- Шалунишка, - Михаил погрозил ему пальцем, - впрочем, можете рассказывать всем. Хороший рассказ только выигрывает от повторения. Но только ты ошибаешься. На самом деле ты еще и понятия не имеешь, что такое - настоящая паника. И каково оно - истинное смятение. Гарантирую - не хватит никакой привычки.
- Это надо понимать так, что меня в самое ближайшее время... просветят в этом вопросе?
- Звериное чутье. Чувствуется моя школа. Так что непременно, и самым подробным образом. Все, что было до сих пор, смело можете считать своего рода прелюдией к грандиозному финалу. Несколько затянувшейся, не спорю, - но это исключительно из-за очень низкого исходного уровня подготовки.
- Я не устаю удивляться вам, Михаил. - Говоря по возможности беспечным тоном, Островитянин почувствовал вдруг, что мурашки пробежали по спине, а щеки - вдруг как будто замерзли. - Только это мне начинает казаться, что я понимаю, когда вы говорите всерьез, как вы тут же вновь и вновь ставите меня в тупик...
- А я когда-нибудь говорил с вами вполне всерьез? Или, наоборот, - откровенно шутил? Я не настолько беспечен, герр Кляйнмихель. Но совесть моя чиста: при всем при том я ни разу вам не врал. И не говорил полуправды. Это все - для несерьезных контрагентов. Для таких, как вы, - только правду, всю правду полностью и ничего, кроме правды. Более того, - если соискатель не готов воспринять эту самую вожделенную правду в полном объеме, - подготовить его. Добиться, так сказать, стопроцентного усвоения материала. У такого рода игры, - поверьте, - совершенно особый, ни с чем не сравнимый вкус.
- Цель - достигнута?
- Я считаю, что да. Остался только небольшой практикум. Своего рода экзамен по вождению.
- Чего именно?
- Ну нельзя же все воспринимать настолько буквально. Это я только для примера. С вами хотят встретиться для заключительной беседы несколько серьезных людей. Одного вы знаете, - это Леня Феклистов. Он будет основным вашим собеседником, но, - как бы это сказать поточнее? - не старшим лицом на переговорах.
- Для заключительной беседы? - Помедлив, спросил Майкл. - Это обозначает ликвидацию? Промывание мозгов? Или дело ограничится обычной высылкой? Но уж конец-то моей миссии она должна обозначать однозначно!
- Да прекратите вы паясничать, на самом-то деле! - Майкл, кажется, ни разу еще не видел своего Вергилия таким раздраженным и не склонным шутить. - Она обозначает конец нашей миссии, в том числе, разумеется, - моей. А вы потом как хотите, - хоть оставайтесь, никто не будет вас неволить. Это обозначало бы неудачу, но мне почему-то кажется, что ничего подобного не случится. Видите ли, мне кажется, что я неплохо изучил вашу натуру за это слишком долгое лето...
- И будете сильно разочарованы, если ошибетесь?
- Тут куда более важно, что разочарованы будете вы. - Михаил медленно покачал головой. - Только я не ошибусь. Не в чем - ошибаться. И, - повторяю, - я не слишком бы веселился на вашем месте. И рад, что нахожусь на своем.
- Видите ли, в наши намерения входит дать вам нечто вроде армейского Аварийного Комплекса, в просторечии именуемого "похоронкой", но, разумеется, на совершенно другом качественном уровне и гораздо, гораздо более полное. Мы дадим вам "прялку" марки "Иней - 9", прошедшую двухсуточное тестирование с последующей профилактикой. Компьютер "УС - 45", относительно которого не вполне понятно, для решения каких именно задач может потребоваться такая производительность... Намеренно не употребляю термин "быстродействие", поскольку для этого изделия даже понятие "параллельной обработки информации" является практически устаревшим... Информационные носители с последовательностями всех тех изделий, которые вы видели и примерно в пятьдесят раз большее количество тех, которых вы не видели. Маркировано, проверено лично Ответственным Секретарем и дублировано. Исключение сделано, разумеется, для некоторых видов вооружения...
- Ага!
- Да не подпрыгивайте вы, - Феклистов устало поморщился, - это чистой воды формальность, для соблюдения внешних приличий и для того, чтобы обмануть остатки совести. Чего бы доброго, - а уж это ваши умники освоят быстрее, чем вам самим хотелось бы... Другим исключением являются, само собой, - он кинул быстрый взгляд на товарища, который сидел тут же, но в беседе участия до сих пор не принимал, и которого все называли Валерием Владимировичем, тот, прикрыв глаза, кивнул, - да, совершенно верно, наработки Ювелиров. Все, без исключения. Просто по статусу Цеха. Сожалею, но с ними не имеем возможности ссориться даже мы... Пусть вас утешает то, что стандартные изделия разработки "Сапиенс" им по крайней мере не уступают качественно, неизмеримо превосходя в номенклатуре. Далее, - на всякий случай, сами по себе информонити, в том числе на "прялку", все сколько-нибудь ходовые "мосы" и комп, - если те вдруг окажутся неисправными. Сами по себе "мосы" для начала. Стопка "подносов" на случай особо ответственной работы. Емкость беспримесной воды и такая же с метанолом. На отдельном диске, - текстовая инструкция по обращению с комплектом, на всякий случай - под этот ваш ублюдочный "DOS", на русском и английском... То же самое, - в книжке, - он не без усилия приподнял толстенный серый том. - В этих двух, - он показал и их, - математика самоорганизующихся систем, общие принципы и приложения, а также "МелГол", с основными приложениями и дистрибутивами. Он, понятное дело, без английского переложения, в полном виде - на нашем носителе, вот этом, с красненькой маркировочкой. Кому надо будет - разберутся. Сразу же рекомендую привлечь юнцов, лет по семнадцать-восемнадцать... Все вышеперечисленное уложено в защитный контейнер, контейнеров, как видите, - два. Они идентичны настолько, насколько у нас это получилось. Раньше получалось неплохо. Все. Так что через год... ну ладно, - полтора, сможете делать хоть космические корабли, хоть подводные лодки. При надлежащем усердии, понятно. Берите. Вы же за этим приезжали, или вам нужно еще что-нибудь? Не стесняйтесь, разумные заявки пока еще принимаются...
- Не понимаю. Я что, - имею дело с противниками тоталитарного режима? Изменниками и предателями родины? Врагами дела мира и социализма? Вы своими руками отдаете больше... Больше...
- Чем вы способны переварить. От души надеюсь, что это относится не только лично к вам.
- Надо полагать, именно на что-то подобное намекалось во время первого же разговора с вашим агентом.
- Смешно отрицать. Не скрываем и не скрывали с самого начала. Вам дали все, что вы искали с самого начала, и не наша вина, что это больше, нежели вы рассчитывали.
- Но смысл?!!
- Можете поверить, что крайне далекий от благотворительности.
Да уж. Он даже зажмурился на миг, лишний раз осознав, насколько это не благотворительность.
- Догадываюсь, дорогой товарисч, но все-таки хотелось бы большей определенности.
- А с чего вы считаете, - Феклистов пожал плечами, - что такого рода определенность вообще существует? Или может быть выражена в словесной форме? Уважаемый герр Кляйнмихель, ваш вопрос по меньшей мере бессмыслен: предположим, я скажу вам нечто, какую-то версию из числа первых пришедших в голову, - например, что мы это делаем с экспериментальными целями, - так вы либо поверите, потому что это соответствует вашей концепции, либо же нет, поскольку она такой концепции соответствовать не будет. Таким образом, в любом случае, вне зависимости от моего ответа вы останетесь при своем. Потому что с доказательной базой в данном случае будет, как вы сами понимаете, весьма слабо. Так что бы вы хотели услышать?
- Каким образом вы рассчитываете нагадить при помощи столь щедрого подарка. Скорее всего, - совершенно исключительно и непоправимо.
