ДУЭЛЬ

Иван Петрович проработал всю жизнь инженером, и богатств не скопил. Да и откуда богатства у наладчика ЭВМ с зарплатой в двести советских рублей? Но дело своё любил, за что и пользовался уважением. Вся история отечественной вычтехники, почитай, через голову и руки его прошла. И пока кто-то ездил "на севера" за длинным рублём, собирал на машину и дачу, Иван Петрович осваивал сначала "Наири", потом БЭСМ, потом ЕС, а если что и копилось у него дома на антресолях, так это стопки глянцевитой хрустящей бумаги, служившей в машинах для вывода на печать. Так бы и остался в родном КБ до самой пенсии, если бы в середине восьмидесятых не предложил один закадычный дружок-коллега: "Поехали в Казахстан!"

В то время как раз началась разработка крупнейшего нефтяного месторождения в Прикаспии, и строился прямо посреди голой степи завод, самый что ни на есть современный, по последнему слову мировой техники. Иван Петрович подумал, и согласился.

Западный Казахстан — место удивительное для непривычного человека. Огромнейшие пустые пространства, где от горизонта до горизонта ни деревца, ни даже кустика. Бескрайняя земля, будто бы опрокинутая в такое же бескрайнее небо, или бескрайнее небо, заключившее в объятья столь же бескрайнюю землю. И — ничего между ними. Недаром именно с этого порога небес шагнуло человечество в космос.

Народ на новую всесоюзную стройку съехался отовсюду — с Белоруссии, Украины, Урала, и даже из за границы: венгры — монтажники, французы и немцы — наладчики. Настоящий интернационал. Зарплаты — высокие, работа — интересная, люди — хорошие, казалось бы, живи да радуйся, хотя, конечно, случалось разное. Но задули уже над страной злые ветры. Очень нужно было кому-то посеять раздор, чтобы разорвать на части тело великой державы. И поползли среди местных разговоры, что, дескать, зажимал их всегда "старший брат", ресурсы выкачивал, а взамен не давал ничего.

И вот в 1991 году исчез с карты СССР, но здесь, в степи, мало что изменилось — нефть нужна всем, и добывать её кому-то надо, разве что косо стали местные глядеть на тех, кто раньше был соотечественником, а в одночасье стал иностранцем. И чуть что, ребром "коронный" вопрос: "Ты по чьей земле ходишь?" Не все, конечно, так поступали, но ведь в каждом стаде найдётся овца паршивая. Отыскалась такая и в окружении Ивана Петровича.

Человека этого и свои-то казахи не любили, за скользкий характер, за то, что всегда работы чурался, и появлялся часто то ли пьяный, то ли обкуренный — одежда мятая, глаза оловянные, взгляд отсутствующий. За что и кличку получил — Рыбий Глаз. Но вдруг стал авторитет набирать, в основном среди молодых местных рабочих. Что называется, нашёл себя на ниве "национального возрождения" — вёл беседы, какой древней и глубокой культурой обладает его народ... не то, что эти русские колонизаторы — пьяницы. Бодро у него это дело пошло, Рыбий Глаз даже внешне изменился — ходил теперь в пиджаке, и не так "оловянно" выглядел. А мишенью для упражнений в полемике выбрал Ивана Петровича, человека интеллигентного, а посему безобидного, матом послать постесняется, ну а если что, то как обычно: "Ты по чьей земле ходишь?" — и сразу ясно, кто виноват, а кто прав.

Пристраивался рядом в столовой, или в курилке, подсаживался в автобусе, и принимался за своё, либо в лоб: "А вот скажи, отчего вы, русские, такие пьяницы?", либо окольными путями выводя беседу на всё ту же любимую тему. Иван Петрович быстро понял, что спорить тут бесполезно, пытался отшучиваться, но Рыбий Глаз то ли делал вид, то ли в самом деле не понимал шуток... Пробовал молчать, но тогда оппонент раздражался: "Ты что, меня не уважаешь?!" — а отсюда уже и до "По чьей земле ходишь?" недалеко. В общем, достал привязчивый "национальный кадр" скромного инженера до самых печёнок.

Тот октябрьский день выдался тихим и солнечным. Небо — распахнутой голубой бездной, степь — праздничным жёлтым ковром, воздух — кристальной родниковой водой. После работы Иван Петрович едва погрузился в красный "Икарус", как Рыбий Глаз тут как тут — плюхнулся на сиденье рядом, и, значит, хочешь — не хочешь, но придётся терпеть его те полчаса, что ехать от завода до посёлка. Едва тронулись, началось:

— Петрович, вот скажи, что такого вы, русские, сделали, чтоб о вас весь мир знал? Машины у вас хреновые, работать не умеете, только водку жрёте... Не то что американцы. Или вот мы, казахи, — мы своих предков до седьмого колена помним — Ивану Петровичу обидно — такой день был хороший, и настроение! Да ведь и дата... но разве теперь кто вспоминает? И тут осенило инженера, улыбнулся он, и на вопрос вопросом:

— Что сделали, спрашиваешь? Русское слово "спутник" весь мир знает! А теперь ты мне скажи, есть такое казахское слово, которое бы весь мир знал? — призадумался Рыбий Глаз: Бешбармак? — нет, вряд ли. Дастархан? — тоже не то. Слова-то известные, хорошие, но так чтоб весь мир... — и чувствует где-то подвох, но понять не может. А с соседних кресел мужики оборачиваются с интересом, улыбаются — всем любопытно, чем дело кончится. Так ничего и не придумал Рыбий Глаз, буркнул недовольно:

— Не знаю. Нет такого слова, чтобы весь мир...

— Нет, значит? — торжествующе переспросил Иван Петрович, смерил своего оппонента взглядом, сказал громко, так чтоб все слышали:

— Байконур! — и отвернулся к окну, где простиралось над великой степью бесконечное небо.

08.10.2010