Шумский Александр Владиславович : другие произведения.

Русская надежда против американской мечты

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


Диакон Александр Шумский

РУССКАЯ НАДЕЖДА ПРОТИВ АМЕРИКАНСКОЙ МЕЧТЫ

  
   Начиная с "Философских писем" и "Аполо­гии сумасшедшего" П.Я. Чаадаева, в русском образованном обществе идет нескончаемый спор: чем Россия отличается от Запада, в чем заключается ее особенный путь и есть ли он вообще?
  
   СЕГОДНЯ этот спор получает но­вый импульс и не только не ути­хает, но все более разгорается и обостряется. Становится для всех оче­видным, что проблема "Россия и За­пад" -- стержневая проблема совре­менности. От нее нам уже никуда не уйти, так как она, приобретя тотальный характер, буквально вошла в каждый дом и, можно даже сказать, стала не­отъемлемым элементом быта (обмен­ные валютные пункты, тефалевские чайники, иномарки, буквари Джорджа Сороса и т.п.).
  
   В своей статье я хотел бы обратить особое внимание на один сущностный вопрос рассматриваемой проблемы -- отношение к христианскому идеалу в России и на Западе. Но для того чтобы в той или иной мере раскрыть поставлен­ный вопрос, необходимо прежде всего сопоставить наиболее важные, как мне представляется, особенности душевного склада русского и западного человека.
  
   Говоря о русском богоискательстве, нельзя не обратить внимание на такое особенное явление, как русская тоска. Интересно, что точного аналога этого слова в европейских языках не сущест­вует. Выдающийся австрийский поэт Р.-М. Рильке, страстный поклонник России и русской культуры, жаловался нашему известному художнику А.Н. Бенуа (корявость слога письма объясняется тем, что Рильке пытался изъясняться со своим корреспондентом на его языке): "...Как трудно для меня, что я должен писать на том язы­ке (т. е. немецком. -- А.Ш.), в котором нет имени того чувства, который (так в тексте. -- А.Ш.) самое главное чувство в моей жизни: тоска. Что это Sehnsucht? Нам надо глядеть в словарь, как переводить: "тоска". Там разные слова можем найти, как, напри­мер: "боязнь", "сердечная боль" -- все вплоть до "скуки". Но вы будете соглашаться, если скажу, что, по-моему, ни одно из деся­ти слов не дает смысл именно "тоски". И ведь это потому, что немец вовсе не тоскует, и его Sehnsucht вовсе не то, а совсем другое -- сентиментальное со­стояние души, из которого нико­гда не выйдет ничего хорошего. Но из "тоски" народились вели­чайшие художники, богатыри и чудотворцы русской земли".
  
   Достаточно заглянуть в соот­ветствующие словари, чтобы убедиться -- в английском и французском языках "тоска" так­же переводится далеко не адекватно: "меланхолия", "грусть", "страх", "вя­лость" и т.д. Видимо, тоска как мета­физическое состояние души в принци­пе не присуща западным людям, и наи­более чуткие из них видят в этом глу­бокую ущербность романо-германской цивилизации. Так, например, знамени­тый философ Фридрих Ницше (кстати, тоже русофил) как-то сказал: "Я обме­нял бы все счастье Запада на русский лад быть печальным" (ясно, что речь здесь идет именно о тоске).
  
   Русская тоска -- явление неодно­значное. Если она не просвещена Солнцем Правды -- Иисусом Христом, то она вырождается в то, что описано у А.Блока в поэме "Двенадцать": "Скука, скучная, смертная". Если же она опло­дотворена Духом Святым, то рождается святость. Собственно с просветленной, благой тоски по Богу и начинается путь русского странника в поисках истины. Лишь немногие западные люди пони­мают, что в этой благой тоске -- пос­ледняя надежда для всего человечества. К имени Рильке здесь следует добавить английского писателя Г.К. Честертона. Не случайно в его блестящем романе "Шар и Крест" олицетворением светлой надежды стал православный монах Ми­хаил. Вероятнее всего, что его прототипом был святой праведный отец Иоанн Кронштадтский. В самый критический момент романа, когда бушующее пламя готово было поглотить все живое, один из главных героев произведения -- шотландец Макиен, обращаясь к отцу Михаилу, "закричал очень громко: "Отец, спаси нас!.." Когда затихли от­звуки макиенова крика, огонь лежал между двумя мирными холмами, а меж­ду ними, как по долине, шел маленький старец и пел, словно в весеннем лесу". Удивительно пасхальная интонация! Невольно вспоминается преп. Серафим Саровский и его слова: "Радость моя".
  