- Вы опять-таки нелогичны. Насколько я понимаю, вы приехали именно за этим . За впечатлениями, за личным Впечатлением, - и за этим. Да, согласен, вы были готовы получить чуть-чуть, крохи, намеки, обрывки, перевозка в долбленом посохе, по какой-нибудь суперрации, в ране на ноге под грязной повязкой, по дипломатическим каналам, а не к тому, что вам дадут практически все, но, если уж так вышло, то смешно и... несколько поздновато терзаться сомнениями теперь. Если хотите знать, то мы теперь и вовсе не причем! Делайте все, что заблагорассудится! Не берите. По дороге киньте в ближайшее болото или на самой середке Атлантики. Оставьте себе, поезжайте в Аргентину, женитесь и становитесь погодя несколько лет миллиардером или диктатором, - вполне может выгореть... Сдайте начальству и ждите, как оно поступит вообще, и с вами - в частности. Отдайте один из двух идентичных сундуков лично вам наиболее приятным людям. Нагадить - или там не нагадить, - теперь зависит только от вас. Мы умываем руки. Разумеется, мы готовы оказать все возможное содействие, если вы захотите попасть в какое-нибудь конкретное место по выбору. Транспорт там, комфорт, любые документы и охрана.
- Красиво, - быстро кивнул головой Майкл, - ввернуть крючок, свить петельку и намылить узелок мне предлагается собственноручно. Понтий Пилат отдыхает. Я слыхал о беспроигрышных стратегиях, но мне всегда казалось, что их использование запрещено Женевской конвенцией, как антигуманное... Надо полагать, - все возможные, невозможные и скрытые сценарии тут предусмотрены?
- Гораздо хуже, - вмешался Михаил, - испытаны на себе. Страна хоть и закрытая до недавних пор, как сундук, но зато больша-ая! Дураков мно-ого! Все успели перепробовать. На каждые грабли успели наступить, да не по одному еще разу! Вот не поверите, собрались как-то на кухне под водку, - аж стыдно, будто интеллигенция какая, ей-богу, - начали из пальца варианты высасывать, фантазировать значит, - так ничего не вышло! Только это кто рот откроет, - а ему кто-нибудь, - шалишь! - было уже тогда-то, мол, и тогда...
- Михаил!
- Да я почти все уже... Так вот так ничего и не вышло, - а все почему? А потому что жизнь, - та, что у нас, - так вот эта самая жизнь, - если это можно назвать жизнью, - она фантастику - так то-очно обгоняет! Она, значит, и впрямь богаче любого вымысла. Вот хоть вас взять...
- Ты заткнешься или нет?!!
- Одну секундочку еще, ладно? Так вот, - единственное, что удалось выяснить точно, так это то, что при всем многообразии вариантов на самом деле их всего два: а - сразу же все выкинуть, убить всех причастных и покончить с собой, и бэ - сдуру решить, что уж ты-то - сможешь контролировать процесс, и начать наступать на грабли, - все, какие есть, по очереди... У меня все.
- А вы не слишком рискуете, поставив все - на одну лошадь?
- Видите ли, - Леонид мягко улыбнулся, - на самом деле это не так уж важно. Либо, как в данном варианте, - сразу, либо же медленно и печально, но результат будет один. Собственно говоря, медленно и печально - уже началось, нас не вполне удовлетворяют только темпы процесса, но это ничего не меняет по сути. А суть в том, что этому соблазну ни одно общество противостоять не сможет. Личность - да, теоретически, поскольку в истории присутствует некоторое количество святых, а общество - увы!
- Ну с-спасибо!
- Да не расстраивайтесь вы так! Это ж все-таки не одеяла, зараженные оспой, а ваше начальство - не индейцы. Народ все искушенный, не нам, сиволапым, чета...
Это - да. Этого-то он как раз боялся, пожалуй, больше всего. Изощренный идиотизм неизменно оказывается куда хуже идиотизма незамысловатого.
- Само по себе сравнение звучит достаточно... многообещающе.
- А как выглядит! А еще пахнет! Вы себе не представляете, герр Кляйнмихель, как часто звучало это сравнение во времена оны, когда все только начиналось, а мы были молоды и наивны! Оно - а еще наркомания и гонка вооружений. Почему-то не было сравнений с азартными играми, причины неизвестны, но уж тут чего нет - того нет. Гос-споди! - Он возвел очи горе, сложив руки на манер кающейся Марины Магдалины. - Спасибо тебе, - наконец-то я дожил до этого дня! Отныне - не одним только нам все это!
- Очевидно, - Майкл предельно корректно пожал плечами, - вы, поставив перед необходимостью решать неразрешимое этическое уравнение, ожидали, что меня смутит проблема выбора,. Но вы ошибаетесь. Ошибка ваша заключается в том, что вы судите по себе, а я - не русский. У меня нет никаких этих терзаний. Я просто-напросто не буду ничего решать, а элементарно выполню свой долг. Никогда не пробовали? А зря. Здорово облегчает жизнь, позволяя добиться... н-не худших результатов.
- Право же, мы ни в коем случае не ставили перед собой цели подвергнуть вас каким-то там моральным пыткам. Между патологическим убийцей-садистом и убийцей наемным, все-таки существует, знаете ли, некоторая разница. И уж особенным идиотизмом было бы с наслаждением терзать нож, топор, мертвую удавку. Или пулю. Это уже, знаете, вообще ни в какие ворота...
- У вас свободно?
Этого только не хватало. Будний день, одиннадцать часов утра, кругом полным- полно свободных столиков, - собственно говоря, тут не было никаких других, кроме свободных, - а у него как на грех нет ни малейшего желания заводить новые знакомства.
- Как видите. Точно так же, как и за всеми другими столами.
- Я заметил. Заметил, и все-таки вынужден настаивать, Спенсер.
Если Майкл и вздрогнул при упоминании вслух своей истинной фамилии, то только внутренне, никак этого не показав. У идиота в сером плаще и сером берете были усы, форму коих подделать совершенно нереально, и столь же неподдельный акцент уроженца западных графств. Так что, надо полагать - не из нелегалов. Форейн Офис, мать иху.
- Вы меня с кем-то спутали, - со скукой проговорил он, не поднимая глаз от тарелки с сочной отбивной, - со мной это обычное явление. Типично европейская физиономия, знаете ли.
- Будьте добры не прикидываться идиотом, Спенсер. Мы совершенно не расположены к шуткам.
- Я сейчас же, немедленно позову самого обыкновенного милиционера и попрошу его призвать вас к порядку.
- Неужели?
- Можете не сомневаться. Я здесь - совершенно легально, а вот вашими документами он непременно заинтересуется. Кроме того, - я вообще не понимаю, о чем вы говорите, поскольку не знаю английского... Даже не так, - понятия не имею, на каком тарабарском наречии вы изволите изъясняться.
- А сами-то, сами - каким языком изволите пользоваться?
- Ах, да! Но, поскольку свидетелей не было, а у вас хватило ума не брать с собой записывающую аппаратуру, оплошность эту исправить нетрудно... Но, если уж так получилось, позвольте со всей решительностью заявить, - это недоразумение. Я не имею чести вас знать, по прежнему не понимаю, о чем вы говорите, но могу предположить, - заметьте, только предположить! - что вы, представляя некую службу, подошли ко мне, приняв меня за кого-то другого, но явно не относящегося к вашей организации, представляющего конкурирующую фирму, и пытаетесь вступить в контакт. Если судить даже по самым примитивным детективам из жизни шпионов, такого рода горизонтальные контакты между нелегалами категорически запрещены... Не перебивайте меня, вы сказали и сделали достаточно! Так вот, ничего более непрофессионального попросту не существует, - по слухам, понятно.
- Спенсер. У нас нет времени следовать законам жанра. Даже самым важным из них. То, что нам нужно от вас, мы намерены получить в любом случае, с вашего согласия или без него. Вам просто некуда деваться, и вы это отлично знаете.
- У меня есть основания сомневаться, что вы способны даже на это. На сундуках, понятно, не осталось даже и царапины, вам попросту нечем их поцарапать, но вы думаете, я не заметил, что кто-то трогал мои вещи? Только не думал, что это подданные Ее Величества.
- Такие же, как и вы, Спенсер. И мне совершенно непонятно, почему вы с таким рвением отстаиваете интересы ваших американских хозяев.
- Если бы я понимал, о чем идет речь, то напомнил бы о такой вещи, как служебный долг и профессионализм. Слыхали о таких вещах?
- Зачем? Вы что, всерьез рассчитываете уцелеть после успешного завершения своей миссии?
