(по мотивам сказки Г.Х. Андерсена(догадайтесь какой)
Пролог.
"Кто режиссер?"
Солдат.
Пьеро.
Балерина - Жена Пьеро.
Солдат: И тогда я взмолился. Не сейчас, Господи, Не сейчас! Зачем она мне?
У меня нет надежды. Нет будущего. И прощения нет. Я знаю это...
И вдруг - она .... Не надо! Не мучай! Вот если бы раньше .... Тогда...
Пьеро: Кто здесь режиссер? Ты? Или я?
Солдат: И Он ответил мне: "Кто здесь режиссер? Ты? Или я?"
Пьеро: Играем траги-фарс. И главный герой в нем не ты и не она, а я.
Солдат: Почему ты?
Пьеро: Я смешон. Ты не смешон, и она совсем не смешная.
Линия ваша предсказуема и скучна. Вы - фон для моих душевных исканий и только.
Солдат: А что делать мне?
Пьеро: Стой с вот таким умным лицом. А я задам тон. Читает:
Ты трепетна и монотонна.
Ты будто бы из картона.
Смотришь не на меня ты-
Вон на того солдата...
А я то к тебе, то к богу
Не за любовь - за жалость,
Пренебрегая слогом:
"Милая, ты ведь пыталась...
Ты ведь пыталась.
Ты ведь творила!
Ты улыбалась!
Ты говорила!
А платьице нежное и без затей?!
А брошка, а туфли?! А двое детей?!"
Опошлил? Посягнул? Ударь! Заплачь!
Послушай, да ты.... Да ты к нему.... Да ты его...
Она с трепетом замерла, вглядываясь куда-то вдаль.
Пьеро ходит вокруг неё, разглядывает, берет за руку, пытается скопировать её позу и посмотреть туда же, куда смотрит она.
Тебе.... Отсюда его даже невидно! От чего так трепещешь? Ладно бы меня променяла на "пустое место".... Меня променяли на пустое место! Это смешно до боли. Почему и смешно и больно только мне?! Молчишь. Спущусь ка я к нему. Заметила ли ты вообще, что я приходил?!
Спускается к солдату.
(Солдату): Она не заметила, что я приходил.
Отвоевал? Вернулся?
Солдат: Отвоевал? Я? Вернулся.... Нет. Я не вернулся. Я постою...
Пьеро: И я постою.
Все трое замерли на своих местах. Вдруг пьеро делает сальто, несколько шагов на руках, закончив акробатический этюд, раскланивается.
Солдат: К чему это?
Пьеро: Мы в театре! Здесь нельзя просто так стоять. Каждое мгновение что-то должно происходить ! Иначе - конец, Остановка - смерть.
Солдат: Мартышкина философия. (Ёрзает на месте, отворачивается.)
Пьеро: А позу все так и сменил!
Солдат: Ну и что?
Пьеро: А вот что! (указывает рукой на балерину.)
Она вздрогнула, нервно вглядывается вдаль, будто кого - то потеряла из виду, мечется то в одну, то в другую сторону, наконец, успокаивается. Нашла.
Герои вздыхают с облегчением.
Она замирает и часами выстаивает в очень неудобном положении, опираясь на одну ногу. Заметил?
Солдат: Опираться на обе куда больней. Старая рана.
Пьеро: Ты это о ком? Чья рана?(пауза) Начинаю понимать.
Трудно менять позу одноногому?
Солдат: Почему одноногому?
Пьеро: Ты так прям и скучен.... Так верен себе.... Знаешь, почему еще прозвали тебя одноногим? Когда там, на войне, становилось невыносимо, помнишь, какими словами ты молился?
Солдат: Господи, если всё по воле и замыслу Твоему, благодарю, за то, что оставил мне обе ноги!
Узнал!
Дружеские объятия.
Солдат: А что ты? Чем занят?
Пьеро: Все мы заняты одним важнейшим делом. Лепим потерянный рай.
Солдат: Из собственной грязи.
Пьеро: Из собственной грязи.
Упраздним рассказ о трёх годах в аду и об обратной дороге, как того требует стилистика нашей пьески. (Пауза). И о том, как я чуть не упразднил сам себя...
Солдат: Упраздним.... Никаким ножом не вырезать ни меня, ни тебя из этого повествования, не разделить на "до", и "после".... Мы не заслужили "после". Продолжения для нас нет. Но, вопреки всему, даже здравому смыслу....
Пьеро: Вопреки всему, даже здравому смыслу, я рад, что ты жив!
Объяснимся? Но сперва одна история....
Это было так давно, что я могу рассказать о себе в третьем лице. (С некоторых пор, я всегда говорю и думаю о себе в третьем лице. От этого становится легче. Правда.) Я высматривал её через окно кино - фабрики.
"Как ласточка"
Те же и
Х - Молодой кино-фабрикант.
