Аннотация: Эпизодов уже довольно много. Смонтировать реально во вполне обозримые сроки.Стоит связываться, или нет?
Сторож и Робинзоны. Месяцы с плюс четвертого по плюс седьмой.
- Ну все! Ну наконец-то, - Некто В Сером торжествующе потрясал какими-то невзрачного вида бумагами, собранными во внушительной толщины пачку, - теперь-то они у меня ф-фсе попрыгают!
- Замечательно, - скучным голосом проговорил Фермер, - не пойму только, - чему вы так радуетесь?
- Ну как же?! Мало того что экспедиция у нас - геофизическая, так ей еще и придали статус специальной...
- Ну и что?
- А! - Русский махнул на него рукой. - Чего с вас, с немчуры взять? Никакого понятия...
Суть его торжества состояла в том, что сугубо научный и официальный характер экспедиции надежно отсекал всяких-разных дилетантов в лице местных территориальных и партийных властей, а тех, кто бы мог заподозрить что-то такое, можно было запросто поставить на место, сославшись на специальный ее характер: для этого даже не нужно было ничего говорить. Как правило, - вполне достаточным оказывалось обыкновенное многозначительное поднятие бровей. Это не бумаги были, это настоящая шапка-невидимка была в условиях этой страны, где людей надежно отучили от дурной манеры совать свой нос в дела властей. Фермер всех этих нюансов, понятное дело, осознать не мог.
Естественно - это не было встречей воочию. Тем более - разговором по радио. Это был очередной сеанс ТБ-связи, перехватить которую, не зная параметров Локуса Энерговыделения, было невозможно даже теоретически. Даже зная, что такое - ТБ. Даже зная, что оно не только возможно, но и существует. Даже обладая ТБ. А никто, кроме Сообщества, даже не задумывался об этой простой в сущности и очевидной вещи. Связь была одним из самых первых и очевидных вариантов применения этого принципа. Устройства, предложенные Тайпаном, были садистски раскритикованы, и взамен его, вполне традиционной схеме, Статер предложил сугубо свою, полностью использующую возможности нового физического принципа, а оттого крайне простую по устройству. По сути дела, - это был просто-напросто экран, подслоенный мембраной, каковое устройство представляло собой нечто вроде коврика, сотканного из нитей, на которых чередовались микролокусы Поглощения и Выделения. Устройство потребляло смешное количество электроэнергии, - только для восстановления исходной яркости изображения, которое в противном случае было ровно в два раза тусклее оригинала. Оно давало голографическое изображение вкупе со стереозвуком. Наконец программу Молекулярной Сборки для него составила сама Нэн Мерридью. Это был истинный шедевр, за исключением обидной, малой малости, названной злобным Обероном "ass-эффектом": при некоторых движениях вашего собеседника перед вами вместо лица его вдруг возникало изображение его, - так сказать, - тыльной поверхности, да еще перевернутой кверху ногами. Ознакомившись с данным феноменом, Тайпан смеялся до колик. Без сил сполз на травку и, повизгивая, медленно по ней покатился. Было это, понятно, не особенно удобно, но делать было уже нечего, а Нэн Мерридью, к которой обратились со словами мягкой укоризны по поводу обнаружившегося дефекта, некоторое время молчала, причем лицо ее становилось все более грозным и суровым, а потом вдруг с неимоверной свирепостью рявкнула:
- А я причем?!! Что заказали, то и носите! Некогда мне тут с вами!!!
Ей правда было некогда: вместе с Кимом и Фермером они вот уже пятый день эксплуатировали Радужное Ядро на предмет разработки концепции, конструкции и технологии изготовления так называемого "Геномного Сканнера", вещи чрезвычайно серьезной и крайне, до зарезу нужной. То-есть мужчины выступали в роли не то консультантов, не то экспертов, а почти всю практическую работу делать приходилось, как водится, ей. Небрежно причесанная, не накрасившись, не выспавшись, - она была крайне-мало расположена к шуткам. Так что первый вариант коммуникационного ТБ-резонатора остался покамест как есть: проблема ass-эффекта явно оставалась в наследство Грядущим Поколениям.
Помолчав, Некто В Сером продолжил:
- А вы там как?
Едва заметно подняв брови домиком, Фермер с неприятной вежливостью осведомился:
- Что конкретно вы имеете ввиду?
- Н-ну, - неопределенно начал русский, - вообще... Что делаете там, и прочее... Вам же у меня так и так бывать придется, так что чтоб кто-нибудь.
- Теперь понял, - педантично кивнул Фермер, - я трачу время на беседу с вами. Нэн Мерридью отдыхает от трудов праведных, самолично запуская в Резервуар только что спряденные "нитки" трех новых полуинерционок, потому что "Адонис" слишком здоров и ни для кого, кроме Анхен, не удобен. Об влез в пентагоновскую телеметрию и теперь морщится, что-то ему в ней не нравится... Статер ловит креветок, ловит рыб, ловит полихет, медуз он тоже ловит, мотивируя свой образ жизни тем, что я его прошу обо всем этом генетическом материале. Чела вырастил какую-то летучую пакость вроде воздушного змея и под руководством Тайпана натаскивает его нейристор. Чем занимаются Анхен с Тэшик-Ташем, я не знаю, но очень сильно догадываюсь...
- Подозреваю. Очень сильно подозреваю.
- Йа-а, спасибо, - кивнул головой голландец, - очень сильно подозреваю, что опять проводят время в койке... Если вы и дальше намерены задавать бездельные вопросы, например о погоде, то предваряя их сообщаю, что и погода у нас стоит в высшей степени удовлетворительная. Только я вовсе не за этим вынужден терять с вами время. Совершенно неизбежно, что вас будут периодически навещать на вашей э-э-э... плантации своего рода экспедиции посещения, для каковой цели совершенно необходимо договориться о навигации. ТБ-принцип хорош всем за одним единственным исключением...
Некто В Сером кивнул:
- Да. Для пеленгации и локации он годится слабовато.
- Именно, - кивнул в ответ Фермер, - так что встает серьезнейший вопрос: каким способом отыскать вас на вашем Алтае хотя бы в самый первый раз, при условии того, что системы спутниковой навигации мы эксплуатировать не можем? Предварительно предполагается с орбитального положения составить и оптическую, и гравиметрическую карты всего района, передать вам в совмещенном виде, а вы с предельной точностью укажете свое положение относительно имеющихся масконов. Как?
- Вроде по идее ничего. Только лень. - Однако же, увидав на лице голландца чуть заметно-презрительную мину, почел за благо пояснить. - Шучу. Это у меня привычная, как старый сапог, постоянно повторяемая шутка.
- У ваших шуток есть серьезный порок: они уж слишком походят на правду.