- Не понимаю, о чем вы говорите, но существуют миссии, в которых вообще невозможно уцелеть. Вне зависимости от завершения.
Человек в берете, помолчал, а потом медленно, вальяжно ударил несколько раз в ладоши.
- Браво. Почти неподдельный тон человека, которому до смерти надоел уличный приставала... Интересно, а, например, задолжав крупную сумму гангстерам, - вы тоже пытались бы отделаться словами?
- А что - решительно ничего не выйдет? Жаль.
- Спенсер. Мы сбились с ног, пытаясь хоть как-то проследить за вашими метаниями по этой небольшой, уютной стране. Кое-кто всерьез пострадал. Один из лучших наших людей слег с тяжелейшей формой нервного истощения. Имели место неожиданные, но при этом многочисленные и совершенно безнадежные случаи дезертирства. В вашем деле постепенно оказалась задействована большая часть нашей агентуры в Советах. То, что на вас первым вышел именно я, в конце концов, чистая случайность, оперативная работа вовсе не входит в круг моих обычных обязанностей. И после всего этого я вынужден сидеть тут перед вами и выслушивать всю эту чушь.
- Очевидно, на каком-то этапе вас переиграли, и с этого момента вы начали следить не за тем человеком. За мной. Так что оставьте меня в покое! В конце концов, - я гражданин ФРГ и обращусь к своему консулу, чтобы, значит, оградил...
- Бесполезно, - сказал человек в берете, - он опять пьян, причем это - уже третьи сутки.
Он оглянулся на выход, где, заняв ближайший к двери столик, нарисовались двое мужчин, - Черный, одетый в классический черный костюм, и еще один, которого Майкл условно назвал Клетчатым.
- А-а, - вот вы как? Да я прямо сейчас позвоню людям, на которых ваш дипломатический статус не произведет ни малейшего впечатления.
- Мой Бог, - человек в берете мучительно, пятнами покраснел, - чем только не приходится заниматься, когда дело ведется без подготовки... Загляните под стол... Право же, мне очень неприятно, но при малейшей попытке поднять тревогу я буду вынужден стрелять.
- Д-да вы с ума...
- Потише, говорю... Вызывает мгновенную потерю сознания, а потом мы поможем перебравшему клиенту добраться до его номера...
- С ума сошли? Забыли, где находитесь? Да вы имеете представление, чем это может грозить чисто вам, самому?
- Разумеется. Повторяю, - вы на контакт не идете, так что у нас просто нет выбора... И тянуть нам дальше уже некуда: еще день, - и вы вполне можете оказаться вне досягаемости, потому что ваши заокеанские хозяева в последнее время тоже что-то занервничали.
- Повторяю, - еще более усталым голосом ответил Майкл, - у меня нет никаких хозяев, тем более - за океаном.
Но, похоже, это была одна из последних отговорок. Кончались - отговорки. По всему видать, соотечественники окончательно закусили удила и никаких резонов просто не воспринимают. Совершенно, между прочим, ужасное в своей противоестественности зрелище - закусившие удила британцы. Им это совершенно не идет.
- Хорошо. Но тогда почему бы вам попросту не договориться с этими самыми хозяевами?
- Это серьезная проблема, Спенсер, но, слава Богу, решать ее не мне. Не мой уровень. У меня достаточно простые и однозначные инструкции.
- В мешок - и на штаб-квартиру, или как там еще у вас называется ваш притон? Посольство, что ли? Кстати, в ваших инструкциях ничего не говорится о том, чего от меня, собственно, требуется? Конкретно?
Человек в берете покачал головой.
- Наше руководство гуманно. Оно старается не перегружать голову исполнителей лишней информацией а их самих - излишними поручениями. Оно право.
- И все-таки непонятно, как можно заставлять человека искать неизвестно - что.
- Вас со всем багажом и всеми записями, которые при вас окажутся. При малейшей возможности - живым.
- Спасибо хоть за это, право - не ожидал, тронут. Но к чему такая неприличная спешка? Честное слово - то же самое можно было бы добыть и без меня.
- Могу только предположить. Все дело в вашей репутации. Видите ли, руководство свято уверено, что заокеанские хитрюги непременно оторвут себе все самое лучшее, и поэтому репутация ваша столь высока. Может быть, вовсе незаслуженно... Но, так или иначе, есть мнение, что тот, кто приобретет вас, тем самым приобретет и лишний темп.
- Это в них говорит провинциальность. Непременно хоть в чем-то обойти спецов из столицы... Ладно, уступаю грубой силе, но предупреждаю - вы будете страшно разочарованы.
- У меня другое мнение. В ящиках, которые невозможно даже поцарапать, редко хранят подштанники. Но я непременно упомяну, что вы исполняли служебный долг до последнего.
Дверь распахнулась, и в зал ресторана вошло сразу пятеро мужчин, которые даже не удосужились снять с себя мокрые плащи и шляпы, - очевидно, им каким-то образом удалось убедить швейцара, что в этом нет необходимости. Двое сразу же подсели за столик к Черному с Клетчатым, третий, с грохотом выдвинув тяжелый стул, сел в проходе, рядом с соседним. Двое, натурально, направлялись к ним. Один, - был вполне подобен трем первым и совершенно незнаком, зато второй... Поскольку Майкл был твердо уверен, что бодрствует, он решил было, что встретился с обыкновенным полуденным глюком. Кого это явила в этом укромном месте неверная судьба всех путешествующих? Кто послужил главным сюрпризом этого обильного сюрпризами обеда? Кого это принес Ветер Странствий и чьи паруса наполнил так туго? Кого, наконец, не ждали, а он - приперся? Уважаемый шеф, начальник департамента "R", владеющий русским в пределах вышеупомянутого джентльменского набора из терминов "водка", "Калашников", "карашёо" и артикля "биляд". Мистер Филипп Честер Рид собственной персоной, и улыбается так, будто они и всю-то жизнь были не разлей - вода, и в последний раз расстались лучшими друзьями. Благо еще, что не жевал, а то непременно поперхнулся бы, причем насмерть...
- Бог мой! - С гнусавым западным прононсом провозгласил он, издали раскрывая свои широкие, мокрые объятия. - Оскар! А ты-то здесь какими судьбами?
- Простите, - Майкл со слабой улыбкой вежливого человека наморщил лоб, как бы в усилии вспомнить, - лицо ваше мне кажется знакомым, но никак не могу припомнить...
- Джон Доу! Совместно переносили дорожные тяготы в незабвенном рейсе тринадцать - тринадцать - пятьсот шестнадцать одиннадцатого одиннадцатого семьдесят восьмого.
- Бог ты мой! - Столь же бурно обрадовался Островитянин. - Джонни! И ты здесь? Лишний раз убеждаюсь, что мир в наше время - удивительно скученное местечко. Присаживайся. Вот, познакомьтесь с мистером э-э-э... Знаешь, Джонни, мистер по какой-то причине предпочитает пользоваться псевдонимом.
- Как жаль. Но это его священное право, тем более, что он, кажется, куда-то торопится...
На человека в берете было страшно смотреть. Его ухоженное лицо сейчас вдруг словно бы сморщилось, как печеное яблоко.
- Хорошо. Я сейчас уйду. Но обещаю вам, что эта встреча - не последняя.
- О`кей, старина, последнее слово осталось за вами, закажите где-нибудь там себе выпивку... Да, - не забудьте захватить с собой во-он тех джентльменов.
И, провожая покидающую зал троицу долгим взглядом, вздохнул:
- И эти шакалы, - наши союзники... Дожили.
- Аккуратнее, Фил. В этой стране вы - одинаково играете на чужом поле и потому находитесь в равных условиях. Так что они совершенно спокойно могут устроить нам какую-нибудь каверзу.
- Для этого надо носить в штанах яйца. Но - к делу: вы и впрямь добыли так много, как об этом говорят?
- Не сильно прегрешу против истины, - медленно проговорил Майкл, - если скажу, что добыл все.
- Если можно, - поподробнее...
- Боюсь, сэр, - Островитянин покачал головой, - это не слишком простые объяснения. И не слишком быстрые. Право слово, - нам следует поторопиться, а все объяснения отложить на потом, когда мы будем в полной безопасности. Лучше - за океаном. Но позвольте спросить, - почему здесь именно вы, Фил?
