Шварц Миротвор. Палестинская проблема

Миротвор Шварц

Палестинская проблема

1.МАРК

17 мая 1996 года, пятница. 11:00

Иерусалим, Израиль

Министерство Иностранных Дел

С утра я увлеченно работал, забыв обо всем на свете. Очередной проект совместной дипломатической инициативы, полученный от коллег из Голландии. Изволь внимательно прочитать, проанализировать, прикинуть последствия, обдумать варианты ответа. А почему поручили именно мне? Да уж не потому, что владею голландским -- это здесь не такая уж редкость, особенно в нашем министерстве. А потому, что негоже бить баклуши в рабочее время. Такая уж у меня должность -- начальник протокольного отдела. Не то чтоб совсем синекура, но больше часа-двух в день не занимает. Вот и подсовывают всякую "левую" работу.

Но вы только не подумайте, что я жалуюсь. Я ведь не лентяй, и без дела просто помер бы со скуки. А так хоть чем-то занят. К тому же отдельные детали и впрямь представляли некоторый интерес. Вот, например, эта фраза...

И тут зазвонил телефон.

И не где-нибудь там на улице. И не в соседнем кабинете. И не сотовый в кармане пиджака. Нет, именно служебный телефон на моем столе.

Укоризненно посмотрев на дребезжащий аппарат, я тяжело вздохнул и снял трубку.

-- Марк, пришли послы, -- раздался голос секретарши Дебби.

Ах да! Собственно, о грядущем визите двух послов, только-только назначенных своими правительствами (такое вот совпадение), стало известно еще вчера. Просто из головы вылетело -- память-то не резиновая...

-- Ну что ж, пусть заходят.

Вот принесла нелегкая! Теперь уж сегодня проект не добить, ведь через час в аэропорт...

Первым в мой кабинет вошел посол Египта.

-- Доброе утро, мистер Кричевски, -- произнес он по-английски с едва заметным акцентом. -- Меня зовут Абдул Хашими. Я очень, очень рад с вами познакомиться.

При этом Хашими отвесил поклон, достойный лучшего придворного льстеца при дворе какого-нибудь бухарского эмира. С лица же посла не сходила радушная улыбка.

-- Я тоже очень рад, -- улыбнулся и я, вставая из-за стола и пожимая египтянину руку. -- Прошу садиться.

-- Большое спасибо, -- ответил Хашими, не переставая улыбаться. -- Я надеюсь, вы меня простите за то, что я говорю с вами по-английски?

Улыбка посла приобрела несколько виноватый оттенок. А в чем дело-то?

-- Но... что же в этом плохого?

-- Ну... -- замялся Хашими -- просто я ведь еще не знаю вашего языка. Еще неделю назад я полагал, что меня назначат послом в Венесуэлу. А вот назначили сюда... Вот и получается, что другого общего языка, кроме английского, у нас с вами пока нет.

А вот тут-то вы и ошибаетесь, милейший!

-- Я думаю, что есть, -- сказал я по-арабски.

-- Не может быть! Вы знаете мой язык? Откуда?

Теперь уже улыбка Хашими была не дежурно-вежливой, а совершенно искренней.

-- Ну, видите ли... -- развел я руками, медленно подбирая арабские слова, -- такое уж... у нас тут... министерство. Без... многоязычности никак.

Черт, давно практики не было...

-- Что ж, я очень рад подобному сюрпризу, -- ответил египтянин. -- И все же мне показалось, что английским вы владеете... еще лучше. Так что давайте уж говорить на языке Шекспира.

Посмотрел бы я, как ты будешь говорить на этом жутком средневековом диалекте! Шекспира в оригинале и читать-то невозможно...

-- Вы совершенно правы, -- ответил я на языке Шекли. -- Так чем же я могу вам сегодня помочь?

-- Поскольку я -- новый посол Египта в Израиле, мне хотелось бы... если это возможно... нанести визит премьер-министру...

Так я и думал! А ведь мог бы, между прочим, прямо туда и отправиться. Так нет же, ему надо, чтобы все было по форме -- вот он и заявился в протокольный отдел, отрывать меня от проекта...

-- Хорошо, -- кивнул я. -- Дайте-ка мне позвонить в канцелярию премьера...

На том конце провода велели подождать. Возникла некоторая пауза, которой тут же воспользовался незваный гость.

-- Дело в том, -- заговорщическим тоном поизнес Хашими, как-то так воровато оглядываясь по сторонам, -- что президенту Садату хотелось бы узнать, какова позиция Израиля по проблеме сектора Газа...

И с этой хохмой он едет к нам в Одессу? В смысле, и с этим вопросом он попрется к Толику? А что, собственно, мы можем сделать? Послать в Газу десант? Даже если б нам этого и хотелось, без разрешения Клинтона не получится...

Но отвечать что-то надо, хотя бы и уклончиво.

-- Я уверен, -- неуверенно забормотал я, теперь уже подбирая английские слова, -- что премьер-министр... сделает всё, чтобы... подойти с пониманием...

Тут наконец канцелярия отозвалась. Сделав извиняющийся жест ладонью, я затараторил в трубку -- на сей раз "по-нашему, по-бразильски", то бишь по-еврейски:

-- Бенни, привет!.. Посол Египта хотел бы... ну да, визит... сегодня никак? Куда он поедет?.. В Люксембург?.. А когда вернется?.. Ну хорошо, во вторник -- заседание Кнессета... А в среду?.. Ну какой еще июнь, это же просто неприлично! Зачем же обижать египтян? Они ж нас вроде не обижали... Ну, вот это уже другой разговор... Хорошо, сейчас запишу... Спасибо, пока, тебе тоже.

Повесив трубку, я обратился к послу, стараясь выдерживать официальный тон:

-- Посол Хашими, премьер-министр Щаранский примет вас ровно через неделю в 14:00. Надеюсь, вас устроит это время?

-- Без сомнения, -- закивал головой египтянин. -- Огромное вам спасибо, мистер Кричевски, огромное спасибо.

Вежлив до невозможности! Такой уж народ... приторный.

-- Пожалуйста, мистер Хашими, -- ответил я, вставая из-за стола. -- Рад был с вами познакомиться.

Посол также поднялся со стула, но уходить не спешил.

-- Скажу вам по секрету, мистер Кричевски, -- на сей раз Хашими улыбнулся как-то загадочно, -- я очень, очень рад, что меня назначили послом именно в Израиль.

