ОДИН ДЕНЬ ГАВРИЛЫ КОЛОБКОВА, ИЛИ СЛЕДСТВИЕ ВЕДЕТ ЛОПУХ
"В детективах сыщик - это приятный во всех отношениях человек: и умный, и грамотный, и красивый, и в чине большом. Да пускай даже и не в чине, и не сотрудник органов вовсе. Пускай... ну, хотя бы, обычная домохозяйка или там какая-нибудь студентка-дилетантка, это не суть важно. Важно то, что все эти выдуманные сыщики обязательно докапываются до истины! В жизни же, подчас, бывает все наоборот. Расследование проводит, к примеру, старлей лет сорока. Или, еще хуже, тупой как пробка юнец-стажёр, которому папа "купил" диплом. Уж этот точно заведет в тупик любое, даже самое очевидное и раскрученное дело..."
А. А.
Как-то раз прокурор района Иван Иванович Дубинин поругался в понедельник утром с женой и сгоряча решил проверить дежурную часть своего поднадзорного РОВД. Вскоре он, устроившись прямо за столом оперативного дежурного, уже что-то внимательно изучал в книге учета преступлений, то бишь КУПе. Дежурный явно нервничал. Периодически он бросал затравленные взгляды на дверь "обезьянника" и очень тихо матерился. По нему было видно, что что-то там не так...
- Ну что ж, ночь, как вижу, выдалась спокойной, - сказал Иван Иванович, захлопывая КУП. - Теперь заглянем в "обезьянник"...
Когда прокурор Дубинин увидел того, кто находился в камере, на него нашел столбняк. Там, в гордом одиночестве, укрывшись милицейским бушлатом, мирно храпел следователь прокуратуры Гаврила Колобков (теперь понятно, почему так нервничал дежурный). Придя наконец в себя, Дубинин набрал в легкие воздуху и заорал, что есть мочи:
- Колобков!!!
Колобков моментально вскочил. Спросонья он никак не мог понять, кто перед ним, а когда понял, тупо уставился на прокурора, и во взгляде его читалось полнейшее смятение.
- Может быть, вы объясните мне, как следователь прокуратуры оказался в "обезьяннике"? - спросил прокурор у дежурного.
- Иван Иваныч, я не виноват, он сам попросился туда, - затараторил тот. - Говорил, что все кабинеты в отделе закрыты и никого нет, а ему поспать захотелось. А что я с ним мог сделать? Следователь прокуратуры все-таки... накрыл вот только бушлатом...
- Он что, был пьян?
- Да вроде нет.
- Тогда ничего не понимаю. Колобков, ты совсем охренел?
- Нет.
- В таком случае объясни мне, дураку, почему ты улегся спать именно в "обезьяннике"?
- Больше негде было, а ключ от прокуратуры я потерял, сами знаете.
- Ладно, некогда мне тут с тобой возиться, - сказал Дубинин и посмотрел на часы. - В девять чтоб на планерке был как штык, а дальше разберемся.
После этого прокурор, не желая задерживаться в дежурной части ни секундой больше, повернулся и стремительно зашагал к выходу. Покидая дежурку, он специально для Колобкова, но так чтобы все слышали, громко произнес: "Стою на асфальте я, в лыжи обутый. Иль лыжи не едут, иль я е... й?.." и захлопнул за собой железную дверь.
Иван Иванович Дубинин был из тех, кто привык рубить с плеча, сначала он "отрезал", а потом уж только задумывался о последствиях. Возможно, в потаенных глубинах его души и было сокрыто нечто светлое, человеческое, но в обыденной жизни он был известен как исключительный самодур. Для прокурора Дубинина ничего не стоило унизить, оскорбить и втоптать в грязь подчиненного, при этом он испытывал прямо какое-то патологическое, садистское удовольствие. Примечательно, что в ранней молодости Ваня Дубинин мечтал стать артистом и даже посещал художественную самодеятельность при местном Доме культуры. Артист из него не получился, зато получился прокурор. Но даже по прошествии многих лет увлечение сценой не давало Дубинину покоя.
