Аннотация: Перевод главы "Возрождение Августа" книги Джесси Бенедикта Картера/Jesse Benedict Carter "Религия Нумы и другие заметки о религии Древнего Рима"
Политика вызвала упадок государственной религии. Ослабленная атаками скептической философии, ушедшая из сердец простых людей, вытесненная восточными культами государственная религия в итоге утратила влияние из-за злоупотребления политическими приемами. Ее жречество опустело, ее храмы превратились в руины с травой, проросшей на мозаике полов, и пауками, плетущими паутину на новых алтарных одеяниях. Нам с нашими современными взглядами кажется невозможными, возрождение государственной религии, и, возможно, ни одна государственная религия мира не смогла бы вернуться к жизни снова, потому что ни одна государственная религия до такой степени бы не составляла часть государства, если бы только само государство не было теократией; и то, что Август смог с этим справиться, становится не менее замечательным,
даже при несколько более благоприятных условиях чем, те, что предлагал государственная религия Рима. Попытался ли бы Юлий Цезарь начать реставрацию- это один из вопросов, которые его смерть оставила без ответа. Конечно, мыслящие люди его времени надеялись, что так бы оно и было, и именно надеясь на это, Варрон посвятил ему "Божественные древности"; и другой его современник, Граний Флакк, посвятил ему свою книгу "О призыве к богам". Но кроме одного закона, который согласно его предписанию "относился к жречеству", отсутствуют сведения о его достижениях и его намерениях, и величайшая работа осталась практически нетронутой для искусной руки Августа.
Чтобы понять, что сделал Август и как ему удалось достигнуть успеха в отношении государственной религии, мы должны получить представление об идее Августа применительно к государству в целом, религиозная реорганизация которого была всего лишь его частью. Одна из самых изысканных характеристик императора Августа, существовавших когда-либо, принадлежит перу профессора Моммзена, она содержалась в относительно скромном латинском предисловии к изданию автобиографии Августа, Res Gestae, поэтому оно осталось неизвестным. Моммзен описывает Августа, как "человека который искусно носил маску великого, хотя сам он великим не был". Это утверждение, подобное эпиграмме, выглядит проницательным, но оно несправедливо, хотя это и есть мнение об Августе, которое мы можем ожидать от человека, который, как Моммзен, безгранично восхищался Юлием Цезарем. На страницах истории вплоть до наших дней можно встретить множество людей, о которых можно сказать, что великими они не были, но дела вершили великие. В некоторых случаях, несомненно, мы можем рассматривать человека и его деятельность отдельно, но в других сам человек вводит нас в заблуждение так же, как и своих современников, когда кажется им тем, чем хочет для них быть. Случайно произошло так, что человек, который призван управлять другими людьми и реорганизовать находящееся в состоянии хаоса правительство лучше всего был способен выполнить свой долг дипломатическим путем, путем примирения, который часто неверно понимали те, кто его окружал, кто считал мягкость духа малодушием, а сдержанность - слабостью. Более верно было бы описать Августа как того, кто искусно носил маску обычного человека, хотя сам был личностью выдающейся. Чем больше мы узнаем о хаосе, в котором пребывал Рим после Второго Триумвирата, тем больше мы понимаем, что имела место не только полная дезорганизация всех учреждений государственного аппарата, но и абсолютная деморализация граждан, тем более мы ценим невозможную задачу, которая стояла перед Августом и которую он успешно решил. В течение ста лет (133-30 г. до н.э.), от Тиберия Гракха до Актия, едва ли было десятилетие, в которое в Риме бы не случалось какое-нибудь ужасное восстание. Даже великий Цезарь потерпел поражение, не предложив единственное средство, которым можно были вылечить болезни эпохи, хотя удары, которые в действительности убили Цезаря, были всего лишь событием в истории, действиями безответственных людей, его гибель была не случайным происшествием, но неизбежным логическим последствием имперской политики. Но Август продолжил учреждать форму правления, которая сделала возможным для него и его родственников занять престол почти на сотню лет, и даже когда произошел переворот, созданное им стало основным оплотом правительства на следующие столетия. Мы значительно отклонимся на темы, если полностью ответим на вопросы, как ему это удалось, но, в общем, об этом можно сказать пару слов, и все оставшееся станет ясным, когда мы исследуем реорганизацию религии.
Секрет успеха Августа заключался в его безграничном такте и дипломатии, с которой он управлял, чтобы усилить престол и его собственное положение на нем, пока видимо сохранялась форма республики и обычаи древности. Остается открытым вопрос, побуждало ли его к тому благо государства, или только свои собственные эгоистические интересы, но, несомненно, он даровал Риму единственную форму правления, которая могла истребить привычку к переворотам и таким образом спасти государство. Он преуспел, потому что не недооценивал трудность поставленной задачи, и, соответственно, приложил к достижению поставленной цели все возможные усилия, особенно акцентируя внимание на психологическом элементе, последовательно и обстоятельно идя избранным путем, чтобы достигнуть своих целей. Он не удовлетворился временными средствами, которые могли привести к тому, что он бы расстался с жизнью; он заложил основание на будущее. Яснее всего это было провозглашено в одном из его эдиктов, где он говорит: "Может, мне на долю выпало сделать государство стойким и сильным и достигнуть желаемого--за плод моих трудов я могу быть назван творцом этого, и я могу надеяться на то, что, когда я умру, основы, которые мною заложены, меня переживут". Это прочное основание должно было быть заложено глубоко в национальной психологии, и именно его понимание психологической проблемы объясняет его реорганизацию религии. Столетие гражданской войны почти полностью уничтожило дух единства и создало огромное количество незначительных поводов для ненависти у людей. Люди так долго преследовали свои личные цели, что они практически полностью забыли об интересах государства. Но дух патриотизма мог быть возвращен к жизни, и люди должны были начать думать о государстве и забыть о себе, объединиться в любви к одному этому универсальному объекту поклонения, они должны были научиться единству, которое постепенно должно было распространиться на всю их жизнь. Но и государство должно было предстать не в состоянии глубоко кризиса, истерзанным гражданской войной, картина настоящего могла лишь вызвать новые войны; вместо этого оно должно было стать идеальным государством, государством настолько далеким, настолько отличным от граждан, что они казались ему одинаково близкими. Если государству следовало стать чем-то большим, чем чистая абстракция, оно должно быть облачено в полные почтения одеяния прошлого, оно должно было быть Римом старых добрых дней. Даже если бы они навечно не оплакивали "Золотой Век" в прошлом и потерянный рай, то должна была быть надежда на будущее, на рай, который будет возвращен. Короче говоря, в сердцах людей должна была укорениться вера в вечность Рима. И таково было рождение
идеи "Вечного города", и не просто совпадение то, что первый раз в литературе эта фраза встречается у Тибулла, поэта эпохи Августа. Человек, который некогда был убежден в вечности Рима, мог обратиться к прошлому за вдохновением в полной уверенности, что все прекрасное, что некогда существовало, можно обрести вновь. Но Август бы более чем сентиментальный энтузиаст, он видел, что людям недостаточно опустить свои мечи, когда они буду озарены "Roma Aeterna", что их взор снова будет усталым и устремится к земле, и они снова возьмут мечи. Эти мечи должны были быть перекованы на орала, и у них должны быть сточены лезвия; заброшенные поместья Италии должны быть заселены заново, и стабильность государства должна быть увеличена за счет роста числа населения, занятого в сельском хозяйстве. Но для выполнения этой задачи требовалось нечто, что было бы одновременно и строже, и мягче юридических постановлений.