-- Почему же? -- я изобразил удивление, хотя на самом деле мне было все равно.

-- Видите ли, -- пояснил Хашими, -- я всегда хорошо относился к еврейскому народу. Более того... сам-то я мусульманин, но вот один из моих братьев женат на христианке. А у этой христианки есть сестра, которая замужем за евреем. Так что в каком-то смысле я тоже в чем-то еврей.

А Остап Бендер был в душе почвовед... как тут, собственно, ответить? Разве что философски...

-- Все семиты происходят от Авраама. И евреи, и арабы.

-- А большинство антисемитов, -- заметил в ответ египтянин, -- действительно не любят всех семитов, включая и арабов. Общие враги сближают наши народы еще больше, чем общий праотец.

Что и говорить, приятная дипломатическая беседа... вот только как бы ее поскорее закончить?

-- О Боже, как быстро время идет!.. -- воскликнул я, как бы невзначай бросив взгляд на часы. -- Только-только рабочий день начался...

-- О, извините меня, мистер Кричевски, -- понял намек Хашими. -- Вы куда-то спешите?

-- Спешу, -- признался я. -- Мне ведь еще нужно принять вашего коллегу, а потом в аэропорт. Мой племянник приезжает из России.

-- Понятно... -- протянул посол. -- Ваш племянник приезжает в гости?

-- Да нет, насовсем. Как и я сам приехал насовсем семнадцать лет назад.

-- В таком случае, -- голос Хашими приобрел торжественный тон, -- я прошу вас передать вашему племяннику мои поздравления. Я уверен в том, что он будет таким же достойным гражданином своей новой страны, как и вы, мистер Кричевски.

К счастью, эту фразу посол произнес, уже открывая дверь кабинета.

Окончательно распрощавшись с не в меру словоохотливым дипломатом, я поднял трубку и набрал номер секретарши.

-- Дебби? Все, с египтянином разобрались. Зови сирийца.

* * *

Что и говорить, приятно ехать по шоссе "Иерусалим - Тель-Авив", особенно за рулем почти нового "БМВ". Особенно днем, когда до ежедневных вечерних пробок еще далеко. Не было и сомнений в том, что на встречу Геннадия я не опоздаю. Даже если не успею к собственно прилету. Все равно ведь придется ждать часа два-три, пока Генка не пройдет натурализацию.

Тем временем мне захотелось сменить пластинку, то есть кассету -- любая группа может надоесть, если ее слушать целую неделю. Даже "Депеш Мод". Я нажал на кнопку, и магнитофон послушно выплюнул содержимое -- после чего, естественно, автоматически включилось радио. Некая плохо настроенная станция передавала выпуск новостей вперемешку с помехами:

-- Новые волнения палестинцев в Наблусе, Рамалле и Дженине... пххх... столкновения демонстрантов с войска... дррр... дцать убитых, сорок раненых... кшшш... Ясир Арафат заявил... бвввв... Хафез Асад выразил... тсссс... роль Хуссейн решительно осуди... врррр... позиция Ливана осталась преж...

Грустно покачав головой, я прекратил этот радиорепортаж, вставив в кассетник новый диск "Любэ".

Что и говорить, такие новости всегда огорчают, как к ним ни привыкаешь...

2.ГЕННАДИЙ

16:00

Тель-Авив, Израиль

Аэропорт "Лод"

Пожалуй, у каждого из нас бывают в жизни такие моменты, когда он меняется. Переходит из одной сущности в другую.

Нет, я не о смерти и не о процессе "был поленом -- стал мальчишкой". Внешне человек вроде тот же -- та же голова, те же руки-ноги, тот же рост, тот же вес... Да и внутренний мир такой же, как был. И все-таки...

И все-таки сам факт изменения налицо. Неделю назад был пионером -- а сейчас уже комсомолец. Три дня назад был кандидатом наук -- а сегодня уже доктор. Или вчера был иудеем-христопродавцем -- а сегодня уже добрый католик. Бывает и так.

Вот и со мной случилось нечто похожее. Всего три часа назад я был россиянином. А сейчас -- гражданин Израиля. Заполнил три анкеты, ответил на десятка два вопросов, подписал какие-то бумаги (на чтение уже не было сил) -- и вот теперь у меня в кармане новенький израильский паспорт.

В другом кармане, правда, до сих пор лежит российский. Однако Россия осталась... там. В прошлом. В Шереметьево. Во вчерашнем дне. Туда уже не вернусь -- во всяком случае, в ближайшее время. По понятным причинам...

Впрочем, никаких особенных ощущений у меня не было. Ни радостно-торжественных, ни грустно-прощальных. Пожалуй, я себя чувствовал примерно так же, как больной после тяжелой, но удачной операции. Опасность устранена, жизнь спасена -- ну и слава Богу (и хирургу, конечно). Теперь надо думать о том, как жить дальше. Жизнь-то будет другая -- это есть теперь нельзя, то пить запрещено, таких-то вещей делать не рекомендуется...

Вот с такими мыслями я и шел себе по коридору, за которым начиналась новая жизнь. То есть зал ожидания аэропорта "Лод".

А вот и двое мужчин среднего возраста, пришедшие меня встречать. Больше некого -- всех остальных пассажиров давно уже встретили.

Нет, все-таки хорошо, что месье Дагерр в свое время изобрел фотографию. Иначе бы я их не узнал -- когда они уехали из Союза, я был еще дитя. А по фоткам сразу определил, кто есть кто. Справа -- это явно дядя Марик, он у них тут дипломат, руководит каким-то отделом в МИДе. А вот это, конечно, дядя Боря, владелец спичечной фабрики в Хайфе. Старший брат не только по возрасту, но и по виду -- эдакий патриарх. Вылитый актер Раде Сербеджия. Только и разницы, что Сербеджия -- хорват, а дядя Боря -- еврей.

Вот и они меня узнали. Побежал им навстречу. Обьятия, восторги, расспросы:

-- Ну, как долетел?.. Какой большой стал! А я его еще таким... А как отец?.. Все бумаги заполнил?.. Дай-ка еще тебя обниму... Вот родители-то обрадуются...

Мужественно вытепев все эти пытки, я получил на сладкое торжественную речь дяди Бори. Он этак величественно встал в позу и произнес:

-- Ну, Геннадий, приветствую тебя на земле Израиля! Теперь ты дома, среди своих. Отныне ты в полной безопасности. Больше ты уже не будешь страдать от антисемитизма...

