Зайн и Зийн мечтали взобраться на самую вершину горы, над которой каждый полдень стояло солнце. Когда солнце висело прямо над горой - были видны все её уступы и обрывы, все её трещины и утесы. Гора была так величественна и непреступна, так красива и маняща.
Братья Сайн и Сийн любили по ночам смотреть на звезды, их красота и загадочность завораживала их. Только друг с другом они делились своими мечтами когда-нибудь достичь звезд, уж слишком безумной казалась им их мечта.
Прошли годы.
По долине ходили странные слухи, что двое из четырех братьев Зайн и Зийн собираются взобраться на вершину неприступной горы. Мало кто верил в их затею, тем не менее, все гордо отзывались о своих соплеменниках - "молодцы, нужно стремиться к большему, если у них даже ничего не получится, мы будем ими гордиться".
Но по долине шли и более странные слухи. Поговаривали, что братья Сайн и Сийн собираются добраться до звезд. Люди стыдливо переговаривались друг с другом, обсуждая безумность мечтателей и сожалея, что среди их соплеменников есть такие никчемные сумасшедшие.
Прошли годы.
Зайн и Зийн по долгу рассматривали гору, обсуждали маршрут и стоянки. Какую одежду и провизию лучше купить, какие приспособления и инструменты будут им необходимы. Люди поддерживали их, с участием раздавая советы и обещания в посильной помощи. Понимание соплеменников в нелегкой задаче покорения горы придавало братьям силы, подталкивало их к скорейшему началу их трудной, но такой нужной и важной миссии.
Братьев Сайн и Сийн соплеменники сторонились, да и сами братья не часто покидали своё жилище. То во дворе у них что-то взрывалось и дымилось, то они делали странные заказы у лавочника, и тот с выражением раздражения делился с покупателями своими мыслями, на сколько обезумели братья Сайн и Сийн.
Наступило время. Зайн и Зийн отправились покорять неприступную гору. Люди говорили своим детям - "Смотрите, это настоящие герои, запомните их, пройдут годы, и вы будете рассказывать о них своим детям, а они своим".
Сайн и Сийн продолжали трудиться ради своей мечты, не покладая рук. Люди говорили своим детям - "Смотрите, это настоящие сумасшедшие, они растрачивают свою жизнь на несбыточные мечты. Когда их не станет, о них никто не вспомнит, после них ничего не останется".
2
Зайн и Зийн покупали необходимое им оборудование у местных торговцев, кузнецов и ремесленников. Многое им удалось улучшить и сделать более надежным и универсальным. Но то, что было нужно Сайну и Сийну, нигде не продавалось, более того, они и сами не знали наверняка, что им нужно. Сайн и Сийн подумали, что расстояния между звезд очень велики, и чтобы путешествовать между ними, надо придумать звездосмотр, чтобы лучше видеть свои маршруты. И они придумали звездосмотр. Когда люди узнали о звездосмотре, они сказали - "вот если бы вы придумали его раньше, то Зайн и Зийн смогли бы лучше проложить свой маршрут, рассмотрев через него гору. А зачем он нужен сейчас? Сейчас это абсолютно бесполезная вещь. Впрочем, что еще ожидать от двух сумасшедших?"
Потом Сайн и Сийн подумали, если расстояния между звездами так велики, нужно придумать реческоп, чтобы можно было разговаривать на больших расстояниях. И они придумали реческоп. Когда люди узнали о реческопе, они говорили друг другу - "Ну и бестолковую вещь придумали эти безумцы. Если бы они придумали её раньше, она, конечно, пригодилась бы Зийну и Зайну. Но нам то она зачем ? Мы можем и так зайти друг к другу и поболтать. Кстати, действительно, скоро увидимся на празднике, а то все болтаем только по этому дурацкому реческопу"
Потом Сайн и Сийн подумали, если их путешествие будет очень долгим, нужно придумать еду, которая была бы вкусной и питательной, могла долго храниться и на её производство требовалось бы минимум затрат и времени. И они придумали, как делать новую еду. Когда люди узнали о новой еде, они говорили друг другу - "Эти мечтатели совсем из ума выжили, наши отцы и отцы наших отцов и их отцы выращивали овощи и разводили скот. Никому никогда не приходила в голову такая ерунда, как придумывать новую пищу, хотя конечно она и могла бы пригодиться Зайну и Зийну. "Я вчера смотрел в звездосмотр и видел, как ты отвел на рынок весь свой скот - Да, мы с женой устали с ним возиться, узнали у братьев Сайна и Сийна как готовить их новую еду, за ней не надо убирать навоз и кормить. - А я видел, что у тебя все грядки заросли сорняками, что это ты перестал их пропалывать? - Да ну эти овощи, с этой новой едой, куда меньше хлопот, да еще она гораздо вкуснее. Слушай, передай реческоп жене, моя хочет посоветоваться с твоей, как настроить звездосмотр, чтобы посмотреть цены на рынке. - Хорошо, до завтра".
Братья Сайн и Сийн работали, не обращая внимания на насмешки и оскорбления. Ничто не могло заставить их отступить от мечты. Они редко высыпались, дышали ядовитыми веществами во время своих многочисленных опытов. Иногда их расчеты и эксперименты подолгу не давали никаких результатов, но они не сомневались, что это лишь временные трудности. Часто они были так увлечены своей работой, что забывали поесть, а иногда с удивлением обнаруживали, что за окном уже утро и они проработали всю ночь. Когда они ходили за покупками, часто, второпях, они забывали умыться и переодеться. От них неприятно и необычно пахло химическими веществами.
Часто люди говорили им - "Вы уже столько лет занимаетесь своей ерундой, неужели непонятно, что полет к звездам невозможен, годы идут, а вы все так же прибываете в своих детских мечтах, пора уже посмотреть правде в глаза и повзрослеть".
Сначала Сийн и Сайн еще пытались что-то объяснить, что полет к звездам возможен, так показывают их расчеты, но люди только смеялись над ними. Братьев это совсем не смущало, не хотят верить - не надо. Без выходных и праздников они работали, часто не выходя из лаборатории по несколько дней. Мечта придавала им силы и желание работать все больше, всё быстрее. Каждый, даже небольшой успех, приближал их к звездам, радовал так сильно, что они громко смеялись, не в силах себя сдержать, придавал сил для дальнейшей каторжной работы, на которую они с удовольствием и восторгом обрекали себя каждый день.
3
Зайн и Зийн, прошли большую часть пути. Они шли уже много месяцев и оба были сильно измотаны. По пути они делали закладки продовольствия, чтобы не тащить всё наверх, а обратно спускаться налегке. Несмотря на то, что по сравнению с началом пути их ноша была очень легка, каждый шаг им давался с неимоверными усилиями. Но ни разу никто из них даже не подумал, что можно вернуться и предать свою мечту. Их пальцы были изрезаны острыми камнями и верёвками. Зайн отморозил два пальца. Зийн выбил себе глаз и сломал два ребра, упав в расщелину. Но он не считал это большой платой за свою мечту. Превозмогая боль и усталость, они всё уменьшающимися шагами, но непрерывно приближались к вершине пока еще непокорённой горы. Зийн всё чаще кашлял и мелкие кровавые капельки, вылетая у него изо рта, замерзали в воздухе, падая на белый снег кровавыми градинками.
В этот день они проснулись от холода, как и во многие предыдущие дни. Им был необходим еще отдых, но мороз не разрешал им больше спать, угрожая неминуемой гибелью, единственным спасение от которой было дальнейшее движение.