- Ты не поверишь, - только по той причине, что мы лично знакомы и знаем друг друга в лицо. Руководство находится в самой постыдной панике, какую я когда-либо видел, и ведет себя так, как будто живет последний день. Тратит все ресурсы, включая человеческие, так, как будто по завершении этого дела они ему больше не понадобятся. Ставят на карту все, - как в покер. В чем дело? Я ничего не могу понять!
- Дело в том, - Майкл опять покачал головой, - что у тебя мудрое руководство. Да еще и со здоровыми инстинктами. Оно совершенно право. Жизнь одного отдельного человека, - любого человека, - равно как и жизнь полка или дивизии не имеет значения по сравнению с моей своевременной доставкой ТУДА.
- Ты того, - не преувеличиваешь?
- Гос-споди... А сам-то ты как думаешь?
Дверь распахнулась, и в дверь ресторана "Синий Лен", расположенного на первом этаже Дома Колхозника вошли семеро мокрых мужчин под предводительством уже знакомого им человека в берете.
- О! - Сказал Рид, со вздохом вставая из-за стола. - Я, кажется, ошибся. Оказывается, это нам - пора. Всего доброго, джентльмены, желаю приятно провести время...
Человек в берете, сцепив зубы, встал у него на пути. Невооруженным взглядом было видно, что столь неприличное поведение противоречит буквально всем чертам его в высшей степени корректной натуры, но, очевидно, выбора у него действительно не было. Его пестрая, но равно нелепая свита выстроилась в шеренгу, Рид, угрожающе склонив голову, словно бык, глубоко засунул руки в карманы и негромко лязгнул:
- Парни, - "Мэйдэй"...
Четверо в плащах немедленно взяли Майкла в середину каре, со всех сторон прикрыв его собственными телами.
- Голос прорезался, - с чудовищной ненавистью прошипел Филипп Рид, вцепившись бешеным взглядом в зрачки визави, - решили взять, не спросясь у старших, а? Забыли, кто ваш настоящий хозяин? - И рявкнул. - Место, нахлебники!
Очевидно, эта тактика в данном случае оказалась ошибочной, потому что хамство американца парадоксальным образом дало человеку в берете совершенно необходимую ему точку опоры, и к нему в полной мере вернулось присущее ему самообладание.
- Видите ли, сэр, - какие-либо слова в данной ситуации совершенно ничего не значат. Мистер Спенсер останется с нами, причем все остальные варианты являются совершенно неприемлемыми.
- И что, - нехорошо удивился Рид, - стрелять будете?
- Мне право же очень неприятно отвечать утвердительно, сэр. Лучше будет, чтобы до этого не дошло.
- Парни, - полуобернулся назад вожак, - эти ублюдки действительно стоят у нас на пути, или мне показалось?
Никогда не следует браться не за свое дело. Его замах по направлению к физиономии британца был решительно пресечен невысоким человечком с невыразительным, очень смуглым лицом. Он буквально взлетел со своего места, без всякой подготовки, как будто его метнула катапульта, схватил Рида за запястье и легко, как соломенную куклу, перебросил американца через спину, четко впечатав его физиономией в пол. И - сел, страшно оскалившись и схватившись за глаза, потому что один из американцев применил ослепляющий пистолет. Оружие человека в берете хлопнуло дважды, первым выстрелом угодив в американца с "горгоной", а вторым - в спину еще одного молниеносно бросившегося в бой смуглолицего коротышки, что был похож на первого, как близнец. Они еще валились на пол, когда у трех "торпед", не вышедших из строя, в руках как по волшебству возникли уже самые обыкновенные "беретта 0,38", правофланговый британец - выхватил из-под полы кургузый пистолет-пулемет, а человек в берете, страшно оскалившись, повел стволом к следующей по счету цели, но неизреченным образом не довел.
Молниеносное движение непостижимым образом все длилось и длилось, не в силах достигнуть цели, которая все никак не приближалась, как в гнусной истории про Ахиллеса и черепаху, загаданной древним негодяем по имени Зенон, а потом не то, что исчезла, а стала несущественной, не имеющей смысла и все время, непрерывно ускользающей из памяти. Он скрежетал зубами и мычал в немыслимом усилии удержать его в сознании, но уже в следующее, бесконечно длящееся мгновение все никак не мог вспомнить, почему его челюсти стиснуты с такой силой, что он тут делает, где верх, где низ, и кто он такой вообще, а при любой попытке взглянуть в нужном направлении взгляд увязал, как в зыбучих песках, в тошнотном сером мерцании. Инстинктивно почувствовав, что нужно делать, англичанин закрыл глаза, и наваждение почти тут же прекратилось.
Он обнаружил себя сидящим на полу, упершись в него той рукой, в которой находился парализующий пистолет, один из приданных ему горцев лежал лицом вниз, а из спины его торчала парализующая стрелка с оранжевым опереньем, другой - сидел на полу и выл, раскачиваясь и прижимая руки к глазам. Прямо у его колена располагались чудовищные тупоносые ботинки американца, широко разбросавшего свои мамонтовы ноги и спящего мертвым сном. Филипп Рид слабо ворочался на полу, будучи не в силах вот так, сразу поднять расквашенную о кафельный пол физиономию. Один американец сидел за столом, вжимая лицо в столешницу и пронзительно визжал, быстро-быстро перебирая под столом ногами. Остальные, - точь-в-точь как он сам, - сидели и лежали в разных позах с совершенно ошалелым видом.
- Кляйнмихель, - брезгливо произнес худой человек с пышной седой шевелюрой, - будьте любезны перевести то, что я имею сказать этим господам. Я хочу, чтобы они поняли мои слова в точности. Поняли - и хорошенько запомнили бы...
- Я, конечно, приложу для этого все усилия, но вам, Леонид, стыдно не знать ни одного иностранного языка.
- А я знаю. Украинский. Со словарем. Но к делу. Господа! Мы не можем вам воспрепятствовать, ежели вы, где-то там у себя, желаете выяснить между собой какие-либо отношения, хотя и приложим все силы, чтобы выяснение это не носило характера варварского и фатального. Но кровавых разборок на своей территории мы не допустим ни под каким видом. Мы, видите ли, считаем насилие в этой стране своей исключительной прерогативой. Я предупредил, - и тот, кто нарушит безусловный запрет на насилие, будет строго наказан. Лучше бы вам даже не знать - как. И - вот еще что: надеюсь, ни у кого не возникнет дурная мысль оказывать сопротивление, или что-то в этом роде? Это было бы крайне опрометчивым решением.
За его спиной, двоясь, троясь, расплываясь временами в смутное, как клок тумана, облако, мерцал и клубился серый фантом. Один взгляд на него вызывал тошноту и головокружение, настолько, что глаза попросту отказывались совершать нужное движение и огибали этот облик, смутный, словно призрак, видимый только мельком, только на самом краю периферического зрения и исчезающий при малейшей попытке прямого взгляда. Но даже несмотря на это, на то, что этого нельзя, немыслимо было рассмотреть, оттуда исходило совершенно явственное ощущение какой-то вызывающей готовности и уверенности, что сродни уверенности вооруженного охранника, держащего под прицелом безоружных, и совершенно невозможно, немыслимо казалось как-то ослушаться или воспротивиться.
- Мой молодой друг, - сказал седовласый Леонид, указывая большим пальцем себе через плечо, - любезно согласился сопровождать меня на эту встречу. Спокойствия ради и на всякий случай. Как видите, присутствие его оказалось весьма кстати. Со своей стороны могу предложить, чтобы, - если уж так вышло! - вы попросту разделили материалы, полюбовно, как то и надлежит стратегическим союзникам: контейнеры, находящиеся у нашего общего друга э-э-э... Оскара, на самом деле совершенно идентичны.
- Зато у него самого нет двойника, - угрюмо проговорил человек в берете, поднимаясь с пола, - а это может оказаться решающим обстоятельством.
- Тут я вам ничем помочь не могу. Выбор всецело за господином Кляйнмихелем.
- Нет тут никакого выбора, - угрюмо проговорил Майкл, - я, как и всегда, буду выполнять однажды принятые на себя обязательства.
