Штурман Дора Моисеевна : другие произведения.

О Доблестях, О Подвигах, О Славе

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В первую, самиздатскую, редакцию моей книги "Наш но-вый мир. Теория. Эксперимент. Результат" (1969-1972), пущенную в нелегальное обращение под псевдонимом Е.В. Богдан дважды (в 1969-м и 1972-м гг.), была включена глава о сахаровском меморандуме 1969 го-да. Насколько я знаю, рукопись была передана А.Д. Сахарову. Мне даже показалось, что он намекнул на неё в интервью корреспонденту шведского радио и телевидения Улле Стенхольму (1973). Но, очевидно, я ошиблась: в дальнейших публикациях и речах он никогда о моей книге не упоминал. Когда я впервые издавала "Наш новый мир" открыто, в Израиле, Са- харов, как уже было сказано, находился в ссылке. И я исключила из обоих изданий (1981 и 1986) и этой книги раздел, посвящённый взглядам Сахарова.
  
  
  
  
  
  
  
   Пролог
  
   Обнародование своих впечатлений от мемуаров одного из двух
  прослав-леннейших наших современников без оглядки на сложившийся в
  мировых масштабах образ этого человека - вещь рискованная. Мне, как
  многим другим моим современникам, не раз случалось, приложив некое
  усилие воли, пренебречь опасностью в прямом смысле слова, от "не
  напечатают" до "посадят". Труднее оспорить общественное мнение, тем
  более - мнение людей просвещённых и порядочных. Точнее, не то, чтобы
  оспорить, а по- пробовать обосновать свой взгляд, отчасти отличный
  от взгляда общепринятого. Но время уходит, непосредственных свидете-
  лей и участников со- бытий остаётся всё меньше. На смену идут другие
  события и фигуры. Дов-леет дневи злоба его. Уйти, не попытавшись
  высказать мысли и впечатления, составившие содержание многих лет и
  твоей жизни, не хотелось бы.
   Итакї
   Моя книга о Солженицыне ("Городу и миру. Публицистика Солженицы- на")
  была издана в начале 1988 года. Писалась она, разумеется, не один год.
  В ней предполагалась (и была отчасти уже написана) глава "Солженицын и
  Сахаров". Но Солженицын жил тогда в безопасном Вермонте. Саха-ров
  находился ещё в Горьком, в ссылке. Мне представлялось неэтичным
  сопоставлять взгляды и дороги людей, пребывающих в столь неравных
  жизненных обстоятельствах.
   Ещё раньше, в первую, самиздатскую, редакцию моей книги "Наш но-вый
  мир. Теория. Эксперимент. Результат" (1969-1972), пущенную в нелегальное
  обращение под псевдонимом Е.В. Богдан дважды (в 1969-м и 1972-м гг.),
  была включена глава о сахаровском меморандуме 1969 го-да (в дальнейшем
  она будет воспроизведена). Насколько я знаю, рукопись была передана А.Д.
  Сахарову. Мне даже показалось, что он намекнул на неё в интервью
  корреспонденту шведского радио и телевидения Улле Стенхольму (1973).
  Но, очевидно, я ошиблась: в дальнейших публика-циях и речах он никогда
  о моей книге не упоминал.
   Когда я впервые издавала "Наш новый мир" открыто, в Израиле, Са-
  харов, как уже было сказано, находился в ссылке. И я исключила из обоих
  изданий (1981 и 1986) и этой книги раздел, посвящённый взглядам Сахарова.
  
   Но в 1990-м году, в издательстве им. Чехова (США), вышли в свет две
  автобиографические книги Сахарова. Их публикация даёт право откли-
  ка любому читателю. Я попыталась использовать это право с посильной для
  
  
  стороннего взгляда объективностью. Моим соавтором в этой работе стал
  С.А. Тиктин. Удалось ли нам быть справедливыми - судить читателям.
  
  
   Начало начал
  
   Лаконическая точность воспоминаний А.Д. Сахарова о первых десяти-
  летиях его жизни позволяет увидеть его детство, отрочество и родовые
  кор- ни весьма отчётливо. Он всецело принадлежит по рождению и
  воспитанию к высокообразованному, просвещённому слою дореволюционно-
  го русского общества, хотя и родился в 1921 году. Не к политизированной
  "интелли-гентщине" (термин "Вех"), не к торопливой в своей безудержной
  тяге к социальным новациям интеллигенции. И, уж тем более, не к
  пёстрой пооктябрьской "образованщине", которую советская власть в
  1920-х - 30-х годах штамповала на школьных и вузовских конвейерах. Его
  родители принадлежали и внутренне оставались верны традициям
  просвещённого и деятельного дооктябрьского российского образованного
  слоя. Не скороспе-лого, не поверхностно политизированного, а занятого
  делами и службой, требовавшими от них многих познаний и упорной,
  сосредоточенной ум-ственной и духовной работы.
   Были в роду Сахаровых и инокровные вливания - во многих ли россий-
  ских родах их не было? Встречались в истории двух родов - отцовского
  и материнского - и разночинцы, и дворяне, и священнослужители.
   Семья отличалась отсутствием шовинистических предрассудков - при
  не-сомненной укоренённости в российской традиции. При этом (предполагае-
   мая сыном) полная религиозная индифферентность отца-физика спокойно
  уживалась с церковным православием матери.
   Из первой биографической книги Сахарова /"Воспоминания". - Нью-Йорк:
  Изд. им. Чехова. - 1990/ легко сделать вывод, что родители со-знательно
  культивировали в талантливом мальчике аполитичные нейтрально-
  познавательные интересы. Учился он для своего времени весьма нестан-
  дартно: не в школе, а дома, то один, то в группке ровесников. Его слов-но
  бы пытались удержать ещё какое-то время в дореволюционном культур-но-
  этическом поле. А жизнь менялась неудержимо, и он её плохо знал. Не был
  к ней подготовлен. Не был вооружен против её агрессии. Более то- го: мало
  ею был занят.
   Семья в узком смысле слова состояла из отца, матери и двух сыновей. Но
  родни было много, с детьми разных возрастов. И все тесно общались, хотя
  и не без внутренних отталкиваний и предпочтений. Это самодостаточ-
  ное обилие родственных связей и почти уникальное для советского
  времени до-машнее - до 6-го класса! - образование сделали Сахарова
  человеком замк-нутым и мало контактным вне ближайшего родственного и
  семейного круга.
   Итак, в его воспитании и внешкольном образовании было многое не от
  нашего времени. Вместе с тем это агрессивное и бесцеремонное время
  нала-гало на всё свою печать, во всё врывалось и не позволяло собой
  пренебречь. Супруги Сахаровы пытались, по-видимому, избавить сына
  от сумасброд
  ных экспериментов раннесоветской школы и дать ему добротные, прочные
  общеобразовательные начала. Пока могли, они вели себя так, словно ниче-
  го вокруг них не изменилось и они вольны воспитывать и обучать своих
  де- тей, как считают нужным. Может быть, в глубине их душ теплилась на-
  дежда, что всё это - ненадолго и что Андрюша окажется подготовленным к
  нормальной жизни, когда она вернётся. Ведь до революции домашнее
  образование отнюдь не было явлением одиозным (для определённого, разу-
  меется, социального слоя). Ныне же рассказ об этом островке досоветской
  нормы в разрушительном урагане советской жизни представляется
  сказкой.
   А.Д. Сахаров предупреждает читателя, что пишет воспоминания скорее
  о внешней стороне своей жизни, чем о внутренней. Что ж, это вполне со-
  ответствует его характеру, скорее интравертному, чем экстравертному,
  не-сколько заторможенному в эмоциональных реакциях.
  
   їВспоминая свой жизненный путь, я вижу, наряду с поступками,
   которыми я горжусь, некоторое число поступков ложных, трусливых,
   позорных, основанных на глупости или непонимании ситуации или на
   каких-то подсознательных импульсах, о которых лучше не думать.
   Признавшись тут в этом в общей форме, я не собираюсь останавли-
   ваться на этом в дальнейшем - не потому, что я хочу оставить у чита-
   теля о себе преувеличенно идеальное представление - а из нелюбви
   к самобичеванию, самокопанию, эксгибиционизму, а также считая,
   что никто ещё не учился на чужих ошибках. Хорошо, если человек
   способен учиться на своих ошибках и подражать чужим достоин-
   ствам. Вообще же мне бы хотелось, чтобы эти воспоминания были
   больше не обо мне, а о том, что мне удалось увидеть и понять (или
   считать, что я понял) в моей 60-летней жизни. Мне кажется, что и
   читателям (доброжелательным) так будет интересней.
   Эта книга поэтому, как я уже писал в предисловии, - не испо-
   ведьїї /"Воспоминания", стр. 27 - 28/.
  
   Читателю следует иметь в виду это предупреждение и не претендовать
  на чрезмерную открытость автора. В пределах того, что Сахаров хочет
  (мо-жет, способен) открыть постороннему взгляду, он прямодушен. В
  чём замкнут - замкнут. Но не лицемерен. И это следует помнить, не
  ожидая от автора ничего сверх обещанного.
   Хотелось бы, пренебрегая экономией места, хоть сколько-нибудь воссо-
  здать атмосферу, в которой он рос. Такие, к примеру, картинки (несмотря
  на различие корней, они похожи на моё детство):
  
   їДетские праздники устраивались в дни рождения и именин детей,
   на ёлку (и у нас в доме, и у Кудрявцевых, о которых я расскажу ни-же)
   - со сладким угощением, обычно домашным мороженым, с об-щими игра-
   ми, шарадами, фокусами. (Фокусы показывал прежде все-го папа -
   монета, которую нельзя смахнуть щёткой с руки; переламывание
   спички внутри платка - конечно, спичка остаётся целой; и другое,
   в том же роде, к неизменному восторгу детей). Шарады были особенно
   важным элементом, в них большую изобретательность про- являли
   взрослые и старшие ребята - Катя и её товарищи, но и млад-шие имели
   возможность проявить себя, изображая бандитов, нищих, пиратов,
   миллионеров и даже небесные тела (более "серьёзные" ша- рады
   ставились на даче Ульмеров, о которой я пишу ниже). Тради-ционным
   номером всех праздников было появление "Американца, чи- тающего
   газету". Это обычно был папа, с вешалкой на палке в руке, на
   вешалку накидывалось пальто и прицеплялась шляпя. Американец
   сначала читал, пригнувшись, нижние строчки повешенной на стену
   газеты, затем распрямлялся до потолка - когда папа под пальто под-
   нимал вверх палку.
   Как я уже сказал, каждое лето наша семья выезжала на дачу. Мы
   снимали обычно две комнаты у дачевладельцев или в деревне, чаще
   всего в районе Звенигорода (в Дунино; там мы жили в доме большой и
   дружной семьи обрусевших немцев по фамилии Ульмер - врачей,
   инженеров, юристов, большинство из них потом были арестованы и
   погибли в 30-е годы). Другие наши дачи были в Луцине, Криушах,
   Пескахї /там же, стр. 28 - 29/.
  
   То, что следует ниже, словно и вовсе увидено на нашем запорожском
  ском дворе и в коммунальной квартире, где мы, дети из нескольких интел-
  лигентных семей, росли, как в одной семье.
  
   їБольшую роль в моей жизни в детстве играл двор - полтора десят-
   ка мальчиков и девочек, собиравшихся на площадке между тремя
   флигелями, где росло довольно большое дерево и немного травы, а
   весной даже цвели одуванчики. їЯ не знаю, играют ли сейчас ребята
   в те игры, которые были самыми популярными тогда - "казаки-
   разбойники", "флаги", и т.п. Это всё были очень подвижные игры,
   командные игры, азартные, весёлые и совсем не "жестокие". Ребя-та
   поменьше, конечно, играли в вечные "классики" и "прятки" - в эти
   игры много играют и сейчас, но совсем изменились "считалочки".
   Играли мы и в "ножички", у меня на ноге сохранился шрам. С тех пор
   он вырос (вместе со мной) раза в три.
   Очень много я играл и дома и на улице со своей двоюродной
   сестрой Ириной (мы однолетки). Она была в этих играх гораздо
   активней и изобретательней, чем я. Ирина вовлекала меня в литера-
   турные игры-инсценировки; иногда я был Дубровским или капитаном
   Гаттерасом, но чаще мне доставались менее престижные роли,
   например, Андрия или Янкеля, изображающего на своём лице красоту
   паненки (и то, и другое из "Тараса Бульбы"). Мы часто гуляли с ней,
   взяв саночки, по покрытому снегом Гранатному переулку. Машин
   тогда было так мало, что они не заботили ни нас, ни наших родите-
   лей.
   У моей двоюродной сестры Кати и её подруги Таси была была мно-
   голетняя игра в индейцев. Катя называла себя Чингачгук, Тася - Ун-
   кас (имена из романа Фенимора Купера "Последний из могикан").
   Тогда (а ещё больше, кажется, в предыдущем поколении) в нашей
   стране в индейцев играли часто. Всегда с восхищением перед горды-
   ми, благородными и смелыми, свободолюбивыми индейцами (не
   знаю, играют ли так сейчас у нас и как играют в Америке?)ї /там
   же, стр. 30 - 31/.
  
   Мы тоже постоянно играли в книжных героев, лет до одиннадцати-две-
  надцати. И выбор книг и героев был близок. И те же руководили нами то-
  гда идеалы: свобода, великодушие, помощь страдающим и слабым, вы-
  зволение порабощённых. И книги были, в основном, те же.
   Несколько скупых реплик показывают, что злоба дня не обходила семей-
  ный островок Сахаровых и не проходила мимо Андрея. Однако и отец, и
  сын старались вести себя так, словно её не было. Но и не упускали её
  из виду.
  
   їВ 1937 году папа взял меня в поездку на пароходе Москва - Горь-
   кий - Ярославль. Мы играли в шахматы, говорили о многих важных и
   неважных вещах. Но купленную на пристани газету, насколько
   помню, не обсуждали: в ней были материалы процесса объединённого
   троцкистско-зиновьевского центра и речь Вышинского, как всегда
   у него, полная жестокой фальшивой риторики. Я вспоминаю заключи-
   тельные слова другой его речи, произнесенной полтора года спустя
   на процессе правотроцкистского, кажется, центра:
  
   "Над могилами этих преступников (т.е. ещё сидящих пе-
   ред ним подсудимых, признавшихся под пытками во всех
   мыслимых и немыслимых преступлениях - А.С.) будет ра- сти
   чертополох и крапива, а наш народ пойдёт вперёд к
   коммунизму!"
  
   Другая поездка была уже в 1939 году, я впервые увидел море и го-
   ры. Мы жили в палатке турбазы и ходили, опять разговаривая о жиз-ни,
   в близлежащие ущелья, вдоль горных речек с пахнущей свежестью
   пенистой водой. На обратном пути мы купили в киоске газету, где со-
   общалось о приезде в Москву Риббентропаї
   Через неделю началась вторая мировая войнаї /там же, стр.
   29 - 30/.
  
   Читали (и запомнилось на всю жизнь), но не обсуждали. Может быть,
  потому, что обсуждать было нечего: отношение к происходящему было од-
  нозначным у обоих.
   Родственные семьи, ветвившиеся вокруг Сахаровых, занимали достато-
  чно определённое место в послеоктябрьской расстановке общественных
  сил (победителей и побеждённых, уничтожающих и уничтожаемых). И дети
  всё-таки не были в стороне от переживаемого родителями, сколько бы их
  ни оберегали от этого. Родственный круг детства был вскоре разрушен.
  
   їИз обрывков разговоров взрослых (которые не всегда замечают,
   как внимательно слушают их дети) я уже в 30-34 гг. что-то знал о
   происходивших тогда событиях. Я помню рассказы о подростках, бе-
   жавших из охваченных голодом Украины, Центрально-Чернозёмной
   области и Белоруссии, забившись под вагоны в ящики для инструмен-
   тов. Как рассказывали, их часто вытаскивали оттуда уже мёртвыми.
   Голодающие умирали прямо на вокзалах, беспризорные дети ютились
   в асфальтовых котлах и подворотнях. Одного такого подростка подо-
   брала моя тётя Таня на вокзальной площади, и он стал её приёмным
   сыном, хотя у него потом и нашлись родители. Этот мальчик Его-
   рушка стал высококвалифицированным мастером-электриком. В по-
   следние годы он работал на монтаже всех больших ускорителей в
   СССР. Сейчас он уже дедушка, Егор Васильевичї /там же, стр. 34/.
   Я постараюсь выделить то, что относится только к детству и
  отрочеству Сахарова, а не к более поздним раздумьям и переосмыслениям.
   Несколько раз арестовывали и ссылали "дядю Ваню" (брата Д.И. Саха-ро-
  ва). На какое-то время ему, человеку очень одарённому, удалось при-
  строиться "чертёжником-надомником", жене - машинисткой. В техническом
  черчении он стал виртуозом.
  
   їЕщё в тридцатые годы наших близких постигли и другие беды.
   Первым погиб второй муж тёти Вали (мамы Ирины), его фамилия
   Бельгардт, он - бывший офицер царской и колчаковской армий - был
   арестован, как большинство офицеров белой армии, и расстрелян в
   середине 30-х годов. Затем мамин старший брат Владимир был аре-
   стован и погиб в лагере. В середине 30-х годов арестован внучатый
   племянник бабушки Зинаиды Евграфовны, Женя, и погиб в лагере -
   утонул на лесосплаве. После него осталась вдова и мальчик Юра, - он
   один год жил с нами на даче, и мы все его очень полюбили. (Я часто
   вспоминаю, как Юра, впервые увидев телёнка, радостно закричал:
   "Маленькое поле, маленькое поле!" Очевидно, он слышал фразу -
   корова пришла с поля, и она так преломилась в его сознании.) Зимой
   1938 года Юра заболел менингитом и умер в больнице. В 1937 году
   арестованы старший брат мамы Константин, младшая сестра Татьяна
   (Туся) и её муж Геннадий Богданович Саркисовї /там же, стр. 36/.
  
   Таких воспоминаний у Андрея Дмитриевича немало.
   Детей, как в подавляющем большинстве подобных семей, старались не
  во всё происходящее посвящать и против власти не настраивать. Последнее
  было бы смертельно опасно и, как виделось большинству родителей, бес-
  смысленно:
  
   їЯ почти никогда не слышал от папы прямого осуждения современ-
   ного режима. Пожалуй, единственное исключение - в 1950 году,
   когда папа в предельно эмоциональной форме высказал своё мнение
   о Сталине (он так при этом был взволнован, что мама испугалась,
   чтоб ему не стало плохо). Я думаю, что пока я не стал взрослым,
   папа боялся, что, если я буду слишком много понимать, то не смогу
   ужи-ться в этом мире. И, может быть, это скрывание мыслей от сына -
   очень типичное - сильней всего характеризует ужас эпохи. Но
   косвен-ное осуждение постоянно присутствовало в той или иной
   подспудной форме.
   Несколько иной была позиция дяди Вани. Он гораздо определённей
   высказывался о политических и экономических вопросах. Я постара-
   юсь рассказать об этом, опираясь на папины слова, сказанные уже
   в последние годы его жизни, при этом, конечно, интерпретируя их
   в духе своей теперешней позиции. Социалистическую систему он
   считал принципиально неэффективной для удовлетворения
   человеческих нужд, но зато чрезвычайно подходящей для укрепле-
   ния власти. Одну из формулировок я запомнил - в капиталистичес-
   ком мире продавец гоняется за покупателем и это заставляет обоих
   лучше работать, а при социализме покупатель гоняется за продавцом
   (подразумевается, что о работе уже думать некогда). Конечно, это
   всё же только афоризм, но мне кажется, он какую-то долю глубинной
   истины отражает.
   Другое - не менее важное - отношение социалистической системы
   к гражданским свободам, к правам личности - проблема реальной, а
   не провозглашенной свободы; и третье - нетерпимость к другим идео-
   логиям, опасная претензия на абсолютную истину. Но всё это вошло
   в круг моих сомнений гораздо поздней, и если мои родные и имели
   какие-то мысли на этот счёт, то мне они были непонятны. В это вре-мя
   я находился на предыдущей ступени - я усваивал (и с большой
   симпатией) идеологию коммунизма. Помню, например, что, узнав (в
   возрасте 12-и лет) о государстве инков, я радовался этому, как
   экспериментальному подтверждению жизненности социалистической
   идеи. Много лет спустя Шафаревич в тех же самых фактах увидит
   подтверждение прямо противоположномуї /там же, стр. 37 - 38/.
   Боюсь, что Андрей Дмитриевич припомнил и оценил слова дяди достато-
  чно поздно. "Государство инков" сумело заставить его основательно на
  себя потрудиться.
   Наши родители стояли перед жестоким выбором. Разделить с детьми
  своё отношение к происходящему? Они нередко и сами ещё не знали тол-
  ком, настолько ли безнадёжен этот режим, как им представляется. Они и
  сами так или иначе на него трудились. Утаить от детей свои сомнения, ко-
  торые нарастали? Не означало ли это принести в жертву (вполне призрач-
  ному) житейскому благополучию свою и своих детей совесть и честь? Неко-
  торые находили "третий путь": они говорили детям правду, но учили о ней
  молчать. Иногда добавлялось: молчать - с чужими. Поди разберись, кто
  чужой, кто свой и когда молчание переходит в приспособленчество.
   И всё-таки, всё-такиї Не все осторожничали со своими детьми. Я
  опять, как и в предыдущей повести, воспользуюсь воспоминаниями челове-
  ка из той же потомственной русской просвещённой среды, к которой при-
  надлежал и Сахаров.
  
  
   Вера Пирожкова* сформировалась в своём семейном кругу настолько, что
  никакие жизненные перипетии не смогли принципиально изменить её cre-
  do. Вера умела в свою бытность в советской России школьницей и студент-
  кой Ленинградского университета, а также беженкой в послевоеной Герма-
  нии отличать людей близких от чужих. Но против совести не грешила,
  хотя и замыкалась от безусловно враждебных её убеждениям лиц. Отрубить
  от себя впитанные в семье, в исходной среде принципы и убеждения она
  никаким жизненным испытаниям и ничьим аморальным (или внемораль-ным)
  воздействиям не позволила. Так что её родители не ошиблись, не
  скрывая от неё своих взглядов и настойчиво передавая ей свои устои.
  Судь-бы людей нашего с Андреем Дмитриевичем и Верой Александровной
  поко-ления складывались очень по-разному.
   їПоразительно, как сходятся книжные списки Андрея Дмитриевича с
  тем, что читали в детстве мои друзья и я, что стояло на полках наших до-
  машних библиотек и что мы, по возможности, старались собирать много
  позднее для своих детей. "С этим списком я перешел в
  юность", - пишет Сахаров /там же, стр. 42/. Мы - в отрочество: на
  юность при-шлись стихи и другие книги, иной уклон. С юности наши пути
  разнятся. Вернусь, однако, к той (вскоре надолго забытой) форме
  школьного об- разования, которую пытались дать Андрею Дмитриевичу его
  родители:
  
   їОсенью 1927 года ко мне стала ходить заниматься учительница
   (чтение, чистописание, арифметика), после уроков она ходила со
   мной гулять к храму Христа Спасителя, где я бегал по перилам, и на
   прогулке рассказывала что-то из истории и библии; вероятно, это
   была не всегда точная, но зато весьма интересная история. Звали
   её Зинаида Павловна, фамилии её, к сожалению, не помню, она жила по
   соседству. Это была совсем молодая женщина, очень неустроенная в
   жизни, верующая. Занималась она со мной до следующей весны. В
   последующие годы она изредка приходила к маме, выглядела всё бо-
   лее испуганной и несчастной. Мама обычно давала ей деньги или
   продукты. Её дальнейшая судьба трагична. Она не хотела жить в
   СССР (у неё главными мотивами были религиозные), пыталась пере- йти
   границу - как и многие тысячи, бежавшие в те годы от раскула-
   чивания, голода, угрозы ареста. Но граница, как тогда гордо писали,
   была "на замке", и большинство попадали в лагеря. Зинаиду Павлов-ну
   осудили на 10 лет. Об этом мы узнали из коротенькой открытки -
   вероятно, она была выброшена во время какого-нибудь этапа. Обрат-
   ного адреса не было. Больше мы ничего о ней не знаем, видимо, она
   погибла.
  --------------------------------------
  -----------
  *
   Ныне профессор Мюнхенского университета на пенсии. Продолжает активно работать в
  своём университете, читает лекции и в России, которую покинула в годы войны. Её мемуары
  опуб-ликованы в ж-ле "Голос Зарубежья", Мюнхен, за 1992-1994 годы. Редактором-издателем
  этого ж-ла В.А. Пирожкова является уже двадцать лет. Нам с С.А. Тиктиным посчастливилось
  много лет сотрудничать в этом журнале.
  
  
   По желанию родителей, первые пять лет я учился не в школе, а
   дома, в домашней учебной группе вместе с Ириной и ещё одним маль-
   чиком, звали его Олег Кудрявцев. После 4-х лет Олег и Ирина вышли
   из группы и поступили в школу, а я ещё один год учился дома один.
   Три года учился дома мой брат Юра. А дочь дяди Вани, Катя, вообще
   никогда не училась в школе, а занималась в большой домашней группе
   (10-12 человек). Я иногда присутствовал на их уроках по рисованию
   и сам пытался рисовать вместе с ними (мне это уже много дало, но,
   к сожалению, я потом рисованием не занимался). Одним из уча- щихся
   Катиной группы был был Серёжа Михалков, впоследствии дет-ский
   писатель и секретарь Союза писателейї /там же, стр. 42 - 43/.
  
   Ударение в дворянском роду Михїлковых принято было ставить на ї. Но
  Серёжа Михїлков, - соавтор присталинского государственного гимна, -
  быстро об этом забыл. И стал Михалкївым.* Зато его знаменитый сын
  Никита, кинематографист, в конце 1980-х гг. о своей родовитости
  вспомнил. Теперь - можно. И даже - модно.
  
   їВероятно, первоначальным инициатором домашнего обучения был
   дядя Ваня; мои родители и тётя Валя пошли по его пути. Это доволь-но
   сложное и дорогое, трудное начинание, по-видимому, было вы-звано
   их недоверием к советской школе тех времён (частично справедливым)
   и желанием дать детям более качественное образованиеї /там же, стр.
   43/.
   Почему - "частично"? Желание родителей и дяди Вани было полностью
  справедливым.
   Но продолжим:
  
   їКонечно, для этого были свои основания. Действительно, более
   индивидуализированное обучение даёт в принципе возможность
   двига-ться гораздо быстрей, легче и глубже, и в большей степени
   прививает самостоятельность и умение работать, вообще больше
   способствует (при некоторых условиях) интеллектуальному разви-
   тию. Но в психо-логическом и социальном плане своим решением
   родители поставили нас перед трудностями, вероятно, не вполне это
   понимая. У меня, в частности, очень развилась свойственная мне
   неконтактность, от ко- торой я страдал потом и в школе, и в
   университете, да и вообще по- чти всю жизнь. Не вполне оправда-
   лись надежды и на большой учеб-ный эффект (за исключением
   полугодового периода в 6-м классе, это после). В общем, не мне тут
   судитьї /там же, стр. 43/.
  --------------------------------------
  -------------------
  *
   Вспомним популярный в своё время обмен эпиграммами (пунктуация - моя: печатного
  текста не видела).
  В. Ардов: "Пусть говорят про Михалкова, что басни пишет он толково. Ему досталась от
  Эзопа не голова, а толької шляпа."
  С. Михалков: "Пусть мне досталась от Эзопа не голова, а толької шляпа, - литературе ну-
  жен Ардов, как ї шляпе пара бакенбардов".
   Тоже красиво.
  
   Осмелюсь, однако, предположить, что побуждения родителей вряд ли
  исчерпывались одним только желанием дать сыну более качественное обра-
  зование. Много вероятней, что им хотелось избавить ребёнка и подростка
  от духовного влияния школы, от идеологического капкана, в который она
  учеников загоняла. Ещё одно воспоминание (зима 1932-1933 года):
  
   їНа лестнице меня терроризировал мальчишка по имени Ростик,
   сын какого-то командарма или комбрига, который чувствовал себя
   высшей породой по сравнению с такими, как я; я с ужасом думаю о
   последующей судьбе его отца и всей семьи, которую ей нёс 37-й годї
   /там же, стр. 46/.
   И далее:
   їПервого декабря 1934 года был убит Киров. В школьном зале
   собрали учеников, и директор (старая большевичка), с трудом справ-
   ляясь со слезами, объявила нам об этом. Папа увидел у соседа
   в трамвае в газете траурный портрет, ему показалось, что это
   Ворошилов, и он приехал очень испуганным (боялся повторения
   красного террора 1918 года). Но он успокоился, узнав, что это
   Киров. Эта фамилия ему ничего не говорила, - это показывает, как
   далека была наша семья от партийных кругов и партийных дел (Киров
   был вторым человеком в партии). На другой день, однако, в газетах
   появился указ о порядке рассмотрения дел о терроре, и большая
   фотография Сталина у гроба Кирова. На страну, только что перене-
   сшую раскула-чивание и голод, надвигался период тридцать
   седьмого года.
   їЕсли говорить о духовной атмосфере страны, о всеобщем стра-хе,
   который охватил практически всё население больших городов и
   тем самым наложил отпечаток на всё остальное население и продол-
   жает существовать подспудно и до сих пор, спустя почти два поколе-
   ния, - то он порождён, в основном, именно этой эпохой. Наряду с
   массовостью и жестокостью репрессий, ужас вселяла их иррациональ-
   ность, вот эта повседневность, когда невозможно понять, кого
   сажают и за что сажают.
   Как росли дети в эти годы? Трагизм чувствовался в воздухе и юно-
   шеская сила духовного сопротивления, используя тот материал, кото-
   рый шел из газет, от книг, от школы, дольше, чем у взрослых, со-
   храняла те порывы, которые двигали когда-то старшими. Я пишу тут
   о более общественно активных - не о себе - я-то был очень углублён-
   ным в себя, в какой-то мере эгоцентричным, болезненно неконтакт-
   тным, как я уже писал, мальчиком. Мне почти нечего поэтому рас-ска-
   зать о человеческом общении в школьные годыї /там же, стр. 48 -
   49/.
  
   Это несколько странный отрывок. Отвлечёмся от того, что страна уже
  знала к тому времени периоды, не менее страшные, чем 1937-38 годы. Для
  старой столичной интеллигенции середина 1930-х годов была, дей-
  ствительно, особенно страшна и загадочна. Террор стал свирепствовать
  не только и не столько в её кругах, что уже бывало, но и по соседству, в
  на-чальственных партийных квартирах. Однако о какой и чьей "силе
  духовного сопротивления" идёт здесь речь? О сопротивлении официально-
  му толкова-нию террора или, напротив, о сопротивлении попыткам
  родителей развенчать партийную демагогию? Непонятно.
   У Сахарова в этом смысле было особое положение: он вырос в не совети-
  зированной духовно семье, в атмосфере, не отравленной революционным
  утопизмом. Он не учился в наиболее внушаемом возрасте в советской шко-
  ле. И всё-таки, по-видимому, речь идёт о его иллюзиях в пользу советской
  власти. Хотя, как было сказано выше, родственный круг, вне самого узко-
  го, был разгромлен. Что ж, бывало и так. Особенно при инстинктивном
  уходе от тревожащих сторон жизниї
   Мне представляется, что основную массу наших с Сахаровым ровесников
  привязывала (если привязывала) к советским фетишам и мифам отнюдь не
  "сила духовного сопротивления". Напротив: нас лишала иммунитета про-
  тив (как теперь видится) достаточно явной лжи детская и юношеская
  внушаемость, податливость, неискушенность. Нас делала полуслепы-
  ми (одних - на годы, других - навсегда) селекционированность того
  духовно-идеологического рациона, который в детей и подростков школа
  буквально вталкивала, как в гусей на откорме - орехи или кукурузу. И
  я не знаю, какую часть взрослых Сахаров имеет в виду, говоря об их
  угасших порывах. В его семье революционное пламя вряд ли когда бы то
  ни было пылало. В моей (в узком смысле: отец и мать) - тоже. Но детям
  немногое при-открывалось из того, что переживали родители, - вот в чём
  таились заро-дыши будущей многолетней слепоты.
   Сам Андрей Дмитриевич, поступив, наконец, в школу (в 6-й класс),
  скорее всего инертно исполнял необходимый для советского
  школьника идеологический ритуал. Интерес к политике не преобладал
  в его жизни. Родители, как могли, защищали сына от отягчающих и
  опасных сторон ре-альности. Так, они молчаливо согласились деполити-
  зировать своё на него влияние. Так, его отстраняли от всяческих
  тяжелых ситуаций внутри се-мьи. Свекровь и невестка (бабушка и мать)
  холодно относились друг к дру-гу. Когда бабушка умирала (в доме сына),
  мать оберегала Андрея от скорбного зрелища и тяжких обязанностей:
  
   їПоздней осенью 1940 года у бабушки случился инсульт.Она поте-
   ряла речь. Папа переселился в её комнату. Он там спал и проводил
   большую часть суток, чтобы быть готовым помочь ей в любой момент.
   В эти месяцы мама просила меня не заходить в комнату бабушки. Мне
   трудно объяснить (и тогда, и сейчас) это её решение и мою пассив-
   ность. Желание уберечь меня от тяжелых впечатлений не должно бы
   быть решающим при той близости, которая была у меня с бабушкой, к
   тому же я был вполне взрослым (хотя мама, вероятно, этого не по-
   нимала). Я два (кажется) раза нарушил это предписание. Помню, как
   бабушка движением глаз попросила поднести к её губам стакан с
   настоем шиповника и отпила один или два глотка. Больше она уже
  
   ничего не ела и не пила. Никакого раздражения или упрёка. Я знаю,
   что последние недели были очень тяжелымиї /там же, стр. 57/.
  
   Я думаю, что и внук был обеднён сердечно своим молчаливым согласием
  отодвинуться от тяжелого долга. И это случилось не единственный раз в
  его жизни.
   Похоже, что он таким же образом отодвинулся постепенно от детей от
  первого брака, когда, овдовев, женился вторично. Отодвинулся, не пере-
  став их любить, но и почти не борясь с ними за них. Он не сумел (или
  не стал) бороться по-настоящему даже за младшего сына-подростка, не
  сошедшегося с его новой семьёй. Вероятно, в душе его жила из-за этого
  постоянная боль. Но он оставался в этом смысле пассивным, как и во мно-
  гих других случаях, требовавших напряжения сугубо личных, сердечных,
  душевных усилий. Я бы не стала этой темы затрагивать, но Сахаров и сам
  говорит о присущей ему в некоторых ситуациях "ленности сердца". Не от
  всех ли родительских защитных заслонов (не включать, не втягивать,
  не осведомлять, чтобы сложное, мрачное, двоящее время не мешало учиться,
  работать, жить) она возникла? Опасно оберегать детей от тягот своей, да
  и общей жизни.
  
   "їхорошая физика"
  
   Сахаровым-старшим, вероятно, казалось, что естественнонаучные ин-
  тересы, в отличие от гуманитарных, смогут даже и в советских условиях
  обеспечить их сыну стабильность, не связанную с риском и со сделками
  с совестью. Но коварство дьявола порой превращает в его орудия именно
  тех, кто находит, казалось бы, самый безобидный и ни к чему не обязываю-
  щий modus vivendi с ним. Об этой уловке дьявола российский образован-
  ный класс узнал далеко не сразу.
   Несколько отступим от своего сюжета, но не от темы. Может быть,
  один из ярчайших примеров той страшной цены, которая платилась за вы-
  живание (причём нередко платилась напрасно: плату брали - и наступали
  на заплатившего кованым сапогом) явилась (известная Сахарову с
  давних пор) судьба братьев Вавиловых.
  
   їЭта история была одной из самых ужасных страниц в многолетней
   трагедии советской биологии. Сергей Иванович вскоре (или уже
   тогда) стал Президентом Академии наук. При этом он регулярно -
   минимум раз в неделю, встречался с Т.Д. Лысенко, членом Прези-диума
   АН, который был одним из главных виновников гибели его брата.
   Представить, как это происходило, мне трудно.
   Дополнение 1987 г. Недавно Я.Л. Альперт, один из старейших
   сотрудников ФИАНа, рассказал мне (со слов Леонтовича, а тот якобы
   слышал от Вавилова) следующую историю. Вавилову, возможно, са- мим
   Сталиным или через кого-либо из его приближенных, было со-
   сообщено: есть две кандидатуры на пост Президента Академии - Вы,
   а если Вы не согласитесь - Лысенко. Вавилов просидел, обдумывая
   ответ, всю ночь (выкурив при этом несколько пачек папирос) и согла-
   сился, спасая Академию и советскую науку от неминуемого при избра-
   нии Лысенко ужасного разгрома.
   Дополнение 1989 г. По версии, сообщённой Е.Л. Фейнбергом, -
   альтернативным кандидатом в президенты был А.Я. Вышинский.
   Пожалуй, это правдоподобней - и ещё страшней!
   їК личным делам сотрудников Сергей Иванович относился всегда
   с большой заботливостью, он глубоко и искренне любил науку и был
   прекрасным учёным-оптиком, а также хорошим популяризатором. В
   качестве Президента ему приходилось много выступать с официаль-
   ными речами. В одной из них он назвал Сталина "корифеем науки",
   этот пущенный им в ход эпитет стал почти что частью официального
   титула (видимо, понравился).
   Судьба двух братьев - умирающего от голода при чистке нечистот
   в Саратовской тюрьме и осыпанного всеми почестями Президента -
   бы-ла парадоксом, крайностью даже в то время, но и было в этом
   что-то очень характерноеї /там же, стр. 108 - 109/.
  
   К несчастью, судьба братьев Вавиловых не была ни парадоксом, ни
  крайностью. Это была (вывернутая по-орвелловски) повседневность. Быт.
  И не только для всей страны, но и для ближайшего окружения "корифея
  науки". И даже для его близких и дальних родственников. "Сидели" жены
  членов Политбюро, в том числе - родственники обеих жен Сталина. Часть
  "высочайших семей" ставили к стенке - ближайшие родственники расстре-
  лянных "выходили в начальники, потому что молчание - золото". Но по-рой
  и молчальников не щадили. И это были не парадоксы истории, когда один
  брат оказывался у "белых", другой - у "красных", когда отец сра-
  сражался за короля, а сын командовал якобинцами. К середине 1930-х
  годов для России и СССР всё это было уже позади. Никто с большевиками
  по-настоящему не сражался. Слепая прихоть тирана, самосохранительная
  антилогика тирании, автоматический саморазгон террора ("умри ты сегод-
  ня, а я - завтра") - всё, что угодно, только не подобие классовой или
  идейной борьбы. Боровшиеся по-настоящему были уже раздавлены или
  вышвырнуты за кордон. Те, кто собирался вступить в борьбу, ещё только
  осматривались. Они ещё не созрели. Страна, вся страна, становилась ги-
  гантским лагобъединением. А в лагерах, как известно, есть и "шарашки"
  с относительно мягким режимом, и страшные "колонны" (участки, коло-нии).
  Перемалывание людей в "лагерную пыль" шло теперь непрерывно, этап за
  этапом. И никто не знал наверняка, что его ждёт в следующее
  мгновенье: орден, этап или пуля. В семье Сахаровых не то же ли самое
  происходило? Сравним судьбы Сахарова Д.И., Сахарова И.И. ("дяди Ва- ни")
  и самого Андрея Дмитриевича.
   Сахаров-младший сравнительно долго и довольно успешно отгораживался
  от ужаса мира, в котором жил. Чем? Отвлечённостью своих интересов от
  политических и социальных проблем. Он был занят усилиями проникнуть в
  тайны Вселенной, несоизмеримые в своей грандиозности с малостью земной
  суматохи. Но, волей обстоятельств (а отчасти - и своей холодноватой не-
  отмирности), он достаточно легко был оторван от постижения тайн миро-
  здания. Его привлекли к поискам наиболее остроумных и эффективных спо-
  собов разрушения этой дивной постройки. Возможно, что поначалу он не
  заметил рогов и хвоста заказчика. Вернёмся, однако, в годы вузовской
  учё-бы Сахарова.
  
   * * *
  
   Блестящий физик и математик, студент Сахаров не входил глубоко в за-
  бавы марксистско-ленинской политэкономии и философии. И других эко-
  номических и философских учений - тоже. Настолько не входил, что вчу-же
  позволял себе считать марксизм-ленинизм гуманным и прогрессивным
  учением. Он долго (почти до последних своих дней) не связывал победы
  марксизма-ленинизма с нарастанием в обществе и природе огромного СССР
  убийственной энтропии (в самом прямом значении последнего слова). Са-
  харов просто не относился к марксизму-ленинизму серьёзно. Иначе он по-
  трудился бы его изучить и судить о нём ответственно, как это сделал
  вы-пускник физмата А.И. Солженицын. При уникальных способностях Саха-
  рова это не оторвало бы его надолго от основных интересов. А он пишет:
  
   їИз университетских предметов только с марксизмом-ленинизмом
   у меня были неприятности - двойки, которые я потом исправлял. Их
   причина была не идеологической, мне не приходило тогда в голову
   сомневаться в марксизме как идеологии в борьбе за освобождение че-
   ловечества; материализм тоже мне казался исчерпывающей филосо-
   фией. Но меня расстраивали натурфилософские умствования, перене-
   сенные без всякой переработки в ХХ век строгой науки: Энгельс,
   с его антигенетической ламаркистской ролью труда в очеловечи-
   вании обезьяны, старомодное наивное использование формул в
   "Капитале", сама толщина этого типичного произведения немецкого
   профессора прошлого века. Я до сих пор не люблю кирпичеобразных
   книг, и мне кажется, что они возникают от недостатка ясности. Я и
   тогда вспо-минал есенинское:
   їни при какой погоде
   Я этих книг, конечно, не читал.
   (Но я читал!). Газетно-полемическая философия "Материализма и
   эмпириокритицизма" казалась мне скользящей по касательной к
   сути проблемы. Но главной причиной моих трудностей было моё
   неумение читать и запоминать слова, а не идеиї /там же, стр. 55 - 56/.
  