-- Да я и раньше не больно-то страдал, -- перебил я его, пожав плечами.

-- А теперь, -- сурово сказал дядя, -- и вовсе страдать не будешь.

В его голосе было столько металла, что я понял -- лучше и не перечить. Вместо этого я перевел разговор на другую тему:

-- Спасибо, дядя Боря... а вот где дедушка с бабушкой? Разве они не собирались прийти?

-- Сначала собирались, -- кивнул головой дядя Боря. -- А теперь просят извинить за то, что не смогли. В Хайфу Розенбаум приехал.

-- Ну, конечно, он приехал не так, как ты, -- уточнил дядя Марик, -- а заехал к нам по дороге из Германии в Америку. Тур у него всемирный, два месяца с концертами разъезжать будет. Эмигрантов-то наших везде хватает.

А ведь я теперь -- тоже эмигрант. Еще вчера слово "эмигранты" относилось к ним, к другим людям, но никак не ко мне...

-- Ладно, пошли за багажом, -- скомандовал дядя Боря. -- Где тут у них багажное отделение?

-- В этом аэропорту всегда все запутано до невозможности, -- вздохнул дядя Марик. -- Полчаса будем разбираться.

А чего тут разбираться? Не долго думая, я подошел к миловидной девушке, сидящей за одним из окошек:

-- Мне нужна помощь. Где я могу получить мой багаж?

Девушка улыбнулась и все подробно обьяснила. Выслушав ее ответ, я поблагодарил и... услышал громкие аплодисменты.

Аплодировали мои дядья. Я, конечно, уставился на них, как пресловутый баран на не менее пресловутые ворота.

-- Ну, молодец! -- сказал дядя Марик.

-- Вот это я понимаю! -- важно поднял палец дядя Боря. -- Сразу видно, приехал сознательный а ид. Раз едет в Израиль -- выучил язык.

-- Ну, выучил... -- согласился я. В чем, собственно, заключается моя доблесть?

-- А то многие едут в еврейское государство, -- пояснил дядя Марик, -- а по-еврейски ни бум-бум. Думают, им и английского хватит.

-- Как будто у нас тут не независимая страна, -- усмехнулся дядя Боря, -- а все еще британская администрация, как полвека назад.

-- Вообще-то и язык -- не такой уж трудный, -- пожал я плечами. -- Мне хватило трехмесячных интенсивных курсов, чтобы кое-как заговорить. Главное -- сразу же буквы как следует выучить.

-- Значит, ты к языкам способен. Весь в него, -- кивнул дядя Боря в сторону дяди Марика. -- Он у нас тоже полиглот. Даже такие экзотические языки знает, как японский и арабский.

Так вот за разговорами мы и добрались до багажного отделения. Чемоданчики мои давно уже были там -- им-то натурализацию проходить не надо. Соскучились небось по хозяину.

И, кстати, все на месте. Нет, здесь не так уж и плохо -- во всяком случае, аэропорт мне уже понравился. Чистота, порядок, миловидные девушки, багаж не пропадает... И кроме того...

-- Совсем никакой охраны, -- заметил я вслух.

-- А зачем нам тут охрана? -- удивился дядя Боря. -- Я ж тебе сказал, у нас тут безопасно.

-- Тут же Тель-Авив, а не какой-нибудь... -- добавил дядя Марик, -- а не какой-нибудь Наблус или Рамалла.

Нагрузившись чемоданами, мы вышли на свежий воздух.

-- Не жарко тут у вас, -- поежился я.

-- Что еще за "у вас"? -- нахмурил брови дядя Боря. -- Теперь, Геннадий, изволь говорить "у нас".

-- А что, разве холодно? -- удивился дядя Марик.

-- Да уж холоднее, чем в Москве. Ну, может, это от времени года зависит...

-- Не знаю, не знаю, -- покачал головой дядя Боря. -- По-моему, здесь не холодно. Вот в Хайфе бывает холодно, когда ветер с моря дует...

Ладно, привыкну. В Питере вон тоже не жарко и ветер с моря, зато как хорошо!..

* * *

Будучи несколько утомлен пробегом, я с удовольствием развалился на заднем сиденье машины. Однако сидевший за рулем дядя Боря вовсе не собирался оставить меня в покое:

-- Ну, Геннадий, ты теперь израильтянин, а народ у нас в Израиле трудолюбивый...

Ох, не нравится мне это начало...

-- Стало быть, -- сделал логический вывод дядя Боря, -- и тебе лениться не дадим. Ты в России в МИФИ учился?

-- В МИФИ учился, -- подтвердил я, не вдаваясь в подробности.

-- Значит, пойдешь в Технион.

Ну, это еще не так плохо...

-- И подрабатывать будешь, конечно, -- не унимался дядя Боря. -- Возьму-ка я тебя к себе на фабрику...

А вот это уже совсем не фонтан...

-- Не бойся, не рабочим в цех, -- усмехнулся дядя Боря, как бы прочитав мои мысли. -- Рабочих у меня и так хватает. И наших, и иностранцев -- арабов там всяких, африканцев, филиппинцев, румын... кто только на заработки к нам не едет... Нет, Геннадий, тебе я, так и быть, составлю протекцию. Человек ты образованный, язык знаешь, на компьютерные кнопки нажимать умеешь --найду я тебе место где-нибудь в офисе...

Уже лучше...

-- А будешь ныть, что трудно, -- строго сказал дядя Боря, -- и слушать не буду. Разве это трудности? Вот в наше-то время... Это сейчас -- захотел и уехал, а нас-то эти антисемиты так просто не выпускали...

-- Да, нам было не просто, -- согласился и дядя Марик. -- Четыре года в отказе сидели.

-- Помнишь, Марик, как мы никак не могли к посольству пробиться? Менты его тройным кольцом окружили. Вроде и есть израильское посольство в СССР, а вроде и нет.

-- Близок локоть, да не укусишь. А помнишь, Борька, как мы думали подкоп копать, как те немецкие ребята под Берлинской стеной?

-- А помнишь, как письма писали? Президенту Картеру, папе римскому, генсеку ООН...

-- Да и генсеку Брежневу тоже, только все без толку. А помнишь...

Ну, поехали... Бойцы вспоминают минувшие дни, были люди в наше время, преданья старины глубокой... Как и всегда в подобных случаях, я отключился. Очнулся лишь тогда, когда услышал собственное имя:

-- Геннадий! Гена! Ты спишь, что ли?

