Аннотация: Нет такой семьи, в которой не убивают. Друг друга и сами себя.
Станислав Шуляк
Мёртвый блюз
что-то чёрное
С а н я, 17 лет
М и т я, 16 лет
С о н я, 15 лет (и возможно, Б р и л л и а н т о в а я Ф е й к а)
М а т ь (и чем чёрт не шутит! - ещё и Н а ч а л ь н и ц а)
О т е ц, а также ещё - У л и ч н ы й Т о р г о в е ц и С л о в о р у б.
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч, а может, иногда - И в а н И в а н ы ч, то бишь - К о л л е ж с к и й а с е с с о р и П а т о л о г о а н а т о м
Первое действие
Странный дом. С гнетущими стенами, потолком, воздухом. В нём даже на минуту очутиться - и то жутко, а уж жить-то в нём каково?!
Комната двух братьев - С а н и и М и т и. Время к ночи, младший (М и т я) лежит в постели, потом натягивает одеяло по самые глаза, укрывается с головой, некоторое время лежит так. Неподвижно. Но дышать-то тоже надо. Осторожно высовывает часть лица из-под одеяла, переворачивается на бок, потом снова ложится на спину, вздыхает.
Входит С а н я. Медленно раздевается, разбрасывает одежду, собирается ложиться. Но всё никак не ложится, чувствуется, что хочет хоть на минуту оттянуть этот процесс укладывания, засыпания... М и т я с опаской наблюдает за братом.
М и т я. Чего?
С а н я. Тебе засыпать не страшно?
М и т я. А что ты спрашиваешь?
С а н я. Так... мне каждый день кошмары снятся. Кажется, сейчас засну - тут же и приснится.
М и т я (вздыхает). Да, хоть не спи всю ночь.
С а н я. Не спать тоже нельзя.
М и т я. Это еще хуже.
С а н я. Вот именно.
М и т я. Мне всегда змеи снятся.
С а н я. Это ещё что!.. Подумаешь, змеи!..
М и т я. Разве есть что-то хуже?
С а н я. Ну, хуже не хуже, а пострашнее!
М и т я. А что?
С а н я. Мне, например, вчера снилось, что я папашу убиваю.
М и т я. Как это?
С а н я. Ну, так... типа он совсем старый. Не живёт, а только мучается...
М и т я. Так он же и так был старый.
С а н я. Старый, не старый... помнишь, как он всегда говорил: я вам не старый, я ещё огого!
М и т я. Хвастался только.
С а н я. Старые всегда хвастаются.
М и т я. Им ничего другого не остаётся.
С а н я. Похвастался чуть-чуть, и на душе легче стало.
М и т я. Ну, так и что - папаша?
С а н я. Это ты о чём?
М и т я. Ну, ты сказал, тебе снилось, что папашу убиваешь.
С а н я. А-а, ну да... Ну, вроде, он совсем старый и ссохся, и ничего другого не остаётся, как его убить. Я, мол, понимаю, что так надо. Все отцов убивают. А почему, не знаю. И он тоже понимает, что так надо, смотрит на меня так жалостно, но не говорит ничего. А я инструмент подбираю. Сначала... эту штуку пробую, ну, которой тесто раскатывают. На нём пробую. Потом теннисную ракетку. Потом утюгом бью. Потом - перочинный ножик. Но он совсем слабенький. А надо мной стоит кто-то... кто-то главный и говорит: ещё, ещё, ещё! И это так страшно!..
М и т я. А дальше?
С а н я. Что дальше?
М и т я. Ну, ты убил его?
С а н я. Нет, я проснулся.
М и т я. Так это тогда ты орал прошлой ночью?
С а н я. Это не я орал. Это орал он.
М и т я. Чего?
С а н я. Ну, это он орал, а ты подумал, что ору я.
М и т я. Типа в твоём сне орал, да?
С а н я. Ну, конечно.
М и т я. Бред какой-то.