Они позавтракали сушёным мясом и сушёными овощами. Растопив немного снега, положили туда щепотку сушёных ягод. Они экономили топливо и не кипятили воду, подождав пока она станет достаточно горячей, запили съеденный завтрак, разжевав теплые ягоды, от которых пахло родной долиной, домом, теплым летом. Запах ягод принес им воспоминания о доме и оставшихся в долине братьях Сийне и Сайне. Как они там? Может быть, образумились, и отказались от своей нелепой и заранее несбыточной мечты отправиться в путешествие к звездам? Может быть, наш пример повлияет на них и они займутся чем-нибудь более реальным, пусть и трудно достижимым. А если бы, когда мы собирались в наш поход, кто-нибудь тоже не верил, что это возможно? Если бы нас все отговаривали и тоже сочли бы сумасшедшими? Отправились ли мы тогда покорять гору, вопреки всем, или отступили? Сейчас этого не узнать, но мы знаем точно, что Сайн и Сийн не отступили от своей мечты. Ради своей мечты они готовы, чтобы их называли сумасшедшими и потешались над ними. Ради своей мечты они остались одни, без поддержки и без друзей. Что труднее, покорить неприступную гору или пережить то, на что обрекли себя Сайн и Сийн? Чей путь к мечте труднее?
Они, как следует закопали в снег еду, чтобы ветер не съел её вместо них. Завтра вечером они собирались здесь поужинать, будучи уже победителями неприступной горы. Вершина была уже совсем близко. Зийн уже совсем не мог идти, все время кашляя, спотыкался и падал в снег. Зайн, с трудом поддерживая его, перекинув его руку себе через плечи, падал в снег вместе с ним. Они снова подымались вдвоем, продолжая трудный путь наверх, снова падали и снова вставали. Держась друг за друга, за колючий снег, за острые камни, за холодный ветер.
4
Сайн и Сийн все дни проводили за расчетами и экспериментами. Неудача за неудачей преследовали их. В редкие моменты, когда их опыты приносили нужный или хотя бы понятный результат, который позволял понять, куда двигаться дальше, они устраивали себе небольшой праздник. Накрывали стол во дворе, и, дождавшись, когда зажгутся все звезды, сидя вдвоем, мечтали о том, как будут лететь от звезды к звезде.
Как раз сегодня был такой день. Им удалось вычислить силу солнечного луча. Им так не терпелось приступить к дальнейшим расчетам и экспериментам, но они оба решили все-таки отметить этот небольшой шаг на пути к звездам. Вечером они купили бочонок пива, большую связку вяленой рыбы и несколько пучков тонко нарезанного вяленого мяса. Накрыв на стол в своём маленьком дворике, они молча смотрели, как звезды зажигаются одна за другой.
Небо быстро темнело, легкий ветерок стал прохладней и свежей. Перестали петь птицы, погас свет во всех окнах. Во всей долине светил только керосиновый фонарь, стоявший на столе, да редкие светлячки помигивали в траве. Долина погрузилась в ночь, темнота и беззвучие укрыли её жителей. Даже луны сегодня не было на небе, еще вечером она спряталась за гору. Звезды, хоть и были яркие, но совсем не освещали долину, какое им было до неё дело, да и вообще, знали ли они о её существовании. Даже ветер, перестал видеть, куда ему дуть и прилег отдохнуть где-то у излучины реки. Воздух бездвижно повис над долиной, держась за темноту.
- Хорошо..., - медленно сказал Сайн, как будто произнесение этого слова доставляло ему удовольствие само по себе - хорошо, что мы все-таки решили сегодня отдохнуть, я уже соскучился по ним - не сводя глаз с неба, продолжил он.
- Да, я тоже - но смотрел Сийн, почему-то не на звезды, а себе по ноги.
- Помнишь, как в детстве мы так же смотрели на них. Если бы мы тогда знали, сколько мы проделаем работы, сколько совершим интересных открытий.
- Вообще-то тогда мы думали, что через столько-то лет мы уже будем путешествовать между звезд, от звезде к звезде, а не сидеть в лаборатории днями и ночами на пролет.
- Ну, тогда мы были детьми и не понимали до конца всей сложности и величия нашей мечты, мы просто представляли себя уже летающими между звезд.
- Я уже и не помню, когда нас стали считать сумасшедшими, такое ощущение что это было всегда. А иногда, Сайн, мне кажется, что у меня на самом деле "не все дома". Может быть, мы на самом деле сошли с ума, только не можем себе в этом признаться.
- Ну, не перегибай палку, мы, конечно, отличаемся от остальных, и образом жизни и интересами, но считать нас сумасшедшими, это и есть безумие. Мы столько знаем про мир, про звезды. Люди всей долины не владеют и сотой долей наших знаний.
- Если ты не заметил, им этого и не надо. Они просто живут и радуются жизни. Появилась мечта о корове - пошел, купил корову. Появилась мечта о новом доме, скопил денег, вот тебе и новый дом. Каждый год - новая мечта, и заметь, которая каждый год сбывается. И никто при этом не называет их сумасшедшими.
- Сийн, мне никогда даже не приходило в голову сравнивать то, о чем ты говоришь и нашу мечту, ведь это настолько разные вещи. Когда мы достигнем своей цели, то все они поймут, насколько были не правы.
- А когда это будет? Сколько еще лет ждать, безвылазно сидя в лаборатории? Сколько лет у нас ничего не получается? Сколько еще ждать? Еще столько же или два раза по столько же? Или три? Да мы просто не доживем до этого! Так и останемся "двумя сумасшедшими".
Сайн пришел в шок от таких неожиданных откровений брата. Он, конечно, замечал, что последние месяцы Сийн был каким-то мрачным, работал без задоринки и энтузиазма, как раньше. Ему даже показалось, что их последнее открытие совсем его не обрадовало, но он счел, что такого просто не может быть.
- Сийн! Сийн, тебя ли я слышу ! Как ты можешь так говорить?! Мы просто давно не отдыхали, да еще эти реагенты. Ты, наверное, просто надышался ими, нужно будет вентиляцию сделать получше. - Сийн сидел, уставившись в одну точку, на его лице печаль была перемешана со злостью. - Давай-ка я лучше тебе пивка налью. Точно, точно, завтра сделаем вытяжку более мощной. И ..., и... да..., отдыхать теперь будем чаще, по крайней мере, ты. - Сайн откупорил бочонок и налил две большие кружки пива., мгновенно осушив свою кружку, с удивлением посмотрел на её дно. Он был потрясен мыслями своего брата, своего соратника по мечте и работе. Сийн с неохотой отпил из кружки.
- Я устал, Сайн. Столько лет мы бьемся как рыбы об лед, а если как следует подумать, то практически не приблизились к своей мечте. У меня складывается такое впечатление, что вся наша жизнь, лишь подтверждение того, что все говорили с самого начала. Что наша мечта безумна и несбыточна. Я все больше и больше боюсь, что вся наша жизнь пройдет в пустую, в бессмысленной погоне за несбыточной мечтой.
- Ты слишком много слушаешь людей, Сийн. Много ли они понимают в том, что мы делаем и о чем мечтаем? Они судят по себе, но мы не такие как они, у нас есть мечта.
- Если мы такие умные, что же все считают нас сумасшедшими? Тебе не надоело, что над нами все смеются и показывают пальцем?
- Я не обращаю на них внимания. Ведь они и понятия не имеют, о чем я думаю и чего хочу. Поэтому, что бы они не говорили, их мнение не может быть объективным и хоть чуть значимым для меня.
- Да к черту это, объективно, не объективно! А если они правы! Я не хочу в старости осознать, что вся моя жизнь прошла в пустую из-за какой-то мечты.
- Этого не случится, этого никак не может случиться. Мы обязательно полетим к звездам! Вот увидишь, и все увидят. Каждый день мы приближаемся к этому, пусть понемногу, маленькими шажками, но абсолютно неизбежно. Главное не предавать свою мечту, главное верить - и все у нас получиться.