Это вопрошал дядя Боря.

-- Извините, задремал, -- ответил я. -- Устал за день, сами понимаете...

-- У меня к тебе вопрос. Когда Роман-то приедет?

Я не сразу сообразил, о ком идет речь.

-- Отец? Думаю, что никогда. Что делать русскому писателю за границей?

-- Мало ли что, -- презрительно фыркнул дядя Боря. -- Я вон тоже когда-то был русск... русскоязычным поэтом. И ничего, стал фабрикантом.

-- Боря, ты меня, конечно, извини, -- вмешался дядя Марик, -- но ведь тебя так нигде и не опубликовали...

-- Это потому что...

-- Нет, не потому, что ты еврей. А потому, что... -- дядя Марик замялся, -- потому что фабрикант из тебя куда лучший, чем поэт. А у Романа постоянно новые книги на прилавках. Более того, их даже покупают. Меня, собственно, удивляет совсем другое...

-- Что именно? -- настороженно спросил я.

-- Меня удивляет не то, что не едет твой отец. Меня удивляет, что приехал ты. Приехал, не окончив институт.

Да, не зря я насторожился...

-- А что тут удивляться? -- пожал плечами дядя Боря. -- Антисемиты довели...

Может, поддакнуть? Да нет, все равно в итоге узнают правду. Давай, Генка, колись...

-- Никто меня не доводил, -- пробормотал я, собираясь с духом. -- Просто меня из МИФИ отчислили...

-- За то, что а ид? -- быстро спросил дядя Боря.

Да у него пунктик!

-- Да нет, -- покачал я головой. -- За неуспеваемость...

Напряженная тишина. Как на картине "Опять двойка".

-- Как же так? -- удивленно спросил дядя Марик. -- Ведь ты вроде хорошо учился...

-- На первых трех курсах -- хорошо. А потом... Потом я познакомился с одной девушкой...

-- Ну и что же? -- спросил дядя Боря. -- Мало ли кто из нас в студенческие годы...

-- Да ведь Лиза была не такая, как все, -- грустно улыбнулся я. -- Она увлекалась всякими восточными религиями, ну и меня увлекла. А ведь Восток -- дело тонкое. Я ведь не просто пел "Харе Кришна, Харе Кришна" -- я изучал всякие священные книги -- Конфуция, Махабхарату... Чтоб угодить Лизе, даже Коран проштудировал от корки до корки.

-- Ну, Коран -- это хорошо, -- сказал дядя Марик, -- а как же институт?

-- А вот никак, -- развел я руками. -- Свидания, прогулки при луне, вечеринки, поездки на дачу, романтические стихи, да еще и все эти... теологические изыскания. После этого на лекции уже не оставалось ни времени, ни сил. Вот и завалил сессию...

-- А восстановиться никак было нельзя? -- спросил дядя Марик.

-- В том-то и дело, что уже никак, -- вздохнул я. -- Мне пришла повестка из военкомата.

Тут уж и выхода другого не было, кроме как эмигрировать. Хорошо еще, в феврале заблаговременно пошел на курсы. Как раз после разрыва с Лизой...

-- Тогда ясно, -- кивнул головой дядя Марик. -- Что ж, тогда ты поступил правильно. У нас-то армия добровольная, не хочешь -- не служи.

-- Выходит, все же не зря существует Израиль, -- торжествующим тоном сказал дядя Боря. -- Всегда любому а иду в беде поможет.

Что ни говори, а на этот раз мой дядя как будто бы прав...

-- Ну да ладно, -- махнул рукой дядя Боря. -- Отчислили так отчислили. Все равно в Технион пойдешь, а уж я присмотрю, чтоб девушки с Коранами не отвлекали. Сейчас вот приедем в Хайфу...

-- Как в Хайфу? -- удивился я. -- Разве мы едем в Хайфу?

Я только сейчас заметил, что мы и впрямь едем на север.

-- В Хайфу, конечно, -- подтвердил дядя Боря. -- А ты куда захотел? В Амстердам? Или Париж?

-- Да нет, я просто думал, что раз уж мы в Тель-Авиве, то заедем к дяде Мише...

-- Не выйдет, -- покачал головой дядя Марик. -- Мишка в Бремен поехал в командировку. Он ведь у нас журналист.

-- А что там в Бремене происходит? -- спросил я.

-- Ежегодный съезд "Союза изгнанных", -- ответил дядя Марик.

-- А что это за союз такой?

3.МИХАИЛ

17:45

Бремен, Германия

В десяти метрах от стадиона "Везерштадион"

А все-таки жаль, что я не спортивный журналист. Сейчас бы шел на матч бундеслиги "Вердер" - "Гамбург", и стадион нашел бы без труда -- вон сколько фанатов туда направляются. Со всего города собрались, да ведь еще и из Гамбурга небось приехали.

Однако судьба распорядилась иначе. Будучи политическим обозревателем, приехал я совсем по другому делу. И вот теперь в запасе у меня всего пятнадцать минут, а найти эту чертову Вагнерштрассе не могу. Надо было купить по дороге карту -- так нет же, не столько пожадничал, сколько поленился. Думал, адреса хватит. Плюс устных инструкций -- мол, это совсем рядом со стадионом. Типа каждая собака знает.

Собаки, может, и знают, а вот люди... Кого ни спрошу -- никто об этой Вагнерштрассе даже не слыхал. Оно и понятно, впрочем -- чем мне может помочь фанат откуда-нибудь с окраины или из Гамбурга?

-- Простите, -- раздался вдруг сзади голос, -- вы не могли бы мне помочь найти дорогу?

По-немецки, но с таким знакомым акцентом. Обернулся -- да, и внешность у него соответствующая...

-- Извините, вы не из России? -- задал я встречный вопрос. На всякий случай также по-немецки. То есть на идиш, но разницы-то почти никакой.

Улыбка собеседника подтвердила правоту моей догадки.

-- Из России, вестимо, -- ответил он по-русски. -- Только-только из Москвы. Василий Скворцов, "Московские новости".

-- Михаил Кричевский, -- пожал я протянутую руку. -- "Хеймланд".

Василий оказался достаточно эрудированным человеком.

-- Понятно. Стало быть, ты... оттуда? -- он показал куда-то в сторону заходящего солнца.

-- Оттуда, оттуда. Хотя девять лет назад жил в Москве, -- я показал в противоположную сторону.