С а н я. Ничего не бред! Ещё и не такое бывает. (Пауза.)
М и т я. А может, со светом спать?
С а н я. Нельзя. От матери схлопочем. Знаешь, какая электроэнергия дорогая?
М и т я. Значит, электроэнергия дороже, чем я...
С а н я. А ты сомневался?
М и т я. А давай...
С а н я. Что?
М и т я. Ну, это... пойдём за Сонькой подглядывать.
С а н я. Да, а потом опять пол ночи дрочить будешь. Так что пол трястись станет. Когда ты дрочишь, я спать не могу и сам начинаю тоже.
М и т я. Мог бы этого не говорить. Я пока ещё не оглох.
С а н я. Чёрт, что же делать?
М и т я. Это, в смысле - спать или не спать?
С а н я. А в каком же ещё?
М и т я. Да-а-а...
Без стука в комнату к братьям заходит сестра С о н я. Она в ночной рубашке, и тоже, кажется, собирается отходить ко сну.
С о н я. Эй! Вы не видели мои заколки?
С а н я. Во-первых, мы тебе не "эй"...
М и т я. Во-вторых, что твоим заколкам делать в нашей комнате?
С а н я. В-третьих, зачем тебе вообще заколки на ночь глядя?
М и т я. В-четвёртых, хватит подслушивать под дверью.
С а н я. В-пятых, и подсматривать.
М и т я. В-шестых, ты нарочно придумала про заколки, чтобы посверкать перед нами своими... этими... (показывает на её округлости)
С о н я. Дураки! Какие дураки!.. А трусики мои куда делись?
С а н я (хватает сестру, тащит к себе в постель). Иди сюда!
С о н я (вырываясь; впрочем, не слишком-то активно). Ублюдки! Извращенцы! Говнюки! Вы нарочно у меня всё воруете! Думаете, я не знаю, зачем?! Я всё знаю.
С а н я задирает рубашку на сестре.
С а н я. А здесь у тебя что?
М и т я. Здорово! Здорово!
С о н я. Пусти, козёл! Все матери скажу! Первый час - а вы не спите! (Вырывается, отбегает в сторону.)
М и т я. Напугала! Напугала! (Кидает в сестру подушкой.)
С о н я. Идиоты! Придурки! (Убегает.)
С а н я. Всё-таки я её когда-нибудь трахну.
М и т я. Я тоже.
С а н я. Только после меня.
М и т я. Почему это после тебя?
С а н я. Потому что я старший.
М и т я. А я видел, как ты Аньку из девятнадцатой квартиры трахал. Значит мне теперь тоже её можно?
С а н я. Как ты мог видеть? Тебя ж дома не было.
М и т я. А я вернулся потихоньку и в замочную скважину подглядывал.
С а н я. А мы с Анькой знали, что ты вернулся, и нарочно так дрыгались. А на самом деле, ничего не было.
М и т я. Ну да, ничего не было!.. Стала бы Анька с тобой дрыгаться за просто так. Если бы ничего не было.
С а н я. Анька бы стала. У неё, знаешь, сколько уже парней перебывало?!
М и т я. Сколько?
С а н я. Тихо!..
М и т я. Чего?
С а н я. Мать...
М и т я. Спим быстро!..
Братья быстро переворачиваются на разные бока и изображают спящих. Входит М а т ь.