   Разумеется, представителю точного знания трудно было принимать все-
  рьёз многословную казуистику "идеологииї борьбы за освобождение че-
  ловечества" ("истмата" и "диамата"). В марксизме-ленинизме для сдачи
  всевозможных экзаменов, включая вузовские и кандидатские, надо было
  запоминать "слова, слова, словаї" Это крайне трудно для человека
  
  точного знания. Содержательной сути в этих велеречивых формулировках
  немного. Но она есть. И она, во-первых, не очень сложна, а во-вторых,
  очень не безобидна. Может быть, своевременное её постижение резко из-
  менило бы научную, а с ней и гражданскую судьбу студента Сахарова. Но
  пробиваться к ней сквозь тома пустословия было скучно, да и
  некогда. Оставалось предполагать, что где-то там, в глубине, всё
  доказано и соот-ветствует в самом главном официальному взгляду. Так
  было то ли легче, то ли проще - не скучать над этой многословной
  невнятицей. Ведь строгий аналитический ум Сахарова не мог этой
  невнятицы не ощущать. Как же было не попытаться проверить, не
  попробовать пробиться к сути, к ядру навязываемой идеологии? Ведь уже
  видел и её недомыслие, и её поверхно-стность. А она претендовала
  управить миром. Неужели не стоило - ради окончательной ясности в этом
  отнюдь не второстепенном вопросе - несколь-ко недель или месяцев
  поскучать над первоисточниками? Но, по-видимому, хорошо удавшаяся
  родителям ориентация на аполитичность позволила моло- дому человеку
  отстранить от себя раздражающие детали "великолепной тео- рии" (Ян
  Прохазка). Принять её, так сказать, в целом, чтобы тут же и позабыть на
  долгие годы.
  
   * * *
  
   Вспышка патриотизма, который породила война 1941-45 гг., заброси-ла
  едва окончившего университет Сахарова на военный завод, в Ульяновск.
  Естественно, что она, эта вспышка, не угасла вместе с войной. Тем более
  - под гром победы. Война, как комета, тянула за собой светящийся след
  выстраданного патриотического подъёма. Во многих жизнях он светится
  по сей день. И отчасти поэтому Сахаров после многообещающей аспиранту-
  ры в ФИАНе, у И.Е. Тамма, включился в весьма двусмысленную тематику.
   Но только отчасти поэтому. В значительно большей степени он пассивно
  подчинился властной и непреклонной воле, решавшей за всех. Почти за
  всех. Отец не одобрил этого поворота в работе сына. Но, во-первых, ска-
  зал об этом поздно, когда всё уже было решено. А во-вторых, родители от
  влияния на сына в политическом плане, как уже было сказано, отстрани-
  лись. Видно, страшились толкнуть в опасную сторону. Да и сын уже вышел
  из того возраста, когда решают родители. Волей-неволей он признал над
  собой другой патронаж.
   О своей несвершившейся чисто научной судьбе Сахаров пишет (высказы-
  вание его относится к 1948 году, т.е. началу работы у И.Е. Тамма):
  
   їЯ далеко не сразу достиг того уровня широты и понимания, кото-
   рый необходим для реферирования, а потом - после привлечения к
   военно-исследовательской тематике - почти мгновенно потерял с та-
   ким трудом достигнутую высоту. И более никогда уже не смог на неё
   вернуться. Это очень жаль. И всё же я в своей последующей работе в
   значительной степени опирался на то понимание, которое приобрёл
   в первые фиановские годы под руководством Игоря Евгеньевичаї /там
   же, стр. 104/.
  
   Я не физик и потому не могу оценить, чего здесь больше: излишней
  скромности или горькой трезвости в самооценке. Но из весьма лаконичных
  научных автохарактеристик Сахарова и из того, что пишут о нём
  сейчас, после его смерти, его коллеги, можно сделать вывод: Сахаров
  был чрез-вычайно талантлив; может быть - гениален. Но он не обладал
  одной весь-ма неприятной как для самого гения, так и для людей, его
  окружающих, чертой: органической неспособностью заняться ничем, кроме
  того, на чём он помешан. Это случается не только с гениями. Но гений
  реализуется только так. Точнее - реализуются из потенциальных гениев
  те и только те, в которых побеждает все неблагоприятные обстоятель-
  ства эта черта. В противном случае гениальность остаётся качеством
  латентным. Подчеркну: я ни в малейшей мере не в состоянии оценить
  Сахарова как физика. Но сам он в одном из своих чисто научных экскурсов
  в прошлое замечает (не буду входить в подробности):
  
   їїТак я упустил возможность сделать самую главную работу того
   времени (и самую главную, с огромным разрывом, в своей жизни).
   Конечно, это было не случайно. Перефразируя известное изречение,
   каждый делает те работы, которых он достоинї /там же, стр. 116/.
   И несколько дальше:
   їВспоминая то лето 1947 года, я чувствую, что я никогда - ни
   раньше, ни позже - не приближался так близко к большой науке, к
   её переднему плану. Мне, конечно, немного досадно, что я лично
   оказался не на высоте (никакие объективные обстоятельства тут не
   су- щественны). Но с более широкой точки зрения я не могу не испыты-
   вать восторга перед поступательным движением науки - и если бы я
   сам не прикоснулся к ней, я не мог бы ощущать это с такой остро-
   той!ї /там же, стр. 118/.
  
   В этих самооценках много горечи. Но мне думается, что именно "объек-
  тивные обстоятельства" (чужая властная воля) сыграли решающую роль.
  Они изменили направление и характер работы Сахарова.
   Переходом к закрытой проблематике Сахарова искушали довольно долго.
  То анонимный работодатель в гостиничном кабинете; то вкрадчиво обворо-
  жительный, когда это бывало необходимо, Курчатов. Сахаров мягко, но
  категорически отказывается оставить увлёкшую его уникальную теорети-
  че-скую тематику. В конце концов его судьба решена была без его
  участия:
  его попросту поставили перед фактом. Сопротивление чужому выбору стало
  опасным. В лучшем случае его отлучили бы от науки.
   Он вспоминает:
  
   їИтак, в 1946 и 1947 гг. я дважды отказался от искушения по-
   кинуть ФИАН и теоретическую физику переднего края. В 1948 году
   меня уже никто не спрашивал.
   В последних числах июня 1948 года Игорь Евгеньевич Тамм с та-
   инственным видом попросил остаться после семинара меня и другого
   своего ученика Семёна Захаровича Беленького. Это был так называе-
   мый "пятницкий" семинар "для своих", который проходил в маленьком
   кабинете Игоря Евгеньевича (теперь бы теоретики ФИАНа там не
   поместились). Когда все вошли, он плотно закрыл дверь и сделал
   ошеломившее нас сообщение. В ФИАНе по постановлению Совета
   Министров и ЦК КПСС создаётся исследовательская группа. Он назна-
   чен руководителем группы, мы оба - её члены. Задача группы - тео-
   ретические и расчётные работы с целью выяснения возможности
   созда-ния водородной бомбы; конкретно - проверка и уточнение тех
   расчё-тов, которые ведутся в Институте химической физики в группе
   Зель-довичаї /там же, стр. 129/.
  
   Итак, решение было принято за его спиной. И Сахаров перешел в рас-
  поряжение заказчиков водородной бомбы - вместе со своим научным руко-
  водителем И.Е. Таммом.
  
   * * *
  
   Насколько мне помнится, у большинства мало-мальски думающих (даже
  весьма далёких от ядерного эпоса) современников сомнений в цельнотя-
  нутости многого из того, в чём советские атомщики нуждались, как-то
  не возникало. Может быть, мы невольно преувеличивали вездесущесть
  совет-ского шпионажа. Но вряд ли намного. Сахаров, однако, был привлечён
  к работе не над атомной, а над термоядерной бомбой. А в этом случае
  вопрос о приоритете выглядит принципиально иначе. В этой проблеме я,
  как не-профессионал, должна опереться на специалиста, а потому передаю
  слово своему соавтору. С.А. Тиктин окончил физико-математический
  факультет университета как физик-ядерщик, позднее специализировался
  в теплофизи-ке и теплотехнике. Таким образом научно-технические аспекты
  работы Са-харова над термоядерной бомбой не являются для него terra
  incognita.
  
  С. Тиктин:
  
   В "Воспоминаниях" Сахарова свїдения о его участии в создании совет-
  ского ядерного оружия весьма скудны, неконкретны и отрывочны. Тем не
  менее, имеет определённый смысл, читая строки и между строк, попыта-
  ться проследить основные вехи разработки термоядерной бомбы в СССР
  и участия Сахарова в них.
   В разработке атомной бомбы Сахаров вообще не участвовал. Он попал в
  1948 году в Физический институт АН СССР (ФИАН) к акад. И.Е. Там-му,
  группа которого тогда "лизала зад" Я.Б. Зельдовича /С.З. Белень-кий в
  передаче А.Д. Сахарова; "Воспоминания", стр. 130/. Конкрет-нее -
  проверяла и уточняла теоретические и расчётные работы последнего и
  его группы в Институте химической физики АН СССР. Целью было вы-
  яснение возможности инициирования термоядерного взрыва, основанного
  на ядерной реакции синтеза гелия из лёгких атомов, сопровождающейся
  вы- делением колоссальной энергии. По словам акад. В.Л. Гинзбурга, после
  результатов Зельдовича "водородный проект виделся тогда
  в глазах Курчатова полной безнадёгой"*. Во время
  написания своей авто-биографической книги Сахаров считает, что
  
   їосновная идея разрабатывавшегося в группе Зельдовича
   проекта была "цельнотянутой", т.е. исходила из разведывательной
   информацииї /там же, стр. 129 - 130/ї.
  
   В свете недавней публикации весьма целенаправленных, хотя в ряде
  мест более, чем сомнительных, мемуаров бывшего генерала МГБ П. Судопла-
  това, эта догадка Сахарова выглядит вполне правдоподобной. Но ещё рань-
  ше она подтвердилась статьей американского автора Д. Холловея в "Ин-
  тернейшнл Секьюрити" 1979/80, т. 4, 3:
  
   їКлаус Фукс информировал СССР о работах по термоядерной бомбе
   в Лос-Анжелесе (по-видимому, Лос-Аламосе - С.Т.) до 1946 го-да. Эти
   сообщения были скорей дезориентирующими, чем полезны-ми, так как
   ранние идеи потом оказались неработоспособнымиї /"Воспомина-
   ния", стр. 129 - 130/.
  
   Какие именно и почему - Сахаров прямо не сообщает. О том, что полу-
  ченные советской разведкой материалы по водородной бомбе оказались
  для советских специалистов (в отличие от данных по бомбе атомной)
  абсолютно бесполезными, сообщили в своем интервью бывший многолет-
  ний руково-дитель "советского Лос-Аламоса" - объекта Арзамас-16 -
  недавно скон-
  чавшийся на десятом десятке акад. Ю.Б. Харитон и бывший сотрудник
  Сахарова в том же Арзамасе-16 к.ф.м. наук Ю. Смирнов.**
   По всей видимости, в этих ранних идеях предполагался непосред-
  ствен-ный синтез ядер гелия из ядер обычного водорода (протонов) или
  "тяжелого" водорода - дейтерия.*** Этот синтез предполагалось
  инициировать взрывной цепной реакцией деления урана или плутония
  быстрыми нейтронами, наподобие происходящей в атомной бомбе. Как
  теперь известно, все разведданные по ядерной проблеме проходили в
  СССР тщательную теоретическую и экспериментальную проверку. Наиболее
  важные - параллельную, различными научными группами. Так или иначе, в
  СССР ещё до создания своей атомной бомбы интенсивно велась в
  нескольких организациях прора-ботка идеи бомбы водородной.
   А США сразу после окончания второй мировой войны свернули работы
  по совершенствованию своего ядерного оружия. Не изменили их позиции
  в этом вопросе ни направленная ещё в 1944 году Рузвельту секретная
  записка
  Нильса Бора о том, что "ї на основаниии предвоенных работ
  русских
  ---------------------------------------------------
  ---
  *
   Интервью израильской газете "Вести" 25.II.1993.
  **
   Ю. Харитон и Ю. Смирнов, Украли ли русские атомную бомбу? "Новое Русское Слово"
  23.XII.1994. Нью-Йорк.
  ***
   Ядро дейтерия (дейтон) состоит из одного протона и одного нейтрона.
  
  физиков естественно предположить, что ядерные
  проблемы окa-жутся в центре их интересов"*; ни
  раскрытие (благодаря перебежчи-ку - шифровальщику советского посо-
  льства в Канаде Гудзенко) разветвлённой сети советского ядерного
  шпионажа в Канаде в 1946 году; ни за-явление В.М. Молотова в ноябре 1947
  года о том, что ядерная бомба не является более для Советского Союза
  секретом. Даже после произведенного в августе 1949 года первого
  советского испытания атомной бомбы, являв-шейся "цельнотянутой" копией
  американской, большинство членов Кон-сультативного комитета,
  включая Р. Оппенгеймера и Э. Ферми, продол-жало занимать крайне
  отрицательную позицию по отношению к разработке термоядерного оружия:
  
   їМы полагаем, что тем или иным путём следует избежать создания
   термоядерного оружия. Мы против того, чтобы Соединённые Штаты
   выступили инициатором в этом вопросе. Мы единодушны в том, что
   сейчас крайне несвоевременно поддерживать желание любой ценой со-
   здать это оружиеїї /М. Рузе. Роберт Оппенгеймер и атомная бом-ба.
   Пер. с французского издания 1962 г. Изд. второе; стр. 75. М., Атомиз-
   дат. 1965/.
  
   Советские же учёные, которым было доверено продолжать "работу за
  дьявола" (Р. Оппенгеймер), подобными сомнениями тогда не терзались. Ю.
  Харитон и Ю. Смирнов приводят в указанной выше статье следующее
  высказывание Сахарова во время его визита в США в 1988 году:
   їЯ и все, кто вместе со мной работал, были абсолютно убеждены в
   жизненной необходимости нашей работы, в её исключительной важ-
   ностиї То, что мы делали, было на самом деле большой трагедией,
   отражающей трагичность всей ситуации в мире, где для того, чтобы
   сохранить мир, необходимо делать такие страшные, ужасные вещиї.
   Вскоре после испытания первой атомной бомбы будущий создатель аме-
  риканской термоядерной бомбы Э. Теллер оказался почти в одиночестве -
  вместе со своими ранними ошибками и новыми продуктивными идеями, ко-
  торых советские агенты не успели украсть, а власти США не стремились ис-
  пользовать. Только в январе 1950 года президент Трумэн приказал Комис-
  сии по атомной энергии начать работы по созданию водородной бомбы. Так
  США потеряли как минимум четыре с половиной года. И то, если на-
  чать отсчёт с первого экспериментального взрыва атомной бомбы.
  --------------------------------------
  ----------
  *
   Как сообщают в вышеуказанной статье Ю. Харитон и Ю. Смирнов, советские физики
  успели до начала второй мировой войны экспериментально определить число вторичных
  ней-тронов, возникающих при делении урана, выяснить условия осуществления цепной
  реакции деления урана в реакторе с тяжелой водой и углеродом в качестве замедлителей
  нейтронов. Они определили условия возникновения ядерного взрыва, рассчитали
  приближенное значение кри-тической массы лёгкого изотопа урана, а также оценили
  мощность такого взрыва.
   Перспективы получения и использования энергии деления урана широко обсуждались
  тогда в советской периодике и популярной литературе.
  
   На стр. 208 своих "Воспоминаний" Сахаров сообщает об эксперимен-
  тальных измерениях вероятностей ("сечений") реакций синтеза ядер гелия
  из ядер различных изотопов водорода, проводившихся в нескольких НИИ.
   Эти эксперименты ярко описал в своей автобиографической книге "Раз-
  рыв" /Франкфурт-на-Майне: Изд. "Посев". - 1983/ скончавшийся не- сколько
  лет назад в эмиграции физик С.М. Поликанов, проводивший в ЛИПАНе
  (теперь Институт атомной энергии - ИАЭ - им. Курчатова Рос-сийской АН,
  в просторечии "Курчатник") опыты на установке "Трубка" в самом начале
  1950-х гг. Эта "Трубка" кое в чём напоминала установку, описанную в
  книге Митчела Уилсона "Живи с молнией". Но эксперименты на ней Н.Н.
  Флеров и С.М. Поликанов вели при гораздо меньших ускоря-
  ющих напряжениях - порядка нескольких тысяч вольт и десятков тысяч
  вольт, соответствующих температурам в десятки и сотни миллионов граду-
  сов. При соударениях разогнанных ионов с мишенями "Трубка" излучала
  нейтроны, которые тогда из соображений секретности предписывалось на-
  зывать "нулевыми точками". Поликанов (тоже, видимо, стеснявшийся даже
  в эмиграции называть вещи своими именами) пишет:
   їРечь шла об измерении некоторой величины, которая могла заин-
   тересовать людей, работавших над водородной бомбойї /"Разрыв",
   стр. 35/.
   Вспоминая о своей встрече с Сахаровым, Поликанов сообщает, что лишь
  после термоядерного взрыва стал ему понятен интерес Сахарова к
  величине, которую измеряли на "Трубке" /там же, стр. 36/.
   По этим сечениям, рассказывает Сахаров, вычислялись скорости термо-
  ядерных реакций при различных температурах. Как выяснилось, температу-
  ра взрыва атомной бомбы, доходящая до многих десятков миллионов гра-
  дусов (в несколько раз больше расчётной температуры в центре Солнца),
  всё же недостаточна для инициирования реакций синтеза гелия из
  дейтерия, не говоря уже о прочих. Кроме того, термоядерные реакции идут
  в находящихся в равновесном состоянии Солнце и других звёздах
  миллиарды лет, а в бомбе они должны произойти менее, чем за миллионную
  долю секунды. Попутно отметим, что при взрывном делении урана или
  плутония реагируют только несколько процентов от массы заряда.
  Последнее объясняется не только быстротой разлёта его тяжелых атомов,
  а и образованием продуктов их деления, интенсивно поглощающих
  нейтроны, - изотопа ксенона и др. Лавинная взрывная цепная
  реакция не развивает температуры, доста-точной для возбуждения реакции
  синтеза гелия из дейтерия, не говоря уже о водороде. В этом и состоит
  одна из главных причин неработоспособности вышеуказанных "ранних
  идей".
   Работа по проверке расчётов Зельдовича длилась недолго. Сахаров пи-
  шет:
  
   їПо истечении двух месяцев я сделал крутой поворот в работе.
   А именно, я предложил альтернативный проект термоядерного
   заряда, совершенно отличный от рассматривавшегося группой
   Зельдовича по происходящим при взрыве физическим процессам и
   даже по основному источнику энерговыделения. Я ниже называю это
   предложение "1-й идеей". Вскоре моё предложение существенно
   дополнил В.Л. Гинз-бург, выдвинув "2-ю идею". Наш вариант отличался
   от рассматрива-емого Зельдовичем тем, что отсутствовал вопрос
   о принципиальной осуществимости; кроме того, были существен-
   ные инженерные и тех- нические отличия. Более высокие характе-
   ристики наш проект приоб- рёл в результате добавления "3-й идеи",
   в которой я являюсь одним из основных авторов. Окончательно "3-я
   идея" оформилась после первого термоядерного испытания в 1953
   годуї /"Воспоминания", стр. 140; выд. С.Т./.
  
   И Тамм, и Зельдович мгновенно поняли перспективность предложений
  Сахарова /там же, стр. 141/. А за ними - и Курчатов, и самое высокое
  начальство. Сахарову фактически была открыта "зелёная улица". Ему не
  пришлось идти против течения, и остракизм коллег (в отличие от Теллера)
  тогда ему не угрожал.
   Суть этих идей Сахаров здесь прямо не раскрывает. Лишь пїходя упоми-
  нает о реакции дейтерия со "сверхтяжелым" водородом - тритием /там
  же, стр. 208/. Зато в главе, касающейся управляемого термоядерного
  синтеза (до сих пор ещё достаточно проблематичного), он как бы невзна-
  чай сообщает /там же, стр. 200/, что скорость этой реакции почти в сто
  раз выше, чем у дейтерия с дейтерием.* Забегая вперёд, отметим, что
  именно поэтому инициировать обычным атомным взрывом и оказалось воз-
  можным только реакцию дейтерия с тритием, сопровождавшуюся образо-ва-
  нием ядра гелия (ї-частицы), нейтрона и выделением огромной энергии -
  более 17-ти миллионов электрон-вольт на каждый элементарный акт
  синтеза. Сахаров пишет далее:
  
   їРазмножение трития возможно потому, что дейтерий вовлекается
   в дейтериевые реакции с образованием трития, а также благодаря
   размножению быстрых нейтроновї Затем эти нейтроны захватываются
   дейтерием или литием-6 с образованием тритияї /там же/.
  
   Изложив таким образом квинтэссенцию основных идей, заложенных в
  принцип термоядерной бомбы, Сахаров тут же как бы спохватывается:
   їКонечно, все эти соображения являются моим частным и сейчас
   уже несколько дилетантским мнениемї** /там же/.
  ----------------------------------
  ----------------------
  *
   Ядро трития состоит из одного протона и двух нейтронов и потому оно менее устойчиво
  и имеет многократно большее сечение в ядерных реакциях. При этом большой избыток
  нейтро-нов обусловливает их частичное высвобождение. Тритий радиоактивен (ї-активен).
  Период его полураспада составляет 12,4 года.
  **
   О найденном Э. Теллером решении проблемы инициирования термоядерной реакции с ис-
  пользованием трития и о его докладе о возможности создания водородной бомбы, прочитан-
  ном в 1946 году в Лос-Аламосе, сообщается, к примеру, в упомянутой нами выше, издан-
  ной в СССР за четверть века до "Воспоминаний" Сахарова, книге М. Рузе "Роберт Оппен-
  геймер и атомная бомба". Чего уж тут было перестраховываться!
  
   Насколько частным и насколько дилетантским, можно судить и по сле-
  дующим фактам и событиям. Всего через два месяца после того, как пред-
  ложение Сахарова (всего только кандидата наук и старшего научного
  со-трудника по должности) стало признанной темой группы, он был
  пригла-шен к генералу госбезопасности - уполномоченному СМ СССР и ЦК
  КПСС (тогда ещё ВКП(б) - С.Т.) в ФИАНе. Генерал предложил ему свою ре-
  комендацию для вступления в партию. Сахаров отказался, мотивируя свой
  отказ действиями партии в прошлом - арестами невиновных и раскулачива-
  нием. В конце 1948 года такая аргументация для любого другого означала
  бы потерю всякой возможности научной работы, а то и свободы - всерьёз и
  надолго. Но генерал попросил Сахарова самым серьёзным образом подумать
  об этом разговоре и выразил надежду, что он еще захочет к нему вернуть-
  ся. Сахаров не без оснований предполагал, что ему предназначалась
  помимо научной еще высокая административная роль. Через пару лет,
  задолго ещё
  до генеральной проверки его идей полномасштабным термоядерным взры-
  вом, Сахаров на стандартный тогда вопрос комиссии по идеологической
  проверке руководящих научных кадров: "Как вы относитесь к хромосомной
  теории наследственности?" - ответил, что считает хромосомную теорию
  научно правильной. Никаких оргвыводов в отношении Сахарова не последо-
  вало /"Воспоминания", стр. 181/. Более того, заступничество Сахарова за
  другого сотрудника, меньшего ранга, посмевшего дать такой же ответ,
  спасло последнего от увольнения /там же, стр. 182/. Сахаров пишет:
   їОчевидно, моё положение и роль на объекте уже были достаточно
   сильны и можно было игнорировать такие мои грехиї /там же, стр.
   181/.
  
   Другой руководящий работник Первого главного управления, ведавшего-
  атомным комплексом, генерал МГБ Н.И. Павлов - в прошлом начальник
  управления НКВД Саратовской области, а потом - контрразведки Сталин-
  градского фронта - высказался через некоторое время с большим пиететом:
  
  "Сахаров - наш золотой фонд" /там же, стр. 212/. По всей
  видимости, это было далеко не только личное его мнение. В 1965 году
  секретарь местного обкома КПСС - по инициативе Брежнева - вновь
  предложит Саха-рову вступить в партию. И Сахаров опять откажется это
  сделать /там же, стр. 310/.
   В 1951 году в СССР состоялся второй испытательный атомный взрыв. По
  словам Ю. Харитона и Ю. Смирнова, новое "изделие" было в два раза
  мощнее первого при вдвое меньшем весе и существенно меньшем диаметре.
  Как утверждают эти авторы, проработки этого варианта "изделия" имели
  весьма ясные очертания уже в 1949 году. Но кто мог решиться взять на се-
  бя в те времена ответственность за успех при его испытании первым?
  Тем более, что разведка раздобыла пусть худший, зато уже опробованный
  вари-ант "имплозивного"* заряда сферической формы. По всей видимости,
  за-------------------------------------
  ------------
  *
   Полый заряд сферической или цилиндрической формы, в котором закритические условия
  создаются обжимающим его внешним взрывом.
  
  ряд нового "изделия" имел линейную "андрогинную" конструкцию, позво-
  лявшую значительно ускорить процесс образования закритической
  массы плутония, а также поместить его в артиллерийский снаряд. После
  этого ис-пытания Сталин сказал в интервью:
  
   "Испытания атомных бомб различных калибров будут продолжаться
  и впредь".
  
   Шла ли речь только о диаметрах ядерных "изделий" или это значило,
  что советское руководство на самом высшем уровне было тогда уже
  уверено в возможности радикального повышения мощности ядерного оружия?
  Одна-ко других ядерных испытаний при жизни Сталина произведено не было.
  Ви- димо, для совершенствования атомного оружия не хватало какого-то
  важ-
  ного компонента.
   Как известно, в природе трития практически не существует. Его получа-
  ют искусственно в ядерных реакторах.
   Сахаров рассказывает, как летом 1952 года он присутствовал на совеща-
  нии у Берии. Был поднят вопрос о задержке в производстве одного из ос-
  новных входящих в изделие материалов. Какого - Сахаров не сообщает.
  Причиной её была неправильная техническая политика названного выше ге-
  нерала Павлова, способного, но недоучившегося химика, отозванного с по-
  следнего курса университета для службы в "органах" во время
  очередной "смены караула". Берия поднялся и сказал:
  
   ї"Мы, большевики, когда хотим что-то сделать, закрываем глаза на
   всё остальное (говоря это Берия зажмурился и его лицо стало ещё
   более страшным). Вы, Павлов, потеряли большевистскую остроту!
   Сейчас мы вас не будем наказывать, мы надеемся, что Вы исправите
   свою ошибку. Но имейте в виду, у нас в турме места много!"
   Берия говорил твёрдо турма вместо тюрьма. Это звучало жутко-
   вато. Грозным признаком было и обращение на "Вы"її* /там же, стр.
   211/.
  
   Таинственный материал этот, по всей видимости, - тритий. И понятно,
  почему, когда к началу 1953 года было налажено его производство, науч-
  ному руководителю советского атомного комплекса акад. И.В. Курчатову
  была преподнесена к дню рождения малахитовая статуэтка тритона с над-
  писью "Победителю от побеждённого" /"Разрыв", стр. 43/.
  Впрочем, тут же могла идти речь и о лёгком изотопе лития .
   В 1951 году США произвели экспериментальный взрыв атомного "изде-
  лия", заряд которого содержал дейтерий и тритий. Мощность его взрыва
  превышала 100000 тонн тротила, т.е. была в шесть раз больше мощности
  --------------------------------------
  ----------------
  *
   Сахаров встречался по делам с Берией неоднократно. Он вспоминает: "Он подал мне руку.
  Она была пухлая, чуть влажная и мертвенно холодная. Только в этот момент я, кажется,
  осознал, что говорю с глазу на глаз со страшным человеком. До этого мне это не приходило
  в головуї" /"Воспоминания", стр. 196/. Почему?
  
  
  взрыва над Хиросимой. В процессе этого взрыва впервые была осуществлена
  в малом масштабе предложенная Э. Теллером пятью годами раньше реак-ция
  синтеза гелия из дейтерия и трития. Но основная энергия выделилась в
  результате интенсификации деления плутония образовавшимися при этой
  реакции избыточными нейтронами.
   В ноябре 1952 года США произвели на атолле Эниветок взрыв "Майк"
  эквивалентной мощностью в несколько миллионов тонн тротила. Энергия в
  нём выделялась уже, в основном, в результате синтеза значительных коли-
  честв гелия. Взрывное устройство это весило 65 тонн и занимало неболь-
  шое здание, потому что оно включало в себя и громоздкую установку глу-
  бокого охлаждения для сжижения трития и дейтерия. Поэтому военное зна-
  чение такой "супербомбы" оказалось близким к нулю. Сахаров сообщает о
  советской попытке определить характер этого взрыва по радиоактивным
  вы-падениям в составе атмосферных осадков /"Воспоминания", стр. 210/.
  Но одна из научных сотрудниц-радиохимиков случайно вылила концентрат
  в раковину. Начальству эта история, пишет Сахаров, по-видимому, оста-
  лась неизвестной. Если бы стала известной - не сносить бы ей головы. Тем
  более - в те времена.
   Тот факт, что в сахаровском варианте термоядерной бомбы отсутство-
  вал вопрос о принципиальной осуществимости, дает основание предпола-
  гать, что Сахаров сделал ставку именно на реакцию дейтерия с тритием.
  Во вся-ком случае - на начальной стадии взрыва. В этом, по-видимому, и
  заклю-чалась "1-я идея". Дальнейшее повышение температуры - до сотен
  милли-онов градусов - в результате этой реакции инициирует другие,
  первоначаль-
  но казавшиеся невозможными, термоядерные реакции синтеза гелия из бо-
  лее лёгких атомов. При этом возникают ядра трития, протоны и нейтроны,
  тут же вступающие в другие реакции, идущие с выделением ещё большей
  энергии. Так, из шести ядер дейтерия могут образоваться два ядра
  гелия, два протона и два нейтрона с выделением энергии, составляющей
  более 40 миллионов электрон-вольт. Кроме того, при этом становятся
  возможным синтез гелия и образование трития в результате захвата
  нейтрона ядрами лёгкого изотопа лития , сопровождающегося
  выделением тоже огром-ной энергии. Возникший тритий тотчас вступает
  в реакцию с дейтерием. В этом, по-видимому, состоит суть "2-й идеи".
  Таким образом, открыва-лась возможность производить взрывы эквивален-
  тной мощностью в сотни тысяч тонн тротила (если не более) при
  сравнительно малых начальных ко- личествах дефицитного трития.
   Сахаров весьма бегло сообщает, что в первых числах августа 1953 года,
  перед самым испытанием термоядерного взрывного устройства большой
  мощности, былo произведено испытание якобы "обычного" изделия, кото-
  рого он тогда, по его словам, "почти не заметил" /там же, стр. 230/.
  А 5 августа того же года тогдашний председатель Совмина СССР Г.М. Ма- л-
  енков объявил в докладе на открытии сессии Верховного Совета, что у Со-
  ветского Союза есть своя водородная бомба /там же/. На каком основании?
  Ведь испытание настоящего прототипа водородной бомбы последовало
  ровно через неделю, 12 августа. Так не было ли то первое августовское
  испытание генеральной проверкой "1-й идеи" - возможности термоядерной
  реакции дейтерия с тритием (подобным упомянутому выше американскому
  ядерному испытанию 1951 года) - перед испытанием полномасштабным?
   Очень важной "изюминкой" то ли 1-й, то ли 2-й идеи было использование
  трития, дейтерия и лития в твёрдых химических соединениях - гидри-дах
  (вернее - дейтеридах и тритидах) лития DLi и TLi. Это позволяло
  исключить потребность в глубоком охлаждении и, следовательно, всю
  криогенную технику. Плотность "упаковки" тяжелых изотопов водорода
  в этих соединениях втрое превышает таковую в жидкой фазе, а скорость
  реакции, как известно, пропорциональна квадрату плотности. Именно эти
  химические соединения и были использованы в термоядерном заряде, взор-
  ванном 12 августа 1953 года. Этот взрыв был красочно описан Сахаровым
  /там же, стр. 232/ и другими, кому довелось его увидеть. Мощности его
  Сахаров не сообщает. Но Харитон и Смирнов в указанной выше статье пи-
  пишут, что это взрывное устройство имело габариты первой американской
  атомной бомбы, но в 20 раз превосходило её по мощности. Значит оно бы-ло
  эквивалентно 350 - 400 тыс. тонн тротила. Тот факт, что Сахаров и его
  спутники поехали в одних только пылезащитных комбинезонах к эпи-
  центру взрыва (фактически - к центру, ибо взрыв произошел на высоте
  30-40 метров над землёй) вскоре после него и не пострадали от радиации,
  не инкорпорировали в лёгкие радиоактивную пыль, говорит о том, что этот
  взрыв был относительно "чистым", то есть не создал опасного наземного
  радиоактивного "следа". Правда, лётчик дозиметрической службы Семипа-
  латинского полигона Б. Корняков рассказывает о зашкаливании "Вяза" -
   прибора для измерения высоких уровней радиации - через полчаса
  после взрыва /"Аргументы и факты" N 21, М., 1991/.
   В отличие от "Майка", это взрывное устройство могло стать прототипом
  боевой "сверхбомбы". Подобной "сверхбомбы" в то время США не имели. Вот
  почему Сахаров и был особо отмечен на самых высших уровнях власти - и не
  только верховным поцелуем, переданным от Маленкова через его за-мести-
  теля, начальника Первого главного управления В.А. Малышева*
  /"Воспоминания", стр.232/; но и избранием в действительные члены
  Академии наук, минуя промежуточную ступень её члена-корреспондента,
  и Государственной (тогда - Сталинской) премией, и званием Героя Со-
  циалистического Труда (впоследствии отнятым), и многим другимї
   Какие трудности встали на пути дальнейшего совершенствования
  этого "изделия", в особенности, увеличения мощности, - не ясно. Ведь
  термо-ядерный заряд, в отличие от уранового или плутониевого, не имеет
  крити-тической массы.** Однако, начиная с весны 1954 года, не только
  Сахаро-ва и Курчатова, но и многих других деятелей атомного комплекса
  захватила "3-я идея" мощной ядерной бомбы, показавшаяся им куда более
  перспективной /там же, стр. 242/. Говоря здесь о ней, Сахаров тоже не
  раскры-----------------------------------
  --------------------
  *
   При вручении золотой звезды Сахарова расцелует и тогдашний председатель Президиума
  ВС СССР Ворошилов /"Воспоминания", стр. 240/. А в 1949 году Ю.Б. Харитону пришлось
  вытерпеть не один поцелуй от Берии за первую атомную бомбу.
  **
   Впоследствии в США были разработаны "чистые" термоядерные заряды большой мощности.
  
  вает её сути. Но несколькими главами раньше, объясняя цепную реакцию
  деления урана, он как бы невзначай сообщает: "ївозможна 'вынужден-
  ная' реакция деления (основного изотопа урана - С.Т.), если
  быстрые нейтроны поставляются каким-то источни-
  ком, на-пример, термоядерной реакциейї" /там же, стр.
  125/. И тут же, в качестве примера, приводит: дейтерий - дейте-
  рий и дейтерий - тритий. Сахаров указывает на "автомо-
  дельность" процессов, основанных на "3-й идее" /там же, стр. 245/. За его
  теоретической фразеологией скрывается принципиальная возможность
  осуществления взрыва сколь угод-но большой мощности, не ограничен-
  ного фактором критической массы. В следующей своей книге "Москва,
  Горький, далее везде" /Нью-Йорк: Изд. им. Чехова. 1990/ Сахаров, говоря
  о разработке ядерного заряда эквивалентной мощностью в сто млн. тонн
  тротила, прямо сообщает на
  стр. 26, что "это, конечно, не предел". Следует отметить, что
  "3-ю идею" протолкнули как раз сами специалисты, причём не с помощью,
  а вопреки партийно-государственному начальству в лице В.А. Малышева.
  Очень уж это была, видно, "хорошая физика" (Э. Ферми). Сахаров со- общает,
  что эта идея обсуждалась и раньше, т.е. до 1954 года. Но не-льзя не
  обратить внимание на то, что в марте 1954 года США произвели на
  о.Бикини наземное испытание ядерного устройства эквивалентной мощ-
  ностью в 14 - 15 млн. тонн тротила. От радиоактивных выпадений тяжело
  пострадали рыбаки находившегося в 160 км от взрыва (вне действия излу-
  чений и ударной волны) японского рыболовного судна "Фукурю-Мару",
  что значит "Счастливый дракон". Надо же было случиться такому "сча-
  стью"! Их заболевания сегодня во многом напоминают болезни пострадав-
  ших от Чернобыльской катастрофы. Немногие помнят, что примерно на
  таком же расстоянии от взрыва находился советский исследовательский
  гео- физический корабль, на который тоже выпали радиоактивные осадки.
  По-эт написал об этом стихи: "Потом скребли, драили палу-
  бу, с неё смывая эту пагубуї" Но вряд ли этот корабль там
  оказался случайно, подобно японскому. И, конечно, эта "пагуба" была его
  счастливейшим уловом, который был потом тщательно исследован. После
  взрыва этой "сверхбомбы" произошло быстрое возвышение её автора Э.
  Теллера и па-дение автора "Майка" Р. Оппенгеймера. Советская пресса,
  правда, под-держала последнего, но эта поддержка была для него сходна
  с поддержкой, которую оказывает верёвка повешенному.
   Сахаров пишет, что
  
   їївесной или летом 1954 года мы пришли к выводу, что в изде- лии,
   основанном на "3-й идее", целесообразно использовать некий новый
   вид материалаї /"Воспоминания", стр. 246/.
  
   И этот "материал" был изготовлен, хотя и не быстро. Так что необхо-
  димый задел уже имелся. Это был явно уран. Но не природный - с его по-
  ставкой в то время не было бы задержки. Этот уран должен был быть обо-
  гащённым его лёгким изотопом почти до критической концентрации,
  чтобы многократно повысить выход "вынужденной" реакции деления.*
   Таким образом, "3-я идея" заключалась в использовании нейтронов,
  образующихся при взрыве некоторых из вариантов "изделий" "2-й идеи",
  для инициирования деления сотен килограммов, а то и нескольких тонн
  урана, окружающего термоядерный заряд. Взрыв получался как бы трёх-
  или даже четырёхступенчатым: деление плутония, реакция синтеза гелия
  из дейтерия и трития, сопровождающаяся повышением температуры и испу-
  сканием нейтронов, другие реакции, регенерирующие тритий (тут же всту-
  пающий в реакцию с дейтерием) и продуцирующие нейтроны, и деление - с
  участием последних - больших количеств "подкритического" урана.
  Естественно, что при таком взрыве образуются от десятков килограммов
  до нескольких тонн коротко- и долгоживущих радиоактивных фрагментов
  ядер урана, почему такой термоядерный многоступенчатый заряд и полу-
  чил прозвище "грязного". Сахаров и сам подтверждает это, когда объясня-
  няет, что в "чистой" водородной бомбе не используются делящиеся мате-
  риалы /там же, стр. 266/. Значит в "грязной" они используются! Пер-вое
  такое "изделие" было испытано в ноябре 1955 года сразу в "авиационном"
  варианте, т.е. сброшено на парашюте с выкрашенного в ослепитель-но
  белый цвет (во избежание опасного перегрева тепловым импульсом взры-ва)
  самолёта, весьма похожего на ТУ-104. Недаром же на испытаниях
  присутствовал заместитель Туполева Архангельский /там же, стр. 483/.
  Следовательно, вес "изделия" вряд ли превышал десять тонн. Но скорее
  всего вес его был порядка пяти тонн в соответствии с грузоподъёмностью
  то- гдашних советских ракет среднего радиуса действия и разрабатывае-
  мых межконтинентальных. Мощности его, как и мощности первого своего
  тер-моядерного "изделия", Сахаров не сообщает, но, судя по его
  описанию взрыва /там же, стр. 255/, она была эквивалентна нескольким
  миллионам тонн тротила. Непосредственно само её испытание вызвало
  несчастные случаи, в том числе - со смертельным исходом. О его более
  отдалённых последствиях (как и о последствиях дальнейших испытаний)
  мы здесь не говорим. За эту разработку Сахаров был награждён второй
  золотой звездой Героя социалистического труда и еще одной высокой
  премией - на этот раз Ленинской.
   "3-я идея в принципе допускала широкие возможности совершенствова-
  ния "изделий". С 1955 года начинается серия их испытаний. Среди опыт-ных
  "изделий" была и "поганка-вонючка" - "грязный" термоядерный за-ряд,
  содержащий кобальт. Его взрыв выбросил в атмосферу радиоактивный
  кобальт, образовавшийся из него в результате нейтронного облучения.
  Как известно, радиокобальт даёт сильнейшее проникающее излучение,
  подобное ї-излучению радия. А его период полураспада составляет пять
  лет. В 1961 году на Новой Земле был взорван "мощный" /там же, стр. 291 -
  293/ ------------------------------------
  ------------------
  *
   Критические условия в уране (и плутонии) сложным образом зависят от его массы, конфи-
  гурации, изотопного состава и его пространственного распределения, концентрации и
  состава примесей и др. В 1994 году в прессе промелькнуло сообщение о попытке
  контрабанды из Рос-сии (?) урана, обогащённого лёгким изотопом на 86%. Возможно, это и
  был один из ком-понентов взрывчатки мощных "грязных" ядерных зарядов, основанных на
  "3-й идее".
  