Была у него совершенно дурацкая привычка - проводить каждое утро планерки. Так вот, на них он разыгрывал целые мини спектакли, этакий кукловод в театре марионеток. Перед каждой планеркой Дубинин открывал свои журналы и искал повод, до кого бы "домахаться". В жертвы, как правило, попадали следователи - бедолаги, у которых всегда было что-то не так: то сроки нарушены, то выхода дел в суд нет и так далее и тому подобное. В тот понедельник, когда он обнаружил спящего в "обезьяннике" Гаврилу, "жертва" определилась сама собой.
Вообще-то прокурор Дубинин и следователь Колобков друг друга стоили, один как нельзя лучше подходил на роль "злодея", другой, соответственно, "жертвы". За девять месяцев работы в должности следователя Гаврила не направил ни одного дела в суд, рассмотрев пятьдесят материалов, - в десяти случаях незаконно отказал в возбуждении уголовных дел, а в пяти, наоборот, необоснованно дела возбудил. В результате его первичная аттестация была отложена до лучших времен, и это свидетельствовало о том, что он просто круглый идиот. Случай же с ночевкой в "обезьяннике" лишь дополнил и без того яркий портрет этого "неординарного" во всех отношениях молодого человека.
На планерку Гаврила опоздал.
- Разрешите? - робко спросил он, засунув свою взъерошенную голову в дверь кабинета прокурора.
- Войдите, Гаврила Фомич, - очень сухо сказал Дубинин.
Когда Иван Иванович Дубинин обращался к молодым подчиненным на "вы", да еще и по имени и отчеству, это означало лишь одно - прокурор разгневан до предела, хотя вида и не подает, пока... Но то ли еще будет! Поскольку Гаврила подошел к самому шапочному разбору, это "то ли еще будет" наступило очень быстро.
- Кхм... Уважаемые коллеги! - начал Дубинин, посмотрев, сначала на сидящих вдоль стены справа помощников, точнее помощниц, а затем на сидящих слева следователей и своего зама. - Прошлой ночью наш небезызвестный следователь Гаврила Фомич отколол очередной номер. Помните историю с водкой, которую привезли для соседнего гастронома и перепутали с нашим адресом, а он ее принял и сложил всю в камере вещдоков?.. Или как он привез с места происшествия кусок коленного сустава и хранил его у себя в сейфе?.. - Сделал многозначительную паузу, дождался, пока захихикают помощницы, и продолжил. - Так вот, приехал я сегодня проверить дежурную часть, хотя это, - снова сделал паузу и укоризненно посмотрел на зама, - является прямой обязанностью моего заместителя. Впрочем, сейчас это неважно. Приехал я, значит, проверить дежурку и кого, как вы думаете, я обнаружил в "обезьяннике"?.. - Опять выждал несколько секунд и сам же ответил: - Нашего Гаврилу Фомича! Он там просто спал!..
Тут уж засмеялись и следователи.
- Ну спал. А что здесь такого-то? - пробурчал Колобков.
- А то, дебил, - сорвался на крик Дубинин, услышав его бурчанье, - что ты следователь прокуратуры, а не бомжара какой-то там! Марш писать объяснение о том, как докатился до такой жизни!
- А на компьютере можно?
- Да пошел ты!.. - совсем уж вышел из себя Дубинин и почему-то схватился за пепельницу.
Колобков вскочил и пулей вылетел из кабинета. Следом за ним выскочили и все остальные.
Забежав в свой кабинет, Гаврила сел на угол стола и уставился в стену. Зазвонил внутренний телефон. Гаврила снял трубку.
- Александр Николаевич! - заорал на другом конце провода Дубинин.
- Иван Иваныч, это Гаврила...
- Вот ведь обезьяна!.. (Пауза.) Кхм, жду от вас объяснение! - прогавкал на том конце Дубинин и бросил трубку (вообще-то он хотел связаться со старшим следователем Злобиным, но по ошибке нажал не на ту кнопку).