Что-то тут было не так: в принципе Некто В Сером мог в два счета завязать приятельские отношения с кем угодно, хоть с Вельзевулом, - а вот голландец его, кажется, не жаловал. Но и этого мало, потому что при всем при том именно Фермер чаще всего брал на себя труд связываться с собратом, коего отделял Железный Занавес. Тема изысканий, для которых была послана экспедиция, была подобрана с большим вкусом: "Постоянные источники сейсмических волн вне зон вулканической активности" - и, разумеется, являлась мнимостью, целиком и полностью высосанной бородатым геологом из своего толстого пальца. Выдумав эту формулировку, он даже потихоньку взвыл от восторга, а впоследствии - позаботился о том, чтобы радужными перспективами, кои открывались в ходе такого исследования, заинтересовали бы всех, включая военное ведомство. Когда такого рода всеобщая заинтересованность была достигнута, тему тут же жутко засекретили. В качестве места, где этих самых постоянных источников было полным-полно, он указал одно известное ему, как геологу, месторожденьице полиметаллических руд, слишком удаленное и слишком небольшое, чтобы его разрабатывать. Жуткая засекреченность работ его несказанно забавляла а более того вполне устраивала: каждый знал только то, что ему положено, а кое-чего - так и вообще кроме него не знал никто. В том числе, - какие-такие датчики были опущены на трехсотметровую глубину в узкие скважины, загодя пробуренные специальным буром: теперь, по освоении ТБ-принципа не было нужды строить поблизости от развивающихся Изделий АЭС и спускать в шахты силовые кабели. То есть датчики - да, тоже присутствовали и даже были присоединены к самописцам. Другое дело, что самописцы эти почти ничего не записывали, а Некто В Сером, ухмыляясь в бороду, туманно намекал на то, что, мол, еще не сезон. Каково же было его удивление, когда буквально спустя месяц начисто выдуманный им постоянный источник сейсмических волн вдруг прорезался в реальность: были сейсмические волны. Периодические, постоянные, постепенно-постепенно, изо дня в день усиливающиеся. И, в полном соответствии с предположениями, которые он высказывал на людях, волны эти действительно очень интересно интерферировали. Спустя и еще один месяц не нужно было никаких самописцев для того, чтобы ощутить высокочастотную, многообертонную, лихорадочную дрожь, охватившую здешние горы. Не то, чтобы сильно, но, однако же чувствовалось. Все время. И не все достаточно хорошо это переносили. А, однако же, он проявил недопустимую самоуверенность: нельзя быть таким неосторожным в работе с кадрами. Прежде всего - в работе с кадрами. Если ты считаешь себя самым умным, то, скорее всего, далеко не так умен, как думаешь. Но даже и в том случае, если ты и не ошибаешься в своем мнении по этому деликатному вопросу, то это опять-таки не значит, что кругом тебя - одни только круглые дураки. Уже после двух-трех вроде бы как малозначительных бесед ему начал активно не нравиться один кандидатишка из Ленинграда, некто Алексей Валтурин по кличке Леша Питерский, прилипшей к нему с легкой руки повара-завхоза Степаныча. И не то, чтобы кандидат был таким уж плохим товарищем или бестолковым ученым: дело обстояло как раз чуть не с точностью до наоборот. После первых же бесед с ним Константин Петрович Рассохин, он же Некто В Сером, вдруг понял, что перед ним ученый из настоящихи был весьма обеспокоен этим обстоятельством. Потому что большинство людей, даже специалистов, даже со степенями, занимаются наукой, как точат гайки, - не задумываясь, что именно этими гайками будет свинчено, никак не связывая свои познания и результаты изысканий с той жизнью, которой живут. У них профессиональные знания и "реальная жизнь" существовали вроде бы как сами по себе, как масло с водой, не смешиваясь. А этот был из настоящих, он с самого начала мно-огое понимал, - или, наоборот, не понимал? - только помалкивал, и совершенно ясно было что просто так это его молчание не кончится, и вечно длиться не будет тоже. Проглядел возможную проблему, а проблемой парень будет, уж в этом-то он почти что и совсем не сомневался.
Он зашел к дорогому начальнику в палатку вечером, когда иные - еще разбирали записи, а иные - пили чай и чесали языки у костра. В лучших традициях жанра.
- Можно?
Некто В Сером, прищурившись, бросил на него мимолетный взгляд. Вот все они таковы. Ведь разбираться пришел, истину искать. Правдоискательствовать, уличать, а по совместительству еще и приперать к стенке. Будет заводить себя, накручивать, и накрутит-таки рано или поздно, начнет орать вполголоса и пару раз по чем-нибудь кулачонкой стукнет. Ведь именно с такой целью и пришел, и так оно все именно и будет, - но начал, как положено, с этого позорного, кастратским, дрожащим голоском произнесенного "Можно?"...
- А, Лешенька, - он улыбнулся своей обычной, добродушной и чуть ленивой улыбкой, - проходи, конечно, садись, гостем будешь. Проблемы какие-нибудь?
- Да. - Голос гостя был каким-то сдавленным. - Проблемы. Можно и так сказать... - Он вымученно улыбнулся. - Я пришел, чтобы узнать: что все это значит?
- Что именно "что"?
- Да все! С самого начала. Тема ваша идиотская. Место это. Поначалу я, грешным делом думал, что все это - чистой воды туфта, без примеси, и про себя радовался, что, оказывается, у людей начальство еще и поглупей нашего, вообще ни х-хера в деле не смыслит... Ведь нет никаких Постоянных Источников, нет! И не было никогда кроме кое-каких вулканов!
- Это раньше не было, - он тяжело вздохнул, а теперь, как видите, передавая советская наука открыла это, - согласен, весьма редкое! - явление природы, предсказанное мною теоретически еще пять лет назад в качестве частного проявления так называемых Малых Геотектонических Периодов, и хорошо описываемого при помощи некоторых разделов теоретико-множественной топологии.
- Как особая точка?
- Верно! - Некто В Сером глянул на собеседника с интересом, которого на самом деле вовсе не испытывал. - Интересоваться изволили? Только в данном случае, скорее, уместно говорить не об особой, а, скорее, об одной из главных точек.
- А почему тогда раньше...
- А вот именно из-за этих вот вулканов: маскируют. На этой фазе цикла еще одна точка расположена в Курило-Сахалинском районе, еще одна - восточный Афганистан, еще одна - Юкатан, так что сам понимаешь... Уникальность этого места как раз в том и состоит, что ни одного толкового вулкана рядом нет, а точка совпадает с расчетной.
- Я и вообще не больно-то верю в геотектоническую концепцию, а насчет ваших малых периодов, равно как и насчет больших, - вообще в первый раз слышу.
- Жаль. Я вам непременно же пришлю при первой же оказии.
- Н-ну, - Леша Питерский со злым восхищением покрутил головой, - ну маста-ак! Нет, но как подготовился! Неужто же и впрямь эта дурость у вас есть в печатной форме? А что? От вас даже и этого можно ожидать... Послушайте, профессор, вам кто-нибудь когда-нибудь выражал восхищение виртуозностью вашего вранья? Вы врете не краснея, не моргнув глазом, не задумываясь, страшно правдоподобно, можно сказать - артистично! Вот меня и заинтересовало: а зачем вам это нужно? Будь вы пустышка какая-нибудь, от науки фокусник, так я бы с вами и разговаривать-то не стал, но вы же настоящий! У вас помимо с ходу выдуманных геотектонических периодов с расчетами предсказательной силы есть ведь и настоящие работы, да еще какие! Так зачем тогда вы все-таки врете? Зачем такому, как вы, вообще врать хоть кому-нибудь?
- А чтобы, - наивно помаргивая ярко-васильковыми глазками ответил Борода, - вы правды не знали.
- А это еще зачем нужно?
- Ба, - пораженно пробормотал Некто В Сером, - идеалист в наше время. Вам перечислить все причины, по которым бывает необходимо скрывать правду? Предположим, - мне приказали. Предположим - попросили. Предположим, - я просто-напросто ни с кем не хочу делиться и хочу все захапать один. Перечислять еще?
- Не стоит. Скажите лучше, какая причина действует в данном конкретном случае.
- Так ведь не одна какая-нибудь. Все вышеперечисленные причины, к примеру, действуют. А кроме того я считаю, что есть все-таки вещи, о которых лучше не знать. Никому. А если кому-то все-таки приходится, то чем меньше людей знает иные обстоятельства, тем лучше.
- Тьфу! Думал хоть геофизика свободна от всех этих ваших пакостей...
- Пару минут тому назад у меня было большое желание спросить вас, не еврей ли вы, но теперь эта необходимость прошла. Вижу, что не еврей. Продолжайте, прошу вас.
- Ни один еврей такой глупости не сказал бы. Они не лишены идеализма, но он имеет совершенно другую окраску. Вы продолжайте, продолжайте, я слушаю.
- Так. - Сказал Валтурин с отвращением, после короткой паузы опуская голову. - Все-таки оружие. Так?!!
- Вы мне еще рефлектор в глаза направьте. Вот еще иголки под ногти неплохо. Разумеется, я не скажу вам ни "да" ни "нет", поверьте только, что все обстоит гораздо-гораздо сложнее. Вот вы, к примеру, ни на секунду не веря в долговременные источники сейсмических волн, тем не менее получили богатейший, прямо-таки фантастический материал относительно поведения этих волн во-первых, и относительно их ценности, как инструмента познания - во-вторых, так какое вам дело?
- Все-таки оружие, - повторил Алексей, - опять оружие. Вечно вы со своим оружием... За что ни возьмись, из всего тут норовят сделать оружие.
- Лопни мои глаза, - фрондер! Мне показалось, или я и впрямь имею дело с так называемым диссидентом? Не таким большим, как Буковский или Солженицын, а ма-аленьким таким диссидентиком? Который выражает несогласие на кухне и, предпочтительно, - в тряпочку? Очень, должен сказать, глупо!
- Для карьеры вредно?
- Это само собой, но сейчас я, честное слово, имел ввиду совсем другое. Вы под влиянием дурацкой моды сочли, что за Бугром - правда свобода, а сплошное угнетение - оно только тут. Поверьте мне: всюду приблизительно одинаково. Человек - это такое создание, которое, ежели дать ему волю, работать вовсе не склонно, а прихватить что-нибудь, наоборот, весьма расположено. И если за границей больше работают и меньше воруют, это значит, что там по крайней мере не меньше средств держать народишко в узде... Ты мне верь, я - мно-ого где был и поэтому знаю, что всем политическим идеям цена приблизительно одна: дерьмо.
