Шуляк Станислав Иванович
Птичий полустанок

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ Станислава Шуляка "Птичий полустанок". Человек ни от чего не застрахован. Он не может быть уверен ни в чем, даже в самом себе. Особенно, если в дело (и в жизнь человеческую) вмешиваются птицы... Рассказ С. Шуляка "Птичий полустанок" был опубликован в сборнике "На невском сквозняке" (Петербургский рассказ) в 1998 г.
   Станислав Шуляк
  
  ПТИЧИЙ ПОЛУСТАНОК
  
   Удачный повод для того, чтобы высказаться. Я вдруг усом-нился в возможностях и смысле традици-онного гуманизма. Ничего не поделаешь - не принимаю, и все. Обычно его пытаются отыскать на пересечении интересов людей, составляющих обще-житие. Твои единичные интересы, мол, это замечательно, но попробуй их согласовать с интересами людей, с тобой соприкасающихся. Вот когда интересы всех людей столкнутся, да помнутся, да потрутся, да поконфликтуют, и вот тут-то, если, мол, вы жи-выми останетесь, и залегает где-то поблизости гуманизм. Так-то оно так, да не совсем. Ибо и здесь сквозит корысть, а если гуманизм замешан на корысти, то какой уж тут гуманизм, а скорее надувательство одно.
   Ну, уж нет - гуманизм там, где сходятся наши ущербы, плевать на выгоду, люди мы или не люди, а коли люди, так и умейте поступиться чем-то кровным своим, инстинктивным, природным, выставляйте вперед свое человеческое, противное корысти, нащупывайте подобное же и у окружающих, - глядишь, доведется тогда и гуманизма настоящего испробовать, а не привычной нашей полулитературной обманки. Помню, все это мне вдруг в голову пришло, когда я возвращался с дачи профессора Ждановича, уже темнело, деревья стояли голые и будто все сторонились друг от дружки, я искал, где нужно повернуть к станции, сразу за двухэтажным домом с большим зеленым мезонином, а черт его знает, что такое мезонин, и только гнездилась в голове некоторая досада на себя от того, что что-то вовремя не сообразил, не додумал, не привел в споре решающего аргумента, хотя цена всем таким аргу-ментам невелика, и все делается только ради репутации остроумца да говорливых дел мастера.
   Платформа появилась совершенно неожиданно, когда уже стал себе поедом есть за то, что не принял предложения остаться и заночевать, с тем, чтобы и после ужина продолжить беседу, слушая докучливых вечерних птиц или сверчков, если таковые отыщутся. Нужно было купить билет, и я отправился искать здание вокзала, временами обходя гигантские лужи, заполнившие многочисленные выбоины дороги. Долго ли можно было бродить посреди этой угрюмой весны, не сулившей никаких перемен, ни к лучшему, ни к какому иному, бродить, лениво поводя взором по затоптанной пригородной земле, бродить, отыскивая в себе неизвестных прежде ощущений, тех, что могли бы удивить или разжа-лобить?! Все-таки я всегда выбирал бегства из невозможного в преднамеренное, а в поэзии доподлинно прозревал ультиматумы безгласности. Вместо вокзала обнаружилась безо всяких признаков обитаемости дощатая будка, особняком стоящая под сенью тополей остриженных и тем оскорбленных. Неподалеку теснились еще какие-то деревья без листьев, без плодов и без смысла. Делать здесь было нечего, и я вернулся на платформу.
   Я присел на скамейку, на которой уже сидели двое бок о бок, парень и другой еще постарше, и третий мужчина прохаживался неподалеку, у края платформы. Я не сразу заметил, что у этих двоих были надеты наручники, один был прикован к другому, и оба они сидели с причудливо прямыми спинами. Тот, что прохаживался, имел молодцеватый вид, небольшие усики красовались на его лице, а сам он был по-хож на валета, каким его изображают на игральных картах. Он подошел к сидящим, помолчал немного и потом говорил хрипловатым голосом: "Ну что, а может, поезд сейчас подойдет, и...- он весьма вырази-тельно замолчал.
   - У меня бы рука не дрогнула, - отозвался более старший из си-дящих. Парень глухо вздохнул.
   - Ты тут не вздыхай, не вздыхай! - прикрикнул на парня проха-живающийся.
   - У вас зажигалки не найдется? - внезапно спросил он меня.
   - Не найдется, - возразил я.
   - Ну и ладно, - отозвался молодцеватый
  Потом мы слышали шаги. Немолодая женщина походкой утко-носа приближалась к платформе с про-тивоположной от вокзальной будки стороны. Я равнодушно смотрел в ее сторону. Женщина подошла и остановилась в двух шагах от сидящих.
