Весь мир вокруг накрыт океаном. Проглочен мокрой беззубой пастью. Я остался в старой протекшей лодке один на один с мутной, чернильно-синей водой. Впереди из вечернего тумана проступает одинокая бригантина с обвисшими рваными парусами. Полотняные клочья висят на реях, как лохмы седой старой ведьмы. Я знаю: с бригантины давно сбежали крысы. Я знаю: бригантину давно покинули люди. Просто растворились в прозрачном воздухе без борьбы и криков о помощи. Без следа. Кто занял их место, лучше не думать. Черная тень нависает над головой. С борта падает веревочная лестница. Меня приглашают на палубу. Дотрагиваюсь рукой до задубевшего от соли каната. На корабле глухо, болезненно начинает бить колокол. В мою честь. Удары мучительно отдаются в голове. Еще немного и она расколется от злого кладбищенского звона.
- Не надо! - кричу я. - Прекратите. Не надо!
И просыпаюсь.
Остатки ночного кошмара, съежившись, падают на пол.
Зей-фон, мерзавец, меняет мелодию по своему вкусу когда ему заблагорассудится. Вот сейчас ворвался в мой сон похоронным маршем. Зачем я купил себе последнюю модель? Может, сдать его пока не поздно? Поминая про себя всех чертей, их мам и бабушек, протягиваю руку. Зей-фон тут же прыгает в ладонь.
- Бурычев слушает.
- Матвей Палыч, сэр, - тараторит из динамика звонкий мальчишеский голос Мари Ленеж. - На нашем участке происшествие!
С трудом подавляю зевок.
- Что случилось?
- В квадранте Z-37 обнаружено грузовое судно, сбившееся с курса, - радостно сообщает Ленеж. Она - самая молодая из моих сержантов. Всего год как из Академии. Рвется в бой.
- А при чем здесь мы? Пусть этим фрахтовая компания занимается.
- Там такое дело. Команда исчезла без следа. Дистресс-сигнал не послан. И еще кровь в кают-компании на внутренней обшивке. Фрахтовщики как все это увидели, сразу нас вызвали, - Мари захлебывается переизбытком информации и замолкает.
- Точно в нашем секторе? - на всякий случай спрашиваю я без особой надежды.
- Точнее не бывает, - бодро отзывается Ленеж. Вот кому все происходящее доставляет истинное удовольствие.
- Хорошо, - вздыхая, прикидываю время. - Буду через час. Скинь координаты на мой фон. Жди у этого самого Летучего Норвежца.
Так и знал, что фрахтовщики когда-нибудь подложат мне свинью.
Плетусь в ванную, проклиная те три года до пенсии, которые мне еще остались.
По привычке в темноте ищу одежду. Жена улетела на Землю проведать дочку больше трех месяцев назад и пока не торопится обратно. Печальный факт, но я очень быстро привык жить один. Нет, вы не подумайте. Я жену люблю... Любил... Помню, как был влюблен... Короче, у нас все хорошо. Только я от нее устаю. Иногда.
Приглаживаю остатки волос и выхожу в станционный коридор. Редкие прохожие кивают мне и спешат мимо. По ночам здесь не разгуливают случайные люди. У всех неотложные дела. Завод по вакуумному обогащению лунной руды работает в три смены без праздников и выходных.
В маленьком, сильно обшарпанном полицейском корабле пью кофе, приготовленный зей-фоном, и прикидываю план действий. Грустно размышляю о том, что за десять лет службы на тихой станции на лунной орбите я совершенно отвык от чрезвычайных происшествий и потерял форму. Как внутреннюю, так и внешнюю.
Конечно, если учесть, что наш участок в основном занимается отловом превышающих скорость нарушителей, оформлением лицензий на парализаторы и разбором особо шумных склок между соседями...
Совершенно непонятно, что случилось. Чтобы так запросто в начале двадцать первого века люди исчезали без следа. Лет тридцать назад я бы радовался как мальчишка, получивший в подарок путешествие на Сафари. Но с тех пор я обрюзг, постарел и растерял весь свой ребяческий задор.