- Нет вы скажите все-таки, - оружие?
- Я на примере объясню: есть атомный реактор и есть атомная бомба. Чтобы сделать бомбу, нужно сначала сделать атомный реактор. Да, можно именно так, в такой последовательности и поступить. А можно реактор построить и бомбу не делать... Алексей Григорьевич, - это просто физический принцип! Его можно и так, и этак использовать.
- И опять-таки страшно правдоподобно! Опять врете?
- Вру.
Некто В Сером согласился с обвинением легко и празднично, глядя на собеседника исключительно честными глазами.
- А признаетесь тогда зачем?
- А я, может, опять вру? Вот вы знаете, что вру, а когда именно - нет, так что никакой пользы вам от вашего знания нету...
- А что, - эти штуки так и останутся неизвлеченными? Они не предназначены для того, чтобы их вытаскивали?
- Бог мой, какие пустяки, право, вас интересуют! Они отработают свое, - и надлежащим образом, во благовременье сдохнут... Это сугубо одноразовые изделия.
Через какое-то время его испытанная, отработанная тактика и богатейший опыт ее применения принесли обычные свои плоды: начав какое-то из своих словесных наступлений, собеседник через пару фраз терял нить беседы, забывал, о чем хотел сказать и начинал, к примеру, бессмысленно веселиться. Потом ему в голову на место одной-единственной жалкой мыслишки, с которой он начинал беседу, приходило множество, новых, блестящих и гораздо лучших, у которых был всего-навсего один недостаток: потом их оказывалось совершенно невозможным вспомнить, потому что они странным образом между собой путались. Наиболее прозорливые в конце концов понимали, что их обморочили, но не понимали каким образом. К тому же в подобных случаях понимание в любом случае оказывалось запоздалым. Они обсудили способ моделирования любых поверхностей из треугольников, плавно перешли к планам размещения в Европе ракет "Першинг-2", пришли к единодушному выводу, что "Те, кто утверждает, что пизда у всех одинакова, больше одной и не видели", потом перешли к анализу сравнительных достоинств настойки из маральих пантов, радиолы розовой и элеутерококка, обсудив попутно самогон, водку и виски, которого кандидат не то, что не пил, но даже и не видел, - просто потому что не пришлось! - потом опять вернулись к бабам, к анекдотам про баб, анекдотам про евреев, про армянское радио, про новейшие радиолокаторы, и про последние достижения отечественной военной техники, которой оба собеседника на самом деле искренне гордились совершенно без всякого смысла, на чисто-подкорковом уровне. Потом они питьевого спирту все-таки выпили, хотя и не сказать, чтобы много... а с другой стороны, - когда его бывает много? Когда же они разошлись заполночь, Леша Питерский все никак не мог взять в толк: чего ему, собственно, было непонятно во-первых, и в чем именно и кого он хотел уличить - во-вторых?
Среди многочисленных достоинств дважды доктора Рассохина внешность ручного медведика и необыкновенное добродушие манер находились отнюдь не на последнем месте, успешно маскируя то обстоятельство, что медведик-то - отнюдь даже не мультфильмово-игрушечно-фольклорный, а в значительной мере самый настоящий, с соответствующими размерами, когтями и зубками. Это странным образом проявлялось уже и в школьные годы. Соклассники парадоксальным образом не сделали никаких выводов из попытки второгодника Семы Андронова (разумеется - "Андрона") почесать о добродушного, отходчивого увальня кулаки. Нападение кончилось истинной военной катастрофой, потому что так быстро, так старательно, так безнадежноАндрона еще не били: его просто-напросто сгребли за грудки, с размаху приложили о стенку гаража затылком, спиной и задницей, а потом тщательно расквасили нос, разоладили губы и подбили оба глаза, держа на расстоянии вытянутой руки, длинной, толстопалой и твердой. По тупости своей супостат просто не понял, что произошло и привел друзей, чтобы отлупить непокорного скопом. Так же, - скопом, - они, соответственно, и получили: увалень, казалось, весь состоял из плотного, тяжелого мяса на толстенных костях и обладал железной стойкостью. Чрезвычайно мало обращая внимание на их удары, сам Костик Рассохин по кличке "Соха" наносил удары с какой-то страшной, окончательной неукоснительностью и, как правило, не тратя больше одного-двух ударов на одного супротивника. Сходным образом, так же или почти так же дело обстояло у него со всем. Каждому при взгляде на него казалось, что это есть пример добродушнейшего человека, неглупого, но, малость, не от мира сего. Причем впечатление это было истинной правдой, только не всей правдой целиком. При всем при том его нельзя было бы назвать человеком опасным, поскольку он умел добиваться своего, не шагая по головам и не переступая через трупы. Он не ломал, он гнул, гнул людей, жизнь и обстоятельства, и при этом почти не имел врагов. Какими бы серьезными не были его дела, его самого странным образом все равно всерьез не воспринимали. Не то, чтобы чрезмерное, но довольно-таки порядочное число женщин, хихикая, оказывались с ним в постели и потом не могли понять, как это, собственно, произошло. Без сучка, без задоринки защитил две диссертации прежде, чем кто-то понял, что он это серьезно, а не в шутку. Получал должности, как безопасный. Ездил за границу, поскольку с первого же взгляда было ясно, что этакий телепень ни на валюте, ни на бабе, ни на идейках диссидентских в забугорье не погорит, а дело - сделает нормально. Да что там - нормально, - хорошо сделает. Как-то так он все хорошо делал. В общем - из тех самых дурачков, на которых все у нас от веку и держится. И теперь ему, дурачку, было позарез необходимо остаться тут, не вызывая лишних подозрений, и пребывать здесь в одиночестве либо же в компании посвященных вплоть до окончания процесса. То, что развивающиеся Изделия и впрямь оказались выдуманными им Постоянными Источниками, - значительно облегчало задачу, но все-таки даже дорога в тысячу ли начинается с первого шага:
- Алексей Григорьевич, - и все-таки я убедительно прошу вас не высказывать ваши остроумные предположения третьим лицам... Хотя бы потому что они все-таки не вполне точны. И не надо на меня так смотреть! Не надо этих народовольских глаз! Да, я сам не люблю тайн, да, это довольно-таки поганая тайна... Но это прежде всего не моя тайна. И тем более не ваша. Вы меня поняли? И... Знаете, что? Может быть то, что я вам скажу, будет выглядеть пошлостью, но и все давние истины в какой-то мере пошлы: а если - нас кто-нибудь? А мы не будем знать даже, что такое возможно? И вообще не поймем, что на нас напали? С этой точки зрения вы проблему рассматривать не изволили? Нет? А з-зря. В мире до прискорбия мало прекраснодушных идеалистов, а в штабах и высоких кабинетах их и вовсе нет: каждый точит нож на соседа и успокаивает свою совесть тем, что делает это на всякий случай...
- Противно все это. А то, что вы, скорее всего, совершенно правы - тут противнее всего. Непонятно почему, но на свете существует такая вот противная правота...
- Батенька мой, - тут уж либо Человек Разумный - либо Человек Счастливый. Понимаете? Либо - либо. Противоречит одно другому.
