Окно - ухо мира. Богатый сетует на летучих насекомых, на длинные трости воришек-куше, проникающие сквозь прутья ажурной решётки. Бедняк жалуется на зимние сквозняки, задувающие в щели рассохшихся ставен. Но ни тот, ни другой никогда не заделают свои окна, ибо окно - ухо мира. Нужно дойти до края, чтоб поселиться в глухой коробке. Даже во времена крайней нужды не снимайте квартиру без окон, дом без окна слишком напоминает гроб.
Улёгшись животом на широкий подоконник и зажав в зубах погасшую трубку, Винс жадно вслушивался в звуки улицы. Весеннее солнце лизало теплом его лоб, щеки, шею в раскрытом вороте рубашки, испачканные руки в чешуйках засохшей мастики, заставляло блаженно жмуриться и чуть задирать подбородок. Солнце всегда представлялось Винсу большой раскалённой сковородой. Он часто рисовал его как плоский круг, от которого расходятся волны жара. Жаль, что на картинах нельзя нарисовать тепло и холод.
Улочка Авиньон жила своей утренней жизнью: шаркали по мостовой ботинки праздных прохожих, легонько постукивали трости, звенели бубенчики на подолах юбок и обшлагах костюмов, шуршали вертушки-ветряки на углах домов. Вот тарахтит трещоткой тележка молочника. Вот у входа в кафе месье Анри, что занимает половину первого этажа, меланхолично кричит зазывала. Вот две служанки болтают под каштаном. Вот кошка крадётся по карнизу соседнего дома, уши едва различают поступь её мягких лапок. Всё как всегда, всё, как и должно быть, за исключением одного: до сих пор не слышно знакомых шагов Вивьен.
Часы за спиной пробили одиннадцать с четвертью, а Вивьен обычно приходила в десять. Винс вынул изо рта трубку, нащупал на подоконнике бокал с вином. Снизу стукнула дверь, зацокали быстрые каблучки. Винс перегнулся через подоконник:
- Доброе утро, По! Куда спешит моя звонкая птичка?
Полетт приостановилась и задрала голову.
- Месье Ван Гог, как вы ловко меня узнаёте!
- Твой колокольчик, моя сладенькая, не спутаешь ни чем, как и твои ножки.
Полетт, засмеявшись, тронула специальный колокольчик, который, как большинство женщин лёгкого поведения, носила на юбке внизу живота.
- У вас удивительный слух, - крикнула она. - Вам нужно было идти армию, артиллерийским наводчиком.
- Они глохнут через пару лет службы, - отозвался Винс. - Придёшь ко мне позировать в четверг?
- Приду. Только вы мне и так должны кучу денег...
Ножки Полет застучали по мостовой, а к месту, где она только что стояла, с грохотом подкатил экипаж. Хлопнула дверца.
"Кто бы это мог быть? - подумал Винс. - Вошёл в кафе... Смутно знакомая походка".
Он замер, прислушиваясь. Спустя короткое время, послышались приглушённые шаги по лестнице, затем в дверь постучали рукоятью трости.
- Открыто, - крикнул Винс.
Посетитель вошёл и остановился на пороге. По комнате поплыл запах дорогого лосьона. Винс нахмурился.
- С кем имею честь? - спросил он, стараясь говорить дружелюбно.
- Я был у вас в позапрошлом месяце, месье Ван Гог, - проговорил сухой высокий голос.
Винс шагнул вперёд и положил трубку на стол. Теперь он узнал посетителя.
- Месье Бенуа?
Трость слегка пристукнула о пол. Сейчас опять в моде наконечники из кости, звук от них идёт глухой и неявный.
- У вас отличная память.
- Не жалуюсь. Вы, вероятно, по поводу портрета вашей жены?
- Да. Я хотел бы знать: как скоро вы закончите.
- А мадам Бенуа сегодня не придёт?
- Нет, я полагаю. Так в какой стадии работа? Вы можете её предъявить?