- А может главное не предавать себя? Мы превратились в рабов своей мечты. Столько лет пашем без продыху, а что толку, эта мечта и спасибо не скажет.
- Сийн! Что ты творишь!? Не забирай у себя свою мечту. Как ты будешь потом жить?
- Это не я. Вся! Вся долина считает нас безумными! Все уверены, что никто и никогда не сможет достичь звезд! А мы, как упертые бараны, долбимся лбами о стену. Сколько это может продолжаться? Пока мы на самом деле не спятим ?!
До самого утра они просидели молча. Сайн смотрел на звезды. А Сийн выпил почти все пиво и крайне охмелел, казалось, что его качало, даже когда он сидел на стуле.
Начинало светать. Слоистый туман поднимался с реки, запели утренние птицы. Тот, кто вечером зажег звезды, начал их задувать одну за другой.
5
Они стояли на самой вершине, теперь уже покоренной горы. Зийн из последних сил держался за плечи своего брата, чтобы не упасть. Ноги у Зайна то и дело подгибались, и он с трудом выпрямлял их, чтобы еще, хотя бы совсем недолго, посмотреть на долину с вершины горы. Ветер совсем стих, впервые за несколько дней, как будто остановился рядом с героями, покорившими неприступную вершину и любовался зеленой долиной, простиравшейся до самого горизонта. Зийн уже давно не мог стоять самостоятельно. Его изрезанные пальцы все чаще соскальзывали с плеча Зайна, и все чаще впивались в него снова, хватаясь за одежду. Их колени тряслись от усталости, а губы от восторга. Они повалились на спины в снег не в силах больше держаться на ногах. Улыбаться у них не было сил, но глаза их излучали счастье. Ветра совсем не было, он как будто оказывал почести двум смельчакам. Солнце было еще высоко и его лучей хватало, чтобы отогреться - впервые за много дней.
Отдохнув немного, Зайн пошарил в сумке, достал два куска сушеного мяса, протянул один Зийну, второй принялся, не спеша, грызть сам. Зийн все чаще кашлял, переворачиваясь на бок и сплевывая кровавую пену, вместе с которой часто вылетали куски с трудом прожеванного мяса. Зайн уселся, облокотившись на сугроб, достал горелку и принялся растапливать снег для чая. Чем больше он отдыхал, тем отчетливее была заметна не сходящая улыбка, чего нельзя было сказать о Зийне. Отдых уже был не способен вернуть ему силы. Зайн подполз к нему сзади, положил его спиной себе на колени и стал поить горячим чаем с сушеными ягодами. Когда Зийн снова начинал кашлять, Зайн помогал ему переворачиваться, чтобы он сплюнул кровь, которой становилось все больше. Зайн размочил в кипятке несколько овощей и маленькими кусочками подносил Зийну к губам, но они все выпадывали и выпадывали, тогда Зайн стал класть их прямо ему в рот.
Солнце уходило за горизонт. И после того как долина погрузилась во мрак, Зайн и Зийн еще долго наслаждались его красно-розовыми лучами. Зайн достал спальные мешки, сделанные из войлока. С трудом помог Зийну залезть в спальный мешок, потом устроился в своём. Как ни странно, ставший уже привычным ветер так и не появился.
Несмотря ни на что, оба они были счастливы.
Им было просто необходимо поспать, но завтра утром им придется уйти отсюда, и они отгоняли сон, чтобы продлить этот вечер, вечер их победы, вечер, когда сбылась их самая заветная мечта. Мечта, к которой они шли так долго, которая так тяжело далась.
Зажглись звезды. Здесь они были немного ярче, чем в долине.
- Жалко их - сказал Зийн.
- Кого?
- Сайна и Сийна. Вот мы и на вершине нашей горы, а они никогда не достигнут своих звезд, потому что это невозможно.
- Да, пожалуй ты прав. А ты никогда не сомневался, что мы доберемся до сюда?
- Нет.
- Они тоже не сомневаются.
- Да, но разница все-таки есть.
- Я думаю, что разница между нами не такая уж и большая, у нас гораздо больше общего с ними, чем с людьми, у которых вообще нет мечты.
- У всех людей есть мечты. Кто-то мечтает купить корову, а кто-то новый дом.
- Всё это такие мелочи по сравнению с тем, о чем мы мечтали и чего достигли.
- Это так, но представь, что, если у них получится, то тогда наша мечта почти не будет отличаться от мечты о новом амбаре. Ведь то, о чем мечтают они, гораздо больше нашей мечты.
- Если мечты отличаются друг от друга трудностью их достижения, то вряд ли нашу мечту можно сравнить с амбаром.
- А если нет? А если даже и так, то мечта Сайна и Сийна вообще недостижима, соответственно степень её трудности велика непостижимо. И если мечты делятся по сложности их достижения, то и мечта их безмерна.
- Можно ли вообще классифицировать мечту? Я все больше склоняюсь к мысли, что нет.
- Нет Зайн, мечты все-таки бывают разные, просто получается, что делятся они не на трудные и легкие. Если бы мы просто мечтали оказаться здесь, то мы бы здесь никогда и не оказались. Наша мечта отличалась от других не ее трудностью, а тем, что мы желали этого всем сердцем. Мы жили ей, мы дышали ей. Сколько раз нам снилось, как мы сидим на этой вершине. И вот мы здесь по настоящему.
- По-твоему получается, мечта может быть даже самой безумной? Лишь бы она была сильной ?
- Нет, главное, чтобы она исходила из самого сердца, только тогда это настоящая мечта.
- А как же быть с её исполнением, получается, мечтать важнее, чем достичь того, о чем мечтаешь?
- Может быть.
Какое-то время они лежали в тишине, думали, что же такое мечта, смотрели на яркие звезды и наслаждались исполнением своей мечты.
- Зайн,
- А,
- Я не пойду обратно.
- Дак, и я тоже не хочу от сюда уходить, но идти все равно надо. Может быть, когда-нибудь мы придем сюда снова. Может, даже возьмем с собой Сайна и Сийна. Им бы понравились такие яркие звезды.
- Нет, ты не понял, я не смогу проделать обратный путь.
- Не говори глупости, вдвоем мы сможем.
- Вдвоем? Да ты и так тащил меня последние три дня. Вдвоём мы тем более не доберемся. Но это не главное. Я чувствую, что долго не проживу, мне не хотелось бы умирать где-то по пути. Я хочу умереть здесь.
- Зийн, то, что ты говоришь, может быть и логично, но невозможно. Я не позволю тебе здесь остаться. Мы ни разу не сдались, глупо сдаваться тогда, когда мы достигли вершины, о которой мечтали столько лет.
- Я не сдаюсь Зайн, я просто умираю, и умереть хочу здесь. Подумай, многие ли люди могут позволить себе умереть счастливыми, как я? Это не мой выбор, но я рад ему.
- Хватит молоть ерунду. Мы оба просто сильно устали. Сегодня отдохнем, а утром ты сам захочешь поскорее вернуться домой, чтобы рассказать всем, как мы взобрались на эту неприступную гору, как стояли, шатаясь от усталости и смотрели на долину, как лежали под звездами на самой вершине горы, и какие они здесь яркие. - Зийн ничего не ответил, Зайн посмотрел на него. Зийн смотрел на звезды оставшимся глазом и улыбался. "Ну, наверное, все нормально. Отдохнем сегодня, а вниз я уж, как-нибудь, его дотащу" - а вслух произнес - Завтра встретим восход на вершине нашей горы. Даже не могу представить, как он будет выглядеть от сюда. А ты?
- Да, я думаю, он будет прекрасен.
- Ну вот и славненько. Давай спать.
Над горой воцарилась тишина. Зайн гнал тревожные мысли и представлял, как завтра они вместе будут завтракать и смотреть на восходящее солнце.