А спровадив беспокойного гостя и по крайней мере на время избыв проблему, он сел сочинять особливую записку одному там знакомому генералу из близкого по профилю ведомства. Тут прямо надо сказать, что задача перед этим сочинением стояла головоломнейшая: нужно было написать о ходе дел в экспедиции таким образом, чтоб выглядело будто пишущий ни на секунду не сомневается, что адресат полностью в курсе дела, - так снабженец подходит к Деревянному Дракону, обнимает его за плечи и говорит интимновато-дружески: "Ну и как там дела насчет наших с вами запчастей?". Но! Сообщение должно было заинтересовать и вызвать у адресата желание единолично наложить на него лапу. Но! При этом ни в коем случае не пережать, дабы генерал не впал бы в панику и не переполошил свое все начальство... Только этого в сложившихся обстоятельствах и не хватало... В том смысле, что мы с Иван Иванычем, разумеется, ничего, - не дай бог! - не скрывали, но и шуму раньше времени решили не поднимать, а разобраться - келейно, с привлечением минимума народа. Себя самих. Вздохнув, он с фантастической скоростью и сноровкой отбарабанил цидулу на портативной пишущей машинке. Натурально, - двумя пальцами:
"Борисыч! Привет тебе с Алтайских гор от себя и от всех наших. Все мы, слава богу, здоровы, чего, как говорится, и вам желаем. Погода тут на наше счастье стоит отменная, так что дело свое делаем не только без помех со стороны коварных стихий, но и с удовольствием. Почти курорт. Лежишь тут, бывает, кверху пузом, на солнышке, так, веришь ли, совесть иной раз начинает мучить, потому что положено нам, сам знаешь, и оклад, и командировочные, и полевые, и за приравненные, и за то, и за се, а тут, на деле, - курорт, причем не из последних. Умом-то, конечно, понимаешь, что все это - глупость, что платят нам за работу а не за то, чтобы мы мучались и вообще жили бы плохо, - а вот поди ж ты! Такое уж у нас устройство дурацкое, что ежели на снегу не спал, не голодал, ночами не работал и голыми руками плутоний не брал, то вроде бы как и платить тебе не за что. Но это так, лирика, а суть состоит в том, что по возвращении надобно нам с тобой непременно увидеться и хорошенько поговорить. В том числе и по поводу той твоей идеи относительно сразу нескольких долгоживущих источников сейсмических волн на предмет исследования стационарных точек их интерференции. Должен сказать, что насчет самих источников я тут кое-что втихомолку слепил сам, не вмешивая посторонних, потому как думал, что ни хрена у меня из этой затеи не выйдет. Однако дуракам счастье: сам знаешь, как иной раз нипочем, великими годами не идет дело с каким-нибудь детищем многотысячного коллектива, а какой-нибудь экспромт сразу начинает делать все, что положено. Фокусы, в таких случаях, - сам знаешь, - начинаются потом... Так вот: они работают и (тьфу-тьфу!) даже приличнее, чем я ожидал и мог рассчитывать. Это все ладно, а вот то, что касается самой интерференции, то тут картина складывается настолько замысловатая, что мне одному, без твоей светлой головы, никак не разобраться. Заодно подумаем, как нам решить вопрос относительно эксцентрического, а то и вовсе векторного распространения волн, потому что вопрос общей мощности, в принципе, есть только дело техники. Когда решим вопрос с направлением, то неизбежно возникнет вопрос модулирования, накопления остаточных напряжений в различных породах и вообще в разных геологических условиях, так что, думаю, работы нам с тобой хватит, мягко говоря, надолго, особливо ежели вспомнить, что в Калифорнии и на Японских островах с этими остаточными напряжениями - все в порядке. Все это, как ты сам понимаешь, хорошо и замечательно, но, однако же, сам я попал в положение довольно-таки глупое: дело в том, что эти самые штуки устроены так, что, начав работать, они это дело продолжают, пока не выработают запас, а до той поры извлечь их никоим образом нельзя. Почему - говорить не буду, сам, поди, догадаешься, дело простое, а человек ты военный. Да и в дураках, помнится, не ходил сроду. Так вот: как хошь, а надо организовать дело так, чтобы я тут остался после окончания экспедиции, или, в крайнем случае, вернулся бы в эти благодатные места спустя короткое время и пребывал бы тут, в тишине и благодати, пока эти проклятые штуковины не выгорят до подпороговой мощности. Тянуть с этим делом нельзя, потому что тут, со мной, тоже не одни только дураки (О! Насколько не дураки!) работают, и вот-вот начнут догадываться, что тут что-то такое нечисто... Тебе, конечно, виднее, как тому самому жирафу и по той же самой причине, но, мне кажется, раньше времени тебе там, в высших сферах, шум поднимать тоже ни к чему: зачем? Потом поднимешь, поскольку мне, сам понимаешь, на авторство технического решения претендовать никак нельзя, - по той же причине, по которой неизвлекаемы эти проклятые штуковины. А сам как-нибудь приезжай. Вместе повибрируем, потому как чувствуется это дело ой-ей-ей как здорово. Предупреди только, и тогда баню-рыбалку-охоту я тебе организую, а блядей сам привезешь. В форме, как полагается в нашей Непобедимой и Легендарной. Лучше всего было бы, если бы твое начальство сумело бы привлечь меня для работы над закрытой темой по контракту..."
Завершив послание стандартными завершительно-эпистолярными оборотами, приличествующими для личного письма образованного человека без комплексов среднеблизкому приятелю, Некто В Сером закрыл глаза, покрутил в воздухе указательными пальцами, направил их навстречу друг другу, промахнулся, открыл глаза и тяжело вздохнул. И к чему гадать, если и так все решено? Баловство, да и только. Но если сработает... Ну, если сработает!!! Тогда у него, как минимум, полгода свободной жизни и полнейшего карт-бланша. Вот и не больно-то умный человек Борисыч, - генерал-майор Виталий Борисович Безременный, и в геофизике своей не больно-то, и в волнах сейсмических только постольку-поскольку, - а хи-итрый! А поднаторевший! Так что не будем учить ученого его ремеслу. Прием этот, если ему не изменяет память, именуется "вывернутым мешком" и суть его состоит в том, чтобы тот, кто тебе мешает, начал бы тебе способствовать. Классика: задолжать столько, чтобы главный кредитор был заинтересован в твоем процветании и отбивал бы кредиторов поменьше. Или: сделать вид, что согласен сотрудничать с милицией, а сам об этом сообщаешь братве и продолжаешь воровать по-прежнему, но уже якобы ради маскировки. На деле все остаются при своих и взаимно друг друга используют. А главное - всем, все по хрену, и ежели какой-нибудь чудак вдруг пожелает взять отпуск под зиму, то все остальные только рады будут.
- Нет, мил человек, беседовать с тобой, конечно, приятно, но только на этот раз мне нужен наш швейцарский друг. По личному делу. По совершенно личному.
- Тебе что, - поднял густую белесую бровь Фермер, - делать нечего? Хотя, впрочем, у тебя всегда такой вид...
- О! У меня самое трудное на свете дело: ждать, не имея возможности вмешаться или хотя бы поглядеть... Зови.
Экспансивный Тэшик-Таш влетел в ass-зону, и Некто В Сером отшатнулся от внезапно возникших прямо у его физиономии голых пяток, подвешенных под клочком травки и потертыми сандалиями.
- Ты прими, прими назад, а не то очень неудобное общение получается... Во, совсем другое дело.
Отступив, швейцарец в один неуловимый миг принял нормальное положение, во всей псевдоголографической красоте, при шортах, цветастой рубахе навыпуск и вопросительном выражении на лице. Очевидно, его оторвали от еды или от дела, поскольку он возник, вытирая руки полотенцем.
- Я тебя к чему позвал, - произнес Рассохин после стандартных приветствий, - за тобой должок водится.
Выражение лица стало еще более вопросительным.
- Да-да, и нечего на меня смотреть с видом девственницы. Я тебе бабу раздобыл? Гони.
- Об этом, - тонко улыбнулся антрополог, - следовало бы спросить у нее. На всякий случай.
- Ты это о чем? А-а-а... Ты о чем подумал, ты чего себе вообразил, шпана? Я тебе кто, по-твоему? Не о том речь, а единственно лишь о том, чтобы ты мне раздобыл какую-нибудь почтенную женщину помоложе, которая согласилась бы скрасить мое одиночество.
- Гм. А в том что ты оказал мне бесценную услугу ты, понятно, совершенно не сомневаешься? Совсем-совсем? Ни малейших сомнений? Настолько, что зачислил меня в свои должники?
- А что - нет? Тогда не понимаю, - какого еще тебе рожна надо?
- Вот-вот. - Тэшик-Таш заржал. - Насчет "не понимаю" - тут ты, русский, угодил прямо в цель. Совершенно точная, блестящая формулировка. Я тоже не понимаю. Ни с чем подобным никогда не сталкивался и потому пребываю в растерянности. Меня, видишь ли, как я понял только сейчас, никогда всерьез не любили. Не принято в нашем кругу подобное отношение, понимаешь? Такая преданность наблюдается только у проституток по отношению к их котам. Так что мне подобное - в новинку, и я не знаю, как вести себя с ней дальше. Ты создал мне проблему, почтенный.
Некто В Сером понимающе кивнул головой:
- Подавляет?
- Если бы, - невесело улыбнулся Тэшик-Таш, - тут-то как раз дело ясное, многократно испытанное. И как себя в подобных случаях вести тоже известно до тонкости. Просто меня путают с Господом Богом, а я не чувствую себя вполне пригодным на эту роль. Все мои идиотские высказывания, все мои куцые мысли воспринимаются как истина в последней инстанции, без малейшей критики...
- Стоп! А высказывания идиотские - с целью провокации?