Поэт должен был смягчить путь закона. Именно поэт мог сильнее всего увлечь людей прошлым: и, таким образом, поэзию эпохи Августа вдохновлял император, и он ею руководил, так чтобы путем описания славных деяний старого Рима вдохновить людей на то, чтобы новый Рим стал бы еще более славным, чем старый. Практически каждый поэт его эпохи находился под прямым или косвенным влиянием правителя. Именно советник императора, Меценат, который вдохновил Вергилия написать его "Георгики", и эти нарисованные яркими красками картины сельской жизни сделали столько же, чтобы планы императора осуществились, сколько сделала позже "Энеида". И Вергилий был не единственный из тех, кто описывал сельскую жизнь; Тибулл даже с большим трепетом, чем сентиментальный бард Мантуи, рассказывал ту же самую историю, только совершенно иным образом.
Но к тому времени мифы, которые Греция даровала Риму или те мифы, которые Рим сам для себя создал для себя по греческому образцу, полностью стали частью национального прошлого. Они также вошли в план Августа. Другой протеже Мецената, поэт Проперций, постепенно отошел от любовной поэзии, и вместо этого его наполнило стремление воспевать римские храмы и древние римские обычаи, так что Кинфия постепенно уступила место Терпейе и Вертумну, а Рим Августа- Риму Ромула. Даже не знающий меры Овидий пытался в своих красочных произведениях содействовать ему в его работе и в своих Fasti начал писать историю праздников римского года. Но над всем этим, обладая безмерной значимостью, возвышается "Энеида" Вергилия. В описании различных событий двенадцатой книги выделяется великая цель- прославление Рима и Августа. От падения Трои, через долгие странствия и жестокие войны в Лации, к финальной победе над врагом, и мы видим, что Энея ведет рука богов, чей волей должен быть создан Рим. Урок был очевиден. Провидение, которое в прошлом вело нас, до сих пор нас защищает; и у нас нет права терять стойкость духа, и нашему будущему покровительствуют те же боги, которые вели отцов наших с земли Трои, через войска греков. Но здесь кроется и другой урок Энеиды, который Август использовал более прямо. Ее герой, безупречный непоколебимый Эней - прямой предок дома Юлиев, к которому принадлежал Август и основание Рима показывает не только то, чем была воля богов применительно к городу, но и в не меньшей степени особое назначение и защиту правителя. Таким образом, потомки Энея богами были предназначены к тому, чтобы править Римом.
Несомненно, действительно, поэзия привела к результату, который имел серьезные последствия, потому что влияние ее трудно оценивать и анализировать. Для достижения психологического результата необходимо было, чтобы люди действительно поверили в эти мифы; большее было бы достигнуто, если бы они позволили своим мыслям жить с идеями, которые в них содержались. Только это и оставалось, чтобы сделать снова плодородной почву патриотизма, которую сделала бесплодной гражданская война. Но Август мыслил достаточно широко, чтобы осознать ценность литературы, и ему удалось понять, что люди не смогли бы жить одними лишь мифами, что их должен окружать видимый культ и материальные храмы богов, чтобы их чтобы их вера была направлена на созерцание этих храмов, а жизнь - наполнена деятельностью. Литература вдохновлялась патриотизмом, и патриотизм был основанием духовного возрождения государственной религии, но государство само должно было своими действиями подготовить внешнюю форму, в которой бы выражалась эта активность. Очень трудно ответить на вопрос, насколько искренним был Август в этих религиозных реформах. Если сущность религии заключается в деятельности, а не в вере, в словах, а не в вере, то Август был глубоко религиозным человеком. О дальнейшем мы судить не можем, так как нашему суждению препятствует не только незнание фактов, но и наша неспособность освободиться от современной точки зрения при интерпретации некоторых известных нам фактов. Несомненно, что император подходил для выполнения этой задачи наилучшим образом, так как с ранних лет он был членом трех жреческих коллегий: понтификом, авгуром и стражем Сивиллиных книг. С характерной для него скромностью он, однако, воздерживался от того, чтоб стать верховным понтификом до 12 г. до н.э., пока смерть Лепида, отвергнутого члена Второго Триумвирата, не сделала должность свободной.