"Дьявол", - подумал Винс.
- Картина ещё не закончена, - сказал он. - Я не даю трогать неоконченные работы.
- Вивьен ходит к вам уже больше двух месяцев, - проговорил Бенуа с нотками раздражения. - Я хотел бы убедиться, что плачу не за воздух.
Винс хрустнул пальцами.
- Картина справа от вас у стены на мольберте, - сказал он. - Сделайте три шага. Но ещё раз предупреждаю: она не готова, я работаю послойно.
Постукивая тростью, визитёр повернул вправо.
- Да, - подтвердил Винс. - Только не опрокиньте подрамник.
Мсье Бенуа засопел. Его пальцы побежали по основе, изучая рельеф затвердевшей мастики. По мере того, как он ощупывал картину сантиметр за сантиметром, сопение его становилось все громче и напряжённее.
- Что это такое? - выдохнул он наконец. - В каком месте это портрет моей жены?
- А что не так?
- То, что Вивьен не похожа на себя.
- Вы не понимаете... - устало произнёс Винс.
- Не понимаю?! - Голос Бенуа сорвался на визг. - Пытаетесь надуть меня, месье художник?! Я тысячи раз ощупывал лицо моей жены, но вот это, - возмущённый палец ткнул в середину картины так, что та едва не опрокинулась, - это вообще, ни на что не похоже.
- Полегче, месье, - деревенея скулами, сказал Винс.
Но Бенуа его даже не слушал.
- Вы ни разу, - визжал он, - ни единого раза не потрудились ощупать нос и лоб моей супруги! Вы только орёте ей в лицо и шлёпаете мастикой по планшету. Мне рекомендовали вас, месье Ван Гог, но, похоже, вы просто шарлатан и жулик. То, что я щупаю, откровенная мазня! Я не буду платить за мазню!
Кровь бросилась Винсу в голову.
- Это вы жулик и идиот! - процедил он сквозь зубы. - Что вы вообще понимаете в живописи? Не нравится, идите вон из моей студии.
Месье Бенуа, задохнувшись от бешенства, шагнул вперёд. Тускло звякнула запонка-колокольчик. Рука Винса стремительно скользнула над столом, безошибочно нащупывая среди россыпи мастихинов изогнутую резную ручку бритвы, удобной для подрезания полузастывшей мастики.
- Опусти трость, - раздельно произнёс художник. - У меня в руке бритва, комнату я знаю лучше и слышу каждый твой шаг, деревенщина.
Несколько секунд Бенуа молчал, втягивая и выпуская воздух сквозь сжатые зубы, затем шагнул назад и опустил трость.
- Верните аванс, - прошипел он с ненавистью.
Не опуская бритвы, Винс сделал шаг влево, нащупал на кривоватом комоде шкатулку со сломанной крышкой и вытряхнул её содержимое под ноги визитёру.
- Здесь всё, что есть, - сообщил он с плохо скрытым презрением. - Берите и проваливайте.
Ворча что-то себе под нос, месье Бенуа присел на корточки. Его ладонь захлопала по лакированным доскам, отыскивая монеты.
- Тебе конец, - сказал он, выпрямляясь. - Я подам жалобу в полицию. Не пройдёт и недели, как ты окажешься в каталажке...
- Вон! - взревел Винс.
Когда затих торопливый стук трости на лестнице, он швырнул пустую шкатулку в стену и, подхватив с подоконника длинношеюю бутылку "бордо", припал губами к узкому горлышку.
***
К восьми часам вечера, когда вторая из принесенных Полем бутылок опустела больше чем наполовину, Винс был уже достаточно пьян, да и Гоген изрядно захмелел. Они сидели посреди комнаты-мастерской на одном из углов большого захламлённого стола. Перед приятелями стояли бутылки, пара глубоких бокалов и тарелка со снедью, залезшая краем в липкую лужицу. Обрезки картона, тубы с мастикой, кисти и мастихины Винс сгрёб в сторону, и сейчас на них лежала трость Гогена.