  "грязный" термоядерный заряд, эквивалентный 58 млн. тонн тротила -
  вчетверо мощнее взорванного США на о. Бикини. За ним последовало опе-
  режающее заказ со стороны военных и созданное "в порядке личной иници-
  ативы" Сахарова "изделие", абсолютно рекордное по одному из параметров
  /там же, стр. 295/. Какое и по какому - Сахаров не пишет. Испытание его
  прошло успешно. В следующем году он получил третью золотую звезду.
  Был изготовлен и заряд эквивалентной мощностью в 100 млн тонн тротила,
  но его испытание не состоялось. Хрущёв впоследствии писал:
   "Мы боялись, чтобы в нашем собственном доме не посыпались
  стёкла".
   Он хранится в г. Снежинске (бывшем "Челябинске-65) "на всякий слу-чай".
  Чтобы сместить орбиту опасного астероида?
   Сахарова беспокоит, что для "мощного" нет подходящего носителя (ра-
  кеты? - С.Т.), а тяжелый бомбардировщик слишком уязвим. Он полага-ет, что
  таким носителем могла бы быть запускаемая с подводной лодки ог- ромная,
  неуязвимая для сетей и мин (?), торпеда дальнего действия, предна-
  значенная для уничтожения портов. Что это должна была быть за
  торпеда и откуда она должна была запускаться, если морские мины способ-
  ны проламывать днища линкоров? Он пишет:
   їОдним из первых, с кем я обсуждал этот проект, был контр-ад-
   мирал Ф. Фоминї Он был шокирован "людоедским" характером про-
   екта, заметил в разговоре со мной, что военные моряки привыкли бо-
   роться с вооруженным противником в открытом бою и что для него от-
   вратительна сама мысль о таком массовом убийстве. Я устыдился
   и больше никогда ни с кем не обсуждал своего проекта. Я пишу
   сейчас обо всём этом без опасений, что кто-нибудь ухватится за
   эти идеи -они слишком фантастичны, явно требуют непомерных
   расходов и ис-пользования большого научно-технического потенциа-
   ла для своей реа-лизации и не соответствуют современным гибким
   военным доктринам и в общем мало интересныїї /там же, стр. 294/.
   Мог ли Фомин не ведать о вовсю идущем - отнюдь не фантастическом -
  строительстве подводных крейсеров и ракетоносцев, о разработках
  базирующихся на них ракет и торпед - носителей ядерных зарядов - как в
  СССР, так и в США? Напомним, что ещё в 1961 году близ мыса Канаверал в
  присут-ствии президента США Кеннеди была из-под воды запущена ракета
  "Полярис", о чём сообщалось в прессе. Вскоре эта ракета в различных
  модифи-кациях была принята на вооружение американского подводного
  флота. По-том её сменили другие, более совершенные, ракеты подводного
  базирования: "Посейдон", "Трайдент"ї В начале 1960-х гг. в СССР тоже
  нача-лись испытательные пуски боевых ракет подводного базирования.*
  Но в прессе о них, разумеется, тогда не сообщалось. И Сахарову, не
  имевшему к этой проблематике прямого отношения, даже знать о ней "не
  было поло-жено". Всё-таки удивительно, до чего легко поверил он
  демагогии челове-
  --------------------------------------
  ----------------
  *
   См., к примеру, ст. Ю. Маркова "Подводный космодром действует" /"Литературная
  газета" N 37 (5713) 16.IX.1998/.
  
  
  колюбивого контр-адмиралаї
   Ещё в 1968 году ВМС США нашли на пятикилометровой глубине зато-нувшую
  вблизи Гавайских островов советскую подлодку К-129 и обнаружи-
  ли на ней торпеды с ядерным зарядомї /М.Хромаков. Судьба подлодки.
  "Литературная газета" N 42 (5718) , 21.X.1998/.
   12 мая 1995 г. газета "Новое Русское Слово" (США) поместила статью А.
  Курчатова "А вдруг маньяки достанут 'Комсомолец'?" Автор сообща-ет, что
  на борту затонувшей 7 апреля 1989 года у берегов Норвегии совет- ской
  "глубоководной" подводной лодки с этим названием находятся торпеды с
  ядерными зарядами, содержащими по 3,4 кг плутония и 58 кг высоко-обога-
  щённого лёгким изотопом "оружейного" урана. Очевидно, что прин-цип
  действия такого заряда основан на "3-й идее" и его мощность эквива-
  лентна по меньшей мере нескольким сотням тысяч тонн тротила. Но и одной
  тысячи тонн тротил-эквивалента более, чем достаточно, чтобы разнести
  вдребезги самый большой линкор или авианосец и уничтожить его экипаж.
  Тогда для чего торпедам такая мощность заряда? Видимо-таки для уничто-
  жения крупных портов вместе с прилежащими городами. В августе 1995
  года западная пресса туманно сообщила, что раскрыта и предотвращена по-
  пытка иранских спецслужб извлечь из лежащего на глубине 1700 метров
  "Комсомольца" ядерные реакторы. Реакторы ли? Как бы не торпеды.
   Тогда же в печать проникли сведения, что в СССР в своё время разраба-
  тывались ядерные заряды с мощностью порядка миллиарда тонн тротил-эк-
  вивалента, предназначавшиеся для подводных взрывов у берегов США /Вал.
  Лебедев. Россия на распродаже. "Новое Русское Слово" 18.VIII.1995/.
  Мощность подобного взрыва вполне сравнима с мощностью взрыва вулкана
  Кракатау (Индонезия) в 1873 г. и даже взрыва острова Санторин в Эгей-
  ском море около 3500 лет тому назад. Заряды эти должны были содержать
  многие десятки, а то и сотни тонн оружейного урана. Куда уж дальше? Ної
   В начале 1960-х гг. тогдашним министром среднего машиностроения
  Е.П. Славским был представлен Политбюро ЦК КПСС проект полного уни-
  чтожения жизни на Земле в случае поражения СССР в третьей мировой вой-
  не. Речь шла о корабле - носителе огромного ядерного заряда в оболочке
  из материала, приобретающего при его взрыве достаточную для этого
  наведенную радиоактивность (кобальта?! - С.Т.). Но от этого проекта
  тогдаш-ние властители страны предпочли отказаться /И. Морозов. Почём
  нынче плутоний для народа. "Литературная газета" N 7 (5641), 19.II.1997/.
   В 1970-е годы концепция сосредоточенного сверхразрушения одним ги-
  гантским ядерным зарядом постепенно уступила место концепции
  достаточного разрушения на возможно большей площади посредством
  разделяющих-ся многозарядных ракетных боеголовок мощностью не более
  одного миллио-на тонн тротил-эквивалента в каждом заряде.
   Сахаров задумывается над тем, какие работы вели западные ядерные
  "бомбовики" в 1960-е годы /там же, стр. 300/. Понятно, что они уде-ляли
  немало внимания повышению коэффициента "полезного" (то есть
  убийственно-разрушительного) действия термоядерных зарядов. Атомная
  бомба, сброшенная на Хиросиму, весила около пяти тонн. В ней разделил-ся
  примерно один килограмм урана, то есть 0,02% её веса; а мощность его
  взрыва была эквивалентна взрыву около 20000 тонн тротила. Иными
  словами, 4000 тонн тротил-эквивалента на тонну веса. В 1960-м году США
  уже имели ядерные боеголовки с соотношением миллион тонн тротил-
  эквивалента на тонну веса, то есть взрывающие 50 кг урана, или 5% от
  своего общего веса. Точно такие же работы велись и в Советском Союзе.
  Запад, по меньшей мере, не отставал от СССР, а возможно, и опережал
  его в этом, компенсируя своё отставание по грузоподъемности ракет-носи-
  телей. Такое положение сохранялось по-видимому, до конца холодной
  войны. Так, водоизмещение самых больших советских подводных ракето-
  носцев класса "Тайфун" составляет 26.5 тыс. тонн, а мощность их ракет-
  ного залпа - 40 млн. тонн тротил-эквивалента. Водоизмещение аналогичных
  американских подводных ракетоносцев класса "Огайо" составляет 19.5 тыс.
  тонн. Мощность же их ракетного залпа в первоначальном варианте - 43
  млн. тонн тротил-эквивалента, а в более позднем - 80 млн. тонн
  /М. Штейнберг. Концепция передовых рубежей. "Новое Русское Слово"
  10.IX.1995/. Подобная ситуация, по-видимому, была одной из веских причин,
  почему в конце 1950-х - начале 1980-х гг. правители СССР - от Хрущёва до
  Черненко - не рискнули пойти на третью мировую войну.
  
   Вот какая вырисовывается картина соревнования СССР и США в области
  разработки ядерного оружия от попыток продвинуть "на верхи" идею атом-
  ной бомбы до создания мультимегатонных ядерных зарядов:
  
   США
  Первое письмо Эйнштейна (составленное Сцилардом и Винером) Рузвель-
  ту - август 1939 г.
  Второе письмо Эйнштейна (об интересе нацистской Германии к урану) -
  март 1940 г.
  Решение Белого Дома об ассигновании средств на разработку ядерного
  ору-жия - декабрь 1941 г.
  Пуск первого физического ядерного реактора - декабрь 1942 г.
  Испытание первой атомной бомбы - июль 1945 г.
  Доклад Э. Теллера в Лос-Аламосе о возможности создания водородной
  бомбы - 1946 г.
  Распоряжение президента Трумэна начать разработку термоядерной бомбы -
   1950 г.
  Взрыв атомного заряда, усиленный термоядерными нейтронами, - 1951 г.
  Термоядерный взрыв "Майк" - ноябрь 1952 г.
  Взрыв "грязного" термоядерного заряда на о.Бикини - март 1954 г.
  
   СССР
  Письмо акад. Н.Н. Семёнова (в Наркомат о необходимости комплекса
  работ по созданию ядерного оружия) - 1940 г.
  АН СССР создаёт специальную Комиссию по урану - 1941 г.
  Записка Берия Сталину с агентурными данными о работах по урановой бом-
  бе в США - 10 марта 1942 г.
  Решение Госкомитета Обороны о советском атомном проекте - февраль
  1943 года.
  Пуск первого в СССР физического реактора - декабрь 1946 г.
  Сахаров предложил "1-ю идею" термоядерного заряда - осень 1948 г.
  Испытание первой советской атомной бомбы - август 1949 г.
  Испытание усовершенствованной атомной бомбы - 1951 г.
  Взрыв твёрдого термоядерного заряда большой мощности - август 1953 г.
  Осуществление "3-й идеи" - ноябрь 1955 г.
  Взрыв "мощного", эквивалентный 58 млн. тонн тротила - осень 1961 г.
  
   Если бы США после окончания II мировой войны не ослабили темпов
  работы по совершенствованию ядерного оружия, то они вполне могли бы
  разработать мультимегатонные термоядерные заряды не к середине 1950-х
  годов, а к их началу, если не к концу 1940-х. Похоже, что умело работа-ю-
  щая скрытая и открытая советская агентура идеологического влияния
  и собственные левоориентированные миролюбцы в США сумели добиться
  куда бїльших успехов, чем советские шпионы.
  
   * * *
  
   Далее следует текст Д. Штурман:
  
   Работа Сахарова в "проекте" совпала с концом и квартирных, и матери-
  альных трудностей.
   Как уже было сказано, на фоне послевоенного настроения, при ещё не
  угасшем патриотическом порыве, предложенная сверху тематика не могла
  слишком уж сильно отталкивать молодого учёного. Моральные или полити-
  ческие соображения? Вряд ли этот фактор был для него тогда решающим.
  Предложенная ему задача была для него намного менее интересной, чем
  фундаментальная физико-теоретическая тематика, которой он был занят
  ранее в ФИАНе. Он не хотел отрываться от проблем, его увлекавших, ради
  задач физико-технических, инженерных, пусть самого высокого класса. И
  потому медлил, пока мог. Но бороться против "нового назначения" (А.
  Бек) не стал. По-видимому, Сахаров был из тех натур, которым
  нужна очень уж сильная встряска, чтобы их воля, идущая вразрез с обсто-
  ятельствами, сделалась непреклонной. Да и задача стала для него
  небезынтересной - тем более, когда он пришел к варианту, обеспечи-
  вающему решение "проблемы" в принципе. При всём том сомнения в
  нравственном качестве новых занятий возникли достаточно рано. И вот
  как Сахаров от
  них освобождается. Здесь трудно решить (вероятно, и ему самому), чтї
  возникло подспудно уже тогда, а чтї пришло позже:
  
   їНастало время сказать, как мы, я в том числе, относились к мо-
   ральной человеческой стороне того дела, в котором мы активно
   участ-вовали. Моя позиция (сформировавшаяся в какой-то мере под
   влия-нием Игоря Евгеньевича, его позиции и других вокруг меня) со
   вре-менем претерпела изменения, я ещё буду к этому возвращаться.
   Здесь же я скажу, какой она была первые 7-8 лет, до термоядерного
   испы-тания 1955 года. Как видно из предыдущего рассказа, меня
   тогда, в 1948 году никто не спрашивал, хочу ли я участвовать в
   работах та- кого рода. Но то напряжение, всепоглощённость и актив-
   ность, кото-рые я проявил, зависели уже от меня. Постараюсь
   объяснить это, в том числе самому себе, через 34 года. Одна из
   причин (не главная) -была "хорошая физика" (выражение Ферми по
   поводу атомной бом-бы, его многие считали циничным, но цинизм
   обычно предполагает неискренность, а я думаю, что Ферми был
   искренним; не исключено также, что в этой реплике было что-то от
   попытки уйти от волнующего его вопроса. Ведь он сказал: "Во
   всяком случае, это хоро-шая физика", значит, подразумевалась
   и другая сторона вопроса). Физика атомного и термоядерного взрыва
   действительно "рай для тео-ретика". Чисто теоретическими методами,
   с помощью относительно простых расчётов можно было уверенно
   описывать, что может про-изойти при температурах в десятки
   миллионов градусов - т.е. при условиях, похожих на те, которые
   имеют место в центре звёздї /"Воспоминания", стр. 132; выд.
   Сахаровым/.
  
   И Сахаров переходит к физической стороне проблемы.
   Однако, цинизм отнюдь не исключает искренности. Напротив: цинизм
  это и есть беззастенчивая откровенность в таких вещах, в которых
  люди обычно стыдятся быть искренними. Но, помимо цинизма, в печально
  изве-стных словах Ферми присутствует ещё и подспудное самооправдание.
  Прав-да, большинство западных физиков, в отличие от их советских коллег,
  ви-дели перед собой лишь одного врага - нацизм. Предположение, что комму-
  низм - такое же зло, причём лицемерное и покоряющее сободный мир ис-
  подволь, подспудно, - воспринималось ими как мизантропическое мракобе-
  сие. Элита же советской науки, за редкими, но крупными исключениями,
  приучена была видеть в западных учёных потенциальных врагов. Но возвра-
  тимся к нашему цинику. Нередко он просто осмеливается формулировать
  то, что другие не смеют произнести и даже додумать. И тогда цинизм гра-
  ничит с мужеством. Ферми совершенно отчётливо спорил с самим собой,
  двоился, но не только "хорошая физика" победила. Несомненно она сра-
  ботала вкупе с определёнными политическими доводами - как и у Сахарова
  и его коллег.*
   Вот эти доводы в изложении Сахарова:
  
   їТермоядерная реакция, этот таинственный источник энергии
   звёзд и Солнца в их числе, источник жизни на Земле и возможная
   причина её гибели - уже была в моей власти, происходила на моём
   письменном столе!
  --------------------------------------
  ---------
  *
   Возникший после судоплатовских откровений вопрос о том, был ли и Ферми советским
  ядер-ным осведомителем или нет, мы из рассмотрения исключаем. Как по некомпетентности
  его ре-шать, так и по невозможности определить, что есть криминал, а что - субъективно -
   нет в невообразимой путанице политпристрастий интеллектуальной элиты ХХ века.
  
   И всё же, я говорю это с полной уверенностью, не это увлечение
   новой для меня и эффектной физикой, расчётами было главным. Я
   мог бы легко найти себе тогда - и в любое время - другое поле для
   теоретических забав (как и Ферми, да простится мне это нескромное
   сравнение). Главным для меня и, как я думаю, для Игоря Евгеньеви-ча
   и других участников группы было внутреннее убеждение, что эта
   работа необходима. Я не мог не сознавать, какими страшными, нече-
   ловеческими делами мы занимались. Но только что окончилась война -
   тоже нечеловечеческое дело. Я не был солдатом в той войне, но чув-
   ствовал себя солдатом этой, научно-технической (Курчатов иногда
   говорил: мы солдаты, - и это была не только фраза). Со временем мы
   узнали, или сами додумались до таких понятий, как стратегиче- с-
   кое равновесие, взаимное термоядерное устрашение и т.п. Я и сей-час
   думаю, что в этих глобальных идеях действительно содержится
   некоторое (быть может, и не совсем удовлетворительное) интеллек-
   туальное оправдание создания термоядерного оружия и нашего
   персонального участия в этом. Тогда мы ощущали всё это скорей на
   эмоци- ональном уровне. Чудовищная разрушительная сила,
   огромные уси-лия, необходимые для разработки средства, отнимаемые
   у нищей и
   голодной, разрушенной войной страны, человеческие жертвы на вред-
   ных производствах и в каторжных лагерях принудительного труда -
  
   всё это эмоционально усиливало чувство трагизма, заставляло
   думать
   и работать так, чтобы все жертвы (подразумевавшиеся неизбежными)
   были не напрасными (это чувство ещё обострилось на объекте, я об
   этом пишу ниже). Это действительно была психология войныї /там же,
   стр. 133 - 134; выд. Сахаровым/.
  
   "Психология войны" - с кем? Почему столь начитанные, столь просве-
  щённые люди (начитанные, добавим, по ходу учёбы и "остепенения", и в
  марксизме с его глобальной завоевательной психологией) так легко подда-
  лись мифу "врага", который только и думает, как бы их уничтожить? Не-
  ужели те же западные доброхоты, которые шпионили за своими правитель-
  ствами во имя торжества всемирного коммунизма, не информировали "со-
  ветских товарищей" об истинном ходе дел? Приведенный выше (несколько
  туманный) монолог Сахарова содержит, по существу дела, оправдание не
  только работы над "термоядом", но и (вскользь) всех тех жертв, которые
  (получается, что ради этой работы?) приносил народ. Дабы приподнять
  краешек завесы над этими жертвами, передаю слово С. Тиктину:
  
   Во время второй мировой войны руководители западных союзных держав
  разделяли мнение учёных - эмигрантов из континентальной Европы, что
  Германия, обладавшая мощным научно-техническим потенциалом, способ-на
  в короткие сроки обзавестись ядерным оружием. Они совершенно пра-
  вильно предполагали, что нацистский режим в целях ускорения его разра-
  ботки не остановится перед массовым использованием "расовонеполноцен-
  ных" на работах особой вредности с ядовитыми и радиоактивными вещест-
  вами и т.п.
   После окончания войны в высших политических сферах США возобладало
  мнение, что СССР в ближайшие годы разработать ядерное оружие не смо-
  жет. Руководитель американского ядерного проекта "Манхаттан" генерал
  Л. Гроувс, выступая перед комиссией Конгресса, назвал цифру в 10 - 20
  лет. Западные же специалисты, знакомые с предвоенными работами своих
  советских коллег, высказывались куда осторожнее. Они понимали, что со-
  ветский научный и производственный потенциал хотя и серьёзно пострадал
  
  в результате "большого террора" и войны, но отнюдь не был уничтожен.
   Почему-то ни западные политики, ни специалисты не задумались серьёз-
  но над тем, что советское руководство имеет возможность использовать
  в этих целях принудительный труд (и квалифицированный, и неквалифици-
  рованный) своих (да и чужих) граждан в куда бїльших масштабах, чем
  гитлеровское, и не преминёт им воспользоваться.
   В статье "Атомный ГУЛаг" /"Новое Русское Слово" 12.VIII.1994/
  известный ещё по своей борьбе с лысенковщиной учёный-биолог Жорес
  Медведев сообщает:
  
   їВ столь быстром создании в СССР ядерного оружия былиї важные
   факторы, о которых сами физики (и тем более магистры шпионажа)
   предпочитают умалчивать. Среди нихї готовность правительства
   Сталина направить на строительство атомных научных и промышлен-
   ных объектов и на добычу урановой руды миллионы заключённых
   (выд. С.Т.). їДля этой цели была создана в ГУЛаге система сверхсек-
   рет-ных "лагерей особого назначения" (ЛОН). ЛОН был столь глубоко
   засекречен и оставил столь мало выживших свидетелей, что описания
   этих лагерей нет ни в книгах А. Солженицына, ни у других авторов,
   изучавших сталинские репрессии.*
   їЕсли судить по объёму работ, выполненных в 1945-56 гг. при
   строительстве двенадцати наиболее известных атомградов,
   включая Дубну и Обнинск, и их промышленных мощностей (образованных
   де- сятью большими реакторами и дюжиной экспериментальных
   реакто-
   ров меньшего размера, тремя радиохимическими комбинатами, заво-
   дами по разделению изотопов урана, заводов по производству трития,
   необходимого для водородных бомб, заводами для серийного произ-
   водства атомных и термоядерных бомб, снарядов, торпед и боеголо-
   вок для армии), двух полигонов для испытаний атомного оружия,
   хранилищ радиоактивных отходов, инфраструктуры научно-исследо-ва-
   тельских институтов, а также урановых городов и множества дру-
   гих объектов атомной промышленности, - можно уверенно сказать,
   что количество рабочих рук, которые были необходимы для столь
   колоссального строительства, исчислялось миллионамиї.
  
  --------------------------------------
  -----
  *
   Уже есть. См., к примеру, книгу А. Жигулина "Чёрные камни" и его статьи в периодике
  /прим. С.Т./.
  
  
   Самым страшным был урановый ГУЛаг, т.е. лагеря, где заключённые
  использовались на строительстве урановых рудников и добыче руды.
  Долгое
  время циркулировали слухи, что туда посылали и приговорённых к смерт-
  ной казни в порядке исполнения приговоров, ибо больше года-двух там
  никто не выдерживал. Это называлось "медленный расстрел".
   їСколько людей прошли через урановый ГУЛаг, - продолжает Ж.
   Медведев, - сказать пока невозможно. Но по объёму проделан-ных
   работ можно заключить, что это были сотни тысяч человек.
   Но для строек атомного и уранового проектов нужны были рабо-
   чие очень высокой квалификации. їс 1946 года по всем совет-
   ским лагерям начался - по приказу Берия и под руководством Завеня-
   гина - новый отбор. В сверхсекретные ЛОН собрали лучших, но без
   права переписки: атомные стройки требовали рабочих высших
   квалификаций, которых вообще не предполагалось отпускать на
   свободу.
   їТайна судьбы миллионов людей, которые строили эти атомграды,
   которые внесли самый трудный вклад в создание атомной мощи сверх-
   державы, остаётся ї нераскрытой до настоящего времени. Ясно толь-
   ко одно - атомный ГУЛАГ унёс намного больше жизней, чем первые
   американские атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасакиї.
  
   Сахаров прибыл впервые на объект незадолго до испытаний собранной
  там первой советской атомной бомбы. Встретивший его Зельдович сказал
  ему, что, глядя на эти заурядные на вид куски делящегося металла (как
  потом станет понятно, плутония - С.Т.), он не может отделаться от
  ощущения, что в каждом грамме их "запрессованы" человеческие жизни.
  Сахаров уто-чняет: он имел в виду заключённых урановых рудников и
  объектов и буду-щие жертвы атомной войны /"Воспоминания", стр. 148/.
   Острова "Архипелага" имелись при каждом атомном объекте. Арзамас-16
  (он же Объект А-1, он же Приволжская контора Љ 112, он же Крем- лёв),
  расположенный близ надолго исчезнувшего с карты старого русского
  городка Сарова, в 75 км от настоящего Арзамаса, не был исключением.
  Сахаров вспоминает:
   їВ 1949 году я застал рассказы о том времени, когда это был про-
   сто лагерь, со смешанным составом заключённыхї Руками заключён-
   ных строились заводы, испытательные площадки, дороги, жилые до-ма
   для будущих сотрудников. Сами же они жили в бараках и ходили на
   работу под конвоем в сопровождении овчарок.
   їДело было двумя годами раньше. Небольшая группа заключённых
   рыла котлован, в их числе бывший полковник (быть может из РОА). Один
   из заключённых нагнулся к колесу автомашины, на которой их
   привезли, как бы проверяя что-то. Единственный охранник нагнул-
   ся тоже. В этот момент один из заключённых ударил его лопатой по
   голове, и полковник подхватил выпавший из его рук автомат.
   - Ребята, за мной!
   Шофера выбросили из машины. Один из заключённых сел за руль,
   машина помчалась. Полковник, стоя в кузове, с хода расстрелял
   встречный грузовик с офицерами, теперь восставшие были вооружены
   до зубов. Ворвавшись внезапно в лагерь, они частью расстреливают,
   частью обезоруживают охрану. Полковник вместе с желающими - их
   человек 50 или больше, в том числе все участники нападения на охра-
   ну, - уходят через зону за пределы объекта. Они надеются, вероят-но,
   уйти достаточно далеко, рассеяться в лесах и окружающих дерев-нях.
   Но в это время по тревоге уже подняты три дивизии НКВД (так мне
   рассказывали; думаю, что никто не знает точной картины). С помощью
   автомашин и авиации они оцепляют большой район и начи-нают сжимать
   кольцо. Последний акт трагедии - круговая оборона беглецов,
   организованная по всем правилам военного искусства, и массиро-
   ванный артиллерийский и миномётный огонь, кажется, даже применя-
   лась авиация; гибнут все до последнего человекаїї /"Воспомина-
   ния", стр. 154/.
  
   Я услышал эту историю от одного бывшего заключённого ещё в 1956 го-ду.
  Но где именно она произошла, он не сообщил.
   Продолжу рассказ Сахарова:
  
   їПосле этого восстания состав заключёных на объекте сильно
   изме-нился - все, имеющие большие сроки, которым нечего терять, уда-
   лены, и их заменилиї осуждённые на меньшие срокиї 1-5 лет.
   Восстаний больше не было. Но у начальства осталась ещё одна про-
   блема - куда девать освободившихся, которые знают месторасположе-
   ние объекта, что считалось великой тайнойї Начальство разрешило
   свою проблему простым и безжалостным способом - освободившихся
   ссылали на вечное поселение в Магадан и в другие места, где они ни-
   кому ничего не могли рассказать. Таких акций выселения было две
   или три, одна из них - летом 1950 года.*
   В 1950-53 гг. мы жили рядом с этим лагерем. Ежедневно по ут- рам
   мимо наших окон с занавесочками проходили длинные серые ко-лонны
   людей в ватниках, рядом шли овчарки. Можно было утешаться тем, что
   они не умирают с голода, что в других местах - на лесоповале, на
   урановых рудниках - много хуже. Можно было оказывать мел-кую
   помощь (только единицам из числа расконвоированных) - старой
   одеждой, мелкими деньгами, едой. Однажды домработница наших
   соседей, Зысиных, їсварила работавшим рядом заключённым сразу
   12 кур - это уже было кое чтої /там же, стр. 154 - 155/.
  
   Но и над жизнью "вольных" на объектах господствовал "режим", -
  вспоминает Сахаров. За потерю секретной бумажки или детальки можно
  --------------------------------------
  ---
  *
   А. Солженицын сообщает о высылке на Колыму отбывшего сроки "особоопасного" спец-
  контингента и с других объектов ("Архипелаг ГУЛаг", т. III, стр. 376. - Вермонт - Париж: Изд.
  YMCA-PRESS. - 1980); кроме того, эта высылка сопровождалась ещё лишени-
  ем права переписки [З. Балаян. Дожить до оттепели. "Литературная Газета" (в дальнейшем
  "ЛГ") N 12 (5646) М., 26.III.1997] /прим. С.Т./.
  
  
  было запросто загреметь в лагеря или в лучшем случае - если потерян-
  ное удавалось найти - лишиться средств существования без права покинуть
  объ-ект. Сахаров приводит такие примеры /там же, стр. 142 и 156 - 157/.
   А вот сюжет пушкинского "Анчара" в тогдашнем варианте: в бассейне
  под реактором сломалась тележка, в которую из-под реактора сбрасывались
  отработанные блочки урана, дававшие сильнейшее ї-излучение. Остано-
  вить реактор - означало надолго прекратить производство плутония.
  Для ликвидации аварии послали водолаза. Водолаз устранил неисправ-
  ность, но получил смертельную дозу облучения /там же, стр. 157/.
   Через тридцать с лишним лет участь этого водолаза разделят тысячи и
  ты- сячи "ликвидаторов" последствий Чернобыльской катастрофы.
   Как же оценивает Сахаров 1980-х годов этот "объектовский" период
  своей жизни?
  
   їЯ думаю, что обстановка объекта, его "мононаправленность",
   даже соседство лагеря и режимные "излишества" - в немалой степени
   психологически способствовали той поглощённости работой, кото-
   рая, как я пытался доказать, была определяющей в жизни многих из
   нас.
   Мы видели себя в центре огромного дела, на которое направлены ко-
   лоссальные средства, и видели, что это достаётся людям, стране
   очень дорогой ценой. Это вызывало, как мне кажется, у многих чув-
   ство, что жертвы, трудности не должны быть напрасными (во всяком
   случае - у меня было такї). При этом в важности, абсолютной
   жизненной необходимости нашего дела мы не могли сомневаться. И
   ничего отвлекающего - всё где-то далеко, за двумя рядами колючей
   проволоки, вне нашего мира. Несомненно, что очень высокий (по
   общим нормам) уровень зарплаты, правительственные награды, дру-
   гие знаки и привилегии почётного положения тоже были существен-
   ным поддерживающим элементом.* Должны были пройти годы, произойти
   сильные потрясения, чтобы в это мироощущение проникли новые
   струйкиї /там же, стр. 157 - 158/.
  
   То, что здесь так кратко и точно сформулировано Сахаровым, относится
  к большинству его коллег.
  
   О Курчатове и говорить нечего. Огромный, в полтора роста, портрет
  Сталина, писаный маслом оригинал, висел в его кабинете некоторое время
  и после ХХ съезда /там же, стр. 128/. Приведём мнение близко знав-шего
  его В.А. Давиденко, бывшего начальника отдела ядерных испытаний
  объекта: "їбольшой учёный и прекрасный организатор,
  любящий науку и заботящийся о её развитииї Ної
  прежде всего - 'деятель', причём деятель сталинской
  эпохи; именно тогда он чув-ствовал себя, как рыба
  в воде" /там же, стр. 278/.
  --------------------------------------
  -----------
  *
   После публикации за пределами СССР "Размышлений о прогрессе, мирном сосуществова-
  нии и интеллектуальной свободе" тогдашний министр среднего машиностроения СССР
  Е.П. Славский упрекнёт Сахарова среди всего прочего в том, что они сам пользовался этими
  привилегиями /"Воспоминания", стр. 380; прим. С.Т./.
  
   Вот Президент АН СССР и директор ФИАНа Сергей Иванович Вавилов -
   родной брат биолога акад. Николая Ивановича Вавилова, замученного
  в тюрьме. Сахаров пишет о Сергее Ивановиче:
  
   їВавилов был доброжелательным человеком, в личном общении -
   мягким и добрым. Он, в качестве депутата Верховного Совета СССР,
   очень много общался с избирателями, приезжавшими к нему с жало-
   бами и просьбами. Что это было такое - я легко могу себе предста-
   вить по своему личному опыту "Комитета прав человека" в 70-х го-
   дах. У него в столе лежали заготовленные заранее конверты с
   деньга-ми (из его президентской зарплаты), и он, не имея в
   большинстве случаев возможности помочь несчастным людям иначе,
   давал многим эти деньги. Это стало известно, и ему пытались это за-
   претить.
   Вавилов был, кроме ФИАНа, директором ещё одного Института, ко
   всем своим обязанностям относился чрезвычайно рьяно, самоотвер-
   женно (тут я могу сравнить его только с ещё одним, в некоторых от-
   ношениях совсем другим человеком, - с Юрием Борисовичем Хари-
   тоном, научным руководителем учреждения, где я потом проработал
   много лет)ї /там же, стр. 108 - 109/.
  
   Вот глубочайше эрудированный и одарённый И.Е. Тамм, возглавляю-щий
  в ФИАНе теоретические работы по термоядерной бомбе. Брат И.Е. Тамма был
  расстрелян в 30-е гг. Когда-то сам меньшевик, чудом вышед-ший из
  расстрельных подвалов ЧК и уцелевший потом разве что потому,
  что остался беспартийным. Верующий до конца своих дней в "чистый неис-
  каженный социализм". Физик до мозга костей. Нa шестом десятке -
  убеждён, что основное направление развития науки должно вскоре переме-
  ститься с физики в биологию. Напомним: это времена лысенковского за-
  силья, а роль ДНК ещё не раскрыта. Сахаров подчёркивает абсолютную
  интеллигентную честность и смелость Тамма, готовность пересмотреть
  свои взгляды ради истины, его активную, бескомпромиссную позициюї Но
  это касается, в основном, науки. В 1968 году Тамм, уже тяжело больной,
  присоединился к письму-протесту против вторжения в Чехословакию. Од-
  нако потом он снимет свою подпись, чтобы не погубить теоротдел
  в
  ФИАНеї /там же, стр. 167/.
  
   Самые долгие отношения - 39 лет - были у Сахарова с Я.Б. Зельдови-чем.
  Зельдович - крупнейший специалист по цепным реакциям и вместе с тем
  теоретик широчайшего профиля - вплоть до космологии. Автор (со-вместно
  с Ю.Б. Харитоном, будущим научным руководителем объекта Ар- замас-16)
  последней довоенной публикации, в которой обсуждается воз-можность
  управляемой и (отчасти) взрывной цепной реакции деления ура-на. Он
  хорошо видит зло в его многочисленных частных проявлениях, но в бой с
  ним не рвётся. Предпочитает втянуть в него других, по его мнению,
  более защищённых, например, Сахарова. Как понять его взгляды, если
  ему нравится картина "Утро Родины" (изображение Сталина с перекинутым
  на руку плащом на фоне колхозных полей и строек коммунизма) - и одно-
  временно - "Реквием" Ахматовой, "Тёркин на том свете" и другой самиз-дат,
  который он давал читать Сахарову (и, по-видимому, не ему одному)? Сахаров
  рассказывает о романе Зельдовича на объекте с расконвоированной
  заключённой, художницей и архитектором Ширяевой, попавшей в лагерь за
  "длинный язык". "Кто бы поверил, сколько любви скрыто в этой груди", -
  говорил он о себе Сахарову. По окончании срока Ширяеву этапируют на
  Колыму. Зельдович успевает одолжить у Сахарова деньги и передать ей.
  Через несколько месяцев Ширяева родила дочь в условиях, для москвичей
  непредставимых. Потом (после ХХ съезда? - С.Т.) Зельдович добьётся
  улучшения положения Ширяевой, а ещё через двадцать лет Сахаров увидит
  его с дочерью, родившейся в Магадане.
   Вот вам сюжет для романа, кино- или телефильма!
   Когда Сахаров попадёт в немилость, Зельдович станет упрекающими
  письмами и звонками к нему (наверняка просматриваемыми и прослушивае-
  мыми КГБ) демонстрировать властям свою лояльность. В 1987 году, неза-
  долго до смерти, Зельдович говорит Сахарову:
   "В прошлом было всякое, давайте забудем
   плохое. Жизнь продолжается" /там же, стр. 177 - 184/.
  
   Сахаров готов забыть ему всё - кроме научных достижений.
  
   Вот рыцарь фундаментальной теоретической физики И.Я. Померанчук.
  Виртуоз теорфизической техники (термин Сахарова), он относится к этой
  своей деятельности с величайшим презрением. Его концепция: "їоснов-
  ные, самые фундаментальные законы природы должны проявиться
  в физике предельно высоких энергий". Этот его взгляд разделяет и
  Саха-ров. Сахаров передаёт рассказ о том, как Померанчук "ловил за
  пуговицу" директора большого физического института и спрашивал:
  "Есть у вас ускоритель на 600 миллионов элек-
  трон-вольт?* Ах, нет. В та-ком случае вы управдом,
  а не директор" /там же, стр. 174/.
   Во время одной из аудиенций у Берии Сахаров задал ему вопрос:
  - Почему наши новые разработки идут так медленно?
  Почему мы всё время отстаём от США и других стран,
  проигрывая техниче-ское соревнование?
   Берия ответил вполне прагматически:
  - Потому что у нас нет производственно-опытной базы.
  Всё ви- сит на одной "Электросиле". А у амери-
  канцев сотни фирм с мощной базой.
   Двадцать лет спустя Сахаров придёт к выводу, что это отставание обус-
  ловлено неразвитостью демократических структур управления, недостат-
  ком информационного обмена и интеллектуальной свободы /там же, стр.
  196/. На объекте Померанчук томился всего два или четыре месяца. Потом
  на-чальство поняло, что всё же лучше его отпустить. Померанчук
  прожил
  недолго. Потерявший жену, умирающий от рака, он (по совету умного
  ------------------------------------
  --------------------
  *
   В то время в СССР был один синхротрон, ускорявший протоны до такой энергии. Его
  огромный электромагнит был изготовлен на "Электросиле" /прим. С.Т./.
  
  врача, не жалевший средств обезболивания) сумел прожить оставшийся
  кусок жизни достойно и работал до последнего дня.
  
   Вот талантливый Н.Н. Боголюбов, много сделавший для усиления ма-
  тематического отдела на объекте. Чистый теоретик, далёкий от инженер-
  ных проблем, зато эрудит в самых различных отраслях физики, знавший
  несколько иностранных языков, с острым оригинальным умом и юмором.
  Именно от него Сахаров узнал о работах основателей кибернетики -
  Винера, Шеннона, Неймана /там же, стр. 176 - 177/. Но так и не воспользовал-
  ся ими, когда занялся "общественными вопросами", видимо, не поняв,
  что как раз в этих работах находятся системные ключи к ответам на них.
   Потом Боголюбов стал директором Объединённого института ядерных ис-
  следований в Дубне. Такой директор не мог не импонировать взыскательным
  
  зарубежным гостям-учёным, раздававшим налево и направо приглашения
  своим советским коллегам.
   Когда же разразился "мировой скандал" с интервью Поликанова запад-
  ным корреспондентам о действительной ситуации с поездками советских
  учё-ных за рубеж, реакцией Боголюбова было: "Вот и у нас теперь
  свой диссидент есть" /"Разрыв", стр. 228/. Хотя за несколько лет
  до того и он (вместе с Ю.Б. Харитоном) подписал письмо сорокї против
  Сахарова.
  
   Вот крупнейший математик И.М. Гельфанд, разрабатывавший новые,
  пригодные для ЭВМ, методики сложных расчётов "изделий", основанных на
  "третьей идее" /"Воспоминания", стр. 245/, Тем не менее его акаде-мическое
  продвижение на десятилетия застопорилось на "член-коррстве" из-за
  специфических (читайте - антисемитских - С.Т.) порядков в мате-матическом
  отделении АН СССР. К этому добавилась ещё причастность к письму в
  защиту А.С. Вольпина-Есенина, брошенного в психзастенок /там же, стр.
  245 - 246/. В 1969 году он опубликовал в ж-ле "Природа" N 6 (в соавторстве
  ещё с тремя специалистами) статью "Взаимодействие в биологи-
  ческих системах", касающуюся основных принципов функ-циониро-
  вания "больших систем".* Кто бы мог в те времена подумать, что Гельфанд
  ещё окажется в США и - на девятом десятке - получит долж-ность в одном
  из американских университетов?
  
   Напомню ещё несколько зарисовок, сделанных Сахаровым.
  