Тот, кто понимает политические реформы Августа, не испытывает с пониманием реорганизации религии, потому что в основе лежали одни те же принципы и одни и те же тенденции. В обоих случаях упорно избегали инноваций и нововведений, конечно, за исключением тех, что носили административный характер. В каждом случае попытка увенчалась успехом, когда казалось, что старые учреждения республики воссозданы, тогда как, по сути, искусно восстанавливалась форма, а само содержание было полностью новым. И в каждом случае истинным результатом было усиление монархии и подчеркивание божественного права дома Юлиев. При изучении реставрации религии Августом недостаточно подробно написано о том, что старые формы были восстановлены, но нужно в каждом случае исследовать заложенное в них новое содержание, даже если очевидно, что в большинстве случае это содержание является всего лишь замыслом. Приверженность Августа архаике нигде не проявлялась ярче, как в одном из древних религиозных действий: формальном провозглашении войны с Антонием и Клеопатрой в 32г. до н.э. с помощью фециалов. Эти фециалы были очень древней жреческой коллегией, которая под управлением Сената действовала в качестве представителей международного права . Посредством их заключались договоры и объявлялись войны, но кажется возможным, что этот обычай прекратил действовать после Пунических войн, и, соответственно, коллегия потеряла значение, если совсем не умерла. Но в качестве первого шага на пути воссоздания жречества Октавиан восстановил коллегию с ее прежним статусом и даровал также некоторые дополнительные привилегии, так что люди были впечатлены моральной правотой в случае с Антонием и Клеопатрой и также тем фактом, что это была международная, т.е. иностранная война, а не гражданская война, в которую они должны были быть вовлечены. Результат реставрации Августа остался надолго, и в это время в течение целого столетия жречество высоко почиталось, и сами императоры к нему принадлежали.
Это характерная черта начала деятельности Августа. И первоначально тем, к чему он обращался в своих религиозных реформах, был человеческий элемент, и поэтому на жречество следовало обратить особое внимание. Вскоре после битвы у Актия он восстановил другое древнее жреческое сообщество, арвальских братьев. Это было действительно очень старое сообщество, состоящее из двенадцати человек, оно участвовало в очищении земли, Ambarvalia, которое так называлось, потому что церемония заключалась в том, что торжественная процессия проходила вокруг границ полей. Но территория Рима увеличилась, и древнюю церемонию проводить стало невозможно, и она совершалась только лишь символически путем того, что у различных мест на границах приносились жертвы, арвальские братья утратили свое значение, так что эти символические жертвоприношения вместо них совершали понтифики. Август, однако, в этом жреческом сообществе увидел возможность подчеркнуть связь римской жизни с сельским хозяйством и связь императорского семейства с занятым в нем населением. Центром этого нового культа стала священная роща у пятого камня, указывающего на расстояния, на Via Campana, и здесь были сделаны удивительные открытия, связанные с надписями, "протоколами" собрания этого необычного сообщества со времен Августа. Но пасторальная сторона этого культа была представлена незначительно, даже в эпоху Августа, по сравнению с их молитвами и прошениями, обращенными к императорскому дому, так что записи об этом предположительно сельскохозяйственном жреческом сообществе являются для нас одним из самых лучших источников изучения императорского культа
Три другие жреческие коллегии, понтифики, авгуры и стражи Сивиллиных книг (дуумвиры), не нуждались в том, чтобы их действительно воссоздавали, так как их участие в политике сохранило им жизнь в последние века республики, когда политическая польза была самым лучшим средством выживания в борьбе. Но тот факт, что они обладали политическим влиянием, делал еще более необходимым контроль над ними для императора, который желала сосредоточить в своих руках всю возможную политическую власть. Это противоречило в целом политике Августа, направленной на уничтожение всех институтов, которые либо были в действительности, либо их таковыми представляли, что, по его мнению, было одним и тем же, бастионами республиканизма. На самом деле, однако, эти жреческие объединения были одним из средств, служивших тому, чтобы поставить республику под контроль одного человека. И поэтому Августу было легко решить проблему; необходимо было только оказать почести этим жреческим сообществам, еще больше возвысив их и сделав так, чтобы на должности в них могли избираться только те, кто обладал статусом сенатора, забрать основные позиции в них себе и заполнить своими людьми. Таким образом, внешне была спасена республика, а на самом деле усилилась империя.
Но жреческое сообщество, которому Август уделял особое внимание, было сообществом Весты, девственницы-весталки. Здесь им двигало не только желание в целом улучшить условия жречества, но и особая заинтересованность в культе Весты. Причины того, почему он был так заинтересован в Весте, будут объяснены, когда будут обсуждаться любимые культы императора; но коротко о влиянии на жречество Весты можно сказать и здесь. Жрицы Весты были практически не вовлечены в политику, но жречество пострадало наряду с прочими религиозными организациями государства из-за общего равнодушия и пренебрежения всем, что было связано с религией, что характеризовало последние века республики. Как и в древности, лучшие семейства государства были не готовы к тому, чтобы дочери их посвятили себя этому служению, таким образом, статус понизился, а влияние весталок уменьшилось. Но сейчас все это мгновенно изменилось, внешнее почитание и отличительные достоинства весталок выросли, пока они не стали обладать такими привилегиями, которых не было даже у императора. Когда они шли по улицам, их сопровождал ликтор, самое высокое должностное лицо в государстве из всех, которые были; в театре им предоставляли специальные сиденья. Но тем, что было самым примечательным, что сделал для них Август, что больше всего помогло их возвышению, было заявление императора, которое разнеслось благодаря ходящим в народе слухам, что если бы у него была внучка соответствующего возраста, он, не колеблясь, сделал бы ее весталкой.