- От обезьяны слышу! - пробубнил себе под нос Колобков и бережно положил трубку на рычаг, подумав: "Сейчас, прямо с минуты на минуту, ко мне должны прийти, а он с этим своим объяснением доколупался!"
И тут его осенило. Вскочив с места, Гаврила побежал к Злобину...
Старший следователь Александр Николаевич Злобин за годы своей службы в органах прокуратуры прошел огонь, воду и медные трубы. Все было в его следственной практике: и работа в сельской глуши, и областной аппарат, и следственные бригады в Генеральной. Вот только пил Злобин не в меру, и когда в этом своем пристрастии он (будучи следователем облпрокуратуры по особо важным делам) перешел все мыслимые пределы, "кадры" решили перевести его на "землю", благо до пенсиона ему оставалось чуть больше года. Так Александр Николаевич Злобин стал "подшефным" Дубинина. Поступив в его подчинение, он не мудрствуя лукаво приступил к формальному исполнению своих служебных обязанностей, давая попутно дельные советы молодым, попивая "Кагор" и не забывая считать дни до пенсии, одним словом - стал бить баклуши.
Вбежав в кабинет Злобина, Колобков застал его за выведением с помощью трафарета названия на корочке уголовного дела.
- Чего хотел, Гаврила? - флегматично спросил он у Колобкова, отхлебнув из кружки вина.
- Александр Николаич, выручай! Слышал, как Дубина наехал на меня?
- Ну и?..
- Напиши от моего имени объяснительную, а то ко мне посетительница вот-вот должна подойти.
- А что писать-то?
- Ну, что виноват, мол, каюсь, не по злому умыслу и все такое...
- Базара нет, напишу, - заверил Злобин Гаврилу.
- Спасибо! Моя благодарность не знает границ!
- "Спасибо" в стакан не нальешь...
- Все будет, только напиши!
- Да напишу, напишу, не волнуйся.
- Век не забуду! Уж выручил, так выручил, Николаич! - снова рассыпался в благодарностях Колобков и убежал обратно в свой кабинет.
Через пять минут к Колобкову постучали, и в дверном проеме появилась голова в очках с толстыми стеклами и в шапке-ушанке из "стекловаты" с опущенными ушами (на дворе стояло бабье лето). Это была гражданка Мымрикова. Дама сия страдала манией преследования. Уже не первый месяц в фазы полной луны она атаковала прокуратуру с жалобами о том, что за ней охотятся люди из организованной преступной группировки во главе с господином Ключниковым (по версии Мымриковой, аферистом в сфере операций с недвижимостью, положившим глаз на принадлежащую ей квартиру, а ее саму "заказавшего" киллерам). Господин Ключников и на самом деле существовал и возглавлял одно из городских агентств недвижимости. Однажды он имел неосторожность связаться с Мымриковой, пожелавшей вдруг продать свою квартиру, и заработал себе большую головную боль и кучу неприятностей. Дело в том, что через неделю после обращения Мымриковой в его агентство эта злополучная квартира сгорела. Пожар произошел по вине полудурошного сынка Мымриковой, который спьяну обронил бычок сигареты и спалил квартиру, но она ввиду своих маний, фобий и прочих навязчивых состояний, а в тот момент у нее случилось еще и обострение, связала это событие с Ключниковым. И куда только не ходила Мымрикова с жалобами: и в РУБОП, и в УБОП, и в ФСБ, и в ГУВД, и в прокуратуру. И отовсюду она была гонима. Отовсюду, кроме прокуратуры. Потому что все ее жалобы Дубинин отписывал исключительно Колобкову, руководствуясь, по всей видимости, принципом: "Дурак дурака видит издалека", а Колобков и рад был стараться. Вместо того, чтобы заниматься делом, он внимательно выслушивал и записывал бредни этой сумасшедшей, а потом посылал операм отдельные поручения, уж очень ему хотелось раскрыть какое-нибудь "преступление века".
- Ну, вот, мои самые худшие предположения подтвердились! - начала Мымрикова прямо с порога. - Вчера на меня совершили покушение!