  - Гришенька, - говорила она парню, - я тебе яичек принесла.
  - Не положено, - неприязненно возразил старший из них.
  - Крашеные. На пасху, - говорила женщина. - Да колбаски копченой, как ты любишь.
  - Говорят же тебе: ни к чему.
  - А может, пивка можно?
   - Раньше надо было думать, кого воспитываешь.
   - Да разве ж за всем углядишь? - миролюбиво возражала жен-щина. - Дитя без отца росло.
   - Пива, - глухо простонал парень, ни на кого не глядя.
   - Что?! - возмущенно отвечал его неулыбчивый сосед. - Тебе, гниде, еще и пиво?!
   - Гришенька днем рыбки поел, - объяснила женщина. - Вот у него и жажда.
   - Ну ладно, мать, ты ступай, - неприязненно отвечал ей тот, что был похож на валета.
   - Яички-то оставить? - спросила женщина, замешкавшись.
   - Ступай, тебе говорят, - повторил он.
   - Может, хоть вы съедите? - неожиданно обратилась ко мне мать Григория. - Не выбрасывать же. Яички-то Христовы. - И пока я несколько мгновений недоуменно глядел на женщину, та повернулась и, сгорбившись, пошла восвояси.
   - Мать, чего приходила? - слабо дернулся парень, но тотчас же сник и втянул голову в плечи.
   - Да иди ты!.. - отозвалась женщина едва слышно, сходя по ступеням с платформы.
   - Как это она вас вдруг полюбила, - говорил мужчина, сидев-ший рядом с парнем. - Нам-то яиц не предложила.
   - Ну, уж и полюбила, - возразил я. - Скажете тоже.
   - А что, собственно, и не полюбить, - возразил прохаживаю-щийся. - Сразу видно приличного человека.
   - Приличного, приличного, - проворчал его товарищ. - А откуда здесь взяться приличному в это время?
   -Здесь, или в это время? - с едва приметной иронией спрашивал молодцеватый.
   - И то и другое, - последовал ответ.
   - Мне следует отвечать? - спрашивал я, из прежнего ощущения своего понемногу набухая гротеском.
   - Да что вы, это необязательно, - предупредительно возражал молодцеватый.
   - А почему бы, собственно, и не ответить?! - буркнул сидящий на скамье.
   - Что за грубиян такой, - развел руками его товарищ.
   - А если я скажу вам, что я был здесь в гостях у одного очень уважаемого человека? - начал я.
   - В том, что бы быть в гостях нет ничего зазорного, - поспешно говорил молодой человек, остановив-шись подле нас, сидящих.
   - Что это еще за уважаемый такой человек? - буркнул еще наш недоверчивый собеседник.
   - Ну, предположим, я скажу, что это профессор Жданович.
   - Ну вот, Фомин, - говорил еще мой защитник, - а ты сомне-вался.
   - Многие сейчас норовят прикрыться уважаемым именем.
   - Не о том печешься, любезный, - снова возражал молодцева-тый. - Вот сейчас поезд придет, а мы так ничего и не решили.
   Тот, которого назвали Фоминым, воззрился на меня. Он сидел, иногда слегка покачивая вверх-вниз головой, как будто клевал что-то.
   - Послушайте, - говорил он, - А не желаете ли ему тоже слегка вмазать?
   - Что? - удивленно переспросил я. - Вмазать? Кому вмазать? За что?
   - Да этому Гришеньке.
   - За что?
   - Неужели, вы в нас сомневаетесь? Ай-ай-ай, разве ж это воз-можно?.. Как только я услышал, что вы от профессора Ждановича, я сразу сказал себе: вот человек, на которого можно положиться.
   - Благодарю вас, конечно, - говорил я, - но все-таки хотелось бы знать, что такого натворил этот ваш Гришенька.
   - А вот представьте себе: какая-нибудь маленькая птичка или зверюшка; она бегает, добывает себе пропитание, хочет жить, любить, вить гнездо, выводить птенчиков. А потом появляется этакий Гри-шенька, и своей алчной лапой разрушает это гнездо. Какая-нибудь иволга, или коростель...
   - Я только вороньи, - жалобно возражал парень.
   - Вороньи?! - возмущенно говорил Фомин. - А ворона разве не птица? Вороне значит десять египет-ских казней - а все ради чего? Ради того, чтобы этакий Гришенька куражился и куролесил. Так?
   - Нет, - говорил я, - так я не согласен.
   - Вот же об этом и речь, об этом и речь, - облегченно согла-сился один из моих собеседников.
   Я чувствовал себя неуютно и не собирался скрывать того от пресловутой казенной парочки.