- Ты сегодня как-то по-особенному мрачен, - говорил Поль. - Неужто не хочешь сказать другу, в чём, собственно, дело?
- Ерунда, - отвечал Винс, отхлёбывая вино. - Затруднения с деньгами. Просто остался без гроша.
- Натыкай письмо Тео. Он всегда тебя выручает.
- Нет. - Винс невесело усмехнулся. - Тео и так дал мне денег на месяц вперёд.
Поль задумчиво покрутил свой бокал в пальцах:
- Рад бы тебя выручить, но ты же знаешь, я сам вечно на мели. Разве что после закрытия салона, если кто-нибудь купит "Иакова" или "Собак"...
- Не думай об этом, - попросил Винс. - Налей-ка ещё вина.
- И всё же ты что-то не договариваешь.
Горлышко бутылки застучало о край бокала. Винс одним глотком опрокинул в себя терпкое кисловатое вино:
- С утра приходил муж Вивьен, устроил жуткий скандал, едва не бросился на меня с тростью.
Поль засмеялся:
- Вскрылись ваши шалости? А? Старый козёл.
- Какие ещё шалости? Что ты несёшь? - сердито проговорил Винс. - Вивьен удивительное создание.
- А как же муж?
- Плебей без зачатков вкуса и совести... Отказался от портрета и потребовал назад деньги из аванса.
- Одна из твоих слуховых работ? - едва сдерживая иронию, спросил Поль. - Она здесь? Могу я пощупать?
- Можешь, - пробормотал Винс. - Только она не закончена...
- Мало ли я щупал твоих незаконченных работ? - весело отозвался Поль. - Где?
- У стены, на пол-одиннадцатого от входа, на мольберте.
Гоген прислушался, улавливая тиканье часов над входной дверью, поднялся и, чуть неуверенно ступая, подошёл к закреплённому на треноге планшету. Его руки двумя осторожными змеями заскользили по неровным мазкам застывшей мастики. Пальцы внимательно ощупывали впадины и выпуклости странного рельефа, стараясь не пропустить ни одного миллиметра картины. Спустя пару минут, он повернулся к сидевшему за столом автору:
- Винс, - радостно сказал Поль. - Тебе уже говорили, что ты псих?
Ван Гог выпрямился на стуле.
- Если кто-нибудь и купит у тебя этот поток сознания, то только безумец ещё безумнее тебя. Даже мне кажется это перебором.
- Но именно так я её слышу!
Это заявление развеселило Поля ещё больше.
- Дружище, - сказало он, с трудом удерживаясь от смеха, - но тогда ты должен отказаться от попыток продать свои планшеты. Ни один вменяемый человек не заплатит за них и пары су.
- Я рисую мир так, как он звучит, - проговорил Винс с тихой яростью.
Скрипя половицами Поль вернулся к столу и, передвинув стул, сел перед приятелем.
- Твой аудиссонизм не принимает ни один из наших друзей, - сказал он назидательно. - Смешная идея, но слишком радикальная... даже для аберратиста. Простой обыватель трогает твой пейзаж и не может разобрать, где на нём дилижанс, а где мост Берси.
- Ерунда! Мост Берси и конная повозка звучат по-разному, и в жизни, и на моих планшетах.
- Винс, чтобы узнать высоту дерева, нужно на него влезть или, хотя бы, обнять ствол. Так поступают и Сезанн, и Ренуар, думаю, Рафаэль с Леонардо делали то же самое. А ты встаёшь перед деревом, орёшь на него так, что с веток падают вороны и рисуешь эхо... - Не удержавшись, Поль хихикнул.
- Птицы тоже кричат, чтоб ориентироваться в лесу.
- И это не мешает им попадать в сетки ловцов... Я твой друг, и я должен тебе сказать: ты сумасброд, никто никогда не будет покупать твоих слуховых картин.
- Никогда? - переспросил Винс.