А ведь было же, было. Кто в самом начале своей карьеры задержал бежавшего из тюрьмы для особо опасных преступников известного мафиози Марроканца? Рискуя жизнью, между прочим...
- Еще кофе? Нет, не нужно, пожалуй. Давление опять подскочит.
Мари, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, ждет в шлюзовой камере опустевшего грузовоза.
У моей тоненькой, смуглокожей помощницы, аккуратно упакованной в форменный синий комбинезон, залегли под глазами тени. У Мари маленький ребенок и она катастрофически не высыпается. С отвращением думаю о том, какой я большой, грузный и плешивый, ни дать ни взять, старый медведь гризли. И что форменный комбинезон не ношу, так как выгляжу в нем совершенно ужасно.
- Робот-криминалист все обработал. Видеозапись сделал, - сообщает Мари. - Можно пройти в кают-компанию.
Очень удобно, когда летающий котелок делает за тебя кучу работы. Не надо долго нудеть в фон, описывая комнату за комнатой, гонять подчиненных, чтобы скорее собрали образцы, cамому проводить экспресс-анализы.
Жалко, что выводов котелок за тебя не сделает. Своим варить надо. Да и конечный протокол буду составлять все же я сам.
Кают-компания оказывается совсем маленькой, в соответствии с классом корабля. Разглядываю помещение. Чисто убранное, ярко освещенное, с обшитыми светлым пластиком стенами. Взгляду абсолютно не за что зацепиться. Никаких тебе следов борьбы, паники, поспешного бегства.
Продавленный диван перед визором, пальма в кадке, похожая на страуса, воткнутого головой в землю. Обеденный стол с аккуратно задвинутыми стульями. Cook-автомат в углу из новых и дорогих. Бурчит себе под нос, разогревая обед. На столе возвышается стопка одноразовых тарелок. Но еды команда почему-то так и не дождалась.
- Докладывай, Мари, - говорю я и сажусь за стол.
- Я просмотрела данные фрахтовой компании, - заглядывая в свой фон, рапортует Мари. На борту корабля "Санта-Мария" должны были находиться капитан Брикс с женой, их двухлетняя дочь и команда из пяти человек. В двадцать три пятнадцать по местному времени капитан вышел на связь, доложил о подходе к станции и попросил разрешения на допуск в квадрант. В час пятнадцать он должен был снова выйти на связь и не вышел. Представитель фрахтовой компании прибыл в два тридцать, когда корабль уже больше часа не отвечал на позывные и сильно отклонился от курса. То есть, исчезновение экипажа произошло, скорее всего, с двадцати трех до часа ночи.
Слушая Мари я наконец разглядываю след крови на стене. Небольшой мазок на уровне коленей. Топором здесь явно никого не рубили. Хотя, кто знает.
Все, теперь можно работать. Первым делом нужна информация.
Диктую Мари длинный список того, что надо проверить. Темные пятна в биографии членов команды, предположительная пропажа ценного груза, страхование жизни на крупные суммы, сделанное незадолго до исчезновения. Ну и еще много всего. Мари аккуратно заносит в фон пункт за пунктом.
Теперь надо идти осматривать корабль.
Тяжело поднимаюсь. Противно щелкает правое артритное колено. Отправляемся изучать остальные помещения.
Капитанская каюта. Незастеленная кровать с черным постельным бельем. Кричаще-яркая одежда в шкафу, трюмо заставлено косметикой. Пахнет табаком, хорошим коньяком и духами, несмотря на то, что кондиционер работает на полную мощность.
Следующая каюта - детская. Светлые стены. Куклы, мячи, плющевые мишки. По экрану визора носятся анимешные зверюшки, периодически выпадающие в комнату и шустро забирающиеся обратно. У кровати развалился изрядно потрепанный розовый тряпичный заяц с полуоторванным ухом и глазами-пуговицами. На пол небрежно брошено блестяще платье с пышной юбкой и корона. Здесь явно играли в принцессу.