   Вот акад. М.А. Леонтович, спустивший с лестницы и назвавший пред-
  ставителем самой древней и непочётной женской профессии Я.П. Терлец-
  кого - физика-теоретика, претендовавшего на роль борца за идейную-
  чистоту физики и предложившего ему сотрудничество.** Лавры Т.Д. Лы-
  --------------------------------------
  ---------------
  *
   В этой работе тоже содержались ответы на заинтересовавшие тогда Сахарова
  "обществен-
  ные вопросы". Правда, в системно-биологической интерпретации. Но Сахаров и тут прошел
  мимо этой статьи своего коллеги /прим. С.Т./.
  **
   Как стало впоследствии известно, в 1945 году Я.П. Терлецкий, по заданию генерала
  П. Судоплатова, участвовал в попытке советских разведчиков "проинтервьюировать"
  Нильса Бора /прим. С.Т./ .
  
  сенко не давали тогда спать многим подонкам, но ядерная бомба была нуж-
  нее "дискуссии". В 1951 году Леонтович был назначен руководителем тео-
  ретических работ по магнитному термоядерному реактору. Вскоре он
  сказал Тамму: "Я почти убеждён, что из этой затеи
  ничего не получит ся. Но я сделаю всё, что в моих
  силах, чтобы внести ясность, какой бы она ни была"
  /там же, стр. 437 - 438/. А вот мнение Са-
  харова: "Я думаю, что это огромная удача для успеха
  дела, что в этой работе принял участие Михаил
  Александрович. Он отдал ей 30 лет жизни, до самой
  смерти в 1981 году" /там же/.
   Создать работающий магнитный термоядерный реактор (и даже внести
  ясность в эту проблему), в отличие от термоядерной бомбы, не удалось
  и
  поныне. Несмотря на огромные усилия и затраты. Почему же Леонтович
  занялся этой проблемой, почти (?) убеждённый (а оснований для этого
  было предостаточно), что "ничего не получится"? Уж не для того ли,
  чтобы не быть самому причастным к созданию термоядерного оружия, ко-
  торое - после того, как стали известными характеристики реакции дей-
  терия с тритием, - не могло не получиться раньше или позже?
   Вот вышедший из школы Резерфорда знаменитый акад. П.Л. Капица,
  увернувшийся от участия в работе над ядерным оружием. На приглашение
  Берии приехать он ответил, что чрезвычайно занят научной работой и
  пред- ложил тому самому приехать к нему в институт /"Воспоминания",
  стр.
  167 - 168/. Капица выдвинул тогда на первый план не идейные соображения,
  а несогласие по организационным проблемам и нежелание подчиняться
  людям, которых он считал ниже себя в научном отношении, заявив, что
  "дирижер, не знающий контрапункта, не может дирижи-
  ровать ор-кестром, каких бы исполнителей туда ни
  собрали" /Е. Доброволь- ский. Николина гора. "Новое Русское Слово"
  17.II.1995/. Благо, в аппарате Берии поведение Капицы расценили только
  как "недисциплинированность и хулиганство". Сахаров думает, что тут
  была не только уловка, а действительное сочетание разнородных причин
  /"Воспоминания", стр. 399/. Но руководимый Капицей (и притом на особых
  условиях) Институт физических проблем АН СССР был передан в руки А.П.
  Александрова, "человека способного, очень способного,
  на всё способного" (советский юмор), и, разумеется, был подключён
  к разработке ядерного оружия. А Капице осталась "Изба физических
  проблем", как он в шутку называл свою дачу на Николиной горе, где
  продолжал работать.
   Сахаров вспоминает о гражданском подвиге Капицы, смертельно опасном
  для него самого, - о заступничестве за арестованных во времена
  "большого террора" двух крупнейших физиков-теоретиков - Фока и Ландау.*
  Через много лет Капица попытается вступиться и за осуждённого учёного-
  дис-
  сидента Ю. Орлова, ещё в 1956 году выступавшего с критикой половинчатых
  решений ХХ съезда КПСС. Но без особого успеха. Александров же, ставший
  директором ИАЭ и президентом АН СССР, примет участие в трав
  --------------------------------------
  ----------------
  *
   По свидетельству Л. Чуковской, С. Вавилов и Тамм совершили такой же подвиг, пытаясь
  спасти от расстрела создателя квантовой теории гравитации М.П. Бронштейна.
  
  ле Сахарова. Но изгнать последнего из Академии не удастся: Капица во-
  время напомнит коллегам о том, как по требованию Гитлера был исключён
  из германской академии наук А. Эйнштейн.
   Венцом карьеры Александрова, долгие годы курировавшего развитие
  атомной энергетики СССР, закономерно станет Чернобыльї
   Однажды Зельдович сказал Сахарову о Тамме: "Вы знаете, почему
  именно И.Е. оказался столь полезным для дела, а не
  Ландау? - У И.Е. выше моральный уровень".
   Моральный уровень, поясняет Сахаров, тут означает готовность
  отдавать свои силы "делу". Что ж, акад. Зельдович морально очень
  разносторонний человек.
   Вышедший чудом (иначе не назовёшь) из сталинских застенков Ландау и
  через много лет не падок на откровенноть. Единственный раз, когда Саха-
  ров заговорил с ним наедине, - это было в середине 1950-х годов, - он
  сказал:
   - Сильно не нравится мне всё это (имелась в виду ядерное
  оружие
  вообще и участие Ландау в его разработках).
   - Почему?
   - Слишком много шума /там же, стр. 168/.
   Намёк на верховных "дирижеров" атомного комплекса?..
   Пройдёт много лет после смерти Ландау, и акад. В.Л. Гинзбург расска-
  жет, что Ландау считал себя не кем иным, как "учёным рабом". Расска-
  жет он и об окружавших Ландау сексотах и подслушивающих устройствах,
  об омерзительных "телегах", катившихся на него в Академию из КГБ даже
  в относительно "тёплые" послесталинские времена. Бывший советский
  физик Г. Горелик, ныне живущий в Бостоне, пишет о нём в статье "Мо-раль-
  ная подоплёка советского атомного проекта": "Среди сталинских
  физиков-атомщиков первого ряда, по-видимому,
  только он один понимал, для кого он делает
  бомбу" /"Новое Русское Слово"
  12.VI.1994/. Далее автор статьи цитирует долгое время известные толь-ко
  на Лубянке подслушанные и зафиксированные "спецтехникой" высказывания
  Ландау:
   їЕсли бы не 5-й пункт, я не занимался бы спецработой, а только
   наукой, от которой я сейчас отстаю. Спецработа, которую я веду,
   даёт мне в руки какую-то силу. Но отсюда далеко до того, чтобы я
   трудился "на благо Родины"її
   И ещё:
   їНаша система, как я её знаю с 1937 года, совершенно опреде-
   делённо есть фашистская система, и она такой осталась и измениться
   так просто не может. Пока эта система существует, питать надежды
   на то, что она приведёт к чему-то приличному, даже смешно.
   їЕсли наша система мирным способом не может рухнуть, то третья
   мировая война неизбежна со всеми ужасами, которые при этом пред-
   стоят. Так что вопрос о ликвидации нашей системы есть вопрос
   судьбы человечестваї.
  
  
   Как сложилась бы его судьба, какие увлекли бы его вопросы, если б не
  автокатастрофа, превратившая его в инвалида и укоротившая жизнь?
  
   А вот как оценивают Сахарова некоторые его коллеги:
  
   Акад. В.Л. Гинзбург: їА.Д. Сахаров был личностью исключи-тель-
   ной, необыкновенной. Его обычными мерками не измеришь. В моих
   глазах он - очень талантливый человек, из которого мог бы вы-расти
   подлинно великий физик, но ему не довелось реализовать в на- уке
   свои истинные возможности. їОн был чем-то похож на Эйн-штейна.
   Он всегда жил несколько отстранённо, между ним и другими возникала
   невидимая перегородкаї /Интервью израильской газете "Вести"
   25.II.1993/.
  
   Акад. Я.Б. Зельдович: їДругих физиков я могу понять и соизме-
   рить. Андрей Дмитриевич - что-то иное, особенноеї /там же/.
  
   Акад. И.Е. Тамм (из письма 1953 года вдове С.П. Шубина,
   погибшего в 1937 году): їЯ всегда считал его (Шубина) самым та-
   лантливым из всех наших физиков. Только в последние годы появил-
   ся Андрей Сахаров - трудно их сравнивать. Сахаров полностью сосре-
   дотачивает все свои душевные силы на физике, а для С.П. (Шуби-на)
   физика была только первой среди равных - поэтому можно толь- ко
   сказать, что по порядку величины они сравнимы друг с другомї /Г.
   Горелик. Моральная подоплёка советского атомного проекта.
   "Новое Русское Слово" 12.VI.1994/.
  
   Мог ли Тамм тогда предположить, на чём сосредоточит Сахаров все свои
  душевные силы в 1970-х - 1980-х годах?
  
   Акад. Е.Л. Фейнберг: їУ нас появился очень одарённый человек.
   Его спокойная уверенность, основанная на непрерывной работе мыс-
   ли, вежливость и мягкость, сочетавшиеся с твёрдостью в тех вопро-
   сах, которые он считал важными, ненавязчивое чувство собственного
   достоинства, неспособность нанести оскорбление никому, даже враж-
   дебному ему человеку, предельная искренность и честность
   прояви-лись очень скоро. Я уверен, он никогда не говорил ничего, не
   согла-сующегося с тем, что он действительно думал и чувствовал в
   данный момент, не совершил ни одного поступка, который противо-
   речил бы его словам, мыслям и совести. И в то же время был настой-
   чив, точ-нее, невероятно упорен в преследовании избранной целиї
   /Е.Л. Фейнберг. Сахаров в ФИАНе. "Новый мир" N 5, М., 1994/.
   И, наконец, графолог Л.В. Горохова - по почерку: їПрямота.
   Честность. Доброта. Наивность, иногда соседствующая с инфантиль-
   ностью. Несомненно умный. Ум не эгоцентричный, гуманный. Доб-ро
   принимает человечество. Одарённость несомненная. К себе отно-
   сится даже чересчур скромно. Поэтому его в жизни щёлкали по носу.
   О карьеризме и говорить нечего. Своё дело делает обязательно,
   если только не по принуждению. Дело делает со всей охотой.
   Должно быть, благополучен лично. Душевно щедр. Любит людей, и в
   част-ности близких ему. Способен к жертвенности (не ярко выраже-
   но). Можно с ним идти в любую разведку. В опасной ситуации
   сделает так, что не ему будет лучше, а другомуї /там же/.
  
   В 1960-е годы Сахаров постепенно возвращается к фундаментальным во-
  просам физики и космогонии. С горечью он замечает:
  
   їЯї - после привлечения к военно-исследовательской тематике -
   почти мгновенно потерял с таким трудом достигнутую высоту, їто,
   чем я занимался с 1948 по 1968 годы, было очень большим пузырёмї
   /"Воспоминания", стр. 104/.
  
   И далее поясняет:
  
   їїс точки зрения элементарных процесов в них (ядерных взрывах -
   С.Т.) нет ничего особенного. Чтобы действительно узнать что-то
   принципиально новое, нужны гораздо бїльшие энергии в элементар-
   ных актах (а не много килограмм прореагировавшего вещества и
   большой разрушительный эффект). Именно отсюда черпает свои от-
   кровения фундаментальная наука, а не из ядерных взрывов!ї /"Вос-
   поминания", стр. 138/.
  
   Тем не менее после своей новой работы 1965 года Сахаров вновь уверо-
  вал в свои силы физика-теоретика /там же, стр. 328/. Однако уже в
  конце 1950-х годов и особенно в 1960-е годы всё большее место в его
  жизни стали занимать общественные вопросы /там же, стр. 348/.
   Но это уже другая тема.
  
   Передаю слово своему соавтору Д. Штурман.
  
  
   В спецзоне
  
   Итак, "инженерно-теоретические забавы" были не главным побужде-нием
  к тому, что Сахаров не отказался от работы над созданием водородной
  бомбы. Он и его коллеги были уверены (или убеждали себя изо всех сил),
  что к этому обязывает их гражданский долг. Курчатов иногда гово-рил:
  "Мы солдатыї" /"Воспоминания", стр. 133/.
   С кем предполагалась война? Какие имелись для этих предположений ос-
  нования?
   Не Запад, а СССР олицетворял в 1946-50-х гг. самую страшную на
  планете силу.
  
   Конечно, трудно не думать о безопасности - прежде всего - своей
  страны в нашем страшном мире. Но солженицынский зек Нержин /"В
  круге
  первом"/ отказался работать над обеспечением родного МГБ устрой-
  ством для идентификации подслушанных голосов. А отнюдь не зек, но
  дипломат и зять прокурора весьма высокого ранга, Иннокентий Володин
  (там же), помешал родимой разведке получить с Запада один из "цельнотя-
  нутых" ва-риантов очень важной вещи (как бы не варианта или узла
  "изделия"). За что и расплатился если не жизнью, то свободой. Скорее -
  жизнью. Зна-чит, разные существовали взгляды на патриотизм и на службу
  родине.
   Конечно, Солженицын был вчерашний зек, а Сахаров - даже ещё и не
  ссыльный. Но семейный и сословный фон был у них близкий. Можно бы даже
  и потягаться: в чьём роду и родстве арестантов было больше и чьи
  корни в просвещённых слоях дореволюционной России прослеживались
  глубже. Но не в этом, по-видимому, суть. "Славянофил" и "национа-лист"
  Солженицын твёрдо знал, что коммунистам давать в руки опасные для
  человечества игрушки нельзя. Космополит и гуманист Сахаров этого
  не знал. Он уравнивал в своих рассуждениях, даже и ретроактивных, СССР
  и Запад.
   Я знаю могучую притягательность постижения тайн природы, упорно
  ставящую познание над любыми ограничениями, включая нравственные
  запреты. Мне знаком довод, что всё созревшее к тому, чтобы родиться, -
  рождается. Так это или нет - об этом можно и нужно продолжать спо-
  рить. Если известно, что должен родиться уродливый плод, - иногда бере-
  менность прерывают искусственно. Правда, некоторые вероисповедания
  и конфессии за человеком такого права не признают. Но к химерам
  человече-ской мысли этот их запрет не относится. Возразят, что нельзя
  нарушать и естественное развитие мысли: кто знает, что она принесёт?
  Но эту идею опробовали на полигоне под Аламогордо и вполне сознатель-
  но применили на практике дважды: в Хиросиме и в Нагасаки. Она была
  хорошо проверена.
   Есть, однако, в вопросах подобного рода решение, которое открывает
  выход всегда (правда, только личный, только для себя одного). Оно за-
  ключается в трёх словах: не через меня. Если я, делая для этого
  всё от меня зависящее, тем не менее не могу остановить зла,
  то пусть зло не приходит в мир через меня.
   Оружие, возразят нам, вообще, зло. Относительное, ответим мы. Не
  будучи сторонницей абсолютного непротивления злу насилием, рискну за-
  метить, что иногда применение или возможность применения оружия - это
  наименьшее зло, ибо оно предупреждает или прекращает зло бїльшее.
  Мы достаточно много знаем о войнах прошлого и погибших цивилизациях.
  После них жизнь на Земле уцелевала. Термоядерное же оружие - зло
  абсолютное. Его изготовление и применение убьёт или непоправимо
  изуве-чит земную жизнь вообще, всю.
   Злом оборачиваются нередко и вещи, поначалу невинные, и как будто
  полезные. Но кромешный ужас ядерного оружия бесспорен. Это - пло-хая
  физика.
   Вместе с тем, страшная многомерность жизни ставит людей в неразре-
  шимые ситуации: куда ни кинь - всюду клин.
   Общеизвестно, что идея ядерного оружия носилась в воздухе надо
  всей Европой ещё до второй мировой войны. Нет на Земле такой силы,
  ко-торой можно было бы эту идею доверить, но она возникла. И начала со-
  блазнять: учёных и техников - "хорошей физикой", политиков - невидан-но
  грозной мощью. Наступательной или оборонительной. Утешительные идеи
  взаимного сдерживания, равновесия сил, нераспространения ядерного
  оружия рассчитаны на человеческое благоразумие. Но земной интеллект
  не благоразумен. Он легко втягивается в роковые игры.
   Сахаров говорит, что работа советских ядерщиков над бомбой имела
  "їнекоторое (быть может и не вполне удовлетворитель-
  ное) ин-теллектуальное оправданиеї" /"Воспоминания",
  стр. 133; выд. Д.Ш./. Он в этом искренен, как и во всём, о чём решается (или
  решает) говорить. Правда, он говорит не обо всём имеющем отношение к
  тому или иному спору, иногда исключая из рассмотрения моменты, весьма
  сущест-венные.
   Невзирая на всё нами выше и ниже об этом сказанное, Сахаров в своём
  осторожном суждении небезоснователен. Некоторые немаловажные причины
  работать над бомбой у советских физиков были: джин выпущен из бутылки
  и моя страна - это моя страна, кто бы ею ни правил. Но это очень зыб-
  кие основания. И даже не только нравственно, но и чисто прагматически
  зыбкие. Страна мертвела под удушающей рукой Сталина; ядерщики труди-
  лись под началом Берии. СССР влекли в пропасть внутренние, а не внеш-ние
  силы. Они же (эти отечественные силы) угрожали и всей планете.
   Вероятно, многих коллег Сахарова (и не только их) искушала и утешала
  мысль: если не я, так другой. Есть тенденция приравнивать в этом во-
  просе западных физиков к советским. Но это как раз тот случай, когда
  аналогия между СССР и США в военных аспектах есть сугубо ложное упо-
  добление: речь идёт о силах, по сути своей альтернативных. Похоже, что
  в мире ядерной физики этой альтернативности не замечала ни та, ни
  другая сторона. Американские учёные не слишком щепетильничали в
  охране от СССР своих секретов. Советские - работали на коммунистичес-
  кое правительство, благодарно используя разведданные "органов" и
  добровольных шпионов.
   Теперь, когда только ленивая макси- или минидержава ещё не сваргани-
  ла, не украла или не купила парочки "изделий", либо не приобрела мате-
  риалов для их изготовления; либо не переманила профессионалов для нала-
  живания своего производства ядерного оружия, поздно, казалось бы, на
  эту тему и пустословить. Но в душе, наперекор логике и обстоятельствам,
  про- продолжает звучать всё то же: не через меня.
  
   їЯ читал, что Оппенгеймер заперся в своём кабинете 6 августа
   1945 года, в то время как его молодые сотрудники бегали по коридо-
   ру Лос-Аламосской лаборатории, испуская боевые индейские кличи,
   а потом плакал на приёме у Трумэна. Трагедия этого человека, кото-
   рый в своей работе, по-видимому, руководствовался идейными, вы-
   сокими мотивами, глубоко волнует меня (конечно, ещё больше вол-
   нует вся трагическая история Хиросимы и Нагасаки, отразившаяся
   в его душе). Сегодня термоядерное оружие ни разу не применя-
   лось против людей на войне. Моя самая страстная мечта (глубже
   чего-либо ещё) - чтобы это никогда не произошло, чтобы термоядерное
   оружие сдерживало войну, но никогда не применялосьї /"Воспомина-
   ния", стр. 134/.
  
   Сахаров в обеих своих книгах немало уделяет места тому, что, почему
  и с какими моральными основаниями пришло именно через него.
  Од- нако все его надежды на то, что "ружьё не выстрелит", строятся на
  песке.
   Кому, как не Сахарову, понимать, что какого-нибудь безумного Гитле-
  ра, Иди Амина, Пол Пота etc стать хотя бы благоразумным, если не бла- гона-
  меренным человеком ничто не заставит. Среди людей живут и действу-ют
  существа, человекам инородные (иноприродные), исчадия инферналь-ных
  сил. И орудия массового уничтожения им бывают доступней, чем нор- маль-
  ному большинству. Самая страстная мечта Андрея Сахарова есть одно-вре-
  менно и самое трагическое его чувство, ибо никакой уверенности, что
  она сбудется, у него нет. Субъективно у стареющего Сахарова оснований
  верить, что его надежда осуществится, ещё меньше, чем у Сахарова трид-
  цатилетнего. Объективно - тоже.
  
   * * *
  
   Казалось бы, только и спешить с реализацией СОИ (стратегической обо-
  ронительной инициативы), способной существенно уменьшить страх нор-
  мальных людей перед ядерной смертью, ограничить возможности злодеев
  и безумцев. Но Сахаров оказался в рядах противников (условно говоря)
  СОИ.
   Почему?
   Пока скажем коротко: он надеялся, что дьявол перехитрит самого себя.
  Ядерное оружие получат все - поэтому его не применит никто. Надежда
  (или расчёт) применить его первым и, главное, безнаказанно, по мнению
  Сахарова, увеличит соблазн к нему прибегнуть. По сходной причине, он,
  глядя в прошлое, всю жизнь продолжает обдумывать и, в конечном счёте,
  оправдывает создание советскими физиками термоядерного оружия.
  Незави-симо от целей и качеств сторон, могущих быть втянутыми в
  конфликт, опасность ответного удара ("взаимное сдерживание")
  представляется ему более надёжной, чем СОИ. Детально мы обсудим этот
  вопрос позднее.
  
   * * *
  
   На страницах 132 - 139 своих "Воспоминаний" Сахаров анализирует
  мотивации нескольких параллельных, по его мнению, цепей событий.
  Субъектами этих мотиваций являются Эдвард Теллер, Роберт Оппенгеймер
  и он, Сахаров, разных периодов своей жизни.
   СССР и США рассматриваются (повторим и подчеркнём) Сахаровым на
  этих страницах как равнокачественные в плане политической этики,
  мора-ли и целей государственные образования. Он обнаруживает в их
  действиях если и не тождественные, то очень близкие побуждения. Нет
  речи о двух системах - идёт речь о двух равно вменяемых государ-
  ствах. В обоих случаях (то есть с обеих сторон) ведущим стимулом ему
  представляется ги- перболизированный инстинкт самосохранения. Отсюда -
   взаимный страх, повышенная подозрительность, жажда себя обезопасить.
  Элемент запрограммированной (ещё в проекте) всемирной экспансии,
  идеологической агрессивности коммунистического СССР здесь Сахаровым
  из полемики исключён, хотя он у него спорадически возникает во многих
  интервью и статьях.
   Не смешивает ли он невольно личных побуждений учёных, причастных к
  созданию страшного оружия, с побуждениями их - в одном случае - заказ-
  чиков, в другом - хозяев?
   Почему я определяю Белый дом (США) как заказчика, а Кремль
  (СССР) - как хозяина и даже рабовладельца?
   Исключим из рассмотрения обе государственные доктрины (демократиче-
  скую и коммунистичекую). Чисто практически мы вынуждены будем при-
  знать: американский, французский, английский, израильский (любой де-
  мократической страны) учёный или специалист ничем не рискует в
  случае прямого отказа работать над любой предложенной государством
  тематикой и проблемой, включая разработку ядерного оружия или защиту
  от него. Он рискует лишь в случае шпионажа или раскрытия секретных
  сведений. Но наличие преступного умысла в его действиях надо ещё
  хорошо доказать. Даже работу в случае такого отказа он себе может найти
  - не у государства, так в частной фирме или за рубежом. В тоталитарном
  же государстве чем учёный или специалист нужнее власти, тем жёстче
  оказывается её контроль над ним, тем больше ограничиваются для него
  возможности выбора. И в случае отказа работать, где велят и над чем
  велят, он может быть в лучшем случае отстранён от научной деятельности
  и работы по специальности, а в худшем - оказаться в "малой зоне", где
  его могут заставить работать и как специалиста, и как чернорабочего.
  Или убить.
   Итак, в демократических и тоталитарных государствах возможности учё-
  ных не идентичны, как не идентичны глобальные цели этих государств.
   Когда читаешь эти сахаровские страницы, создаётся впечатление,
  что это Теллер, а не Сахаров вырос в СССР и хорошо знает обрисованную
  выше зависимость; что это у Теллера, а не у Сахарова погибли в пароксиз-
  мах го-сударственного террора чуть ли не все близкие отца и матери и
  десятки кол-лег. Что Теллера, а не Сахарова заставляли пересдавать
  экзамены по марк- сизму-ленинизму - до тех пор, пока он в нём достаточно
  хорошо разобрал-ся (чего Сахаров так и не сделал).
   Короче, что не маниакально-агрессивный "Интернационал" (Весь мир
  насилья мы разрушим до основаньяї"), а безобидный "Янки Дудль"
  звучал в ушах Сахарова всю его жизнь.
   Неужели детские впечатления выходца из Венгрии Теллера от несколь-
  ких месяцев "белакуновского" террора оказались сильнее всего советско-
  го опыта Сахарова?
   Теллер почему-то знает, что планетарная агрессия запланирована ком-
  мунистической идеологией изначально, а Сахаров этого не знает. Не
  принимает всерьёз того бесспорного историко-политического факта, что
  де- мократии просто живут, чтобы жить , а (интернационал- и национал-)
  социалистические диктатуры - чтобы завоевать и переделать на свой лад
  весь мир, чего и не скрывают. Такая наивность естественна для
  левого западного либерала, но не для человека с трагическим советским
  опытом.
  
  
   Горький триумф
  
   Трудно понять, но в детстве и отрочестве (возможно, под более сильным
  тогда влиянием родителей и всей исходной среды) Сахаров лучше себе
  пред-ставлял, где он находится и под чьей властью живёт, чем - долгие
  годы -потом, служа этой власти. О смерти Сталина он писал первой жене
  как о народной трагедии /"Воспоминания", стр. 217/. И если чувство
  опасений и ответственности за "изделие" нарастало сравнительно быстро,
  то понима-ние общества, в котором ему судилось жить и работать, заметно
  от этого
  отставало.
   Впрочем, и в рассказе о первом испытании "изделия", выполненного по
  "3-й идее", Сахаров проявляет удивительную беспечность. Поначалу он
  говорит лишь о некоторых механических (от ударной волны) и тепловых
  повреждениях и о считаных пострадавших, не обсуждая радиационных эф-
  фектов взрыва.
   Сахарова не назовёшь публицистом ярким. Он суховат, сдержан, скуп
  (за немногими исключениями) на выражение чувства. Но в описании столь
  памятного для него взрыва (как и двумя годами ранее - первого термоядер-
  ного взрыва) он не только эмоционален - он живописно-выразителен:
  
  
   їВ этот раз я, по описанию проведения испытаний в американской
   "Чёрной книге", не надел чёрных очков (сняв их потом, уже ничего не
   видишь из-за ослепления, а в них видно плохо). Вместо этого я стал
   спиной к точке взрыва и резко повернулся, когда здания и гори-
   зонт осветились отблеском вспышки. Я увидел быстро расширяющий-ся
   над горизонтом ослепительный бело-желтый круг, в какие-то доли
   секунды он стал оранжевым, потом ярко-красным; коснувшись линии
   горизонта, круг сплющился снизу. Затем всё заволокли поднявшиеся
   клубы пыли, из которых стало подниматься огромное клубящееся се-
   ро-белое облако, с багровыми огненными проблесками по всей его
   поверхности. Между облаком и клубящейся пылью стала образовыва-
   ться ножка атомно-термоядерного гриба. Она была ещё более тол-
   стой, чем при первом термоядерном испытании. Небо пересекли в не-
   скольких направлениях линии ударных волн, из них возникли молоч-
   но-белые поверхности, вытянувшиеся в конуса, удивительным обра-
   зом дополнившие картину гриба. Ещё раньше я ощутил на своём лице
   тепло, как от распахнутой печки - это на морозе, на расстоянии мно-
   гих десятков километров от точки взрыва. Вся эта феерия развёрты-
   вавалась в полной тишине. Прошло несколько минут. Вдруг вдали, на
   простиравшемся перед нами до горизонта поле показался след
   ударной
  
   волны. Волна шла на нас, быстро приближаясь, пригибая к земле
   ковыльные стебли. Я скомандовал:
   Прыгай! - и прыгнул с помоста сам.
   їВолна ушла дальше, и до нас донёсся треск, грохот и звон раз-
   биваемых стёкол. Зельдович подбежал ко мне с криком:
   - Вышло! Вышло! Всё получилось! - и стал обнимать.
   Все мы были немного не в себе. Через несколько минут из здания
   штаба вышли руководители - военный руководитель испытания мар-
   шал М.И. Неделин, командующий ракетными войсками СССР, Кур-чатов,
   Завенягин, научный руководитель объекта Харитон, военное,
   административное и партийное начальство (в том числе начальник
   оборонного отдела ЦК Сербин), руководители служб испытания. За-
   венягин растирал рукой огромную шишку на лысой голове. От удар-
   ной волны в штабе треснул потолок и обрушилась штукатурка. Заве-
   нягин выглядел возбуждённым, как все, и счастливым.
   Испытание было завершением многолетних усилий, триумфом,
   открывавшим пути к разработке целой гаммы изделий с разнообразны-
   ми высокими характеристиками (хотя при этом встретятся ещё не раз
   неожиданные трудности)ї /там же, стр. 253 - 254/.
  
   Я опускаю все технические детали и перипетии, но хочу привести ещё
   один выразительный отрывок:
  
   їКонечно, мы все понимали огромное военно-техническое значе-ние
   проведенного испытания. По существу, им была решена задача
   создания термоядерного оружия с высокими характеристиками. Мы
   были уверены, что испытанное изделие станет прототипом для термо-
   ядерных зарядов различных мощностей, веса и назначения. Мы были
   очень возбуждены. Но это было не просто радостное возбуждение от
   ощущения выполненного долга. Нами - мною во всяком случае - вла-
   дела уже тогда целая гамма противоречивых чувств, и, пожалуй,
   главным среди них был страх, что высвобожденная сила может выйти
   из-под контроля, приведя к неисчислимым бедствиям. Сообщения
   о несчастных случаях, особенно о гибели девочки и солдата, усили-
   вали это трагическое ощущение. Конкретно я не чувствовал себя ви-
   новным в этих смертях, но и избавиться полностью от сопричастности
   к ним не могї /там же, стр. 256 - 257/.
  
   Из под ЧЬЕГО контроля - напрашивается сам собою вопрос? Скоро он
  встанет перед Сахаровым в полный рост. Но похоже, что и в период своей
  борьбы против СОИ он не решится осмыслить его до конца, как это сделали
  Володин и Нержин ("В круге первом").
   Итак, тогда, у истоков чудовищной серии термоядерных взрывов, кото-
  рым суждено будет изувечить экологически, генетически и хозяйствен-
  но значительную часть Казахстана, российского Севера и Северо-
  Востока, в том числе и районы, населённые слабыми, малочисленными
  народами, Са-харов "конкретної не чувствовал себя виновным".
  Девочка и солдат предстают в этом отрывке единственными и не непомер-
  ными жертвами на- учно-технического триумфа Сахарова и его коллег.
  "Хорошая физика" ещё заслоняла многое.
   Позволю себе, однако, обратить внимание читателя на немаловажную
  психологическую и нравственную деталь. Сахаров мог бы и не написать
  этой фразы, тем более, что отсутствие чувства виновности было достаточ-
  но ко-ротким. Ответственность человека и гражданина взяла верх над
  торжеством профессионала уже на полигонном банкете. Однако Сахаров не
  хочет кри-вить душой. Да ещё в подробностях, которые работают против
  него.
   Его поглощённость "хорошей физикой" и теперь, когда пишутся "Вос-
  поминания", вспыхивает ослепительным огнём, на фоне которого меркнут
  "второстепенные" детали. Он бесспорно осознаёт уже (1980-е годы!)
  весь трагизм ситуации, но тогдашнее победное чувство не померкло. Тем
  не менее, уже и в эти относительно беспечные свои часы Сахаров
  совершил рискованный шаг. Он не был бы самим собой, если бы этого шага
  не сде-лал.
   Испытаниями руководил маршал Неделин. После описанного выше
  успеха
   їїв одной из небольших комнат домика Неделина был накрыт па-
   радный стол. Пока гости рассаживались, Неделин разговаривал с на-
   чальником полигона, генералом Б. Он сказал ему:
   - Ты должен выступить на похоронах (погибшего солдата - А.С.).
   Подпиши письмо родителям солдата. Там должно быть написано, что их
   сын погиб при выполнении боевого задания. Позаботься о пенсии.
   Наконец, все уселись. Коньяк разлит по бокалам. "Секретари"*
   Курчатова, Харитона и мои стояли вдоль одной из стен. Неделин
   кивнул в мою сторону, приглашая произнести первый тост. Я взял
   бокал и сказал примерно следующее:
   - Я предлагаю выпить за то, чтобы наши изделия взрывались так же
   успешно, как сегодня, над полигонами, и никогда - над городами.
   За столом наступило молчание, как будто я произнёс нечто непри-
   личное. Все замерли. Неделин усмехнулся и, тоже поднявшись с бо-
   калом в руке, сказал:
   - Разрешите рассказать одну притчу. Старик перед иконой с лампад-
   кой, в одной рубахе молится: "Направь и укрепи, направь и укрепи".
   А старуха лежит на печке и подаёт оттуда голос: "Ты, старый, мо-
   лись только об укреплении, направить я и сама сумею!" Давайте вы-
   пьем за укрепление.
   Я весь сжался, как мне кажется - побледнел (обычно я краснею).
   Несколько секунд все в комнате молчали, затем заговорили неестест-
   венно громко. Я же молча выпил свой коньяк и до конца вечера не
   открыл рта. Прошло много лет, а до сих пор у меня ощущение, как от
   удара хлыстом. Это не было чувство обиды или оскорбления. Меня
   вообще нелегко обидеть, шуткой - тем более. Но маршальская прит-
  ---------------------------------
  ----------------
  *
   Офицеры личной охраны /прим. Сахарова; там же, стр. 147/
  
  
   ча не была шуткой. Неделин счёл необходимым дать отпор моему не-
   приемлемому пацифистскому уклону, поставить на место меня и всех
   других, кому может прийти в голову нечто подобное. Смысл его рас-
   сказика (полунеприличного, полубогохульного, что тоже было непри-
   ятно) был ясен мне, ясен и всем присутствующим. Мы - изобретатели,
   учёные, инженеры, рабочие - сделали страшное в истории чело-
   вечества. Но использование его целиком будет вне нашего контроля.
   Решать ("направлять", словами притчи) будут они - те, кто на вер-
   шине власти, партийной и военной иерархии. Конечно, понимать я
   понимал это и раньше. Не настолько я был наивен. Но одно дело -
   понимать, и другое - ощущать всем своим существом как реальность
   жизни и смерти. Мысли и ощущения, которые формировались тогда и не
   ослабевают с тех пор, вместе со многим другим, что принесла
   жизнь, в последующие годы привели к изменению всей моей позиции.
   Об этом я расскажу в следующих главахї /там же, стр. 257 - 258/.
   Неделинская "притча" с её цинизмом вспомнится Сахарову (а также и
  нам) ещё не раз. Надо отдать Неделину должное: трудно обрисовать точней
  и лаконичней роль специалиста в структуре "соцлагеря". Но в отношении
  Сахарова Неделин промахнулся. Он не понял, какой силы цепную реакцию
  включил своим надзирательским поучением.* Реакцию медленную, волно-
  образную, но необратимую.
  
  
   С поднятым забралом
  
   Итак, напряженная внутренняя работа поставила Сахарова перед неодо-
  лимой внутренней потребностью перестать подчиняться обстоятель-
  ствам. Совесть подчинила его своему диктату. Некий несгибаемый стер-
  жень, пере-данный нам через родителей и книги (постепенно мы убеждаемся,
  что пе-реданный и что через), распрямил его и заставил пойти против
  течения. Он нашел в себе силы преодолеть могучую инерцию той среды, в
  которую был включён, казалось бы, намертво.
   Что же было первой крупной, решительной акцией Сахарова в одном из
  тех двух видов деятельности, которые он для себя избрал, как избирают
  ве-рующие искупительное подвижничество в миру? Он, вероятно, чувство-
  вал это иначе, но мне видится так. Я имею в виду борьбу за мир и
  защиту граждан неправового государства от его произвола. Его первым
  шагом по новой дороге стал знаменитый меморандум "Размышления о
  прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе"
  (1968 - 1969).
   Позволю себе привести свой ранее уже упомянутый непосредственный от-
  клик на сахаровский материал в его самиздатском варианте, попавшем
  тогда в мой харьковский круг.
  --------------------------------------
  -----------------
  *
   Сахарова-диссидента Неделин уже не увидел. Он погиб, инспектируя испытания межкон-
  тинентальной баллистической ракеты нового типа осенью 1960 года.
  
   Итак, возвратимся в 1970 год:
   їОдним из очень характерных для Самиздата публицистических произве-
  дений (или документов), подтверждающих наши выводы о недостаточной
  теоретической определённости позиции большинства его авторов,
  являются "Размышления о прогрессе, мирном сосу-
  ществовании и ин- теллектуальной свободе" (июнь
  1968).
   "Размышления" были направлены Сахаровым в ЦК КПСС, а также пе-
  реданы им в Самиздат и опубликованы за границей. Они и адресованы со-
  ветскому правительству, правительствам зарубежных государств,
  советской и мировой общественности.
  
   Автор "Размышлений" не экономист, а физик, и его "Размышления"
  вызваны не профессиональным, а общечеловеческим, патриотическим,
  гражданским интересом к затронутым им проблемам.
   Как выражение взглядов и настроений советской научной интеллиген-
  ции работа А.Д. Сахарова представляется нам очень симптоматичной.
   Мы не претендуем на её полный разбор. Нас интересуют те стороны
  "Размышлений", которые соприкасаются с нашими собственными разду-
  мьями.
   С позиций этих выводов мы и рассмотрим некоторые положения "Раз-
  мышлений".
   Изложение всякой системы взглядов, основанное на научном подходе
  к действительности, требует, прежде всего, терминологической
  определён-
  ности.
   В "Размышлениях" этой определённости нет.
   Что подразумевает Сахаров под словом "социализм"?
   Он говорит, что всякий внимательный человек отметит "глубоко социа-
  листический" характер его работы.
   Он призывает использовать "весь положительный опыт,
  накопленный человечеством" и говорит о несовместимости
  эффективного использования этого опыта с "фанатическими,
  экстремистскими и сектантскими идеологиями, а
  именно: с расизмом, сталинизмом, и маоизмом", с "фашистской,
  расистской или маоистской догматикой".
   Сталинизму, маоизму, арабскому социализму и современному советскому
  "маккартизму" он даёт уничтожающую характеристику. Вместе с тем, но- вый
  (научный) подход к явлениям общественной жизни должен быть выра- ботан,
  по его убеждению, на основе "высоких нравственных идеалов со-
  циализма и труда, с устранением факторов догматизма и
  скрытого дав- ления господствующих классов".
   При внимательном чтении статьи создаётся впечатление, что "нормаль-
  ным", "здоровым" социализмом А.Д. Сахаров считает проект, принадлежащий
  Марксу и Энгельсу, не вдумываясь в степень его выполнимости. Или
  же (так его тоже можно понять) те идеалы, ту социальную философию,
  которая руководила Марксом и Энгельсом при разработке проекта.
   Все реальные воплощения этого проекта автор считает отклонением
  от нормы, искажением этих идеалов и этой философии, причём отклонением,
  вызванным не невыполнимостью классических предначертаний, а произво-
  лом правящих групп, злонамеренной маскировкой их под социализм.
   Говорит же он, что популярное сейчас в определённых кругах представ-
  ление о социализме реальном как о "псевдосоциализме", как о "военно-
  бюрократической надстройке над антиленинской экономической
  полити-кой" имеет под собой известные основания.
   Так что же означает слово "социализм" в "Размышлениях" А.Д. Са-харо-
  ва: строй, который хотели построить основоположники и который
  так никогда и не был построен? Определённое мировоззрение (или пози-
  цию) по отношению к "труду и людям труда"? Или строй, который
  построен и носит это название?
   В "Размышлениях" удивительно то, что поражает в позиции подавляю-ще-
  го большинства внутренних критиков социализма (реального, существу-ю-
  щего, а не гипотетического): никто из них не ставит перед собой знаме-
  нательного вопроса Яна Прохазки: почему все варианты реально существу-
  ющего социализма настолько отличаются от литературной модели этого
  строя, что дают основания считать их "псевдосоциализмом"? Почему
  социализм в этих реальных воплощениях неизменно превращается в свою
  прямую проти- воположность? Можно ли вообще построить "настоящий
  социализм" и как он должен всё-таки выглядеть? Ведь и современный
  советский "маккар-тизм" скатывается, по свидетельству автора, назад,
  к сталинизму, а не к таинственному идеалу социализма.
   Где, когда, кем был построен, строился или строится настоящий со-
  циализм?
   И вообще - "был ли мальчик?"
   "Размышления" акад. Сахарова не проливают света на эти вопросы.
   А.Д. Сахаров неоднократно говорит о научности социализма, о своих
  социалистических позициях. Работа его носит бескомпромиссный, непод-
  цензурный характер, что лишает нас права видеть за этими разговорами
  из-вестного рода маневр, который обеспечивает статье проникновение в
  прес-су. Мы вынуждены рассматривать все положения статьи как
  истинные
  убеждения автора.
   Желая похвалить Р. Медведева, автора тысячестраничной ненапечатан-
  ной (тогда - Д.Ш.) монографии о генезисе и проявлениях сталинизма,
  автор говорит, что монография написана с чистейших марксистских
  социалистических позиций.
   С какой из марксистских позиций?
   С позиции исторического материализма, ставящего во главу обществен-
  ного развития характер производительных сил, разделение общественно-
  го труда, производственно-экономическое бытие общества?
   Или с позиции признания возможности (и даже неизбежности) диктатуры
  пролетариата, на худой конец - его партийного авангарда в самых
  отсталых странах? С позиции признания осуществимости всего
  конструктивного набора марксизма?
   Ведь эти позиции уже внутри марксистской теории противоречат
  друг другу.
   А сам акад. Сахаров признаёт возможность и желательность
  диктатуры пролетариата?
  