- Нет, - он энергично помотал головой, - в честном соответствии с моей идиотской природой. Но я, твердо зная, что являюсь дураком, не привык, чтобы кто-то думал по-другому. Прямо противоположно.
- Так что, - зализывает? Нежностями изводит? Сплошные мед с патокой?
- Бог ты мой... Это мы про одного человека говорим?!! Тогда о ком ты?
- Да нет. Я тоже удивился. Тогда чего, - тебе скучно с ней?
- О, нет! Ни единой минуты. Правда, - раньше я даже не слыхал о таком стиле интересности.
- Понял. Не любишь. Так бы сразу и сказал. Так брось, нечего девке голову морочить.
- Ничего ты не понял. Расстаться - это был бы выход. А это никакой не роман, не связь и не что-то подобное. Это болезненное пристрастие, сродни пристрастию к героину. Попался! Сел на иглу! Нет - выхода...
- Большей беды у тебя б не было... Отличная же девка...
- А кроме того, - продолжал пристрастившийся к Анюте-оторве, отраве-Анюте страдалец, который, казалось, и не слышал последних слов собеседника, - я просто не могу! Я прихожу в ужас от одной мысли о том, чтобы принести ей горе или как-то ее обидеть! Впервые в жизни! Вы, русские, несете в себе какую-то заразу, вас надо отделить от прочих народов... Теперь я понимаю, почему Достоевский мог появиться только у вас...
- А ты того, - не перегибаешь палку? Обыкновенная, хорошая девка, простецкая, к невзгодам стойкая, непосредственная, неиспорченная...
- Да, - меланхолически кивнул Тэшик-Таш, - и, ко всем этим достоинствам, таких специалисток по минету не вот сыщешь даже в Париже и Копенгагене.
- А это она, - не моргнул даже глазом Некто В Сером, - подстраиваясь под твою испорченную натуру. Исключительно только по этой причине.
- Несомненно. И насчет непосредственности все правильно. Помнишь, - Статер тогда тайком первые тэбэшки сделал? В самом начале еще? Ну маленькие, по восемь сантиметров и с лампочками сбоку?
- А-а-а... Ну-ну... Конечно. Еще бы не помнить. Я тогда как раз второй месяц в Москве торчал и писал всякие отчеты, пока вы там на островах прохлаждались.
- Короче - были такие. Комплекта три. Так вот, захожу я однажды в наше бунгало, и вижу, как она, одетая только в эту свою черную штучку, - ну эта, недомаечка-перебюстгальтер, знаешь? - валяется на ложе и при помощи одного из комплектов со страшным интересом разглядывает, как выглядит изнутри ее влагалище. Совершенно неописуемая комбинация ощущений.
Некто В Сером заржал:
- Да уж представляю себе! А ты?
- Спасла хорошая реакция: сказал, что было бы и впрямь обидно прожить всю жизнь и так ни разу толком и не поглядеть.
- А она?
- Не будем об этом говорить.
- Ну хоть покраснела?
- Разве что потом. Минут через десять. И, как мне кажется, не от стыда. Но мы уклонились от темы разговора: ты, кажется, хотел, чтобы я добыл и доставил тебе бабу? Ты такого высокого мнения о моей профессиональной квалификации?
- Что? А! Откровенно говоря, - я о ней и вообще не думал. Упустил этот момент из виду. Итак?
- Представь себе, - кое-что в этом плане мне сейчас в голову все-таки пришло. Как раз с учетом твоих пошлых вкусов. Только ты сам сперва погляди. Дело серьезное. Кроме того - она почти вдвое тебя младше.
- Меняю одну свою сверстницу на двух женщин в два раза менее спелых. Шутка.
- Почему? - Тэшик-Таш, казалось, искренне удивился. - По-моему как раз очень рациональный подход. В общем, - ждите, за вами непременно приедут... Ты там как вообще?
- Ты что это имеешь ввиду?
- Ну вообще, - неопределенно шевельнул руками антрополог, с потрясающей, немыслимой скоростью освоивший русский язык во всех нюансах, - один и в диких местах...
- Я балдею! - Рявкнул Некто В Сером, свирепо выкатив глаза. - Вообще всю жизнь мечтал родиться в Сибири. А главное - тут наконец-то, впервые в моей жизни никого нет. Вот приезжай и сам увидишь. Если в твоих жилах есть хоть капля горячей крови, то ты позавидуешь мне. Это та жизнь, к которой все мы стремимся в итоге, а я, я так живу уже сейчас... Прилетит-то кто? Анютка?
- А кому? Сам Тайпан, сделав пару машинок "под человеческое управление", признал, что она и их водит лучше. Он утверждает, что она живет далеко не первую жизнь, а предыдущей ее инкарнацией был какой-нибудь Рихтгофен...
- Ну добро. Жду.
Он стоял у собственноручно усовершенствованного и доведенного до ума щитового домика, подбоченившись, и смотрел на неимоверно яркие, крупные звезды, коих было к тому же видимо-невидимо. Крытый брезентом ватник и чудовищные яловые сапоги ( Цены им не было. Ему за них новый лодочный мотор "Москва" предлагали. Отказался.) ему как-то очень шли. Он покуривал только в экспедициях и не от нервов, а, скорее, наоборот - когда жизнь бывала особенно полной. А сейчас, на высоте тысяча шестьсот, в обожаемый им сезон ранней осени, один, вдалеке от опостылевшей жены и прочей "обчественности", он чувствовал себя, как дельфин погожим днем в хорошем море. Пахло лесом, палым листом, ночью (это только дураки думают, что ночь ничем таким не пахнет) далеким-далеким снегом, неимоверно рыбной речкой, свежим деревом банного сруба, сделанного им неделю назад. Вот ведь что значит - не мешает ничего: вроде бы и не торопился никуда а сделал бы-ыстро. Это была правильная жизнь, такая, для которой возникли его предки. Для которой они больше всего были пригодны. И он. Человек, который может себе сделать дом, и сделал его. Убрал урожай и приготовил запасы на зиму. Который все, что нужно в такой жизни, - умеет и оттого ни х-хрена не боится и сам черт ему не брат, а надвигающиеся холода, - и то не вот еще! - не пугают вовсе и только придают бодрости. Этой самой полноты жизни. Воинственно задрав бороду к небу, он чуть не упал, потому что именно в этот самый миг что-то широкое, черное, бесшумное тенью перечеркнуло небо и плашмя опустилось шагах в десяти от недоделанной баньки на берегу реки. Впрочем - он в считанные секунды сообразил, что это - долгожданные визитеры, и тяжеловесной, ровной рысью направился к месту приземления. Это был черный, как ночь, плоский снизу многогранник, больше всего напоминавший здоровенную гайку гранях о двадцати, накрытую широкой, разлатой усеченной пирамидой. Материал бликов не давал. Когда путешественники вылезли из своей диковинной машины, он ходил вокруг и пинал устройство ногами с задумчиво-внимательным видом шофера, проверяющего, насколько добротно накачаны баллоны.
- Так вот, - проворчал он, протягивая руку Тэшик-Ташу, - и возникают нездоровые сенсации. А я-то всю жизнь никак не мог в толк взять, - откуда берутся россказни о летающих тарелках? А оно вон, оказывается, что! Чего брать с собой?
- Думаю - незачем. Жениховского прикида у тебя все равно тут нет. Оденем. Давай, как есть...
- Погоди. На всякий случай оставлю записку, что мол-де ушел на охоту, в воскресенье буду... Между прочим - вы меня до смерти перепугали. Вообще могли на голову сесть.
- Сам виноват. Слишком хорошую карту составил. И способ навигации оказался прекрасный. И еще знаешь, что? Вот тут вот Радость Моя утверждает, что дело еще в том, что случайно совпали фазы луны и время суток. Приливная деформация одинаковая, понимаешь?
- Вполне. Интересно, - она-то откуда так все до хрена понимать стала?
- Воображение. Она все себе представляет, как есть, без приближений. Вообразит, - а потом уже считает или спрашивает.
- Ладно, полезли. Здравствуй, крестница. Поехали?
- Подождете. А то уписаюсь. Опять сегодня пиво пили.
- Ну беги. Слушай, - а почему форма такая вызывающая? Я бы даже сказал, - одиозная?
- Это тебе так кажется. Форма выбрана по настоянию Тайпана из соображений невидимости для радаров. И обшивка - тубулярный углерод в "лабиринтной" модификации. Прочнее и жаростойче любой стали, химически инертен, не поддается коррозии, а к тому же еще и поглощает все электромагнитные волны вплоть до мягкого рентгена. Черная дыра для глаза и для радара.
