В нашу послевоенную жизнь телевизор входил постепенно. Сначала появились слухи, что есть такое радиоустройство, которое не только говорит, т.е. транслирует звук, но и показывает, как в кино. Моё мальчишеское воображение никак не могло представить себе, как это вообще может быть. Я уже тогда разбирался в устройстве радиоприёмников и всё, что касается передачи звука на расстояние, мною было изучено досконально. И помогли в этом брошюры, которые были в каждой библиотеке. Кто-то писал их, может быть, заработка ради, но, скажем, для меня это не имело значения. Главное, что в них всё очень просто и доходчиво было написано о том, то такое радиоволны, как они распространяются и вообще какие они бывают, и каковы их свойства.
Про телевизоры тогда ещё не было никаких брошюр и моё любопытство нечем было удовлетворить. А впервые я увидел телевизор, когда его приобрели наши соседи Некретовы. Дядя Володя был в хороших отношениях с моим отцом, так как папа, будучи столяром, делал им новые рамы и двери, потом ещё поправил крыльцо, которое немало пострадало от солдатских сапог и их подковок - во время войны в этом домике находился штаб местной обороны. Одним словом, нас пригласили посмотреть телевизор.
До вечера я еле дождался. Тогда телевизионная программа начиналась ровно в семь часов вечера. И мы всей семьёй нагрянули в их небольшую комнату. Хотя она и была около шестнадцати метров квадратных, но гостей собралось очень много. Кроме нас были соседи Малюгины и Хитровы в полном составе.
В углу комнаты стоял этот телевизор "Темп-2". Так он назывался. Сам аппарат был довольно большой, но экран был всего 23 сантиметра по диагонали. Эти данные я узнал уже позже, когда стала появляться литература и об устройстве телевизоров. Но тогда матовый стеклянный прямоугольничек и ничего больше. Но вот хозяин - дядя Володя - включил его и через некоторое время, появилось изображение на экране. Всё было, как в кино, но только маленькое совсем.
Женщина-диктор зачитала программу передач на сегодня, потом начались новости. Когда они кончились, начался кинофильм "В 6 часов вечера, после войны". Фильм был музыкальный, интересный и мы возвращались домой, такими же возбуждёнными, как и из клуба. Но было ещё что-то внутри каждого из нас - сознание того, что это теперь может прийти в каждую семью, и каждый вечер в своём тесном семейном кругу мы можем смотреть то, что показывают. Всё это, нас как-то сплачивало всех вместе. И первое же, что мы начали обсуждать за ужином, - возможность купить телевизор.
Семья наша была похожей на многие семьи послевоенного времени. Отец, недавно выписавшийся из госпиталя, был фактически инвалидом. Он ходил с палочкой, и частенько лежал в постели. Старший брат служил во флоте - срочную службу. Второй старший брат работал токарем на заводе "Красный Октябрь", в Ленинграде, куда ездил на поезде каждый день: час туда, да столько же обратно. Получал он, как токарь второго разряда, около тысячи рублей в месяц. Да папина пенсия была пятьсот рублей. Вот это был практически весь наш стабильный доход, на который жила семья из пяти человек. Мне тогда было 11 лет, а младшему брату 8. И казалось бы, какие тут телевизоры? Мы еле-еле сводили концы с концами и, как говорила мама: "Слава Богу, что хоть в долги не залезаем". И это было верно.
Но, когда люди захотят что-то очень, они обязательно найдут выход. Я в это всегда верил и верю по сей день. Нашли такой выход и мы. Год тот выдался урожайным на грибы. И мы, сначала не очень уверенно, так как было много всяких "но", всё-таки решили попробовать заработать на грибах.
При этом, трудность состояла не столько в том, чтобы эти грибы набрать. Это было не так просто, как иногда кажется, но всё-таки уже привычно нам. Трудность состояла в том, кто будет эти грибы возить на рынок в город и торговать там. Конечно, могла сделать это мама, но на её плечах и так были все заботы о семье, так что - что тут говорить лишнее?..
Совсем неожиданно предложил это делать папа, но с моей помощью. Так и было решено. С утра, когда ещё едва брезжил рассвет, мама разбудила меня и, накормив завтраком, снабдила моей привычной корзиной и отправила в лес.