   Ведь это не такая деталь, которую можно признавать и не признавать,
  оставаясь при этом на марксистской позиции; это основа конструктив-
  ной части марксизма, превращающая её в утопию!
   Исповедует ли акад. Сахаров глубоко марксистскую по своей сути
  идею превосходства пролетариата в лице его партийного авангарда над
  интеллигенцией?
   Верит ли он в нежизнеспособность капиталистического способа
  производства, убеждённость в которой лежала в основе всех марксистских
  конструкций XIX столетия и продолжает отстаиваться марксизмом
  сегодня?
   В неизбежность и необходимость пролетарской революции в развитых ка-
  питалистических странах?
   Всеми своими "Размышлениями" акад. Сахаров отвергает, опровергает,
  компрометирует эти тезисы.
   А они принадлежат, как это ни досадно, не Сталину и не Мао, а осново-
  положникам учения - Марксу, Энгельсу, Ленину.
   Несомненно, что в своей основной области творчества акад. Сахаров
  не смешивает намерений с результатом. Он знает, что можно плыть в Индию
  и найти Америку, плыть в Америку - и ничего не найти и т.п.
   Но по отношению к социализму он постоянно то отождествляет, то не-
  кстати категорически разъединяет замысел и его живые реализации: отож-
  дествляет, когда говорит о высокой "нравственно-этической" ценности
  и победе (?) социализма, смешивая исходные и благие намерения основопо-
  ложников с адом, путь в который вымощен ими. Разъединяет, потому что
  принимает за пороки реализаций те черты живого социализма, которые
  обусловлены утопичностью замысла, невыполнимостью рекомендаций те-
  ории, способных быть осуществлёнными не иначе, как при искажении их
  до неузнаваемости, до их прямой противоположности.
   И если главную опасность для современного общественного развития
  автор видит в возможности "возникновения демагогических, лицемерных
  и чудо-вищно жестоких полицейских диктаторских режимов", говоря,
  что "в первую очередь - это режим Сталина, Гитлера, Мао
  Цзедуна", то надо же, наконец, разобраться в том, на каких теоретичес-
  ких и эконо-мических основаниях возникают эти режимы!
   А.Д. Сахаров говорит, что каждая из диктатур ХХ века, в том числе и
  "псевдосоциалистические" диктатуры Мао и Сталина, строятся на каком-то
  мифе.
  
   їМиф расы, земли и крови, миф о еврейской опасности, допол-
   ненный культом Сталина и преувеличением противоречий с капита-
   листическими странами в СССР, миф о Мао Цзедуне, крайний китай-
   ский национализмї крайний антигуманизм, определённые предрас-
   судки крестьянского (?) социализма в Китаеїї
  
   Но упомянуты ли здесь ГЛАВНЫЕ мифы - мифы, положенные в основу
  любого социалистического эксперимента, где бы он ни разворачи-
  вался?
   А.Д. Сахаров перечислил множество мифов, за которые цепляется на-
  ция, находящаяся в тяжелом политико-экономическом положении (при
  подсовывании ей достаточно демагогической партийной программы), и за-
  был о главных, о собственно социалистических мифах. Он не упоминает в
  своих "Размышлениях":
   мифа о возможности уничтожения классов;
   мифа о способности пролетариата без отрыва от своих основных обязан-
  ностей держать в руках руководство обществом и его производством;
   мифа о тождестве пролетариата и его партийного авангарда;
   мифа о простоте "общественнопланомерного" управления современными
  производительными силами;
   наконец, мифа о том, что социализм - строй, покончивший с эксплуа-та-
  цией человека человеком и т.д. и т.п.
   В легальных работах, рассчитанных на публикацию в Госиздате, можно
  позволить себе некоторую неопределённость и туманность теоретической
  по-зиции.
   Работы, идущие в Самиздат, воспринимаются теми, кто их читает, как
  воплощение абсолютной идейной честности. Нам представляется, что в
  этих работах необходимо особенно чёткое и уважительное отношение к ис-
  тине, особая требовательность к себе при подведении каких-то
  итогов, особая определённость позиции.
   Акад. Сахаров отмечает общие черты диктаторских режимов ХХ века:
   їОбычная практика - преимущественное использование догматики,
   штурмовиков и хунвейбинов на первом этапе и террористической
   бюро-кратии, надёжных кадров типа Эйхмана, Гиммлера, Ежова, Берия -
   на вершине обожествления неограниченной власти.
   Фашизм в Германии просуществовал 13 лет, Сталин в СССР вдвое
   больше. При очень многих общих чертах между гитлеризмом и ста-
   линизмом есть и определённые различия. Сталинизм - это более изо-
   щрённый наряд из лицемерия и демагогии, опора не на откровенную
   людоедскую программу, как у Гитлера, а на прогрессивную, научную
   и популярную среди трудящихся социалистическую идеологию, кото-
   рая явилась очень удобной ширмой для обмана рабочего классаї.
  
   Итак, кровавый злодей испортил "научную, прогрессивную, популярную
  среди рабочих" социалистическую программу, превратив её в ширму для
  своих подлых действий.
   Как бы хотелось ещё раз вернуться к марксистской теории, в которую
  уважаемый нами автор "Размышлений" со времени сдачи им кандидат-
  ских экзаменов, по всей очевидности, не заглядывал.
   Почему именно сталины, берии, мао цзедуны, готвальды и тому подоб-ные
  личности оказались у власти во всех реальных воплощениях "научной и
  прогрессивной" марксистской теории?
   Вспомним: "Боритесь, рабочие, - 'соглашается' наш
  филистёр (на это 'согласен' и буржуа, раз рабочие
  всё равно борются и приходится думать лишь о том,
  как сломать остриё их меча), боритесь. Но не смейте
  побеждать! Не разрушайте государственной машины буржуазии, не
  ставьте на место буржуазной 'государственной организации'
  пролетарскую 'государственную
  
  организацию'!" - иронизирует Ленин в 1918 году ("Пролетарская рево-
  люция и ренегат Каутский").
   Значительно раньше он возмущался Бернштейном, который, по его же
  словам, построил "довольно стройную систему доводов", опровергающих
  возможность диктатуры пролетариата (начало 1900-х годов).
   Достаточно ознакомиться с ленинскими ответами оппортунистам, реви-
  зионистам и пр. (по книге "В.И. Ленин против ревизионизма"), что- бы
  увидеть: возмутившее Ленина "Боритесь, рабочие, но не смей- те
  побеждать!" - означало в устах того же Каутского вовсе не предпо-
  чтение буржуазной демократии диктатуре пролетариата, а уверенность
  все-
  го экономистского крыла марксизма в неосуществимости диктату-
  ры про-летариата, то есть его государственной организации.
   "Боритесь, рабочие, но не смейте побеждать", ибо
  своей собст-венной организации вы создать не сумеете, а демократию,
  которая позволя-ет вам отвоёвывать одно преимущество за другим, -
  уничтожите. Вместо неё вы создадите однопартийную бюрократическую
  диктатуру (и Каутский, и Бернштейн об этом много писали) и поставите всё
  общество, в том числе и себя, в полную и безысходную зависимость от
  её подкреплённой всеми орудиями публичной власти монопольной воли.
  
   Вот как рисует Сахаров историю социалистического государства:
  
   їНе менее 10-15 млн. советских людей погибло в застенках НКВД от
   пыток и казней, в лагерях для ссыльных кулаков, так называемых
   'подкулачников' и членов их семей, в лагерях 'без права переписки'
   (это были фактические прообразы фашистских лагерей смерти, где
   практиковались, например, массовые расстрелы заключённых при
   "перенаселении" лагерей и при получении специальных указаний,
   їпри переселении целых народов - крымских татар, немцев Повол-
   жья, калмыков, многих кавказских народовї.
  
   Им упоминается "украинофобия Сталина", "политика безудержной экс-
  плуатации деревни грабительскими заготовками по 'символическим' це-
  нам, с почти крепостным закабалением крестьянстваї Результат налицо:
  глубочайшее и трудно восстановимое разрушение экономики и всего
  уклада жизни в деревне, которое по закону сообщающихся сосудов
  захватило и промышленностьї" "Мещанско-зоологический антисемитизм,
  драконов-ские законы, їкоторые служили одним из средств удовлетворе-
  ния спроса на 'рынке рабов'" и т.д. и т.п.
   Всё это, большинству из нас, людей старшего поколения, хорошо из-
  вестно. Но непонятно одно: почему всё это вместе называется строем, ко-
  торый в "морально-этическом" и "нравственном" отношении выше капита-
  лизма, а экономически "сыграл с ним вничью"???
   Акад. Сахаров недвусмысленно заявляет, что социализм доказал (?)
  "всему человечеству" свою "жизнеспособность" и высокий морально-нрав-
  ственный этический потенциал, а потом разворачивает такие картины,
  что даже нам, хорошо это знающим, становится снова и снова жутко.
   Или это не социализм?
   Это сталинизм, маоизм, готвальдизм, чаушескизм, брежневизм,
  насеризм, подгорнизм, гречкоизм, косыгинианство?!?..
   Ну, а социализм???
   Приходится снова и снова делать вывод, что в терминологии
  автора "Размышлений" социализм - это понятие литературно-философское,
  нрав-ственное, морально-этическое, - какое угодно, только не реально
  суще-ствующий социально-экономический строй. И означает оно благие
  общест-венные устремления, литературный, нравственный, морально-
  этический культ людей труда и самого труда, но не формацию, не способ
  производства, во всяком случае - не реально существующую и именующую
  себя со-циализмом формацию, которая не только подчинила себе более
  миллиарда человек, но и упорно стремится доказать всему человечеству
  своё превос-ходство над любыми другими общественными укладами,
  пользуясь при
  этом, главным образом, запрещёнными приёмами.
   Нам представляется, что в такой ситуации допускать неопределённость
  в терминологии нельзя.
   Коснёмся экономической стороны "Размышлений".
   Социализм и капитализм сыграли не вничью, как о том говорит акад.
  Сахаров, а с явным выигрышем капитализма в экономическом отношении и
  в области права.
   И это не случайный, обусловленный рядом неожиданных поворотов исто-
  рии, трагических злоупотреблений, проигрыш, а закономерный провал,
  предопределённый конструктивными особенностями социализма, всё более
  очевидный для многих людей.
   Акад. Сахаров оценивает и сравнивает две экономические системы
  не по уровню их приспособительных (к среде, природной и международной, -
   с одной стороны, к потребностям своих составляющих - с другой) возмож-
  ностей, а по моральному достоинству их (по его представлению)
  побу-дительных стимулов:
   у социализма - уважение к труду и людям труда,
   у капитализма (как субъективный стимул экономической деятельнос-
  ти) - жажда обогащения.
   Первое - хорошо, второе - плохо.
   Забудем на минуту, что стимулом экономической деятельности человече-
  ского общества как такового является стремление к удовлетворению
  своих жизненных потребностей и уже поэтому людям нужнее то общество,
  кото-рое лучше справляется с этой задачей.
   Акад. Сахаров полагает, что улучшением своего жизненного уровня тру-
  дящиеся капиталистических стран обязаны существованию социалистичес-
  ко-го лагеря (да утешатся погибающие от голода и террора китайцы* тем,
  что благодаря их страданиям рабочие США разъезжают в собственных
  автомобилях). С таким же основанием можно сказать, что отсутствием
  социалистических переворотов в развитых капиталистических странах
  буржуазия обяза-
  на тому, что рабочие этих стран видят, чего добились в социалисти-
  ческих странах их коллеги, уничтожившие капитализм.
  --------------------------------------
  ---------------
  *
   Напомним: это 1968 год /прим. Д.Ш./.
  
   Но дело не в этом. Как ни жаль, самым существенным фактором, неот-
  ступно меняющим характер капиталистического распределения в пользу
  мас-совых контингентов работников, является не только упорная борьба
  органи-зованных профсоюзов капиталистических стран (достаточно
  эффективный фактор), но и "низменная" погоня за прибылью конкурирующих
  капитали-стов. Обратные связи капиталистического производства,
  создающие "авто-матическую коррекцию на минимум общих затрат", требуют
  от конкурен-тов оптимального использования предприятием его техники
  и рабочей си-лы. К счастью для человечества, объективным, необходи-
  мым условием такой оптимальности является хорошая деловая форма
  основной массы ра- ботников, занятых в современном производстве.
   Для людей, а не для автоматов (биологических - рабы - или техниче-
  ских) это понятие - "хорошая деловая форма" - включает в себя не только
  достаточную квалификацию и сытость, но и удовлетворённость условиями
  своей работы и жизни, заинтересованность в своём труде, какую-то произ-
  водственную активность и т.д. и т.п.
   Реализуются эти требования конфликтно, статистически, хаотично, но
  необходимость пробивает себе дорогу сквозь хаос в силу отмеченной
  выше зависимости предприятий от производительности труда работников.
   Вынужденное уважение к труду и людям труда здесь вырабатывается са-
  мим характером зависимостей между трудом и способом его использования.
   Мимоходом об одной цифре: в США "грань бедности" - это сейчас не
  "примерно 25% населения", как говорит акад. Сахаров.
   Это - в 1969 году (по данным "ЛГ" от 11 июня 1969) - 22 млн человек,
  или примерно 11,8% населения США.
   В СССР же не около "40% населения оказывается в очень трудном эконо-
  мическом положении (акад. Сахаров), а, по "условному распределению
  доходов", по данным В. Райцина ("Нормативные методы планирования
  уровня жизни". Изд. "Экономика", М., 1967), 43% только рабочих и
  служащих, не дотягивают до минимума материальной обеспеченности в
  54,4 руб на члена семьи в месяц. Даже после экспроприации всех семей-ных
  излишков в пользу главы семейства, оказывается, что до этого мини-мума
  не дотягивают 21,9% всех семей рабочих и служащих, а до едва пре- вы-
  шающего минимум уровня (75 руб на члена семьи в месяц) - 59,1%. Без
  пересчёта в пользу мужчин до этого уровня не дотягивают 78,7% семей
  рабочих и служащих СССР (1964 - 1965 годов).
   В области же сельскохозяйственного производства, по данным Ю. Чер-
  ниченко (ст. Помощник-промысел. "Новый мир" N 8, 1966) и Ю. Ару-
  тюняна (Опыт социологического изучения села. Изд. МГУ, 1968) за
  1964 - 1965 гг., 50-рублёвого минимума на каждого члена семьи еже-месячно
  не вырабатывает ни одна категория работников.
   Характерно, что даже с учётом бесплатного образования, здравоох-
  ра-нения, культурного обслуживания и пенсионного обеспечения,
  средняя заработная плата рабочих и служащих в СССР (151 руб в месяц)
  была в три раза ниже, чем средняя заработная плата американских рабочих
  (примерно 4000 - 5000 долл. в год), по данным за 1962 год. И это при
  примерно равной стоимости продуктов питания и значительно более
  низкой в США стоимости промтоваров широкого потребления.
   Неужели ничья?
   Добавим ещё несколько цифр. Япония не меньше, чем СССР, потеряла
  (относительно к своим масштабам) во время второй мировой войны. Вот
   что пишет о Японии газета "Правда" в 1969 году:
  
   "В Японии за последние 15 лет среднегодовой
  прирост произ- водства составил 13,5%. Однако
  гораздо важнее то, что за по-следние 8 лет средне-
  годовой рост производства составил 14,7%, причём за
  последние три года он поднялся до 16,5%. В 1960
  году промышленное производство Японии составило
  20% от про-изводства США и 85% от производства
  Западной Германии, и всё же в 1968 году оно достиг-
  ло 38% производства США и 157% про- производства
  Западной Германии. Тем самым Японияї стала вто-рой
  индустриальной державой капиталистического мира".
  
   В СССР "пиковый" прирост промышленной продукции за последние 15
  лет составил 8%, неоднократно снижаясь до 5-6%. Данные 1969 года.
   Неужели ничья?
   Акад. Сахаров оспаривает и краеугольный камень марксистской пропа-
  ганды - утверждение о неравномерности капиталистического распределе-
  ния: суммарное потребление "богачей", говорит он, "не является
  слишком серьёзным бременем в силу их малочисленнос-
  ти" и составляет "20% общего народного потребления" в
  США, где капиталисты, по данным советских авторов, составляют
  примерно 18% населения (в среднем - по капиталистическим странам -
  10%).
   Поскольку потребление продуктов на душу населения в США близко
  к "научно обоснованным нормам", предполагаемым советскими авторами
  в качестве идеала (см. сборники "Мы и планета". - Изд. политической ли-
  тературы. - М., 1967 и "Страны социализма и капитализма в цифрах", -М.,
  1966), то 18% населения не могут чувствительно "объесть" осталь- ных.
  Остаток от своего потребления они через банки и предприятия вкла-
  дывают в общественное расширенное воспроизводство. Суммарное потреб-
  ление богачей, говорит А.Д. Сахаров, меньше прироста народного потреб-
  ления за последние пять лет.
   Акад. Сахаров говорит о тяжести содержания бюрократической элиты
  социалистических стран и приходит к парадоксальному для марксиста
  выво-ду, что рабочим развитых капиталистических стран не нужна
  революция, "которая приостановит экономическое развитие более,
  чем на пять лет" и "не может считаться экономически вы-годным
  для трудящихся делом" /выд.Д.Ш./.
   "Я не говорю, - продолжает он, - о той плате народной
  кровью, которая неизбежна при революции".
   Нет у капитализма, по мнению автора, и предопределённой агрессивно-
  сти, поскольку он, в целом, хорошо справляется с решением своих эконо-
  мических задач и без агрессии /вот тут бы и задуматься над тем, нужна
  ли Америке система противоракетной обороны СОИ - прим. Д.Ш./.
  
   На США, говорит Сахаров, падают все издержки лидера мировой эконо-
  мической жизни, "бремя технического и организационного
  риска, разработочных издержек, которое ложится на
  страну, лидирующую в технике".
   СССР этих издержек не несёт.
   Однако, говорит он, "нельзя не учесть, что мы сейчас
  догоняем США лишь по некоторым старым и традицион-
  ным" отраслям, в значи-тельной мере потерявшим для США своё определяю-
  щее значение (чёрная металлургия и пр.). А в более новых отраслях,
  например, "в производстве средств автоматики, вычис-
  лительных машин, в нефтехимии и, в особенности, в
  научных, научно-технических и научно- технологи-
  ческих исследованиях мы имеем не только отставание, но и
  меньшие темпы роста, и это исключает возможность полной
  победы нашей экономики в ближайшие десятилетия" (Выд.
  Д.Ш.).
   А "неполной" не исключает?
   Это тоже - "ничья"?
   Ещё и ещё раз мы напоминаем: марксизм предвещал гибель капитализма
  не в результате войн или других внешних причин, а в результате его
  внут-ренней принципиальной экономической нежизнеспособности.
  Чем под-тверждается этот основополагающий прогноз марксизма?
   Сообщив всё это, акад. Сахаров делает вывод, что "доказана жизне-
   способность социалистического пути, который
  принёс народу огромные материальные (?),
  культурные (??) и социальные (???) достижения,
  как никакой другой строй возвысил нравственное
  (?!?) значение труда".
   При всём нашем уважении к автору "Размышлений", при всей благодар-
  ности за смелую и бескорыстную акцию, мы вынуждены считать подобные
  выводы скорее безответственными, чем ответственными.
   Сегодня к социализму тянутся страны и части света, находящиеся, по
  собственному свидетельству автора, в тяжелейшем, опаснейшем, угрожаю-
  щем политическом и экономическом положении.
   Без долговременной, очень серьёзной, продуманной и эффективной по-
  мощи они из этого тупикового положения, по его мнению, вряд ли выйдут:
  разрыв между темпами роста населения и национального продукта в этих
  странах продолжает расти. Политическая ситуация в них тоже носит харак-
  тер кризисный. Их уже ориентировали на разрыв с метрополиями как на
  выход из тупика. Вместо того, чтобы требовать и добиваться равенства
  с народами метрополий, не порывая с ними экономически, они обрели не-
  независимость иї углубили свой политико-экономический кризис.
   Теперь они ориентируются на сторону, экономически проигрывающую
  в соревновании двух систем, двух способов использования современных
  про-изводительных сил, наращивающую только свои военные преимущес-
  тва.
   Не мешало бы помнить, что лидер этой стороны (СССР) может помочь
  своим партнёрам по блоку, в основном, только военной техникой: избыт-
  ком сельскохозяйственных продуктов, в которых так нуждаются эти страны,
  СССР не располагает (производительность труда в сельском хозяйстве
  СССР в пять раз ниже, чем в США), а в области передовых, современных
  отрас-
  лей науки и техники не достигает мировых капиталистических стандар-
  тов.
  
   Представим себе, что слаборазвитые страны поверят выводу о "ничьей".
  Поскольку идеологически их больше привлекает социализм (его деклара-
  тивная демагогия), они ринутся по его пути. На лидера этой стороны
  ляжет огромная дополнительная нагрузка; тяжесть положения слабораз-
  витых стран усугубится бесперспективным выбором.
   Когда акад. Сахаров предлагает разделить между СССР и США в равной
  мере бремя помощи слаборазвитым странам, он забывает о том, что США
  и Канада, именно по хлебу, и так несут это бремя, а СССР, бывший ми-ровой
  экспортёр хлеба, из года в год закупает пшеницу у капиталистов; что
  производство мяса и молока в целом по СССР за 1968 год было убыточно;
  что целые сельскохозяйственные районы страны потребляют больше сель-
  скохозяйственных продуктов, чем они сами дают обществу, и т.д.
   И это при условии, когда, по словам А.Д. Сахарова, природные ресур-сы
  страны исключительно благоприятны для роста, а "народ наш в от-
  чётный период работал с предельным напряжением".
   При этом очень многое берётся у США в принципиально разработанном
  или апробированном виде: "Достаточно напомнить проблему
  топлив-ного баланса, методы организации массового
  поточного производства, антибиотики, ядерную
  энергетику, конверторное про- изводство стали,
  гибридную кукурузу, самоходные комбайны, добычу
  угля открытым способом роторными экскаваторами,
  полу- проводники в электронике, переход от парово-
  зов к тепловозам и многое другоеї"
   Да, пожалуй, достаточної
   В последнее время много говорилось о слиянии обоих способов
  организации индустриальной экономики.
   Говорит о нём и акад. Сахаров.
   На какой основе должно произойти слияние?
   За чем останется приоритет в конвергентной экономике - за
  госу-дарством или за рынком?
   Автор не устаёт говорить об "отсутствии неодолимых
  препятствий в развитии производительных сил в обеих
  мировых экономиче-ских системах, которые могли бы
  привести в противном случае
  с неизбежностью к обстановке тупика, отчаяния,
  авантюризма." Но социалистическая диктатура как воплощение
  политико-экономиче- ского абсолютизма - имеет неодолимые
  препятствия в развитии своих производительных сил, преодолеть
  которые она сможет только в том слу-чае, если откажется от своего
  основного принципа - от своего политико-экономического абсолютизма,
  от себя самой.
   И странно требовать от правящей элиты социалистического государ-
  ства благожелательного интереса к доктрине, предусматривающей свободу
  ин-теллектуальной деятельности, критики, анализа, пропаганды своих
  идей, многопартийности и многое другое, что предлагает монополии
  Сахаров.
   А.Д. Сахаров не всегда последователен: его ужасает маоизм, страшнее
  которого он не находит режима в истории, он не может не знать, что ре-
  жим Хо Ши Мина представляет собой миниатюрную копию режима Мао
  Цзедуна; однако он считает американское противодействие экспансии
  этого режима на всю Азию (ибо какой же ещё коммунизм, кроме маоизма,
  есть
  
  в Азии?) преступлением. А как остановить наступление маоизма на конти-
  ненте? Или не надо его останавливать? Гитлера надо было (в 1933 - 1939
  годах) остановить или нет? Или следует закрывать сознательно глаза на
  то, что режимы Хо Ши Мина и Ким Ир Сена являются, по существу своему,
  маоистскими режимами?
   Он яростно обличает идеологический монополизм, догматизм, бюрокра-
  тизм, "преступления и преступную ограниченность" власти и обращается
  за помощью в борьбе против этих качеств к их главному носителю - к этой
  же государственной власти.
   Он требует согласия на идеологическую и научную полемику от неконку-
  рентоспособной именно в полемике стороны. Это не только непоследова-
  тельно, но и несправедливо: можно ли требовать, чтобы целый класс шел
  добровольно на заведомое поражение?
   Правящая однопартийная бюрократия тесно связана со строем, который
  не может выдержать критики. У неё нелёгкое положение: её классовые ин-
  тересы не совпадают с интересами общества.
   Доводам науки, данным статистики, разоблачениям искусства и литера-
  туры, укорам совести она в состоянии противопоставить только запрет и
  си- лу. Это и много и мало: много по отношению к бесчисленным человече-
  ским жизням, хрупким и беззащитным перед машинизированным насили-ем;
  достаточно для того, чтобы привести к катастрофе целые страны и да-же
  всё человечество; мало для того, чтобы дать процветание и устойчивое
  благополучие; мало для того, чтобы опровергнуть истину, если истина вы-
  рвется из-под замка и станет достоянием многих и многихї.
  
   * * *
  
   Со времени написания этих страниц прошло почти 30 лет, но мне нечего
  в них менять. Они справедливы по отношению к Сахарову всего "допере-
  строечного" периода. Он не откорректировал принципиально своих
  "Раз-мышлений" вплоть до последнего года жизни, когда его захватила
  борьба за новую конституцию СССР. Только тогда его экономические
  воззрения суще-ственно изменились.
  
  
   Сахаров и Солженицын
  
   Сахаровским "Размышлениям" по живому следу уделил первенствующее
  внимание Солженицын в своей статье "На возврате дыхания и
  сознания" (1969). Мне уже приходилось печатно анализировать эту
  статью. Подчеркну на этот раз только то, что относится к трактату
  Сахарова. Сол- женицын пишет:
  
   їМыї до того иссохли в десятилетиях лжи, до того изжаждились
   по дождевым капелькам правды, что как только упадут они нам на ли-
   цо, - мы трепещем от радости: "наконец-то!", мы прощаем и вих-ри пыли
   овеявшие их, и тот лучевой распад, который в них ещё таит-ся. Так
   радуемся мы каждому словечку правды, до последних лет раз-
   давленному, что этим первым нашим выразителям прощаем и всю
   приблизительность, и всякую неточность, и долю заблуждения даже
   бїльшую, чам доля истины, - только за то, то, что "хоть что-то
   сказано!", "хоть что-то наконец!".
   Всё это испытали мы, читая статью академика Сахарова и слушая
   отечественные и международные отклики на неё. С биением сердца мы
   узнали, что наконец-то разорвана непробудная, уютная удобная дрё-
   ма советских учёных: делать своё научное дело, за это - жить в из-
   бытке, а за это - не мыслить выше пробирки. С освобождающей ра-
   достью мы узнали, что не только западные атомники мучимы сове-
   стью, - но вот и в наших просыпается она!
   Уже это одно делает бесстрашное выступление Андрея Дмитриеви-
   ча Сахарова крупным событием новейшей русской историиї
   /А.И. Солженицын. Публицистика. Статьи и речи. - Вермонт - Париж:
   Изд. YMCA-PRESS. - 1981; стр. 25 - 26/.
  
   Со свойственной ему страстностью, в этих словах высказал Солженицын
  всю суть вопроса. Здесь Солженицын говорит о Сахарове больше, чем то-
  гдашний Сахаров решался сказать о себе. Говорит с пониманием и с глубо-
  чайшим уважением, но с той убийственной меткостью, которой нечего
  противопоставить. И потому она внутренне трудно прощается объектом ис-
  следования.
   Солженицын в своём анализе выдвигает на первое место то, что он может
  поставить в заслугу Сахарову.
  
   їРабота эта находит путь к нашему сердцу прежде всего своею
   чест-ностью в оценках. Многие события и явления называются так,
   как мы тайно думаем, но по трусости боимся высказать. Режим
   Сталина на- зван среди "демагогических, лицемерных, чудовищножес-
   токих поли-цейских режимов"; сказано, что в отличие от гитлеризма
   сталинизм "носит гораздо более изощрённый наряд лицемерия и
   демагогии" с опорой на "социалистическую идеологию, которая
   явилась удобной ширмой". Упомянуты и "грабительские заготовки"
   продуктов и "поч-ти крепостное закабаление крестьянства", правда
   - в прошлом, но есть и о сегодняшнем: "большое имущественное
   неравенство между городом и деревней", "40% населения нашей
   страны оказывается в очень трудном экономическом положении" (по
   контексту, по намёку речь идёт о бедности, но в отношении своей
   страны язык не выговаривает); напротив, 5% "начальства" так же
   привилегированы, "как аналогичная группировка в США". И даже
   больше! - хотели бы мы возразить, но разъяснения автора опережают
   нас: привилегии управ-ляющей группировки в нашей стране - тайны,
   "дело не чисто", тут "имеет место подкуп верных слуг существующей
   системы", в прошлом - "зарплата в конвертах", сейчас - "закрытое
   распределение дефи-цитных продуктов, товаров и разных услуг,
   привилегии в курортном обслуживании". Сахаров высказывается
   против недавних политиче-ских процессов, против цензуры, против
   новых антиконституционных законов. Он указывает, что "партия с
   такими методами убеждения и воспитания вряд ли может претендо-
   вать на роль духовного вождя че- ловечества". Он протестует против
   подчинения интеллигенции пар-тийным чиновникам под прикрытием
   "интересов рабочего класса". Разоблачение сталинизма он требует
   "довести до полной правды, а не до ї кастовой целесообразности",
   он справедливо требует "всенародного расследования архивов НКВД"
   и полной амнистии сегодняшним политзаключённым. И даже в
   наиболе неприкасаемой внешней по-литике возлагает на СССР
   "косвенную ответственность" за арабо-из-раильский конфликтї /там
   же, стр. 26; выд. Солженицыным/.
   Но если и в этом похвальном слове есть кое-где штрихи корректив, то
  в дальнейшем пересказ перерастает в нелицеприятный разбор. Кратчай-
  шие попутные комментарии нередко выбивают из-под суждений Сахарова их
  ос-нования. Вот один из примеров:
  
   їСахаров разрушает марксистский миф, что капитализм "приводит
   в тупик производительные силы" или "всегда приводит к абсолютно-
   му обнищанию рабочего класса"ї* /там же, стр. 27; выд. Сол-женицы-
   ным/.
  
   Ещё примеры:
  
   їРазрушает Сахаров и миф о пауках-милионерах: они - не "слиш-ком
   серьёзное экономическое бремя" по их малочисленности, напро-тив:
   "революция, которая приостанавливает экономическое развитие,
   более, чем на 5 лет, не может считаться экономически выгодной для
   трудящихся" (да уж просто скажем: убийственна).
   їПравда, такая ломка молитвенных истуканов не даётся легко.
   Сахаров там и здесь без надобности смягчает: лишь "определённое"
   истощение; и - "в обеспечении высокого уровня жизни ї капитализм
   и социализм сыграли вничью" (где уж там!..). Но сам переступ через
   запретную черту - посметь судить о том, о чём никто не смел, кроме
   Основоположников, - выводит нашего автора далеко вперёдї /там же,
   стр. 27 - 28/.
  
   Но комплиментарная часть отклика Солженицына на меморандум Саха-
  рова тремя-четырьмя страницами, в основном, исчерпывается. Далее идут
  критика и альтернативы.
  --------------------------------------
  -----------------
  *
   Впрочем, это выговаривает он чрезмерно смягчённо ("не всегда"). В современных эконо-
  мических работах доказано, что после мануфактурного периода капитализм - вопреки
  Марк-
  су - не эксплуатирует рабочих, что главные ценности создаются не трудом рабочих, а
  ум-ственным трудом - организацией и механизацией. Рабочие же, особенно вследствие
  удачных забастовок, получают всё большую и большую долю продукта, не выработанную
  ими /прим. Солженицына/.
  
   Оставим ненадолго обе статьи и поговорим об их авторах.
   Солженицын и Сахаров не так уж и далеки друг от друга по возрасту
  (Солженицын на три года старше), в культурных истоках, в дореволюци-
  онных кругах своих родителей. Но их судьбы сложились по-разному. Хотя
  вокруг семьи Сахаровых, во всём их родстве и свойстве, и бушевали унич-
  тожительные вихри, семью в самом узком смысле слова гонения обошли.
  Отец и мать уцелели. Более того: семья не выпала из своего круга, не бед-
  ствовала, сохранила свой социальный статус. Изначальное полусирот-
  ство Солженицына, разорение рода, нищета детства задали его отрочеству
  иную тональность, чем сахаровскому. Обострённые социально-гуманитарные
  ин- тересы не обещали Солженицыну такой (обманчиво) ровной дороги, как
  Сахарову - его погруженность в теоретическую физику. Война, тюрьма,
  лагерь и ссылка обострили зрение и восприимчивость Солженицына, погру-
  зили его в кипение массовых человеческих судеб. Лагерь высветлил
  цен-ность свободы, выковал волю.
   Работа Сахарова над его "изделиями" тоже шла под тяжелой рукой ГБ.
  И то, и другое было жизнью в зонах. ГУЛаг не напрасно был окрещён Сол-
  женицыным "архипелагом". На его взаимосвязанных и разбросанных по
  всему океану СССР "островах" был щедро представлен весь советский, до-
  советский, российский, а отчасти и внесоветский мир. Спецзона "Арзамас-
  16", в которой трудился и жил Сахаров, была, по существу своему, на-
  стоящей "крыткой", тюрьмой в тюрьме, "островом", от окружающего мира
  отторженным. Правда, - с очень большим доппайком, с семейными отсеками
  и с увольнительными в "большую зону" (под охраной). Дороги двух юношей
  из, в общем-то, одного слоя (встреться они в дореволюционном гимназичес-
  ком или университетском кругу, могли бы очень и очень духовно и
  умственно обогатить друг друга), разошлись надолго. А когда пути их
  парадоксально пересеклись, жизненные обстоятельства помешали им
  понять друг друга и сблизиться. А может быть, слишком самобытными они
  оказались для дружбы. По жизненному опыту Солженицын был старше
  Сахарова на целую жизнь. Им судилось исторически, объективно бить по
  одной твердыне, но не стоять плечом к плечу в жизненной битве. Во мно-
  гих высказываниях, печатных и устных, их противопоставляют друг другу.
  Во многих - они ставятся рядом - как символы противостояния одной и той
  же силе. Правда, Солженицын не наделил эту силу такими дарами, как в
  своё время - Сахаров.
   Разрешу себе ещё одно отступление от сюжета, диктуемого мемуарами
  Сахарова.
   Недавно в газете "Новое Русское Слово" (Нью-Йорк, США) Солженицын и
  Сахаров названы были "шестидесятниками". Сказано это было с на-
  илучшими намерениями - в споре с бывшим советским фельетонистом, на-
  звавшим "шестидесятником" Горбачёва. Последнее "было бы смешно,
  когда бы не было так грустно"; не стїит этого мнения всерьёз и опровер-
  гать. Что же касается до определения Солженицына и Сахарова как "ше-
  стидесятников", - здесь есть, что оспорить.
   Сахаров, действительно, открыто проявился как диссидент и оппонент
  некоторых сторон советской системы в 1960-х гг. Противником комму-
  нистической системы как таковой, а не только её правового
  беспредела, он стал лишь в конце 1980-х гг. И это - путь многих
  "шестидесятников". Начали они, впрочем, во второй половине 1950-х. И
  внутриведомственная оппозиция Сахарова началась тогда же.
   Солженицын попал в тюрьму в 1944 году. И задолго до этого, в своей
  довоенной молодости, он засомневался в происходящем вокруг, в его пра-
  вомерности и достоинстве. Если уж обязательно делить писателей и обще-
  ственных деятелей по образцу российского XIX века на хронологичес-
  кие "волны", то Солженицын очнулся от коммунистического наркоза -
  самое позднее - в 1940-х годах, а потому он "сороковик" , а не "шестиде-
  сятник". И никогда он дорїгой "шестидесятников" не шел.
   Особенность "шестидесятников" - их упорная "советскость", упрямое
  нежелание вдумываться в исторические, идейные, системные корни проис-
  ходящего, в его мировоззренческую этиологию и системную логику. Они
  добивались коррекции социализма в области права, не понимая (или
  си- лясь не понимать), вплоть до середины 1980-х годов, что произвол вер-
  ховных инстанций - не искажение, а родовой признак социализма. Они не
  поняли и того, что в своих социал-демократических образцах этот принцип
  системной организации не достигает полноты своей реализации и потому
  не разрушает общества в такой мере, как предельная форма социализма,
  т.е. коммунизм.
   При всех их (взаимных) несогласиях, несходствах и расхождениях, наи-
  более прозорливые из "шестидесятников" шли к миропониманию "сороко-ви-
  ков", а не наоборот.
   Во-первых, Солженицын, благодаря своей достаточно ранней жизненной
  установке (познать историю революции, перещупать собственными силами
  мировоззренческое прошлое России во всех его разветвлениях), много
  боль-ше и раньше узнал о России, о её мыслителях и революциях, чем
  "шести-десятники".
   Во-вторых, он не случайно и не напрасно благословляет тюрьму. Не убив
  его, что вполне могло случиться, она достаточно рано увела его со
  стандартной образованщицкой дороги. Она открыла ему советский мир во
  всех его измерениях не через чужой, пусть и талантливо пересказанный
  опыт, а в непосредственном переживании.
   Поэтому з/к Нержин совершенно сознательно покидает райский остров
  "шарашки" и возвращается в топи Архипелага, когда перед ним возникает
  выбор: запродать рабовладельцам свой ум и душу или только тело? Усили-
  вать их могущество или слиться с потоком, работающим по принципу "день
  кантовки - месяц жизни"? Пусть и с постоянной угрозой рухнуть в общую
  яму, когда истощатся силы. Иннокентий Володин пытается предупредить
  акт советского атомного шпионажа, подчинившись благородному импульсу
  и мучась сомнениями. Для Солженицына-Нержина (а роман писался в
  1955-58 гг. - первый и полный вариант) сомнений такого рода уже нет. Вот
  отрывок его спора с коммунистом-заключённым Рубиным:
  
   ї - Нет, мужик, ты не обижайся. Значит, они меня будут извест-ной
   желто-коричневой жидкостью обливать, а я им - добывай атом-ную бом-
   бу? Нет!
   - Да не им, нам, дура!
   - Кому - нам? Тебе нужна атомная бомба? Мне - не нужна. Я, как и
   Земеля, к мировому господству не стремлюсь.
   - Но шутки в сторону! - спохватился опять Рубин. - Значит, пусть
   этот прыщ отдаёт бомбу Западу?..
   - Ты спутал, Лёвочка, - нежно коснулся отворота его шинели Глеб. -
   Бомба - на Западе, её там изобрели, а вы воруетеї.
  
   /А. Солженицын. В круге первом. "Новый мир" N 3, 1990; стр. 71/.
  
  
   Очень характерно для Солженицына это "вы" - в ответ на рубинское
  "нам".
   А вот рассуждения Володина:
  
   їА умереть? Не жалко бы и умереть, если бы люди узнали, что был
   такой гражданин мира и спасал их от атомной войны.
   Атомная бомба у коммунистов - и планета погибла. В подземелье
   застрелят, как собаку, а "дело" запрут за тысячью замков.
   Иннокентий запрокинул голову, как птица запрокидывает, чтобы
   вода через напряжённое горло прошла в грудь.
   Да нет, если б о нём объявили - ему не легче было бы, а жутче: мы
   уже в той темноте, что не отличаем изменников от друзей. Кто
   князь Курбский? - изменник. Кто Грозный? - родной отец.
   Только тот Курбский ушел от своего Грозного, а Иннокентий не
   успел.
   Если бы объявили - соотечественники с удовольствием побили бы
   его камнями! Кто бы понял его? - хорошо, если тысяча человек на две-
   сти милионов. Кто там помнит, что отвергли разумный план Баруха:
   отказаться от атомной бомбы - и американские будут отданы под ин-
   тернациональный замок? Главное: как посмел он решать за отечество,
   если это право - только верхнего кресла, и больше ничьё?
   Ты не дал украсть бомбы Преобразователю Мира, Кузнецу Счастья? -
   значит ты не дал её Родине!
   А зачем она - Родине? Зачем она - деревне Рождество? Той под-
   подслеповатой карлице? той старухе с задушенным цыплёнком? тому
   заплатанному одноногому мужику?
   И кто во всей деревне осудит его за этот телефонный звонок?
   Никто даже не поймёт, порознь. А сгонят на общее собрание - осудят
   едино-гласної
   Им нужны дороги, доски, стёкла, им верните молоко, хлеб, ещё
   может быть колокольный звон - но зачем им атомная бомба?
   А самое обидное, что своим телефонным звонком Иннокентий,
   может быть, и не помешал воровствуї
  
   /там же, "Новый мир" N 5, М., 1990; стр. 35 - 36/.
  