В это время, в черном комбинезоне из блескучего материала, из темноты независимой походкой выплыла Анюта. В руках у нее был букетик каких-то бледно-сиреневых цветочков, напоминающих маленькие астрочки. Время от времени она нюхала их, задерживая у носа. Как она умудрилась найти и нарвать их в полной темноте, осталось загадкой.
- Запах какой-то, - проговорила она, привычно усаживаясь в кресло, а потом вдруг решительно подытожила, - школой пахнет! Первым Сентябрем.
- Ади был прав. На сто процентов прав. Только ему не надо было на соседей кидаться, ему их надо было убедить. Ей-богу его б поддержали. И французы поддержали бы и американцы. И даже ублюдки-русские поддержали бы. Потому что на самом деле во всех этих странах девять человек из десяти - терпеть не могут евреев и цыган точно так же, как он их не терпел, а десятому на них на всех просто насрать...
Говорившему было года двадцать три - двадцать четыре, у него были коротко стриженые белесые волосы, розовое лицо с брезгливой складкой у губ и круглые светло-серые глаза. При всем при том был оратор собой вовсе недурен и одет в черную кожу и черные джинсы, заправленные в высокие грубые ботинки на блескучих железках застежек. Вдоль стены, у стойки, у пары столиков сидело еще по меньшей мере семь молодцев от семнадцати и до двадцати пяти, стриженых и одетых точно так же.
- А потом я задумался: девять из десяти про себя думают точно так же, а вот говорить считается неприличным. Считается нехорошо, ежели присутствуют невосторженные о евреях высказывания. И цыганами надобно восхищаться вслух. Вот я как-то раз подумал: а кем- считается? Кем считается так, если девять десятых думают иначе? И знаете, - он обвел всех, пребывающих в баре, торжествующим взглядом первооткрывателя свойств финки, - до чего додумался? Нет? Да евреями же! Вот был я в Штатах, страна как страна, народ... Нормальный, такой же как мы, и мысли понятные, и что зачем делают - тоже. Хожу, и никак в толк не могу взять: чего мы с ними в ту войну не поделили? Чего мы вообще могли не поделить с такими вполне понятными ребятами? Кто решил-то, что мы должны непременно быть друг против друга? Да евреи же и решили. Не понравилось жидам американским, как тут Ади с их пархатыми родственниками обходится, вот они и выдумали, будто нам есть, что делить. А вот если б им головы не туманили, они бы со своими жиденятами и покруче нашего обошлись бы: мы-то все-таки нация - культурная! А за жидами - и остальные туда же! А что, - дорожка-то проторена! И на все голоса, чуть кого из этих тронь, - сразу вой! Вонь - до неба! Притесняют! Обижают! Нацизм-расизм! Выгони немца за пьянку - никто ни слова не скажет, а вот поди, попробуй, за то же самое - какого-нибудь турка, так не обрадуешься! Сразу на то свезут, что ты его национально угнетал! С дерьмом смешают и заставят назад взять! Так кто у нас тогда, скажите ради бога, - угнетенный? У кого льготы всамделишные? Они... честной игры требуют! Чтобы, значит, с ними так же обращались! А сами? Приедет сюда, на хорошую жизнь, на все готовенькое, какой-нибудь черненький голодранец, зацепится - и привет! Всех родственников перетащит и пристроит. Вмиг кагал организует, и слова ему сказать не моги, сразу в нацизме обвинят. Им, значит, друг за друга держаться можно, а нам - не моги. Неприлично. Слушайте, если девяносто процентов так думают, но молчат, это что - свобода? Кого тут угнетают-то, я что-то не пойму? Кто решения-то за нас принял, что хорошо, что плохо, что можно, что нельзя? Не-ет, Ади...
- Ты, сопляк, - железным голосом перебил его здоровенный пожилой мужчина с квадратным лицом и в легкомысленной красной бейсболке, - какое имеешь право так называть величайшего из немцев?
- А-а-а, - нехорошо обрадовался оратор, - старая гвардия? До сих пор забыть не можете, как героически обосрались? Героизм ваш без ума - гроша ломаного не стоит. Он хуже трусости, потому что целей добиться не дал, зато вреда принес - ого-го сколько. Неудачникам лучше помалкивать, господин бывший однопогонник! Вы сделали из евреев - мучеников, с которыми теперь еще и по этой причине возятся. Ну скажите, - он обвел глазами присутствующих, - я что, - не прав? Тогда скажите - в чем? Только спокойно, без эмоций, по делу. Вот ты скажи, в чем я не прав, утверждая, что большинство более право?
Некто В Сером, к которому в данном случае обратились прямо, неторопливо отставил кружку, кинул в рот соленый орешек и со вздохом развел руками:
- К сожалению, - прогудел он, - мне трудно судить. Видите ли, сударь, дело в том, что я как раз еврей. Так что увольте.
- Еврей, - понижая голос, заговорщицки прохрипел молодой человек, хихикнул и тонко улыбнулся, - ну, если вам так нравится... Тоже знамение времен: человек, у которого сорок поколений предков пахали землю, лезет в евреи. Очень, надо признать, практично. Надо понимать, - обратился он к Хагену с Фермером, - вы, разумеется, тоже евреи?
- Лично я, - поднял на него хищный, бестрепетный взор серых глаз Хаген, в котором тысячепроцентный, завышающей пробы немец был виден со ста километров, - еще и цыган.
- А я - негр.
Сказавши это, Фермер приподнял белесую бровь и принялся за следующую свиную ножку.
- В таком случае, если уж вы так хотите, я повторю, что мы культурные люди, мы не американцы, мы европейцы. Поэтому никто вам не будет прямо так, сразу разбивать кружки о ваши семитские головы. Допивайте свое пиво, и идите вон... Не только за кровь, но и за кураж надо платить. Время пошло.
И он демонстративно отвернулся.
- Эй, ариец, - уж ты позволь, напоследок, один вопрос: а что будет, если мы все-таки предпочтем остаться? Вы вспомните и иные аспекты своей великой культуры? К примеру, - непобедимость? И что, - первые начнете или устроите химическую обструкцию? Как это и подобает вонючкам?
- Ах, ты...
Но драки не получилось. Все трое - готовились к классической, разухабистой кабацкой драки, но все дело свелось к тому, что Фермер выдвинулся вперед и принял классическую, без изысков, боксерскую стойку. Вожак, улыбаясь мягкой, многообещающей улыбкой, виртуозно скользнул к нему и нанес виртуозный, безукоризненно-красивый удар ногой в голову нидерландца. Точнее - попробовал это сделать, потому что Фермер так же, в классическом стиле ударил его в челюсть, досадливо отмахнувшись от удара своим каменным предплечьем. В устаревших на двадцать лет способах тренировки все-таки было что-то основополагающее: его соперник схлопотал удар, находясь в крайне неустойчивом положении, поэтому его ноги оторвались от земли, а беспамятное тело обрушилось на добротный, по-немецки массивный стол. Остальные боевики кинулись на обидчика, и кто-то достал нунчаки, и с треском обрушил их на ребра соратника, а Фермер двигался, чуть наклонившись вперед и выставив вперед длиннющие, бугристые лапы и остановить его было нельзя. Отбив левой - прямой в голову, тычок левой в голову - правой по корпусу, но любые его незамысловатые комбинации кончались одинаково - нокаутом. Безнадега. Незаметное глазу, молниеносное, поставленное движение плеча - прямой в голову. Нокаут. Лица недобитков обрели мрачное выражение готовности умереть, - но не отступить. Так бы оно, наверное, и вышло, но в этот момент в зальце раскаленным видением возникла оскаленная молодая дама.
- Опять вы?!! - Не слишком громко, но как-то неимоверно слышно гаркнула она, и на миг всем присутствующим показалось, что ее длинные белокурые волосы змеями поднялись на ее голове и даже зашипели. - Я вам говорила, чтоб вы больше не появлялись тут?
Подхватив того, что шатался посередине комнаты после удара братскими нунчаками, она с неожиданной силой и большим мастерством шваркнула его в дверь.
- ... Мне что, - Дитриха позвать, или вы сами уйдете? И захватите с собой всю эту падаль!!!
На хохдойче она говорила... пожалуй безукоризненно, но какой-то акцент - не акцент, а - привкус акцента все-таки чувствовался. Когда последний из боевиков, мотыляющийся, как изношенный шланг, в объятиях друга, покинул кобак, она изменилась мгновенно и разительно:
- Садитесь, господа. Извините - не углядела. Каждый день норовят тут собраться, но обычно ведут себя тихо... Или все-таки уйдете?