-- Земляк, значит, -- кивнул головой Василий. -- Тоже приехал освещать этих недобитков?

-- Тоже. Только вот не могу найти улицу.

-- И я не могу. Что ж делать будем?

-- Простите, господа, -- раздался вдруг голос - тоже по-русски, но с каким-то странным акцентом, чем-то напоминающим украинский, -- вы случайно не русские?

Акцент оказался польским, а Анджей Домбровский -- нашим коллегой из варшавской "Жечпосполиты", приехавшим в Бремен с той же целью, что и мы с Василием. К счастью, Анджей бывал в Бремене и раньше. Где находится Вагнерштрассе, он все еще помнил, так что на съезд мы успели вовремя.

* * *

Съезд "Союза изгнанных" проходил в здании старенького театра. Делегаты сидели в партере, а галерка представляла собой что-то вроде ложи прессы. Журналистов было не так уж много. Человек шесть-семь немцев (сосчитать их поточнее мне было лень) -- и наш славянско-еврейский триумвират, находящийся в некотором отдалении от туземцев. Каждый из нас фиксировал ход заседания по-своему. Анджей усердно конспектировал происходящее, словно студент-отличник на лекции. Василий время от времени делал какие-то пометки в блокноте, понятные лишь ему одному. Я же, как самый ленивый, ограничился включенным диктофоном, направленным на сцену театра. Завтра как-нибудь расшифрую запись.

Первое заседание съезда было зрелищем весьма интересным. Вернее, неинтересным. Такая уж это организация. Если добьются своего -- такое начнется... но ведь дураку ясно, что ничего они не добьются. С таким же успехом можно наблюдать за какими-нибудь французскими роялистами, канадскими коммунистами или американскими либертарианцами.

Да и сами делегаты как-то не тянули на чудо-богатырей. Большинству собравшихся было за 60, а то и за 70. Молодежи практически не было. Что же касается пламенных речей... пока что не было и этого. Отчет финансовой комиссии -- собранные за год взносы, подробный список расходов... Отчет мандатной комиссии -- общее количество делегатов, представительство тех или иных территориальных ячеек, распределение по возрастным группам... Отчет комиссии по планированию -- столько-то в минувшем году задумано мероприятий, столько-то проведено, с таким-то успехом... Честно говоря, я уже еле удерживался от того, чтобы не захрапеть на весь театр.

Но вот наконец-то дошло до выборов президента. Кандидатов оказалось двое. Первым на трибуну... то есть на сцену вышел Рудольф Краузе. Мне этот старичок сразу понравился. Он чем-то напоминал Чарли Чаплина из фильма "Великий диктатор" -- причем не Чарли-диктатора, а именно скромного, милого, обаятельного Чарли-парикмахера.

-- Дамы и господа, -- тихим голосом начал Краузе свою предвыборную речь. -- Позвольте мне напомнить вам, в чем заключаются наши цели и задачи.

А то делегаты сами не знают! Или он опасается, что у делегатов склероз? Ладно, хватит шутить над старыми людьми...

-- Полвека назад, -- продолжил Краузе, -- закончилась вторая мировая война. Нацисты потерпели заслуженное поражение. Они узурпировали власть в Германии, они вторглись на чужую землю, они уничтожили миллионы людей. Несомненно, Гитлер и его бандиты заслужили самое суровое наказание за свои преступления.

По правде говоря, пока что я был с ним абсолютно согласен.

-- Но в Германии жили отнюдь не только нацисты, -- заметил Краузе. - В Германии жили десятки миллионов других людей, включая нас с вами. Мы не были сторонниками Гитлера. Мы не были нацистами. Мы не были эсэсовцами. Мы не были убийцами, насильниками, грабителями. Мы не уничтожали евреев и славян, не загоняли невинных людей в концлагеря. Я уж не говорю о том, что большинство из нас были детьми!

Облик Краузе менялся на глазах. Теперь он уже напоминал не Чарли-парикмахера, а именно Чарли-диктатора.

-- И тем не менее, -- воскликнул Краузе, -- именно мы понесли наказание за чужие преступления! Нас безжалостно изгнали из отчего дома, лишив крова и имущества! Нас изгнали из Кёнигсберга, из Бреслау, из Штеттина, из Ольденбурга! Мы потеряли родину, а Германия потеряла исконные территории!

Делегаты недовольно зашумели, как бы только сейчас осознав всю несправедливость происшедшего.

-- Нам не нужно ничего чужого! -- повысил голос Краузе, чтобы перекричать шум. -- Мы ничего не имеем против русских, поляков или евреев. Нам не нужна Империя, нам ни к чему "жизненное пространство". Мы всего лишь требуем справедливости -- восстановления германских границ 1937 года!

Негодующий шум плавно перешел в аплодисменты. Насладившись эффектом и переведя дух, Краузе продолжил:

-- Увы, не все из нас проявляют должную твердость и стойкость. То и дело раздаются голоса ренегатов, которые считают, что после пятидесяти лет борьбы мы должны пойти на компромисс. Они полагают, что наши требования слишком радикальны. Они утверждают, что нам следует ограничиться требованием денежной компенсации за отобранное имущество. По сути, нас призывают торговать родиной!

Очередной всплеск негодования в партере.

-- Эти глупцы ошибаются! Именно сейчас успех близок, как никогда! Именно сейчас Германия вновь едина, ибо навсегда рухнули Берлинская стена и железный занавес! Именно сейчас нет больше Варшавского Пакта, как нет и коммунистической власти в Кремле! Именно сейчас НАТО на грани распада, ибо холодная война закончилась! Именно сейчас, с распадом СССР, Чехословакии и Югославии, трещат по швам восточноевропейские границы -- и о позорном принципе "нерушимости послевоенных границ" не помнит уже никто! Именно сейчас у нас, у немецкого народа, у Германии появился шанс! Так не упустим же его!

Таких аплодисментов я не слышал уже давно. Овации длились минут пять, не меньше. Многие делегаты аплодировали стоя, несмотря на преклонный возраст.

-- Фигу с маслом тебе, а не границы 37-го года, -- пробормотал Василий.

-- Можно себе представить, каким оратором он был в молодости, -- философски заметил Анджей.

-- Интересно, каким будет другой кандидат, -- вздохнул я.