М а т ь. Вот что. Мне нужно с вами серьёзно поговорить. Именно здесь! Именно сейчас! (Пауза.) Вы, возможно, в последние дни сильно грустите по отцу. Да-да, я знаю, что это так!.. У вас сейчас период становления, ваши организмы не окрепли, а отец умер всего несколько дней назад. Поэтому вы грустите!.. Но делаете это, хочу вам заметить, совершенно напрасно. Почему? Потому что он был всего лишь жалкий пидорас. Именно так: жалкий, законченный пидорас!.. Вы должны, вы просто обязаны знать об этом. Правда, возникает закономерный вопрос: а как же тогда появились вы. Да, такой вопрос возникает. Так вот: вынуждена со всей откровенностью признать - он к этому не имеет никакого отношения. Стало быть, у меня тогда был любовник, спросите вы? Да, был... один или несколько - это не имеет ровно никакого значения. Но отрицать сам факт существования любовника нет никакого смысла. А вы вообще знаете, каково это жить с жалким и законченным пидорасом? Я бы очень хотела, чтобы вам этого никогда не довелось испытать или узнать. Итак, вы теперь поняли, что совершенно не стоит грустить по отцу. Вы поняли это, и вам стало легче. А если вам стало легче, то значит легче стало и мне. Ибо мне тяжело, мне очень тяжело. Мне тяжело так, как будто на меня сверху нагрузили товарный состав. И вот он едет, набирает скорость, громыхают колёса, птицы и звери в окрестных лесах разбегаются врассыпную, стрелочник переводит стрелку, как ему это положено, вытирает рукавом пот на лбу, а потом с сознанием выполненного долга идёт в свою будку, где его ожидает холодное пиво в полуторалитровой пластиковой бутыли и старый-престарый чёрно-белый телевизор со скачущим изображением. Товарный состав же идёт дальше, пока совсем не скрывается за горизонтом. Вот так мне тяжело. Я же хочу, чтобы не было тяжело ни мне, ни вам. Я уверена, что вы поняли меня. И довольно об этом. (Резко поворачивается и с прямою, будто у гренадера, спиной выходит из комнаты. Пауза.)
С а н я. Вообще-то Аньку я, конечно же, трахал. Это ты правильно сказал. Она сама первая полезла. Потом уже было не остановиться. Ты спишь, что ли? (Пауза.) Спит, конечно. Он всегда засыпает от разговоров. Я точно знаю, что спит. Ему хорошо. Он уже заснул. А может, и не хорошо. А я вот лежу здесь... один. И думаю. А зачем я думаю? Разве не лучше было бы совсем не думать? Муравей же не думает. И микроб не думает. А я зачем-то думаю. Неправильно. Несправедливо. Мне вот семнадцать лет. Меня никто не любит. И никто никогда не любил. Это тоже неправильно. Нужно что-то срочно сделать, чтобы полюбили. Все. Не только Митька, мать, Сонька. Весь мир. А что сделать? Может, стать гением? А как им стать? Митька вот похож на отца, ему шестнадцать. Сонька похожа на мать, ей пятнадцать. (Достаёт из-под подушки женские трусы, держит кончиками пальцев, внимательно рассматривает, рассматривает будто бы с брезгливостью, отбрасывает на пол.) А я старше всех. И что? И ничего. А я на кого похож? На себя? Как это плохо, когда кто-то на кого-то похож. Ведь был отец. Так зачем ещё Митька? Есть мать. Зачем тогда Сонька? Надо было бы что-то другое придумать. Что-то новое. Чего не было прежде. Нет, так я не засну. Или, может, и не надо, чтобы любили. Может, наоборот - надо делать так, чтобы не любили. Никто и никогда? (Пауза. Тревожно.) Мить! Ты спишь? Слышь? Кто-то ходит. Это не мать. И не Сонька. Кто может ходить? Ведь ночь. И никого. А всё-таки кто-то ходит...
Слышится тихое покряхтыванье, потом ещё сопенье, и вот медленно, будто бы из воздуха, появляются два немолодых человечка - О т е ц и Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Они долго возятся, копошатся, прежде чем появиться окончательно.
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Пал Петрович, дорогой, может огня запалить? А то ведь не видно ни шиша. Хотя к ночи-то мы и привычны.
О т е ц. Ты что, Гордей Спиридонович? На себя-то взгляни! Какой огонь может быть с нашими-то рожами?! Смотреть-то на себя больно.
С а н я (полушёпотом). Митька, спишь? Ты слышишь? Отец, что ли? Этого же...
