Марго смотрела на экран, машинально поглаживая поверхность лэптопа. Маленький беленький самолетик уперся на карте Калифорнии в коричневый кружочек Лос-Анджелеса и застыл. Ну вот же! Прилетел! Уже двадцать минут картинка на экране не меняется - приземлился. Почему же он не звонит?
Она выключила программу. По синему полю экрана поползла бесконечная строчка: wake up! Margo! wake up! Вот именно, подумала Марго, надо заниматься делами. Мало ли? Толпа, суета, может, в стенах аэропорта не проходит сигнал, может, батарейка села, может, решил сначала багаж получить, потом позвонить.
- Мам! Я ухожу! - уже из дверей крикнула Сьюзен. - Мамуль, я опаздываю, ты прости, я не убрала на кухне. И в комнате у меня не трогай ничего, я сама уберу, ладно? Я пошла.
И хлопнула дверью.
Марго стала подниматься на второй этаж. Боже, как я люблю нашу лестницу, подумала она. А ведь Энтони сопротивлялся, когда она решила ее переделать и позвала мастера. Теперь вот, натертая до блеска, сияющая под лучами солнца, падающими сквозь косое окно в крыше, эта лестница стала украшением всего дома, его изюминкой. Энтони больше ценит и любит камин в гостиной, но она - эту лестницу, эту плавно закругляющуюся желтую ступенчатую ленту, зовущую на второй этаж.
Разумеется, в комнате дочери как всегда кавардак. Но - терпимый, у ее подруг беспорядок наблюдается просто катастрофический. Сьюзен же молодец, все таки у нее есть чувство стиля. От природы. В третий раз - с тех пор, как они купили этот дом - она переделала свое гнездышко по своему вкусу, и в третий раз весьма удачно. Как она называет этот цвет? Ах, да - "утренний туман". Легкие полупрозрачные сиреневые шторы на окне, густо сиреневые покрывало и подушка на кровати, и даже домашние тапки купила себе того же цвета. Тапки, разумеется, валяются посреди комнаты. И всюду по всем поверхностям - журналы. К журналам Сьюзен тоже относится по-своему, серьезно, называет их "моя специальность", покупает кучами. Чертовка! В 14 лет она уже считает, что выбрала специальность и что в ней она "the best". Отец, впрочем, тоже так считает, и очень хвалит Сьюзен за острый глаз и чувство композиции. Короче, за хорошие фотографии. Вон ими увешены все стены.
Приведя в порядок комнату дочери, Марго автоматически направилась в следующую - к Дэвиду, но потом вспомнила, что у сына уборки не требуется. Дэвид вернется с соревнований лишь через две недели.
Значит, остается убрать в кабинете у Энтони, тут уж настоящий погром. Времени на сборы было вполне достаточно, но Энтони при его медлительности всегда и всюду опаздывает. Марго за месяц может успеть даже дом продать и купить, а Энтони не успел как следует и чемодан уложить: каждую свою статью, каждый документ, каждую свою публикацию перечитывал и складывал, перечитывал и складывал. А потом снова перебирал и сортировал. И все бормотал "как мне все это надоело, как мне эти бумажки осточертели"...
Разумеется, он нервничал, Марго это понимает. В 55 лет поменять место работы, начать все сначала - в новой обстановке, с новыми людьми - это вам не улицу перейти и даже не дом купить. А сколько он нанервничался, пока не решился все-таки расстаться с университетом. Восемь лет работал спокойно, вырос до профессора, был на хорошем счету, пока на кафедре не появился этот склочник и не начал воду мутить. Два года постоянного напряжения и борьбы с завистником. Но теперь все позади. Месяца не прошло, как Энтони нашел вакансию в Лос-Анджелесе и прекрасно прошел конкурс по замещению. Хорошо все-таки преподавателям - таких длинных отпусков ни у кого больше нет. А теперь за лето можно успеть и переехать.
Марго всегда мечтала о Калифорнии, и если бы она не поддержала идею о переезде, Энтони с его педантичностью еще долго бы выбирал и примеривался и продолжал бы работать в ненавистном университете. А как легко обоим стало, когда решение было принято! Но вот дети - им труднее. Бросать друзей. У 18-летнего Дэвида уже не только друзья, но и подружки, ну а за Сьюзен Марго спокойна. У Сьюзен счастливый характер, она всегда на подъеме, всегда чем-то вдохновлена, у нее душа художника, даром, что дочь математика. Хотя, постойте, ведь и Марго художник, хоть и бывший. Сколько она за семь лет работы, пока не родилась Сьюзен, сделала прекрасных проектов. Босс очень сокрушался, когда она уходила из студии. "Пойдите, говорил он ей, погуляйте по тем прекрасным уголкам в городе, что выстроены по вашим проектам, и если ваша профессиональная гордость позволит вам все это бросить, я готов съесть собственную шляпу!" На свою профессиональную гордость Марго махнула рукой - ребенка надо было няньчить, - а шляпа босса... С ней, думается, все в порядке.
Мяу-у!
Ну, конечно, Джози обязательно напомнит о себе.
- Что, опять нарушили твой режим? Не покормили? - Марго погладила кошку, выписывающую восьмерки вокруг ее ног. - Сейчас пойдем вниз, сейчас.
Как я буду это все складывать, думала Марго, оттирая фотографии от пыли. Где покупать коробки? Как упаковывать? И вдруг она посмотрела на кошку.
- Джози! Умница! Ты мне подсказала! Мы сделаем так же, как сделала твоя хозяйка...
Это было уморительно смешно.