Второго кандидата звали Герхард Муссман. Это был пожилой господин в очках, похожий на университетского профессора. Он говорил тихо и спокойно, ни разу так и не повысив голос:

-- Дамы и господа, мы все только что аплодировали моему уважаемому коллеге. Он совершенно прав -- полвека назад с нами обошлись несправедливо. К нам применили тот же ложный принцип "коллективной вины", который нацисты применяли по отношению к другим народам. Человек не может и не должен нести наказание за преступления, совершенные другими людьми. Даже если преступники были его соплеменниками. Все это так. Однако именно поэтому, дамы и господа, нам следует изменить свои требования.

Делегаты зашумели -- не столько от возмущения, сколько от удивления.

-- Пожалуйста, потише, -- попросил делегатов Муссман. -- Я уже старый человек, и мне трудно вас перекричать. Я не буду касаться вопроса о том, насколько реалистичен наш... шанс, как выразился герр Краузе. Допустим даже, что произойдет чудо. Допустим, что Бундестаг нас наконец-то послушает, а иностранцы не станут возражать. И границы Германии снова приобретут довоенные очертания. Допустим.

На этот раз шум был скорее одобрительным -- делегатам так понравилась данная перспектива, что они даже не заметили явного сарказма.

-- И что тогда? -- грустно сказал Муссман. -- Что станет с людьми, которые живут на отобранных у нас территориях? С людьми, которые за эти полвека родились и выросли, для которых эта земля -- такая же родина, как и для нас с вами? Что станет с ними? Их выселят? Накажут за то, что когда-то сделали другие?

Делегаты затихли.

-- Вот то-то и оно, -- развел руками Муссман. -- После того, что случилось с нами, я совершенно не желаю того же самого другим людям. Иными словами, наши требования о пересмотре границ не столько нереальны, сколько попросту аморальны.

-- Что же нам делать? -- раздался голос откуда-то из пятого ряда.

-- Я ждал этого вопроса, -- кивнул головой Муссман. -- Я полагаю, нам следует требовать не пересмотра границ, а совсем другого. В конце концов, наша организация называется "Союз изгнанных", а не "Союз путешественников во времени" или "Союз имени Бисмарка". Нас изгнали с родной земли. Мы хотим вернуться. Вот и все.

До делегатов по-прежнему не доходило. Как, впрочем, и до меня.

-- Все, что мы должны требовать, -- пояснил Муссман, -- это права на возвращение. Права на возвращение для нас и наших семей. Пусть Бреслау, где я родился, останется польским, пусть он зовется Вроцлавом. Но пусть и я, уроженец Бреслау, буду иметь право вернуться в родной Вроцлав. И хотя бы умереть на родине...

Молчание. Тишина. Делегаты просто не знали, как реагировать. В конце концов, не так просто пересмотреть взгляды, сложившиеся за более чем пятьдесят лет.

Собственно выборы перенесли на завтра.

* * *

-- А все же я их уважаю, -- покачал головой Василий.

Вот уже час мы сидели в трактире "Бычий Хвост", наслаждаясь лучшими в мире сосисками, капустой и пивом.

-- Кого? -- не понял Анджей.

-- Да изгнанных этих. Ну ты только подумай, Андрюха -- полвека прошло, пятьдесят лет. Любой другой на их месте махнул бы рукой, устроился на новом месте и думать забыл о том, что когда-то его обидели. А эти -- нет, все помнят. Вот это любовь к родине, да? Вроде как "не забуду мать родную", только в смысле "родину-мать". Ну прямо вроде... -- тут Василий повернулся ко мне, -- ну вот вроде вашего брата, Михайло.

-- Это ты о ком? -- я спьяну не понял.

-- Ну, о вас, о евреях. Две тысячи лет как вас выгнали из Иудеи, а вы упорно твердите -- "а вот ни фига, на будущий год в Иерусалиме".

-- Ах, вот ты о чем, -- засмеялся я. -- Да мы уже давно так не твердим. Вроде и так уже... Если, конечно, не иметь в виду... хмм... восточный Иерусалим. Но туда стремятся только всякие отморозки, типа рава Кахане.

-- Ну, допустим, -- махнул рукой Василий. -- Может, аналогия и не очень, но смысл именно в том, что уважаю тех, кто родину помнит. Хотя, конечно, -- посерьезнел он, -- Калининград я им не отдам. Хрена лысого -- это наш военный трофей, в конце концов.

-- Тут все даже сложнее, -- заметил Анджей. -- Я, например, сам родился во Вроцлаве...

-- Вот я и говорю, -- перебил его Василий. -- Не выгонять же теперь тебя...

-- Подожди, Вася, я не закончил свою мысль. Я-то родился во Вроцлаве, но отец мой -- во Львове, который принадлежал Польше между двумя войнами. Однако во второй войне Львов отошел к Советскому Союзу, и поляков оттуда выселили на запад. В основном как раз во Вроцлав, откуда выгнали пана Муссмана и других немцев.

-- Дело осложняется, -- вздохнул я.

-- Еще как осложняется! Если теперь Германия потребует Вроцлав назад у Польши, то Польша так же точно потребует Львов назад у СССР... то есть теперь уже не у СССР, а у Украины. Накажем Украину за грехи СССР? Выселим львовских украинцев куда-нибудь в Киев? Вы понимаете, друзья мои, сколько людей невинно пострадает?

-- Во имя справедливости, блин, -- хмыкнул Василий.

-- Вот именно, -- кивнул Анджей. -- Лучше уж совсем не двигать границы. Оставим все как есть. А право на возвращение -- что ж, я не возражаю. Захочет Муссман или тот же Краузе переехать во Вроцлав -- я не против.

-- Пожалуй, -- согласился Василий. -- Все равно ведь на самом деле почти никто не поедет из Германии в Польшу -- да и к нам в Россию тоже...

И тут я неожиданно протрезвел.

Ну да, если кто-нибудь из этих старичков захочет вернуться в Калининград -- я разве против?

Или в тот же Вроцлав -- да мне-то какое дело?

А если в Тель-Авив?

4.ГРИГОРИЙ

23:00

Тель-Авив, Израиль

Улица Исаака Башевица Зингера

Сижу один дома, как шалопай Калкин в американском фильме. Папа поехал в Бремен в командировку, мама -- в Хайфу на концерт какого-то Розенбаума. Я, кстати, так и не понял, кто это такой -- то ли рок-музыкант, то ли скрипач-виртуоз. Во всяком случае, ждать до воскресенья (когда этот Розенбаум приедет к нам в Тель-Авив) мама не пожелала.