Голос Пьеро за сценой: Начинался ливень. Мой друг, фабрикант Х посвящал меня в свои планы. Я слушал его краем уха...
Х: И так, к будущей среде запускаемся!
Пьеро: Почему не завтра?
Х: Ко вторнику доставят двух фламинго, верблюда и маленькую обезьянку. Дело за слоном. Слона я не раздобуду до среды.
"Песнь торжествующей любви" Звучит!
Пьеро: Банально. Трудно найти в наше время подходящий материал.
Х: Потому я и взялся за эту вещицу Тургенева. Вообрази, Италия семнадцатый век. Коварный обольститель Муций, достойнейший муж Фабий, добродетельная и прекрасная Валерия. Коварство, любовь живые мертвецы, богатый антураж, немного крови, .... С первыми двумя всё ясно. Я - Фабий, Ты - Муций. А вот Валерия....
Пьеро: О слоне ты позаботился. Дело за малым. Найти - героиню.
Х: Пустяки! Видишь балетный класс? Выбирай самую глазастую, самую экзальтированною. Только бы не полную дуру.
Я вижу её трепетной, легкой и тревожной, как ласточка. Вспорхнёт - и улетит!
Пьеро: Я вчера встретил.... Ты должен это увидеть! Она сейчас войдёт.
(Взволнованно, возбужденно и весело кому- то, кого видит за окном только он.):
Опять забыла пальто. Плюх! А лужа то по лодыжку. Что? не вышло одним прыжком? И у меня не вышло. Ну куда носовым платочком то.... Уже размазала! А туфли то туфли! Правый каблук в руках, а левый утопила, небось.
Выбегает встречать. Входит она, босиком, вымокшая до нитки, в белом платье, чуть ниже колен, укутанная в белую прозрачную шаль. За ней входит Пьеро.
Х: Барышня, статисток мы не приглашаем в этом месяце, зайдите как - ни будь еще.
Балерина: Понимаю. Зайду как - ни будь еще.
Девушка выходит за дверь и заходит снова. Теперь она парит над полом. Её белую шаль, непослушные волосы развивает невидимый вихрь. Она величественна, хрупка и трепетна.
Х: Закрой двери, окна быстрей! Улетит! (балерине): А теперь, вот сюда.
Подводит к белому холсту во всю стену. Прикоснувшись к полотну, реальная девушка исчезает, превращаясь в черно- белый образ на экране.
Ваша задача - просто явиться. Войти так, чтобы все ахнули! Закутанная в белую легкую шаль, Вы, как виденье, прозрачны и невесомы. Стоит сбросить этот покров - взлетите!
Х даёт сигнал хлопком ладоней.
На экране из ничего вдруг появляется героиня. Снимает шаль - под ней ярко-лиловое платье. Вся фигура девушки светится изнутри мягким лиловым светом, и только прозрачная шаль остаётся белой.
Х: Ну, милая. Вы выбиваетесь из общей концепции. Ни с того - ни с сего цветное пятно. Нет! Нет! Нет! вы губите мой замысел на корню.
Балерина. Это получается само собой. У каждого порыва - свой цвет. Вы же хотели...
Х: Я бы очень хотел, что бы Вы научились владеть собой.
Х дает сигнал хлопком.
На экране - явление героини. Она снова срывает шаль. Платье под ней остаётся белым. Девушка поднимает руки и голову к небу, издаёт пронзительный крик.
Х: Что это с вами?
Балерина: Как это...на вашем языке.... Я, почему то, ощутила такой подъем! Такой молитвенный экстаз! Господи, думаю, Ты привел меня сюда славить тебя, а голоса почему-то не дал. Позволь, я буду петь сердцем!
Х: Ну так нельзя. Во-
первых вас никто не услышит. И, потом, представьте, хозяин усадил вас за роскошный стол, а ложки нет. Что ж, будете всё хватать руками, и прямо в рот? Нельзя!
Х делает хлопок.
На экране к небу поднимается белая прозрачная шаль. Под ней никого нет.
Полотно красиво кружится в потоке света.
Пьеро: Теперь она где-то забыла своё тело. Рассеянная. Пойду - поищу.
Вот и тело!
Входит балерина, отстраненная, холодная, как кукла. Отразившись на экране, бросает зрителю пронзительный глубокий взгляд, устало, как после тяжелого дня, сдергивает с себя шаль, бросает на пол.
Х: Вот такой она мне больше нравится. Тихая, покладистая, отстраненная. Богиня! Моё совершенное творенье... Мир о ней заговорит. Блаженные нынче не в моде, а вот эдакие чудачки с бездонными глазищами....
Солдат: А Пигмалион не слишком зарвался?
Пьеро: С ним это бывает. Все мы условные, а у него единственного есть прототип вот он и задаётся.