Когда три года назад они с Энтони, выбирая жилье, впервые пришли в этот дом, им явилась такая картина: посреди ливинга на табурете сидит старушка-хозяйка с огромной вазой на коленях. Вокруг на полу - горы вещей, все шкафы открыты, все ящики выдвинуты. Снует бригада грузчиков и упаковщиков. Один сидит на полу и в мгновение ока изготавливает коробки: лист картона хвать! - раз-раз! - согнул, сложил, закрепил, коробка готова. Второй лист - хвать, третий... Но смех был в том, что в каждую пустую коробку сначала запрыгивала... кошка, и чтобы вытащить ее оттуда упаковщику приходилось хорошо попотеть - кошка царапалась, упиралась, выла. "Протест против переезда! - шепнул тогда Энтони. - Уж не решила ли она остаться с нами в этом доме?!" И как в воду глядел: когда контракт к общему удовольствию был подписан и они стали прощаться, старушка объяснила свою печаль - она переезжает в Аризону к дочери, а та не выносит кошек! "А как ваша кошка узнала об этом?" - попытался Энтони смягчить страрушкину печаль, но та не поняла шутки. Короче, Джози добилась своего, и, несмотря на сопротивление Энтони, правда, вялое, осталась королевой в доме. "Был бы кот, всю неделю ворчал он после переезда, а то кошка, на что мне кошка?" А спустя месяц они оба стали закадычными... нет, не друзьями даже, а прямо-таки влюбленными!
Джози, определенно скучавшая в тихой одинокой заводи своей старой хозяйки, теперь буквально расцвела в обществе двух мужчин в их доме. Дэвида она, правда, быстро бросила обольщать - пятнадцатилетний оболтус, каким он был в то время, ничего интересного в общении с кошкой не находил, а вот Энтони... Тут Джози, учуяв его мягкость и отходчивость, его педантичность в быту (она и сама была такой, любила, чтобы все, что люди должны делать для нее, делалось вовремя - режим есть режим!), свила из Энтони чудную шелковую веревку, пустив в ход все свое обаяние и пушистость. Стоило ему протянуть уставшие ноги, она оказывалась на его коленях, исполняя приятным меццо его любимую арию "хурр-мурр", стоило ему сесть за компьютер, она неслышно взлетала на стол и растягивалась во всю свою серебристую красоту на сканере, и легким, ненавязчивым, но достаточно настойчивым - для понимающих людей, разумеется, - постукиванием хвоста просила зажечь и направить на нее тепло настольной лампы. Любовь их росла с каждым днем, даром что Марго не проявляла ревности! Она и сама обожала кошку, но все таки это Энтони, а не Марго называет Джози "моя сизокрылая"...
От тишины в доме я раскисаю и пускаюсь в воспоминания, подумала Марго. Разумеется, раз мы начнем новую жизнь в Калифорнии, я не буду больше домохозяйкой, пойду работать. Что такое 40 лет!? Еще как всех обояю на интервью!
Боже мой, как Энтони провел интервью в новом университете, и смех и грех! Когда он вернулся из Лос-Анджелеса и стал подробно рассказывать ей в лицах, она то замирала от страха, то падала со стула от хохота. В гостинице он жил один, значит, никто его не оглядел перед выходом, никто не проверил галстук, никто не смахнул пылинки с плеча - и что вы хотите? Конечно, он выглядел препаршиво. И при этом как всегда опаздывал, плюс еще таксишник подвез не к тому входу в здание. И вот Энтони решается для сокращения времени, не объезжать снова мили вокруг здания, а бежать через палисадник напрямик к нужным дверям. И в каком виде он прибегает? Ни один человек не позволил бы себе и на порог показаться таким "красивым", не то чтоб на интервью явиться! Грязные, заляпанные ботинки, сбившийся галстук, растегнутый пиджак, мокрые прилипшие волосы на лбу и прерывистое со свистом дыхание... словом, тот еще соискатель. Но Энтони - для него нет ничего святее умной беседы с коллегами, ведь он приехал поговорить с коллегами, а его внешний вид? - кому это интересно! И Энтони покорил всех раздумчивыми остроумными ответами, и прошел конкурс, и получил ссуду на переезд. Ведь это ее Энтони, ее любимый Энтони.
Ой, господи! Ведь от него все еще нет звонка! Как я забыла, растяпа! Марго побежала по летнице вниз. Но чего я жду? Ведь я могу и сама набрать номер.
Схватила трубку телефона. Набрала номер. Слава Богу, зуммер, значит, его телефон заряжен, работает. Ну, отвечай же, отвечай, уже сколько, полтора часа прошло, если не больше. Уже и багаж и такси давно взял, уже и приехал в гостиницу, наверное. Сроду он не забывал звонить, когда уезжал, уходил, отлучался. Нет, не берет трубку... Странно. Иногда он просто на нервы действовал, когда сто раз просил прощения, если вдруг забывал позвонить. "Ты волновалась, Маргошечка? Ну, прости, Маргошечка!" Весь вечер мог бубнить, зануда.
Марго открыла банку для кошки, для его "сизокрылой". Нет, это невыносимо, вот так сидеть и ждать звонка. Делом надо заниматься.
Она снова поднялась в кабинет Энтони. Машинально, по второму разу, обтерла три фотографии на стене - их свадьба, Дэвид в прыжке перед баскетбольной сеткой и Сьюзен в обнимку с силиконовым дельфином в их домашнем бассейне. Снова зачем-то открыла компьютер. Джози мгновенно, как по волшебству, возникла перед экраном (когда успела, ведь она там, на кухне только что уминала еду), изогнулась, ожидая привычное поглаживание по спине, прошлась хозяйским шагом к сканеру, постояла в раздумьи и спрыгнула.