Ну, один дома -- велика важность. Во-первых, мне уже пятнадцать, во-вторых, я-то не шалопай. По улицам бесцельно шляться не буду, хулиганить не буду, пить-курить не буду, колоться-нюхать тем более. Не говоря уж о том, что в пятницу вечером я обычно делаю уроки.

Предвижу недоуменные возгласы -- "да ты что, Гришка, офигел?", "ну и зубрила!", "кто ж в пятницу уроки делает?" Умный человек, вот кто. Что лучше -- полениться сейчас и мучиться в воскресенье (когда и времени уже мало, и завтра рано вставать), или же спокойно поработать сейчас, зато потом два дня отдыхать? Вот то-то же.

В России, где я родился, даже пословица такая есть -- "кончил дело, гуляй смело". Умная пословица, надо сказать. Не кончив дела, и погулять как следует не сможешь -- мысль о неоконченном деле будет отравлять все удовольствие. А если сначала делать дело, то как раз наоборот -- мысль о предстоящем гулянии сделает дело более приятным.

А дел, надо сказать, пришлось сделать немало -- задачи по алгебре, сочинение по литературе, перевод с английского, подготовка к тесту по физике... Ну, а отчет по истории я оставил на закуску. Любимый предмет как-никак.

Причем тему для отчета я выбрал сам. Такое право дается не каждому, но я ведь не кто-нибудь, а лучший ученик в классе. Да и Гурвиц, наш учитель истории, прекрасно понимает, что я не выберу какую-нибудь ерунду, типа "Михаил Горбачев и крушение мирового коммунизма". Или же "Китайская экспансия -- сегодня Гонконг, завтра Тайвань?" На такую элементарную тему отчет написать -- раз плюнуть, да только читать его никто не будет. И так все нормальные люди всё знают и про Горби, и про Китай.

Нет уж, я выбрал тему поинтереснее -- "Палестинский проект". Всем темам тема, причем такая... скользкая, что ли. Не то чтоб она была запрещена (поди запрети что бы то ни было в свободной стране), а все же ее как бы... замалчивают, что ли. В обычную школьную программу она практически не входит. Так, мельком упомянут, и тут же забудут.

Так что учебником тут никак не обойдешься. Пришлось обложиться книгами, причем на нескольких языках сразу -- статьи Жаботинского на русском, монографию Даймонда на английском, мемуары Голды Меир на идиш. Полистал, изучил, сделал выписки -- что ж, пора начинать.

Итак, в конце девятнадцатого века жил да был Теодор Герцль. Австрийский журналист -- вернее, венгерский. Этнический еврей. Впрочем, до поры до времени никаких этнических комплексов у Герцля не было, как и у всех нормальных людей. Но лишь до поры до времени.

Поехал наш Теодор как-то в Париж на процесс Дрейфуса. И вдруг понял, что без комплексов не обойтись -- больно уж досаждают антисемиты. Да так досаждают, что обойтись без еврейского государства просто невозможно. И написал Герцль целый трактат, который так и назвал -- "Еврейское государство". Так появился сионизм.

И тут, конечно, возник естественный вопрос. Где? Где основать это самое государство? Вот тут надо не забыть упомянуть, что проектов-то было несколько. Был угандийский проект -- африканской земли англичанам было не жалко. Был аргентинский. А в СССР, уже при Сталине, разрабатывались проекты крымский и дальневосточный. Причем на Дальнем Востоке даже основали какой-то там Еврейский Регион, который вроде и по сей день существует... только вот евреев там практически нет. Почти никто туда ехать не захотел, а кто приехал -- тут же разбежались.

Но самым приемлемым для сионистов проектом почему-то оказался именно палестинский.

Нет, "почему-то" писать нельзя. Надо обьяснить, почему. Ну да, когда-то до нашей эры там были еврейские монархии -- Иудея и Израиль. Ну, допустим. Вообще-то подобные амбиции, основанные на политической карте мира двухтысячелетней давности, выглядят по меньшей мере смехотворно. Это как если бы, скажем, Италия вздумала воссоздать Римскую Империю... хотя у Муссолини такие мечты вроде были.

Ах да, религия. Земля обетованная, завещанная нам Богом, разговор с Моисеем на горе Синай... Нет, я, конечно, понимаю, что сто лет назад к религии относились более почтительно, нежели сейчас. Но как именно сионисты собирались доказать свою правоту неевреям? Ну, христиане-то по крайней мере чтут Тору, именуя ее Ветхим Заветом. А мусульмане? Ведь именно у них следовало Палестину... унаследовать. Им-то как обьяснить, что это исконно еврейская земля?

Однако сионистов это явно не смущало. И вот палестинский проект стал понемногу реализовываться на практике. Поток еврейских иммигрантов в Палестину (тогда еще турецкую), скупка земли. Еврейский Национальный Фонд. Первые сельскохозяйственные коммуны. Основание Тель-Авива. Развитие инфраструктуры. Как следствие -- приток арабов из сопредельных вилайетов.

Дальше -- больше. Первая мировая война. Еврейский Легион в британской армии. В качестве благодарности -- Декларация Бальфура о еврейском государстве. Победа Британии, распад Османской Империи. Мандат Лиги Наций на Палестину, выданный победителям.

М-да, тут материалов хватит страниц на двадцать, не меньше -- а Гурвиц просил не больше пятнадцати. Постараюсь полаконичнее...

Двадцатые годы. Поток иммигрантов возрастает, но теперь уже возрастает и недовольство арабов. Они задают весьма резонный вопрос -- а чем мы хуже? Почему, собственно, независимая Палестина должна быть еврейской, а не арабской?

Конфликт все нарастает и нарастает. Первые погромы -- стоило уезжать из Европы...

Тридцатые годы. Нацисты у власти в Германии. Иммиграция достигает невиданных размеров. Англичане вводят ограничения, но евреи все равно едут -- всеми правдами и неправдами. Евреи и арабы вступают в вооруженные стычки -- как друг с другом, так и с англичанами. Бритты уже и сами не рады, что взвалили на себя такой мандат...

Вторая мировая. Холокост. Муфтий Иерусалима сотрудничает с нацистами. С еврейской стороны -- террористическая банда "Иргун". Бегин, Шамир, Штерн и прочие идиоты. Воюют с англичанами, которые воюют с нацистами, которые уничтожают европейских евреев. Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно -- кажется, так сказал русский поэт Пушкин. Или Некрасов.