Когда Зайн проснулся, солнце еще не взошло, но небо на востоке уже было окрашено в яркие краски. Солнце вот-вот должно было появиться. Высунувшись из спального мешка по пояс, он решил разбудить Зийна. Когда он открыл конверт спального мешка, тело Зийна было уже холодным. Глаз его был закрыт, а на губах мороз навсегда остановил чуть заметную улыбку.
Зайн смотрел на восход один. Слезы катились по его щекам. Изредка он тихо всхлипывал, утирая слезы дрожащей рукой. Иногда комок скорби подпирал его горло, и чтобы сделать следующий вдох, Зайну приходилось собирать всю волю в кулак и, прилагая усилия, он вдыхал полные легкие холодного воздуха. В это время слезы переставали течь из глаз, как будто давая Зайну вздохнуть, но потом снова катились по обветренным щекам. Из-за горизонта появился край солнечного диска.
- Как жаль, как жаль Зийн, что ты не видишь этого! Это самое прекрасное, что когда-либо я видел. - Всхлипывая и утирая слезы, повторял и повторял Зайн. Долина постепенно окуналась в свет. Цвета были, начиная от черного, заканчивая светло- изумрудным. Долина была почти плоской, и солнечные лучи стремительно разбегались по ней, перекрашивая её прямо на глазах, изредка цепляясь за немногочисленные и невысокие холмы. По реке как молния пробежала серебряная искра и вот она уже вся ярко светилась серебряно-голубым светом, отражая свет из долины, словно передавая Зайну и Зийну привет из долины, ведь она еще не знала, что Зийн не дождался этого рассвета. На секунду Зайну показалось, что отраженные от реки солнечные лучи донесли до самой вершины горы запах лугов и коптящегося мяса, пение птиц и журчание прозрачных ручьев.
- Зийн, наша река передаёт нам привет от всей нашей долины! - заикаясь, закричал Зайн, как будто пытаясь разбудить Зийна. - Зииииии.............йн!!! Ааааааа......ааа....аа....а...!!! - его скорбный крик поднялся вверх и, звеня в холодном воздухе, навсегда застыл над горой.
6
После ночного разговора Сийн сильно изменился. Похоже, это произошло давно, но он пытался скрывать эти перемены, но теперь, когда он все высказал Сайну, притворяться не было смысла. Сийн перестал работать с Сайном в лаборатории. Часто он сидел во дворе и смотрел в никуда, расфокусированным взглядом. Иногда он уходил и по долгу гулял где-то один. Но хуже всего было то, что он перестал смотреть на звезды. Ему было стыдно на них смотреть. Ему казалось, что он предал их, отказавшись от своей мечты. А звезды предали его, искалечили его жизнь. "За что, звезды? Ведь я так стремился к вам, так восхищался вами. Как же я теперь ненавижу вас!".
Страх стал постоянным его спутником, он был не в силах с ним бороться. Потом страх поселился у него в животе, накрепко обосновавшись там. Пока в нем еще оставалось хоть что-то кроме страха, живот крутило в разные стороны, живот все время болел. Потом боль ушла и страх стал расползаться по всему телу. Часто его била неудержимая дрожь и, хотя внешне это и не было заметно, все вены и жилы Сийна болезненно сотрясались, доставляя ему физические мучения. Сийн перестал нормально спасть. Он боялся засыпать, потому что его мучили кошмары. И боялся просыпаться, потому что он боялся смотреть в глаза каждому новому дню, который безжалостно мучил его, напоминая о его никчемности, о годах, прожитых в пустую.
Дрожь била его тело все чаще и чаще, сильнее и сильнее. И вот она уже стала выходить наружу. Его рука или нога иногда начинала биться в конвульсиях, дребезжать, как тетива. Не в силах прекратить это, Сийн хватался за непослушную конечность и пытался удержать её внутреннюю дрожь снаружи. Сама жизнь превратилась в нескончаемый кошмар. Теперь уже страх рос и укреплялся в его сердце. Страх сковывал его мысли и желания. Мечта ушла из его сердца и все это пространство занял страх. Проникнув в его сердце, страх навсегда поселился там и рос, питаясь остатками мечты, а когда мечту он совсем съел, страх стал грызть его душу. В страшные бессонные ночи, когда Сийн ворочался в своей постели, пытаясь уснуть, он слышал, как страх вгрызается в его душу. Она как будто просила его - "помоги мне Сийн, не дай ему убить меня, Сийн, если он убьет меня, мы оба умрем". Но Сийн, только переворачивался на другой бок, слыша как острые зубы страха хрустели тонкими костями его души. Еще долго он слышал ночные мольбы своей души и как чавкал страх, разрывая его душу. Душа плакала и молила Сийна о помощи. "Сийн, - кричала душа, захлебываясь от слез, - спаси меня, прогони страх! Я вела тебя к звездам, а ты скармливаешь меня страху! Помоги мне, и мы еще сможем все изменить, только не дай ему убить меня! Только не дай ему убить меня!!!". Боль души была нестерпимой, но страх надежно сковывал Сийна, не допуская даже мысли о борьбе с ним. Горячие слезы текли из глаз Сийна, но он не плакал, это рыдала его душа. Горячими слезами она пыталась растопись сердце, зажечь в нем хотя бы маленькую искорку, в надежде, что эта искорка сможет вновь разжечь желание жить, творить и мечтать. Но страх крепко держал сердце своими когтистыми лапами и слезы остывали, падали, превращаясь просто в соленую воду. Страх так разросся в нем, что даже смотря в зеркала, Сийн видел не себя, а свой страх, и он перестал подходить к зеркалам.
Сийн лежал на берегу реки. Дети, игравшие неподалеку, увидев его стали кричать - "сумашедший, сумашедший, псих ненормальный" - они кричали и громко смеялись, понемногу приближаясь к нему, все больше раззадориваясь его невозмутимостью и своей безнаказанностью. Подойдя ближе, самый смелый из них кинул в Сийна куском грязи и под общий заливной смех грязь полетела в Сийна, забрызгивая его одежду и лицо. Озорной мальчишка с блестящими глазами, который первый запустил комок грязи, показывая всем свою смелость, подошел к Сийну. Улыбка спала с лица, смех затих. Он молча смотрел на лежащего на прибрежной траве Сийна, забросанного грязью. Остальные дети, перестав смеяться, с опаской и неспеша, тоже подошли к Сийну.
- Чего он?
- Не видишь что ли, он мертвый.
- Ну да? А может, он напился и спит?
- Ага, с открытыми глазами. Побежали, надо взрослым сказать.
- Побежали.
У Сийна отобрали мечту, и он умер, а люди сказали, что он умер от своего безумия.
7
Дорога с покоренной горы занимала в два раза больше времени, чем подъём на неё. Но труднее она оказалась не в два, а в десятки раз.
Иногда он шел как зомби, совсем не разбирая дороги. Мысли, сжалившись над Зайном, покидали его голову, чтобы не утомлять своего хозяина беспокойным дребезжанием в голове и витали где-то неподалеку. Лишь изредка он поднимал глаза, чтобы свериться с направлением движения своего тела, тогда мысли с радостью возвращались. Зайн раскладывал их в своей голове, сверялся с увиденным пейзажем и шел дальше. В какие-то моменты он шел даже с закрытыми глазами, просто переставляя ноги. В один из таких моментов твердь, на которую он в очередной раз поставил свою ногу, с треском разверзлась. Зайн открыл глаза, вокруг был неимоверный ураган из снега и ледяных глыб. Только когда он упал на спину, он понял, что провалился в ледяную трещину. Он ничего не видел из-за непроглядно белой завесы потревоженного снега. Боли он не чувствовал, но двигаться в абсолютно непроглядном пространстве почему-то не хотелось. Вскоре потревоженные снежинки достигли дна ледяной расщелины, и снежная вакханалия закончилась. Зайн посмотрел по сторонам и на свое тело. Рядом с левой рукой было очень большое красное пятно. Зайн поднял руку. Сразу ниже локтя рука заканчивалась оборванными кусками плоти. Не вполне соображая, что он делает, Зайн отрезал кусок веревки, и туго перемотал руку между логтем и тем местом где его рука теперь заканчивалась. Тоненькие струйки крови медленно исчезли. Боли Зайн так до сих пор и не чувствовал, тем не менее, когда он как следует закрепил веревку на остатке руки, он потерял сознание.