В кубрике тесно стоят двухэтажные койки. Довольно жарко. Под потолком работает вентилятор. Хозяин явно экономил на удобствах команды. На полу - незажженная трубка. Впечатление такое, что она просто выпала у кого-то изо рта. На маленьком столике шахматная доска. Игра прервана в самом начале. Игроки едва успели обменяться ходами. Что же произошло потом?
Рубку оглядываю весьма поверхностно. Сюда еще придут фрахтовщики и полицейские техники снимать показания приборов. А так, на мой непрофессиональный взгляд, все в порядке. Нигде не мигает тревожный красный сигнал. Никаких видимых повреждений. Бортовой фон в рабочем состоянии. Головой об стену здесь тоже никто не бился.
Закончив осмотр, мы с Мари возвращаемся в шлюзовую камеру. Отправляю ее домой - отсыпаться, а сам лечу на работу.
Пока иду по тихим прохладным улицам станции, пытаюсь понять почему у этого происшествия неприятный, солоноватый привкус крови. В голову ничего не приходит. А бывало... Дело Марроканца... Ночь в засаде... Холодная сталь ножа у шеи...
- Нет, спасибо. Нет, вы меня не сильно толкнули. Ничего не случилось. Просто задумался.
В участке ввожу в ком собранные Мари данные. Пока крутится поисковая программа, просматриваю отчеты сержантов за прошедшие сутки. Ничего из ряда вон выходящего. Обычная рутина. Приближается конец месяца, надо сказать ребятам, чтобы строже были с владельцами частных болидов, нарушающих правила движения. Если не соберем нужную сумму штрафов - останемся без премии.
Интересно все-таки, куда исчезла команда грузовоза. В квадранте не зафиксировано никаких других кораблей. Не в черную дыру же они все провалились.
... руки цепляются за мокрые перекладины веревочной лестницы. С трудом поднимаю наверх свое тяжелое тело, переваливаюсь через борт. Больно ударяюсь о сгнившие доски. Палуба покрыта черной изморозью. Она будто фосфоресцирует в ночи недобрым зеленым светом. Холодный воздух сжигает легкие. Рваные паруса колышутся в ночи как щупальца гигантского осьминога. Кажется, что за ними кто-то прячется. Кто-то - не человек.
Железные пальцы хватают за лодыжку. С ужасом смотрю вниз. На палубе растянулся скелет в синей треуголке и начищенных ботфортах. Белеет в темноте резной крендель тазовых костей. Желтые зубы скалятся в застывшей улыбке, в провалах глаз горит болотный огонь гнилушек...
Меня будит зей-фон. Как обычно. Вот ведь угораздило уснуть на рабочем месте. И сны такие снятся. Неприятные.
Звонит Мари. У нее, как всегда новые идеи.
- Вы знаете, Матвей Палыч, только не смейтесь. Знаете, что мне вся эта история напоминает? "Марию Целесту". Из тех времен, когда, кажется, Жанну Д'Аpк на Английский трон короновали. Вот.
- Какую такую "Марию Целесту"?
- Я по визору передачу видела. "Таинственные события прошлого". Был такой корабль. Старинный, парусник. В девятнадцатом веке. Или в двадцатом. С него тоже неожиданно исчезла вся команда. И никого никогда так и не нашли. Потом это место в Атлантическом океане назвали Бермудским Саркофагом. И имя бригантины такое похожее. Там - "Мария Целеста". Здесь - "Санта-Мария".
- В девятнадцатом веке, значит. Или в двадцатом. Ты у нас тоже Мария. Значит, повязана в этом деле по уши. Признавайся.
Мари обиженно сопит на другом конце. Какая же она еще молоденькая. Неужели и я когда-то был таким. Ходил на долгие пешие прогулки с женой, водил в зоопарк дочку, шутил по поводу и без повода, а дом был всегда заполнен шумными гостями. Я раскрывал опасные преступления. Взять хотя бы Марроканца....
- Ой, - кричит Мари. - У меня суп убежал.