Если нужно было набрать грибов на одну жарку или для супа, мне достаточно было перейти ручей за соседями напротив, миновать небольшую берёзовую рощицу и выйти на бровки, которые разделяли карьеры. Они уже давно поросли молодыми деревцами, кустарником и мхом, в котором и росли грибы. Но там ходило много ребятишек, и набрать грибов много, хотя бы целую корзину, было трудно. Для этой цели уже приходилось идти в дальний лес, что был расположен за железнодорожным полотном.
Ещё до восхода солнца я преодолевал это расстояние и входил в лесной массив ещё в утренних сумерках. Первая часть леса, которую мне предстояло преодолеть, была расположена в сырой зоне и тростник, который был выше меня, покрывал всё свободное пространство леса. И деревья здесь росли на бугорках, покрытых мхом. Вот на этих-то бугорках и росли местные черноголовики и подберёзовики. Собирать их в утреннем лесу было одно удовольствие. Переходя от одной мшистой кочки к другой, я постепенно набрал почти половину корзины. А тем временем этот лесок кончился и я вышелл к каменистой воронке, оставшейся после войны. Тут упала шальная бомба, но большая и она вырыла такую большую воронку, что образовался целый пруд, по краям которого лежали вывороченные взрывом камни, которые со временем поросли мохом. От этой воронки я должен был всегда выходить на просеку и уже ходить вдоль неё, но не особенно от неё удаляясь, чтобы не заблудиться. Так я был приучен старшими братьями, когда ходил с ними в этот лес.
Вдоль просеки, если прийти первым утром, урожай грибов можно снять немалый. И со мной произошло именно это. Корзина моя была уже полной, а грибов ещё было полно. И эти изумительно соблазнительные шляпки подманивали меня отовсюду. И поскольку грибы предназначались для продажи, которая будет аж на следующий день, их приходилось не срезать, как обычно, а выкручивать с корнем. Из мха они извлекались очень легко и укладывались плотно сами, подсказывая, где и как лучше положить тот или иной гриб.
Однако, корзина была полной. Какое-то мгновение я стоял, размышляя, что делать дальше, но решение созрело само собой. Я быстро вернулся к воронке. Выбрал два самых больших камня и между ними и поместил всё содержимое своей корзины. Потом набрал свежего мха и накрыл свои грибы мхом, да ещё так сделал слоями, что было полное впечатление, словно мох здесь не лежит, а растёт.
Второй раз корзину я набрал довольно быстро и тут же направился домой. Корзина для меня была тяжёлой, но во мне уже был неугасимый огонёк желания иметь свой телевизор и он перекрывал все неудобства. Этим же можно было объяснить и всё остальное. Когда я пришёл домой, уставший, а ноги просто налились непонятной тяжестью, мама стала меня кормить и тут же отправила спать. Я пытался ей всё объяснить, что мне нужно срочно идти обратно за оставленными в лесу грибами. Но она, расспросив меня, как я закрыл их, спокойно сказала, что часа два-три я могу спокойно поспать, а потом, со свежими силами схожу и за грибами. Все мои сомнения и возражения она и слушать не стала, а отправила меня на сеновал, где я и спал на артиллерийском брезенте, постеленном поверх сена. На нём уже лежал мой матрас. Но брезент накрывал большую площадь, и сено уже не попадало ко мне в постель. Как я заснул - уже и не помню.
Мама подняла меня к обеду. Как ни странно, но чувствовал себя я совершенно отдохнувшим. И, естественно, рвался в лес. Обед я заглотнул с невероятной быстротой и уже, мгновение спустя, мчался с корзинкой в руке. Меня беспокоило - не взял ли кто мои грибы? Но все, к счастью, беспокойства были напрасны. Они лежали прикрытые мхом в том порядке, как я их и уложил. Больше того, они совсем не изменились в родной лесной среде, словно их никто и не срывал.
А вечером, когда вернулся с работы брат, он поужинал и тоже пошёл в лес, но уже в другой. Летом у нас вечерами долго светло и он, вернувшись с полной корзиной, сказал, что можно было бы ещё одну набрать - светло, как днём.