Три дня он выбирался из западни. Раньше он вскарабкался бы за пару часов. Но всё было совсем не так, как раньше.
- Герой ли я или жертва своей мечты? - думал он, засыпая от бессилия на полуметровом ледяном уступе. - Вот Зийн точно герой. Всё-таки мы молодцы, что так подошли к выбору оборудования, даже с одной рукой я потихоньку пробираюсь наверх.
Когда он выбрался из ледяной трещины, до следующей закладки оставалось локтей тысяча или полторы по ровной ледяной корке. Хотя ветер сдувал с неё всё лишнее, продуманно выбранное оборудование превращало Зайна на этой не гостеприимной плоскости в неотъемлемую часть льда, снега и камней. Преодолев это расстояние за два часа, он, с трудом откопав закладку, разорвал зубами мешок, отрезал кусок сушеного мяса, засунул его в рот, и, свалившись в яму из-под закладки, уснул с куском мяса во рту. Когда он проснулся, была уже глубокая ночь. Он разжёг горелку, наложил в чашку снег. Зубами отрывая куски сушёного мяса, бросал их в ещё нерастопленный снег. Так же покрошенные зубами сушеные овощи были добавлены в чашку. Снег таял, и Зайн понемногу добавлял его. Чаша наполнилась. Зайн ждал, когда она закипит. Неспешные пузырьки неуверенно поднимались и лопались на поверхности. Зайн потушил горелку, поставил чашку в снег. Пока она, шипя, углублялась в снег, он снял унты, залез в спальный мешок. Взяв чашу, он долго и с наслаждением нюхал её содержимое, попивая мясо-овощной бульон и прихватывая губами кусочки его содержимого, Зайн быстро опустошил тёплую чашу. Он положил тёплую чашку себе под бок, закрыл конверт спального мешка и уснул.
Проснулся он от боли. Был полдень, солнце стояло в зените, снег ослепительно блестел и, казалось, что он был не на склоне горы, а там, где есть только свет, потому что кроме света ничего не было видно. Щуря глаза, он вылез из спального мешка. Левая рука ужасно болела. Никаких лекарств и снадобий у него с собой не осталось. В следующей закладке, вниз по горе, они оставили порошок, который хорошо помогал при открытых ранах. Дорога вверх, между этими двумя закладками, заняла у них два дня. Но сколько теперь займет этот путь учитывая крайнюю истощенность и усталость?
8
Зайна нашли охотники у самого подножья горы. Он не мог даже пошевелиться и было совершенно непонятно, как он добрался до сюда. Рука в месте локтевого сустава была сильно воспалена, а ниже локтя рука и вовсе отсутствовала. Лицо была разбито, как будто по нему ударили кувалдой, передних зубов не было, разорванные десна и губы постоянно кровоточили. Он был не в силах даже стонать. И лишь изредка, с заметным усилием приподнимал веки. Из ссадин и царапин, почти сплошь покрывавших его лицо, кровь продолжала сочиться маленькими каплями, запекаясь там, где на неё попадал теплый ветерок. Кисть правой руки была изрезана в клочья, местами проглядывали кости пальцев. Запекшаяся кровь склеила пальцы руки, не давая им не разжаться, не пошевелиться.
Охотники соорудили носилки из плаща и тонких стволов молодых деревьев.
- Он совсем легкий. Даже не думал, что взрослый человек может столько весить.
- Сколько интересно он здесь пролежал?
- Вопрос не в том, сколько он пролежал, а сколько он еще мог бы пролежать здесь без нашей помощи.
- Не забегай вперед, он так слаб, что может отдать душу Богу в любой момент.
Они дошли до небольшого ручья, стекающего с горы, раздели свою нежданную находку и положили в ручей. Один охотник стал промывать раны Зайна, а второй разжигал костер. Промыв раны, его перенесли на сухую подстилку и стали обрабатывать раны. Оба охотника пожертвовали всеми своими запасами лекарств и мазей, но этого не хватило, чтобы более-менее обработать все раны. То ли холодная речная вода, то ли забота двух случайных его спасителей, придала Зайну немного сил. Он уже почти не закрывал глаза, рассматривая окружающий его зеленый пейзаж и своих спасителей. На костре закипела вода в котелке. Кипяток налили в чашку, положили туда большой кусок прошлогоднего мёда, как следует размешали и в завершение влили в чашку большую порцию крепкой настойки на травах.
Зайна укутали в теплую накидку и неспеша стали поить горячим напитком. Второй охотник в это время разделал пару свежеподстреленных кроликов и кинул их в котелок побольше. Когда напиток закончился, Зайна спросили:
- Ты жевать можешь? - Зайн ели заметно покачал головой.
- Ну ладно, тогда повторим. - сказал охотник и принялся готовить вторую порцию оживляющего коктейля.
Когда Зайн с большим трудом допил вторую чашку, ему сказали:
- Ну вот, отдохни, сейчас сварится бульон, попьешь бульончика. - Впервые за несколько недель Зайну было тепло. Алкоголь притупил боль. По сравнению с тем как он чувствовал себя еще несколько часов назад, это был просто рай.
Сварился бульон. Несколько минут охотники тщетно пытались разбудить его. До этого боль не давала ему уснуть уже несколько дней и теперь, когда боль утихла, ни что не могло заставить его проснуться. Охотники подложили ему под голову и спину мешки, приведя его в полусидящее положение. Один приоткрывая ему рот, а второй по чуть-чуть ложечкой вливал ему в рот теплый наваристый бульон, стараясь попадать за щеки и под язык. Зайн так и не просыпаясь, почмокивая, проглатывал его. Этот процесс оказался чрезвычайно долог и утомителен, но, видя его состояние, охотники старались сделать все, чтобы душа не покинула это измученное тело. Влив в бедолагу пару чашек бульона, они пошли спать.
Птицы пели утром невыносимо громко, как будто сговорившись, орали изо всех сил. Охотники поставили на костер разогреваться бульон и кипятит чай. Когда они раскрыли Зайна, чтобы осмотреть его раны, оказалось что он спит в луже своей мочи.
- Вот дурачье, что ж мы вчера об этом не подумали? Влили в него столько воды. Надо было хоть подложить что-нибудь.
Они обустроили рядом новую лежанку. Переложили Зайна на траву, обтерли мокрой тряпкой и положили на чистое. Когда они переносили Зайна, он проснулся.
- Спас-сиббо - тихо произнес он.
- Ничего, ничего. Вот оклемаешься - с тебя стол - сказал охотник, широко улыбнувшись, - значит все хорошо, все их усилия не прошли зря, парню явно лучше.
- Ложку держать можешь? - Зайн с трудом приподнял руку, но она тут же свалилась обратно. - Ну нормально, с ложкой я думаю, справишься? - Зайн с трудом улыбаясь, слегка кивнул головой. Хотя рукой он более-менее шевелил, голову он держать все еще не мог. Охотнику опять пришлось сооружать для Зайна кресло, чтобы голова поддерживалась.