   Большинству западных людей трудно понять Честертона, хотя бы потому, что само слово "надежда" им не близко, так же, как и слово "тоска". Ведь надежда -- одно из тех светлых состояний духа, в котором нет места самомнению, са­моутверждению, гордыне. Надежда -- это смиренное ожидание Божией мило­сти, упование на Бога, а не на свои си­лы, состояние внешне пассивное, но внутренне молитвенно активное. Наде­жда -- это благодатный Божий дар. И, естественно, что говоря о Надежде, мы не можем не вспомнить о Вере и Люб­ви. Именно на них опирается Надежда.
  
   У западного человека вместо Надеж­ды -- мечта. (Недаром в США, нынеш­нем центре западной цивилизации, главная категория национальной жиз­ни, стремление к успеху, именуется -- "американской мечтой".) На первый взгляд, здесь есть что-то похожее. Но на самом деле между ними нет ничего об­щего, потому что, если Надежда -- это смиренное, терпеливое ожидание или упование, то мечта -- это лихорадоч­ное, нетерпеливое желание. Надежда -- не от мира сего, мечта -- исключитель­но в мире сем. Мечтательность -- это затемненное состояние духа. Она дер­жится на самоутверждении, внутреннем беспокойстве и страшной внешней ак­тивности и агрессивности, все сокруша­ющих на своем пути. Мечтательность -- духовная болезнь, один из видов одер­жимости. Мерилом мечтательности яв­ляется так называемый успех, достигае­мый любой ценой. Поэтому мечтатель­ность несовместима с подлинной любо­вью к ближнему и истинной верой в Бога. У мечтателя любовь к ближнему вырождается в сентиментальность, а ве­ра в Бога искажается самыми нелепыми человеческими измышлениями.
  
   Вся история Запада поражает именно своей мечтательностью. П.Я. Чаадаев в первом философическом письме опре­делял ее (т.е. мечтательность) как "игру сил" и сожалел о том, что в нашей ис­тории не было ничего подобного. Позже мыслитель этот взгляд в значитель­ной мере пересмотрел. Мечтательно­стью вдохновлялись крестовые походы, приведшие в конце концов к разорению и упадку мирового православного цент­ра II Рима -- Константинополя. Мечта­тельность толкала толпы рыцарей на поиск чаши Грааля, в которой якобы осталась кровь Спасителя. Мечтатель­ность привела несчастного Франциска Ассизского в состояние крайнего нерв­ного возбуждения, которое католиче­ский мир принял за Божие откровение и сделал критерием святости. Мечта­тельность заставляла десятки поколе­ний немцев верить, что в какой-то горе сидит Фридрих Барбаросса с огромной рыжей бородой и ждет своего часа. Один из таких мрачных мечтателей, Адольф Гитлер, совершенно серьезно снаряжал специальные экспедиции в Тибет для обнаружения останков каких-то пятиметровых древних арийцев. Он был убежден, что это поможет ему заво­евать весь мир. Можно только перекре­ститься и воскликнуть: "Слава Богу, что у нас не было такой "игры сил"!"
  
   Русским людям не могло прийти в голову искать чашу Грааля в далекой и чужой земле, потому что:
  
   Удрученный ношей крестной,
   Всю тебя, земля родная,
   В рабском виде Царь Небесный
   Исходил, благословляя.
   (Ф.И. Тютчев)
  
   В этом стихотворении поэт удиви­тельно проникновенно и точно переда­ет образ Святой Руси. Каждому самому последнему русскому грешнику было известно, что существует Святая Русь, и чтобы увидеть ее и соприкоснуться с ней, требовалось только одно -- глубо­кое покаяние. В наших храмах всегда пели и поют: "Русь Святая, храни веру Православную, в ней же тебе утвержде­ние". Но я не могу себе представить, чтобы в католическом храме запели что-нибудь вроде: "Германия Святая" и т.д. Другое дело -- знаменитая мюнхен­ская пивная, где сотни краснолицых дядек, раскачиваясь с огромными пив­ными кружками в руках, мрачно поют о том, что Германия превыше всего.
  