Ближе к концу своей жизни Август приготовил постановление, в которое он собрал все, что сделал за время своего правления, нечто вроде compte rendu времени, когда он правил. Косвенным образом практически все это дошло до нас, и, естественно, нам оно служит величайшим источником знаний о его деятельности. После перечисления большого количества религиозных реформ он добавляет: "Военные трофеи я посвятил богам на Капитолии, в храме бога Юлия, в храме Аполлона, в храме Весты, в храме Марса Мстителя". Эти слова раскрывают нам секрет особенных религиозных пристрастий Августа, разгадка, которая нужна была еще больше из-за его явно кажущегося либеральным духа и кажущегося интереса ко всем формам римской религии. Никто из тех, кто восстанавливал, а иногда заново строил восемьдесят два храма различных божеств, не мог быть обвинен в недолжной избирательности, в том, что делался акцент на отдельных сторонах религии и полностью исключались другие. Но на самом деле под этой общей заинтересованностью скрывались некоторые особенные пристрастия, и этот отрывок из его трудов ярче, чем прочие свидетельства, показывает нам, что же это были за боги. Естественно, в каждом списке могущественных божеств должен был присутствовать Юпитер, поэтому первым и упоминается храм на Капитолии; на самом же деле культ Юпитера у Августа был только формальностью, чем то, во что он был действительно вовлечен. Его отношение было скорее вежливым принятием неизбежного, чем полным воодушевления поклонением. Юпитер не подходил для его целей, потому что он не мог связать его с иной формой правления, кроме республики, гораздо в меньшей степени, чем с особенным правящим семейством вроде дома Юлиев. Юпитер должен был означать республиканизм. Капитолийский храм появился во времена республики в 509 г. до н.э., и вокруг него был ореол республиканизма, который был слишком приметным, чтобы использовать его как маску, которая скрывает имперские черты. В то же время черты четырех других божеств от него очень сильно отличались. Боги Юлий, Аполлон, Веста и Марс Мститель либо отождествлялись с императорской семьей либо легко были связаны с ней.
Главной чертой религии империи была вещь совершенно уникальная и практически неизвестная республике: культ императоров как богов. Начиная с Августа, это было главной чертой государственной религии; начало его - во времена его правления, и он полностью за это ответственен. Нам, с нашими современными идеями, кажется очень странным то, что живому человеку поклоняются, как богу; странным кажется и поклонение мертвому, как богу, но у нас по крайне мере есть аналогия- культ святых, и унаследованное чувство культа предков, которое периодически пробуждается в нас. Но нам следует избавиться от современных идей и попытаться разобраться в исторической эволюции культа императора. Его эволюция совершенно понятна, и мы можем увидеть каждый шаг ее, хотя, когда мы будем делать это, нам придется вспомнить различные процессы, которые мы вынуждены обсудить один за другим, во время нашего объяснения, продвигаясь естественным образом, и исследовать взаимное влияние одного на другое, что мы можем исключить из нашего исследования, но должны позволить ему остаться в итоговом выводе.
Мы уже увидели, что с начала религиозной жизни в Риме идеи эти присутствовали повсеместно, каждый человек и каждая семья имели своего божественного двойника, человек- в виде гения, семья - в виде духов-покровителей, Весты, Пенатов и позднее Ларов. Дополнительно к этому, под влиянием греческих мифов, которые восприняли различные семьи, некоторые боги, изначально независимые, обели особенную связь с этими семьями. Каждая семья естественно, была заинтересована в поклонении своим богам, но этот частный культ также ограничивался этим семейством и всеми, кто был с ними связан. И предварительно первым шагом на пути культа императора стало то, что богам императорской семьи начали поклоняться другие семьи, потом все семьи, а потом - и государство. Но с самого начала боги каждой семьи включали в себя обожествленных предков, Di Manes, сначала их представляли в общем виде, а не как личности, но ближе к концу республики они начали приобретать индивидуальные черты, так что следующим этапом культа императора стало то, что умершему Юлию, выдающемуся предку нынешнего императора, начали поклоняться весь народ и государство. Но также с самого начала был и другой элемент в семейном культе, культ, связанный с гением или божественным двойником здравствующего хозяина дома. Этому соответствовал другой этап в развитии культа императора, почтение, которое выказывало целое государство гению всех живущих, императору. Таковы были три шага: почитание всем государством богов императорской семьи, в трех формах, боги семьи в целом, и в частности обожествленный предок, и гений живого представителя, в общем, вдохновителем и создателем того был Август. Наконец, пришел с Востока образ мышления, полностью противоречащий римским идеям, согласно которому не только гений живущего императора, но каждый человек сам по себе в жизни и смерти был божественным. Август боролся с этой теорией, но потом он отступил перед ней и позволил поклоняться себе как богу на Востоке и некоторых прибрежных городах Италии, которые находились под сильным восточным влиянием, но он запретил его в Риме, тем самым создал прецедент для лучших из тех, кто пришли ему на смену.
Это отступление было необходимо сделать, чтобы понять предпочтения Августа, когда он выделял отдельные культы. Несомненно, что он не предвидел, как разрастается культ императора из его установлений, и не планировал это; однако, он был весьма заинтересован в том, чтобы выделить культ некоторых богов своей семьи. Эти четыре бога, следовательно, были теми, кого он перечисляет вместе с Юпитером при кратком изложении своей религиозной деятельности--Аполлон, Веста, Марс Мститель и бог Юлий--они были тесно связаны с его семьей; и если мы добавим к этому культу его собственного гения, Genius Augusti, мы увидим настоящую сущность его религиозной реставрации. Нам остается только рассмотреть, каким образом эти божества были связаны с его семьей и что он делал, чтобы усилить их культ и в то же время соединить их с собой.
Со времени прихода в Рим Аполлон резко контрастировал с Юпитером. Оракулы Аполлона, Сивиллины книги, принесли с собой греческих богов, что неизбежно понизило уникальное положение и ни с чем не сравнимый престиж Юпитера Оптимуса Максимуса, величайшего представителя национальной идеи в римской религии. Сначала этот контраст был едва намечен, и особые оракулы Аполлона, которые были призваны уничтожить всемогущество Юпитера, были помещены в храм Юпитера и находились под его покровительством. Различие стало сильнее ощущаться, когда возросло влияние жрецов Сивиллиных книг по сравнению с понтификами, жрецами культа Юпитера. Это противостояние стало сильнее к 367 г. до н.э., когда жреческая коллегия оракулов стала открытой для плебеев, в то время как понтифики все еще оставались патрициями. На первый взгляд, не подлежит обсуждению то, что понтифики для себя оставили более священную и еще более важную коллегию и менее значимую сделали доступной для плебеев. Но в борьбе этих двух учреждений то из них, что стало доступным плебеям, стало более важным и затмило то, что так трепетно охранялось, и элементы, которые старались сопротивляться прогрессу, были им уничтожены; и как старая коллегия Comitia Curiata, которую патриции сохраняли для себя, не могла сравниться с Comitia Centuriata, которая принадлежала обоим сословиям, так и коллегия понтификов утратила значение, в то время как оракулы постоянно сохраняли власть и влияние. Но не только потому, что Аполлон был великим предводителем греческого движения в римской религии, Август избрал его в качестве объекта поклонения. Им руководили намного более значимые соображения, так как Аполлон был особенным образом связан с домом Юлия всеми своими мифическими и историческими благодеяниями. Величайшим историческим свидетельством того, насколько был благосклонен Аполлон к Августу на его жизненном пути, была битва при Актии. Но притом, что это привело к первому заявлению о приверженности императора культу Аполлона, именно сражение при Акции сделало его поклонником бога, и то, что он начал почитать бога, было положено Актием, и все последующие знамения бога, показывающие то, как был к нему милостив бог, всячески им подчеркивались.