И бросает трубку.
Трачу оставшиеся полдня на то, чтобы организовать связь с братом капитана Брикса, Полем. Ему в случае смерти членов семьи достается страховка. Заполняю множество форм, запрашиваю у начальника секции разрешение на превышение месячного бюджета, разыскиваю Поля. Вся беседа занимает минут сорок. И ничего интересного узнать все равно не удается. Поль раздражен и не выглядит сильно опечаленным.
Ну и ладно. Все равно дома никто не ждет. Я, может, сегодня туда и не вернусь. Прикорну на диванчике у себя в кабинете.
Фантазерка моя Мари. Таинственные события прошлого. Знаю такую передачу. Жена смотрит. По пятницам. Полная чушь.
Вызываю на экран информацию о "Марии Целесте". Разглядываю красавицу-бригантину на рисунке неизвестного художника.
Классический пример корабля-призрака. Судно было неожиданно покинуто членами экипажа четвертого декабря тысяча восемьсот семидесятого года. Господи, древность какая.
В камбузе на дровяной плите продолжал вариться обед. В каюте капитана осталась нетронутой шкатулка с драгоценностями. Швейная машинка стояла с незаконченным шитьем.
Смотрю на семейную фотографию капитана. Моложавый отец семейства с окладистой, ровно подстриженной бородой. Спокойный взгляд из-под широких бровей. Одна рука на колене, другая на ручке кресла.
Его жена, Сара. Миловидная, улыбчивая женщина с гладко причесанными волосами. Плавала с мужем. Считала своим долгом.
Маленькая дочка София в белом платье со множеством оборок строго глядит в объектив фотоаппарата. Большие ушки, пухлые щеки, тесно прижатый к груди матерчатый заяц с глазами-пуговицами. Где-то я недавно видел похожего...
После бессонной ночи тянет в дрему.
...cкелет откатывается в сторону. Мокро хлопают в тумане обрывки парусов. Кажется, что ко мне тянутся из темноты множество невидимых рук. Скользких, холодных, мертвых. Пробуют на ощупь спину, руки, шею. На штурвале вырезано название корабля: "Санта-Мария". Знакомое название. Скрипит рулевое колесо. Кто-то невидимый стоит за штурвалом. И от него зависит моя жизнь. Или смерть. Черное или белое. Чет-нечет. Орел или решка. Ни то ни другое. Потому что выбора мне не оставили. Я знаю, кого увижу, когда сделаю еще один шаг.
Я лечу на "Санта-Марию", хотя этого ни в коем случае делать нельзя. Меня тянет туда, как на канате, змея о семи головах, которая зовется любопытством. И упорством. И ослиным упрямством. Я хочу сам себе доказать, что еще чего-то стою. Хотя, на самом деле, скорее всего не стою ни гроша.
Тону в мягком, как сдобная плюшка, кожаном диване под пальмой. Диван крякает, скрипит, но услужливо прогибается под моим весом. Облегченно вздыхаю и вытягиваю ноги в разношенных ботинках.
На стене мирно тикают старинные-престаринные ходики. Наверное еще пра-пра-прабабушкинские. Большая стрелка лениво отщелкивает минуты. Проходит час. Неужели я ошибся?
- Что ты тут делаешь? - недовольно спрашивают за спиной.
Медленно поворачиваю голову. В дверях, прижимая к груди замызганного тряпичного зайца с надорванным ухом, стоит девочка лет двух-трех в желтой пижамке с уточками. Толстенькая, щекастая, светловолосая. Из тех, кого сразу хочется погладить по голове. Или взять на руки. Белесые брови сведены на переносице. Мне кажется, или за ее спиной трепещут в тумане рваные паруса?
- Тебя жду, София. Ты ведь без зайца никуда?
- Догадался, - грустно вздыхает девочка, баюкая ветхую игрушку. - Только я больше не София.
- Но ведь это неважно, правда?
- Неважно, - кивает девочка. - Важно, что ты тут под ногами путаешься. А я этого не люблю.