- Да, милая, это не твой обожаемый господин, это всего навсего я. Не хочешь сидеть здесь, не надо.
Компьютер вдруг блямкнул тоненько - прибыла почта!
Марго открыла e-mail, нажала на строчку с адресом Энтони. На экране появилось письмо.
Дорогая Марго!
Ты ждешь звонка,я знаю, но я решил написать тебе - так нам обоим будет удобнее. Я должен сообщить тебе нечто кардинально важное.
Я не вернусь, и ты не приедешь ко мне.
Пять часов самолетного времени поменяли мою жизнь - я встретил женщину, которая теперь останется со мной навсегда.
Прости, но это судьба.
Ты мой родной человек, мой друг, но наша жизнь и любовь исчерпаны, катятся под гору, чтобы не сегодня-завтра окончательно увянуть и рассыпаться. Перспектива ужасная. Но я, оказалось, еще способен на живой огонь - молодость моей новой подруги зажгла меня, и я решаюсь на новую жизнь.
Прости меня и пойми, моя Маргоша!
Дети наши выросли, но, разумеется, я буду платить до их совершеннолетия. Документы на развод я высылаю немедленно.
Энтони.
...Сколько прошло времени - три минуты или три часа?
Марго смотрела и смотрела, вглядывалась и вглядывалась в каждую строчку, как будто под ее взглядом буквы могут переставиться и получится другой текст. Она пытаясь услышать голос Энтони. Как бы он это произнес - "увянуть и рассыпаться"... "молодость моей подруги"... "документы на развод"... За 22 года их счастливой жизни ему не приходилось произносить вот именно эти слова, и наверное, если бы он говорил это по телефону, голос бы его дрожал...
Энтони... Марго вылезла из-за рабочего стола столетней старухой.
Доплелась до дивана, упала лицом вниз и замерла. Ей показалось, что она приняла хорошую дозу смерти.
... Прошел месяц, еще месяц, еще. Ничего не менялось. В мутной голове Марго по-прежнему звучал голос Энтони "увянуть и рассыпаться", перед глазами медленно текли 17 строчек его письма, в пустой душе царило холодное отсутствие.
Утро, день, вечер - ей было все равно. Она передвигалась по дому, шаркая шлепанцами, автоматически умывалась, готовила детям завтрак, пылесосила карпет, натирала до блеска свою лестницу. И весь день потом лежала на диване лицом вниз.
Сьюзен и Дэвид наперебой пытались ее отвлечь, рассказывая о своих успехах. Дэвид без труда поступил в колледж и теперь готовился к переезду в кампус, о Сьюзен и говорить нечего - школьные учителя не могли на нее нахвалиться. Но именно Сьюзен, 14-летняя непоседа, занятая сверх головы важнейшими делами - школьные выставки, встречи, пикники, вечеринки - стала беспокоиться.
- Мам, ты не заболела, мам? - спрашивала она Марго.
Та качала головой.
- У тебя что-нибудь болит, мам? - снова - через день, через неделю - приставала Сьюзен.
Как Марго могла ей объяснить, что да, болит. Нестерпимо, невыносимо болит душа. Обида душит горло. Хочется упасть под грузом этой обиды. Дать разорваться сердцу. Освободится от больной души. У нее болит душа, она душевно-больная...
Всем своим открытым сердцем Сьюзен возненавидела когда-то обожаемого отца, и слезы сами собой наворачивались на глаза, когда она видела по утрам медленно выползающую из спальни сумрачную Марго.
- Мам! А давай пойдем в субботу на "Blue Mеn" - они приезжают с новой программой.
- Не хочется, доченька...
- Тогда просто поедем на шопинг. Знаешь, на нашей плазе открылся новый ирландский магазин.
- Не хочется...
Что теперь для Марго ирландский магазин, что для нее поход в театр? Подписывая разводное свидетельство, она подписала согласие
умереть, увянуть, рассыпаться. Человек, который составлял для нее радость, смысл, был для нее светом и воздухом, улетел от нее радовать и освещать другую жизнь, не ее. Ей досталось теперь существование, а существовать можно без театров и шопингов.
Но умная девочка Сьюзен решила не сдавать маму.
Однажды она полезла в гараже на чердак - если сильно согнуться, можно было пройтись по чердаку от окна до окна, с севера на юг, и чего только не встретить на пути из заброшенных ненужных вещей.
Тщательно порывшись и надышавшись пыли, она все-таки нашла мешок, который искала. Это были чертежи и планшеты с мамиными проектами. Сьюзен тихонько пронесла их в свою комнату, расправила - разгладила и увесила ими все стены. И комната словно осветилась и расцвела - гуашь нисколько не поблекла, краски сияли во всей прежней красе.
Когда утром Марго вошла сюда, она обмерла. Ее работы... Она медленно переводила глаза от одного планшета к другому. Боже! Неужели это все было когда-то? Неужели в ней было столько энергии, столько рождалось идей! Она могла встать ночью и все переделать заново. Она могла придумать три, пять вариантов решения одной задачи. Ее дизайн хвалили, ругали, оспаривали, но в итоге всегда принимались все ее предложения. Она помнит, как пышно о ней писали в отзывах...