Неважно, сколько людей могли бы знать о предыдущих отношениях Аполлона с императорским домом, легенда о помощи при Актии и увековечивание легенды в великом храме на Палатине были достаточными доказательствами. Нельзя переоценить эффект влияния храма на Палатине на мораль, особенно когда мы понимаем, что, когда им часто пренебрегали, что этот храм приобрел безграничное влияние, потому что он был расположен на частной земле, связанной с личным домом императора, нам не следует забывать о том, что Палатин только находился в процессе становления резиденцией императора, и хотя дом Августа, когда он его оставил, был дворцом, во время его жизни он был всего лишь частной резиденцией. Храм Аполлона в то время, следовательно, чисто теоретически был скорее частным святилищем римской семьи, нежели местом государственного культа. Там поклонялись именно Аполлону дома Юлиев. И когда он стал чем-то большим, чем просто частный культ, этот храм очень быстро стал центром культа и непосредственным соперником Юпитера Оптимуса Максимуса на Капитолии. Оракулы Сивиллы, даже если они и содержали слова Аполлона, никогда не хранились в долине Фламиния, но вместо этого они всегда находились под опекой Юпитера Капитолийского. Но теперь эти оракулы, после того, как они были тщательно изучены императором, были помещены в новый храм на Палатине, и этим самым действием центр греческого культа в Риме был перемещен от Юпитера к Аполлону от Капитолия к Палатину, и тем самым между ними была объявлена война. Храм был освящен в 28 г. до н.э., и Август позволил ему посредством своего влияния подчинить себе римлян за десятилетие до того, как он сделал следующий шаг, который, по сути, соединил Аполлона и его сестру Артемиду-Диану с Юпитером и Юноной.
Мы видим, что в середине третьего столетия до нашей эры среди прочих греческих богов в Рим пришла пара божеств мира мертвых, Дис и Прозерпина,, и в связи с этим были учреждены особые игры, называемых "секулярными" потому что они повторялись в конце каждого столетия (saeculum). Первоначально празднования состоялось в 249 г. до н.э., через сто лет с небольшим опозданием их праздновали снова в 146г. до н.э., следующая годовщина была пропущена, потому что она попала на середину гражданской войны между Цезарем и Помпеем, но теперь Август решил снова их праздновать. Были некоторые трудности, связанные с хронологией, но они не были непреодолимыми. Оракул был введен в обращение, или людей заставили чувствовать в нем необходимость, в то время как было провозглашено, что прошел великий цикл, состоящий из четыре раза по сто лет, и десяти лет и что сейчас началась новая эра. Император, если даже и не нес ответственность за этот оракул, очень сильно желал его принять. Это было существенным элементом его замысла: все мертвое должно обновиться, и новая эпоха должна начаться с новым духом. Этот новый saeculum должен был сопровождаться играми, которые были одновременно и похожи, и непохожи на те, что были в предыдущем столетии, Они праздновались, по крайней мере, на одном из районов святого места, Таренте на Марсовом поле, они длились, по меньшей мере, три ночи, как старые игры, но были добавлены три дня, ночью поклонялись божествам, которые в то же время они уже не были божествами мира мертвых, Дисом и Прозерпиной, наконец, они стали мистическими божествами рока и фортуны, в то время как боги дня, Аполлон и Артемида, Юпитер и Юнона, были в играх новыми, каковыми были и дневные празднества сами по себе. Но тождество Аполлона и Юпитера было выражено не только в параллелях между парами Юпитер-Юнона и Аполлон- Диана. Оно стало еще более очевидно в третий, и наиболее значимый день празднеств, когда три раза процессии из девяти юношей и три раза процессия из девяти девушек пела песню в честь Аполлона, которую написал Гораций и которая дошла до нас среди прочих его трудов, Carmen Saeculare, и которая в качестве дополнения к недавно найденным надписям рассказывает нам об играх словами carmen composuit Q. Horatius Flaccus (C.I.L. vi. 32323). В то время шествие начиналось от храма Аполлона на Палатине, двигалось к храму Юпитера на Капитолии, и потом назад к Аполлону на Палатине, тем самым указывая не только на тождество Аполлона и Юпитера, но даже и на превосходство последнего. Действительно, началась новая эпоха, эпоха, в которую новые объединения на Палатине и величие империализма затмили старые объединения на Капитолии с неизменным республиканцем Юпитером. Греческим богам, которые должны были теоретически подчинены римским, таким образом было гарантировано не только равенство, но и верховенство. Особенный культ Аполлона, таким образом, не всегда занимал возвышенное положение, которое даровал ему Август, но никогда полностью своей значимости не терял, потому, как уже начала устанавливаться общая идея верховенства имперского культа. Но это выдающееся празднество, учрежденное Августом, интересно и помимо его отношений с Юпитером и Аполлоном, так как это представляло собой искусное сочетание новых и старых идей в реорганизации Августа. В форме празднеств идеи эти открыто провозглашали себя старыми, но, по крайней мере, в двух аспектах они вводили новые элементы. В первую очередь участие в празднествах ограничивалось римскими гражданами, как в прочих римских празднествах. Другие могли наблюдать, но не участвовать, даже если они выполняли необходимые ритуалы. Но сейчас каждый свободный член общества, с женой и ребенком, мог присоединиться к празднествам, и это следует отметить, что это было ключевым моментом во всем, что было введено империей, это "высочайший и прекраснейший труд", как полагает профессор Моммзен, "и один из тех, что она выполнила практически совершенно, а заключался он в том, чтобы постепенно примирить и таким образом положить конец противостоянию правящего города и подчиненных сообществ, так изменить старый римский закон гражданства в сообщество, когда государство принимает в себя всех членов империи". Но даже это было не все; под видом реставрации старых институтов республики было подорвано основание всех учреждений республики, а именно - силы Сената. Это par excellence праздник Августа, организованный им или теми, кого он ввел в курс дела. Сенат либо совсем мало мог сказать о том, либо вообще ничего, и все же до сих пор контроль таких религиозных празднеств составлял неотъемлемую часть полномочий Сената. По-видимому, даже в самой процессии республиканские магистраты не были представлены. Таким образом, более не Сенат приглашал магистратов и граждан в постоянном и добросовестном отправлении неких божественных обрядов to perform, но император приглашал всех членов общества, в равной степени граждан и неграждан, присоединиться к нему в поклонении богам нового государства.