   ИТАК, у нас идеал Святой Руси, ко­торый обретается Верой, Надеж­дой и Любовью; у них цель -- Германия или Америка превыше всего, достигаемая тем, что Ницше в своей теории называл "по ту сторону добра и зла", и что на практике всегда оборачи­валось и оборачивается бандитским беспределом мирового масштаба. Складывается такое впечатление, что на За­паде в новейшее время утрачено само понятие идеала и остались лишь одни цели или интересы, совершенно безраз­личные к духовно-нравственным цен­ностям, из которых произрастает идеал.
  
   Только мечтательный западный ум мог создать, пожалуй, самую страшную и действенную антидуховную триаду -- Свобода, Равенство, Братство. Она точ­но направлена против христианской триады -- Вера, Надежда, Любовь. Безблагодатная свобода, т.е. свобода от Бога, направлена против Веры в Свя­тую Божественную Троицу; мечта о ра­венстве в глобальном земном человейнике (термин А.Зиновьева) -- против православной Надежды на спасение ду­ши и обретение Царствия Небесного; мнимое братство -- против подлинной Любви к ближнему во Христе.
  
   Первая попытка в истории человече­ства воплотить в жизнь триаду Свобо­да, Равенство, Братство была предпри­нята строителями Вавилонской башни. Они и явились первыми мечтателями. С тех пор и по сей день не прекраща­ются подобные эксперименты. Ясно одно: мечтательность -- самое опасное состояние человеческого сознания.
  
   Справедливости ради надо признать, что и русское общество в некоторые периоды своего исторического бытия заражалось бациллой мечтательности. Так было, например, в Смутное время, при Петре I, несколько раз в XX столе­тии. Но это, на мой взгляд, носило ско­рее характер внешнего искушения и не может считаться проявлением онтоло­гического, природного свойства рус­ской души. Мы за нашу мечтательность расплатились страшной, кровавой це­ной. Разница между Западом и Россией здесь в том, что если для западной ду­ши мечтательность как бы естественное и непреходящее состояние, то для русской души оно наносное и преходящее.
  
   Может возникнуть такой вопрос: как мечтательность западного человека сочетается с его рационализмом и прагма­тизмом? На первый взгляд, здесь как будто содержится противоречие. Но на самом деле мечтательность как раз предполагает наличие особых способностей к земному устроению. Дело в том, что главный смысл мечты и ее основная за­дача -- свести небо на землю и построить земной рай. Вот, собственно, откуда у западных людей такая неуемная энер­гия по обустройству своего земного бы­тия. Мечтательный взгляд никогда не обращается к Небу, он устремлен на зе­млю и перед собой, на линию горизонта. Мечтательность -- одно из проявлений прямой перспективы западной души. Взгляд русского человека с Надеж­дой устремлен на Небо, к Богу, в ожидании Его милости, что соответствует обратной перспективе русской души.
  
   ПРЕПОДОБНЫЙ Силуан Афон­ский, один из замечательных под­вижников нашего времени, ска­зал как-то, что если бы русский человек отвернул свой взгляд от неба и устре­мил его на землю, то мог бы создать та­кое, что Западу и не снилось. Но тогда русский человек сделался бы баналь­ным мечтателем и некому было бы на­помнить людям об их высшем призва­нии.
  
   У Запада нет лекарства от болезни мечтательности, а у нас есть -- это Православие, т. е. Церковь. Только она позволяет нам не потерять окончатель­но ориентацию в духовно-нравствен­ном пространстве и неуклонно выправ­ляет траекторию нашего духовного дви­жения. Вот почему русскому народу всегда в конечном счете удается разме­тать туман мечтательности и встать на непоколебимую основу Надежды, питаемой Верой и Любовью. Поэтому нет ничего удивительного в том, что авто­ритетнейший в недавнем прошлом по­литический деятель США Генри Кис­синджер, а вслед за ним его прилежная ученица Мадлен Олбрайт заявляют, что самое страшное для Запада -- это вос­становление Православной России.
   Теперь вернемся к вопросу, постав­ленному в начале статьи -- отношению к христианскому идеалу на Западе и в России.
  