Постой, постой, сказала вдруг себе Марго и сняла один планшет со стены. Так и есть, сложенный трубочкой листок бумаги был крепко втиснут между рамой и ватманом. Марго развернула его - это была газетная рецензия на проект парковой зоны на месте снесенного трущобного района. "Этот парк спроектирован для подлинного отдохновения. Пространство, созданное воображением художника, буквально манит к себе. И сочетание красок: голубое небо, зеленая трава, серебристые водоемы, и реконструированный ландшафт: террасы, дорожки, склоны, и изящество деревянных построек, прячущихся среди деревьев - все это чудно радует глаз. Мягкая ритмика света и тени, удачное чередование вертикальных и горизонтальных линий, незаметные переходы от открытых пространств к уединенным закрытым зеленью уголкам - так автор создает атмосферу тихого райского оазиса, возникшего вдруг в противовес грохочущему рядом брутальному ритму мегаполиса..."
Вечером за ужином хитрая Сьюзен стала распрашивать про каждый рисунок, про каждый чертеж - кто заказал проект, для какого места, где построили. И Марго втянулась, объясняя подробности, перевешивая планшеты: ты все перепутала - видишь, это тот же парк, только вид сверху!
- Мам, а как называется твоя профессия? Ты - конструктор парков? Садо-строитель? Или ты - сквер-ный художник?
Сьюзен заразительно захохотала и Марго, к своему удивлению, от души рассмеялась тоже:
- Может, я и сквер-ный художник, но у меня диплом ландшафтного архитектора. Ты же знаешь.
Они вместе стали снимать листы со стен, сворачивать их в рулоны, и в этот вечер впервые за год, если не больше, настроение у Марго изменилось. Рулоны она сложила в специальный широкий тубус, стоящий у рабочего стола в кабинете Энтони, убрала фотографии со стены, и в первую очередь снимок их свадьбы, и два самых эффектных акварельных планшета повесила на это место. Вот теперь все правильно, подумала она.
Однажды Марго наткнулась в комнате дочери на необычные отпечатки. Они рядком лежали у нее под толстым стеклом на столе. Марго знала, что у Сьюзен есть принцип оценивать свою работу: вновь сделанные снимки помещались сначала на столе и проходили проверку временем. Если они не надоедали, на них хотелось смотреть, держать перед глазами, значит, это были стоящие фотографии.
И вот - новая серия. Какая-то запущенная безлистная рощица, размытый берег ручья с поникшими над ним деревьями, убогий почерневший сарай с отсутствующей крышей - ни человека, ни птицы,
опустошенная покинутая людьми земля.
И Сьюзен объяснила. В прошедшие каникулы их повели в Ботанический сад, все потянулись за экскурсоводом, а она со своей камерой побрела сама, куда глаза глядят - задумала сделать несколько крупных планов раскрывающихся бутонов. "Знаешь, чтобы прямо... каждую жилку, каждую щетинку увидеть!" И вот, набрела на этот брошенный угол, на эту поникшую природу, на эту печаль.
- Жалко, правда? И грустно. А все равно - красиво, правда, мам?
- Тебе нравится мертвая природа? Мне кажется, все, что связано с гибелью - некрасиво.
- Да? А пирамиды египетские? Это же тоже - про смерть, гибель! - жарко возразила Сьюзен. - А мумии? А старинные надгробия? Это ведь все красиво.
- Но пирамиды и надгробия - не разрушение, а созидание. Они созданы человеком, это искусство, творчество. А спиленное дерево, запущенный сад, заброшенный берег - это разрушение. - Марго снова склонилась над снимками. - И это надо исправлять!
Она уже знала, что будет делать дальше.
...Сотрудники Ботанического Сада почти перестали удивляться частым визитам этой молодой, гладко причесанной, светлоглазой женщины. Пару раз поначалу она приходила вдвоем с дочкой, а потом стала появляться одна, и всегда отказывалась от сопровождающего.
И вот теперь она напросилась на встречу с директором Сада.
К ней вышел высокий хорошо одетый мужчина, чуть-чуть сутулый, но зато очень-очень усатый - таких бурно расцветших усов Марго никогда не видела - и надев на лицо полагающуюся улыбку, слегка склонился, подойдя к ней, как бы приглашая ее первой произнести нужную фразу.
Она произнесла:
- Вы - мистер Троттс? Директор?
- Я не мистер Троттс и я не директор. Пока. Я - мистер Роберт Робертс. Простите, но вот такое у меня имя. Зато легко запомнить. И я заменю вам директора, надеюсь...
- Н-н-нет, - разочарованно протянула Марго. - Нет, мой вопрос мне нужно решать с директором.
- Тогда не смею настаивать, - изображая легкую обиду, сказал Роберт Робертс, изящным жестом погладив сначала один ус, потом другой и заодно и шевелюру тоже. - Директор будет доступен через неделю.
Марго пришла через неделю. На этот раз у нее уже была договоренность о встрече и потому она пришла нагруженная, с большой папкой, полной эскизов.
Однако, во дворик офиса к ней снова вышел все тот же мистер Робертс.
- Да не огорчайтесь вы так! - он широко и заметно искренне улыбнулся ей, видя вытянувшееся ее лицо, - Наоборот, вы должны радоваться при виде меня - только мне разрешается прерывать мыслительный процесс нашего уважаемого директора и приводить к нему гостей. Пойдемте, я провожу вас в его обитель.
Даже волнуясь и нервничая - она ведь пришла, по сути дела, наниматься на работу! - Марго заметила, как симпатичен ей этот чудаковатый усач с его чудаковатыми манерами. Он как будто намеренно театральничал, сбивая пафос ситуации - подумаешь, разговор с директором!
- А куда мы идем? - спросила она, не поспевая за его широким шагом.
- В башню из слоновой кости! В крепость рыцаря науки! - он обернулся к Марго: - Мы идем в старый милый флигелек, где сидит наш старый милый директор и... разгадывает старые неразгаданные тайны природы.