Солдат: Может, мы - плод его воображения?
Пьеро: К черту. Упраздним? Не о нём речь.
Солдат: Упраздним.
Х пожимает плечами, уходит.
Пьеро (балерине): И что вам в теле то своём не сидится? С нами скучно?
Балерина: Скучно. А что делать?
Пьеро: Да что угодно! Можно капусту квасить, можно Бога искать.
Балерина:
Что за причуда-
Искание Бога?
Здесь он повсюду!
Здесь его много!
Пьеро: И где же он прячется?
Балерина: Он не прячется. Он находится.
Он поётся, а еще лучше он кричится! Его можно станцевать! Можно, подпрыгнув высоко- высоко и вдруг поймать Его за руку, зачерпнуть в горсть и расплескать....
Солдат: Его бывает слишком много. Так много, что слепнут глаза и рвётся сердце.
Пьеро: Замри! Молчи!
Балерина Начинает кружиться и танцевать, как былинка в невидимом вихре, прислушиваясь к звукам улицы, выделяя для себя какие- то ноты, потом - не видя и не слыша ничего вокруг. Наконец, останавливается, улыбается чему то своему.
Балерина: Забудьте.
Я - блаженная. Меня нет. Вам показалось.
Пьеро: Фантазия может граничить...
Солдат: И вовремя не ограничить.
Пьеро: Она, как птичка, залетевшая в окно, билась под куполом. Наконец, Успокоилась, привыкла брать пищу из моих рук .... Я долго её приручал.
Солдат: Что ты с ней сделал! Если бы не ты....
Пьеро: Если бы не я, тебе давно уже не перед кем было бы рисоваться.
Да она сама не отпускала меня от себя и на час. И героев она никогда не любила, побаивалась.
Пьеро: В этом она права.
А во мне ей всё нравилось: что я - неврастеник, нравилось, что дезертир, и что стихов я не пишу.... И, вот, когда, освоилась, успокоилась, занавес опустился, зрители, зевая, разошлись.... Что ты наделал! И не ты первый. Тут, порой, целый лазарет! Вечно пригреет у сердца какую - ни будь астральную шваль. Уж лучше бы собирала бездомных котят.
Солдат: Она ....
Пьеро: За тобой в огонь? И за мной пойдёт в огонь и вон за тем парнем. Есть такая женская слабость - чуть, что жертвовать собой.
"Стойкий оловянный", или " Мужской разговор".
Те же .
Пьерор ( плачет): Не всем дано быть стойкими и оловянными одновременно...
А ты заглядывал в её глаза? В них плещется глубокое и беспредельное, как, море, "Зачем?".
И птица, парящая над этим морем, вдруг складывает крылья и разбивается о воду. Капитан бросает штурвал и уходит на дно вместе с кораблем, а блаженная девочка на берегу перестаёт вглядываться вдаль и весело бежит собирать землянику.
Солдат: Загляни в мои глаза. Видишь? Вот её море.
Солдат: Я вернулся с войны, цел - целёхонек. Никто меня не ждал. К тому времени, два года, как ничего живого во мне не осталось. Но я за чем-то шел домой. Шел - шел.... А дома упал навзничь и закрыл глаза. Я не хотел ничего ни прощения, ни искупления, ни продления этого действа в каком бы ни был виде. И убивать себя не видел смысла. Я уже был мёртв. Просто лежал и ждал, когда все кончится само собой. Долго ждал. Я уже не чувствовал ни рук ни ног, и не встал бы, если б даже, захотел. И не разжать уже было, губ, и не сделать глотка.... Перестали мучить голод и жажда. И, наконец, на краю сознания забрезжил тот самый свет. Всё.
Вдруг - блики по воде. Море. Закатное солнце слепит, растворяя все краски.
Как я её разглядел?! Она стоит в волнах. Подол юбки завязан узлом чуть выше колен. Не вижу, знаю, что юбка её из изумрудного шелка с большими красными тюльпанами. Такая длинная, что, танцуя, а она люби танцевать, то и дело, наступает на неё каблуком и рвёт, мамина белая кружевная блузка с разноцветными непослушными пуговицами. Третья сверху всегда норовит расстегнуться. (откуда я это знаю? Зачем мне знать?). На шее - аметист на черном льняном шнурке, такой большой, что утянул бы на дно. Волосы её русые выгоревшие, безнадежно спутались и пахнут тиной. Губы сожжены ореховым соком. Одежда промокла, ноги замёрзли. Одевает туфли. А каблук только один. Она отрывает его и бросает далеко в море, отпускает по ветру белую шелковую шаль. Полотно кружится в луче, падает на воду....
Я знаю, что ветер над этим морем - моё дыхание. Моё! И весь это соткано из того, что я пережил, знал, посмел и не посмел, подумал, или представил сейчас и от начала времён.... Она смеётся, когда мне легко, и плачет моими слезами. И всё это обретает какой то смысл, звучит, только пока она здесь. Зачем она мне? Почему я больше смерти боюсь того, что она сейчас уйдёт?