   Но всё-таки позвонил, попытался предупредитьї
   Вот ещё отрывок из лагерного диалога на той же "шарашке". Разговор
  ведут два очень талантливых и квалифицированных специалиста, но - аре-
  станты (уже арестанты, а не потенциальные, как Володин):
   ї - Александр Евдокимыч! Ну, а если бы за скорое освобождение вам
   предложили бы делать атомную бомбу?
   - А вы? - с интересом метнул взгляд Бобынин.
   - Никогда.
   - Уверены?
   - Никогда.
   Круг. Но какой-то другой.
   - Тїк вот задумаешься иногда: что это за люди, которые делают им
   атомную бомбу?! А потом к нам присмотришься - да такие же, на-
   верної Может ещё на политучёбу ходятї
   - Ну уж!
   - А почему нет?.. Для уверенности им это очень помогаетї
   /там же, стр. 19(1)/.
   Заметьте, что это написано задолго до выхода Сахарова на открытую
  по-литическую сцену, т.е. отнюдь не в укор ему лично.
   Вернёмся, однако, к давнему отклику Солженицына на сахаровские
  "Размышления". В этом отклике до такой степени всё сконцентрировано,
  из него настолько вытеснено всё лишнее, что цитировать его трудно:
  тянет переписать целиком. И что характерно по сей день: нечёткий,
  расплывчатый, невыработанный в центральных своих положениях, очень
  смягчённый по сравнению с бурлящим уже во всю Самиздатом, сахаровский
  меморандум подхвачен не только мало-мальски опозиционной отечествен-
  ной интеллигенцией, но - всем миром, всем его либеральным крылом. Он
  оценен как шаг принципиальный и героический. Чёткий, отточенный,
  продуманный (и через четверть века ничего не добавишь) отклик Солжени-
  цына оставлен, в лучшем случае, без внимания. А у множества отечес-
  твенных (инозем-ные, в основном, не заметили) интеллектуалов и
  диссидентов солженицынская статья вызвала острую неприязнь. Слишком
  резко и радикально? Но
  ведь у Солженицына резка, горяча и патетична интонация. Суть же выве-
  рена, отточена, начисто лишена как недоговорок, так и, в подавляющем
  большинстве случаев, перехлёстов. Они - случаются: как же иначе при та-
  ком горении? Но не в отношении к Сахарову. Так в чём же причина?
   Предложу свою версию.
   Во-первых, голос Сахарова прозвучал не из уст вчерашнего зека.* а с
  --------------------------------------
  ---------------
  *
   Я хорошо помню, как мой вольномыслящий, но преуспевший в "остепенённом" научном
  росте друг в 1968 году отнёсся, ещё её не прочтя, к рукописи моей книги, взятой им у
  меня для прочтения из тубдиспансера, где я в очередной раз лечилась. Его главный резон:
  что
  можно создать ценного в столь кустарных условиях? Дилетантская блажьї Его мнение
  измени-лось окончательно не после третьего прочтения рукописи, а после того, как он
  увидел её копию на столе у столичного академика. А ведь он был моим другом с юности
  /прим. Д.Ш./.
  
  академического Олимпа. Положение Сахарова исключало всякую возмож-
  ность подозревать в академике АН СССР дилетантизм или/и личную ущем-
  лённость бывшего зека. А её так легко и так соблазнительно было припи-
  сать Солженицыну. Во-вторых, половинчатость миропонимания Сахарова (в
  политико-экономическом плане) была свойством подавляющего боль- шин-
  ства его "социальноблизких" читателей. Определённость полного не-
  приятия социализма вызрела к тому времени в меньшинстве меньшинства
  советкого образованного слоя. В-третьих, разные "конфессии" и "секты"
  социалистической веры - основа мироощущения и западной леволиберальной
  интеллигенции, и советской. Сахаров, trotz alledem ратующий за со-
  циализм, попадал в этом смысле "в струю". Солженицын двигался против
  течения. А читала их та же мировоззренчески инфантильная, в основной
  своей части, аудитория. В-четвёртых, непривычной и в какой-то степени
  неэтичной в глазах образованного слоя, была отчётливая боль Солжени-
  цына прежде и больше всего за свой народ - за русских. За меньшинствї -
  пожалуйста, сколько угодно (синоним - за чёрных, за цветных), даже
  если они становятся беснующимся большинством. Как в ЮАР, как в Гар-
  леме. Но не за большинствї (синоним - за белых), даже если их выма-ривают
  голодом и холодом (коллективизация), даже если они становятся
  незащищённым меньшинством (та же ЮАР). Этого Солженицыну не про-стили,
  хотя он никогда не забывал оговорить и права меньшинств. Болеть за
  своих - для интеллигента это не комильфо. Особенно обострится интер-
  националистская антипатия к Солженицыну, когда он осмелится заговорить
  о лепте, внесённой евреями в Октябрьскую революцию и в становление
  большевистской системы. Хотя и тут у него преувеличений и пристрастий
  не будет.
   Сахаровский текст предполагает в качестве отклика размышление,
  раз- думчивое, неторопливое взвешивание всех "за" и "против": многое
  ведь и у нас неплохо. Солженицынский - обязывает к чёткой, ответ-
  ственной и бескомпромиссной реакции, не берущей в расчёт её
  последствий для себя лично. Пусть реакции только интеллектуальной и
  духовной, но это "толь-ко" слишком далеко могло завести - при
  бескомпромиссном его приятии. От него инстинктивно отталкивалась,
  шарахалась, уходила, отделывалась упрёками в пристрастности и
  раздражённости почти вся "центровая образо-ванщина" (Солженицын). Ведь
  принятие и одобрение подобного моноло- га - это уже поступок, и
  далеко не нейтральный.
   Самиздат сегодня почти забыт; отпылавшую публицистику многие ли пе-
  речитывают? Между тем, злободневность солженицынского текста и старо-
  го спора - не ослабевает: ведь только недавно пришло время от слов
  пере-ходить к действию. Судите сами (цитировать придётся много):
  
   їНо предполагаемый отзыв пишется не для того, чтобы присоеди-
   няться к хору похвал: кажется, их и так перевес. Вселяет тревогу,
   что многие опорные, недоясненные, а иногда и неверные положения
   статьи Сахарова могут перелиться теперь в развитие свободной
   русской мысли и исказить, задержать её ходї /А.И. Солженицын,
   Публи-цистика. Статьи и речи, стр. 28/.
  
   Странно, непривычно звучит о Сахарове, именно о нём, столь мудром и
  проницательном общепризнанно? Но ведь Солженицын и в этом выводе
  прав! Своей непоследовательностью и половинчатостью "Размышления"
  уводили общественную мысль от ключевых проблем в новую Утопию - в
  утопию миролюбивого "правильного" социализма.
   Но пойдём далее. Можно ли усмотреть национализм (национальный эго-
  центризм, национальное себялюбие) в следующем отрывке? Есть ли в нём тот
  обскурантистский изоляционизм, в котором с конца 1960-х гг. (и по сей
  день) обвиняют Солженицына его демократические оппоненты? Его
  ведь уже почти четверть века клеймят то империалистом, то изоляциони-
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   IV. "О ДОБЛЕСТЯХ, О ПОДВИГАХ, О СЛАВЕї"
  
  
   Пролог
  
   Обнародование своих впечатлений от мемуаров одного из двух
  прослав-леннейших наших современников без оглядки на сложившийся в
  мировых масштабах образ этого человека - вещь рискованная. Мне, как
  многим другим моим современникам, не раз случалось, приложив некое
  усилие воли, пренебречь опасностью в прямом смысле слова, от "не
  напечатают" до "посадят". Труднее оспорить общественное мнение, тем
  более - мнение людей просвещённых и порядочных. Точнее, не то, чтобы
  оспорить, а по- пробовать обосновать свой взгляд, отчасти отличный
  от взгляда общепринятого. Но время уходит, непосредственных свидете-
  лей и участников со- бытий остаётся всё меньше. На смену идут другие
  события и фигуры. Дов-леет дневи злоба его. Уйти, не попытавшись
  высказать мысли и впечатления, составившие содержание многих лет и
  твоей жизни, не хотелось бы.
   Итакї
   Моя книга о Солженицыне ("Городу и миру. Публицистика Солженицы- на")
  была издана в начале 1988 года. Писалась она, разумеется, не один год.
  В ней предполагалась (и была отчасти уже написана) глава "Солженицын и
  Сахаров". Но Солженицын жил тогда в безопасном Вермонте. Саха-ров
  находился ещё в Горьком, в ссылке. Мне представлялось неэтичным
  сопоставлять взгляды и дороги людей, пребывающих в столь неравных
  жизненных обстоятельствах.
   Ещё раньше, в первую, самиздатскую, редакцию моей книги "Наш но-вый
  мир. Теория. Эксперимент. Результат" (1969-1972), пущенную в нелегальное
  обращение под псевдонимом Е.В. Богдан дважды (в 1969-м и 1972-м гг.),
  была включена глава о сахаровском меморандуме 1969 го-да (в дальнейшем
  она будет воспроизведена). Насколько я знаю, рукопись была передана А.Д.
  Сахарову. Мне даже показалось, что он намекнул на неё в интервью
  корреспонденту шведского радио и телевидения Улле Стенхольму (1973).
  Но, очевидно, я ошиблась: в дальнейших публика-циях и речах он никогда
  о моей книге не упоминал.
   Когда я впервые издавала "Наш новый мир" открыто, в Израиле, Са-
  харов, как уже было сказано, находился в ссылке. И я исключила из обоих
  изданий (1981 и 1986) и этой книги раздел, посвящённый взглядам Сахарова.
  
   Но в 1990-м году, в издательстве им. Чехова (США), вышли в свет две
  автобиографические книги Сахарова. Их публикация даёт право откли-
  ка любому читателю. Я попыталась использовать это право с посильной для
  
  
  стороннего взгляда объективностью. Моим соавтором в этой работе стал
  С.А. Тиктин. Удалось ли нам быть справедливыми - судить читателям.
  
  
   Начало начал
  
   Лаконическая точность воспоминаний А.Д. Сахарова о первых десяти-
  летиях его жизни позволяет увидеть его детство, отрочество и родовые
  кор- ни весьма отчётливо. Он всецело принадлежит по рождению и
  воспитанию к высокообразованному, просвещённому слою дореволюционно-
  го русского общества, хотя и родился в 1921 году. Не к политизированной
  "интелли-гентщине" (термин "Вех"), не к торопливой в своей безудержной
  тяге к социальным новациям интеллигенции. И, уж тем более, не к
  пёстрой пооктябрьской "образованщине", которую советская власть в
  1920-х - 30-х годах штамповала на школьных и вузовских конвейерах. Его
  родители принадлежали и внутренне оставались верны традициям
  просвещённого и деятельного дооктябрьского российского образованного
  слоя. Не скороспе-лого, не поверхностно политизированного, а занятого
  делами и службой, требовавшими от них многих познаний и упорной,
  сосредоточенной ум-ственной и духовной работы.
   Были в роду Сахаровых и инокровные вливания - во многих ли россий-
  ских родах их не было? Встречались в истории двух родов - отцовского
  и материнского - и разночинцы, и дворяне, и священнослужители.
   Семья отличалась отсутствием шовинистических предрассудков - при
  не-сомненной укоренённости в российской традиции. При этом (предполагае-
   мая сыном) полная религиозная индифферентность отца-физика спокойно
  уживалась с церковным православием матери.
   Из первой биографической книги Сахарова /"Воспоминания". - Нью-Йорк:
  Изд. им. Чехова. - 1990/ легко сделать вывод, что родители со-знательно
  культивировали в талантливом мальчике аполитичные нейтрально-
  познавательные интересы. Учился он для своего времени весьма нестан-
  дартно: не в школе, а дома, то один, то в группке ровесников. Его слов-но
  бы пытались удержать ещё какое-то время в дореволюционном культур-но-
  этическом поле. А жизнь менялась неудержимо, и он её плохо знал. Не был
  к ней подготовлен. Не был вооружен против её агрессии. Более то- го: мало
  ею был занят.
   Семья в узком смысле слова состояла из отца, матери и двух сыновей. Но
  родни было много, с детьми разных возрастов. И все тесно общались, хотя
  и не без внутренних отталкиваний и предпочтений. Это самодостаточ-
  ное обилие родственных связей и почти уникальное для советского
  времени до-машнее - до 6-го класса! - образование сделали Сахарова
  человеком замк-нутым и мало контактным вне ближайшего родственного и
  семейного круга.
   Итак, в его воспитании и внешкольном образовании было многое не от
  нашего времени. Вместе с тем это агрессивное и бесцеремонное время
  нала-гало на всё свою печать, во всё врывалось и не позволяло собой
  пренебречь. Супруги Сахаровы пытались, по-видимому, избавить сына
  от сумасброд
  ных экспериментов раннесоветской школы и дать ему добротные, прочные
  общеобразовательные начала. Пока могли, они вели себя так, словно ниче-
  го вокруг них не изменилось и они вольны воспитывать и обучать своих
  де- тей, как считают нужным. Может быть, в глубине их душ теплилась на-
  дежда, что всё это - ненадолго и что Андрюша окажется подготовленным к
  нормальной жизни, когда она вернётся. Ведь до революции домашнее
  образование отнюдь не было явлением одиозным (для определённого, разу-
  меется, социального слоя). Ныне же рассказ об этом островке досоветской
  нормы в разрушительном урагане советской жизни представляется
  сказкой.
   А.Д. Сахаров предупреждает читателя, что пишет воспоминания скорее
  о внешней стороне своей жизни, чем о внутренней. Что ж, это вполне со-
  ответствует его характеру, скорее интравертному, чем экстравертному,
  не-сколько заторможенному в эмоциональных реакциях.
  
   їВспоминая свой жизненный путь, я вижу, наряду с поступками,
   которыми я горжусь, некоторое число поступков ложных, трусливых,
   позорных, основанных на глупости или непонимании ситуации или на
   каких-то подсознательных импульсах, о которых лучше не думать.
   Признавшись тут в этом в общей форме, я не собираюсь останавли-
   ваться на этом в дальнейшем - не потому, что я хочу оставить у чита-
   теля о себе преувеличенно идеальное представление - а из нелюбви
   к самобичеванию, самокопанию, эксгибиционизму, а также считая,
   что никто ещё не учился на чужих ошибках. Хорошо, если человек
   способен учиться на своих ошибках и подражать чужим достоин-
   ствам. Вообще же мне бы хотелось, чтобы эти воспоминания были
   больше не обо мне, а о том, что мне удалось увидеть и понять (или
   считать, что я понял) в моей 60-летней жизни. Мне кажется, что и
   читателям (доброжелательным) так будет интересней.
   Эта книга поэтому, как я уже писал в предисловии, - не испо-
   ведьїї /"Воспоминания", стр. 27 - 28/.
  
   Читателю следует иметь в виду это предупреждение и не претендовать
  на чрезмерную открытость автора. В пределах того, что Сахаров хочет
  (мо-жет, способен) открыть постороннему взгляду, он прямодушен. В
  чём замкнут - замкнут. Но не лицемерен. И это следует помнить, не
  ожидая от автора ничего сверх обещанного.
   Хотелось бы, пренебрегая экономией места, хоть сколько-нибудь воссо-
  здать атмосферу, в которой он рос. Такие, к примеру, картинки (несмотря
  на различие корней, они похожи на моё детство):
  
   їДетские праздники устраивались в дни рождения и именин детей,
   на ёлку (и у нас в доме, и у Кудрявцевых, о которых я расскажу ни-же)
   - со сладким угощением, обычно домашным мороженым, с об-щими игра-
   ми, шарадами, фокусами. (Фокусы показывал прежде все-го папа -
   монета, которую нельзя смахнуть щёткой с руки; переламывание
   спички внутри платка - конечно, спичка остаётся целой; и другое,
   в том же роде, к неизменному восторгу детей). Шарады были особенно
   важным элементом, в них большую изобретательность про- являли
   взрослые и старшие ребята - Катя и её товарищи, но и млад-шие имели
   возможность проявить себя, изображая бандитов, нищих, пиратов,
   миллионеров и даже небесные тела (более "серьёзные" ша- рады
   ставились на даче Ульмеров, о которой я пишу ниже). Тради-ционным
   номером всех праздников было появление "Американца, чи- тающего
   газету". Это обычно был папа, с вешалкой на палке в руке, на
   вешалку накидывалось пальто и прицеплялась шляпя. Американец
   сначала читал, пригнувшись, нижние строчки повешенной на стену
   газеты, затем распрямлялся до потолка - когда папа под пальто под-
   нимал вверх палку.
   Как я уже сказал, каждое лето наша семья выезжала на дачу. Мы
   снимали обычно две комнаты у дачевладельцев или в деревне, чаще
   всего в районе Звенигорода (в Дунино; там мы жили в доме большой и
   дружной семьи обрусевших немцев по фамилии Ульмер - врачей,
   инженеров, юристов, большинство из них потом были арестованы и
   погибли в 30-е годы). Другие наши дачи были в Луцине, Криушах,
   Пескахї /там же, стр. 28 - 29/.
  
   То, что следует ниже, словно и вовсе увидено на нашем запорожском
  ском дворе и в коммунальной квартире, где мы, дети из нескольких интел-
  лигентных семей, росли, как в одной семье.
  
   їБольшую роль в моей жизни в детстве играл двор - полтора десят-
   ка мальчиков и девочек, собиравшихся на площадке между тремя
   флигелями, где росло довольно большое дерево и немного травы, а
   весной даже цвели одуванчики. їЯ не знаю, играют ли сейчас ребята
   в те игры, которые были самыми популярными тогда - "казаки-
   разбойники", "флаги", и т.п. Это всё были очень подвижные игры,
   командные игры, азартные, весёлые и совсем не "жестокие". Ребя-та
   поменьше, конечно, играли в вечные "классики" и "прятки" - в эти
   игры много играют и сейчас, но совсем изменились "считалочки".
   Играли мы и в "ножички", у меня на ноге сохранился шрам. С тех пор
   он вырос (вместе со мной) раза в три.
   Очень много я играл и дома и на улице со своей двоюродной
   сестрой Ириной (мы однолетки). Она была в этих играх гораздо
   активней и изобретательней, чем я. Ирина вовлекала меня в литера-
   турные игры-инсценировки; иногда я был Дубровским или капитаном
   Гаттерасом, но чаще мне доставались менее престижные роли,
   например, Андрия или Янкеля, изображающего на своём лице красоту
   паненки (и то, и другое из "Тараса Бульбы"). Мы часто гуляли с ней,
   взяв саночки, по покрытому снегом Гранатному переулку. Машин
   тогда было так мало, что они не заботили ни нас, ни наших родите-
   лей.
   У моей двоюродной сестры Кати и её подруги Таси была была мно-
   голетняя игра в индейцев. Катя называла себя Чингачгук, Тася - Ун-
   кас (имена из романа Фенимора Купера "Последний из могикан").
   Тогда (а ещё больше, кажется, в предыдущем поколении) в нашей
   стране в индейцев играли часто. Всегда с восхищением перед горды-
   ми, благородными и смелыми, свободолюбивыми индейцами (не
   знаю, играют ли так сейчас у нас и как играют в Америке?)ї /там
   же, стр. 30 - 31/.
  
   Мы тоже постоянно играли в книжных героев, лет до одиннадцати-две-
  надцати. И выбор книг и героев был близок. И те же руководили нами то-
  гда идеалы: свобода, великодушие, помощь страдающим и слабым, вы-
  зволение порабощённых. И книги были, в основном, те же.
   Несколько скупых реплик показывают, что злоба дня не обходила семей-
  ный островок Сахаровых и не проходила мимо Андрея. Однако и отец, и
  сын старались вести себя так, словно её не было. Но и не упускали её
  из виду.
  
   їВ 1937 году папа взял меня в поездку на пароходе Москва - Горь-
   кий - Ярославль. Мы играли в шахматы, говорили о многих важных и
   неважных вещах. Но купленную на пристани газету, насколько
   помню, не обсуждали: в ней были материалы процесса объединённого
   троцкистско-зиновьевского центра и речь Вышинского, как всегда
   у него, полная жестокой фальшивой риторики. Я вспоминаю заключи-
   тельные слова другой его речи, произнесенной полтора года спустя
   на процессе правотроцкистского, кажется, центра:
  
   "Над могилами этих преступников (т.е. ещё сидящих пе-
   ред ним подсудимых, признавшихся под пытками во всех
   мыслимых и немыслимых преступлениях - А.С.) будет ра- сти
   чертополох и крапива, а наш народ пойдёт вперёд к
   коммунизму!"
  
   Другая поездка была уже в 1939 году, я впервые увидел море и го-
   ры. Мы жили в палатке турбазы и ходили, опять разговаривая о жиз-ни,
   в близлежащие ущелья, вдоль горных речек с пахнущей свежестью
   пенистой водой. На обратном пути мы купили в киоске газету, где со-
   общалось о приезде в Москву Риббентропаї
   Через неделю началась вторая мировая войнаї /там же, стр.
   29 - 30/.
  
   Читали (и запомнилось на всю жизнь), но не обсуждали. Может быть,
  потому, что обсуждать было нечего: отношение к происходящему было од-
  нозначным у обоих.
   Родственные семьи, ветвившиеся вокруг Сахаровых, занимали достато-
  чно определённое место в послеоктябрьской расстановке общественных
  сил (победителей и побеждённых, уничтожающих и уничтожаемых). И дети
  всё-таки не были в стороне от переживаемого родителями, сколько бы их
  ни оберегали от этого. Родственный круг детства был вскоре разрушен.
  
   їИз обрывков разговоров взрослых (которые не всегда замечают,
   как внимательно слушают их дети) я уже в 30-34 гг. что-то знал о
   происходивших тогда событиях. Я помню рассказы о подростках, бе-
   жавших из охваченных голодом Украины, Центрально-Чернозёмной
   области и Белоруссии, забившись под вагоны в ящики для инструмен-
   тов. Как рассказывали, их часто вытаскивали оттуда уже мёртвыми.
   Голодающие умирали прямо на вокзалах, беспризорные дети ютились
   в асфальтовых котлах и подворотнях. Одного такого подростка подо-
   брала моя тётя Таня на вокзальной площади, и он стал её приёмным
   сыном, хотя у него потом и нашлись родители. Этот мальчик Его-
   рушка стал высококвалифицированным мастером-электриком. В по-
   следние годы он работал на монтаже всех больших ускорителей в
   СССР. Сейчас он уже дедушка, Егор Васильевичї /там же, стр. 34/.
   Я постараюсь выделить то, что относится только к детству и
  отрочеству Сахарова, а не к более поздним раздумьям и переосмыслениям.
   Несколько раз арестовывали и ссылали "дядю Ваню" (брата Д.И. Саха-ро-
  ва). На какое-то время ему, человеку очень одарённому, удалось при-
  строиться "чертёжником-надомником", жене - машинисткой. В техническом
  черчении он стал виртуозом.
  
   їЕщё в тридцатые годы наших близких постигли и другие беды.
   Первым погиб второй муж тёти Вали (мамы Ирины), его фамилия
   Бельгардт, он - бывший офицер царской и колчаковской армий - был
   арестован, как большинство офицеров белой армии, и расстрелян в
   середине 30-х годов. Затем мамин старший брат Владимир был аре-
   стован и погиб в лагере. В середине 30-х годов арестован внучатый
   племянник бабушки Зинаиды Евграфовны, Женя, и погиб в лагере -
   утонул на лесосплаве. После него осталась вдова и мальчик Юра, - он
   один год жил с нами на даче, и мы все его очень полюбили. (Я часто
   вспоминаю, как Юра, впервые увидев телёнка, радостно закричал:
   "Маленькое поле, маленькое поле!" Очевидно, он слышал фразу -
   корова пришла с поля, и она так преломилась в его сознании.) Зимой
   1938 года Юра заболел менингитом и умер в больнице. В 1937 году
   арестованы старший брат мамы Константин, младшая сестра Татьяна
   (Туся) и её муж Геннадий Богданович Саркисовї /там же, стр. 36/.
  
   Таких воспоминаний у Андрея Дмитриевича немало.
   Детей, как в подавляющем большинстве подобных семей, старались не
  во всё происходящее посвящать и против власти не настраивать. Последнее
  было бы смертельно опасно и, как виделось большинству родителей, бес-
  смысленно:
  
   їЯ почти никогда не слышал от папы прямого осуждения современ-
   ного режима. Пожалуй, единственное исключение - в 1950 году,
   когда папа в предельно эмоциональной форме высказал своё мнение
   о Сталине (он так при этом был взволнован, что мама испугалась,
   чтоб ему не стало плохо). Я думаю, что пока я не стал взрослым,
   папа боялся, что, если я буду слишком много понимать, то не смогу
   ужи-ться в этом мире. И, может быть, это скрывание мыслей от сына -
   очень типичное - сильней всего характеризует ужас эпохи. Но
   косвен-ное осуждение постоянно присутствовало в той или иной
   подспудной форме.
   Несколько иной была позиция дяди Вани. Он гораздо определённей
   высказывался о политических и экономических вопросах. Я постара-
   юсь рассказать об этом, опираясь на папины слова, сказанные уже
   в последние годы его жизни, при этом, конечно, интерпретируя их
   в духе своей теперешней позиции. Социалистическую систему он
   считал принципиально неэффективной для удовлетворения
   человеческих нужд, но зато чрезвычайно подходящей для укрепле-
   ния власти. Одну из формулировок я запомнил - в капиталистичес-
   ком мире продавец гоняется за покупателем и это заставляет обоих
   лучше работать, а при социализме покупатель гоняется за продавцом
   (подразумевается, что о работе уже думать некогда). Конечно, это
   всё же только афоризм, но мне кажется, он какую-то долю глубинной
   истины отражает.
   Другое - не менее важное - отношение социалистической системы
   к гражданским свободам, к правам личности - проблема реальной, а
   не провозглашенной свободы; и третье - нетерпимость к другим идео-
   логиям, опасная претензия на абсолютную истину. Но всё это вошло
   в круг моих сомнений гораздо поздней, и если мои родные и имели
   какие-то мысли на этот счёт, то мне они были непонятны. В это вре-мя
   я находился на предыдущей ступени - я усваивал (и с большой
   симпатией) идеологию коммунизма. Помню, например, что, узнав (в
   возрасте 12-и лет) о государстве инков, я радовался этому, как
   экспериментальному подтверждению жизненности социалистической
   идеи. Много лет спустя Шафаревич в тех же самых фактах увидит
   подтверждение прямо противоположномуї /там же, стр. 37 - 38/.
   Боюсь, что Андрей Дмитриевич припомнил и оценил слова дяди достато-
  чно поздно. "Государство инков" сумело заставить его основательно на
  себя потрудиться.
   Наши родители стояли перед жестоким выбором. Разделить с детьми
  своё отношение к происходящему? Они нередко и сами ещё не знали тол-
  ком, настолько ли безнадёжен этот режим, как им представляется. Они и
  сами так или иначе на него трудились. Утаить от детей свои сомнения, ко-
  торые нарастали? Не означало ли это принести в жертву (вполне призрач-
  ному) житейскому благополучию свою и своих детей совесть и честь? Неко-
  торые находили "третий путь": они говорили детям правду, но учили о ней
  молчать. Иногда добавлялось: молчать - с чужими. Поди разберись, кто
  чужой, кто свой и когда молчание переходит в приспособленчество.
   И всё-таки, всё-такиї Не все осторожничали со своими детьми. Я
  опять, как и в предыдущей повести, воспользуюсь воспоминаниями челове-
  ка из той же потомственной русской просвещённой среды, к которой при-
  надлежал и Сахаров.
  
  
   Вера Пирожкова* сформировалась в своём семейном кругу настолько, что
  никакие жизненные перипетии не смогли принципиально изменить её cre-
  do. Вера умела в свою бытность в советской России школьницей и студент-
  кой Ленинградского университета, а также беженкой в послевоеной Герма-
  нии отличать людей близких от чужих. Но против совести не грешила,
  хотя и замыкалась от безусловно враждебных её убеждениям лиц. Отрубить
  от себя впитанные в семье, в исходной среде принципы и убеждения она
  никаким жизненным испытаниям и ничьим аморальным (или внемораль-ным)
  воздействиям не позволила. Так что её родители не ошиблись, не
  скрывая от неё своих взглядов и настойчиво передавая ей свои устои.
  Судь-бы людей нашего с Андреем Дмитриевичем и Верой Александровной
  поко-ления складывались очень по-разному.
   їПоразительно, как сходятся книжные списки Андрея Дмитриевича с
  тем, что читали в детстве мои друзья и я, что стояло на полках наших до-
  машних библиотек и что мы, по возможности, старались собирать много
  позднее для своих детей. "С этим списком я перешел в
  юность", - пишет Сахаров /там же, стр. 42/. Мы - в отрочество: на
  юность при-шлись стихи и другие книги, иной уклон. С юности наши пути
  разнятся. Вернусь, однако, к той (вскоре надолго забытой) форме
  школьного об- разования, которую пытались дать Андрею Дмитриевичу его
  родители:
  
   їОсенью 1927 года ко мне стала ходить заниматься учительница
   (чтение, чистописание, арифметика), после уроков она ходила со
   мной гулять к храму Христа Спасителя, где я бегал по перилам, и на
   прогулке рассказывала что-то из истории и библии; вероятно, это
   была не всегда точная, но зато весьма интересная история. Звали
   её Зинаида Павловна, фамилии её, к сожалению, не помню, она жила по
   соседству. Это была совсем молодая женщина, очень неустроенная в
   жизни, верующая. Занималась она со мной до следующей весны. В
   последующие годы она изредка приходила к маме, выглядела всё бо-
   лее испуганной и несчастной. Мама обычно давала ей деньги или
   продукты. Её дальнейшая судьба трагична. Она не хотела жить в
   СССР (у неё главными мотивами были религиозные), пыталась пере- йти
   границу - как и многие тысячи, бежавшие в те годы от раскула-
   чивания, голода, угрозы ареста. Но граница, как тогда гордо писали,
   была "на замке", и большинство попадали в лагеря. Зинаиду Павлов-ну
   осудили на 10 лет. Об этом мы узнали из коротенькой открытки -
   вероятно, она была выброшена во время какого-нибудь этапа. Обрат-
   ного адреса не было. Больше мы ничего о ней не знаем, видимо, она
   погибла.
  --------------------------------------
  -----------
  *
   Ныне профессор Мюнхенского университета на пенсии. Продолжает активно работать в
  своём университете, читает лекции и в России, которую покинула в годы войны. Её мемуары
  опуб-ликованы в ж-ле "Голос Зарубежья", Мюнхен, за 1992-1994 годы. Редактором-издателем
  этого ж-ла В.А. Пирожкова является уже двадцать лет. Нам с С.А. Тиктиным посчастливилось
  много лет сотрудничать в этом журнале.
  
  
   По желанию родителей, первые пять лет я учился не в школе, а
   дома, в домашней учебной группе вместе с Ириной и ещё одним маль-
   чиком, звали его Олег Кудрявцев. После 4-х лет Олег и Ирина вышли
   из группы и поступили в школу, а я ещё один год учился дома один.
   Три года учился дома мой брат Юра. А дочь дяди Вани, Катя, вообще
   никогда не училась в школе, а занималась в большой домашней группе
   (10-12 человек). Я иногда присутствовал на их уроках по рисованию
   и сам пытался рисовать вместе с ними (мне это уже много дало, но,
   к сожалению, я потом рисованием не занимался). Одним из уча- щихся
   Катиной группы был был Серёжа Михалков, впоследствии дет-ский
   писатель и секретарь Союза писателейї /там же, стр. 42 - 43/.
  
   Ударение в дворянском роду Михїлковых принято было ставить на ї. Но
  Серёжа Михїлков, - соавтор присталинского государственного гимна, -
  быстро об этом забыл. И стал Михалкївым.* Зато его знаменитый сын
  Никита, кинематографист, в конце 1980-х гг. о своей родовитости
  вспомнил. Теперь - можно. И даже - модно.
  
   їВероятно, первоначальным инициатором домашнего обучения был
   дядя Ваня; мои родители и тётя Валя пошли по его пути. Это доволь-но
   сложное и дорогое, трудное начинание, по-видимому, было вы-звано
   их недоверием к советской школе тех времён (частично справедливым)
   и желанием дать детям более качественное образованиеї /там же, стр.
   43/.
   Почему - "частично"? Желание родителей и дяди Вани было полностью
  справедливым.
   Но продолжим:
  
   їКонечно, для этого были свои основания. Действительно, более
   индивидуализированное обучение даёт в принципе возможность
   двига-ться гораздо быстрей, легче и глубже, и в большей степени
   прививает самостоятельность и умение работать, вообще больше
   способствует (при некоторых условиях) интеллектуальному разви-
   тию. Но в психо-логическом и социальном плане своим решением
   родители поставили нас перед трудностями, вероятно, не вполне это
   понимая. У меня, в частности, очень развилась свойственная мне
   неконтактность, от ко- торой я страдал потом и в школе, и в
   университете, да и вообще по- чти всю жизнь. Не вполне оправда-
   лись надежды и на большой учеб-ный эффект (за исключением
   полугодового периода в 6-м классе, это после). В общем, не мне тут
   судитьї /там же, стр. 43/.
  --------------------------------------
  -------------------
  *
   Вспомним популярный в своё время обмен эпиграммами (пунктуация - моя: печатного
  текста не видела).
  В. Ардов: "Пусть говорят про Михалкова, что басни пишет он толково. Ему досталась от
  Эзопа не голова, а толької шляпа."
  С. Михалков: "Пусть мне досталась от Эзопа не голова, а толької шляпа, - литературе ну-
  жен Ардов, как ї шляпе пара бакенбардов".
   Тоже красиво.
  
   Осмелюсь, однако, предположить, что побуждения родителей вряд ли
  исчерпывались одним только желанием дать сыну более качественное обра-
  зование. Много вероятней, что им хотелось избавить ребёнка и подростка
  от духовного влияния школы, от идеологического капкана, в который она
  учеников загоняла. Ещё одно воспоминание (зима 1932-1933 года):
  
   їНа лестнице меня терроризировал мальчишка по имени Ростик,
   сын какого-то командарма или комбрига, который чувствовал себя
   высшей породой по сравнению с такими, как я; я с ужасом думаю о
   последующей судьбе его отца и всей семьи, которую ей нёс 37-й годї
   /там же, стр. 46/.
   И далее:
   їПервого декабря 1934 года был убит Киров. В школьном зале
   собрали учеников, и директор (старая большевичка), с трудом справ-
   ляясь со слезами, объявила нам об этом. Папа увидел у соседа
   в трамвае в газете траурный портрет, ему показалось, что это
   Ворошилов, и он приехал очень испуганным (боялся повторения
   красного террора 1918 года). Но он успокоился, узнав, что это
   Киров. Эта фамилия ему ничего не говорила, - это показывает, как
   далека была наша семья от партийных кругов и партийных дел (Киров
   был вторым человеком в партии). На другой день, однако, в газетах
   появился указ о порядке рассмотрения дел о терроре, и большая
   фотография Сталина у гроба Кирова. На страну, только что перене-
   сшую раскула-чивание и голод, надвигался период тридцать
   седьмого года.
   їЕсли говорить о духовной атмосфере страны, о всеобщем стра-хе,
   который охватил практически всё население больших городов и
   тем самым наложил отпечаток на всё остальное население и продол-
   жает существовать подспудно и до сих пор, спустя почти два поколе-
   ния, - то он порождён, в основном, именно этой эпохой. Наряду с
   массовостью и жестокостью репрессий, ужас вселяла их иррациональ-
   ность, вот эта повседневность, когда невозможно понять, кого
   сажают и за что сажают.
   Как росли дети в эти годы? Трагизм чувствовался в воздухе и юно-
   шеская сила духовного сопротивления, используя тот материал, кото-
   рый шел из газет, от книг, от школы, дольше, чем у взрослых, со-
   храняла те порывы, которые двигали когда-то старшими. Я пишу тут
   о более общественно активных - не о себе - я-то был очень углублён-
   ным в себя, в какой-то мере эгоцентричным, болезненно неконтакт-
   тным, как я уже писал, мальчиком. Мне почти нечего поэтому рас-ска-
   зать о человеческом общении в школьные годыї /там же, стр. 48 -
   49/.
  
   Это несколько странный отрывок. Отвлечёмся от того, что страна уже
  знала к тому времени периоды, не менее страшные, чем 1937-38 годы. Для
  старой столичной интеллигенции середина 1930-х годов была, дей-
  ствительно, особенно страшна и загадочна. Террор стал свирепствовать
  не только и не столько в её кругах, что уже бывало, но и по соседству, в
  на-чальственных партийных квартирах. Однако о какой и чьей "силе
  духовного сопротивления" идёт здесь речь? О сопротивлении официально-
  му толкова-нию террора или, напротив, о сопротивлении попыткам
  родителей развенчать партийную демагогию? Непонятно.
   У Сахарова в этом смысле было особое положение: он вырос в не совети-
  зированной духовно семье, в атмосфере, не отравленной революционным
  утопизмом. Он не учился в наиболее внушаемом возрасте в советской шко-
  ле. И всё-таки, по-видимому, речь идёт о его иллюзиях в пользу советской
  власти. Хотя, как было сказано выше, родственный круг, вне самого узко-
  го, был разгромлен. Что ж, бывало и так. Особенно при инстинктивном
  уходе от тревожащих сторон жизниї
   Мне представляется, что основную массу наших с Сахаровым ровесников
  привязывала (если привязывала) к советским фетишам и мифам отнюдь не
  "сила духовного сопротивления". Напротив: нас лишала иммунитета про-
  тив (как теперь видится) достаточно явной лжи детская и юношеская
  внушаемость, податливость, неискушенность. Нас делала полуслепы-
  ми (одних - на годы, других - навсегда) селекционированность того
  духовно-идеологического рациона, который в детей и подростков школа
  буквально вталкивала, как в гусей на откорме - орехи или кукурузу. И
  я не знаю, какую часть взрослых Сахаров имеет в виду, говоря об их
  угасших порывах. В его семье революционное пламя вряд ли когда бы то
  ни было пылало. В моей (в узком смысле: отец и мать) - тоже. Но детям
  немногое при-открывалось из того, что переживали родители, - вот в чём
  таились заро-дыши будущей многолетней слепоты.
   Сам Андрей Дмитриевич, поступив, наконец, в школу (в 6-й класс),
  скорее всего инертно исполнял необходимый для советского
  школьника идеологический ритуал. Интерес к политике не преобладал
  в его жизни. Родители, как могли, защищали сына от отягчающих и
  опасных сторон ре-альности. Так, они молчаливо согласились деполити-
  зировать своё на него влияние. Так, его отстраняли от всяческих
  тяжелых ситуаций внутри се-мьи. Свекровь и невестка (бабушка и мать)
  холодно относились друг к дру-гу. Когда бабушка умирала (в доме сына),
  мать оберегала Андрея от скорбного зрелища и тяжких обязанностей:
  
   їПоздней осенью 1940 года у бабушки случился инсульт.Она поте-
   ряла речь. Папа переселился в её комнату. Он там спал и проводил
   большую часть суток, чтобы быть готовым помочь ей в любой момент.
   В эти месяцы мама просила меня не заходить в комнату бабушки. Мне
   трудно объяснить (и тогда, и сейчас) это её решение и мою пассив-
   ность. Желание уберечь меня от тяжелых впечатлений не должно бы
   быть решающим при той близости, которая была у меня с бабушкой, к
   тому же я был вполне взрослым (хотя мама, вероятно, этого не по-
   нимала). Я два (кажется) раза нарушил это предписание. Помню, как
   бабушка движением глаз попросила поднести к её губам стакан с
   настоем шиповника и отпила один или два глотка. Больше она уже
  
   ничего не ела и не пила. Никакого раздражения или упрёка. Я знаю,
   что последние недели были очень тяжелымиї /там же, стр. 57/.
  
   Я думаю, что и внук был обеднён сердечно своим молчаливым согласием
  отодвинуться от тяжелого долга. И это случилось не единственный раз в
  его жизни.
   Похоже, что он таким же образом отодвинулся постепенно от детей от
  первого брака, когда, овдовев, женился вторично. Отодвинулся, не пере-
  став их любить, но и почти не борясь с ними за них. Он не сумел (или
  не стал) бороться по-настоящему даже за младшего сына-подростка, не
  сошедшегося с его новой семьёй. Вероятно, в душе его жила из-за этого
  постоянная боль. Но он оставался в этом смысле пассивным, как и во мно-
  гих других случаях, требовавших напряжения сугубо личных, сердечных,
  душевных усилий. Я бы не стала этой темы затрагивать, но Сахаров и сам
  говорит о присущей ему в некоторых ситуациях "ленности сердца". Не от
  всех ли родительских защитных заслонов (не включать, не втягивать,
  не осведомлять, чтобы сложное, мрачное, двоящее время не мешало учиться,
  работать, жить) она возникла? Опасно оберегать детей от тягот своей, да
  и общей жизни.
  