   - Вам не кажется, что за нами сейчас кто-то наблюдает? - говорил я. - Может, не откуда-то со стороны, но, напри-мер, сверху или даже из-под земли.
   - Вот, - охотно подтвердил Фомин. - Я же говорил.
   - Да это Гришенькина мать, - возразил молодцеватый. - Она из кустов смотрит. Прогони-ка ее, - обра-тился он к своему товарищу.
   - Да, - сказал тот, что был постарше, и дернул Гришеньку своею рукою в наручнике. - Покажи нам, как ты шкодил.
   Гришенька секунду помолчал. Потом он слегка выпрямился и как будто даже подбоченился.
   - Ул-лю, у-лю-лю-лю-лю-лю-лю!.. - забулькал он. Глаза его коротко сверкнули. Фомин удовлетво-ренно кивнул головой.
   - Ну вот, - говорил он мне, - а вы еще не хотели ему вмазать.
   Я встал и приблизился к Гришеньке, внимательно рассматривая его.
   - Что на него смотреть?! - крикнул Фомин. - Так сразу двинули ему, и все!..
   Парень тревожно наблюдал за мной. Молодцеватый подошел тоже совсем близко, мы буквально сгрудились вблизи сидящих. В чертах моих и жестах сквозили очевидные настроения отказа, я не хотел брать на себя роль оглашаемого в несчастье, но только был целиком во власти подземной предопределенности, законы которой иногда старался угадывать. Для чего-то я взглянул на свои руки, и вдруг почти неожиданно для самого себя ударил Гришеньку в скулу. Мною руководила закономерность и иная подспудная энергия, которые, кажется, были разлиты в воздухе этого весеннего вечера и сначала при-вели меня сегодня на дачу моего ученого собеседника, а потом и на этот полустанок, в кассе которого даже не продавали билетов. Парень мотнул головой и откинулся спиной на металлические пе-рила. Фомин с мо-лодцеватым одобрительно и, как мне показалось, с некоторым облегчением вздохнули.
   - Вот,- сказал молодцеватый.
   - В переносье не надо, - жалобно попросил парень.
   - Не надо?! - возмущенно бросил Фомин. - Как это не надо?!
   Он вдруг развернулся и с размаха свободной от наручников правой рукой ударил Григория в переносье. Тот отшатнулся и вскрикнул. Крупная темная капля собралась у него на кончике носа, парень болезненно фыркнул, и та сорвалась ему на грудь. Гримаса мимолетного отвращения утвердилась на моей душе.
   - А я больше предпочитаю бить в поддых, - говорил я.
   - Хочешь в поддых? - с готовностью спрашивал Фомин у своего соседа.
   - Нужно говорить не "в поддых", а в "диафрагму", - сурово по-правил нас молодцеватый.
   - Если бы я знал его фамилию, - с неуловимым напряжением бодрости говорил я, - я кое-что смог бы о нем рассказать. Онома-стика, знаете ли, мой конек.
   - Чью фамилию? - переспросил меня тот, что был похож на ва-лета.
   - Да вот его, - кивком головы я указал на Григория.
   - Его фамилию?
   - Эй ты, - своею рукою в наручнике тряханул Фомин парня, - у тебя, кажется, фамилию спросили.
   - Мою? - переспросил парень.
   - Ты из себя дурака не строй! - гаркнул стоящий перед ним мужчина.
   - Самойлик я, - едва слышно отозвался тот, слизнув с губы кровь.
   Я задумался. Собеседники мои притихли и взирали на меня как на библейского пророка, с напряженным ожиданием и с трепетом недоверчивости.
   - Фамилия свидетельствует о том, - говорил я, - что изучаемый объект несколько инфантилен... Пожалуй, подвержен чужим влияниям. Такие люди обычно хорошо поддаются гипнозу. Впрочем, он недоверчив, что существенно ограничивает возможности близкого личного контакта...
   Двое моих собеседников переглянулись.
   - Ну что, - замахнулся Фомин на парня, - правильно про тебя говорят?
   - Да, - прошептал Григорий пересохшими губами.
   - По-видимому, он может быть жесток, но его жестокость не от какой-то природной злобности, а от инфантилизма, от нечувствительности. Она оттого, что этот человек не понимает чужой боли.
   Молодцеватый несколько раз кивнул головой, поддакивая мне. Я уже ясно видел пределы своего эн-тузиазма, за которыми залегало начало разочарования. Силою причудливого сомнения моего был я по-буждаем к немыслимому учительству посреди новоиспеченных встречных. Мы были подобны ночи, и так же, как и она, без затей.