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Здесь коврик, кажись. Осторожней, не запнись, любезный Пал Петрович. А то ведь, неровён час, шуму-то наделаем.
О т е ц. Да ты всё трещишь, Гордей Спиридонович, оттого-то главный шум и происходит.
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Да что ж поделаешь, дорогой. Уж больно от человечьей речи отвычен. Можно даже сказать, что и страдаю-с!..
С а н я (испуганно). Митька!.. Как убитый дрыхнет. Сволочь!.. Одного меня оставил.
О т е ц. Пришли, кажись?
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Туда-то пришли хоть?
О т е ц. Давай посмотрим повнимательней.
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч (с достоинством). Пардон-с!.. Посмотрел бы, да не могу. Глаза, так сказать, чересчур запали против обыкновенного их положения-с!..
О т е ц. Запали! Да у тебя их нет давно. Сгнили за ненадобностью.
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. А вам, милостивый государь Пал Петрович, не вполне учтиво-с попрекать меня давностью моего чрезвычайного и, так сказать, потустороннего бремени, изволите заметить...
О т е ц. Не обижайся, Гордей Спиридонович, шучу я. Может, хоть пощупаем, что ли!..
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Что ж щупать-то станем, любезнейший господин мой?
О т е ц. Да всё подряд, дорогой Гордей Спиридонович. Может, что и ущупаем.
Шарят по сторонам, ощупывают предметы, попадающиеся им по ходу, ощупывают и спящего М и т ю. Тот лишь всхрапывает и переворачивается на другой бок. С а н я с ужасом наблюдает за неумолимо приближающимися к нему странными существами, пытается отползти, да уж некуда... До него дотрагиваются, он вопит от ужаса, вскрикивают и отшатываются двое пришельцев.
С а н я. Кто? Кто? Кто?
О т е ц. Человек, што ль, был-то, Гордей Спиридонович?
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Да уж, вестимо, не насекомое. Не муравей какой-нибудь.
О т е ц. Может, собака?
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Где ж собака, любезный Пал Петрович, коль избыточной шерсти не наблюдается?!
О т е ц. А что за человек?
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Да уж не сынок ли твой, драгоценнейший господин мой, Пал Петрович?
О т е ц. А ну как и сынок!.. А который из двух? Дмитрий? Александр?
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Что ж, Пал Петрович, сыночка-то никак не распознаешь?
О т е ц. Задачка-то из мудрёных. Отвечай, живой человек, Дмитрий ли ты - сын мой, или Александр? Тоже сын.
С а н я. Санька я! А ты отец, что ли? Откуда ж ты?.. Тебя ж хоронили недавно.
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Они-с!.. Сынок!.. Александр Палыч! А я, изволите видеть, милостивый государь, Мушкин Гордей Спиридонович, коллежский асессор, дворянин, преставился в одна тысяча восемьсот семидесятом году-с, имея непозволительные наклонности, в каковых был неоднократно уличаем, в том числе и на службе, откуда был уволен незадолго до печального конца-с, отчего и попивая горькую, наклонностей своих порочных не оставлял-с. К мальчикам невинным был особливо расположен-с. Иногда так до дрожи в коленках и боли сердечной-с!.. Когда папенька ваш, любезный Александр Палыч, попал в нашу компанию, все были взбудоражены, так сказать, неисчислимыми достоинствами и благородным его обликом.
С а н я. Как же вы мёртвые-то ходите?
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Вот-с! Именно-с! Были, так сказать, отпущены на самое краткое время за неописуемые достоинства и примерное поведение. Но не далее как утром принуждены быть на прежнем месте-с! А тут ещё добираться через полгорода-с...
О т е ц. Да. Правила там строги.
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Строги-с! Непомерно строги-с!..
С а н я. А пришли-то...
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Семейство-с! Проведать семейство-с!.. К коему любезный друг мой зело и чрезвычайно привержен.