Большей части своего успеха Август был, несомненно, обязан некому моральному мужеству. Благодаря своему дипломатическому такту и желанию понять, чем жили люди его времени, он всегда мужественно отстаивал свои убеждения. Нигде это не показывается лучше, чем в его отношении к своему приемному отцу Юлию Цезарю. С самого начала он сам лично взялся то, чтобы даже за счет ухудшения своего материального состояния заплатить за наследство Цезаря, он всегда был в высшей мере искренним по отношению к человеку, чьим преемником он был, и ярче всего его вера проявлялась в области религии. Отсюда и возникли два культа, оба связанные с Юлием Цезарем, за которые Август был полностью ответственен, один - боа Юлия, другой - Марса-Мстителя.
Учитывая то, что Цезарь уже сделал для реорганизации государства, и то, что он планировал совершить, его смерть была национальным бедствием, но его влияние должно было остаться и сохраниться путем возведения его в ранг бога. Для завершения этого необходимо было постановление Сената, так как лишь у Сената была власть вводить в государство новых богов. Таким образом, был создан бог Юлий, и слово divus получило новое значение. С такой логикой, которая с самого начала была характерной чертой римской религии, началось возвышение Юлия в статус еще более великих и богов с более индивидуализированными чертами, и попутно его исключали из положения обычных обожествленных предков, после чего во всех похоронных шествиях семейства Юлиев его восковая маска среди процессий в честь предков отсутствовала, так как он к ним больше не принадлежал, но он присутствовал в параде на цирке, когда его везли в колеснице среди прочих великих богов. Больше ничего не оставалось делать для того, чтобы его культ стал выдающимся и постоянным. Особый жрец (flamen) был назначен, чтобы за ним следить, по иронии судьбы одним из тех, кто занимал эту должность, был Марк Антоний после его примирения с Августом в 40 г. до н.э. Ему даже был дарован особенный праздничный день среди прочих религиозных праздников года. Собирались сделать этим днем 13 июля, день его рождения, но потом оказалось, что этот день уже посвящен важному празднеству в связи с играми в честь Аполлона, так что выбрали предшествующий ему день 12 июля. Но еще более необходимым, чем жрец и праздник, был центр культа, храм божественного Юлия. Уже нашли место для того храма, оно было связано со смертью Цезаря. Для этого могло подойти только одно: это был форум у Regia, куда отнести его тело, чтобы сжечь. 18 августа , B.C. 29 там был построен и освящен храм. На месте, где было сожжено тело Цезаря, поставили алтарь, и новые храм построили таким образом, чтобы алтарь оставался в его границах, заняв нишу в центре передней части основания. Храм пережил обычную для древности историю разрушения и восстановления до времен раннего христианства, когда его использовали для светских целей, и оскорбляющий взор языческий алтарь скрыли тем, что построили стены вокруг по диаметру полукруглой ниши, покрыв алтарь крышей, выступающей над уже существующей. Таким образом, алтарь со всеми его историческими и культурными ассоциациями совсем исчез из вида, и хотя храм со всеми его внешними очертаниями был извлечен наружу, алтарь не был открыт вплоть до 1898г., когда сломали стену, и он предстал таким, какой он есть. Таким образом, путем голосования Сената, назначения жреца, провозглашения священного дня в году, и путем строительства храма был учрежден культ бога Юлия; но это была в целом общая неуклонно соблюдающаяся тенденция применительно к культу императора, которая сохранялась и служила образцом для масштабного последующего развития. Желание Августа исполнилось. Люди смотрели на Цезаря как на того, кто был успешен, а не на того, кто потерпел поражение. Di Manes мертвого императора с пользой дела были превращен в Divus Julius, и так же как боги создали древний Рим Ромула, вновь бог заложил основание империи, которой правили его преемники.
Но Августу этого было недостаточно; для людей просто замечательно было бы видеть в Цезаре пример посмертной реабилитации, пример того, как небеса могли исправить несправедливость земного бытия, и должна стать страшнее кара тех, кто вызвал его уничтожение, нужно было показать, что боги в равной мере заинтересованы и в наказании грешников, так и в вознаграждении праведников, на которых ополчились эти грешники. Но одним делом было перевести предков в ранг богов, другое - предупредить то, что бы другие последовали его примеру, даже если их последнее положение было теоретически желаемо. Поэтому рядом с культом Divus Julius шел культ Mars Ultor, Марса Мстителя. Обстоятельства того, как появился культ, показывают нам, что это было не просто поэтическим наименованием, но оригинальным культовым названием, появившимся в один из самых серьезных моментов, Марсу был впоследствии построен великий храм с титулом, который поклялся ему даровать Август "в память о мести за отца", в войне с убийцами Цезаря, Брутом и Кассием. Этот храм, который он торжественно обещал построить у Филиппы в 42г. до н.э., строился так медленно, что за это время Август построил небольшой храм Марса Мстителя на Капитолии. Он был освящен 12 мая 20г. до н.э. В следующие годы Август продолжал, испытывая затруднения, выполнять крайне затратное предприятие приобретения имущества для своего собственного форума, и 1 августа 2 г. до н.э., был построен великий храм Марса Мстителя. Но, кроме того, что он был напоминанием о мести богов тем, кто убил Цезаря, он был построен также во имя дома Юлиев, и Марс не был одинок в храме, с ним была Венера, мать-прародительница семейства Юлия и Августа; и так еще раз подчеркивалась связь правящего семейства и Марса, от которого они произошли.