- Никогда, - сочувственно подтвердил Поль и в следующий миг, опрокинутый вместе со стулом, полетел на пол, а упавший сверху Ван Гог вцепился ему в горло.
***
На площадке второго этажа кто-то сидел. Полетт невольно остановилась, прислушиваясь к чужому дыханию. Прижатая к боку тонкая тросточка с бантом царапнула стену. Сидящий шевельнулся.
- Маленькая птичка По летит в гнездо, - сказал он хрипло. - Нужно нарисовать тебя сидящей на ветке...
- Месье Ван Гог, - обрадовалась Полетт. - Зачем вы здесь?
- Жду тебя.
- А разве уже четверг? - весело удивилась девушка.
- Для меня, пожалуй, пятница, - туманно ответил художник, и его собеседница удивилась тому, как странно звучит его голос.
Она уже почувствовала густой запах вина и ещё чего-то неуловимо-тоскливого... так пахнет холодный ноябрьский дождь или прелые листья.
- Может вам что-нибудь нужно? - спросила Полетт, которой вдруг сделалось грустно.
Сидящий на лестнице мужчина словно очнулся.
- Да, - сказал он, поймав соседку за кончики пальцев. - Мне нужно выпить. Я пытался взять бутылку абсента у Анри, но жирный боров не даёт в долг.
- Месье Ван Гог, вы и без того уже набрались, прямо как мой папаша, - жалобно сказала Полетт. - Завтра вам будет плохо.
- Мне плохо сегодня. - Ладонь Винса сжала тонкие прохладные пальчики.
Несколько секунд девушка колебалась.
- Хорошо, - сказала она наконец. - Я спущусь и возьму для вас бутылку абсента.
- Да, - пьяно подтвердил Винс. - Именно бутылку.
Он разжал руку, выпуская Полетт, и в следующий миг быстрые ножки застучали вниз по лестнице. Придерживаясь за резные перила, Винс встал.
- Ты хорошая девочка! - крикнул он вслед перезвону колокольчиков на подоле и рукавах. - Я тебе должен, и я верну деньги! Верну каждый франк!
***
Если закрыть все ставни, то дом оглохнет...
Горечь абсента обожгла гортань. Винс глотнул, сморщился и, потянувшись, стукнул краем бокала о бокал своего странного собутыльника. Чёртов оборотень даже не шелохнулся. Он давно уже не был Полем, как казалось вначале, теперь Винс всё больше и больше утверждался в мысли, что по ту сторону стола, покачиваясь на стуле и посасывая погасшую трубку, сидит не кто иной, как он сам: абсолютно незнакомый, чужой, отстранённо-жестокий Винсент Ван Гог.
- Не хочешь?.. - пробормотал Винс. - Не хочешь со мной пить?
- Не хочу, - нагло ответил другой Винс. - Хочу заказать тебе картину... Нарисуй, как звучит неудача?
- Заткнись. - Винс взялся обеими руками за голову.
Другой Винс засмеялся.
- Ты ничтожество, - сказал он звонко, - неспособное ни на что, кроме пьянства.
- Отвяжись от меня.
- Ты бездарь, мой друг, - не слушая, продолжал собеседник. - И хуже всего то, что ты упорная, воинственная бездарь, рисуешь никому ненужный хлам... А может, ты жулик?
- Я не хочу тебя слушать! - закричал Винс. - Ты сам жулик и вор.
- Нет, пожалуй, не жулик, - задумчиво проговорил другой Винс. - Ты лишь самовлюблённая посредственность. Зарвался? Решил бросить вызов самому Богу? Хотел изобразить то, что можно лишь слушать? Хотел нарисовать музыку? Ты замахнулся на каноны природы, и вот теперь посрамлён и обрушен во прах. Аллилуйя! Ты неудачник, мой друг... Люди не понимают твоих картин. Им не нужен твой аудиссонизм, как не нужен бред сумасшедшего алкоголика.