- Ни в коем случае, - проговорил Некто В Сером, не отводя от нее намертво завязшего взгляда, - теперь? Увидев вас?
Очевидно - ей было не привыкать. Даже наверное она была из привычных. Но Некто В Сером, над имиджем которого, ссорясь между собой, около двух часов совместно работали Нэн Мерридью и Тэшик-Таш, настолько не был похож на обычного приставалу, что ее проняло. Она с некоторым сомнением посмотрела на него, но даже и при самом пристальном рассмотрении не обнаружила ни стандартного нахрапа, ни издевки. И вообще ни под какие стандарты не подходил. Бывает так, что какая-нибудь сущность пытается показаться чем-то совершенно обыденным, и на взгляд людей неискушенных именно так и выглядит. Не то с профессионалами: увидав в пустыне самый обыкновенный автомат для продажи пива, они сразу же заподозрят что-то неладное. Просто турист... Ага, и джерсейский твид, и туфельки ручной работы, скромненькие такие, никак не дешевле семисот долларов за пару, и костюмчик из какого-то из этих баснословных ателье с запредельными ценами... И, главное, сидит это все - привычно, видно, что человек всегда так ходит, а не раз в жизни надел. Миллионер? А откуда? Ни на англичанина, ни на Человека Из Сияющего Града гость решительно не походил. По-немецки разговаривал с явным акцентом. Эльзасец или нормандец? Бред... Он был несколько похож на соотечественника-скандинава, но, во-первых - своего любой нормальный человек узнает всегда, а во-вторых - борода у него не такая.Чем именно - не скажешь, слов не подберешь, а - не такая, и все! Не финн (Уж финнов-то она повида-ала! И безотчетно, даже капельку стыдясь этого несправедливого чувства, - терпеть их не могла.) по крайней мере... Что-то экзотическое? Она слыхала, и даже видела, что среди греков и до сих пор попадаются русоволосые, голубоглазые мужики, но, однако, у незнакомца был явно не тот загар: не постоянный, как у коренных южан, а несерьезный такой, будто человек позагарал-позагарал под жарким солнышком тропиков, да и махнул назад, под свое блеклое небо. Самого неброского вида бородатая громадина на самом деле, при внимательном взгляде представляла из себя настоящую загадку, - это если кто понимает, конечно. Такая или примерно такая работа произошла в ее голове за считанные секунды, потому что уж она-то - понимала. Никак не показывая своего интереса, она обратилась к Фермеру:
- А вы не из робких: один и против целой шайки...
- Это не комплемент, фройляйн. Против такойшайки просто-напросто стыдно выступать вдвоем... По крайней мере с такими людьми, как присутствующие здесь мои достойные друзья.
- И все-таки. Они могут быть чрезвычайно опасны.
- В двадцатилетнем возрасте, фройляйн, я чуть было не стал чемпионом Нидерландов по боксу в тяжелом весе. Не стал отнюдь не потому, что не смог, а - решил вдруг, что голова не предназначена для того, чтобы по ней били. Геезинк, кстати, одобрил это мое решение, хотя сам выступал долго... Впрочем, - он был борец. Позвольте представить моих друзей: Генрих, - Хаген, четко, чуть по-военному кивнул, - и Константин.
Константин? Все-таки грек? Ну конечно. Что она на самом деле: полным-полно греческих семей осело в Центральной Европе уже в прошлом веке, и многие из них преуспели.
- Герр происходит, - с мастерски-разыгранным вежливым безразличием поинтересовалась она, - из греческой семьи?
Некто В Сером, не отводя от нее увязшего, прилипшего, навязчивого взгляда, покачал головой и через вмиг пересохшее горло выдавил:
- Нет.
- Наш стеснительный друг, - вмешался Хаген, - обычно совсем не столь уж стеснителен. Иногда он и вообще проявляет некоторые отдельные признаки поверхностной цивилизованности. На этот раз что-то явно произошло. Что-то беспрецедентное. Увы! Он у нас - фигура сугубо секретная, сам, как видите, онемел, а мы ничего такого говорить не имеем права...
Некто В Сером медленно побагровел, на миг глазки его страшно, как у медведя-оборотня, зажглись голубым огнем, и он придушенно, на устрашающе-низкой ноте рявкнул, позабывшись, по-русски:
- Заткнитесь, сволочи!
Она услыхала что-то знакомое, но не поняла не слова, они - тоже не поняли ни слова, зато очень хорошо поняли интонацию и осознали, что шутки кончились. Он и впрямь был вне себя, но, разве что, только в последнюю очередь из-за привычной беспардонности "цивилизованных" друзей. Чувства его были много сложнее. Прежде всего бесило место и обстоятельства, в которых произошла такая встреча. Кроме того, - дико злила собственная реакция, потому что он давным-давно привык считать себя достаточно-циничным, толстокожим, непробиваемым и имунным ко всяческим там романтическим чувствам. А еще, где-то на самом краю, присутствовала парадоксальная злость на Тэшик-Таша, слишком хорошо справившегося с поручением: это напоминало положение человека, заказавшего яичницу из трех яиц, и которому ее, действительно подали, - но только из страусиных яиц. Чуть отдышавшись и помедлив, он сказал вису:
- " Прежде в очи девам
Скальд смотрел отважно
А теперь - немеет
Видя Герд запястья."
Еще не легче! Богатый (богатый, богатый!) иностранец, цитирующий этакое, - что-то и впрямь из ряду вон... Или, - сердце ее вдруг гулко ударило, а сама она враз насторожилась от такой мысли, - или он знал куда и, главное, к кому идет и искал ее целенаправленно. Но, держа на лице привычную маску вежливого безразличия, она спросила только:
- О, герр знает "Сагу об Эгиле"?
- Нельзя сказать, чтобы так уж знал. Но - читал. Давно. Это не со старонорвежского перевод, а... А с моего. Я утверждаю, что никогда и никто, кроме Гомера, не передавал с такой силой характеры людей. Это весьма мне импонирует. Как и вообще импонирует недоступная простота. Кстати, - вам не кажется, что это восхитительное заведение следовало бы несколько модернизировать?
- Слушай, если она тебе самому понравилась, то я тебя как друга прошу, - отступись!
Фермер с флегматичным изумлением посмотрел на приятеля:
- Готов. Уже кажется, что и все от нее без ума, и по-другому и быть не может. Все признаки налицо. Мне и одной коровы вот так, - он показал, как именно, - на всю жизнь хватило. До сих пор не понимаю, зачем мне понадобилась эта глупость...
- Какой ты, - горько сказал пострадавший, - бесчувственный.
- Должен тебе сказать то, чего ты раньше, похоже, не знал: до сегоднешнего дня в тебе тоже не было заметно какого-нибудь особенного романтизма... А-а-а, - постой! Ты сколько ж времени провел без всякого секса? Самого простого, без возвышенных чувств? Месяца четыре? Ну тогда и не удивительно, что ты свихнулся в первый же свободный вечер... Ладно, скандинавки, - они женщины понимающие, они...
- Стоп! Получишь по морде. Хоть и боксер.
- Ладно. Я замолчу. Только я действительно не хотел сказать ничегоплохого. А вот если ты будешь подходить к дикой норвежской женщине со своими русскими и большевистскими мерками, то она тебя просто не поймет... Хотя ты не безнадежен: я искренне удивился, когда для начала знакомства ты изобразил из себя инвестора... И прекрати дрожать! Каждому нормальному человеку со стороны совершенно ясно видно, что она тобой заинтересовалась. И уж по крайней мере - попробует.
- Звезда моя! - Пылко, как не выражался и в восемнадцать лет, говорил потрясенный до глубин существа Некто В Сером, целуя ей ручку, хотя на протяжении минувшей ночи - целовал далеко не одни только ручки и далеко не только - целовал. - У меня существуют очень серьезные обязательства. Очень серьезные. Я буду вынужден провести несколько месяцев в одном диком месте. В ужасно диком. Настолько, что ты себе даже и представить не сможешь. Мысль об этом для меня совершенно непереносима... И я буду навещать тебя так часто, как только смогу.
- Мр-р-р, - она потянулась в постели всем своим крупным, статным, тяжелым телом и спросила самым что ни на есть легкомысленным голосом, - и что же это за дикое место? Джунгли Амазонки?
- Да нет, - он тяжело поморщился, - куда там джунглям. Как бы ни наоборот...
- Интересно. Я не говорила тебе, что ты - самый непонятный мужчина из всех, которых я знаю? Там что - можно кататься на лыжах?
- Еще как. И на горных, и на беговых. Откровенно говоря, - через пару месяцев только на лыжах там и можно будет кататься. И еще - на вертолете. Только к чему ты это спрашиваешь?