Конец войне. Британская Империя, несмотря на победу, трещит по швам. Скоро придется уходить из Палестины, оставив после себя весь этот еврейско-арабский пороховой погреб...

И тут... И тут наступает 23 июля 1945 года. Та самая речь Черчилля на Потсдамской конференции. Конечно, о ней-то знает любой израильский первоклассник, но не упомянуть ее в отчете нельзя -- ведь именно она отправила палестинский проект на свалку истории. Жаль, что нельзя вставить в отчет видеоклип -- я б обязательно вставил туда ту сцену из фильма "Исход", где Черчилль (то есть, конечно, актер Боб Хоскинс) встает и величественно произносит:

-- Джентльмены! Как известно, еще в Ялте мы решили передать восточные немецкие территории Советскому Союзу и Польше -- в качестве компенсации за те страдания, которые принесла нацистская Германия русскому и польскому народам. Но разве меньшие страдания понес еврейский народ? Разве нацисты не уничтожали европейских евреев намеренно и планомерно, обратив во прах несколько миллионов невинных людей? Разве евреи не заслужили территориальной компенсации?

После чего, как известно, сэр Уинстон предложил ошарашенным коллегам передать будущему еврейскому государству западную часть Нижней Саксонии. Ту самую территорию, которая ограничена с запада Голландией, с юга -- Вестфалией, с востока -- городом Бремен и рекой Везером, а с севера, естественно, Северным морем. Впрочем, это можно и не описывать -- географию родной страны любой детсадовец знает не хуже, чем стихи Квитко.

Возражений не было. Трумэн обрадовался возможности угодить еврейскому лобби, при этом не ударив пальца о палец, а Сталин возлагал некоторые надежды на то, что будущее еврейское государство станет просоветским (потом эти надежды не оправдались, и он со злости отыгрался на "космополитах"). Что же касается немцев, в особенности нижнесаксонцев... ну, а кто их спрашивал? Горе побежденным, как сказал какой-то римлянин.

А поскольку Нижняя Саксония находилась именно в британской зоне оккупации, поступок британского премьера до сих пор считается необычайно благородным и самоотверженным. Хотя теперь-то ясно (и это надо обязательно упомянуть в отчете!), что мудрый сэр просто воспользовался возможностью окончательно разрешить палестинскую проблему...

Но каковы бы ни были действительные намерения Черчилля, а колесо истории завертелось вовсю. Толпы переселенцев со всей Европы (тех, кто выжил, конечно). Прибытие "палестинцев" -- сначала единицы, потом сотни, а там и десятки тысяч. Небольшой поток из Англии и Америки. И даже отдельные евреи-красноармейцы, перебежашие из советской зоны.

Переименование Оснабрюка в Иерусалим, Ольденбурга -- в Тель-Авив, Вильгельмсхавена -- в Хайфу. Сначала переходный период -- временная британская администрация. Потом -- наконец-то независимое Государство Израиль. Долгие споры об официальном языке -- в конце концов им становится идиш, а иврит остается языком сугубо религиозным, то есть отделенным от государства.

План Маршалла. Членство в НАТО, "Общем рынке", Европейском Союзе. Иными словами, типичная западноевропейская либеральная демократия, ничем принципиально не отличающаяся от какой-нибудь Голландии или Бельгии. Или от той же Германии.

Ну, а Палестина... В конце концов британцы ушли и оттуда, дав местным арабам долгожданную независимость. Однако тут же оказалось, что у палестинского государства есть жадные соседи: иорданцам захотелось выхода к Средиземному морю, сирийцы позарились на Галилею, египтяне -- на Газу... Так вот, собственно, до сих пор и конфликтуют -- как друг с другом, так и с собственно палестинскими партизанами и демонстрантами-камнеметателями. Лишь демократический Ливан принципиально не лезет в это болото, сохраняя нейтралитет.

Одна война за другой. Когда-то США и СССР пытались вмешиваться, а теперь уже никому и дела нет. ООН недавно призвала к миротворческой миссии -- НАТО отмахнулась.

А что же евреи? Да ничего. Когда стало окончательно ясно, что на собственную государственность нечего и рассчитывать (требование второго Израиля было бы уж слишком большой наглостью), в Палестине остались лишь сугубо религиозные. Как и в "досионистские" времена, живут себе тихо-мирно, стараясь не слишком путаться у арабов под ногами. А еврейское государство на Святой Земле? Да Бог с ним -- в конце концов, до прихода Мессии его все равно создавать негоже...

Впрочем, об этом можно и не писать -- и так уже семнадцать страниц, на две больше лимита. Ладно, пусть Гурвиц сам редактирует.

Заканчиваю отчет и иду наконец спать. Впереди -- два выходных дня. Можно завтра поехать с Лейбом и Вахтангом за город. А то можно и в Амстердам сгонять -- в район "красных фонарей" нас могут и не пустить, но уж на матч "Аякс" - "Фейеноорд" попадем без труда. Или... или все же наконец собраться с духом и пригласить Майю в кино? Вдруг согласится? А там... впрочем, про "там" думать еще рано...

Засыпаю. Но мозг все еще работает, его просто так не отключишь. Пытаюсь прикинуть, что могло бы быть, достигни палестинский проект успеха.

Ну, допустим -- еврейское государство в Палестине... Постоянные войны с соседями, то есть принудительная армия... Жаркий климат, темперамент у народа (и соседей!) -- соответствующий... Непримиримая вражда с арабским миром, да и с другими мусульманами... Вероятное религиозное засилье, а вместе с ним и религиозная дискриминация... Короче, военный лагерь в пустыне с элементами теократии...

Впрочем, это уже альтернативная история. А ее в школе пока не изучают...

К О Н Е Ц

2003 год, Сент-Луис

Комментарии: 2, последний от 20/04/2024. © Copyright Шварц Миротвор (pashtet71@yahoo.com) Размещен: 16/03/2011, изменен: 16/03/2011. 50k. Статистика. Рассказ: История Альтернативная история		Ваша оценка:
Аннотация: 1996 год. Молодой человек эмигрирует из России в Израиль, где его радостно встречают родственники, уехавшие туда уже давно. Казалось бы, ничего особенного. И все же многие вещи наверняка покажутся читателю несколько странными...

Шварц Миротвор : другие произведения.

Палестинская проблема