Колобков раскрыл рот и приготовился получить очередную порцию шизофренического бреда.
- Представляете, эти подонки сбросили на меня кусок штукатурки! Чудом осталась в живых! (Накануне отколовшийся от карниза дома кусок штукатурки действительно чуть было не зашиб Мымрикову, понятное дело, что по ее мнению это были происки Ключникова). - И потом, постоянно эта черная "Волга"! Гаврила Фомич, ну дайте же мне винтовку, я как-никак профессиональный снайпер! Кстати, - Мымрикова достала из облезлого пакета какие-то рисунки, - я нарисовала их (наемных убийц) портреты. Вот, поглядите...
Далее последовал подробнейший рассказ о том, кого, где и при каких обстоятельствах она из нарисованных видела (портретов было пять штук), о роли каждого в преступном сообществе и прочая лабуда. В течение часа Мымрикова рассказывала о новых обстоятельствах "развернувшейся за нею охоты", и неизвестно, сколь долго рассказывала бы еще, но позвонил прокурор и сурово напомнил Гавриле про объяснительную.
Пообещав Мымриковой сделать все, что от него зависит, Гаврила поспешно распрощался с нею и побежал к Злобину. Тот как раз только-только распечатал текст.
- На, Гаврила, возьми, готово твое объяснение, - сказал он, протягивая ему лист бумаги и почему-то при этом загадочно улыбаясь.
- С меня "пузырь"! - пообещал Колобков, совершенно не обратив внимания на загадочную злобинскую улыбку. Схватив листок, он понес его прямой наводкой Дубинину, не удосужившись даже прочесть, что же там написано от его имени.
...Надо было видеть искаженное в страшной гримасе лицо Дубинина после того, как он прочитал то, что принес Колобков. Объяснение было такого содержания:
"Прокурору всея Руси Дубинину И. И.
По существу интересующих вас вопросов, поясняю:
Сегодня утром я был обнаружен спящим в помещении для задержанных, а проще говоря, в "обезьяннике". Смею заверить, что сие стало следствием рокового стечения обстоятельств. Дело в том, что я много пью, а когда я пьян, засыпаю в самом неподходящем месте, например, в автобусе или где-нибудь на лавке. Но это еще полбеды. К несчастью, я не только пьяница, но страдаю ко всему прочему и лунатизмом и по этой причине часто совершаю во сне активные действия и разговариваю, особенно когда пьяный. Вот и вчера вечером я сильно напился и, по всей видимости, сам того не сознавая, напросился на ночлег в "обезьянник", где и был обнаружен сегодня утром. В содеянном раскаиваюсь и прошу строго не наказывать.
С глубочайшим высокопочитанием и преданностью имею честь быть Вашего Высокопревосходительства всепокорнейший и преданнейший слуга
Г. Колобков".
Колобков стоял напротив громоздкого старомодного стола прокурора и таращился на шефа как баран на новые ворота. Он, после того как Дубинин попросил его прочитать объяснение вслух, недоумевал, как это Злобин мог такое написать!.. Между тем, все было просто как дважды два. Своей просьбой Гаврила очень сильно задел самолюбие старого прокурорского "волка", и тот, не долго думая, состряпал такой вот "юморной" текст. "Ах ты, сукин сын, сопляк! Ко мне, к важняку со всякой хренотенью лезть?! Ладно-ладно, щас напишем!" - вот что думал по данному поводу Злобин, сочиняя от имени "сопляка" объяснение. Он был уверен, что впопыхах Гаврила его и читать не станет, и поэтому так загадочно улыбался, когда передавал ему написанное.
Нетрудно догадаться, что реакция Дубинина на эту писанину не ограничилась одними лишь жестами и мимикой. Раскрасневшись и разоравшись, да так, что в соседних домах было слышно, он излил на Колобкова такой поток брани, какой не изливал, наверное, за все долгие годы своей службы в прокуратуре на всех своих подчиненных вместе взятых. Чего только ни обещал Дубинин Колобкову: "разорвать на куски", "заставить жрать дерьмо через тряпочку", "отправить служить в армию" и так далее. В конце концов, проорав: "Идите и работайте, пока!..", прокурор выгнал его из своего кабинета уже во второй раз на дню и тут же стал звонить в отдел кадров.