То ли действительно дорога к флигелю была столь длинной, то ли ее такую длинную сделал мистер Робертс, но шли они долго и за время пути как-то сам собой развязался разговор. Марго с несвойственной ей, вроде бы, откровенностью призналась, что несет директору эскизы перестройки запущенного угла в их Саду, а от мистера Робертса узнала о директоре все, что ей полезно было знать. Мистер Троттс, оказывается, действительно ученый с большим именем, он и биолог, и химик, и ботаник, автор сотен интересных исследований, он и трудолюбив, и не карьерист, и дружелюбен, и все было бы хорошо, если бы он обладал еще - хоть чуть-чуть - административной жилкой. Но - нет! Он с легкостью разгадает причину гибели нижних листьев у циперуса или появление рваных краев у диффенбахии, стоит ему только одним глазом взглянуть на растение, но ничтожный вопрос с покупкой сетки от прожорливых кроликов он растянет на месяцы. И в конце концов поручит это дело и тысячу других подобных дел ему, мистеру Робертсу. Чем мистер Робертс занимается? Он график, и у него своих задач по горло. Весь графический фирменный стиль их Академического Ботанического сада - на нем, а вы, милая Марго, наверное понимаете, что это значит! Всю визуальную коммуникацию от проходного билетика до громадного постера на входе, от бланка для писем и до указателей на дорожках сада - все это дело его рук и мозгов его компьютера. Впрочем, мы уже пришли, милая Марго - вот флигель директора.
У порога флигеля стоял и сам директор.
На фоне крупного, яркого, живописного мистера Робертса мистер Троттс сильно проигрывал - Марго увидела субтильного, бледного, как бы хорошо постиранного и сильно от этого полинявшего человечка. Правда, с располагающей улыбкой.
Он протянул сухонькую ладонь навстречу руке Марго, слегка пожал ее и коротким жестом пригласил... нет, не зайти в подъезд, а пройти к скамейке под деревом.
- Не возражаете, мы здесь побеседуем с вами, миссис...
Марго назвала себя и села рядом.
Мистер Робертс, правильно поняв жест директора, молча кивнул и повернул в сторону офиса, не забыв сначала незаметно и ободряюще подмигнуть Марго.
Удивлению директора, казалось, не было предела. Следуя мыслями за сбивчивым рассказом Марго о превращении загаженного уголка в их саду в цветущий рай, он все выше и выше поднимал свои выцветшие брови. Как, зачем, кому это надо? - говорили его брови. Из разложенных на скамейке эскизов он брал один за другим, близко подносил к глазам и, качая головой, осторожно клал обратно. Когда перебрал все, он уставился на Марго, и долго глядел на нее, не мигая. Наконец отвел взгляд и надолго задумался, чуть покачивая головой, как бы в такт своим размышлениям.
Марго поняла - это полный и окончательный провал. Директор явно не понимал, чем и зачем ему морочат голову.
А тот продолжал молча сидеть, уставясь теперь в траву.
Что же ей делать, что надо говорить, как поступить? Попрощаться и уйти? Марго готова была зарыдать.
Вдруг директор стал все ниже и ниже опускать голову. Наконец, он наклонился и... сорвал травинку.
- Четырехлистный клевер! Такая редкость! Ботаническая реликвия. Как я не видел его здесь раньше, я же часто сижу на этой скамейке. Это все - вы! - Директор повернулся к Марго. - Вы счастливица! И талантливый специалист. Пойдите теперь к мистеру Робертсу и пусть он покажет вам ваше рабочее место.
Теперь Марго готова была зарыдать от счастья.
- Да? Вы серьезно? Да? - лепетала она, запихивая листы в папку, - Мы будем это делать? Вам понравилось?
- Идите, идите, - повторил директор.
Марго стала пятиться, все еще не веря ушам своим, потом повернулась и буквально побежала.
- Стойте!
Боже! Он обманул. Все неправда. Она обернулась.
- Возьмите, он ваш. - Мистер Троттс протягивал ей клевер. - Ваш сегодняшний сувенир. Найдите в энциклопедии и почитайте про четырехлистный клевер.
Директор улыбнулся ей - глаза его при этом стали совсем щелочками - и, тяжело поднявшись со скамьи, пошел к флигелю.
Господи, какой он оказывается милый, добрый, умный!
Мистера Робертса она увидела еще издали. Он стоял, прислонившись к двери офиса и держа мобильный телефон у уха. Широко улыбаясь, он слушал кого-то и непрерывно кивал, как бы охотно соглашаясь с говорившим. При этом неотрывно смотрел на Марго. Потом захлопнул крышку телефона.
- Ну!? Что я говорил?
- А что вы говорили? - удивилась Марго.
- Я говорил, что с сегодняшнего дня ваша жизнь изменится... Да, да, я именно так вам и говорил... По крайней мере, я так думал! И что вы станете моей... моим коллегой. Пойдемте, я покажу ваш кабинет.
Вот артист! - весело подумала Марго, - какая прозорливость! Да это же директор уже позвонил.
Она еле поспевала за широким шагом "своего коллеги".
Мистер Робертс посадил ее за стол, убрал какие-то папки, принес компьютер, позвал двух сотрудников, мужчину и женщину, инженера и бухгалтера, представил им Марго, принес кучу справочной литературы об их благословенном заведении, рабочий план на полугодие...
"Это все на завтра, будете читать, входить в курс" - сказал он, "а сегодня..." - сказал, "а сегодня я бы на вашем месте ушел на радостях домой, праздновать победу!"