- Вот и замечательно. А мы, со своей стороны, приложим все усилия к тому, чтоб вам ни в коем случае не помешали... Вот он, - палец Феклистова указал на держащегося за глаза горца, - мы могли бы оказать экстренную помощь.
- Благодарю вас. Подобные вопросы мы привыкли улаживать собственными силами.
- Ну как знаете. А то он производит впечатление дорогостоящего... специалиста. И еще раз: обе партии выполнили задание руководства, но помешать противной партии сделать то же мы попросту не позволим. Табу. От души рекомендую смириться с этим обстоятельством.
- Вынужден признать, что ваши аргументы достаточно серьезны, сэр. - Угрюмо проговорил человек в берете, тяжело поднимаясь. - Но не могу дать определенных обещаний. Это противоречит моим представлениям о долге. Я сожалею.
- Отсутствие гибкости лишит вас малейших шансов на выполнение этого самого долга. Даже бескомпромиссность требует своего рода компромиссов.
- Разве что в пределах, - слегка развел руками англичанин, - которые окажутся совершенно необходимыми.
- Это, - безотчетно подражая какому-нибудь литературному члену Палаты Лордов, - ваше неотъемлемое право. Но от души советую не искать этих пределов. И уж, тем более, не пытаться испытывать их на прочность... Так левая или правая?
XXXVIII
- Это - нечто поразительное, мистер Спенсер. Я бы сказал - фантастика, если бы этот термин не был чистой правдой во-первых и приуменьшением во-вторых. И, - безусловно, - это самый поразительный успех работы разведки за всю историю...
- Сэр, но...
Попытки вставить слово неизменно оказывались бесполезными. Джорджи - как за глаза называли директора CIA подчиненные, совершенно очевидно его не слышал. Оглушенный свалившимся на него успехом, просто не был способен. Это бывает даже с такими серьезными, состоятельными и суховатыми людьми, как директор: лицо горит, глаза блестят, а до слуха доходит исключительно собственный, чуть срывающийся от волнения голос. Налицо все признаки того опасного инфекционного заболевания, которое лично он перенес в варианте вялотекущем.
- И вот скажи еще, - насчет того, что тебе все это чуть ли не впихнули в рот, - это правда или ты просто из ложной скромности? Но все равно, - невероятная, неслыханная с их стороны глупость. Очевидно, что оставаться в дураках, - просто-напросто их природа...
- Сэр, вынужден напомнить, что они занимаются такого рода практикой более пятнадцати лет и накопили колоссальный опыт. Все растиражировано, массировано и работает с достаточной интенсивностью...
- Не важно, кто растил дерево, плод все равно пойдет на пользу только тому, кто его сорвет и съесть. Не важно, что на такую замечательную штуку первыми набрели, - сдуру или более-менее случайно, - русские. Вы же сами утверждали, что им ничего не идет впрок, и теперь я в этом убедился сам. Мало сказать, что у них вся само валится из рук, у них прямо-таки рот дырявый, не способны даже разжевать и проглотить... А теперь мы им покажем, что они отыскали на самом деле! Там, где у русских было одно применение, у кого-нибудь другого - десять, у нас будет - сто! Пятьсот! Пятьсот тысяч! Так всегда было, и так будет впредь. Это неизбежно.
- Это так, сэр, но у меня было время для подробного анализа возможных последствий, я разработал и привел в докладе целый ряд сцена...
- Конечно-конечно. Мы ознакомились, приняли к сведению, твой доклад со всеми выкладками разбирает целый штат аналитиков, и все такое, но то, что мы уже успели понять, тем более заставляет нас спешить. Разумеется, мы будем предельно осторожны.
Ага. Классическая ария недоумка, из чистого детского любопытства впервые пробующего героин. Гос-споди! Какая же это на самом деле мука, - знать, во что это все выльется, и не иметь ни малейшей возможности как бы то ни было повлиять на развитие событий. Поневоле посочувствуешь Кассандре, Терисию и прочим Нострадамусам тех времен, созданных мрачной фантазией древних греков... и у кого-то еще хватало наивности считать их светлым, солнечным племенем... хотя сказано же, не помню - кем, как бы не ими же: чем ярче солнце, тем глубже тень. А вот ему, ему лично, никогда бы и в голову не пришло, что наступит такой день, когда он очень хорошо, до глубины души поймет - Кассандру. Содержимое его сундуков, - равно как и тот же самый героин, - это ничего особенного, это просто-напросто такие материальные факторы, которые делают будущее пользователя вполне определенным. По крайней мере, - по ряду весьма существенных параметров. Все, как ему сказали, все, как рассчитывали, и, что самое противное, все, как с некоторых пор ожидал лично он. По этой причине скажем себе "все" еще раз. На этот раз просто "все", без пояснений. Потому что зависящее от него он уже сделал, и больше ничего поделать тут не может. Остается позаботиться о себе, точнее - продолжить начатое раньше, когда он, вовсе не ожидая столь щедрого подарка от своих гостеприимных хозяев, начал готовить "похоронку" сам, в силу собственного скромного разумения, и вот о ней-то никто кроме не знает. Слишком увлеклись несметными сокровищами, таящимися в двух сундуках. Были загипнотизированы настолько, что не видели ничего кроме. Итак.
...Взять положенную ему на радостях громадную премию. Взять наградные. Взять скопившееся жалование за полгода без малого со всеми положенными надбавками. И срочно, пока начальство еще теплое, взять длительный отпуск на лечение истасканных нервов. Отправиться в прочно позабытое родовое поместье, уладить все дела, подтвердить все права, запасти все необходимое, огородиться, вооружиться, заминировать все подходы и выходы, забаррикадироваться и зарыться как можно прочнее. Постараться поселить в одной берлоге и жену, и любовницу, причем с женой, если не поймет, - развестись и взять еще одну любовницу. Или, если возникнут какие-нибудь проблемы с разводом, то сильно не заморачиваться, а просто выгнать на хрен, и взять еще одну любовницу. Или двух. И срочно наверстать все упущенное по части обзаведения потомством. Возможно более многочисленным. Сделать все, чтобы о нем забыли как можно более прочно вплоть до тех самых времен, когда всем окончательно станет не до него. И тогда уже попросту стрелять по всем, кто явится без приглашения. И все вышеизложенное нужно делать быстро-быстро. Настоящим системным технологом его, понятно, не назовешь, но уж тем скромным набором, который он вез всем, а привез - себе, он владеет вполне уверенно. Проживет. Лишь бы только НАСТОЯЩЕЙ войны не случилось...
Время от времени он, продолжая улыбаться вдохновенному Джорджи, и не слыша ни единого слова из его речи, останавливал свои, взявшие излишний разгон мысли, поскольку весь опыт хоть и достаточно наполненной, но все-таки упорядоченной жизни, весь хваленый британский здравый смысл не то, что свидетельствовали, а прямо-таки вопияли: да ты с ума сошел! Да: паранойя! Бред! Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! Да: в Наше Время это невоз-зможно! Но остановиться надолго не получалось, потому что, наглядевшись того, как неумолимо сужается воронка решений, уготованная им сутью вещей, он волей-неволей начинал думать о насущном и вытекающем из складывающейся ситуации, одно цеплялось за другое, и он не успевал опомнится, как все возвращалось на круги своя. Мысли разгонялись, как реактор со стержнями, заклинившимися в поднятом положении, и Неслышимая Речь Джорджи парадоксальным образом служила этому процессу катализатором:
... Подумать, где раздобыть, пока не поздно, как можно большее количество Чистых, в первую очередь, понятно, - платиноидов, рения, гафния. Позаботиться, чтобы никто этого не заметил раньше времени. Подумать, как поступить с теми, кто послужит партнерами по добыче вышеупомянутых Чистых. Стащить в поместье как можно больше металлического лома, все равно какого, любого, лишь бы поразнообразнее, тонн пятьсот, и переделать его в чушки фунтов по шесть. Пока никто не в курсе, откупить какую-нибудь крупную свалку, огородить, поставить охрану, чтоб впускала всех ввозящих и не выпускала бы никого вывозящих...