После прокурора Гаврила первым делом направился с претензиями к Злобину, но тот предусмотрительно куда-то исчез. Постояв с минуту около его кабинета, он пошел к себе. Время было обеденное, а ему еще надо было успеть в следственный изолятор. В это печальное учреждение Колобков отправлялся впервые...
Перед тем как поехать в СИЗО Колобкову стоило бы поинтересоваться, каков порядок прохождения на территорию изолятора и какова процедура вызова и выведения подследственных. Он этого не сделал, в результате чего ринулся на "зону" прямо через тюремные ворота, куда как раз заезжал автозак.
- Прокуратура! - объявил он тоном, преисполненным достоинства, контролеру и, гордо прошествовав мимо него к внутренним воротам, стал со всей дури по ним колошматить.
- Сейчас я тебе покажу прокуратуру! - злобно прошипел контролер и вытолкал Гаврилу за ворота.
Оказавшись на улице, Колобков огляделся по сторонам и увидел вдруг слева дверь со стеклянным окошком и надписью: "2 звонка. Проход не более 3-х человек". Это и был вход в изолятор, и не заметить его было просто невозможно, но Гаврила, тем не менее, сразу его не заметил...
Подойдя к двери, он достал удостоверение и дважды нажал на кнопку звонка. Щелкнул автоматический замок. На щелчок Гаврила не обратил внимания, поскольку полагал, что дверь ему кто-то откроет, но никто (почему-то) не открывал. Тогда Гаврила дал еще два звонка, и опять щелкнул замок. Потом были еще звонки и еще щелчки, и продолжалось это до тех пор, пока вконец осоловевший от Гаврилиного перезвона прапорщик не крикнул ему с КПП: "Да толкни же ты дверь, придурок!"
Преодолев с горем пополам КПП, Гаврила еще с полчаса колобродил по изолятору, разыскивая сперва картотеку, потом клозет, потом дежурку, потом комнату выводящих. Получив в итоге ключ с биркой Љ 13, он отправился в следственный кабинет, который тоже отыскал не сразу, а когда отыскал, долго не мог открыть замок. Открыв наконец замок, Гаврила вошел в маленькую прокуренную комнатушку без окон, уселся за ободранный и исписанный всевозможными скабрезностями стол и стал ждать, когда ему выведут подследственного.
Следственно-арестованный Коля Биндюков попал под статью из-за рокового стечения обстоятельств. В новогоднюю ночь он по пьяни подрезал одного типа ножиком для чистки ногтей. "Тип", оказавшийся мелким криминальным авторитетиком, отделался (сперва) легкими телесными повреждениями и за медицинской помощью обращаться не стал. На то было две причины. Во-первых, для него это было западло, к тому же из больницы о его ранении сообщили бы в ментовку, а менты стали бы докапываться, что, да как, и так далее. Во-вторых, он был уверен, что все заживет само собой. Само собой ничего не зажило, напротив, у него случилось осложнение и очень быстро развилась какая-то гнойная хрень, в результате он отбросил коньки, а Биндюкову стали шить статью сто одиннадцатую часть четвертую, то есть умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего. Вот вам и западло!..
Квалификация действий Биндюкова была, мягко скажем, спорной, но Колобкову на это было начхать, он полагал, что суд, если сочтет необходимым, переквалифицирует действия обвиняемого в более мягкую сторону (но сочтет ли, вот в чем вопрос). К тому же он и дело-то это не расследовал, оно досталось ему "по наследству" от ушедшего в отпуск коллеги. От него только требовалось объявить Биндюкову об окончании предварительного следствия и ознакомить со всеми материалами.
Привели Биндюкова. Это был классический "тяжеловоз", отмотавший на зоне в общей сложности лет двадцать. Великое биндюковское "сидение" в многочисленных учреждениях пенитенциарной системы можно было бы озвучить одной краткой, но очень меткой фразой: "Двадцать лет "отрицаловки"...