- Лжёшь! - Винс исступлённо ударил кулаками по столу. - Меня будут покупать! Пройдёт время, и мои работы выставят в лучших салонах. Тео обещал всё организовать. У меня будет персональная выставка. Нужно лишь немного терпения и рекламы.
- Брось, - вкрадчиво пропел голос мучителя. - Мы оба знаем, что Тео возится с тобой только из жалости. Ты вроде хромого щенка, которого жалко бросить под забором.
Зажимая уши, Винс вскочил со стула, но безжалостный голос легко проходил через ткань ладоней, будто они стали бесплотными:
- Никто никогда не купит твоих картин, даже будь он спятившим пациентом доктора Бейля. Никто никогда, во веки веков. Покупают даже бесталанных Коше и Раззано, но не тебя.
Давя куски разбитых подрамников, Винс метнулся по комнате, налетел на сломанный мольберт, и продавленные рёбра планшета с остатками лица Вивьен, швырнули его обратно к столу, словно посланный дуплетом бильярдный шар.
- Проще всего сменить род занятий, - сладкой патокой тянулся ненавистный голос. - Ты мог бы малевать вывески борделей или дешёвых кафе, а ещё лучше пойти шпаклёвщиком на мебельную фабрику, там твоё искусство точно оценят.
- Ненавижу тебя... - прохрипел Винс.
Переворачивая бокалы, художник зашарил по столу, и, когда распрямился, сжимая в руках бритву с изогнутой резной ручкой, другой Винс захохотал победоносно и страшно.
***
Стук был тихим, но настойчивым. Полетт вздрогнула и резко села.
- Кто это? - испуганно спросил лежащий в кровати мужчина.
- Всё хорошо, дорогуша. Не волнуйся, я сейчас узнаю. - Полетт выпростала из-под одеяла босые ноги.
Она накинула шёлковый халат, мягко ступая по прохладному полу, пробежала из спальной в маленькую гостиную и остановилась перед дверью, как раз под малюсенькой сверчковой клеткой у притолоки.
- Кто там? - спросила Полетт осторожно. Секунду за дверью молчали, потом невнятный хриплый голос произнёс:
- Не пугайся, птичка, это Винсент. Впусти меня на минуту.
- Месье Ван Гог... - растерянно пробормотала Полетт. - Но сейчас уже поздно, и к тому же, я не одна.
В коридоре часто с натугой дышали.
- Месье Ван Гог, это вы?..
- Я не буду тебе мешать, - словно бы через силу проговорили с той стороны. - Открой всего на минуту. Я кое-что тебе дам и уйду.
Испуганная Полетт отодвинула задвижку и отступила вглубь гостиной. Она слышала, как человек из коридора шагнул в комнату. В клеточке над дверью переливчато посвистывал трудяга сверчок.
- Месье Ван Гог, с вами всё в порядке?
- Нет, крошка, - ответил вошедший. - Всё будет в порядке, только когда мы умрём... Вот тогда всё точно будет в порядке. Запомни это...
Что-то тяжелое и густое капнуло на пол.
- Ты хорошая девушка. - Прерывистый вздох повис в воздухе. - И я пришёл вернуть тебе долг. Дай сюда твою руку.
Полетт послушно подставила сложенные лодочкой пальцы, и почувствовала, как в ладонь легло нечто скользкое, похожее то ли на очищенную креветку, то ли на улитку, а может, на ломтик неведомого фрукта.
- Оно стоит тысячи франков, - непонятно и тоскливо проговорил Ван Гог. - Тысячи и тысячи франков... но никто этого пока не знает.
На пол опять капнуло.
Ночной гость развернулся и, мазнув о косяк поднятым локтем, вышел прочь.
Какое-то время Полетт вслушивалась в звук его шатающихся пьяных шагов, затем разжала ладонь. Пальцы левой руки осторожно ощупали то, что стоило тысячи и тысячи франков - ещё хранящий остатки тепла влажный кусочек живой плоти. Девушка звонко вскрикнула и выронила отрезанное ухо гениальнейшего из художников.