... Но все это ни на йоту не приближает его к решению главной проблемы: как добыть медицину. Тут он пас, слуга покорный, не будет даже и пытаться, так что нужно придумывать что-то другое, сговариваться со Смирновым, чтоб взял ученичка, только где взять такого, чтоб не дезертировал сразу же, как только начнет что-нибудь из себя представлять, чтоб не кинул... Потому что "мозаика" это такая отвратительная штука, которая превращает в совершенно аморальных тварей даже самых, вроде бы, надежных. Вот взять, к примеру, - его. Да ой, но только все равно нужно, все равно как-нибудь нужно решить с этим делом...
Поначалу они, - все, кого смогли сманить, увлечь, направить и вообще - всячески собрать из ведущих частных лабораторий, правительственных центров и крупнейших университетов, - ни во что особенно не верили, относились к предложенному им проекту со скепсисом, и ничего у них, соответственно, не получалось. Потом некоторые, прежде всего теоретики, увлеклись красотой совершенно новых для них формальных идей, - им не требовалось дополнительных доказательств, они и так видели, - и постепенно увлекли других. При этом тоже почти ничего не получалось, но даже те дикие, гротескные результаты первых, неумелых попыток были, тем не менее, настолько интересны, что люди забывали о времени и проводили в лабораториях дни и ночи. Это какая-то загадка природы, но только при освоении какой-нибудь сложной деятельности исключительно по инструкции, какой бы подробной она ни была, когда некому показать, как оно делается по-настоящему, поначалу неизбежно получается фигня, - попробуйте, к примеру, научиться оперировать по учебнику хирургии, сами увидите, что получится. Нет, лучше даже и не глядеть. В инструкциях походя упоминаются действия, которые являются само собой разумеющимися для всех, кто хоть мало-мальски в курсе, но составителям вовсе невдомек, что именно эти банальности являются камнем преткновения для тех, кого профессионалы традиционно именуют "чайниками". Потом кое до чего доперли сами, кое-что подсказали непонятные жучки с западного побережья, которых приволокли ребята из CIA, и кое-когда начало получаться. Примерно то, чего ожидали. Время от времени - даже вполне то, что требовалось. И, как обычно, выявились люди, у которых получалось гораздо лучше других, как будто созданные для нового рода деятельности. В общем и целом контингент оказался таков, что нужда в жучках, которые умели кое-что практически и помогли поначалу, скоро прошла, и они - сгинули, как и не было, и больше их никто не видел.
Одно дело - высокие абстракции, восторги чистого творчества, и совсем другое дело, к примеру, мотоцикл "Эфа". На самом-то деле с вечера была произведена закладка информационного ядра сразу двух сложных изделий, но мотоцикл созрел первым, аж в пять сорок две утра, и, кроме этого, существовали другие веские причины начать испытания именно с него. Отправители посылки постарались не упустить никаких мелочей и в контейнере, среди всего прочего, присутствовал и диск: "Каталог, краткое описание и инструкция по эксплуатации готовых изделий", - всего на 11403 образца, начиная от погружного насоса производительностью десять литров в минуту и кончая какими-то сверхзвуковыми самолетами, конвертопланами и балкерами, - из лейкосапфира, со штампом "Проверено", подписью Ответственного Секретаря, все, как положено.
К этому времени ЭХГ, с которыми поначалу все измудрялись, как могли, свелись к двум основным конструктивным типам: псевдофрактальному, простому, дешевому, но не столь долговечному и нуждающемуся в достаточно квалифицированном уходе, - и основанному на так называемых "полуавтономных микроглобулах". Генераторы этого типа были много дороже, требовали относительно солидного количества Чистых, - и не абы каких! - но зато были способны самоочищаться и самовосстанавливаться очень долго, - никто просто не наблюдал их достаточно длительное время, чтобы дождаться заметной амортизации. Кроме того, их отличала высокая устойчивость к каталитическим ядам. Все, что положено полноценным изделиям класса "В". Именно таким генератором мощностью до трехсот киловатт обладала "Эфа", которая при необходимости могла выдать все эти киловатты сразу.
Уже и до этого у группы "Четки" кое-что, по мелочи, получалось, но когда Колин Ландсберг, уверявший, что является классным мотоциклистом, оседлал "Эфу", когда она, обидевшись на корявое управление, взаправду рванула вперед, чуть не сбросив незадачливого седока, все присутствовавшие как-то вдруг осознали, что этим - переходят некий рубеж, и ничто уже и никогда не будет так, как прежде. Седок - слышал режущий свист, чуть высунувшись из-за щита, очень хорошо чувствовал страшный ветер, выбивающий слезу, судорожно сжимал немеющие губы, чтобы твердый, как пальцы врага, воздух не порвал бы ему рот, а вот зрители не слышали практически ничего.
Помимо всякого рода прорывов и революций в "мозаике", случавшихся чем дальше, тем чаще, но не реже раза в полгода, тут наличествовала еще и эволюция, конструкторы мало-помалу добрались до аэродинамики воздухозаборов и гадючий, шипящий свист, столь характерный для ЭХГ на протяжении первых десяти лет, стал уходить в прошлое. И, в некоторых случаях, ушел вообще. Так что с точки зрения стороннего наблюдателя Колин летел по полю в угрожающей тишине и выглядело это до странного, неожиданно дико. Если бы он не врал насчет своего класса, то, наверное, с самого начала вел бы себя осторожнее, а сейчас, получив обещанные в описании сто километров за две с половиной секунды и пока что сто восемьдесят - всего, он растерялся, а рефлексов, которые позволяли бы действовать не раздумывая, тут не было, - управление электрической машины было очень простым, но довольно-таки существенно отличалось от привычного среднему мотоциклисту. Слава Богу, - хоть рулить было можно так же, как обычно, и поэтому постепенно сложилось время для сознательных действий, так что он, припомнив инструкцию, убавил ток и снизил обороты. Теперь, когда ситуация потеряла характер экстремальной, появилась возможность оценивать и сравнивать. Первое сравнение пришло на ум, когда он, со звериной плавностью снижая скорость, притирался к группе поддержки: как помело на бреющем. Идиотское само по себе, оно, тем не менее, было самым подходящим.
- Вот так оно и бывает с машинами времени, - сказал он давно заготовленную фразу, - и проезжаешь-то всего-навсего один кружок, а оказываешься в другой эпохе.
- Ты это к чему?
- Да так, подумалось. Парни, мы потратили одну ночь на то, чтобы получить вот этот агрегат, и обошелся он нам долларов в двести от силы. Про его конкурентоспособность с мотоциклами я говорить не хочу, - это просто другое транспортное средство. Если мы захотим, то через неделю будем иметь по машине на брата. Если напряжемся, - то получим то же самое через день от послезавтра. Если заморочимся и сделаем бак побольше, то будем через неделю иметь по тачке. Что это будут за тачки, - не знаю, но, судя по этому вот байку, - недурные.
- Нас сюда собрали не для этого!
- А для чего? За месяц работы мы хорошо поработали руками а еще, в конце концов, научились выполнять полученные инструкции. Дальнейшее, как любят говорить у меня в колледже, не несет в себе признаков принципиальной новизны. Можем научить других, и они справятся не хуже. Все.
- У Рама и Джин начало получаться с составлением композиций.
- Это - да, - с уважением кивнул Колин, - вот только до того уровня, который мы наблюдаем в нашем Ковчеге, им лет пять напряженной практики. Как до Луны на карачках. Хорошо в качестве спорта и для умственного развития, но бизнес совершенно нерентабельный. Не то, за что согласится платить деньги наше начальство. Но у меня вопрос ко всем собравшимся: так ли уж необходимы деньги тому, чем мы стали, и при том, к чему мы получили доступ?
- Что-то я не пойму, - с чуть заметной угрозой в голосе проговорил Линдон Ли, ярый республиканец из Джорджии, - к чему это вы клоните, мистер?
В том, что ты чего-то не понимаешь, как раз нет ничего удивительного, - подумал его собеседник, но сам только завлекательно улыбнулся.
- Как это ни смешно, но ничего дурного. Я всего-навсего о том, что, совершенно честно отрабатывая свои деньги, мы можем параллельно прибарахлиться. Шикарно прибарахлиться. Я что-то не помню федеральных законов, которые облагали бы налогом самоделки. Я имею ввиду серьезных законов о таких же серьезных налогах.
Это было слишком хорошо понятно и насквозь близко каждому жителю этой страны. Это - затрагивало и доставало до глубины души.