На следующий день утром рано мы поехали с отцом в город и на базар. В городе он назывался "Колхозный рынок". Ехать пришлось долго. Наши поезда тогда не ходили до Финляндского вокзала, так как его реконструировали (слово-то какое длинное, но звучное). Мы ехали до станции Кушелевка (до сих пор не знаю, почему она так называется?), а потом на трамвае через Петроградскую сторону ехали на Васильевский Остров. На нём, как я потом узнал, есть два рынка, но мы приехали на самый маленький рыночек, что был и на проспекте, который назывался тоже Малым проспектом.
Папа сам узнавал, как и что можно делать на этом рынке, и при этом попутно пояснял мне: где брать разрешение на место, куда надо заплатить и кому показать квитанцию. В итоге, мы встали недалеко от входа, нашли на задворках рынка довольно большой ящик из-под рыбы, застелили его марлей, которую дала мама, и разложили на ней грибы. Так началось моё вхождение в новую сферу человеческой деятельности - торговлю. Пока я только наблюдал, как торговал папа. Он был довольно крупный мужчина и, не смотря на болезнь, выглядел вполне внушительно. Но от этой-то внушительности и было мне очень неловко смотреть на своего отца, как он зазывал покупателей. Год был урожайным на грибы и на рынке торговцев было много. То там, то тут раздавались робкие призывы купить свежих грибков на поджарочку, на супок, на соус "Жульен" и т.д.
Я наблюдал за отцом и мне было неловко за него и жалко одновременно, когда он каким-то странным голосом начинал балагурить вроде: "Налетай - подешевело, расхватали - не берут". - Всё это так ему не шло. Скрывая неловкость свою, я старался делать вид, что занят чем-то другим: то ковырял пальцем дощечки, из которых был сколочен ящик; то просился в туалет, то просто ходил по рядам и рассматривал - кто что продаёт.
Продажа шла очень медленно. И так было почти до обеда. Но вот, в обеденный перерыв стали появляться женщины, видимо они в свой обеденный перерыв выходили, чтобы закупить продукты домой? Грибы стали постепенно таять. Папа всё показывал мне и рассказывал: как подбирать грибы в равные кучки, как не давать выбирать одни маленькие, как ориентироваться в цене по тому, за сколько продают другие. Я слушал его внимательно, но не понимал, зачем он мне всё это говорит?
Очевидно, в детстве мы очень многое не понимаем, да и не в состоянии ещё понять. А папа, как он потом рассказывал, очень скверно себя чувствовал, но старался не показать этого. До меня только потом дошло, что для него пробыть даже полдня на ногах - просто подвиг.
Мы вернулись домой и папа сразу слёг. Уже лёжа он точно посчитал всю выручку, и получилось, что для покупки телевизора необходимо не меньше тридцати раз съездить в город с грибами. Ещё он сказал, что ездить лучше не рано утром, а чуть-чуть позже - всё равно там покупатель раскачивается до обеда. За грибами в этот день я пошёл с братом, когда он вернулся с работы. И мне пришлось идти подальше, так как днём местное население в ближайшем лесу грибы выбрало. До этого "подальше" было около четырёх километров. Мы отправились по старой Морьинской дороге, по которой уже никто давно не ездил. На месте брат объяснил мне, что я должен ходить и всё время видеть просвет в лесу, связанный с этой дорогой - дальше не удаляться. Сам же он сразу направился вглубь леса.
Здесь тоже место было довольно низкое и грибы росли только на кочках. Все промежутки были поросши тростником. Но на кочках, особенно в низком мху росли упругие черноголовики, которые на рынке брали куда охотнее, да и выглядели они более свежо, не смотря на тряску во время транспортировки. Так, как в сказке: "один грибок беру, другой примечаю, на третий глазом кошу...", - я и стал перемещаться по местному лесу от кочки к кочке. Незаметно корзиночка пополнялась и вскоре я её едва перемещал. Пришлось снять ремень с плеча, на котором она держалась и уже носить её в руках.