- Давно путешествуешь? - спрашиваю я, не обращая внимания на недовольный тон. - Не надоело еще?
- Есть другие предложения? - спрашивает меня сердитая девочка надувая щеки.
- По времени и пространству? - уточняю я.
Девочка молчит.
- По времени и пространству... - повторяю я. - По морю, по суше, по небу, в космосе. На корабле, в карете, на грузовике, на воздушном шаре. И чтобы, по возможности, средство передвижения имело в названии слово "Мария". И приемных родителей звали как-то похоже. Трудно терять старые привычки.
- По возможности, - подтверждает девочка. - Но самое главное, чтобы других детей рядом не было. Не люблю малышню.
- А тебе самой сколько лет? - улыбаюсь я.
- Два года четыре месяца, - отвечает девочка. - И всегда будет, пока я путешествую.
- Да, я заметил. А как у тебя это получается? Перемещение?
Девочка пожимает плечами, достает из кармашка шоколадку, сдирает хрусткую фольгу и бросает на пол.
- А люди интересуются, откуда ты вдруг возникла ни с того ни с сего? Удивляются?
- Может и удивляются. Только если у вас на пороге стоит маленькая, заплаканная и дрожащая девочка - удивляйся не удивляйся, а ее надо согреть, накормить и уложить спать. А пока полиция будет разбираться, можно оставить потеряшку себе. Кто же от такой откажется?
Девочка отламывает от шоколадки кусочек, кладет в рот. На секунду задумывается и протягивает остатки мне. Отрицательно качаю головой.
- А кровь на стене?
- При Переходе из носа идет. Нос у меня слабое место.
- А родители приемные куда попадают при Переходе?
- Уничтожение всего живого в радиусе тридцати метров. Ничего не поделаешь, - девочка опять вздыхает. Вздох получается стариковский.
- Не жалко?
Девочка пожимает плечами и подтягивает пижамные штанишки.
- А о том, что носясь туда-сюда, историю меняешь, ты подумала? С историей человечества играть очень опасно, знаешь ли. Безответственная ты, не-София. Это тебе в голову никогда не приходило?
- Меняю! - вдруг кричит девочка. На нежной коже щек проступают красные пятна. По подбородку стекает коричневая слюна. - Меняю! Ты слышал что-нибудь о чуме в Европе? В средние века?
Морщу лоб. Пытаюсь вспомнить.
- Кажется, была вспышка в Испании в шестнадцатом веке.
- В шестнадцатом. А в четырнадцатом не хочешь? И чтобы вымерла половина населения. Чтобы отбросило человечество на триста лет назад. Корабль плыл в Мессину. На борту были моряки, больные черной лихорадкой. Но корабль не доплыл. Не доплыл, и все тут. Потому что на борту была я. Ты знаешь, как это больно - когда у тебя чума? Что ты вообще знаешь, старый пень?
- Ну старый. Ну пень. Зачем тебе все это нужно, София?
- Тебе не понять. Никому не понять. Стоит раз попробовать - и уже невозможно остановиться. Я и не хочу. И не жалею. И по счетам плачу полной мерой. Мне пора. Чего это я тут с тобой разговорилась! Я только из-за зайца и смогла вернуться. К игрушке очень тянуло. Вот связь и не оборвалась до конца. А так всегда в другое место. Ты уж извини, но тоже аннигилируешься. А не надо было за мной следить. Сделать ты все равно ничего не сможешь. Если только стрелять будешь. Но ты не будешь. Полицейские не стреляют в маленьких девочек.
Вот такая ситуация. Но сам виноват. А на что я, собственно, рассчитывал? Происходящее кажется донельзя глупым сном. Вот ущипну себя за ногу и все рассеется как дым.
Но девочка в желтой пижамке стоит на расстоянии вытянутой руки. И старый тряпичный заяц нагло пялится пуговичными глазами. И след крови на стене виднеется очень отчетливо. А от команды "Санта-Марии", наоборот, ни следа.