О т е ц. Вот и тебя проведать, сын мой.
С а н я. Я свет зажгу?
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Ни в коем разе. Облик наш, так сказать... желать оставляет. А что ж поделаешь? Намарафетились и пошли. А так-то одни косточки сухие, истлевшие в разные стороны смотрят.
С а н я. Может, мать позвать?
О т е ц (поспешно, но с достоинством). Никогда!
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Ни в коем разе-с!..
С а н я. Она сегодня сказала, что ты... был пидорас.
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Они-с? Они-с - пидорас? Как же возможно такое даже помыслить? Пал Петрович - и вдруг пидорас-с!..
С а н я. Значит - неправда? (Пауза.)
О т е ц. Любишь ли ты меня, сын мой? (Пауза.) Точно ли ты меня любишь? (Пауза.)
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Пал Петрович, так сказать, любовью и почтительностью вашими сыновьими чрезвычайно любопытствуют.
С а н я. Помнишь, давным-давно мы ездили летом в Геленджик? На море. Мне было два года, наверное. Митька едва родился тогда. А Соньки ещё не было. Мы гуляли, я увидел, что продавались сабли, металлические, детские, почти как настоящие, я просил тебя купить мне такую саблю, и что ты тогда ответил?
О т е ц (смущённо). Что я ответил?
С а н я. Ты сказал, что сабля мне не нужна, а ты лучше на эти деньги выпьешь пива. И ты выпил пива. А я остался без сабли, а я очень хотел ту саблю. Я больше ничего не хотел в жизни так, как ту саблю.
О т е ц. Точно. Теперь вспоминаю. Я тогда частенько пил пиво, а твоя мать только и делала, что ругала меня: мол, у меня - толстый живот. А где у меня толстый живот? Разве у меня живот толстый?
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Ни на вот столечко! Можно даже сказать - совсем худой.
О т е ц. Вот.
С а н я. Я очень хотел эту саблю.
О т е ц. Что - сабля? Зачем её помнить всю жизнь?
С а н я. Я очень её хотел.
О т е ц. Да что ты заладил: хотел, да хотел?! Помню, я тогда взглянул на тебя и на саблю, и мне вдруг показалось, что ты рубишь ею. И не просто рубишь, но ты рубишь...
С а н я. Я смотрел на саблю и думал: я взрослый, я беру саблю, и она настоящая, и я замахиваюсь, и рублю, рублю, рублю...
О т е ц. Меня!..
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Их-с! Их-с!..
О т е ц. Потому-то я не купил саблю.
С а н я. Поэтому я не люблю тебя. И никогда не любил. После той самой сабли.
О т е ц. Сабля! Какой вздор! Вот то, что твоя мать называет меня пидорасом...
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Называют-с! Называют-с!..
О т е ц. Она не может простить мне, что сама состарилась и подурнела, а я ещё вполне себе ничего!.. У меня даже была любовница. И не одна. Целых две!.. Так-то!..
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. И не удивительно-с!.. Нисколько не удивительно-с, ежели глядя на такого видного, так сказать, мужчину.
О т е ц. Она всегда была слишком уж своенравной женщиной.
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Чрезвычайно своенравной-с!..
О т е ц. Всегда всё делала наперекор. Сначала отелилась тобой. Потом Дмитрием. Потом Софьей. А теперь вот убила меня!
С а н я. Как убила?! Ты же сам умер от сердца!.. Вскрытие же... Мать говорила.
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Сердце у вашего батюшки, юный друг мой, было попросту великолепным. Сердце здесь ни при чём.
О т е ц. Рыбный нож. Твоя мать резала рыбу, а потом подошла ко мне и всадила мне его в самую грудь.
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Без единого слова-с.
О т е ц. Взяла и всадила.
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. А уж патологоанатом...
О т е ц. Любовник твоей матери...
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Уж они дали липовое заключение-с.