   В советский период истории Запад неустанно внушал всему миру мысль о том, что Россия -- оплот богоборчест­ва и атеизма. Это был лейтмотив всей антикоммунистической западной про­паганды. И надо признать -- многое из того, что вещали "вражьи голоса", тру­дно оспорить. Действительно в СССР преследовалась Церковь, репрессирова­лись духовенство и миряне, пропаган­дировался атеизм. Что тут возразишь? Это трагические страницы русской жизни. Естественно, что у советских слушателей радиостанций "Голос Аме­рики", "Свободная Европа" или у чита­телей подпольной, диссидентской ли­тературы неизбежно возникала мысль, что, дескать, на Западе совсем иное от­ношение к вере в Бога, к Церкви. И вот здесь заключалась главная сложность. Трудно было объяснить советскому че­ловеку, в том числе и верующему, что на самом деле все выглядит иначе. Да, в западных странах практически не бы­ло открытых массовых гонений на Цер­ковь, верующих. Но отсутствие гоне­ний не есть показатель высокого уров­ня религиозности общества. Скорее на­оборот -- это признак теплохладности души, равнодушия к вере, нравствен­ной опустошенности.
  
   Православная Церковь учит, что ис­кажение догматов христианской веры, на которых зиждется христианский идеал, неизбежно приводит к повреждению нравственной жизни общества и личности. На протяжении столетий мечтательный Запад методично расша­тывал основы христианской веры и ис­кажал христианский идеал, приспосаб­ливая его к своим утилитарным нуждам и потребностям. Россия же никогда не искажала этого идеала, а либо забывала его на время, либо отменяла. В этом между ними и нами качественная раз­ница. Невозможно представить себе, например, русского царя, который по­пытался бы изменить Символ Веры. Даже Петр I при всех своих симпатиях к протестантизму не дерзал этого де­лать. Я убежден, что даже сама мысль такого рода не могла прийти ему в го­лову. А Карл Великий, мечтавший сравняться в славе и величии с визан­тийскими императорами, ничтоже сумняшеся, вводит свои поправки во Свя­тая Святых, т.е. в Символ Веры.
  
   Большевистская революция, которую все "прогрессивное человечество" счи­тает самым страшным злом на земле, не искажала христианский идеал. Она просто отменяла его, запрещала, чем в сущности его же и утверждала. Жалкие попытки исказить этот идеал через об­новленчество провалились, не успев начаться. В смысле духовных последст­вий гораздо опаснее была Февральская революция.
  
   На Западе, повторю еще раз, денно и нощно трудятся именно над искажением христианского идеала. В этом направле­нии там достигнуты колоссальные "ус­пехи". Ведущие протестантские богосло­вы нагло утверждают, что Господь Иисус Христос был всего лишь человеком, а не Богочеловеком. А чего стоит, например, разрешение частью англиканского епи­скопата церковных браков представите­лей так называемых сексуальных мень­шинств! А женское "священство"!
  
   В Италии и Польше, в некоторых ка­толических храмах устраивают мессы для животных. Ни один большевик до такого не додумался! Вот -- реальные плоды жизни и деятельности великого мечтателя Франциска Ассизского.
  
   Наверное, кто-нибудь скажет, что я слишком резко говорю о Западе, пре­увеличиваю наши различия. Но вспом­ним, что писал Ф.И. Тютчев в середи­не XIX века: "...между нами и ими нет уже ничего нейтрального". Если не бы­ло уже ничего нейтрального, т.е. при­миряющего, дающего основу для взаи­мопонимания, в XIX веке, то что гово­рить про наше время!
  
   Не раз уже говорилось, что Россия идеократическая страна. Наши внут­ренние и внешние недруги больше все­го на свете боятся восстановления рус­ской идеологии. Нам пытаются навя­зать совершенно чуждую идеологему -- "американскую мечту". Противопоста­вим же ей нашу Русскую Надежду!
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"