- А к тому, - проговорила она, укладывая его на спину и водя пальчиком по заросшей диким черным мехом груди, и заглянула с нестерпимой близи - в глаза, - что всюду, где можно ходить на лыжах, точно так же можно и жить со мной. Некоторые говорят даже, что от этого не слишком много лишних хлопот.
- А как же бар твой?
- Что? - Переспросила она, слегка притискивая его к ложу и осторожно целуя в губы. - Ах, ба-ар...
Чертов Фермер! Тоже мне - знаток скандинавок! Уж эти мне наскрозь-все-знающие - мудрецы! Но она, впрочем, продолжила:
- За последние семь-восемь часов я как-то совершенно позабыла о нем... Но, может быть, ты говорил о реконструкции только для того, чтобы добраться до моей ... ? Тогда жаль, потому что это был бы наилучший выход.
- Да как тебе сказать...
- Ага, ага - так я и думала! Лгун, как и все мужчины!
- Что ты, что ты, - испугался он, хотя она возвестила свою классическую фразу без всякой серьезной злости, - просто в тот момент все было так сомнительно...
- А сейчас, значит, все в порядке, да? Бедную вдову...
- Да прекрати ты! Уж денег на твою забегаловку я как-нибудь дам. Это самая малая из проблем...
- Так, - она снова перебила его, - тогда говори, в чем самая большая? Герр обременен семейством? И он думал, что несчастная, обманутая вдова об этом не догадывалась? Или эта семья сопровождает господина в том мифическом диком месте с чертами горнолыжного курорта?
- Да нет, конечно... Ты что, все это только для того, чтобы поехать со мной?
Она искренне, - по крайней мере с виду, - удивилась:
- А для чего ж еще?
- Но... Но это совершенно невозможно!
- Почему-у? - Наивнейшим голосом спросила его она, задирая ярко-алую рубашку и садясь на него верхом. - Вот ты говоришь все время, что невозможно, а ничего не объясняешь...
- Да не могу я! Это вовсе не моя тайна... Не только моя... У...
- А чья-а, - прошипела она, в плавном ритме берясь за дело, - ва-аша? А если я буду ваша, так и тайна будет моя-а-а... А-а-а-а... А-а-а-а...
- Ну ты чего?
- А ты возьмешь с собой?
- Да потом!!!
- Знаю я вас! Поговори с вами потом...
- Да я поговорю... Поговорю со своими, честное слово!
- Поговоришь-поговориш-ш-шь... В конце концов потом меня будет никогда не поздно убить... В этом твоем диком месте... Да-а?
Потом они, остывая, лежали рядом, старательно избегая касаться друг друга даже чуть-чуть, как будто бы это прикосновение могло бы доставить им боль.
- Слушай, - ты всегда такая или просто изголодавшись?
И - вздрогнул от заливистого, с повизгиваниями хохота, которым разразилась женщина.
- Ты что?!!
- Да то, - с большим только трудом проговорила она, задыхаясь и всхлипывая, - что я лежала сейчас и обдумывала, как бы это тебя спросить о том же самом? Но ты - молодец, ты нашел подходящее словечко... "Изголодавшись"... Ой, не могу больше, умру!
И, успокоившись, вдруг сказала трезво, и довольно недобро:
- Да не шлюха я, не шлюха... Если ты об этом спрашиваешь этак обиняком. Настолько не шлюха, что даже сама себе удивляюсь. Не знаю почему. Уже три года, как вдова, а с тех пор, почитай, ничего и не было.
Он махнул рукой.
- Я тоже из догадливых. Я тоже догадывался что ты, может быть, не девственница. Это я только потому догадался, что у тебя дочка есть... Я ничего такого не имел ввиду и спросил только... То, что спросил.
- А-а-а - испугался!
- Еще бы! Ты вот скажи лучше, - почему ты не снимаешь с себя эту несчастную рубашку? У тебя же, вроде, все в порядке?
- Не догадываешься?
- Э-а.
- Совсем?
- Угу.
- Тогда слушай, потому что кроме меня никто не скажет. Слушаешь? Тогда приготовься... Это для того... Это для того, говорю я тебе... - И внезапно навалилась на него, выкатив глаза и заорав, - это-для-того-чтобы-ты-спросил!!!
- А ты уверен?
- Так ведь глупости это все, братец. Раньше ли, позже, их придется подбирать, собирать в одно место, объяснять, инструктировать, а потому - какая разница? Да и не в этом даже дело: просто-напросто я согласен участвовать во всех дальнейших действиях только на условиях... Короче - ее присутствия. По крайней мере пока мне этого хочется.
- А ты зондировал?
- По мере сил, ваша светлость. Вы были то есть ис-сключительно правы, говоря о ее дикости. Ей этот кабак - как ядро на ноге. Это, если я не ошибаюсь, совершенно наш, дикий человек. Точнее - мой, потому как ежели что, то я всех вас поубиваю...
- Тэщик-Таш был совершенно прав, говоря о твоих низменных вкусах.
- А, этот... У нас байка существует о коте в мешке и тигре, так вы передайте ему, что это - как раз тот случай.
- Хорошо, - вмешался Хаген, - обсудили и говорить тут больше нечего. Я тут все думал о давешней драке: а ведь он прав!
- Кто?
- Да этот... В сапогах.
- Все ясно. Немецкая кровь сказывается. Нацизм в вас, извиняюсь, неистребим.
- Я не сказал, что все это мне нравится. Я сказал только, что он - прав. С вашего позволения - это совершенно разные вещи. Вся наша затея, - поправьте меня, если я ошибаюсь, - связана с тем, что нам не нравятся некоторые реалии. Во многом. Мне и в самом себе многое не нравится.
- Так в чем тогда его правота?
- В том, что девять десятых людей не любят евреев, а также цыган, арабов, турок, курдов, пакистанцев, индийцев и негров. Я сам их не слишком-то...
- А чего ж тогда нарывался? Так и сказал бы: ребята, я, мол, с вами и всецело вас поддерживаю...
- Нарывался потому что умный и знаю, к чему подобные идеи приводят. Потому что знаю, насколько идеи эти плохи. Но люди-то, в подавляющем большинстве, идеям этим - придерживаются! Да, они помнят о прошлой войне. Да, они немножко стыдятся. Даже не стыдятся, - а это превратилось в обычай. Не принято это. Вроде как в штанишки писать нехорошо. С сестрой совокупляться, вот с четырнадцатилетними еще... Но реальность - тя-ажелая вещь, и чем чаще люди будут сталкиваться со всякими там горбоносыми, в городах, которые они считают своими, тем больше будут их не любить. На самом примитивном и бытовом уровне. А если те еще не будут "знать своего места"... А если из них кто-то, - не дай бог, - процветать начнет! И, главное, - их ведь можно понять! Кто-то, заметным на глаз образом, - вытесняет их с места, которое они считают своим. А это - лежит поглубже всей и всяческой сознательности... По крайней мере там, где это касается обывателя. Так что, раньше или позже, - а приход фюрера неизбежен. Пусть чуть приглаженного и окультурненного, но со всеми вытекающими последствиями. Да вот хотя бы нашего вчерашнего собеседника взять, - чем плох? "Мы, - говорит, - культурные". "Все-таки", правда, но все равно: "культурные". И не думайте, что он, в силу вроде бы как меньшей своей оголтелости менее опасен: Гитлер, если вдуматься, тоже не был в НСДАП самым крайним экстремистом... Так что спешить нам надо! По крайней мере - не медлить. Ни в коем случае. Потому что в том смысле, в котором он отражает интересы большинства, - наш юный друг прав... И не хотелось бы дождаться очередных доказательств все той же правоты.
- Ладно. Все это - умствования, а нам надо поговорить о деле. Предположим, - она живет с тобой, а к тебе, в гости, являются ваши. Твои действия?
- Это смотря какие "наши", ваша светлость. Если военные - спрячу, быт организуем соответственно, если местные - то баба моя, на людях бывать не приучена. Скромная потому что. Потому что порядок. А кагэбэшников там не будет. Не ихо это дело, так им и сказано, а у нас - режим радиомолчания.
- Приходит обмороженный геолог...
- Достаточно. У меня - не лазарет. Вызываю вертолет из вэ-че, находящейся в ста тридцати километрах. Если увижу подосланного - разыгрываю яростную шпиономанию, доходящую до паранойи. Только никто у меня ни х-хрена не появится, потому что - договорено: только по вызову, только в крайнем случае, или при пропуске очередного сеанса, - по цепи.