   - Вслушайтесь в звучание его фамилии, и оно немало расскажет вам, - продолжал я. - Вы непременно сможете угадать здесь местоимение "мой". Отсюда его своекорыстие, но опять-таки инфантильное, почти несерьезное. И еще слово "лик" или лицо. В данном контексте звучащее чуть ли не зловеще, обольстительно, почти как какая-то дьявольская пародия. Ибо что здесь за лик - мы это видим воочию...
   - Поезд, - сказал вдруг молодцеватый, как будто подводя черту под всем предыдущим.
   Фомин поднялся со скамьи, притягивая к себе Григория и принуждая того тоже встать. Григорий глухо за-выл и рванулся. Молодцеватый быстро схватил Григория за рукав и стал тянуть с силою.
   - Ничего, ничего, - лас-ково говорил он, как будто ребенку, который боится укола. Менее терпеливый Фомин еще раз ударил Григория в лицо, тот в ответ лягнул Фомина ногой в колено. Парень был силен, и, если бы не наручники, возможно, попытался бы бежать.
   - Да помогите же! - крикнул мне молодцева-тый.
   Я тоже взял Григория за одежду, взял без особенного намерения, не мешая и не помогая тем двоим. Я так и не сумел закончить своего сиюминутного исследования. Могли, разумеется, пропасть без приложения мои тщательно заго-товленные ангельские тирады.
   Рассекая ночной воздух упругим световым снопом, громыхая сталью колес, к концу платформы при-ближалась черная электричка. Гришенька бился в наших руках, будто пойманная птица, он стонал и мычал, как глухонемой. Мы тащили его втроем, я не вполне понимал, куда мы его тащим, но и не отпус-кал того, что мне удалось ухватить. Пока совершалось справедливое, я бездействовал, теперь же язык мой изнемогал сарказмом.
   - Ты говоришь "только вороньи", - преры-висто дыша, приговаривал Фомин. - А ты видел когда-нибудь своими глупыми глазами, какой у этой смышленой птицы неповторимый почерк полета?!
   - Ключ! - закричал молодцеватый. Фомин понял свою ошибку и стал лихорадочно шарить по карма-нам. И в это мгновение на нас сзади что-то налетело, набросилось, едва ли не расшвыривая троих взрос-лых мужчин в разные стороны. Мы столкнулись с незаурядной, отчаянной силой.
   - Это я! - кричала Гришенькина мать, тряся бедного Фомина. - Это я сказала ему, чтобы он по гнез-дышкам полазил. Вдруг он там колечко или монетку какую отыщет!..
   - Убери ее! - орал Фомин, тщетно пытаясь наконец-то найденным ключом попасть в замок наручников.
   - Мать! - завопил Гришенька, рванувшись из последних сил. Его спасение было в том, чтобы не по-зволить открыть замка.
   - Давай! - крикнул молодцеватый, с силою отталкивая женщину. Замок наконец-то, кажется, под-дался, Фомин сдернул стальной браслет с Гришенькиной руки и, изловчившись, толкнул парня к краю платформы. Гришенька, падая, схватил Фомина за одежду, и внезапно оба они с нечеловеческими во-плями, соединившись, будто сиамские близнецы, рухнули на рельсы. И тотчас же мимо нас, скрежеща тормозами, пролетела электричка.
   - Фоми-ин!!.. - закричал молодцеватый. Я изо всех сил, с разворотом корпуса, ударил его в челюсть, оттолкнул накинувшуюся на меня женщину, бившуюся в истерике и вопившую одно и то же коротенькое слово "ты! ты! ты!" и бросился прочь с платформы.
   На первой же ступени я споткнулся и полетел грудью в грязь, на мои ноги навалилось что-то, пресле-довавшее меня, я вывернулся из-под того, не разбирая особенно, что это было. Я не доверял ни одному из своих ощущений. Возле головы моей шумело нечто, как будто тысячи потревоженных птиц хлопали своими дерзкими неутомимыми крыльями, обдавая к тому же лицо мое ветром их беспорядочного по-лета. Я вскочил, отчаянно размахи-вая руками, стараясь защитить затылок и шею от безжалостных клю-вов. Весь мир, взбудораженный и обозленный, сгрудился на ничтожном пятачке моей височной кости. Я рванулся и побежал, не разбирая дороги, шлепая по лужам и по грязи, продираясь через колючие кусты, цеплявшиеся за мою одежду и расцарапы-вавшие лицо и руки мои в кровь.
   В город я возвратился только под утро. Я был разбит и измотан, но я не лег спать, но напротив - сел за стол, твердо решив написать письмо в газету. Я вообще человек трезвый, ни к каким казусам или со-блазнам не питающий склонности.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"