В мою старую плешивую голову, как назло, ничего путного не приходит. Как уговорить сумасшедшую девчонку меня отпустить? Ей ведь дела нет, что у меня жена. И артрит в правой коленке. И до пенсии три года.
Надо чем-то ее отвлечь. Заболтать. Разжалобить, в конце концов.
- Кто надо, тот и есть. Себе можешь налить, - великодушно разрешает не-София. - А мне принеси томатный сок из холодильника. И солонку не забудь. Как тебя хоть зовут, горе-следователь?
Приношу сок, себе щедро лью в стакан коньяк. От выпитого палуба приятно кренится под ногами.
- А хочешь, я тебе про Марроканца расскажу, - предлагаю неожиданно для себя.
- Давай, - вдруг соглашается девочка.
Усаживаемся прямо на пол. Подпираем спину диванными подушками.
Время бежит незаметно. Изрядно привирая, представляю Марроканца шепелявым гномом с кувалдой в длиннющей руке. "Раж-два-три-четыре-пять, я иду тебя ишкать". Не-София тоненько хохочет, схватившись за живот, морщит нос-кнопку. Взахлеб рассказывает о своих приключениях. Сыпет неизвестными именами: Чингисхан, Колумб, Беллинсгаузен. На верхнем переднем зубе у нее сколот край. Где-то в своих странствиях зацепилась толстой ножкой в ямочках за щель в булыжной мостовой.
Кто из тех, не успевших воплотить в жизнь свои планы, вытирал горькие слезы с круглых щек?
- Пойду я, - неожиданно замолкает не-София на полуслове. Вдоль рта у нее обозначаются складки, хорошо заметные на детском гладком лице. - Поздно уже. Что-то заговорилась я с тобой.
- Уже? Вроде мы с тобой не долго сидим, - недоверчиво смотрю на часы. Как незаметно пролетели два часа!
- Жалко тебя отпускать.
Как назло, совершенно нечего ей подарить на память. Вот разве что...
Достаю из кармана старую модель зей-фона. Собирался сегодня сдать и не успел.
- А вдруг ты сможешь мне по нему дозвониться. И рассказать о своих приключениях. Только не тяни долго, а то батарея сядет.
Девочка задумчиво чешет веснушчатый нос.
- Давай, - протягивает она руку. - Иногда, правда, хочется с кем-нибудь поделиться. А не с кем.
- Буду ждать звонка, - говорю от чистого сердца.
- Убирайся на свой корабль, пока я не передумала. Даю тебе на все про все двадцать минут. И учти, что я очень нетерпеливый ребенок.
Сижу, расплывшись амебой, на своем рабочем месте в участке, пью уже третью бутылку холодной колы и не хочу, просто не желаю никуда идти. И звонить не желаю. Не желаю никого видеть и ни с кем разговаривать.
Я уже пропустил сообщение от начальника сектора с требованием дать отчет по делу о пропаже экипажа. Я и так знаю, что оно останется нераскрытым. И я расплачусь за это квартальной премией.
Ни с того ни с сего звонит жена. С ней объясняется мой умница- фон, щебечет что-то о необычайной моей занятости, а заодно и о новой распродаже кофточек в сети магазинов "Идальго".
Если смогла София, то почему не могу я? А что, если все бросить и открыть детективное агентство где-нибудь на Земле? Буду брать только интересные дела. О пропажах и убийствах. Марроканцев на мой век хватит. И пусть шеф подавится моей премией. И пенсией заодно.
Новый звонок. Подскакиваю на стуле. Я очень, очень хорошо знаю номер абонента. Сработало!
- Але! - раздается на том конце знакомый детский голос. - Але! Ты что, уснул?
- Здравствуй, не-София. С тобой все в порядке?
Тихий смешок.
- Знаешь. Зовет меня тут один, Ной его зовут, на корабль. Смешное такое название: Ковчег... Но я еще не решила.
- Соня! - мой рот расплывается до ушей. - Сонька! Не безобразничай! Не садись на Ковчег. Там телефон подзарядить будет нечем.