Фрагменты съёмок очередной серии мистического сериала с элементами метафизического бурлеска и сумасшедшей мелодрамы, в которой непонятно, что делать дальше.
Днём наблюдаемые с балкона объекты уже изобиловали отчётливостью граней и красочностью пёстрой палитры. АхЪ, слышались даже чириканья дивных птичек из парковых аллей, которыми так славится Петербург и по которым так любит совершать моцiонЪ, в свободное от службы в своих департаментах время, всякое разночинство из сословия голубых воротничков, хором повторяя ставшее в их среде трендом пелевинское "кипарис-нога-песок", напевая даже иногда его на мотив популярной среди уличных музыкантов песенки "Больше нечего ловить..." и стараясь, при этом, особо не заморачиваться по поводу того, что вместо кипарисов по краям аллей растут липы, клёны, берёзы, ёлки с соснами; или какой-нибудь невзрачный облезлый карагач, или же поросший сорной травой ивовый кустарник, а то и вовсе вымахавший до размеров небольшого дерева борщевик, если кому-то из из хипстеров-разночинцев случается вдруг идти по замусоренным и криминально-опасным аллеям на самых окраинах города, подвергая себя опасности столкнуться с местными гопниками. Следует сказать, что и гопники с городских окраин, раз уж у нас зашла о них речь (в подавляющем своём числе знакомые с творчеством Пелевина, поскольку это всё таки Питер), также практикуют подобный кипарисный моцiонЪ, но с присущей им спецификой. Их мантра звучит обычно как "Борщевик-х%як-еб@ть", со вставкой между словами ещё и дополнительных нецензурных междометий (наверняка угадываемых уважаемыми читателями), которые придают фразе окончательную полноценную оформленность, хотя и немного ломают её привычный размеренный ритм.
Туман во внешнем пространстве рассеялся, но остался в голове субъекта, поднимавшего до этого жалюзи и загадочно смотревшего в даль. Ситуация не прояснялась, логичная цепочка целесообразных действий не выстраивалась. Принять душ, выпить чашку кофе, выкурить папиросу - утром на эту несложную последовательность мыслительных усилий бедного субъекта ещё хватило. Хотя и здесь некоторые слова, выстраивавшие эти желания, так и норовили сбить его с толку своей двусмысленностью. Но он более менее справился. Но вот дальше... Испечь и поесть блинчиков, пойти перемещать пространство шагами ног в "кипарисовую" аллею, написать отчёт о проделанной работе, уйти в монастырь, встретиться с женщиной, постичь смысл бытия, жить долго и счастливо, поехать на Невский в Казанский собор и поставить свечку за упокой души Ф.М. Достоевского, к которому надо было идти тем же вечером на чай, подняться по социальной лестнице, ещё ближе к священному "Свинцовому дирижаблю", уже более полувека парящему в небесных медиа-сферах...
Подобного рода желания сознавались субъектом как уместные и даже необходимые, но вот последовательность их претворения в осязаемой реальности не выстраивалась и потому они медленно парили где-то во внутренних пространствах ума, не имея на себе порядкового нумера, дрожа и оплетаясь маревом из оставшихся лоскутков прежних мысленных конструкций, время актуальности которых к тому моменту миновало. Кроме того, настойчиво беспокоило беспардонно ворвавшееся приземлённое желание посетить уборную, на которое персонаж до некоторых пор не обращал внимания, пока желание попИсать не перекрыло все остальные, по умолчанию присвоив себе первый номер. Выйдя из уборной, он вдруг обнаружил, что...