- Найдут, к чему прицепиться, - раздался безнадежный голос, - у них знаешь, какие крючкотворы.
- А если помалкивать? В смысле, - просто не болтать лишнего? Какая им разница, на каких именно вещах мы набиваем руку?
- Бессмысленный разговор. Отсюда не вынести даже гвоздя.
- Разумеется, бессмысленный. Я же исключительно только в плане чистой теории. Хотя, если всерьез, то, пожалуй, взялся бы воспроизвести то же самое у себя в гараже. Да-да, даже вот этими вот своими корявыми руками. Что уж тогда говорить о Ли...
- Про такую вещь, как авторские права и патентное право ты, понятно, забыл?
- Авторские права-то тут есть, не сомневаюсь... Вот только почему мне никто не покажет автора?!! Где он?!! Где? Ау-у! А авторские права е-есть, это да! А знаешь, что будет? Мы перетаскаем им все каштаны из огня, и тогда нам скажут, что мы - свободны! Спасибо, парни, ваша страна вас не забудет. Дадут горсть крашеной бумаги, и даже, может быть, добавят еще полгорсти в качестве премии. Пожмут руку. А себе возьмут то, что мы тут накопали. Можешь быть уверен, - остальным не удастся даже лизнуть. Даже понюхать! И еще, помяни мое слово, - это будет по всем правилам оформлено законодательно. А действительно, - зачем? Только последний идиот будет плодить себе конкурентов...
- Такими вещами полна жизнь. Так бывает всегда. И тот, кто все время будет помнить об этом, будет всю жизнь чувствовать себя неудачником.
- Никогда, - слышишь меня, а если слышишь, то запомни, - никогда еще вот эти самые не брали себе так много. И не оставляли так мало другим. Ты понял, нет? Они возьмут себе возможность обходиться без денег, оставив себе при этом и деньги, и власть, которая станет тогда совсем уж беспредельной, а тебе, мне, всем остальным оставят только деньги, - сколько дадут. Если еще сочтут нужным - давать.
Вот за это евреев и не любят. Они неизменно несут с собой смуту. Да нет, - они и есть олицетворенная смута. Смута политическая. Смута финансовая. Смута научная. Смута в искусстве. Смута в душе. Все то, что без них было ясно, понятно и не требовало никакого обдумывания, становится смутным, темным, зыбким и ненадежным. Они превращают в болотную хлябь самые, что ни на есть, незыблемые устои. Без него все было бы хорошо. Без него не было бы никаких таких мыслей...
- Хорошо, - угрюмо прохрипел Ли, раскуривая тоненькую сигару, - а что ты, собственно, предлагаешь?
- Я?! Ничего. Как и всегда в тех случаях, когда неплохо было бы поступить хоть как-нибудь, - но только самому. По-своему, а не так, как это нужно Ответственным Лицам. Нет, - он окинул остальных обеспокоенным взглядом, враз утратив давешний напор, - я действительно ничего не предлагаю. Поступок, - это не для таких, как мы.
Конечно, не предлагаешь. Уже предложил. Все, что нужно. И всем. Даже меня не забыл, а теперь притворяется девственницей. Вот за это евреев и не любят. Вот за это я их и не люблю. За то, что слова их слишком часто стоят того, чтобы их обязательно выслушали, какими бы противными лично тебе эти слова ни были.
Джон Джезайя Вонг только слушал и улыбался. Как известно, в мире существует только две великие культуры улыбок, - англо-саксонская и восточноазиатская, китайско-японская, а все остальное можно считать дикарством, темнотой и дикоросами. Он был наследником обеих, прошел обе эти школы, так что и улыбка эта была истинным шедевром. Ежели кто понимает, конечно, - а таких здесь не видно.
...Бывают люди, вроде бы и умные, во всяком случае, - способные, которые имеют всего один недостаток. Они считают окружающих уж совершенно безнадежными идиотами. И поэтому высказывают то, о чем лучше помолчать. Это очень неумно. Потому что тогда твоими способностями начинают пользоваться те, кто тебе вовсе не родственник. Так что не такие уж они на самом деле умные...
... А кроме того он же совершенно неправомерно чуть что употребляет "мы", "нам" - и тому подобное. На самом деле не имея к тому ровно никаких оснований. Как будто у Вонга нет родственников, о которых он действительно должен заботиться. И здесь, и в великом Китае, где, - как раз в Синьцзяне! - по имеющимся у него сведениям, происходит какая-то страшная беда, связанная с уйгурами. Кажется, он знает, что следует предпринять в таких условиях.
Черное, как сапог, подвижное лицо Линкольна Ирвинга сейчас не выражало ничего. Он молчал и в несчетный раз приходил в изумление нечеловеческой мудростью брата Джошуа. Его бездонной интуицией, с которой он почувствовал особую, принципиальную, критическую важность этого дерьмового вроде бы проекта. Почувствовал, и предпринял все возможное, нажал на все мыслимые и немыслимые педали, кнопки и рычаги, чтобы Линкольн оказался в числе приглашенных в проект. И его заставил, буквально выкрутил руки, только что не пинками вбил его, идиота. Который имел глупость сопротивляться. Надо бы при первой же встрече извиниться. Надо бы поблагодарить. Он представил себе, как, при встрече, молча опускается на колени и целует брату Джошуа руку... нет, красиво, но ничего не выйдет. Не принято. Они - не чета каким-то там вонючим макаронникам.
... А эти белые свиньи, поди, решили, что если он - да получил диплом с отличием, и был Первым Спорщиком по математике, то уже стал для них в доску своим. Что они купили Линкольна, и он теперь перестанет быть черным. Да он теперь тем более в доску расшибется, костьми ляжет, чтобы только у черных братьев были стволы и тачки, дома и бабки, вдоволь еды - и, - главное, - реальная возможность наконец-то стать главными. Тем более, что кое-какие соображения в этом направлении у него есть, и остается только обдумать детали. А белый сейчас не сказал ровно ничего такого, что было бы для Линкольна новым, - у него был Джошуа с его всеобъемлющим умом, который никогда не ошибается, который...
А Уилл Бартлет, как обычно, смотрел себе под ноги. Он относился к той, любимой авторами комедий категории умников, на которых что ни надень - все будет, как на корове - седло. Такие в уродливых очках, знаете? Такие с кривыми зубами, видели? У них еще потные руки, нечищеные ботинки и отсутствующий взор? Безнадежные девственники в двадцать пять? Типичные омеги, которым злобная природа подарила, - да какое там - подарила, - коварно сунула, в качестве злобной насмешки, острый интеллект и бездонную память, чтобы, значит, больше мучались.
Нет, он, конечно, ничего. И ни на что такое, особенное, не претендует. Он только чуть-чуть, - сделает десяток-другой бриллиантиков, каратов по десять, чтобы наделать побрякушек и подарить Винди. Нет, он, понятно, ни на что не рассчитывает, он просто так, поглядеть, как она хоть на секундочку удивится и обрадуется. И, хотя он совершенно точно знает, какую гримасу она скорчит следом, какой прием извечного женского дзю-до применит, чтобы в очередной, - бессчетный! - раз плюнуть ему в душу, унизить и растоптать, - он готов пойти ради этого мига на все. Забавно, - это при том, что он видит ее насквозь и вполне отдает себе отчет, что она, в конце концов, порядочная дура. При том, что все ее приемы знает назубок и знает им цену. А все-таки, а все-таки...
... Ну а про то, что отсюда нельзя вынести и гвоздя, это, понятно, - чушь. Довольно-таки заковыристая задача, к решению которой, однако, он уже сейчас видит даже и не один путь. При том, что годными окажутся, скорее всего, несколько...
И тут, как обычно, мозги его включились на полную мощность, рады-радехоньки отвлечься от невзгод и нелепостей бренного мира - на решение задачи.
... А самым смешным вариантом, - он весело улыбнулся своим мыслям, - будет такой, при котором выносить вообще ничего не понадобится. Вынести - ничего не вынося!
- Чего это ты лыбишься? - С подозрением вопросил его Ландсберг. - Я сказал что-нибудь смешное?
- Да нет, ничего, - ответствовал Уильям, с трудом отрываясь от завлекательного проекта Большого Сборщика, - не обращай внимания. Я та-ак...