   "їхорошая физика"
  
   Сахаровым-старшим, вероятно, казалось, что естественнонаучные ин-
  тересы, в отличие от гуманитарных, смогут даже и в советских условиях
  обеспечить их сыну стабильность, не связанную с риском и со сделками
  с совестью. Но коварство дьявола порой превращает в его орудия именно
  тех, кто находит, казалось бы, самый безобидный и ни к чему не обязываю-
  щий modus vivendi с ним. Об этой уловке дьявола российский образован-
  ный класс узнал далеко не сразу.
   Несколько отступим от своего сюжета, но не от темы. Может быть,
  один из ярчайших примеров той страшной цены, которая платилась за вы-
  живание (причём нередко платилась напрасно: плату брали - и наступали
  на заплатившего кованым сапогом) явилась (известная Сахарову с
  давних пор) судьба братьев Вавиловых.
  
   їЭта история была одной из самых ужасных страниц в многолетней
   трагедии советской биологии. Сергей Иванович вскоре (или уже
   тогда) стал Президентом Академии наук. При этом он регулярно -
   минимум раз в неделю, встречался с Т.Д. Лысенко, членом Прези-диума
   АН, который был одним из главных виновников гибели его брата.
   Представить, как это происходило, мне трудно.
   Дополнение 1987 г. Недавно Я.Л. Альперт, один из старейших
   сотрудников ФИАНа, рассказал мне (со слов Леонтовича, а тот якобы
   слышал от Вавилова) следующую историю. Вавилову, возможно, са- мим
   Сталиным или через кого-либо из его приближенных, было со-
   сообщено: есть две кандидатуры на пост Президента Академии - Вы,
   а если Вы не согласитесь - Лысенко. Вавилов просидел, обдумывая
   ответ, всю ночь (выкурив при этом несколько пачек папирос) и согла-
   сился, спасая Академию и советскую науку от неминуемого при избра-
   нии Лысенко ужасного разгрома.
   Дополнение 1989 г. По версии, сообщённой Е.Л. Фейнбергом, -
   альтернативным кандидатом в президенты был А.Я. Вышинский.
   Пожалуй, это правдоподобней - и ещё страшней!
   їК личным делам сотрудников Сергей Иванович относился всегда
   с большой заботливостью, он глубоко и искренне любил науку и был
   прекрасным учёным-оптиком, а также хорошим популяризатором. В
   качестве Президента ему приходилось много выступать с официаль-
   ными речами. В одной из них он назвал Сталина "корифеем науки",
   этот пущенный им в ход эпитет стал почти что частью официального
   титула (видимо, понравился).
   Судьба двух братьев - умирающего от голода при чистке нечистот
   в Саратовской тюрьме и осыпанного всеми почестями Президента -
   бы-ла парадоксом, крайностью даже в то время, но и было в этом
   что-то очень характерноеї /там же, стр. 108 - 109/.
  
   К несчастью, судьба братьев Вавиловых не была ни парадоксом, ни
  крайностью. Это была (вывернутая по-орвелловски) повседневность. Быт.
  И не только для всей страны, но и для ближайшего окружения "корифея
  науки". И даже для его близких и дальних родственников. "Сидели" жены
  членов Политбюро, в том числе - родственники обеих жен Сталина. Часть
  "высочайших семей" ставили к стенке - ближайшие родственники расстре-
  лянных "выходили в начальники, потому что молчание - золото". Но по-рой
  и молчальников не щадили. И это были не парадоксы истории, когда один
  брат оказывался у "белых", другой - у "красных", когда отец сра-
  сражался за короля, а сын командовал якобинцами. К середине 1930-х
  годов для России и СССР всё это было уже позади. Никто с большевиками
  по-настоящему не сражался. Слепая прихоть тирана, самосохранительная
  антилогика тирании, автоматический саморазгон террора ("умри ты сегод-
  ня, а я - завтра") - всё, что угодно, только не подобие классовой или
  идейной борьбы. Боровшиеся по-настоящему были уже раздавлены или
  вышвырнуты за кордон. Те, кто собирался вступить в борьбу, ещё только
  осматривались. Они ещё не созрели. Страна, вся страна, становилась ги-
  гантским лагобъединением. А в лагерах, как известно, есть и "шарашки"
  с относительно мягким режимом, и страшные "колонны" (участки, коло-нии).
  Перемалывание людей в "лагерную пыль" шло теперь непрерывно, этап за
  этапом. И никто не знал наверняка, что его ждёт в следующее
  мгновенье: орден, этап или пуля. В семье Сахаровых не то же ли самое
  происходило? Сравним судьбы Сахарова Д.И., Сахарова И.И. ("дяди Ва- ни")
  и самого Андрея Дмитриевича.
   Сахаров-младший сравнительно долго и довольно успешно отгораживался
  от ужаса мира, в котором жил. Чем? Отвлечённостью своих интересов от
  политических и социальных проблем. Он был занят усилиями проникнуть в
  тайны Вселенной, несоизмеримые в своей грандиозности с малостью земной
  суматохи. Но, волей обстоятельств (а отчасти - и своей холодноватой не-
  отмирности), он достаточно легко был оторван от постижения тайн миро-
  здания. Его привлекли к поискам наиболее остроумных и эффективных спо-
  собов разрушения этой дивной постройки. Возможно, что поначалу он не
  заметил рогов и хвоста заказчика. Вернёмся, однако, в годы вузовской
  учё-бы Сахарова.
  
   * * *
  
   Блестящий физик и математик, студент Сахаров не входил глубоко в за-
  бавы марксистско-ленинской политэкономии и философии. И других эко-
  номических и философских учений - тоже. Настолько не входил, что вчу-же
  позволял себе считать марксизм-ленинизм гуманным и прогрессивным
  учением. Он долго (почти до последних своих дней) не связывал победы
  марксизма-ленинизма с нарастанием в обществе и природе огромного СССР
  убийственной энтропии (в самом прямом значении последнего слова). Са-
  харов просто не относился к марксизму-ленинизму серьёзно. Иначе он по-
  трудился бы его изучить и судить о нём ответственно, как это сделал
  вы-пускник физмата А.И. Солженицын. При уникальных способностях Саха-
  рова это не оторвало бы его надолго от основных интересов. А он пишет:
  
   їИз университетских предметов только с марксизмом-ленинизмом
   у меня были неприятности - двойки, которые я потом исправлял. Их
   причина была не идеологической, мне не приходило тогда в голову
   сомневаться в марксизме как идеологии в борьбе за освобождение че-
   ловечества; материализм тоже мне казался исчерпывающей филосо-
   фией. Но меня расстраивали натурфилософские умствования, перене-
   сенные без всякой переработки в ХХ век строгой науки: Энгельс,
   с его антигенетической ламаркистской ролью труда в очеловечи-
   вании обезьяны, старомодное наивное использование формул в
   "Капитале", сама толщина этого типичного произведения немецкого
   профессора прошлого века. Я до сих пор не люблю кирпичеобразных
   книг, и мне кажется, что они возникают от недостатка ясности. Я и
   тогда вспо-минал есенинское:
   їни при какой погоде
   Я этих книг, конечно, не читал.
   (Но я читал!). Газетно-полемическая философия "Материализма и
   эмпириокритицизма" казалась мне скользящей по касательной к
   сути проблемы. Но главной причиной моих трудностей было моё
   неумение читать и запоминать слова, а не идеиї /там же, стр. 55 - 56/.
  
   Разумеется, представителю точного знания трудно было принимать все-
  рьёз многословную казуистику "идеологииї борьбы за освобождение че-
  ловечества" ("истмата" и "диамата"). В марксизме-ленинизме для сдачи
  всевозможных экзаменов, включая вузовские и кандидатские, надо было
  запоминать "слова, слова, словаї" Это крайне трудно для человека
  
  точного знания. Содержательной сути в этих велеречивых формулировках
  немного. Но она есть. И она, во-первых, не очень сложна, а во-вторых,
  очень не безобидна. Может быть, своевременное её постижение резко из-
  менило бы научную, а с ней и гражданскую судьбу студента Сахарова. Но
  пробиваться к ней сквозь тома пустословия было скучно, да и
  некогда. Оставалось предполагать, что где-то там, в глубине, всё
  доказано и соот-ветствует в самом главном официальному взгляду. Так
  было то ли легче, то ли проще - не скучать над этой многословной
  невнятицей. Ведь строгий аналитический ум Сахарова не мог этой
  невнятицы не ощущать. Как же было не попытаться проверить, не
  попробовать пробиться к сути, к ядру навязываемой идеологии? Ведь уже
  видел и её недомыслие, и её поверхно-стность. А она претендовала
  управить миром. Неужели не стоило - ради окончательной ясности в этом
  отнюдь не второстепенном вопросе - несколь-ко недель или месяцев
  поскучать над первоисточниками? Но, по-видимому, хорошо удавшаяся
  родителям ориентация на аполитичность позволила моло- дому человеку
  отстранить от себя раздражающие детали "великолепной тео- рии" (Ян
  Прохазка). Принять её, так сказать, в целом, чтобы тут же и позабыть на
  долгие годы.
  
   * * *
  
   Вспышка патриотизма, который породила война 1941-45 гг., заброси-ла
  едва окончившего университет Сахарова на военный завод, в Ульяновск.
  Естественно, что она, эта вспышка, не угасла вместе с войной. Тем более
  - под гром победы. Война, как комета, тянула за собой светящийся след
  выстраданного патриотического подъёма. Во многих жизнях он светится
  по сей день. И отчасти поэтому Сахаров после многообещающей аспиранту-
  ры в ФИАНе, у И.Е. Тамма, включился в весьма двусмысленную тематику.
   Но только отчасти поэтому. В значительно большей степени он пассивно
  подчинился властной и непреклонной воле, решавшей за всех. Почти за
  всех. Отец не одобрил этого поворота в работе сына. Но, во-первых, ска-
  зал об этом поздно, когда всё уже было решено. А во-вторых, родители от
  влияния на сына в политическом плане, как уже было сказано, отстрани-
  лись. Видно, страшились толкнуть в опасную сторону. Да и сын уже вышел
  из того возраста, когда решают родители. Волей-неволей он признал над
  собой другой патронаж.
   О своей несвершившейся чисто научной судьбе Сахаров пишет (высказы-
  вание его относится к 1948 году, т.е. началу работы у И.Е. Тамма):
  
   їЯ далеко не сразу достиг того уровня широты и понимания, кото-
   рый необходим для реферирования, а потом - после привлечения к
   военно-исследовательской тематике - почти мгновенно потерял с та-
   ким трудом достигнутую высоту. И более никогда уже не смог на неё
   вернуться. Это очень жаль. И всё же я в своей последующей работе в
   значительной степени опирался на то понимание, которое приобрёл
   в первые фиановские годы под руководством Игоря Евгеньевичаї /там
   же, стр. 104/.
  
   Я не физик и потому не могу оценить, чего здесь больше: излишней
  скромности или горькой трезвости в самооценке. Но из весьма лаконичных
  научных автохарактеристик Сахарова и из того, что пишут о нём
  сейчас, после его смерти, его коллеги, можно сделать вывод: Сахаров
  был чрез-вычайно талантлив; может быть - гениален. Но он не обладал
  одной весь-ма неприятной как для самого гения, так и для людей, его
  окружающих, чертой: органической неспособностью заняться ничем, кроме
  того, на чём он помешан. Это случается не только с гениями. Но гений
  реализуется только так. Точнее - реализуются из потенциальных гениев
  те и только те, в которых побеждает все неблагоприятные обстоятель-
  ства эта черта. В противном случае гениальность остаётся качеством
  латентным. Подчеркну: я ни в малейшей мере не в состоянии оценить
  Сахарова как физика. Но сам он в одном из своих чисто научных экскурсов
  в прошлое замечает (не буду входить в подробности):
  
   їїТак я упустил возможность сделать самую главную работу того
   времени (и самую главную, с огромным разрывом, в своей жизни).
   Конечно, это было не случайно. Перефразируя известное изречение,
   каждый делает те работы, которых он достоинї /там же, стр. 116/.
   И несколько дальше:
   їВспоминая то лето 1947 года, я чувствую, что я никогда - ни
   раньше, ни позже - не приближался так близко к большой науке, к
   её переднему плану. Мне, конечно, немного досадно, что я лично
   оказался не на высоте (никакие объективные обстоятельства тут не
   су- щественны). Но с более широкой точки зрения я не могу не испыты-
   вать восторга перед поступательным движением науки - и если бы я
   сам не прикоснулся к ней, я не мог бы ощущать это с такой остро-
   той!ї /там же, стр. 118/.
  
   В этих самооценках много горечи. Но мне думается, что именно "объек-
  тивные обстоятельства" (чужая властная воля) сыграли решающую роль.
  Они изменили направление и характер работы Сахарова.
   Переходом к закрытой проблематике Сахарова искушали довольно долго.
  То анонимный работодатель в гостиничном кабинете; то вкрадчиво обворо-
  жительный, когда это бывало необходимо, Курчатов. Сахаров мягко, но
  категорически отказывается оставить увлёкшую его уникальную теорети-
  че-скую тематику. В конце концов его судьба решена была без его
  участия:
  его попросту поставили перед фактом. Сопротивление чужому выбору стало
  опасным. В лучшем случае его отлучили бы от науки.
   Он вспоминает:
  
   їИтак, в 1946 и 1947 гг. я дважды отказался от искушения по-
   кинуть ФИАН и теоретическую физику переднего края. В 1948 году
   меня уже никто не спрашивал.
   В последних числах июня 1948 года Игорь Евгеньевич Тамм с та-
   инственным видом попросил остаться после семинара меня и другого
   своего ученика Семёна Захаровича Беленького. Это был так называе-
   мый "пятницкий" семинар "для своих", который проходил в маленьком
   кабинете Игоря Евгеньевича (теперь бы теоретики ФИАНа там не
   поместились). Когда все вошли, он плотно закрыл дверь и сделал
   ошеломившее нас сообщение. В ФИАНе по постановлению Совета
   Министров и ЦК КПСС создаётся исследовательская группа. Он назна-
   чен руководителем группы, мы оба - её члены. Задача группы - тео-
   ретические и расчётные работы с целью выяснения возможности
   созда-ния водородной бомбы; конкретно - проверка и уточнение тех
   расчё-тов, которые ведутся в Институте химической физики в группе
   Зель-довичаї /там же, стр. 129/.
  
   Итак, решение было принято за его спиной. И Сахаров перешел в рас-
  поряжение заказчиков водородной бомбы - вместе со своим научным руко-
  водителем И.Е. Таммом.
  
   * * *
  
   Насколько мне помнится, у большинства мало-мальски думающих (даже
  весьма далёких от ядерного эпоса) современников сомнений в цельнотя-
  нутости многого из того, в чём советские атомщики нуждались, как-то
  не возникало. Может быть, мы невольно преувеличивали вездесущесть
  совет-ского шпионажа. Но вряд ли намного. Сахаров, однако, был привлечён
  к работе не над атомной, а над термоядерной бомбой. А в этом случае
  вопрос о приоритете выглядит принципиально иначе. В этой проблеме я,
  как не-профессионал, должна опереться на специалиста, а потому передаю
  слово своему соавтору. С.А. Тиктин окончил физико-математический
  факультет университета как физик-ядерщик, позднее специализировался
  в теплофизи-ке и теплотехнике. Таким образом научно-технические аспекты
  работы Са-харова над термоядерной бомбой не являются для него terra
  incognita.
  
  С. Тиктин:
  
   В "Воспоминаниях" Сахарова свїдения о его участии в создании совет-
  ского ядерного оружия весьма скудны, неконкретны и отрывочны. Тем не
  менее, имеет определённый смысл, читая строки и между строк, попыта-
  ться проследить основные вехи разработки термоядерной бомбы в СССР
  и участия Сахарова в них.
   В разработке атомной бомбы Сахаров вообще не участвовал. Он попал в
  1948 году в Физический институт АН СССР (ФИАН) к акад. И.Е. Там-му,
  группа которого тогда "лизала зад" Я.Б. Зельдовича /С.З. Белень-кий в
  передаче А.Д. Сахарова; "Воспоминания", стр. 130/. Конкрет-нее -
  проверяла и уточняла теоретические и расчётные работы последнего и
  его группы в Институте химической физики АН СССР. Целью было вы-
  яснение возможности инициирования термоядерного взрыва, основанного
  на ядерной реакции синтеза гелия из лёгких атомов, сопровождающейся
  вы- делением колоссальной энергии. По словам акад. В.Л. Гинзбурга, после
  результатов Зельдовича "водородный проект виделся тогда
  в глазах Курчатова полной безнадёгой"*. Во время
  написания своей авто-биографической книги Сахаров считает, что
  
   їосновная идея разрабатывавшегося в группе Зельдовича
   проекта была "цельнотянутой", т.е. исходила из разведывательной
   информацииї /там же, стр. 129 - 130/ї.
  
   В свете недавней публикации весьма целенаправленных, хотя в ряде
  мест более, чем сомнительных, мемуаров бывшего генерала МГБ П. Судопла-
  това, эта догадка Сахарова выглядит вполне правдоподобной. Но ещё рань-
  ше она подтвердилась статьей американского автора Д. Холловея в "Ин-
  тернейшнл Секьюрити" 1979/80, т. 4, 3:
  
   їКлаус Фукс информировал СССР о работах по термоядерной бомбе
   в Лос-Анжелесе (по-видимому, Лос-Аламосе - С.Т.) до 1946 го-да. Эти
   сообщения были скорей дезориентирующими, чем полезны-ми, так как
   ранние идеи потом оказались неработоспособнымиї /"Воспомина-
   ния", стр. 129 - 130/.
  
   Какие именно и почему - Сахаров прямо не сообщает. О том, что полу-
  ченные советской разведкой материалы по водородной бомбе оказались
  для советских специалистов (в отличие от данных по бомбе атомной)
  абсолютно бесполезными, сообщили в своем интервью бывший многолет-
  ний руково-дитель "советского Лос-Аламоса" - объекта Арзамас-16 -
  недавно скон-
  чавшийся на десятом десятке акад. Ю.Б. Харитон и бывший сотрудник
  Сахарова в том же Арзамасе-16 к.ф.м. наук Ю. Смирнов.**
   По всей видимости, в этих ранних идеях предполагался непосред-
  ствен-ный синтез ядер гелия из ядер обычного водорода (протонов) или
  "тяжелого" водорода - дейтерия.*** Этот синтез предполагалось
  инициировать взрывной цепной реакцией деления урана или плутония
  быстрыми нейтронами, наподобие происходящей в атомной бомбе. Как
  теперь известно, все разведданные по ядерной проблеме проходили в
  СССР тщательную теоретическую и экспериментальную проверку. Наиболее
  важные - параллельную, различными научными группами. Так или иначе, в
  СССР ещё до создания своей атомной бомбы интенсивно велась в
  нескольких организациях прора-ботка идеи бомбы водородной.
   А США сразу после окончания второй мировой войны свернули работы
  по совершенствованию своего ядерного оружия. Не изменили их позиции
  в этом вопросе ни направленная ещё в 1944 году Рузвельту секретная
  записка
  Нильса Бора о том, что "ї на основаниии предвоенных работ
  русских
  ---------------------------------------------------
  ---
  *
   Интервью израильской газете "Вести" 25.II.1993.
  **
   Ю. Харитон и Ю. Смирнов, Украли ли русские атомную бомбу? "Новое Русское Слово"
  23.XII.1994. Нью-Йорк.
  ***
   Ядро дейтерия (дейтон) состоит из одного протона и одного нейтрона.
  
  физиков естественно предположить, что ядерные
  проблемы окa-жутся в центре их интересов"*; ни
  раскрытие (благодаря перебежчи-ку - шифровальщику советского посо-
  льства в Канаде Гудзенко) разветвлённой сети советского ядерного
  шпионажа в Канаде в 1946 году; ни за-явление В.М. Молотова в ноябре 1947
  года о том, что ядерная бомба не является более для Советского Союза
  секретом. Даже после произведенного в августе 1949 года первого
  советского испытания атомной бомбы, являв-шейся "цельнотянутой" копией
  американской, большинство членов Кон-сультативного комитета,
  включая Р. Оппенгеймера и Э. Ферми, продол-жало занимать крайне
  отрицательную позицию по отношению к разработке термоядерного оружия:
  
   їМы полагаем, что тем или иным путём следует избежать создания
   термоядерного оружия. Мы против того, чтобы Соединённые Штаты
   выступили инициатором в этом вопросе. Мы единодушны в том, что
   сейчас крайне несвоевременно поддерживать желание любой ценой со-
   здать это оружиеїї /М. Рузе. Роберт Оппенгеймер и атомная бом-ба.
   Пер. с французского издания 1962 г. Изд. второе; стр. 75. М., Атомиз-
   дат. 1965/.
  
   Советские же учёные, которым было доверено продолжать "работу за
  дьявола" (Р. Оппенгеймер), подобными сомнениями тогда не терзались. Ю.
  Харитон и Ю. Смирнов приводят в указанной выше статье следующее
  высказывание Сахарова во время его визита в США в 1988 году:
   їЯ и все, кто вместе со мной работал, были абсолютно убеждены в
   жизненной необходимости нашей работы, в её исключительной важ-
   ностиї То, что мы делали, было на самом деле большой трагедией,
   отражающей трагичность всей ситуации в мире, где для того, чтобы
   сохранить мир, необходимо делать такие страшные, ужасные вещиї.
   Вскоре после испытания первой атомной бомбы будущий создатель аме-
  риканской термоядерной бомбы Э. Теллер оказался почти в одиночестве -
  вместе со своими ранними ошибками и новыми продуктивными идеями, ко-
  торых советские агенты не успели украсть, а власти США не стремились ис-
  пользовать. Только в январе 1950 года президент Трумэн приказал Комис-
  сии по атомной энергии начать работы по созданию водородной бомбы. Так
  США потеряли как минимум четыре с половиной года. И то, если на-
  чать отсчёт с первого экспериментального взрыва атомной бомбы.
  --------------------------------------
  ----------
  *
   Как сообщают в вышеуказанной статье Ю. Харитон и Ю. Смирнов, советские физики
  успели до начала второй мировой войны экспериментально определить число вторичных
  ней-тронов, возникающих при делении урана, выяснить условия осуществления цепной
  реакции деления урана в реакторе с тяжелой водой и углеродом в качестве замедлителей
  нейтронов. Они определили условия возникновения ядерного взрыва, рассчитали
  приближенное значение кри-тической массы лёгкого изотопа урана, а также оценили
  мощность такого взрыва.
   Перспективы получения и использования энергии деления урана широко обсуждались
  тогда в советской периодике и популярной литературе.
  
   На стр. 208 своих "Воспоминаний" Сахаров сообщает об эксперимен-
  тальных измерениях вероятностей ("сечений") реакций синтеза ядер гелия
  из ядер различных изотопов водорода, проводившихся в нескольких НИИ.
   Эти эксперименты ярко описал в своей автобиографической книге "Раз-
  рыв" /Франкфурт-на-Майне: Изд. "Посев". - 1983/ скончавшийся не- сколько
  лет назад в эмиграции физик С.М. Поликанов, проводивший в ЛИПАНе
  (теперь Институт атомной энергии - ИАЭ - им. Курчатова Рос-сийской АН,
  в просторечии "Курчатник") опыты на установке "Трубка" в самом начале
  1950-х гг. Эта "Трубка" кое в чём напоминала установку, описанную в
  книге Митчела Уилсона "Живи с молнией". Но эксперименты на ней Н.Н.
  Флеров и С.М. Поликанов вели при гораздо меньших ускоря-
  ющих напряжениях - порядка нескольких тысяч вольт и десятков тысяч
  вольт, соответствующих температурам в десятки и сотни миллионов граду-
  сов. При соударениях разогнанных ионов с мишенями "Трубка" излучала
  нейтроны, которые тогда из соображений секретности предписывалось на-
  зывать "нулевыми точками". Поликанов (тоже, видимо, стеснявшийся даже
  в эмиграции называть вещи своими именами) пишет:
   їРечь шла об измерении некоторой величины, которая могла заин-
   тересовать людей, работавших над водородной бомбойї /"Разрыв",
   стр. 35/.
   Вспоминая о своей встрече с Сахаровым, Поликанов сообщает, что лишь
  после термоядерного взрыва стал ему понятен интерес Сахарова к
  величине, которую измеряли на "Трубке" /там же, стр. 36/.
   По этим сечениям, рассказывает Сахаров, вычислялись скорости термо-
  ядерных реакций при различных температурах. Как выяснилось, температу-
  ра взрыва атомной бомбы, доходящая до многих десятков миллионов гра-
  дусов (в несколько раз больше расчётной температуры в центре Солнца),
  всё же недостаточна для инициирования реакций синтеза гелия из
  дейтерия, не говоря уже о прочих. Кроме того, термоядерные реакции идут
  в находящихся в равновесном состоянии Солнце и других звёздах
  миллиарды лет, а в бомбе они должны произойти менее, чем за миллионную
  долю секунды. Попутно отметим, что при взрывном делении урана или
  плутония реагируют только несколько процентов от массы заряда.
  Последнее объясняется не только быстротой разлёта его тяжелых атомов,
  а и образованием продуктов их деления, интенсивно поглощающих
  нейтроны, - изотопа ксенона и др. Лавинная взрывная цепная
  реакция не развивает температуры, доста-точной для возбуждения реакции
  синтеза гелия из дейтерия, не говоря уже о водороде. В этом и состоит
  одна из главных причин неработоспособности вышеуказанных "ранних
  идей".
   Работа по проверке расчётов Зельдовича длилась недолго. Сахаров пи-
  шет:
  
   їПо истечении двух месяцев я сделал крутой поворот в работе.
   А именно, я предложил альтернативный проект термоядерного
   заряда, совершенно отличный от рассматривавшегося группой
   Зельдовича по происходящим при взрыве физическим процессам и
   даже по основному источнику энерговыделения. Я ниже называю это
   предложение "1-й идеей". Вскоре моё предложение существенно
   дополнил В.Л. Гинз-бург, выдвинув "2-ю идею". Наш вариант отличался
   от рассматрива-емого Зельдовичем тем, что отсутствовал вопрос
   о принципиальной осуществимости; кроме того, были существен-
   ные инженерные и тех- нические отличия. Более высокие характе-
   ристики наш проект приоб- рёл в результате добавления "3-й идеи",
   в которой я являюсь одним из основных авторов. Окончательно "3-я
   идея" оформилась после первого термоядерного испытания в 1953
   годуї /"Воспоминания", стр. 140; выд. С.Т./.
  
   И Тамм, и Зельдович мгновенно поняли перспективность предложений
  Сахарова /там же, стр. 141/. А за ними - и Курчатов, и самое высокое
  начальство. Сахарову фактически была открыта "зелёная улица". Ему не
  пришлось идти против течения, и остракизм коллег (в отличие от Теллера)
  тогда ему не угрожал.
   Суть этих идей Сахаров здесь прямо не раскрывает. Лишь пїходя упоми-
  нает о реакции дейтерия со "сверхтяжелым" водородом - тритием /там
  же, стр. 208/. Зато в главе, касающейся управляемого термоядерного
  синтеза (до сих пор ещё достаточно проблематичного), он как бы невзна-
  чай сообщает /там же, стр. 200/, что скорость этой реакции почти в сто
  раз выше, чем у дейтерия с дейтерием.* Забегая вперёд, отметим, что
  именно поэтому инициировать обычным атомным взрывом и оказалось воз-
  можным только реакцию дейтерия с тритием, сопровождавшуюся образо-ва-
  нием ядра гелия (ї-частицы), нейтрона и выделением огромной энергии -
  более 17-ти миллионов электрон-вольт на каждый элементарный акт
  синтеза. Сахаров пишет далее:
  
   їРазмножение трития возможно потому, что дейтерий вовлекается
   в дейтериевые реакции с образованием трития, а также благодаря
   размножению быстрых нейтроновї Затем эти нейтроны захватываются
   дейтерием или литием-6 с образованием тритияї /там же/.
  
   Изложив таким образом квинтэссенцию основных идей, заложенных в
  принцип термоядерной бомбы, Сахаров тут же как бы спохватывается:
   їКонечно, все эти соображения являются моим частным и сейчас
   уже несколько дилетантским мнениемї** /там же/.
  ----------------------------------
  ----------------------
  *
   Ядро трития состоит из одного протона и двух нейтронов и потому оно менее устойчиво
  и имеет многократно большее сечение в ядерных реакциях. При этом большой избыток
  нейтро-нов обусловливает их частичное высвобождение. Тритий радиоактивен (ї-активен).
  Период его полураспада составляет 12,4 года.
  **
   О найденном Э. Теллером решении проблемы инициирования термоядерной реакции с ис-
  пользованием трития и о его докладе о возможности создания водородной бомбы, прочитан-
  ном в 1946 году в Лос-Аламосе, сообщается, к примеру, в упомянутой нами выше, издан-
  ной в СССР за четверть века до "Воспоминаний" Сахарова, книге М. Рузе "Роберт Оппен-
  геймер и атомная бомба". Чего уж тут было перестраховываться!
  
   Насколько частным и насколько дилетантским, можно судить и по сле-
  дующим фактам и событиям. Всего через два месяца после того, как пред-
  ложение Сахарова (всего только кандидата наук и старшего научного
  со-трудника по должности) стало признанной темой группы, он был
  пригла-шен к генералу госбезопасности - уполномоченному СМ СССР и ЦК
  КПСС (тогда ещё ВКП(б) - С.Т.) в ФИАНе. Генерал предложил ему свою ре-
  комендацию для вступления в партию. Сахаров отказался, мотивируя свой
  отказ действиями партии в прошлом - арестами невиновных и раскулачива-
  нием. В конце 1948 года такая аргументация для любого другого означала
  бы потерю всякой возможности научной работы, а то и свободы - всерьёз и
  надолго. Но генерал попросил Сахарова самым серьёзным образом подумать
  об этом разговоре и выразил надежду, что он еще захочет к нему вернуть-
  ся. Сахаров не без оснований предполагал, что ему предназначалась
  помимо научной еще высокая административная роль. Через пару лет,
  задолго ещё
  до генеральной проверки его идей полномасштабным термоядерным взры-
  вом, Сахаров на стандартный тогда вопрос комиссии по идеологической
  проверке руководящих научных кадров: "Как вы относитесь к хромосомной
  теории наследственности?" - ответил, что считает хромосомную теорию
  научно правильной. Никаких оргвыводов в отношении Сахарова не последо-
  вало /"Воспоминания", стр. 181/. Более того, заступничество Сахарова за
  другого сотрудника, меньшего ранга, посмевшего дать такой же ответ,
  спасло последнего от увольнения /там же, стр. 182/. Сахаров пишет:
   їОчевидно, моё положение и роль на объекте уже были достаточно
   сильны и можно было игнорировать такие мои грехиї /там же, стр.
   181/.
  
   Другой руководящий работник Первого главного управления, ведавшего-
  атомным комплексом, генерал МГБ Н.И. Павлов - в прошлом начальник
  управления НКВД Саратовской области, а потом - контрразведки Сталин-
  градского фронта - высказался через некоторое время с большим пиететом:
  
  "Сахаров - наш золотой фонд" /там же, стр. 212/. По всей
  видимости, это было далеко не только личное его мнение. В 1965 году
  секретарь местного обкома КПСС - по инициативе Брежнева - вновь
  предложит Саха-рову вступить в партию. И Сахаров опять откажется это
  сделать /там же, стр. 310/.
   В 1951 году в СССР состоялся второй испытательный атомный взрыв. По
  словам Ю. Харитона и Ю. Смирнова, новое "изделие" было в два раза
  мощнее первого при вдвое меньшем весе и существенно меньшем диаметре.
  Как утверждают эти авторы, проработки этого варианта "изделия" имели
  весьма ясные очертания уже в 1949 году. Но кто мог решиться взять на се-
  бя в те времена ответственность за успех при его испытании первым?
  Тем более, что разведка раздобыла пусть худший, зато уже опробованный
  вари-ант "имплозивного"* заряда сферической формы. По всей видимости,
  за-------------------------------------
  ------------
  *
   Полый заряд сферической или цилиндрической формы, в котором закритические условия
  создаются обжимающим его внешним взрывом.
  
  ряд нового "изделия" имел линейную "андрогинную" конструкцию, позво-
  лявшую значительно ускорить процесс образования закритической
  массы плутония, а также поместить его в артиллерийский снаряд. После
  этого ис-пытания Сталин сказал в интервью:
  
   "Испытания атомных бомб различных калибров будут продолжаться
  и впредь".
  
   Шла ли речь только о диаметрах ядерных "изделий" или это значило,
  что советское руководство на самом высшем уровне было тогда уже
  уверено в возможности радикального повышения мощности ядерного оружия?
  Одна-ко других ядерных испытаний при жизни Сталина произведено не было.
  Ви- димо, для совершенствования атомного оружия не хватало какого-то
  важ-
  ного компонента.
   Как известно, в природе трития практически не существует. Его получа-
  ют искусственно в ядерных реакторах.
   Сахаров рассказывает, как летом 1952 года он присутствовал на совеща-
  нии у Берии. Был поднят вопрос о задержке в производстве одного из ос-
  новных входящих в изделие материалов. Какого - Сахаров не сообщает.
  Причиной её была неправильная техническая политика названного выше ге-
  нерала Павлова, способного, но недоучившегося химика, отозванного с по-
  следнего курса университета для службы в "органах" во время
  очередной "смены караула". Берия поднялся и сказал:
  
   ї"Мы, большевики, когда хотим что-то сделать, закрываем глаза на
   всё остальное (говоря это Берия зажмурился и его лицо стало ещё
   более страшным). Вы, Павлов, потеряли большевистскую остроту!
   Сейчас мы вас не будем наказывать, мы надеемся, что Вы исправите
   свою ошибку. Но имейте в виду, у нас в турме места много!"
   Берия говорил твёрдо турма вместо тюрьма. Это звучало жутко-
   вато. Грозным признаком было и обращение на "Вы"її* /там же, стр.
   211/.
  
   Таинственный материал этот, по всей видимости, - тритий. И понятно,
  почему, когда к началу 1953 года было налажено его производство, науч-
  ному руководителю советского атомного комплекса акад. И.В. Курчатову
  была преподнесена к дню рождения малахитовая статуэтка тритона с над-
  писью "Победителю от побеждённого" /"Разрыв", стр. 43/.
  Впрочем, тут же могла идти речь и о лёгком изотопе лития .
   В 1951 году США произвели экспериментальный взрыв атомного "изде-
  лия", заряд которого содержал дейтерий и тритий. Мощность его взрыва
  превышала 100000 тонн тротила, т.е. была в шесть раз больше мощности
  --------------------------------------
  ----------------
  *
   Сахаров встречался по делам с Берией неоднократно. Он вспоминает: "Он подал мне руку.
  Она была пухлая, чуть влажная и мертвенно холодная. Только в этот момент я, кажется,
  осознал, что говорю с глазу на глаз со страшным человеком. До этого мне это не приходило
  в головуї" /"Воспоминания", стр. 196/. Почему?
  
  
  взрыва над Хиросимой. В процессе этого взрыва впервые была осуществлена
  в малом масштабе предложенная Э. Теллером пятью годами раньше реак-ция
  синтеза гелия из дейтерия и трития. Но основная энергия выделилась в
  результате интенсификации деления плутония образовавшимися при этой
  реакции избыточными нейтронами.
   В ноябре 1952 года США произвели на атолле Эниветок взрыв "Майк"
  эквивалентной мощностью в несколько миллионов тонн тротила. Энергия в
  нём выделялась уже, в основном, в результате синтеза значительных коли-
  честв гелия. Взрывное устройство это весило 65 тонн и занимало неболь-
  шое здание, потому что оно включало в себя и громоздкую установку глу-
  бокого охлаждения для сжижения трития и дейтерия. Поэтому военное зна-
  чение такой "супербомбы" оказалось близким к нулю. Сахаров сообщает о
  советской попытке определить характер этого взрыва по радиоактивным
  вы-падениям в составе атмосферных осадков /"Воспоминания", стр. 210/.
  Но одна из научных сотрудниц-радиохимиков случайно вылила концентрат
  в раковину. Начальству эта история, пишет Сахаров, по-видимому, оста-
  лась неизвестной. Если бы стала известной - не сносить бы ей головы. Тем
  более - в те времена.
   Тот факт, что в сахаровском варианте термоядерной бомбы отсутство-
  вал вопрос о принципиальной осуществимости, дает основание предпола-
  гать, что Сахаров сделал ставку именно на реакцию дейтерия с тритием.
  Во вся-ком случае - на начальной стадии взрыва. В этом, по-видимому, и
  заклю-чалась "1-я идея". Дальнейшее повышение температуры - до сотен
  милли-онов градусов - в результате этой реакции инициирует другие,
  первоначаль-
  но казавшиеся невозможными, термоядерные реакции синтеза гелия из бо-
  лее лёгких атомов. При этом возникают ядра трития, протоны и нейтроны,
  тут же вступающие в другие реакции, идущие с выделением ещё большей
  энергии. Так, из шести ядер дейтерия могут образоваться два ядра
  гелия, два протона и два нейтрона с выделением энергии, составляющей
  более 40 миллионов электрон-вольт. Кроме того, при этом становятся
  возможным синтез гелия и образование трития в результате захвата
  нейтрона ядрами лёгкого изотопа лития , сопровождающегося
  выделением тоже огром-ной энергии. Возникший тритий тотчас вступает
  в реакцию с дейтерием. В этом, по-видимому, состоит суть "2-й идеи".
  Таким образом, открыва-лась возможность производить взрывы эквивален-
  тной мощностью в сотни тысяч тонн тротила (если не более) при
  сравнительно малых начальных ко- личествах дефицитного трития.
   Сахаров весьма бегло сообщает, что в первых числах августа 1953 года,
  перед самым испытанием термоядерного взрывного устройства большой
  мощности, былo произведено испытание якобы "обычного" изделия, кото-
  рого он тогда, по его словам, "почти не заметил" /там же, стр. 230/.
  А 5 августа того же года тогдашний председатель Совмина СССР Г.М. Ма- л-
  енков объявил в докладе на открытии сессии Верховного Совета, что у Со-
  ветского Союза есть своя водородная бомба /там же/. На каком основании?
  Ведь испытание настоящего прототипа водородной бомбы последовало
  ровно через неделю, 12 августа. Так не было ли то первое августовское
  испытание генеральной проверкой "1-й идеи" - возможности термоядерной
  реакции дейтерия с тритием (подобным упомянутому выше американскому
  ядерному испытанию 1951 года) - перед испытанием полномасштабным?
   Очень важной "изюминкой" то ли 1-й, то ли 2-й идеи было использование
  трития, дейтерия и лития в твёрдых химических соединениях - гидри-дах
  (вернее - дейтеридах и тритидах) лития DLi и TLi. Это позволяло
  исключить потребность в глубоком охлаждении и, следовательно, всю
  криогенную технику. Плотность "упаковки" тяжелых изотопов водорода
  в этих соединениях втрое превышает таковую в жидкой фазе, а скорость
  реакции, как известно, пропорциональна квадрату плотности. Именно эти
  химические соединения и были использованы в термоядерном заряде, взор-
  ванном 12 августа 1953 года. Этот взрыв был красочно описан Сахаровым
  /там же, стр. 232/ и другими, кому довелось его увидеть. Мощности его
  Сахаров не сообщает. Но Харитон и Смирнов в указанной выше статье пи-
  пишут, что это взрывное устройство имело габариты первой американской
  атомной бомбы, но в 20 раз превосходило её по мощности. Значит оно бы-ло
  эквивалентно 350 - 400 тыс. тонн тротила. Тот факт, что Сахаров и его
  спутники поехали в одних только пылезащитных комбинезонах к эпи-
  центру взрыва (фактически - к центру, ибо взрыв произошел на высоте
  30-40 метров над землёй) вскоре после него и не пострадали от радиации,
  не инкорпорировали в лёгкие радиоактивную пыль, говорит о том, что этот
  взрыв был относительно "чистым", то есть не создал опасного наземного
  радиоактивного "следа". Правда, лётчик дозиметрической службы Семипа-
  латинского полигона Б. Корняков рассказывает о зашкаливании "Вяза" -
   прибора для измерения высоких уровней радиации - через полчаса
  после взрыва /"Аргументы и факты" N 21, М., 1991/.
   В отличие от "Майка", это взрывное устройство могло стать прототипом
  боевой "сверхбомбы". Подобной "сверхбомбы" в то время США не имели. Вот
  почему Сахаров и был особо отмечен на самых высших уровнях власти - и не
  только верховным поцелуем, переданным от Маленкова через его за-мести-
  теля, начальника Первого главного управления В.А. Малышева*
  /"Воспоминания", стр.232/; но и избранием в действительные члены
  Академии наук, минуя промежуточную ступень её члена-корреспондента,
  и Государственной (тогда - Сталинской) премией, и званием Героя Со-
  циалистического Труда (впоследствии отнятым), и многим другимї
   Какие трудности встали на пути дальнейшего совершенствования
  этого "изделия", в особенности, увеличения мощности, - не ясно. Ведь
  термо-ядерный заряд, в отличие от уранового или плутониевого, не имеет
  крити-тической массы.** Однако, начиная с весны 1954 года, не только
  Сахаро-ва и Курчатова, но и многих других деятелей атомного комплекса
  захватила "3-я идея" мощной ядерной бомбы, показавшаяся им куда более
  перспективной /там же, стр. 242/. Говоря здесь о ней, Сахаров тоже не
  раскры-----------------------------------
  --------------------
  *
   При вручении золотой звезды Сахарова расцелует и тогдашний председатель Президиума
  ВС СССР Ворошилов /"Воспоминания", стр. 240/. А в 1949 году Ю.Б. Харитону пришлось
  вытерпеть не один поцелуй от Берии за первую атомную бомбу.
  **
   Впоследствии в США были разработаны "чистые" термоядерные заряды большой мощности.
  