Правда, ещё предстояло добраться с этой тяжестью до дому, который находился в четырёх километрах, но тут мне пришлось применить некую хитрость. Чтобы удобнее нести на плече эту ношу, я нашёл обломок лыжи и носил её с собой. Кроме неё ещё у меня в кармане лежало старое полотенце, свернутое в компактную подкладку, - оно несколько смягчало давление лыжины на моё, ещё детское, плечо.
Потом, с братом у нас ещё была договорённость, что я его не жду, а, как только наберу свою корзину, отправляюсь домой с той скоростью движения, на какую только был способен. Так я и сделал. Шёл, конечно, медленно и, через каждые двести-триста метров, останавливался, отдыхал, а потом поднимал корзинку на другое плечо и продолжал отмерять расстояние. По правде говоря, оба плеча у меня уже болели, но я терпел - уж больно хотелось иметь дома свой телевизор. Придя домой, я свалился, словно замертво - так у меня всё болело и усталость овладела мной полностью.
Как потом и выяснилось, самым трудным для меня тогда и было принести эти грибы из лесу. Собирать их было одно удовольствие. Мало того, что азарт захлёстывал, но ещё и маленькие чудеса, которые преподносили грибы. Они были похожи друг на друга, но только в той степени, в какой люди похожи между собой. В остальном, каждый преподносил приятный сюрприз своим видом, а уж, если их было два или три вместе, тут из моей мальчишеской души вырывался самый неописуемый восторг. И хотелось всем сразу показать, какие чудеса может творить природа, но, к сожалению, рядом не было никого.
И так, относительно собирания было всё ясно, а вот доставка до дому очень меня беспокоила, хотя и человеческая природа оказалась способной на чудеса. Острая боль моих плеч, дня за три-четыре, перешла в другую, про которую говорят, что боль тупая, а её, как оказалось уже можно терпеть и даже привыкнуть. К концу же месяца я о боли совсем не думал. Во-первых, желанная цель приближалась и нас с братом уже ничто не могло остановить. Во-вторых, я действительно привык к ней и относился как к неизбежности. Впрочем, она заметно стала меньше - это факт.
На следующий день я уже поехал с мамой на рынок. Ей, конечно, тяжело было бы, да и не возможно, увезти все грибы, что мы собрали. Приехали на тот же рынок и расположились почти там же. Но, как показала практика, мама была совсем другим человеком. Для неё выстоять на одном месте полчаса - уже подвиг.
Я помню, как мы однажды ходили с ней за клюквой на Лазарево болото. Она привела меня на мшистое болото, где весь мох был буквально повит клюквенным вьюнком, а на нём ягоды.
- Вот, - говорит она, - собирай здесь, а я другое место поищу.
Я послушно уселся возле кочек с клюквой и стал собирать ягоды. Незаметно, как всегда, стал распевать любимые мелодии из последних фильмов. Особенно мне нравились они из "Мистера "ИКС". Но, по прошествии некоторого времени, я решил узнать, далеко ли ушла моя мама и позвал её. Она откликнулась лишь на третий, и довольно сильный мой зов. Звук её голоса долетел откуда-то с востока, если ориентироваться по солнцу.
Через какое-то время я повторил свой окрик - она откликнулась уже с юга. И так повторялось каждый раз, и каждый раз она откликалась из разных мест. Выходит, что, пока я спокойно собирал ягоды на одном месте, она, как говорит папа: "Обскакала всё болото", - и не один раз.
Нечто подобное стало происходить и здесь. Уже не я разгуливал по рынку, а мама, если можно так выразиться. Правда, она каждый раз предупреждала, что ей тут нужно зайти в одно место, или посмотреть одну вещь, или ещё что-нибудь в таком духе. И я оставался возле наших грибов всё дольше, дольше и дольше. Сначала я их просто сторожил, но вот возле меня остановилась женщина. Она выглядела уставшей и была заметна какая-то нерешительность в её поведении. Она посмотрели на моего соседа, потом на меня и, подумав, обратилась ко мне:
- Они все червивые или есть и хорошие?
- Да нет, - робко ответил я и тут же спросил, - А почему вы так говорите?
- А вы не обращайте на меня внимание. Я с ночной смены, ночь не спала, устала - вот и несу всякую ерунду.... Вот, почему-то же они у вас всех чёрные такие?
