На дворе старой хрущевки, рядом с разросшейся кучей цемента, собрались три пенсионерки. Как куклы, они сидели на деревянных лавочках, наблюдая за мимоходящими прохожими, словно за потоком воды в грязной канаве. Небо висело низко, наливалось свинцовым цветом, и их лица отражали это — вечно хмурые, с морщинами, словно трещинами на старом асфальте.
Мария, укутанная в платок, начинала рассказывать о молодости, но вскоре ее мысли унесло к назойливым слепням, которые жужжали вокруг. Эти кровососущие создания, как черные тени, заворачивались в воздухе, напоминали о том, что даже в самых теплых воспоминаниях может скрываться что-то неприятное. «Как же они надоели! Каждый год одно и то же», — произнесла она, отмахиваясь от одного из них.
Надежда, с мягкой улыбкой, кивнула в знак согласия и тут же засмеялась: «Они словно ищут, где поживиться, не оставляя нам покоя». В этот момент слепень приземлился на её руку, и она, не удержавшись, взвизгнула, пытаясь стряхнуть его. «Кажется, им не важно, кто ты, лишь бы выпить свою порцию», — заметила она с иронией, и все снова засмеялись, потому что в этом было много правды.
Людмила, погруженная в свои мысли, смотрела на слепней с ненавистью. Её глаза метали молнии, когда она произнесла: «Они как судьба — незваны, но всегда рядом». Слепни жужжали над их головами, вальсируя между словами и воспоминаниями, создавая гнетущее ощущение присутствия чего-то неприятного, что всегда готово вмешаться в их жизнь.
Разговор о старых воспоминаниях постепенно обернулся обсуждением этих надоедливых существ. «Каждое лето, как только наступает жара, они тут как тут», — с горечью произнесла Мария, и в её голосе звучала тоска. «Словно куски нашей молодости, которые они уносят с собой», — добавила Надежда, и все согласились, что эти слепни символизируют все то, что ушло.
Затем их внимание привлекли необычайные пятна оставленные неназванным творцом по всему двору, но больше всего на цементе. Они обсуждали, что каждое пятно — это как кусочек жизни, пережитого и запечатленного в этом молчаливом материале. Одно пятно напоминало расплесканный кетчуп, другое — зловещее лицо, а третье вообще казалось следами чьей-то потери — будто кто-то бросил свою душу на этот цемент.
Тогда Мария, глядя на одно из пятен, произнесла с иронией: «Словно елей, что тек из бокала в дни, когда мы праздновали, как древние израильтяне в пустыне. Смешно, как одно пятно может напомнить нам о чем-то божественном, о том, что мы тоже были частью этой великой истории, только с другой стороны».
На это Надежда ответила, что иногда такие пятна выглядят как благословение, как если бы кто-то оставил на земле часть своего духа. «Как те, кто восходил на небеса, оставляя лишь следы на земле», — добавила она, вспомнив о легендах о святых, которые проходили мимо, и оставляли за собой яркие воспоминания.
Людмила добавила: «Иногда такие пятна могут быть результатом естественных процессов, например, капель, возникающих после мочеиспускания.». Её комментарий стал неожиданным, но вполне уместным в контексте их обсуждения.
Разговор об этих пятнах и старых мечтах словно накрывал их, как мокрое одеяло. Время тянулось, как резина, из которой сделали старую игрушку, изношенную и потерявшую форму.
В этот момент, среди серых облаков, появился свет. Сначала еле заметный, он постепенно нарастал, как восходящее солнце. Бабушки замерли, и в их глазах зажглись искорки удивления. Свет окутал Людмилу, и она, словно белоснежный лебедь, начала подниматься. «Я ухожу», — прошептала она, и её голос звучал, как мелодия, раздающаяся в небесах.
Мария и Надежда, не веря своим глазам, наблюдали, как их подруга возносится в небо. Лишь пятно, где она сидела, осталось на старом цементе — как свидетельство её бытия, словно знак из Библии о небесном царстве, куда она стремилась.
Вдохновленная Мария достала из сумки термос с ароматным сладким чаем, который она приготовила дома. «Как же без него? Давай отпразднуем её Вознесение!» — сказала она, разливая напиток по кружкам.
Чай, налитый в старинные кружки с цветочными узорами, был как густая янтарная река, переливающаяся в лучах солнца. При каждом наливании он издавал еле слышный звук, словно шептал свои тайны. Мягкий пар поднимался вверх, накрывая их облаком теплоты и сладости, как обволакивающий плед. Бабушки замерли, вдыхая этот аромат, и их сердца наполнились предвкушением.
Каждая из них сжала кружку, чувствуя, как керамика нагревает ладони, а сам напиток словно таинственное зелье, готовое пробудить забытые чувства. Глотки чая были долгими, медленными, с "румынской манерой", как будто они пытались схватить каждый оттенок: сладость, горечь, тепло — все смешивалось в одном целостном ощущении. Каждый глоток будто вытягивал их из повседневности, унося в мир, где мелкие радости могли стать величественными.
«Блядь, слепни в пойло лезут!» — закричала Надежда, отодвигая кружку в сторону. На что Мария, закрыв глаза, произнесла: «Этот чай — как наше общение, многоцветен и неповторим». На губах у нее остался легкий след сахара, как невидимый символ связи, созданной в этот миг. Бабушки с любопытством наблюдали друг за другом, их глаза блестели от восторга и понимания. Чай в кружках постепенно уменьшался, но каждая капля оставляла за собой ощущение безмятежности и умиротворения.
После нескольких минут угощения, Марию вдруг осенило: «А что если я создам новую заповедь, основанную на этом? Заповедь о том, что даже в самых обыденных вещах можно найти божественное!» Она посмотрела на подругу, в глазах которой горели искорки любопытства. «Заповедь звучит так: «Ищи божественное в каждом мгновении и наполняй свое сердце радостью, даже если вокруг серость». Как тебе?» — предложила она с добродушной улыбкой. Надежда немедленно проломила ей голову.
"Что же я натворила?" — тихо произнесла она, словно пыталась разбудить в себе остатки человечности. В её голове смешивались научные термины и личные муки, как будто она готовила рецепт для какого-то жуткого блюда, где вместо ингредиентов были её чувства — ненависть, сожаление, гнев. Она вспоминала череп, защищающий мозг, хранилище мыслей, смеха и слёз. А теперь это был только холст, на котором размазывали чернила ненависти.
Каждое воспоминание о Марии давило на её грудь, как огромный камень, который невозможно сдвинуть. Надежда чувствовала себя, как будто шагала по канату над бездной, её страхи и боли обвивали её, как змеи, стремящиеся утянуть в темноту. Она хотела кричать, но звук застревал в горле, превращаясь в тоскливый шёпот, как будто сама тишина не желала слышать её страданий.
Надежда глубоко вздохнула, когда вдруг почувствовала легкое прикосновение на своем плече. Она обернулась и увидела, как на ней уселся один из слепней — огромная, серая, слегка блестящая мерзкая муха. Она смотрела на Надежду с необыкновенной проницательностью, словно могла видеть все её страдания и страхи.
— "Вы здесь для чего?", — вскрикнула Надежда. — Я должна посмотреть.
— Именно так, — подтвердила муха, её крылья вновь заблестели. — Посмотреть это как процесс легирования, и каждый новый опыт может добавить уникальные качества твоему «сплаву».
— "Вы здесь, чтобы что?".