Тарелка с бульоном стояла у Зайна на ногах. Раз пять он пытался донести ложку с бульоном до рта. Но когда ложка приближалась, она была пуста, а все ее содержимое впитывалось в укутывавшее его покрывало. После каждой попытки Зайну приходилось отдыхать, второй раз подряд рука просто отказывалась подниматься. Охотник за это время успел съесть пару тарелок с супом, закусывая их хлебом, сильно пахнущим жареным овсом и специями.
- Ну что, потренировался? - Улыбаясь, спросил он у Зайна. Взял тарелку и сел рядом, взял у Зайна ложку, поднес тарелку ко рту Зайна и быстро стал перекладывать её содержимое Зайну в рот. Тарелка с бульоном быстро опустела. Силы возвращались к Зайну просто на глазах. Вот только левая рука сильно болела. И десны с губами разболелись от горячего бульона.
- Как рука? - спросил охотник
- Болит...
- Она у тебя совсем плохая, нужно быстрее довести тебя до лекаря. А у нас ничего не осталось, еще вчера намазали тебя всем, что только было, и то не хватило, уж сильно ты помятый - Охотник отошел, и вернулся, принеся с собой фляжку и лубок с медом. Поставил мед Зайну между ног, воткнул в мёд нож.
- Ешь мед, не можешь жевать - соси его, в нем много силы и пользы, - он налил пол кружки крепкой настойки - На вот, выпей, не так болеть будет, а то еще понесем тебя, растрясем. - Зайн выпил настойку, тепло растеклось по телу, боль почти сразу же стала стихать. Настойка крепко ударила в голову, Зайн сидел пьяный, ковырялся ножом в мёде и клал небольшие кусочки в рот. Это нехитрое задание получалось у него с трудом, и вскоре покрывало, которым он был укрыт, всё оказалось в медовых крошках.
Боль совсем не чувствовалась, настроение у Зайна было по истине праздничное. Вчера он прощался с жизнью и готовился к смерти, и только сейчас он осознал, что он выживет, осознал на сто процентов, последние сомнения безвозвратно растворились в крепкой настойке. Все трудности, все лишения позади. Эти два хороших человека обязательно позаботятся о нем, не бросят его. Скоро он приедет домой, будет всем рассказывать о восхождении, о вершине горы, о смерти Зийна, и улыбке на его губах, застывшей навсегда. И о спуске в одиночестве, который чуть не стоил ему жизни. Пришел второй охотник, неся выполосканные вещи "Чего это они решили заняться стиркой перед походом, теперь не только меня нести придется, но и мокрые вещи, вчера надо было постирать, за ночь бы подсохло, ну да ладно, их дела. Хорошие парни".
Оказалось, что вкус меда неплохо сочетался со вкусом крови. Хотя десны и губы за ночь заметно поджили, вкус крови все-таки устойчиво стоял во рту. Зайн широко улыбался беззубым ртом, глазея по сторонам, словно впервые видел деревья, людей, траву, небо. Он и не надеялся снова увидеть все это, но теперь у него не было никаких сомнений, что еще долгие годы он будет видеть все то, с чем вчера уже успел попрощаться. Охотники не могли без смеха смотреть на пьяную физиономию Зайна, без передних зубов, но с улыбкой до самых ушей, а глаза просто светились от счастья, жадно пожирая все, что встречалось перед ними, и в ответ излучали счастье и любовь к этому заново подаренному ему миру.
9
Прошло много лет. Зайн и Сайн сидели за столом в своем маленьком дворике. Они вспоминали, как много лет назад они играли здесь в четвером.
- Помнишь, Зайн? Вы все время играли в покорителей горы, вытаскивали друг друга из выдуманных расщелин, взбирались на сарай по веревке ...
- Да, а вы с Сийном путешествовали между воображаемых звезд.
- Иногда мы и вместе во что-то играли.
- Да, я помню. Нам с Зийном не очень нравились ваши игры, наверное, не хватало воображения. Я и сейчас не могу представить, как можно лететь от звезды к звезде, сидя на одном месте, рассказывая друг другу, что ты видишь в окно летающего межзвёздного дома, и куда нужно поворачивать.
- Мы тоже не понимали, чего интересного взбираться на гору. - они оба засмеялись.
- Столько лет прошло - сказал Зайн, глядя на гору - а мне каждый день снится, как мы с Зийном стоим там на самой вершине. Мне кажется, что вместе с Зийном там осталась частица и моей души. Сидит сейчас там, рядом с Зийном, смотрит в долину и видит нас, двух стариков, греющих свои кости на солнышке.
- Наверное так оно и есть, а может быть пока ты спишь, она гоняет туда сюда? - они опять оба захихикали. - Это восхождение действительно очень тебя изменило, но я не думаю, что души в тебе стало меньше, скорее наоборот.
- Ну не знаю, как на счет души. Но когда я спустился и понял, что буду жить, я действительно ощутил, что совсем иначе стал смотреть на жизнь, на смерть, на мечту и вообще на все, на деревья со звездами тоже. Я думаю, что каждый человек должен хотя бы раз в жизни постоять на вершине своей горы.
- Я думаю, что если бы у каждого человека была бы такая гора, неважно получится у него добраться до её вершины или нет, мир от этого был бы гораздо лучше.
- Ты прав, Сайн. Человек не должен жить без мечты.
- Сийн от того и умер, что не смог без неё жить. Хотя многие живут вообще не зная, что такое мечта, но радуются, смеются.
- Не думаю, что они могут быть по настоящему счастливы. Они лишь претворяются, а на самом деле в душе у них пустота. Чтобы не ощущать этой пустоты, они напихивают туда всякую ерунду, повышая важность повседневных вещей. То, о чем они говорят в среду с важными лицами и возбужденностью в глазах, в четверг уже забывают, получается, разве это действительно было так важно? И зачем тогда вообще стоило разговаривать о чем-то в среду, если уже в четверг не помнишь о чем?
- Этим они и пытаются наполнить свою жизнь, чтобы скрыть ее подлинную пустоту.
- Что же Сийн так не сделал? Разговаривал бы о погоде, да о ценах на овощи.
- Что-то я не заметил в тебе особого интереса к колебаниям цен на овощи, хотя ты уже достиг своей мечты.
- Знаешь Сайн, мне кажется, что стоит один раз познать счастье движения к своей мечте и обратной дороги нет. Либо к звездам, либо вслед за Сийном. Он никогда не смог бы стать другим, он мог только умереть.
- Или вернуться.
- Если бы он мог вернуться, то, наверное, вернулся бы? Ведь он не был слабаком. Мы с Зийном тогда на горе думали... Что было бы, если бы нас тоже все отговаривали от восхождения, пошли бы мы или нет, дошли бы до вершины или развернулись на пол пути. Я думаю, что этого никто никогда не узнает.
- Мне очень его не хватает, и очень трудно было без него продолжать работу. Все время, думаю, все ли сделал, чтобы спасти его.
- Не думай об этом, конечно ты сделал все что мог. Это была его дорога и никто вместо него не мог пройти её. Как я не мог умереть вместо Зийна, хотя с радостью бы сделал это. Каждый из нас выбрал свой путь, и так случилось, что все они оказались не из легких.
- Зайн, а если бы, например, Зийн решил вернутся, не дойдя до вершины, пошел бы ты с ним или, отпустив его одного, сам бы тоже один без помощи и поддержки пошел к вершине?
- Я бы пошел дальше. Да и Зийн, я уверен, поступил бы так же. Уж не думаешь ли ты, что если бы свернул со своей дороги вместе с Сийном, то помог бы ему этим?
- Кто знает?
- Я знаю, да и ты тоже знаешь! Если что и могло вернуть его к потерянной мечте, снова заставить его жить, это только твоя решительность и стойкость, твоя непоколебимая вера. Возможно, если бы я раньше вернулся, когда он был жив, это могло что-нибудь изменить, а может и нет. Но, последовав за ним, ты лишь усугубил бы его состояние, и сам ушел за ним, предав не только свою, но и его мечту. Если так получилось, что тебе одному пришлось стремиться к звездам за вас обоих, согласись, это правильней, чем сгинуть обоим, тем более, по отношению к Сийну.