- Так, гражданочка, мы их пока везём, конечно, они теряют вид, - вступил в разговор мой сосед - уже седой пожилой человек. - Вы их помоете, сварите, и они снова будут, как свежие.
- Это точно? - шутливо спросила она, доставая деньги.
Я смотрел на неё и мне было жалко её, что она устала, что ночь дежурила, о чём я понятия ещё не имел, и вообще она мне нравилась и хотелось просто все грибы ей отдать. Однако, она обвела рукой четыре кучки и отдала мне деньги - целых двенадцать рублей. Я их сам наторговал. Помог ей сложить в её матерчатую сумочку грибы и сунул деньги в карман. Теперь нужно было снова выложить другие.
Пока я этим занимался, все посторонние мысли куда-то улетучились. Дело в том, что мне не очень нравилось, как укладывают кучки и папа, и мама. У меня на это было особое мнение. И так, извлекая из корзины очередной гриб, я быстро определял, куда его поместить так, чтобы кучка выглядела более привлекательно.
К тому моменту, когда вернулась мама с полной сумкой покупок, я ей вручил сорок восемь рублей. Кучка продавалась за три рубля, значит, я продал без неё шестнадцать кучек, т. е. одну, самую большую, корзину. Она похвалила меня и отпустила погулять. Помню, что я просто помчался в туалет тогда.
Через месяц и шесть дней мы всё-таки купили телевизор. Правда, он был немного меньше экраном - КВН-49, но зато с линзой. Но оказалось, что этого ещё не достаточно. Только на следующий день брат привёз антенну. Она была совсем другая - не такая, как у радиоприёмника. Пока брат, поужинав, сходил в лес за высокой жердиной, пока они с отцом прилаживали антенну к ней, а жердину к углу дома, прошло много времени. И мы в этот день включили телевизор как раз в тот момент, когда диктор, Нейли Широких, зачитывала программу телепередач на завтра. Но это уже не имело значения. У нас был телевизор и завтра мы могли его смотреть всей семьёй.
Вспоминая те впечатления, которые остались от первых телевизоров, от передач, которые мы сначала смотрели все подряд, и сравнивая с тем, что сейчас идёт по телевидению и, главное, в каком объёме, то невольно задаёшься вопросом: "Зачем столько программ, да и передач, которые почти никто не смотрит?". Когда я написал "никто", то имел в виду, прежде всего, людей воспитанных ещё в старой советской системе. Ведь тогда телевидение показывало не всё подряд, а выбирало тщательно всё лучшее, отвечающее целям нашего общества, благородным целям воспитания молодёжи. И должен сказать, что большинство, то есть нормальные люди были довольны этим, довольны, что в их жизнь не входила социальная грязь. Теперь же, телевидение похоже на большую помойную яму, и способствует пробуждению у молодёжи самых низменных инстинктов.
А мой товарищ, чудом попавший на философский факультет нашего университета и закончивший его, вообще сравнил телевизионную всю систему с религиозными храмами. Да-да, он так и сказал, что в прежние времена те, кто был у власти или пользовался её покровительством, старались строить религиозные храмы, где в виде проповедей насаждались именно те порядки, которые были нужны им. Чтобы успешнее эксплуатировать этих же людей, их нужно было сделать послушными и робкими, забитыми и равнодушными уже ко всему. Церковь справлялась с этим великолепно.
Теперь эту роль выполняет телевидение. Оно теперь и устно и наглядно, но продолжает обманывать людей и убеждать их в том, что нужно эксплуататорскому классу. Именно по этой причине и развивается эта "храмина" лжи и обмана такими быстрыми темпами, чтобы побольше оболванивать людей и превращать их в послушных рабов. Чтобы молодёжь и думать не могла об образовании, а превращалась постепенно в рабочую скотину. Существует масса частных каналов, которые своей грязью отвлекают внимание ещё неопытных молодых умов. Когда молодёжь попадает в цепкие лапы этих развращенческих программ, им уже становится не до тригонометрических функций, а Наташу Ростову они называют "Тёлкой". Чего и ждать от такого поколения?