И тогда я разжал губы и попытался что-то ей сказать - ничего не получилось. Больно. Я сжал кулаки и очнулся. Заново учился сидеть, стоять, ходить и говорить....
Пьеро: Еще одна реплика - и ты ляжешь надолго!!! Достоевщину развёл!
Запрещенный приём!
Солдат: Ты не справедлив ко мне.
Пьеро: Несправедливо тянуть одеяло на себя!
Я - её единственный главный герой и в этой пьесе, и в прошлой. Той...
Солдат: Той давней, самой первой, о потере девственности?
Пьеро: Это ты грубо и обидно сказал. Не ожидал.
Солдат: Я, просто, проследовал за твоей мыслью во времена Адама.
Пьеро: И всё равно, обидно.(пауза) Дуэль? (пауза)
Не то.... Не то... Я тебе трижды жизнью обязан.(пауза) Возьми долг.
Солдат: Не возьму. Не то...
Пьеро: Не возьмёшь. Не то... Мы связаны в один букет и обязаны друг другу больше, чем жизнью. Что нам делать, Режиссер?! (солдату) Импровизируй!
Солдат: Я дочитал пьесу до конца. Импровизируй ты.
Может, к черту траги-фарс? Сыграем комедию, как бывало! Разложим друг друга на пару десятков аспектов, дадим им имена посмешней и пошалим в своё удовольствие. А? Акта на три. К черту единство времени, пространства, предлагаемые обстоятельства.... Давай пожонглируем временем, пространством и обстоятельствами, как в юности.
Солдат: Что это изменит?
Пьеро: Жили-были: Муций, Фабий и добродетельная прекрасная Валерия.
Или так: Жили - были Стенной шкаф, Тумба и торшер.... На Марсе или на дне морском... Ты прав ничего мы изменить не можем.
Солдат: Это, как в музыке.
Пьеро: В музыке?
Солдат: В каждом из нас звучит.... Можно заткнуть уши, думать, что не слышишь. Она не престанет.
Как исполнитель, думай о себе всё, что угодно, придумай любое имя, помести себя в любую точку пространства и времени, подбирай к ней каждый день новые слова.... А музыка всё та же. И, в конце концов, если очень постараешься, она зазвучит в тебе сильно, светло. Совершенно. Его музыка.
Импровизируй. А я устал. Больше не хочу.
Я в последнее время ничего не хочу у меня всё есть, даже больше.
Я живой! Я всегда был живым, только тогда меня это тяготило. Адски больно быть живым. Никогда не верил в искупление. Выскоблил душу ножом изнутри, и она истекла кровью. Я и сейчас не верю в искупление. Мне и сейчас нестерпимо больно, но я улыбаюсь сам себе, как дурак.
Пьеро. Не замечал.
Солдат: Мы не умеем быть не живыми! Это ясно, как Божий день!
А всё она.... Без нее.... Не ревнуй. Самое лучшее, что я могу сделать для неё, никогда не возникать в её сознании, прекратить эту бессмысленную пытку. Клянусь тебе. Чем хочешь, я больше не посмею войти в её жизнь, даже тенью, мыслью, словом. Пока я не знаю, как это сделать. Она никогда меня не увидит. Но не требуй от меня немедленно уйти. Это невозможно. Боюсь, что и смерть моя ничего не решит. Но я найду выход. Клянусь!
Пьеро: Чем клянешься?
Солдат: Самым дорогим!
Пьеро: Самое дорогое ни тебе, ни мне не принадлежит. Тебе ли это не знать?! Держи свои клятвы при себе. Ничего - то от тебя не зависит. Никуда ты не уйдешь.
Оставьте меня в покое! Оба! Я ничего не хочу. Только бы... Бабочку. Бабочка.
С каждым словом, бабочек становится всё больше и больше.
А о чем думает она, когда ни о чем не думает?
Поднимается к балерине.
"Выпустить бабочку"
Те же.
Балерина еле слышным шепотом:
Он обвивает. Но пребывает.
И без него ничего не бывает.
Он, ведь, тобой и танцует и дышит.
Плачь - Он заплачет. Кричи - Он услышит.
Пьеро( Балерине): А о чем думаешь ты, когда ни о чем не думаешь?
Балерина: Думаю, как я устала быть эфемерной! Хочу плоть, судьбу и новое платье! Хочу быть прописанной, не только обозначенной. А потом, через минуту.... Не хочу всего этого.
Море. Закатное солнце перед глазами, слепит и стирает все краски...
На мне длинная изумрудного шелка юбка с большими красными тюльпанами...
Пьеро: Третья пуговица сверху норовит... Это я сегодня слышал...