И - ушел сам, как будто ему самому надо было спешить праздновать какую-то свою победу.
Весь оставшийся день Марго потратила на приведение в порядок одежды - шутка ли, целый год сидя дома, она не прикасалась к вещам, ничего не покупала, носила, что попадалось под руку. Теперь срочно надо было сообразить пять вариантов костюмов - на первые пять рабочих дней. Детям за ужином она коротко рассказала, что нашла работу, пока не ясно, правда, на какой срок и с каким доходом, но, главное, по специальности. И недалеко, добираться можно автобусом, так что "Тoyotа" остается за Дэвидом.
Уже ложась спать, Марго вспомнила, что там, в Саду, этот милый смешной директор подарил ей веточку клевера. Она там в кабинете и осталась, засохла, наверное. А ведь, действительно, надо почитать!
Она не поленилась, поднялась в кабинет Энтони, включила компьютер. Открыла "Google".
" Клевер луговой", нашла наконец Марго в Википедии. "Лекарственное многолетнее травянистое растение семейства бобовых". Так. Ну и что? Рост... Соцветия... Корни... Вот: "Листья клевера - тройчатые, отсюда его народное название - троица. Однако встречается, весьма редко, четырехлистный клевер, с которым в народе связаны особые приметы.Вот некоторые из них.
Четырехлистный клеверносят при себе, чтобы избежать душевного расстройства. Он помогает преодолеть депрессию, укрепляет духовные силыи веру в себя. Этот редкий вид клевера может привести к добрым переменам, к деньгам или иным сокровищам. Если двое людей найдут и сохранят четырехлистный клевер, есть возможность, что к ним придет любовь..."
Марго усмехнулась себе под нос, выключила компьютер и отправилась в спальню.
Впервые за год - или уже больше? - она с легким сердцем легла спать.
События на ее новой работе стали развиваться стремительно. Или это сама Марго подсознательно толкала себя вперед, вперед - словно где-то внутри нее стала раскручиваться сидевшая в ней энергетическая пружинка, сжатая до сего времени, стиснутая тяжелой обидой.
К Марго приставили трех помощников. Обмер площади нового парка, калькуляция, оформление заказов на садовую мебель - все это Марго отдала им на откуп, сама же взялась за детальную разработку эскизов и чертежи. Еще трое рабочих были срочно брошены на расчистку заброшенного угла Сада.
Столь же стремительно стали развиваться и отношения с мистером Робертсом. Он нравился Марго все больше и больше, и ей все труднее становилось это скрывать. А вот мистер Робертс ничего не собирался скрывать, по крайней мере после рабочего дня. Он ставил свой "Chevy Malibu" близко у входа, всегда первым уходил из офиса и садился в машину. Стоило Марго появиться в дверях, он выскакивал и театральным жестом приглашал сесть. А потом запутанными кругами крутил и крутил, объезжая вполне короткий путь до автобусной остановки - Марго старалась выдерживать принцип: она ездила домой только автобусом.
А потом и эта игра закончилась и принцип был забыт. И случилось все потому, что мистер Роберт Робертс побывал у Марго дома, в гостях. Два-три раза. За эти два-три раза Сьюзен быстро превратила его в Роб-Роба, вежливо, но с немалой долей кокетства испросив на то разрешение. Они очень друг другу понравились, Сьюзен и Роберт. (Дэвид пока не был приобщен, он жил в кампусе). Словом, Роб-Роб "пришелся к дому".
Может быть, это и растопило захолодевшее сердце Марго, но только теперь она окончательно почуствовала себя живой. Она была наполнена жизнью, и была, оказывается, желанной.
Роберт был ей интересен, он ее смешил всякими выдумками, она читала в его глазах ласку и тепло. У него была привычка обозначать все аббревиатурой. Например, она сама для него была НЛО. И, представьте, вовсе не Неопознаный Объект, а НеЛенивая Особа. Это -за трудолюбие. С каждой их встречей вне службы, - чаще всего на концертах в Равинии - Марго узнавала о его жизни новые интересные подробности.
У них с младшим братом было большое РД, родовое гнездо. Огромный трехэтажный дом, поделенный пополам, с двумя торжественными подъездами в колониальном стиле. У брата - семья, жена и трое детей и СС - собачья свора (три собаки: каждая следующая собака приобреталась по мере рождения следующего ребенка). У Роберта тоже когда-то была жена, детей не было.
До глубокой осени Марго работала как заведенная. К первому снегу были закончены все земляные и строительные работы - проложен мост через ручей, построена ротонда, обнесенная кружевным стальным забором, создана хитрая водопроводная система "фонтан-водопад". Новый парк приобрел здоровый и изящный вид, во всем ландшафте не хватало только зелени. Но это будет "исправлено" ранней весной.
Зимой Марго переключилась на интерьерные проблемы и, кстати, стала помогать Роберту в изготовлении выставки в трех внутренних галлереях. Это была новая затея Роберта, на которую директор неожиданно согласился очень быстро - видимо сам устал от своих долгих дум над каждым новым шагом. Предстояло изготовить большие
печатные панно ("живопись должна быть бо-о-льшая", говорил Роберт) с изображением самых редких растений их Сада. Они оба работали вдохновенно, увлеченно, шумно обсуждая спорные моменты. Роберт по сто раз в день восклицал "а давай сделаем..." и безостановочно придумывал новые варианты. Марго не отставала от него, а все таки и размеры панно, и принцип их размещения по цветовой гамме, и фактура рам - все в итоге было сделано по ее идее.
Наступило Рождество, любимый праздник Марго.