Храм, который так тесно был связан с императорской семьей, сразу же стал центром их семейного культа, и в этом смысле сразу же породил другого соперника культу Юпитера на Капитолии. Именно в связи с этим члены императорской семьи надевали toga virilis, когда шли к храму Марса Мстителя, вместо того, чтобы следовать древнему обычаю спускаться на Капитолий к гробнице Юпитера Оптимуса Максимуса. Еще важнее было то, что символы триумфа, которые всегда хранились в святилище Капитолийского Юпитера, даже до того, как он стал Optimus Maximus, когда он был только лишь "Разящим", Feretrius, сейчас хранились в храме Марса Мстителя.
Со всем государством, которое поклонялось Аполлону, богу собственной семьи императора, на Палатине, с почитанием божественного предка Юлия на Римском Форуме, и с признанием Марса в качестве мстителя за того, кто наносит вред императору, на собственном новом форуме императора, можно было и человеку, отличающемуся наименьшей проницательностью, увидеть, что религия была уже в достаточной мере подчинена служению правящему семейству. Но так не казалось Августу. Все эти три культа были новыми, и, достоверно можно сказать, что эти новые культы легко приобрели огромное значение; все шло своим чередом, но время служит единственным испытанием, которое способно показать, достаточна ли оказываемая им поддержка для того, чтобы они сохраняли свою значимость. В сущности, ни один культ не сохранил свое влияние, которое он имел при Августе. С другой стороны, если достаточно серьезно углубиться, можно увидеть те элементы в религиозной жизни общества, которые не менялись веками. Это были простые элементы, которые включались в семейный культ: жертвы очагу Весты, и гению хозяина дома. Здесь простые верования и культ в зачаточном состоянии существовали в неизменном виде с самой древности до этого момента. Эти культы не нуждались в формальном восстановлении со стороны императора, так как они не пережили упадок, от которого пострадали прочие культы, но в гораздо большей степени способны они были создать прочное основание для его империи и его собственного правления, если бы ему каким-либо образом удалось связать их с собой лично. В случае с Вестой это было сравнительно легко. Верховный понтифик был стражем девственных весталок, и 6 марта 12 г. до н.э. Август стал верховным понтификом, вполне естественным было то, что в этот день состоялось празднество, посвященное Весте, и весь день должен был быть общественным праздником. Предполагалось, однако, что верховный понтифик должен жить во дворце Региа у Форума, где Юлий Цезарь уже жил как верховный понтифик. Этого Август делать не желал, так что он постепенно передал Региа весталкам и сделал своей официальной резиденцией свой собственный дом на Палатине, выполнив религиозные требования и освятив часть дома. На это освященной части был построен и открыт храм Весты 28 апреля 12 г. до н.э.. Строго говоря, это была его собственная Веста, Веста очага его дома, но влиятельность этого храма Весты произвела тот же эффект, что и влиятельность храма Аполлона на Палатине, и, таким образом, все государство начало поклоняться очагу императора, и тем самым императору поклонялся каждый у своего собственного личного очага
Но еще не наступило время завершающего аккорда религиозной политики Августа, а это было учреждение культа гения императора. После Актия и впервые годы его правления было очевидно, что Август даже и не думал о том, что самому предстать, даже в образе духа - своего гения - перед людьми как объект культа. Но тенденция к учреждению культа императора, с восточным культом, который ее принес, не оказалась без последствий для императора, и возможно, что как раз последствия были тем сильнее выражены, так как он сам яростно с ними боролся. Так как государство уже поклонялось богам его семьи, даже Весте Августа, богине его личного очага. Он, хотя и не номинально, но, по сути, стал отцом государства. С незапамятных времен соблюдался обычай, что члены семьи должны были поклоняться гению хозяина дома. Этот обычай до сих пор существовал в каждом домохозяйстве Рима. Это шаг был вполне логичным, и он был одним из того, что Рим мог легко принять, то есть провести аналогию с семьей и позволить всему государству поклоняться гению императора, который был главой семейства- государства. Следовательно, идея не была совершенно неуместной, таковым не был способ, которым ее внедрили в жизнь, хотя он был настолько хитроумным, что заслуживал специального рассмотрения.
В древности, когда Рим был сельскохозяйственной страной, охрана богов на полях была одним из важнейших элементов религиозной жизни. Боги, прежде всего, были стражами линий межи, и случалось так, что где пересекались две дороги и сходились вместе углы четырех угодий, божествам, им покровительствующим, поклонялись вместе как Lares Compitales, Lares compita или перекрестка. Достаточно интересно то, что этот культ впоследствии распространился на перекрестки улиц города, и естественно, что в городе он был лучше организован, чем в сельской местности. Были созданы постоянно действующие собрания, коллегии, чтобы следить за подробным соблюдением культа, их возглавляли magistri vicorum- главы кварталов, которые, однако, были не официальными должностными лицами, а выбранным главами этих коллегий, в основном, это были люди из простонародья. Эпидемия политической и гражданской войны охватила эти коллегии так же, как и их аристократические аналоги, стоящие выше на социальной ступени, и превратила их в политические клубы. Роль, которую играли эти коллегии в последний век республики, была таковой, что Сенат в 64 г. до н.э. был вынужден их отменить, хотя через шесть лет они были восстановлены и существовали, пока Цезарь окончательно их не упразднил. Но сейчас Август создавал новую организацию города, разделив его на четырнадцать районов, каждый район делился на определенное количество частей, которые назывались vici. Эти старые "коллегии перекрестков" предоставили ему такую возможностью, случай воспользоваться которой он бы ни за что не упустил, то, что внешне бы он восстановил республиканские учреждения, а на самом деле бы поддержал монархию. Большим достоинством этих коллегий была их древность и то, что их постоянно притесняли, было доказательством их силы. Они должны были быть признаны и должны были поступить под контроль государства, их должностные лица должны были стать государственными служащими, и, что было самым важным, их культ должен быть пронизан имперскими идеями. Так Август показал сам свое искусство. В каждом святилище на перекрестке были раньше два старых Лара, прежде поклонялись только им, сейчас между ними поместили третье изображение. Это был гений Августа, который, таким образом, стал неотъемлемым элементом местного культа каждой части города. Под руководством гения Августа самих ларов теперь знали как ларов Августа, и культ стал таким известным, что он распространился по всей Италии и даже в провинции империи, и куда бы не приходили лары, с ними приходил культ гения императора.
