Племя отправилось на охоту. Гоша и Юра остались сторожить пещеру. Некоторое время поленившись, посредством почёсывания тощей грудной клетки, Гоша опустился на четвереньки и занялся разжиганием костра. Сырое топливо разгораться не хотело, приходилось дуть не покладая лёгких. Зашел Юра, увидел вздымающийся зад и, не удержавшись, пошутил. В смысле - отвесил душевного пенделя. Гоша ткнулся передним концом организма в самую золу. Не обжёгся - костёр-то раздуть не удалось - но очень обиделся, так как именно на переднем конце организма у него росло лицо. Встав, Гоша высказал разочарование Юриными манерами. Высказал один раз, но по голове, и подвернувшимся мамонтовым бивнем. Юра расстроился и упал. Потом, в свою очередь, встал на четвереньки, выбрался из пещеры, прополз метров пятьдесят и издох.
Поначалу, Юрино новое состояние никого не расстроило - не припоминали соплеменники за ним каких-либо долгов. Однако, уже через неделю стало трудно выгонять женщин за водой, так как на пути к ручью вонял Юра. Вождь Инокентич, по совместительству главный санитарный инспектор племени, довел проблему до Гоши, продемонстрировав зубной ряд до третьих моляров включительно. Брифинг закончился выводом "сам насорил - сам и убирай".
Физический труд, а уж тем более, труд грязный, Гоша не любил. Поэтому идею переноса тяжестей на расстояние отмёл сразу. Походив вокруг объекта труда, он зачерпнул несколько горстей песку - благо нагибаться почти не приходилось, руки в те времена свисали практически до уровня этого самого песка - и присыпал Юру.
Проходивший по тропинке Инокентич обозрел результаты и провел дополнительное рабочее совещание. Мамонтова бивня под руку вождю не попалось, но новые синяки красиво окружили старый, оставленный ещё Юриным пинком. Виляя синяковым созвездием, Гоша грёб песок гораздо энергичнее. Через пару же часов поднялся ветерок, сдул запах в сторону, и объект был одобрен заказчиком.
Назавтра, оказавшись поблизости от песчаной кучи, Инокентич почувствовал аромат. Разыскивать где-то в лесу Гошу было лень. Вопреки руководящему положению, администратор сам зачерпнул горсть песку и бросил в ненавистную постройку. Идя назад, он сделал это, не дожидаясь ароматов. Так повторилось несколько раз: ветер устойчиво дул к тропе.
Начальственное поведение нашло последователей. Может, благодаря инстинктам, полученным обезьян-подражателей, а может, проснулось некое предвкушение, ощущение, что станут когда-нибудь начальниколюбивыми человеко-разумными. Признаком хорошего тона стало, по пути к ручью, бросать песок в Юру.
Традиция бы, наверное, заглохла, если бы не наступил день обмена опытом. Менялись с соседями и, преимущественно, надоевшими жёнами. Взамен получали точно таких же, но надоевших в том, дружественном племени. Понятно, что самые сварливые объекты товарно-безденежных отношений переезжали туда-сюда чуть ни каждые пол года. Но всё развлечение, и обменивающимся, и обмениваемым.
Делегация в полном составе сидела вокруг торжественного стола, коим служил шест с надетым на него подгорелым кабанчиком. Помимо главного и единственного блюда, Инокентичу, как чрезвычайному и полномочному, торжественно поднесли тыкву с непонятным содержимым. Нюхнув зловонную жижу, Инокентич рванулся вогнать её в глотку принимающей стороне. Вместе с тыквой. Однако, будучи дальновидным политиком, оценил, что делегация, плюс увязавшийся на свой риск Гоша, вряд ли смогут противостоять массе коварных хозяев. К тому же, и в участии Гоши имелись сомнения, тем более, что он давно исчез из поля зрения.
Пронаблюдав за энтузиазмом местного вождя, вылакавшего содержимое подобного сосуда, Инокентич бросил себя на алтарь международных отношений. Гадость подействовала занимательно. Окружающие представились не такими и коварными, а четвертая жена, которую обменивал уже в черт-те который раз, не такой и надоевшей. В целом, визит был оценен положительно, а головная боль, нахлынувшая по дороге домой, наверняка происходила от тягостей дипломатического поприща.
Впрочем, не совсем домой, заснул Инокентич аккурат на Юриной куче. Ничего странного в этом не было, в свободном племени каждый может спать где хочет, даже и на песочке. Особенно если этот каждый - вождь. Однако, образ постройки, обнимаемой лидером, врезался в души не получивших сусла соратников.
Через пару дней у президента местной академии наук, коим также являлся Инокентич - никому ведь не поручишь - возникла мысль повторить эксперимент с улучшением настроения химическим путём. К сожалению, рецепт приготовления волшебного сусла к выпитой, не очень и большой, тыкве не прилагался.
На сцене появился, непонятным образом пронюхавший об интересах руководства, Гоша. Подёргиваясь и подпрыгивая от возможности проявить осведомлённость, долго болтал о героической беготне по территории соседей. Всё что нужно он теперь знает, даже терминологию. Собственно, к терминологии дело и свелось - Гоша тарахтел словами 'ячмень' и 'мотыжное земледелие'. Ячмень был травкой знакомой и, потому, не интересной, а вот второе понятие звучало загадочно. Стимуляция памяти докладчика посредством встряхивания с удерживанием за волосяной покров, раскрыла подробности. Мотыжное земледелие заключалось в ковырянии палками рыхлой земли. Во всяком случае, именно этот странный процесс Гоша обозревал собственным левым глазом - правый заплыл, ещё когда ему не советовали присоединяться к делегации.
Инокентич здраво рассудил, что без труда не вытащишь... - дальше он ещё не придумал - и группа тружениц была выгнана из пещеры под дождь. Естественно, с указанием ковырять палками где помягче. В результате мотыжное земледелие обернулось расковыриванием всё той же Юриной кучи.
Дождь закончился, песок высох. Куча завоняла так, что даже в пещеру донеслись ароматы. Все труженицы мотыги получили по заслугам, а одна, самая огрызавшаяся, и по голове. Та же бригада отправилась восстанавливать исторический некрополь в размерах, вдвое выше прежнего. Осознав особый интерес руководства к песчаной постройке, население возродило традицию пескобросания в сторону Юры.
Второй в истории человечества курган насыпали над самим Инокентичем, когда тот сломал шею, по рассеянности упав в нору шерстистого носорога. Это произошло далеко от племенной пещеры и запах никого бы не побеспокоил. Однако, про запах давно забыли - без строительства курганов племя уже не могло.