О т е ц. Он нарочно вскрывать меня стал именно с того места, куда жена моя, мать моих детей, всадила свой подлый нож.
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Так что теперь даже любая экспертиза-с будет бессильна.
О т е ц. Сын, убей её!
С а н я. Мать?
О т е ц. Отмсти за меня. Убей мать!
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Убейте-с мать, юноша! Непременно убейте!.. Каждый должен убить свою мать! Закон жизни-с!..
С а н я. Но зачем? Зачем?
О т е ц. Порядки у нас здесь строги.
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Всяк, кому судьба быть убиту и неотмщённу, в следующей жизни станет-с муравьём или микробом.
О т е ц (отчаянно). Микробом! Представь себе: микробом!..
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Или муравьём-с.
О т е ц. Да какая разница?! Любой! Любой пройдёт, ногой наступит - и всё!
С а н я. Я никогда ещё не убивал.
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Да это просто-с. И даже приятно-с.
О т е ц. Принял решение, стиснул зубы - и вперёд!
С а н я. Нет.
О т е ц. Убей мать!
С а н я. Не могу!
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Кокните матушку-с, юноша!
С а н я. Не хочу!
О т е ц. Надо!
Г о р д е й С п и р и д о н о в и ч. Надо-с!
С а н я. Нет! Нет! Нет!..
С возгласами "Убей!", "Убейте-с!" пришельцы медленно растворяются во мгле. С а н я же всё твердит своё "нет!", будто уговаривая себя самого.
М и т я (повернувшись на спину). Да что ты всё долдонишь - "нет", да "нет"? Чего "нет"-то?
С а н я. Ты что, не спишь, что ли?
М и т я. Не сплю. Я так и не смог заснуть.
Мгла становится ещё гуще, совершенно скрывая наших героев. Потом она как будто рассеивается. Да, точно рассеивается. И вот - новый день, и - новое утро, и ничуть они не лучше прежнего дня и прежнего утра. Вся семья сидит за столом; они завтракают.
М а т ь. Дмитрий, не смей чавкать! И ты не чавкай, Александр! Все не чавкайте! И даже, если я стану чавкать, вы тоже должны делать мне замечания. Чавканье ужасно! Корова чавкает. Лошадь чавкает. Человек не должен чавкать. Человек отличается от животного. Он выше животного. А вы своим чавканьем ставите себя вровень с животным. Я в школе каждый день об этом твержу, но это как об стенку горох. Все продолжают чавкать. И издавать всякие неприличные звуки тоже не смейте за столом! Надеюсь, все меня слышат?
С о н я. Да, мама.
М и т я. Да слышу, слышу я.
М а т ь. А ты, Александр?
С а н я. Мама...
М а т ь. Ты хочешь о чём-то спросить меня?
С а н я. Хочу.
М а т ь. О чём же?
С а н я. А у отца была любовница?
М а т ь. Что ты сказал? Ты сказал "любовница"? Ха-ха! Странный вопрос! У него, разумеется, не было никакой любовницы. У него не могло её быть. Он на это был попросту неспособен. Потому что у него... был любовник. Да-да, и даже не один. У него их было двое. Целых двое. Я знала это прекрасно. А теперь знаете и вы. Так и должно быть. Об этом должны знать все! Что я вынесла! Что я вытерпела за все эти годы! Если б хоть кто-нибудь мог себе это представить!..
С а н я. Спасибо, мама.
С а н я встаёт, относит свою тарелку в мойку, берёт что-то со стола и незаметно прячет под одежду, идёт в свою комнату. Встаёт и М и т я. Тоже относит свою посуду, идёт за братом.
С а н я. Мы сделаем это. (Показывает нож брату.)
М и т я. Что?
С а н я. Ты знаешь.
М и т я. Делай сам. А я не хочу.
С а н я. Я тоже сначала не хотел. (Пауза.) Тогда я сделаю это с тобой. И ты потом станешь муравьём или микробом.