Аннотация: Читать только с рулоном салфеток или стопкой носовых платков.
Всем тем, кто не с нами
"Мы будем жить с тобой в маленькой хижине"
"День не задался с самого утра", - мрачно подумалось мне, когда меня за хвост, нарочито медленно, потащили к террариуму, в котором ждала приветливо раззявленная пасть.
"Привет, низкокалорийный завтрак!" - радостно шипел за стеклом питон.
"Привет, дамская сумочка! - радушно ответствовала я, брыкаясь, в воздухе. - Надеюсь, тебя проглистогонят после меня!"
"То есть? - не понял змей, захлапывая пасть. - Ты что, заразная?!"
"А то! - бахвалилась я. - И клещи, и глисты, и шерсть вон с меня лезет, глянь! Да и в носу что-то подозрительно свербит...пчхи!"
"Э-э-э! Так не пойдет!" - змея брезгливо подобрала свои мясистые кольца, отползая подальше.
И тут питону несказанно повезло. Раздался высокий, слегка скрипучий голос: "Заверните мне эту. Да-да, вот эту!" - и меня запихнули в какую-то коробку.
"А-а-а! - завопила я. - Это дискриминация! Я требую, чтобы меня употребили на завтрак!"
"А-а-а! - орал беззвучно змей. - Уберите уже эту заразу!"
Потом меня долго трясли по бездорожью, чтобы вытряхнуть, похлопывая по донышку, кому-то под лапы.
"Это что еще за сопля?!" - в меня ткнулся незнакомый нос. Он недовольно шевелился, фыркая на выдохе.
- Спокуха, мать. Это несостоявшийся питоний завтрак, - ответил все тот же голос. - Дружите.
Разглядев "мать", я, хлопнувшись на спину, старательно изображая обморок: огромное лоснящееся создание, лишь толстым хвостом напоминающее моих ранее съеденных товарок по несчастью, не обещало мне ничего хорошего.
"А-а-а! - завопила я. - Спасите-помогите-убивают! - приоткрыла один глаз, и уже от полной безысходности пискнула, - насилуют!"
"Ну ты и завернула! - незнакомка ошарашенно привстала на задние лапки. - А ну-ка, покажи прописку! - сунулась понюхать она. - Нелегалы!" - взвилась "мать", не найдя оную и выдрала клок шерсти из попы.
"Тетенька, я не виновата!" - с чириканьем понеслась я по полочкам, обретя небывалую прыть, и забилась в самый дальний угол.
- Цыц! - сверху упала карающая длань, звонко брякнув по решетке. - Коту отдам!
Что такое "кот", я не знала. Но судя по тому, как притихла злая тетка, кара была страшнее питона.
"Ладно, вылазь, - она потопталась вокруг моей лежки, выковырять не смогла и сменила гнев на милость, - йогурт будешь?"
* * *
"Даже целый век с тобой вдвоем мне, наверно, мал"
Белая пелена за окном сменилась зеленью листвы, на их месте распустились золотые цветы, а в конце-концов опали и они, и мир вновь укутало серебристым одеялом.
Я сыто икнула, вытягиваясь во всю длину и свесила с полки хвост, довольно дрыгая им, а перед глазами проплывали видения съеденной курочки, яблок и новой шторы. Хотя, за штору хозяйка не похвалит, мдя... Соседка лежала рядом, и ее сны были не менее приятными: шоколад, лимон и стыренная втихаря сосиска.
Старшая совсем одряхлела: схуднула, лапы ее заплетались от слабости, да и шерсть с попы выпадала клочками уже и без моего участия.
Между решеток показался нос кота:
"Че, спите?" - спросил он, цепляясь когтями за прутья.
"Че, нос зажил?" - поинтересовалась я.
Кот отпрянул, выразительно поводя обонятельным органом с широким следом от моих резцов.
"Хозяйка переноску достает. Старшую опять потащит колоть?"
"Наверно", - отвечала я, посматривая на спящую товарку.
"Старая она, - забеспокоился кот, недовольно дергая хвостом. - Вернется - так и быть, селедкой поделюсь!" - пообещал он и танцующей походкой побежал на кухню.
Старшую взяли на руки, аккуратно переложив на теплые тряпочки и укутав сверху. Она только сонно приоткрыла глаз, пошевелила усами и уснула дальше.
Больше я ее никогда не видела.
* * *
"И вот я снова здесь,
и ты придешь обратно"
Хозяйка вернулась затемно, непривычно молчаливая, мрачная. Долго сидела в мягком кресле, и даже в комнате, казалось, стало прохладнее. Когда стены полностью погрузились в темноту, она сделала над собой усилие и встала. Зажгла лампы, взяла меня на руки и уселась в кресло, наглаживая.
- Нет больше нашей старухи, - сказала она. Помолчала. - Теперь мы одни.
Мне было грустно. Я любила Старшую.
"Эй, хозяйка! - я, помедлив, перебралась на плечо и улеглась там, щелкая зубами под ухом. - Но ведь у тебя осталась я! И кот. И мы уже хотим есть!"
Но развеселить, как обычно, мне ее не удалось.
"Ну что ты? - озадаченно подняла я морду. - О-о-о..."
Хозяйка у меня - плакса та еще. Она плачет, когда ей радостно и грустно. Даже когда молотком себе по пальцам попала, слезы брызнули у нее из глаз. Но она всегда так быстро утешалась, а сейчас грозит затопить комнату, кресло и меня в частности.
"Ну, хозя-я-яйка! - взмолилась я, вылизывая соленую щеку. Покрутилась рядом, потыкалась в ухо, пощекотала усами. - Это вечная проблема вас, долгоживущих. Мы однодневки, и живем слишком мало. Но разве ее жизнь не прошла насыщенно? Разве Старшая подарила тебе мало своей любви? Разве память о ней ушла вместе с душой? Она всегда будет рядом, в наших воспоминаниях - твоих, моих, даже кота. Его, пожалуй, даже больше - сколько раз она прихватывала его за уши? И пока мы помним о ней, глупая ты хозяйка, Старшая будет с нами".
- Наверно, - пробормотала она. - Давай устроим нашей старушке поминки. С блинами, как положено. Ей бы не понравилось, что мы только грустим о ней, как думаешь? - она, потянувшись, почесала меня за ухом. Я согласно встала на задние лапки: какой дурак откажется от халявы?!
Уже не такая надломленная, хозяйка усадила меня в любимый домик и отправилась греметь посудой на кухню, приговаривая: "... Младшей будет скучно, это факт. Надо будет найти ей подружку ... а лучше двух, чтобы мелкие могли поиграть. И клетка маловата для трех будет, надо новую прикупить... и домиков нашить..."
Ее голос затих, а я, нагрузившись едой, вернулась на полочку. Закрыла глаза, и время повернулось вспять: я снова была мелкой, зашуганной глистой; осторожно пробую свой первый в жизни йогурт, а Старшая со снисхождением наблюдает, как я недоверчиво лакаю густую субстанцию, и постепенно по моей мордочке разливается выражение неземного блаженства.
Старшая снова была тут, живая, и мне не было одиноко.
Таков круговорот жизни: мы рождаемся, растем, грызем вкусные книжки, провода и занавески, а потом, в свое время - уходим, чтобы уступить место молодым. В положенное время я тоже одряхлею, и оставлю хозяйке свое бренное тело и ворох воспоминаний, теплых, как масляные блины, душистых, как лукошко грибов. И это правильно.