- Добрый день! Как дела? - радостно, как-то даже по-детски, поприветствовал Биндюкова Колобков и протянул ему руку.
Биндюков руки Колобкову не подал.
- Дела уголовные, - коротко ответил он. - А ты вообще-то кто?
- Я следователь. Гаврила Колобков.
- Как говоришь, зовут?
- Гаврила Колобков.
- И чего ты хотел от меня, Гаврила... Колобков?
- Я пришел объявить вам об окончании следствия и ознакомить с материалами дела.
- Рано...
- Что рано?
- Рано дело, говорю, закрываете...
- Почему это?
- Потому ЭТО, - передразнил Гаврилу Биндюков, - что у меня была необходимая оборона. Цурюк?
- Ну, уж не знаю, не я вам предъявлял обвинение...
- А раз не предъявлял, зачем тогда пришел, а?
- Я уже сказал.
- Так вот послушай, что я тебе теперь скажу, сынок... Твой предшественник к расследованию отнесся халатно, и поэтому я ни хрена подписывать не буду! Так и передай своему прокурору. Хотя... - Биндюков призадумался. - Возможно, и подпишу, если...
- Если что?
- Если принесешь мне "колеса".
- Это в смысле не настоящие колеса, а те, которые другие?
- Какой ты догадливый, - ухмыльнулся Биндюков.
- А если принесу, точно все подпишете?
- Точно.
- А какие именно надо?
Биндюков взял у Гаврилы листок бумаги, написал на нем несколько названий и дал их ему прочитать. Гаврила прочитал.
- Усек? - поинтересовался у него Биндюков, поджигая бумажку.
- Усек.
- Тогда завтра к десяти я тебя жду.
И тут Гаврила нажал на кнопку на столе...
Не прошло и каких-нибудь трех секунд как в кабинете, словно двое из ларца, выросли выводящие с дубинками. Дубинки эти были явно нацелены на Биндюкова. Дело в том, что Колобков нажав на кнопку, хотел (по недомыслию) попросить увести подследственного, как это неоднократно делали его коллеги в кинофильмах. В реальной же жизни звонок из следственного кабинета в местном СИЗО означал, что у следователя возникли проблемы с обвиняемым. В общем, Коля Биндюков чуть было не попал под раздачу, ни за что ни про что. К счастью, выводящие сразу смекнули, в чем дело, и молча увели его в камеру...
Пока Колобков ходил в изолятор, Дубинин вынашивал идею, как бы от него избавиться. Звонок в отдел кадров ничего не дал. "Не тронь говно и не завоняет", - посоветовали ему в "кадрах", тем самым дав понять, что господин прокурор сует нос не в свои дела. Тогда Иван Иванович решил пойти другим путем - собрать на Колобкова всевозможный компромат (странно, что он раньше до этого не додумался) и предоставить его на суд аттестационной комиссии, тем более, один раз Гаврилу уже не аттестовали. Собирать "компромат" Дубинин решил сию же секунду. Для начала он открыл свою "амбарную книгу" и заглянул в графу, в которой фиксировал движение уголовных дел, находящихся в производстве следователей. У Колобкова, ну прямо как по заказу, истекал последний день "стражи" по делу Биндюкова...
Вернувшись в прокуратуру, Колобков первым делом зашел в канцелярию.
- А тебя Иван Иванович искал, - не отрываясь от компьютера, сказала ему Ленка-секретарша.
- Понял, - сказал Гаврила и постучал в дверь прокурора.
- Войдите, - пробасил из-за двери прокурор.
Колобков вошел.
- А что у вас с делом Биндюкова? - сразу же спросил у него Дубинин, деловито перелистывая свой "амбарный талмуд".
- Да вроде как все нормально...
- В таком случае я что-то не вижу у себя на столе дело с обвинительным заключением. У Биндюкова ведь сегодня истекает "стражный" срок, не так ли?
- Так... ли.
- И где же дело?