- Сийн так мучался перед смертью, я понимал, что его мучения могут закончиться, только если он снова обретет веру в мечту. Но что бы я ни делал, это только добавляло ему страданий. Глаза у него были совсем пустые и погасшие. Когда я ему говорил что-то, он смотрел ими на меня, и каждое мое слово доставляло ему боль. Если бы он перешагнул эту боль, прошел сквозь нее, но он бежал от нее, а вместе с ней оказалось, он бежал от мечты, от меня и от жизни.
- Значит, боль его души была нестерпима. Откуда мы знаем, что пришлось бы пройти ему, чтобы вновь обрести мечту, во что бы она ему обошлась?
- Ты думаешь, ничего нельзя было сделать?
- Я не знаю, Сайн, уверен только в одном, ты сделал все что мог, а больше чем ты, сделать не смог бы никто - подул тёплый ветер, зашумели листья. Старая яблоня, заскрипела и как будто закивала, своей кроной подтверждая слова Зайна - Откровенно говоря, я вообще преклоняюсь перед тем, что вы делали с Сийном и что ты делаешь сейчас за вас обоих. Когда мы с Зийном шли на вершину горы, как бы трудно нам не было, мы видели ее. Мы видели, сколько нам еще осталось идти, мы видели, как она приближается, чем больше усилий мы прилагали, тем ближе она была. С вашими звездами все гораздо сложнее. Это как если бы мы с Зийном отправились покорять гору, не зная, где её вершина, не зная, как далеко и сколько придется идти. Но и это не главное. Получается, нам пришлось бы идти, не зная, дойдем ли мы, возможно ли это вообще. Не думаю, что тогда мы решились бы на такой поход. А ты превратил в этот нескончаемый поход всю свою жизнь. Ты настоящий герой.
- Представь, Зайн, что есть не одна гора, а десять и одна выше другой. Но нельзя сразу покорить самую высокую гору. Сначала нужно взобраться на самую маленькую, потом на следующую, и так дальше по порядку. Каждый раз, поднимаясь и спускаясь, и нет никакой возможности пропустить не одну из гор, которые становятся все выше и выше. Чем больше вершин ты покорил, тем выше следующие. И с их вершин твоим глазам открываются вдали новые горы. И чем боле высокую вершину ты покоряешь, тем больше новых гор ты видишь. Которые становятся все выше и выше, и их уже не десять, а несколько десятков, и ты понимаешь, что это тоже не все горы, что следующая вершина откроет твоему взору пару тройку новых гор, еще более высоких и зовущих. И никто не знает, будет ли им конечное число или нет, сколько займет весь путь и есть ли вообще конец у этой дороги по вершинам гор. Но стоя на вершине каждой из них, ты чувствуешь себя победителем, сердце бьется чаще, и ещё сильнее манит и зовёт следующая вершина.
- Только никто не видит твоих вершин.
- Ну, потому что это мои вершины, я особо и не собираюсь их никому показывать. Главное, чтобы я сам их правильно видел и знал где следующая. И они чтобы меня видели и придавали мне сил идти дальше.
- И давно ты это придумал?
- Нет, к сожалению, понимание этого мне нелегко далось. Если бы я не поменял свой взгляд на мечту, на годы, необходимые для этого пути, возможно, я закончил бы как Сийн. Эта сравнение пришло мне на ум позже, сначала пришло понимание. Хотя слово "пришло" не подходит. Ночами не спал, аппетит совсем пропал, ни солнце, ни пение птиц не радовало меня тогда. Может полгода, это длилось, а может больше.
- По-моему, я припоминаю это, ты тогда сильно похудел и ходил все время мрачнее тучи. Я и подумать не мог, что все было так серьезно. Я думал, что просто у тебя с твоими расчетами что-то не ладится. Но почему мне ты ничего тогда не сказал?
- Потому что ты прав по поводу дорог, которые мы выбираем. Я должен был пройти через это препятствие сам. Никто не смог бы мне ничем помочь. Я должен был сам все понять и разобраться в себе. Тогда я думал, что никто не сможет мне помочь, а сейчас я наверняка знаю это.
- Мне все больше кажется, что дорога, которой ты идешь, Сийн, гораздо труднее всех остальных. Идти по вершинам невидимых гор гораздо труднее. Ведь чтобы на неё взобраться, нужно сначала её увидеть, и не только увидеть, но и почувствовать её, ощутить её твердь, чтобы было к чему прикоснуться, чтобы была та поверхность, по которой можно идти, настолько, чтобы она подпирала твои ноги. И это притом, что никто кроме тебя её не только не видит, но даже не подозревает о её существовании. Не удивительно, что никто не замечает твоего восхождения. Здесь не может быть не поддержки, не одобрения. Как, наверное, трудно обходиться без них?
- Главное знать самому о своем восхождении и всегда видеть вершину своей горы. Ведь только упустишь её из виду, как знать, в какую расщелину ты упадешь? Если даже сам перестаешь видеть ту высоту, с которой падаешь. А уцепиться уже будет не за что, ведь и сам тогда уже не будешь видеть, за что цепляться.
- Тогда, на вершине горы мы с Зийном думали, можно ли как-то классифицировать мечту. И сейчас я с уверенностью могу сказать, мечта - это вера. И если много людей верит в вершину твоей горы, то она становиться уже не только твоей. И чем еще больше людей верят в неё, тем легче её достичь тем, кто пошёл к её вершине. Но если никто даже не видит твоей горы, тем труднее достичь её вершины, и даже победа тогда не так сладка, ведь даже поделиться ей не с кем. Разве скажешь, кому-нибудь - "Посмотри! Я стою на вершине горы, я смог, я сумел, я преодолел, я достиг этого", и в лучшем случае услышишь - "Какая еще гора, ты стоишь там же где я, под твоими ногами грязь".
Наступил полдень, солнце, как и всегда в это время суток стояло прямо над горой. Вершина светилась чистым белым светом, свет спускался с неё по прожилкам ледников, иногда пропадая в тени скал, то снова восстанавливая чистое белое свечение. Как будто, солнце разгоняло по телу исполина белую святящуюся кровь, спуская солнечный свет к подножью, по венам ледников. Птичьи голоса стихли, пережидая полуденный зной. Стрекотание насекомых, напротив, пользуясь птичьей фиестой, разошлось не на шутку. Звуки поднимались из травы вместе с её запахом и скользили вверх по прогретому воздуху, затем легкий ветерок подхватывал стрекотания насекомых, перемешанные с запахом травы, и не спеша, разносил по долине.
- А как ты думаешь, Сайн, может ли такое быть, чтобы человек выбрал не свою гору? Представь, идет он, идет, и вроде все правильно делает, но чувствует иногда, что, что-то не так.
- Я думал об этом. - быстро ответил Сайн, как будто ждал этого вопроса, - Смотря на это с высоты всего прожитого и пережитого, - Сайн замолчал, подбирая слова - Ну в общем, сейчас я легко бы это понял, проблема в том, что тогда, когда молодой человек выбирает свой путь, он не всегда может понять это. Откуда нам тогда было знать, когда все мы были молоды, что все мы вчетвером выбрали свой путь. Что никто из нас не ошибся и не пошел чужой дорогой. Чтобы понять это, необходим опыт. Но опыт не приходит ниоткуда, чтобы приобрести его, уже нужно пройти некий путь.