После того, что мы увидели, что сделал Август, неизбежно возникает вопрос, как оценить его успех. Несомненно, что он практически сразу достиг цели, к которой стремился. Несомненно, начала существовать формальная религиозная жизнь, и все в ней делалось во имя империи. Это было частично верным по отношению к городу, но полностью верным в отношении провинций, где после всего должно было установиться равновесие. В каждом случае религиозная реформа, начавшись в городе, распространялась по всей Италии и потом - в провинции. Там то, что замедляло его развитие в Риме, отсутствовало. Для провинций империи годилось все, и даже плохой император был намного лучше, чем совсем никакого.
Политика Августа воссоздала религию, полностью уничтоженную политикой последнего века республики, воссоздала ее настолько, насколько позволяли политические соображения. Но дух скептицизма, которые сделал возможным нанесение вреда религии, невозможно было уничтожить политическими средствами. Могла быть воссоздана форма вместе с храмовой атрибутикой и иерархией жрецов, чьим делом было совершать определенные действия, связанные с культом, но влияние их указаний уменьшилось. В основном религиозная жизнь людей угасала навсегда или менялась в худшую сторону полностью независимо от всего этого. Все, что было живым и подлинным в домашнем культе сохранилось в империи, те, кто был верующими, верующими остались. Культы Востока, с которыми Август боролся, насколько он осмеливался это делать, до сих пор владели умами огромного количества людей, и Митра и Исида значили несоизмеримо больше, чем Марс и Веста, даже если Марс мстил за Цезаря, а Веста была богиней очага здравствующего императора. Среди наиболее интеллектуально развитых сословий прихоти одних богов, тех, кто был дорог простому народу, ощущались с такой же полнотой, как и прихоти других, тех, кому ранее поклонялись люди. Философия, которая приняла участие в уничтожении веры, начиная с пунических войн, сейчас не могла предложить то, чем можно было бы заменить веру, удаленную ей. Он долго не удовлетворялся деструктивным критицизмом, который привел к негативному взгляду на жизнь, но стоицизм, по крайней мере, стремился предоставить нечто конструктивное, что чтобы создало не только правило того, как жить, но так же и вдохновило жить.
Со смертью Августа закончилась и последняя глава истории римской религии. Он был последним, кто пытался удовлетворить духовные потребности людей со старыми формами и старыми идеями тем, что он предложил, это было нечто старое с новыми идеями, которые с ним переплелись. И с этого момента между собой разделили поле безжизненные трюизмы философии и оргиастические излишества восточных культов, и скорее с ними боролось христианство, а не с богами Нумы или даже божествами Сивиллиных книг. Это занимательное повествование, но это уже совсем другая история, а наша заканчивается со смертью Августа. Когда мы оглянемся, возможно, очертания приобретут большую четкость, из-за того, что нам пришлось углубиться в детали.
Мы сначала видели простую религию людей, занимающихся сельским хозяйством, включающую в себя множество элементов анимизма и унаследовавшую от анимистического прошлого определенный формализм, который был так значителен, что сам стал ее сущностью. Применительно к последним векам республики видно, что религия развивалась посредством италийского влияния, что она вобрала в себя некие элементы, потому что им не было соответствий в повседневной жизни, но в тот момент их присутствие ощущалось необходимым. Главным образом, эти элементы были идеями политики, торговли, коммерции и свободных искусств. Был момент, во время Сервия, когда, казалось, было достигнуто равновесие, и религия стала существовать в том виде, который удовлетворял старинных поборников простоты и был достаточно разнообразен, чтобы удовлетворить новые потребности общества. Но это продлилось недолго, так как началось духовное завоевание Грецией Рима, и через три века - физическое завоевание Греции Римом. Духи греческих божеств захватили и заполонили Рим под предводительством Сивиллиных книг, и хотя сначала их держали за пределами pomerium, но даже этот железный барьер был растоплен жаром Второй Пунической войны, новые греческие боги проникли в центр города. В то же самое время в качестве последнего наследства гибельных книг, восточная богиня, Magna Mater, была принята в культ и вошла в сердца людей, и, таким образом, начался упадок. Таковы были три элемента: естественная духовная реакция, проистекающая из излишеств Второй Пунической войны; очарование Востоком, представленное в Риме культом Magna Mater; и новый дар, который Греция сделала Риму - знакомство с ее литературой, прежде всего, с ее философией. В последние два века республики этих сил было самих по себе достаточно, чтобы низвергнуть религию, но им содействовали политики, которые сами были связаны с формализмом государственной религии и выпили из нее все жизненные соки, которые еще оставались. Римские ученые и мудрецы могли сокрушаться по поводу того, что в итоге получилось и выяснить причины этого, но они не могли исцелить его. То, что совершила политика, исправить могла также одна лишь политика, посему только реформа единоличного правителя могла восстановить внешние очертания структуры древней государственной религии. Но впоследствии и политика, и единоличный правитель были в равной мере бессильны. Они не могли ничего противопоставить философии и восточному экстазу. И поэтому, религию, которую восстановил Август, покинул ее дух, еще до того, как мраморные храмы, которые он ради нее построил, пришли в упадок.
Эпоха формализма миновала, религиозные потребности простых людей теперь нельзя было удовлетворить одним лишь ритуалом. Для зла и для добра нужно было что-то более личное, более субъективное. Люди искали это разными способами и с переменным успехом, но простые формы семейного культа в Риме уже умерли.