила о Кате далеко не лучшее мнение, и потянется оно теперь за её девочкой аж до самого окончания начальной школы, а там, глядишь, и дальше передастся как эстафета? Испортить репутацию легко, а вот восстановить ох как трудно! Взглянула на дочь — та уже отвлеклась, забросила рисование, и листала какой-то подвернувшийся под руку журнал.

    — Катюш, тебе учительница нравится?

    — Очень! Она такая красивая! Почти что как ты, мамочка! — Лену сравнение слегка покоробило. Тут же всплыла в памяти мощная фигура Ольги Сергеевны, неизменная блузка, синяя, в мелкий голубой цветочек, туго натянутая под давлением пышного бюста, ярко-медные, мелко завитые волосы, розовая, с перламутровым отливом помада, и так же перламутрово блестящие тени. «Дети чем-то похожи на галок — подумала Лена — им нравится всё яркое и блестящее. Только не маленькое, а большое».

  Вечером пришёл с работы Андрей. Озабоченный, как часто с ним случалось в последнее время. Вокруг металлургического завода, где муж трудился в должности начальника цеха, тянулись непонятные дрязги. «Спор хозяйствующих субъектов» грозил обернуться сокращением персонала, а то и вовсе банкротством с последующей сменой хозяина. Ещё бы — кусочек-то лакомый. Завод в новых условиях «рыночной экономики» переплавлял металлолом, и гнал на экспорт по заниженным ценам легированную сталь. Благо, тарифы на электроэнергию пока позволяли. «Распродаём Родину в слитках» — мрачно шутил Андрей, и, бывало, рассказывал, как сдают на переплавку под видом лома не выслужившее свой век оборудование, а то и вовсе новёхонькие, в заводской смазке, детали. Никак он не мог с этим смириться. «Всё ненужное на слом, соберём металлолом» — так что ль, Андрюх? Тебе, наверное, славное пионерское прошлое спать не даёт?» — подтрунивали друзья. Андрей таких шуток не понимал, мрачнел и отводил взгляд.

  Лена пыталась разговорить мужа, и он поддавался, сперва с неохотой, затем всё сильнее впадая в раж. На десятой минуте Лена начинала терять нить повествования, и только кивала, стремясь ухватить основные моменты. Выговорившись, Андрей замолкал, и словно бы ещё сильней отдалялся. А Лена не могла понять, в чём здесь дело, и почему мужу не становится легче? Поначалу это расстраивало, потом привыкла.

  На историю с «поцелуйчиками» Андрей отреагировал с юмором: «Вот так не успеем оглянуться, как приведёт Катька какого-нибудь вахлака с серьгой в ухе, и скажет: «Папа, мама, знакомьтесь — это мой суженый», но к беспокойству жены прислушался, предложив, однако, «не пороть горячку», и подождать с переводом хотя бы до конца четверти.

  Лене и самой не хотелось затевать эту канитель. Идти к директору, заводить беседу о переводе, подыскивая «нейтральные» аргументы. Ведь не скажешь на самом деле, что беспокоишься за дочкину репутацию и «женскую энергетику»... Но больше всего страшил разговор с самой Ольгой Сергеевной, которого, конечно, было не избежать. По правде сказать, Лена робела перед этой крупной чопорной женщиной. Противоречить ей казалось делом немыслимым.

  Пролетел вечер. Катька, по обыкновению, возмущалась, что её отправляют в постель, и не дают досмотреть очередной мультик. Под любым предлогом старалась протянуть время, слоняясь по квартире то в поисках расчёски, то чтобы попить, то чтобы налить в кружку воды — на случай если её станет мучить жажда посреди ночи. Кажется, она так и не заснула, пока родители не выключили телевизор. Уже лёжа в постели Лена прислушивалась к звукам, доносившимся из комнаты дочери. Вздохи и шорохи постепенно стихли. Рядом, под боком, мерно дышал Андрей. Лена всегда завидовала этой его способности — проваливаться в сон едва только щека прикоснётся к подушке. Сама она обычно подолгу лежала, и мысли калейдоскопом прокручивались в сознании, пока, наконец, явь не начинала перемешиваться с лениво плывущими образами. Сегодня сна не было ни в одном глазу.

    — Андрюш, ты спишь? — прошептала она.

  Размеренное сопение прекратилось. Обрадовавшись, Лена запустила руку под тонкую простынь, и медленно провела ладонью по груди мужа. Андрей слабо зашевелился, ловя своею рукой Ленины пальцы. Тогда она мягко прильнула губами к щеке, по замше лёгкой небритости двинулась к мочке уха, и почувствовав, что ладошка её надёжно захвачена в плен, приподнялась на локте, уже не стесняясь поймала в поцелуй губы Андрея. Когда-то ей пришлось преподавать мужу эту медленную науку пути, который тем и прекрасен, что даёт возможность насладиться открывающимися пейзажами. И выбрать место, и остановиться, изменив раз и навсегда заведённый маршрут...

  Потом она снова лежала, улыбаясь в темноте собственным чувствам. Опять вспомнились Катькины «поцелуйчики», и строгая Ольга Сергеевна. Лена представила, как учительница приходит домой, включает в тёмной прихожей свет, и зеркало отражает её озабоченное, усталое лицо. Но она не задерживаясь проходит мимо, раздевается, и коротает перед телевизором вечер. А потом, приняв ванну, и облачившись в длинную ночную сорочку, ложится в постель. Одна. И вновь настаёт утро, и учительница снова наносит свою перламутровую боевую раскраску. Ольга Сергеевна сосредоточенна и серьёзна. Она не подаст вида и не признается. Никому. Даже зеркалу.

  «А Катьку я от неё всё-таки переведу. В конце четверти» — подумала Лена, и заснула.

26/07/10 — 08/08/10