- Знаешь, Сайн. - перебил его Зайн, подумав, что он слишком далеко ушел от заданного вопроса, - Когда мы поднимались на гору, каждый пройденный рубеж придавал нам сил, каждая отмеченная на маршруте точка. И на каждом рубеже мы чувствовали прилив сил, и желание достичь нашей мечты усиливалось с каждым днем пути. И хотя физическое наше состояние ухудшалось с каждым днем, то, что заставило нас пойти в гору, становилось все больше и сильнее. И все сильнее манила вершина, тянула нас к себе. С годами, мне все больше и больше кажется, то, что мы дошли, не меньше, чем чудо, не говоря уже о моем возвращении. Я думаю, что человеку это вообще не под силу, то, что мы сделали. И поэтому я уверен, что нам кто-то или что-то помогал. Я уверен, иначе мы бы не дошли.
- Конечно, но представь, что пошел с вами кто-то третий. А с ним некому поделиться силой, и точка на карте для него всего лишь точка на карте, а привал всего лишь привал. То, что ты рассказываешь и есть главный признак того, что вы пошли своим путем, и сам путь придавал вам сил, даже пока вы не достигли своей мечты. И человек, испытавший это, никогда не перепутает это волшебное чувство ни с чем другим. Так же можно понять, что ты идешь не предначертанной тебе дорогой. Но опять возникает тот же вопрос. Как человеку, ни разу не падавшему понять, что он падает, и что пора сворачивать с этой дороги, и что если ты пойдешь по ней дальше, расшибешься насмерть.
- Да-а, - задумчиво протянул Зайн - с нашей горой все действительно проще, уж если ты падаешь, то ты точно знаешь что падаешь. Куда сложнее это понять на твоих десяти горах.
- Чувства и эмоции не отличаются. На вершине ли ты горы или в душной лаборатории. Главное научиться понимать их. А для этого, нужно хотя бы один раз в жизни пережить их..., хотя одного раза наверное маловато, чтобы быстро понимать, идешь ты вверх или падаешь в низ. Уж ты то точно ни с чем не спутаешь то чувство, которое испытал, стоя вместе с Зийном на вершине горы.
- Да..., не спутаю!
- Мне кажется, что это вообще самое ценное, что может быть у человека. Радость побед и боль поражений. И хранить их нужно в своем сердце, хранить всю жизнь. И не только потому, что они так тяжело дались и многого стоили. А потому, что это самое важное подтверждение, что человек жил, а может быть и единственное.
10
Прошло еще много лет. Зайн лежал весь в белом. Рядом сидел Сайн.
- Как ты? - спросил Сайн, скорее не для того чтобы получить ответ, а чтобы просто услышать голос умирающего брата.
- Нормально, дышать только все труднее и труднее. Где же священник?
- Не переживай Зайн, сейчас он придет. - Зайн посмотрел на Сайна и чуть улыбнулся.
- Я не переживаю, так, просто, охота поболтать перед смертью.
- Ну перед смертью не наболтаешься, вот дождешься там меня, вот тогда и наболтаемся.
- Нам то там втроем веселее будет, ты старый пень совсем один тут остаешься - сказал Зайн и тихо захихикал.
- Я не один. Со мной мои звёзды. - ответил Сайн, и тоже улыбнулся.
- Завидую я тебе, Сайн. Ты всю жизнь прожил с мечтой, в дороге к ней. И Зийну тоже немного завидую, хотел бы я лежать там, вместе с ним. Представляешь, он умер, обнимая свою мечту, и всегда будет лежать на вершине своей мечты с улыбкой на губах.
- Да ладно тебе, вон семеро собираются на гору. Если бы не ты с Зийном, разве хватило бы у них на это смелости? И если бы ты не смог вернуться, кто бы рассказал людям о вашем подвиге? Говорят, они хотят отнести Зийну букет цветов, фляжку вина и край хлеба.
- Зийн был бы рад.
- А ты.
- Конечно. Вот только, сколько их дойдет до туда, и сколько вернется? Сами не понимают, что это поход по лезвию ножа. - Зайн говорил с трудом, тяжело дыша, перед каждым словом набирая воздуха.
- Вы с Зийном молодцы, дошли до самой своей мечты. И вселили её в этих семерых, а в скольких они её вселят, и следующие тоже? Я завидую Вам! Вы создали то, что будет жить в веках, а может, пока будет существовать человек на Земле. И всегда будут люди, которые как ты с Зийном, будут стремиться на вершины непокоренных гор.
- Да я и не спорю. Я прожил долгую и счастливую жизнь, и ухожу спокойно. Я знаю, что такое стоять на вершине своей мечты, и один этот миг стоит всей жизни.
- Хотел бы я, Зайн, постоять там с вами.
- Да Сайн, это было бы здорово, если бы мы могли все вчетвером встретить там рассвет.
- Конечно. - Зайн улыбнулся
- А потом, вчетвером полетать между звездами - на лице Сайна тоже появилась легкая мечтательная улыбка. - Ну, мы с Сийном немного не успели. Но я уверен, что кто-нибудь после нас обязательно воплотит нашу мечту.
- Обязательно, я уверен, что так и будет, да и ты еще не мало сделаешь. Ваша с Сийном мечта прекрасна, что может быть величественнее, чем отправиться к звездам. Если бы люди не отговаривали Вас, а помогли, кто знает, может уже сейчас, мы летели бы между звезд.
- Да нет - улыбнулся Сайн - там еще работать и работать. И мне уже точно не успеть, даже если Сийн был бы жив, вдвоем все равно было бы не справиться, за одну человеческую жизнь.
- Ну, к тебе же ходят эти два паренька, интересуются, помогают немного.
- Да уж, новые деревенские сумасшедшие. Как бы не постигла их наша с Сийном участь. Как бы не пришлось им заплатить ту же, что и нам цену.
- Не бойся, я видел их в толпе сверстников, и мне показалось, что они пользуются там авторитетом и уважением. Ваша мечта многим уже не кажется безумной.
- Это хорошо.
- Сайн, вынеси меня во двор, хочу посмотреть на нашу гору.
- Сейчас. - Сайн взял свою кровать, вытащил её во двор, вслед за кроватью вынес матрас, подушку и покрывало, вернулся, начал поднимать Зайна своими старыми морщинистыми, но все еще сильными руками руками. В это время в дверь постучали.
- Мир вам, - сказал, заходя, священник.
- Зайн попросил, чтобы его вынесли во двор - вместо приветствия сказал Сайн.
- Последняя воля - закон - сказал священник, поднял Зайна на руки и понес из дома. Священник положил его на поставленную Сайном кровать, и глаза Зайна оказались как раз напротив горы.
- Хотел бы попросить у Бога я, когда моя душа покинет тело, и куда бы она не полетела, чтобы Он позволил ей, не надолго залететь на вершину горы, и побыть там совсем чуть-чуть.
- Зайн, - сказал священник, - я уверен, что он слышит тебя, не сомневайся, так и будет.
- Это хорошо.
- Зайн, дитя Создателя нашего, - начал священник - готов ли ты предстать перед ним.
- Готов...........
- Хочешь ли ты покаяться в грехах своих?
- Да. Прости мне Отец наш небесный грехи мои. Грешен я, каюсь я.
- Господи прости и отпусти грехи рабу божьему ... Иди с миром,
- Иду, ... - сказал Зайн и на последнем выдохе закрыл глаза.
11
Прошло несколько лет. Сайн продолжал свои опыты и расчеты, трое учеников помогали ему. Все чаще он выходил ночью во двор, ложился на скамейку, подложив под голову подушку, и смотрел на звезды. Все чаще он вспоминал своих трёх братьев.
***
- Люблю приходить за счастливыми людьми, которые прожили счастливую жизнь, многое сделали, многое познали. Такие люди уходят с миром, оставляя после себя хороший добрый след, который видно много лет. Иногда даже по дороге есть о чем поболтать.
- Вот уж не знал, Смерть, что ты любишь поболтать со своими сопровождаемыми.