- Вы ошибаетесь, мистер Освальд. Ошибаетесь точно так же, как ошибались и мы: проект "Четки" кардинально отличается от Манхеттонского Проекта. Собственно говоря, единственное их сходство состоит в самом масштабе. "Манхеттон" - сверхсложный, разветвленный, со множеством работ находящихся в иерархическом соподчинении, но, по сути, один-единственный цикл, в котором все детали направлены к единственной цели, без достижения которой частности не имеют почти никакого смысла. В "Четках" - множество законченных циклов работы с высокой степенью независимости. Это те самые общие соображения, которые на самом деле определяют все. Стиль работы, взаимодействие, характер отчетности, персональный состав заинтересованных лиц, организаций и компаний, находящихся на выходе проекта. Или стремящихся попасть в этот узкий круг.
- А по-моему все обстоит гораздо проще. Парни просто-напросто хорошо устроились и не желают работать как следует. Если мы хотим пробежать за год тот путь, по которому русские тащились пятнадцать лет, это совершенно неприемлемо. И уж вам-то следовало бы знать, что для подобных ситуаций существует испытанное и безотказное средство. Когда штатские делают не то, что нужно, или действуют без должного усердия, к ним просто-напросто надо приставить сержанта. Который просто-напросто поставит перед ними конкретную задачу и добьется ее безусловного выполнения.
- Должен заметить, сэр, что в данном случае потребуется... все-таки очень особенный сержант.
- Ничего подобного. По-хорошему тут нужен был бы именно самый обыкновенный сержант, какой-нибудь с-ин с пятнадцатилетним стажем, но, к сожалению, тут все дело портит уровень допуска. Так что будет вам ваш особенный сержант. Кстати, - вы его знаете. Это Боб Нильсен.
- О, мой Бог... И как же вам это удалось? По-моему, он прекрасно себя чувствовал на ниве частного предпринимательства?
- Такой человек. - Пожал плечами Освальд. - Безотказный. По-моему он даже не раздумывал.
- Говорят, что садистский менеджмент является образом его жизни. Что он не может жить, чтобы не вводить окружающих в непрерывный трепет, и питается ненавистью окружающих. Расцветает от нее. Что он избавляется от сотрудников, которых не удается запугать до поноса.
- Говорят. Это и еще множество подобных афоризмов.
- И такого человека...
- Да. Именно такого человека решено поставить во главе проекта. Как ни печально, таким способом чаще всего удается выйти из тупика, в который завели дело либеральные интеллектуальные гуманисты.
- Все первичные материалы, все базовые инструкции, все отчеты о выполнении конкретных работ, все рабочие дневники - ко мне на стол. Все - это обозначает действительно все. Аарон проследит, чтобы вы ничего, не дай Бог, не забыли. К сведению тех, кто еще не понял: ваше бесцельное время препровождение кончилось прямо сейчас. Работа, какой она должна быть, начнется с завтрашнего утра, ровно в шесть. Все!
- С этого момента работа над тем, что вы так остроумно назвали "прикладными темами", прекращается полностью. Группа переходит на тиражирование базовых комплектов изделий, всего того, что для своего производства требует композиций, состав которых с данного момента объявляется закрытым. Список закрытых композиций получите у мистера Чистовитца. Под роспись. Все свободны!
- Вся личная корреспонденция должна сдаваться мистеру Чистовитцу в незапечатанных конвертах. В нашей стране нет цензуры, и, таким образом, письма, содержащие нежелательную информацию, будут просто-напросто задержаны и возвращены написавшему. Поэтому предлагаю думать о том, чего писать не следует, заранее. Исходящие звонки, содержащие директированную информацию, будут прерываться без предупреждения. Рекомендую добровольно сдать ВСЕ устройства мобильной связи, включая те остроумные самоделки, которые были изготовлены в прошедшие месяцы. Они все равно бесполезны: любые несанкционированные электромагнитные волны блокируются на всей территории базы и полигона.
- А теперь я хотел бы кое-что объяснить вам, мистер Ли. Увольнение из Проекта отнюдь не обозначает, что вы, выйдя за ворота, тут же отправитесь в пивную, к подружкам, на бейсбол, или будете спокойно торговать сведениями высшей степени конфиденциальности...
- Я никогда...
- Если вы еще хоть один раз позволите себе перебить меня, это кончится для вас большими неприятностями... Так вот: увольнение из любой рабочей группы проекта "Четки" обозначает длительный, сопряженный с полной изоляцией период проверки на лояльность. И не факт еще, что вы эту проверку пройдете. Скорее, наоборот. Дело в том, что уволенный и уволившийся в равной степени будут рассматриваться в качестве саботажников: скрытого либо же активного, откровенного соответственно. То есть лиц нелояльных по определению. Решение в таких случаях зависит от руководителя Проекта. От меня. Вопросов нет? Отлично. Свободны.
Улучив момент, Колин Ландсберг поймал Чистовитца, который с унылым видом проходил мимо него коридору.
- Аарончик, - проговорил он ласково, держа того за пуговицу, - я ровно ни на что не намекаю, я просто хочу понять: ты осознаешь, какое именно добро поставлен стеречь, или же это все у тебя просто так?
Аарон, на секунду засунув руку в карман, саркастически хмыкнул.
- Ну я так и думал. Думаю, - не может сын дяди Рувима проявлять такое недомыслие. Дядя был бы очень разочарован, узнав, что у него глупый старший сын.
Он сделал пальцами правой руки движение, как будто закручивал что-то, а Аарон ответил движением обращенной к собеседнику ладони, - вперед и чуть вниз, в интернациональном жесте "Все Путем", иначе именуемом "Будь Спок", и добавил:
- Шарманку я выключил.
- Да нет, зачем? Оставил бы включенной. Я же не собираюсь говорить чего-нибудь крамольного, не собираюсь предлагать родственнику нарушить его служебный долг, и не дай Бог мне когда-нибудь предлагать чего-нибудь подобного... Я просто хотел узнать, осознаешь ли ты, какое именно добро охраняешь... и что сказал бы дядя Рувим, узнав, что ты охраняешь это добро в том числе и от него?
- Папа в курсе. Или в другом случае разве ж я был бы здесь, под началом этого гестаповца?
- Тогда передай дяде Рувиму, что я рад за него.
Рам поднял голову, угольно-черные глаза его были непроницаемы. И вообще по нем никак нельзя было судить, как он отнесся к предложению. Наконец, едва заметно улыбнувшись, он произнес:
- Мне не вполне ясно назначение данного устройства, но соответствующая композиция не выглядит неосуществимой. Откровенно говоря - не вижу особых сложностей. Качество готового изделия, по сути, будет определяться только тем, насколько квалифицированно будет составлен набор требований... Но зачем?
- Затем, что этот ублюдок совершенно меня загнал. У меня не хватает сил, я постоянно хочу спать. И это относится не ко мне одному. Нужно что-то вроде постоянно действующего, управляемого, мягкого стимулятора.
- Сам я не одобряю подобных мер, но если вы хотите... Почему нет? Это было бы интересно. Но только я же совершенно не разбираюсь в биологической проблематике.
- В ней разбирается Юджин. Потому что именно с этой целью его в Проект и пригласили... Помнится, он говорил, что рутинно, каждую неделю делает открытия, за которые в прежние времена без шороха дали бы Нобелевскую. Что важнейшего материала столько, что он уже и не пытается его всерьез оформлять, - записывает суть, и переходит к следующей теме.
- И что?
- А потом пришел старина Бобби и поставил его на тиражирование. В самый разгар исследовательских восторгов.
- Очевидно, это должно быть крайне неприятно.
- Мне трудно судить, но Джин почему-то был очень недоволен и медленно звереет, будучи оторван от своего прямого дела. Он не отказался помочь, - как ты это говоришь? - а, из интереса...
На то, чтобы внести в композицию Рама ма-аленькую поправочку, Юджину, или, точнее, Джино Пиранелли, квалификации вполне хватило. На то, чтобы вытащить из каталога подходящее изделие, - тоже. Оставалось только совместить одно с другим, и это, хоть и с третьей попытки, но удалось в полной мере.
- Ну?
- Это-таки было не так просто, как могло показаться.