Она знала, что Роберт задумал пригласить ее к себе домой, говорил что-то о домашних привычках, о ТСТ. Кстати, она сплоховала на этот раз - не сразу разгадала что такое "ТСТ", хотя давно уже поднаторела в этом деле. Оказалось - торжество семейных традиций. То есть, намекал на ужин в кругу семьи, но она поспешила его опередить:
- Знаешь, Роб-Роб, у меня есть другое предложение...
Он вскинул брови и взялся усердно накручивать ус на палец, демонстрируя глубокую сосредоточенность. Потом сказал:
- Любое твое предложение я принимаю. Я знаю, тебе не очень хочется в наше шумное гнездо. Сидеть за столом и пытаться вытащить ноги из-под навалившихся на них наглых псов. Что ж! Я с радостью приму любое твое предложение, даже если оно будет сопряжено со смертельной опасностью, или, что еще хуже - со смертельной скукой. Но и ты должна сделать то же самое.
- Что же?
Он засмеялся.
- Да не пугайся ты так заранее! Ты должна со счастьем в глазах принять мое предложение.
И он протянул ей крохотную бархатную коробочку.
Марго затаила дыхание.
Кольцо! Нет, два кольца! Два тоненьких золотых обручальных кольца.
На подготовку свадьбы ушли какие-то две недели. Это была малолюдная, но веселая и теплая компания. Краем глаза Марго с удовольствием отметила, что к концу этого ресторанного праздника
Дэвид и Сьюзен как прилипшие тесно сидели по обе стороны от Роберта и все трое безудержно над чем-то хохотали...
Спор о том, в какой дом им поселяться, шел еще очень долго и после свадьбы. Марго выдвигала аргумент: Джози захочет остаться в своем доме! На что Роберт невозмутимо отвечал: и правильно - я всегда уважал две главные в женщине черты, верность и домовитость. И итоге
Марго привезла к Роберту немного своих вещей, хотя и приговаривала при этом: временно! временно! Буду еще думать, и присматриваться...
И однажды утром Роберт торжественно заявил.
- Значит, так. Ты продолжай присматриваться, а я должен срочно помочь своему дому из пристанища превратиться в жилье.
Марго не поняла:
- Как это?
- Ты не видишь разницы между пристанищем и жильем? На мой взгляд, пристанище - это как маска трагика: брови вниз, уголки рта вниз. Знак минуса, понимаешь? Утраты. Пристанище - это угол для печального одинокого путника, несчастного неудачника. А жилище! Когда человек строит жилище - его глаза горят, на лице улыбка. Знак плюс. Жилище - для будущего, для удачливого счастливца!
- Для счастливого дурака, ты хочешь сказать.
- Да, Да! - Роберт даже обрадовался. - Для двух счастливых дураков! И именно поэтому мы немедленно приступаем к ВР!
- ВР - это Важное Решение?
- Не угадала.
- Это... Внутреннее Расследование...
Роберт снова покачал головой и показал Марго листок бумаги с каким-то длинным списком. Взглянув на первую же строчку, Марго всплеснула руками:
- ВР - это Великий Ремонт!
- Наконец. Ты вот читай список и накладывай резолюцию, а я пойду звонить мастерам. А вот эти книги нам надо завтра же отнести на работу - я утащил их, когда готовил выставку.
Марго подошла к столу, машинально раскрыла верхний том из приготовленной груды. "Флора. Энциклопедический словарь". Пролистала и наткнулась на вложенную в середине книги высохшую белесую веточку с четырьмя красиво вычерченными природой листочками на тонком стебельке. Она рассеянно вертела ее в руках, когда вошел Роберт.
- А! - он осторожно взял у нее веточку и положил ей на ладонь. - Ты, конечно, не помнишь. А ведь это четырехлистный клевер. Сколько уже прошло, полтора года? Ты тогда вернулась после беседы с директором и по неведению просто бросила это чудо природы небрежно на стол. А я засушил его, я - то знал, что ты с собой принесла в мой кабинет светлое будущее!
- Скажешь тоже...
- Именно. А знаешь, что в народе говорят о четырехлистном клевере? - Роберт взял Марго за плечи и развернул к себе лицом.
- Знаю, знаю.
- Нет, не знаешь. В народе говорят, что все женщины в общем похожи друг на друга, все - одинаковые, как листья обыкновенного тройчатого клевера, но встречаются - о-о-очень редко! - особые, духовно богатые натуры, женщины-жемчужины, сокровища, как четырехлистный клевер. Как моя Марго!
- Опять издеваешься надо мной. Не выдумывай! - Марго попыталась вывернуться из-под его рук. И вдруг ей в голову пришла мысль: сейчас спрошу! - Роберт, скажи, ты ведь никогда не рассказывал... А какая была твоя жена?
Роберт слегка отступил назад и, приглаживая усы, с легкостью ответил:
- Пожалуйста! Расскажу! Какие тут могут быть секреты? Моя жена была необыкновенной женщиной. Впрочем, почему - была, она и сейчас где-то там есть, точно, не знаю, где. Она уехала. Она - стопроцентная, двестипроцентная женщина, но когда мы расстались, я вздохнул и почувствовал, что кошмар кончился и я стал счастливым человеком.
...Я был самым молодым преподавателем на факультете живописи и графики, вел лабораторную практику. Здание нашей лаборатории стояло на территории кампуса соседнего факультета - музыки и балета.