- У меня.
- И?..
-Понимаете, Иван Иваныч, я только вернулся от Биндюкова...
- Ну и как, выполнили вы с ним двести первую?
- В принципе, да...
- Что значит - "в принципе"?
- Ну, он завтра мне все обещал подписать.
- Что-о-о?!
- Завтра обещал... подписать, если я ему принесу "колеса".
- Не понял...
- Ну-у-у... это таблетки такие... сильнодействующие. Только я ему вместо них какое-нибудь фуфло подсуну.
- Послушайте, вы!.. Послушай, ты, фуфло! Ты откуда тут такой умный взялся?! И вообще, как ты юрфак-то закончил, а? Небось из двоек не вылезал?
- Я был хорошистом!
- Может быть, у тебя специализация была какая-нибудь не такая?
- Нормальная специализация.
- Это какая же?
- Ну эта... международная...
- А дипломную, позволь полюбопытствовать, ты на какую тему писал?
- "Правовой режим луны"...
Немудрено, что после такого ответа Дубинин попер Гаврилу из своего кабинета в третий раз.
...В тот день Гаврила еще и дежурил, и когда радио пропипикало шесть часов вечера, ему позвонили из райотдела и сообщили о том, что по одному адресу в их районе обнаружен труп женщины, по всей видимости, криминальный. Собрав следственный "чемодан", он стал ждать дежурный "бобик"...
По прибытии на место происшествия Гаврила, вместо того, чтобы хотя бы мельком взглянуть на труп и поговорить с экспертами, стал внимательно изучать какие-то каракули на настенном календаре в прихожей, среди которых особо выделялись надпись: "Встреча в японском в 19.00" и загадочное слово "Мачомба"...
Приехал зам прокурора, неплохой мужик, но с одной большой странностью. Любил он, находясь у себя в кабинете, набрать при людях четыре цифры (думая, что они этого не замечают) и как бы разговаривать по телефону, например, с областным прокурором или начальником ГУВД, или некими "ребятами из Москвы". Между собой сотрудники прокуратуры и милиции его так и называли - "Четыре цифры"...
Не обращая никакого внимания на Колобкова, "Четыре цифры" прошел в комнату, где лежал труп молодой женщины, внимательно его оглядел и задал судебно-медицинскому эксперту риторический вопрос:
- Криминал?
- Криминал.
- Чем предположительно убита?
- Твердыми тупыми предметами...
- Ясно... Гаврила! Ты еще долго будешь тут дурью маяться? Давай, начинай осмотр!
И Гаврила начал осмотр...
Четыре часа Колобков осматривал место происшествия. Сначала около часа он описывал с помощью эксперта-медика труп и его ложе, потом часа два осматривал квартиру и фиксировал в протоколе все, что надо и что не надо, заставив при этом эксперта-криминалиста обработать порошком все, что только можно было обработать. После этого в течение получаса он выпиливал кусок дверного косяка со следами пальцев рук и, пока выпиливал, все залапал своими грязными руками. Затем еще с полчаса он упаковывал и опечатывал изъятые с места происшествия предметы: гирю, кирпич, табуретку, пару женских сапог, шарф со следами вещества серо-зеленого цвета и мужские трусы в черно-белую полоску.
...Опечатав квартиру, Колобков вышел из подъезда. "Четыре цифры" и опера дожидались его в машине уже минут пятнадцать. Забравшись в салон, Гаврила громко хлопнул дверью и скомандовал: "Поехали!" И водитель нажал на газ, но не успел он проехать и десяти метров, как Колобков шлепнул себя по лбу и попросил остановиться.
- Что еще? - не скрывая раздражения, спросил "Четыре цифры" (дома его дожидался голодный кот).
- Папку забыл в квартире...
- Так беги за своей папкой! Только сам потом добирайся.
И Гаврила побежал за папкой...
Забрав папку и снова опечатав квартиру, он выбежал на улицу.
Дежурной машины во дворе не было, и только свет проблесковых маячков мелькнул в окнах соседней пятиэтажки и тут же исчез...