И мимо моих окон часто, щебеча и порхая, пробегала стайка студенток этого факультета. Она порхала легче других и щебетала веселее других. У нее была медно-рыжая грива, перехваченная прозрачной зеленой косынкой со спущенными на грудь длинными концами, талия - тоньше и гибче, чем у трепетной лани. А глаза - хочешь верь, хочешь не верь - постоянно меняли цвет от светлой лазури до густого изумруда. Ну, какой дурак не поймается на такую нимфу! Дураком был и я, и был им долго-долго, года три, когда наконец, не сделал совсем уж дурацкую ошибку - не скрепил наши отношения брачной печатью. Я тогда думал, что этим я крепче привяжу ее, что она перестанет себя чувствовать столь независимой. Но она продолжала и в браке порхать, менять цвет глаз, жить как жила. Без руля, без ветрил, без морали. Неискушенный гражданин мог бы сказать о ней, - с первого взгляда, - что она игрива, рассеянна, бескорыстна, мечтательна. То есть - чудо. А я, с пониманием дела, говорю, что она зла и рассчетлива, беспардонна и бессовестна, притвора и лгунья. Прибавь сюда безудержную зависть. При тонкой изящной внешности в ней спал, но иногда просыпался злобный и завистливый носорог, готовый растоптать любого, кто мешает идти к цели. Не знаю, был ли у нее какой-то талант, но она постоянно сдавала какие-то экзамены, пробовалась, прослушивалась. Как я догадался позже, ее талант состоял в том, что она беспочвенно верила в свой талант. Дома она не занималась домом - она же была нимфа! И вообще, домой она лишь "заглядывала", а настоящая жизнь проходила где-то там, в богемных краях. То ее ждут в ансамбле, то она приглашена в танц-группу, то будет пробоваться как модель. Сегодня она не приехала домой, потому что заночевала у подруги, завтра она забыла мне перезвонить, потому что срочно уехала на отборочную комиссию. А мужчин, которые, конечно, роем вились вокруг нее, она делила на партнеров и... носильщиков. "Ну, он же просто носит мой сак!" - говорила она про каждого нового ухажера. У нее действительно была огромная сумка, напиханная несметным числом запасных туфель, тапочек, платьев и юбок. Я мучался, подозревая в каждом носильщике и в каждом партнере - любовника. Я вечно искал ее по подругам, звонил знакомым, не находил нигде и только боялся сам себе признаться, что давно уже хожу в рогоносцах и весь свет надо мной смеется. Но доказательств ее неверности я не находил - ее изворотливости хватило бы на сто других женщин.
Вместо пяти лет она проучилась семь, водя меня за нос, что вот-вот поставит свой номер, что у нее новый классный партнер. При этом в глазах сверкали зеленые искры и нежные щеки горели недобрым огнем. Но срыв следовал за срывом, она честила всех подряд - где только такой злобный лексикон прятался? - пихала наших собак ногами, шипела, как змея и лила слезы. И бросалась мне на грудь, и обвивала своими кудрями мою шею, и я в очередной раз поддавался, как последний трус и слепец.
К дому я ее так и не приучил, говорить правду заставить не смог, и безнравственную ее натуру не переделал. И в конце концов получил обухом по башке.
В одно прекрасное утро я проснулся от нахлынувшего на меня аромата, как будто перед носом провели пробной бумажкой с духами. Это она наклонилась надо мной, надушенная, свежая, легкая, чмокнула в щеку. "Я побежала!" Хлопнула дверью. А через минуту - звонок. Беру трубку, брат говорит, что сейчас заглянет ко мне. Я встал, умылся, а на сердце вдруг непомерной тяжестью навалилось черное подозрение. Сейчас брат расскажет мне что-то неприятное. Про нее. И брат рассказал. После чего мне захотелось... умереть! Исчезнуть. От досады, от горя, от несправедливой судьбы.
"Она пришла вчера ко мне, - рассказал брат. - Ты знаешь, жена с детьми сейчас во Флориде. Вздыхала, стонала, даже смахивала слезу - и так красиво, стерва, (прости) откидывала волосы со лба...Спрашиваю, в чем дело. Пожалей меня, говорит, меня никто не понимает и - пошло, и поехало. Жаловалась на скуку, на полосу неудач, и на тебя, дурака, не умеющего ее как следует утешить. Нет, ты понял!? И все вертелась и увивалась вокруг меня, обнимала за плечи, говорила, что хочет попробовать чего-то новенького. И наконец, элементарно схватила за руку, потащила в спальню и рухнула вместе со мной в кровать. Прости, брат, но я сделал то, что давно должен был сделать ты - от всего сердца надавал ей по щекам и вышвырнул вон".
Словом, по щекам я ей так и надавал, но - вышвырнул. Из дома, из жизни.
Мы развелись. После семи лет так называемой совместной жизни. Она пару раз неожиданно приезжала, забытые вещи какие-то забирала. Щебетала. Ни раскаяния, ни сомнения. Только высокомерие и самоуверенность. Но, наконец, уехала. Два года уже прошло. Написала мне письмо - а никто ее не просил! - что прощается с мной окончательно и навсегда. Что еще в самолете встретила человека, которого немедленно полюбила, и что он ее сразу оценил, не то, что я, олух неблагодарный. Что это достойный, серьезный и несмотря на солидный возраст обаятельный мужчина, правда женатый, профессор математики, которого пригласили в университет в Лос-Анджелесе...
Тут Марго буквально задохнулась от неожиданности.
- Как ты сказал? Профессор математики? Университет в Лос-Анджелесе?
- Да, так и написала, что он не мне чета, что он ее безумно полюбил, что он послал жене бумаги на развод, что они купят дом... Ой, Марго, думаю, достаточно про мою жену! А этого профессора математики, серьезного и солидного дурака, мне искренне жаль. А?