  вает её сути. Но несколькими главами раньше, объясняя цепную реакцию
  деления урана, он как бы невзначай сообщает: "ївозможна 'вынужден-
  ная' реакция деления (основного изотопа урана - С.Т.), если
  быстрые нейтроны поставляются каким-то источни-
  ком, на-пример, термоядерной реакциейї" /там же, стр.
  125/. И тут же, в качестве примера, приводит: дейтерий - дейте-
  рий и дейтерий - тритий. Сахаров указывает на "автомо-
  дельность" процессов, основанных на "3-й идее" /там же, стр. 245/. За его
  теоретической фразеологией скрывается принципиальная возможность
  осуществления взрыва сколь угод-но большой мощности, не ограничен-
  ного фактором критической массы. В следующей своей книге "Москва,
  Горький, далее везде" /Нью-Йорк: Изд. им. Чехова. 1990/ Сахаров, говоря
  о разработке ядерного заряда эквивалентной мощностью в сто млн. тонн
  тротила, прямо сообщает на
  стр. 26, что "это, конечно, не предел". Следует отметить, что
  "3-ю идею" протолкнули как раз сами специалисты, причём не с помощью,
  а вопреки партийно-государственному начальству в лице В.А. Малышева.
  Очень уж это была, видно, "хорошая физика" (Э. Ферми). Сахаров со- общает,
  что эта идея обсуждалась и раньше, т.е. до 1954 года. Но не-льзя не
  обратить внимание на то, что в марте 1954 года США произвели на
  о.Бикини наземное испытание ядерного устройства эквивалентной мощ-
  ностью в 14 - 15 млн. тонн тротила. От радиоактивных выпадений тяжело
  пострадали рыбаки находившегося в 160 км от взрыва (вне действия излу-
  чений и ударной волны) японского рыболовного судна "Фукурю-Мару",
  что значит "Счастливый дракон". Надо же было случиться такому "сча-
  стью"! Их заболевания сегодня во многом напоминают болезни пострадав-
  ших от Чернобыльской катастрофы. Немногие помнят, что примерно на
  таком же расстоянии от взрыва находился советский исследовательский
  гео- физический корабль, на который тоже выпали радиоактивные осадки.
  По-эт написал об этом стихи: "Потом скребли, драили палу-
  бу, с неё смывая эту пагубуї" Но вряд ли этот корабль там
  оказался случайно, подобно японскому. И, конечно, эта "пагуба" была его
  счастливейшим уловом, который был потом тщательно исследован. После
  взрыва этой "сверхбомбы" произошло быстрое возвышение её автора Э.
  Теллера и па-дение автора "Майка" Р. Оппенгеймера. Советская пресса,
  правда, под-держала последнего, но эта поддержка была для него сходна
  с поддержкой, которую оказывает верёвка повешенному.
   Сахаров пишет, что
  
   їївесной или летом 1954 года мы пришли к выводу, что в изде- лии,
   основанном на "3-й идее", целесообразно использовать некий новый
   вид материалаї /"Воспоминания", стр. 246/.
  
   И этот "материал" был изготовлен, хотя и не быстро. Так что необхо-
  димый задел уже имелся. Это был явно уран. Но не природный - с его по-
  ставкой в то время не было бы задержки. Этот уран должен был быть обо-
  гащённым его лёгким изотопом почти до критической концентрации,
  чтобы многократно повысить выход "вынужденной" реакции деления.*
   Таким образом, "3-я идея" заключалась в использовании нейтронов,
  образующихся при взрыве некоторых из вариантов "изделий" "2-й идеи",
  для инициирования деления сотен килограммов, а то и нескольких тонн
  урана, окружающего термоядерный заряд. Взрыв получался как бы трёх-
  или даже четырёхступенчатым: деление плутония, реакция синтеза гелия
  из дейтерия и трития, сопровождающаяся повышением температуры и испу-
  сканием нейтронов, другие реакции, регенерирующие тритий (тут же всту-
  пающий в реакцию с дейтерием) и продуцирующие нейтроны, и деление - с
  участием последних - больших количеств "подкритического" урана.
  Естественно, что при таком взрыве образуются от десятков килограммов
  до нескольких тонн коротко- и долгоживущих радиоактивных фрагментов
  ядер урана, почему такой термоядерный многоступенчатый заряд и полу-
  чил прозвище "грязного". Сахаров и сам подтверждает это, когда объясня-
  няет, что в "чистой" водородной бомбе не используются делящиеся мате-
  риалы /там же, стр. 266/. Значит в "грязной" они используются! Пер-вое
  такое "изделие" было испытано в ноябре 1955 года сразу в "авиационном"
  варианте, т.е. сброшено на парашюте с выкрашенного в ослепитель-но
  белый цвет (во избежание опасного перегрева тепловым импульсом взры-ва)
  самолёта, весьма похожего на ТУ-104. Недаром же на испытаниях
  присутствовал заместитель Туполева Архангельский /там же, стр. 483/.
  Следовательно, вес "изделия" вряд ли превышал десять тонн. Но скорее
  всего вес его был порядка пяти тонн в соответствии с грузоподъёмностью
  то- гдашних советских ракет среднего радиуса действия и разрабатывае-
  мых межконтинентальных. Мощности его, как и мощности первого своего
  тер-моядерного "изделия", Сахаров не сообщает, но, судя по его
  описанию взрыва /там же, стр. 255/, она была эквивалентна нескольким
  миллионам тонн тротила. Непосредственно само её испытание вызвало
  несчастные случаи, в том числе - со смертельным исходом. О его более
  отдалённых последствиях (как и о последствиях дальнейших испытаний)
  мы здесь не говорим. За эту разработку Сахаров был награждён второй
  золотой звездой Героя социалистического труда и еще одной высокой
  премией - на этот раз Ленинской.
   "3-я идея в принципе допускала широкие возможности совершенствова-
  ния "изделий". С 1955 года начинается серия их испытаний. Среди опыт-ных
  "изделий" была и "поганка-вонючка" - "грязный" термоядерный за-ряд,
  содержащий кобальт. Его взрыв выбросил в атмосферу радиоактивный
  кобальт, образовавшийся из него в результате нейтронного облучения.
  Как известно, радиокобальт даёт сильнейшее проникающее излучение,
  подобное ї-излучению радия. А его период полураспада составляет пять
  лет. В 1961 году на Новой Земле был взорван "мощный" /там же, стр. 291 -
  293/ ------------------------------------
  ------------------
  *
   Критические условия в уране (и плутонии) сложным образом зависят от его массы, конфи-
  гурации, изотопного состава и его пространственного распределения, концентрации и
  состава примесей и др. В 1994 году в прессе промелькнуло сообщение о попытке
  контрабанды из Рос-сии (?) урана, обогащённого лёгким изотопом на 86%. Возможно, это и
  был один из ком-понентов взрывчатки мощных "грязных" ядерных зарядов, основанных на
  "3-й идее".
  
  "грязный" термоядерный заряд, эквивалентный 58 млн. тонн тротила -
  вчетверо мощнее взорванного США на о. Бикини. За ним последовало опе-
  режающее заказ со стороны военных и созданное "в порядке личной иници-
  ативы" Сахарова "изделие", абсолютно рекордное по одному из параметров
  /там же, стр. 295/. Какое и по какому - Сахаров не пишет. Испытание его
  прошло успешно. В следующем году он получил третью золотую звезду.
  Был изготовлен и заряд эквивалентной мощностью в 100 млн тонн тротила,
  но его испытание не состоялось. Хрущёв впоследствии писал:
   "Мы боялись, чтобы в нашем собственном доме не посыпались
  стёкла".
   Он хранится в г. Снежинске (бывшем "Челябинске-65) "на всякий слу-чай".
  Чтобы сместить орбиту опасного астероида?
   Сахарова беспокоит, что для "мощного" нет подходящего носителя (ра-
  кеты? - С.Т.), а тяжелый бомбардировщик слишком уязвим. Он полага-ет, что
  таким носителем могла бы быть запускаемая с подводной лодки ог- ромная,
  неуязвимая для сетей и мин (?), торпеда дальнего действия, предна-
  значенная для уничтожения портов. Что это должна была быть за
  торпеда и откуда она должна была запускаться, если морские мины способ-
  ны проламывать днища линкоров? Он пишет:
   їОдним из первых, с кем я обсуждал этот проект, был контр-ад-
   мирал Ф. Фоминї Он был шокирован "людоедским" характером про-
   екта, заметил в разговоре со мной, что военные моряки привыкли бо-
   роться с вооруженным противником в открытом бою и что для него от-
   вратительна сама мысль о таком массовом убийстве. Я устыдился
   и больше никогда ни с кем не обсуждал своего проекта. Я пишу
   сейчас обо всём этом без опасений, что кто-нибудь ухватится за
   эти идеи -они слишком фантастичны, явно требуют непомерных
   расходов и ис-пользования большого научно-технического потенциа-
   ла для своей реа-лизации и не соответствуют современным гибким
   военным доктринам и в общем мало интересныїї /там же, стр. 294/.
   Мог ли Фомин не ведать о вовсю идущем - отнюдь не фантастическом -
  строительстве подводных крейсеров и ракетоносцев, о разработках
  базирующихся на них ракет и торпед - носителей ядерных зарядов - как в
  СССР, так и в США? Напомним, что ещё в 1961 году близ мыса Канаверал в
  присут-ствии президента США Кеннеди была из-под воды запущена ракета
  "Полярис", о чём сообщалось в прессе. Вскоре эта ракета в различных
  модифи-кациях была принята на вооружение американского подводного
  флота. По-том её сменили другие, более совершенные, ракеты подводного
  базирования: "Посейдон", "Трайдент"ї В начале 1960-х гг. в СССР тоже
  нача-лись испытательные пуски боевых ракет подводного базирования.*
  Но в прессе о них, разумеется, тогда не сообщалось. И Сахарову, не
  имевшему к этой проблематике прямого отношения, даже знать о ней "не
  было поло-жено". Всё-таки удивительно, до чего легко поверил он
  демагогии челове-
  --------------------------------------
  ----------------
  *
   См., к примеру, ст. Ю. Маркова "Подводный космодром действует" /"Литературная
  газета" N 37 (5713) 16.IX.1998/.
  
  
  колюбивого контр-адмиралаї
   Ещё в 1968 году ВМС США нашли на пятикилометровой глубине зато-нувшую
  вблизи Гавайских островов советскую подлодку К-129 и обнаружи-
  ли на ней торпеды с ядерным зарядомї /М.Хромаков. Судьба подлодки.
  "Литературная газета" N 42 (5718) , 21.X.1998/.
   12 мая 1995 г. газета "Новое Русское Слово" (США) поместила статью А.
  Курчатова "А вдруг маньяки достанут 'Комсомолец'?" Автор сообща-ет, что
  на борту затонувшей 7 апреля 1989 года у берегов Норвегии совет- ской
  "глубоководной" подводной лодки с этим названием находятся торпеды с
  ядерными зарядами, содержащими по 3,4 кг плутония и 58 кг высоко-обога-
  щённого лёгким изотопом "оружейного" урана. Очевидно, что прин-цип
  действия такого заряда основан на "3-й идее" и его мощность эквива-
  лентна по меньшей мере нескольким сотням тысяч тонн тротила. Но и одной
  тысячи тонн тротил-эквивалента более, чем достаточно, чтобы разнести
  вдребезги самый большой линкор или авианосец и уничтожить его экипаж.
  Тогда для чего торпедам такая мощность заряда? Видимо-таки для уничто-
  жения крупных портов вместе с прилежащими городами. В августе 1995
  года западная пресса туманно сообщила, что раскрыта и предотвращена по-
  пытка иранских спецслужб извлечь из лежащего на глубине 1700 метров
  "Комсомольца" ядерные реакторы. Реакторы ли? Как бы не торпеды.
   Тогда же в печать проникли сведения, что в СССР в своё время разраба-
  тывались ядерные заряды с мощностью порядка миллиарда тонн тротил-эк-
  вивалента, предназначавшиеся для подводных взрывов у берегов США /Вал.
  Лебедев. Россия на распродаже. "Новое Русское Слово" 18.VIII.1995/.
  Мощность подобного взрыва вполне сравнима с мощностью взрыва вулкана
  Кракатау (Индонезия) в 1873 г. и даже взрыва острова Санторин в Эгей-
  ском море около 3500 лет тому назад. Заряды эти должны были содержать
  многие десятки, а то и сотни тонн оружейного урана. Куда уж дальше? Ної
   В начале 1960-х гг. тогдашним министром среднего машиностроения
  Е.П. Славским был представлен Политбюро ЦК КПСС проект полного уни-
  чтожения жизни на Земле в случае поражения СССР в третьей мировой вой-
  не. Речь шла о корабле - носителе огромного ядерного заряда в оболочке
  из материала, приобретающего при его взрыве достаточную для этого
  наведенную радиоактивность (кобальта?! - С.Т.). Но от этого проекта
  тогдаш-ние властители страны предпочли отказаться /И. Морозов. Почём
  нынче плутоний для народа. "Литературная газета" N 7 (5641), 19.II.1997/.
   В 1970-е годы концепция сосредоточенного сверхразрушения одним ги-
  гантским ядерным зарядом постепенно уступила место концепции
  достаточного разрушения на возможно большей площади посредством
  разделяющих-ся многозарядных ракетных боеголовок мощностью не более
  одного миллио-на тонн тротил-эквивалента в каждом заряде.
   Сахаров задумывается над тем, какие работы вели западные ядерные
  "бомбовики" в 1960-е годы /там же, стр. 300/. Понятно, что они уде-ляли
  немало внимания повышению коэффициента "полезного" (то есть
  убийственно-разрушительного) действия термоядерных зарядов. Атомная
  бомба, сброшенная на Хиросиму, весила около пяти тонн. В ней разделил-ся
  примерно один килограмм урана, то есть 0,02% её веса; а мощность его
  взрыва была эквивалентна взрыву около 20000 тонн тротила. Иными
  словами, 4000 тонн тротил-эквивалента на тонну веса. В 1960-м году США
  уже имели ядерные боеголовки с соотношением миллион тонн тротил-
  эквивалента на тонну веса, то есть взрывающие 50 кг урана, или 5% от
  своего общего веса. Точно такие же работы велись и в Советском Союзе.
  Запад, по меньшей мере, не отставал от СССР, а возможно, и опережал
  его в этом, компенсируя своё отставание по грузоподъемности ракет-носи-
  телей. Такое положение сохранялось по-видимому, до конца холодной
  войны. Так, водоизмещение самых больших советских подводных ракето-
  носцев класса "Тайфун" составляет 26.5 тыс. тонн, а мощность их ракет-
  ного залпа - 40 млн. тонн тротил-эквивалента. Водоизмещение аналогичных
  американских подводных ракетоносцев класса "Огайо" составляет 19.5 тыс.
  тонн. Мощность же их ракетного залпа в первоначальном варианте - 43
  млн. тонн тротил-эквивалента, а в более позднем - 80 млн. тонн
  /М. Штейнберг. Концепция передовых рубежей. "Новое Русское Слово"
  10.IX.1995/. Подобная ситуация, по-видимому, была одной из веских причин,
  почему в конце 1950-х - начале 1980-х гг. правители СССР - от Хрущёва до
  Черненко - не рискнули пойти на третью мировую войну.
  
   Вот какая вырисовывается картина соревнования СССР и США в области
  разработки ядерного оружия от попыток продвинуть "на верхи" идею атом-
  ной бомбы до создания мультимегатонных ядерных зарядов:
  
   США
  Первое письмо Эйнштейна (составленное Сцилардом и Винером) Рузвель-
  ту - август 1939 г.
  Второе письмо Эйнштейна (об интересе нацистской Германии к урану) -
  март 1940 г.
  Решение Белого Дома об ассигновании средств на разработку ядерного
  ору-жия - декабрь 1941 г.
  Пуск первого физического ядерного реактора - декабрь 1942 г.
  Испытание первой атомной бомбы - июль 1945 г.
  Доклад Э. Теллера в Лос-Аламосе о возможности создания водородной
  бомбы - 1946 г.
  Распоряжение президента Трумэна начать разработку термоядерной бомбы -
   1950 г.
  Взрыв атомного заряда, усиленный термоядерными нейтронами, - 1951 г.
  Термоядерный взрыв "Майк" - ноябрь 1952 г.
  Взрыв "грязного" термоядерного заряда на о.Бикини - март 1954 г.
  
   СССР
  Письмо акад. Н.Н. Семёнова (в Наркомат о необходимости комплекса
  работ по созданию ядерного оружия) - 1940 г.
  АН СССР создаёт специальную Комиссию по урану - 1941 г.
  Записка Берия Сталину с агентурными данными о работах по урановой бом-
  бе в США - 10 марта 1942 г.
  Решение Госкомитета Обороны о советском атомном проекте - февраль
  1943 года.
  Пуск первого в СССР физического реактора - декабрь 1946 г.
  Сахаров предложил "1-ю идею" термоядерного заряда - осень 1948 г.
  Испытание первой советской атомной бомбы - август 1949 г.
  Испытание усовершенствованной атомной бомбы - 1951 г.
  Взрыв твёрдого термоядерного заряда большой мощности - август 1953 г.
  Осуществление "3-й идеи" - ноябрь 1955 г.
  Взрыв "мощного", эквивалентный 58 млн. тонн тротила - осень 1961 г.
  
   Если бы США после окончания II мировой войны не ослабили темпов
  работы по совершенствованию ядерного оружия, то они вполне могли бы
  разработать мультимегатонные термоядерные заряды не к середине 1950-х
  годов, а к их началу, если не к концу 1940-х. Похоже, что умело работа-ю-
  щая скрытая и открытая советская агентура идеологического влияния
  и собственные левоориентированные миролюбцы в США сумели добиться
  куда бїльших успехов, чем советские шпионы.
  
   * * *
  
   Далее следует текст Д. Штурман:
  
   Работа Сахарова в "проекте" совпала с концом и квартирных, и матери-
  альных трудностей.
   Как уже было сказано, на фоне послевоенного настроения, при ещё не
  угасшем патриотическом порыве, предложенная сверху тематика не могла
  слишком уж сильно отталкивать молодого учёного. Моральные или полити-
  ческие соображения? Вряд ли этот фактор был для него тогда решающим.
  Предложенная ему задача была для него намного менее интересной, чем
  фундаментальная физико-теоретическая тематика, которой он был занят
  ранее в ФИАНе. Он не хотел отрываться от проблем, его увлекавших, ради
  задач физико-технических, инженерных, пусть самого высокого класса. И
  потому медлил, пока мог. Но бороться против "нового назначения" (А.
  Бек) не стал. По-видимому, Сахаров был из тех натур, которым
  нужна очень уж сильная встряска, чтобы их воля, идущая вразрез с обсто-
  ятельствами, сделалась непреклонной. Да и задача стала для него
  небезынтересной - тем более, когда он пришел к варианту, обеспечи-
  вающему решение "проблемы" в принципе. При всём том сомнения в
  нравственном качестве новых занятий возникли достаточно рано. И вот
  как Сахаров от
  них освобождается. Здесь трудно решить (вероятно, и ему самому), чтї
  возникло подспудно уже тогда, а чтї пришло позже:
  
   їНастало время сказать, как мы, я в том числе, относились к мо-
   ральной человеческой стороне того дела, в котором мы активно
   участ-вовали. Моя позиция (сформировавшаяся в какой-то мере под
   влия-нием Игоря Евгеньевича, его позиции и других вокруг меня) со
   вре-менем претерпела изменения, я ещё буду к этому возвращаться.
   Здесь же я скажу, какой она была первые 7-8 лет, до термоядерного
   испы-тания 1955 года. Как видно из предыдущего рассказа, меня
   тогда, в 1948 году никто не спрашивал, хочу ли я участвовать в
   работах та- кого рода. Но то напряжение, всепоглощённость и актив-
   ность, кото-рые я проявил, зависели уже от меня. Постараюсь
   объяснить это, в том числе самому себе, через 34 года. Одна из
   причин (не главная) -была "хорошая физика" (выражение Ферми по
   поводу атомной бом-бы, его многие считали циничным, но цинизм
   обычно предполагает неискренность, а я думаю, что Ферми был
   искренним; не исключено также, что в этой реплике было что-то от
   попытки уйти от волнующего его вопроса. Ведь он сказал: "Во
   всяком случае, это хоро-шая физика", значит, подразумевалась
   и другая сторона вопроса). Физика атомного и термоядерного взрыва
   действительно "рай для тео-ретика". Чисто теоретическими методами,
   с помощью относительно простых расчётов можно было уверенно
   описывать, что может про-изойти при температурах в десятки
   миллионов градусов - т.е. при условиях, похожих на те, которые
   имеют место в центре звёздї /"Воспоминания", стр. 132; выд.
   Сахаровым/.
  
   И Сахаров переходит к физической стороне проблемы.
   Однако, цинизм отнюдь не исключает искренности. Напротив: цинизм
  это и есть беззастенчивая откровенность в таких вещах, в которых
  люди обычно стыдятся быть искренними. Но, помимо цинизма, в печально
  изве-стных словах Ферми присутствует ещё и подспудное самооправдание.
  Прав-да, большинство западных физиков, в отличие от их советских коллег,
  ви-дели перед собой лишь одного врага - нацизм. Предположение, что комму-
  низм - такое же зло, причём лицемерное и покоряющее сободный мир ис-
  подволь, подспудно, - воспринималось ими как мизантропическое мракобе-
  сие. Элита же советской науки, за редкими, но крупными исключениями,
  приучена была видеть в западных учёных потенциальных врагов. Но возвра-
  тимся к нашему цинику. Нередко он просто осмеливается формулировать
  то, что другие не смеют произнести и даже додумать. И тогда цинизм гра-
  ничит с мужеством. Ферми совершенно отчётливо спорил с самим собой,
  двоился, но не только "хорошая физика" победила. Несомненно она сра-
  ботала вкупе с определёнными политическими доводами - как и у Сахарова
  и его коллег.*
   Вот эти доводы в изложении Сахарова:
  
   їТермоядерная реакция, этот таинственный источник энергии
   звёзд и Солнца в их числе, источник жизни на Земле и возможная
   причина её гибели - уже была в моей власти, происходила на моём
   письменном столе!
  --------------------------------------
  ---------
  *
   Возникший после судоплатовских откровений вопрос о том, был ли и Ферми советским
  ядер-ным осведомителем или нет, мы из рассмотрения исключаем. Как по некомпетентности
  его ре-шать, так и по невозможности определить, что есть криминал, а что - субъективно -
   нет в невообразимой путанице политпристрастий интеллектуальной элиты ХХ века.
  
   И всё же, я говорю это с полной уверенностью, не это увлечение
   новой для меня и эффектной физикой, расчётами было главным. Я
   мог бы легко найти себе тогда - и в любое время - другое поле для
   теоретических забав (как и Ферми, да простится мне это нескромное
   сравнение). Главным для меня и, как я думаю, для Игоря Евгеньеви-ча
   и других участников группы было внутреннее убеждение, что эта
   работа необходима. Я не мог не сознавать, какими страшными, нече-
   ловеческими делами мы занимались. Но только что окончилась война -
   тоже нечеловечеческое дело. Я не был солдатом в той войне, но чув-
   ствовал себя солдатом этой, научно-технической (Курчатов иногда
   говорил: мы солдаты, - и это была не только фраза). Со временем мы
   узнали, или сами додумались до таких понятий, как стратегиче- с-
   кое равновесие, взаимное термоядерное устрашение и т.п. Я и сей-час
   думаю, что в этих глобальных идеях действительно содержится
   некоторое (быть может, и не совсем удовлетворительное) интеллек-
   туальное оправдание создания термоядерного оружия и нашего
   персонального участия в этом. Тогда мы ощущали всё это скорей на
   эмоци- ональном уровне. Чудовищная разрушительная сила,
   огромные уси-лия, необходимые для разработки средства, отнимаемые
   у нищей и
   голодной, разрушенной войной страны, человеческие жертвы на вред-
   ных производствах и в каторжных лагерях принудительного труда -
  
   всё это эмоционально усиливало чувство трагизма, заставляло
   думать
   и работать так, чтобы все жертвы (подразумевавшиеся неизбежными)
   были не напрасными (это чувство ещё обострилось на объекте, я об
   этом пишу ниже). Это действительно была психология войныї /там же,
   стр. 133 - 134; выд. Сахаровым/.
  
   "Психология войны" - с кем? Почему столь начитанные, столь просве-
  щённые люди (начитанные, добавим, по ходу учёбы и "остепенения", и в
  марксизме с его глобальной завоевательной психологией) так легко подда-
  лись мифу "врага", который только и думает, как бы их уничтожить? Не-
  ужели те же западные доброхоты, которые шпионили за своими правитель-
  ствами во имя торжества всемирного коммунизма, не информировали "со-
  ветских товарищей" об истинном ходе дел? Приведенный выше (несколько
  туманный) монолог Сахарова содержит, по существу дела, оправдание не
  только работы над "термоядом", но и (вскользь) всех тех жертв, которые
  (получается, что ради этой работы?) приносил народ. Дабы приподнять
  краешек завесы над этими жертвами, передаю слово С. Тиктину:
  
   Во время второй мировой войны руководители западных союзных держав
  разделяли мнение учёных - эмигрантов из континентальной Европы, что
  Германия, обладавшая мощным научно-техническим потенциалом, способ-на
  в короткие сроки обзавестись ядерным оружием. Они совершенно пра-
  вильно предполагали, что нацистский режим в целях ускорения его разра-
  ботки не остановится перед массовым использованием "расовонеполноцен-
  ных" на работах особой вредности с ядовитыми и радиоактивными вещест-
  вами и т.п.
   После окончания войны в высших политических сферах США возобладало
  мнение, что СССР в ближайшие годы разработать ядерное оружие не смо-
  жет. Руководитель американского ядерного проекта "Манхаттан" генерал
  Л. Гроувс, выступая перед комиссией Конгресса, назвал цифру в 10 - 20
  лет. Западные же специалисты, знакомые с предвоенными работами своих
  советских коллег, высказывались куда осторожнее. Они понимали, что со-
  ветский научный и производственный потенциал хотя и серьёзно пострадал
  
  в результате "большого террора" и войны, но отнюдь не был уничтожен.
   Почему-то ни западные политики, ни специалисты не задумались серьёз-
  но над тем, что советское руководство имеет возможность использовать
  в этих целях принудительный труд (и квалифицированный, и неквалифици-
  рованный) своих (да и чужих) граждан в куда бїльших масштабах, чем
  гитлеровское, и не преминёт им воспользоваться.
   В статье "Атомный ГУЛаг" /"Новое Русское Слово" 12.VIII.1994/
  известный ещё по своей борьбе с лысенковщиной учёный-биолог Жорес
  Медведев сообщает:
  
   їВ столь быстром создании в СССР ядерного оружия былиї важные
   факторы, о которых сами физики (и тем более магистры шпионажа)
   предпочитают умалчивать. Среди нихї готовность правительства
   Сталина направить на строительство атомных научных и промышлен-
   ных объектов и на добычу урановой руды миллионы заключённых
   (выд. С.Т.). їДля этой цели была создана в ГУЛаге система сверхсек-
   рет-ных "лагерей особого назначения" (ЛОН). ЛОН был столь глубоко
   засекречен и оставил столь мало выживших свидетелей, что описания
   этих лагерей нет ни в книгах А. Солженицына, ни у других авторов,
   изучавших сталинские репрессии.*
   їЕсли судить по объёму работ, выполненных в 1945-56 гг. при
   строительстве двенадцати наиболее известных атомградов,
   включая Дубну и Обнинск, и их промышленных мощностей (образованных
   де- сятью большими реакторами и дюжиной экспериментальных
   реакто-
   ров меньшего размера, тремя радиохимическими комбинатами, заво-
   дами по разделению изотопов урана, заводов по производству трития,
   необходимого для водородных бомб, заводами для серийного произ-
   водства атомных и термоядерных бомб, снарядов, торпед и боеголо-
   вок для армии), двух полигонов для испытаний атомного оружия,
   хранилищ радиоактивных отходов, инфраструктуры научно-исследо-ва-
   тельских институтов, а также урановых городов и множества дру-
   гих объектов атомной промышленности, - можно уверенно сказать,
   что количество рабочих рук, которые были необходимы для столь
   колоссального строительства, исчислялось миллионамиї.
  
  --------------------------------------
  -----
  *
   Уже есть. См., к примеру, книгу А. Жигулина "Чёрные камни" и его статьи в периодике
  /прим. С.Т./.
  
  
   Самым страшным был урановый ГУЛаг, т.е. лагеря, где заключённые
  использовались на строительстве урановых рудников и добыче руды.
  Долгое
  время циркулировали слухи, что туда посылали и приговорённых к смерт-
  ной казни в порядке исполнения приговоров, ибо больше года-двух там
  никто не выдерживал. Это называлось "медленный расстрел".
   їСколько людей прошли через урановый ГУЛаг, - продолжает Ж.
   Медведев, - сказать пока невозможно. Но по объёму проделан-ных
   работ можно заключить, что это были сотни тысяч человек.
   Но для строек атомного и уранового проектов нужны были рабо-
   чие очень высокой квалификации. їс 1946 года по всем совет-
   ским лагерям начался - по приказу Берия и под руководством Завеня-
   гина - новый отбор. В сверхсекретные ЛОН собрали лучших, но без
   права переписки: атомные стройки требовали рабочих высших
   квалификаций, которых вообще не предполагалось отпускать на
   свободу.
   їТайна судьбы миллионов людей, которые строили эти атомграды,
   которые внесли самый трудный вклад в создание атомной мощи сверх-
   державы, остаётся ї нераскрытой до настоящего времени. Ясно толь-
   ко одно - атомный ГУЛАГ унёс намного больше жизней, чем первые
   американские атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасакиї.
  
   Сахаров прибыл впервые на объект незадолго до испытаний собранной
  там первой советской атомной бомбы. Встретивший его Зельдович сказал
  ему, что, глядя на эти заурядные на вид куски делящегося металла (как
  потом станет понятно, плутония - С.Т.), он не может отделаться от
  ощущения, что в каждом грамме их "запрессованы" человеческие жизни.
  Сахаров уто-чняет: он имел в виду заключённых урановых рудников и
  объектов и буду-щие жертвы атомной войны /"Воспоминания", стр. 148/.
   Острова "Архипелага" имелись при каждом атомном объекте. Арзамас-16
  (он же Объект А-1, он же Приволжская контора Љ 112, он же Крем- лёв),
  расположенный близ надолго исчезнувшего с карты старого русского
  городка Сарова, в 75 км от настоящего Арзамаса, не был исключением.
  Сахаров вспоминает:
   їВ 1949 году я застал рассказы о том времени, когда это был про-
   сто лагерь, со смешанным составом заключённыхї Руками заключён-
   ных строились заводы, испытательные площадки, дороги, жилые до-ма
   для будущих сотрудников. Сами же они жили в бараках и ходили на
   работу под конвоем в сопровождении овчарок.
   їДело было двумя годами раньше. Небольшая группа заключённых
   рыла котлован, в их числе бывший полковник (быть может из РОА). Один
   из заключённых нагнулся к колесу автомашины, на которой их
   привезли, как бы проверяя что-то. Единственный охранник нагнул-
   ся тоже. В этот момент один из заключённых ударил его лопатой по
   голове, и полковник подхватил выпавший из его рук автомат.
   - Ребята, за мной!
   Шофера выбросили из машины. Один из заключённых сел за руль,
   машина помчалась. Полковник, стоя в кузове, с хода расстрелял
   встречный грузовик с офицерами, теперь восставшие были вооружены
   до зубов. Ворвавшись внезапно в лагерь, они частью расстреливают,
   частью обезоруживают охрану. Полковник вместе с желающими - их
   человек 50 или больше, в том числе все участники нападения на охра-
   ну, - уходят через зону за пределы объекта. Они надеются, вероят-но,
   уйти достаточно далеко, рассеяться в лесах и окружающих дерев-нях.
   Но в это время по тревоге уже подняты три дивизии НКВД (так мне
   рассказывали; думаю, что никто не знает точной картины). С помощью
   автомашин и авиации они оцепляют большой район и начи-нают сжимать
   кольцо. Последний акт трагедии - круговая оборона беглецов,
   организованная по всем правилам военного искусства, и массиро-
   ванный артиллерийский и миномётный огонь, кажется, даже применя-
   лась авиация; гибнут все до последнего человекаїї /"Воспомина-
   ния", стр. 154/.
  
   Я услышал эту историю от одного бывшего заключённого ещё в 1956 го-ду.
  Но где именно она произошла, он не сообщил.
   Продолжу рассказ Сахарова:
  
   їПосле этого восстания состав заключёных на объекте сильно
   изме-нился - все, имеющие большие сроки, которым нечего терять, уда-
   лены, и их заменилиї осуждённые на меньшие срокиї 1-5 лет.
   Восстаний больше не было. Но у начальства осталась ещё одна про-
   блема - куда девать освободившихся, которые знают месторасположе-
   ние объекта, что считалось великой тайнойї Начальство разрешило
   свою проблему простым и безжалостным способом - освободившихся
   ссылали на вечное поселение в Магадан и в другие места, где они ни-
   кому ничего не могли рассказать. Таких акций выселения было две
   или три, одна из них - летом 1950 года.*
   В 1950-53 гг. мы жили рядом с этим лагерем. Ежедневно по ут- рам
   мимо наших окон с занавесочками проходили длинные серые ко-лонны
   людей в ватниках, рядом шли овчарки. Можно было утешаться тем, что
   они не умирают с голода, что в других местах - на лесоповале, на
   урановых рудниках - много хуже. Можно было оказывать мел-кую
   помощь (только единицам из числа расконвоированных) - старой
   одеждой, мелкими деньгами, едой. Однажды домработница наших
   соседей, Зысиных, їсварила работавшим рядом заключённым сразу
   12 кур - это уже было кое чтої /там же, стр. 154 - 155/.
  
   Но и над жизнью "вольных" на объектах господствовал "режим", -
  вспоминает Сахаров. За потерю секретной бумажки или детальки можно
  --------------------------------------
  ---
  *
   А. Солженицын сообщает о высылке на Колыму отбывшего сроки "особоопасного" спец-
  контингента и с других объектов ("Архипелаг ГУЛаг", т. III, стр. 376. - Вермонт - Париж: Изд.
  YMCA-PRESS. - 1980); кроме того, эта высылка сопровождалась ещё лишени-
  ем права переписки [З. Балаян. Дожить до оттепели. "Литературная Газета" (в дальнейшем
  "ЛГ") N 12 (5646) М., 26.III.1997] /прим. С.Т./.
  
  
  было запросто загреметь в лагеря или в лучшем случае - если потерян-
  ное удавалось найти - лишиться средств существования без права покинуть
  объ-ект. Сахаров приводит такие примеры /там же, стр. 142 и 156 - 157/.
   А вот сюжет пушкинского "Анчара" в тогдашнем варианте: в бассейне
  под реактором сломалась тележка, в которую из-под реактора сбрасывались
  отработанные блочки урана, дававшие сильнейшее ї-излучение. Остано-
  вить реактор - означало надолго прекратить производство плутония.
  Для ликвидации аварии послали водолаза. Водолаз устранил неисправ-
  ность, но получил смертельную дозу облучения /там же, стр. 157/.
   Через тридцать с лишним лет участь этого водолаза разделят тысячи и
  ты- сячи "ликвидаторов" последствий Чернобыльской катастрофы.
   Как же оценивает Сахаров 1980-х годов этот "объектовский" период
  своей жизни?
  
   їЯ думаю, что обстановка объекта, его "мононаправленность",
   даже соседство лагеря и режимные "излишества" - в немалой степени
   психологически способствовали той поглощённости работой, кото-
   рая, как я пытался доказать, была определяющей в жизни многих из
   нас.
   Мы видели себя в центре огромного дела, на которое направлены ко-
   лоссальные средства, и видели, что это достаётся людям, стране
   очень дорогой ценой. Это вызывало, как мне кажется, у многих чув-
   ство, что жертвы, трудности не должны быть напрасными (во всяком
   случае - у меня было такї). При этом в важности, абсолютной
   жизненной необходимости нашего дела мы не могли сомневаться. И
   ничего отвлекающего - всё где-то далеко, за двумя рядами колючей
   проволоки, вне нашего мира. Несомненно, что очень высокий (по
   общим нормам) уровень зарплаты, правительственные награды, дру-
   гие знаки и привилегии почётного положения тоже были существен-
   ным поддерживающим элементом.* Должны были пройти годы, произойти
   сильные потрясения, чтобы в это мироощущение проникли новые
   струйкиї /там же, стр. 157 - 158/.
  
   То, что здесь так кратко и точно сформулировано Сахаровым, относится
  к большинству его коллег.
  
   О Курчатове и говорить нечего. Огромный, в полтора роста, портрет
  Сталина, писаный маслом оригинал, висел в его кабинете некоторое время
  и после ХХ съезда /там же, стр. 128/. Приведём мнение близко знав-шего
  его В.А. Давиденко, бывшего начальника отдела ядерных испытаний
  объекта: "їбольшой учёный и прекрасный организатор,
  любящий науку и заботящийся о её развитииї Ної
  прежде всего - 'деятель', причём деятель сталинской
  эпохи; именно тогда он чув-ствовал себя, как рыба
  в воде" /там же, стр. 278/.
  ------------------------------------
  ------------
  *
   После публикации за пределами СССР "Размышлений о прогрессе, мирном сосуществова-
  нии и интеллектуальной свободе" тогдашний министр среднего машиностроения СССР
  Е.П. Славский упрекнёт Сахарова среди всего прочего в том, что они сам пользовался этими
  привилегиями /"Воспоминания", стр. 380; прим. С.Т./.
  
   Вот Президент АН СССР и директор ФИАНа Сергей Иванович Вавилов -
   родной брат биолога акад. Николая Ивановича Вавилова, замученного
  в тюрьме. Сахаров пишет о Сергее Ивановиче:
  
   їВавилов был доброжелательным человеком, в личном общении -
   мягким и добрым. Он, в качестве депутата Верховного Совета СССР,
   очень много общался с избирателями, приезжавшими к нему с жало-
   бами и просьбами. Что это было такое - я легко могу себе предста-
   вить по своему личному опыту "Комитета прав человека" в 70-х го-
   дах. У него в столе лежали заготовленные заранее конверты с
   деньга-ми (из его президентской зарплаты), и он, не имея в
   большинстве случаев возможности помочь несчастным людям иначе,
   давал многим эти деньги. Это стало известно, и ему пытались это за-
   претить.
   Вавилов был, кроме ФИАНа, директором ещё одного Института, ко
   всем своим обязанностям относился чрезвычайно рьяно, самоотвер-
   женно (тут я могу сравнить его только с ещё одним, в некоторых от-
   ношениях совсем другим человеком, - с Юрием Борисовичем Хари-
   тоном, научным руководителем учреждения, где я потом проработал
   много лет)ї /там же, стр. 108 - 109/.
  
   Вот глубочайше эрудированный и одарённый И.Е. Тамм, возглавляю-щий
  в ФИАНе теоретические работы по термоядерной бомбе. Брат И.Е. Тамма был
  расстрелян в 30-е гг. Когда-то сам меньшевик, чудом вышед-ший из
  расстрельных подвалов ЧК и уцелевший потом разве что потому,
  что остался беспартийным. Верующий до конца своих дней в "чистый неис-
  каженный социализм". Физик до мозга костей. Нa шестом десятке -
  убеждён, что основное направление развития науки должно вскоре переме-
  ститься с физики в биологию. Напомним: это времена лысенковского за-
  силья, а роль ДНК ещё не раскрыта. Сахаров подчёркивает абсолютную
  интеллигентную честность и смелость Тамма, готовность пересмотреть
  свои взгляды ради истины, его активную, бескомпромиссную позициюї Но
  это касается, в основном, науки. В 1968 году Тамм, уже тяжело больной,
  присоединился к письму-протесту против вторжения в Чехословакию. Од-
  нако потом он снимет свою подпись, чтобы не погубить теоротдел
  в
  ФИАНеї /там же, стр. 167/.
  
   Самые долгие отношения - 39 лет - были у Сахарова с Я.Б. Зельдови-чем.
  Зельдович - крупнейший специалист по цепным реакциям и вместе с тем
  теоретик широчайшего профиля - вплоть до космологии. Автор (со-вместно
  с Ю.Б. Харитоном, будущим научным руководителем объекта Ар- замас-16)
  последней довоенной публикации, в которой обсуждается воз-можность
  управляемой и (отчасти) взрывной цепной реакции деления ура-на. Он
  хорошо видит зло в его многочисленных частных проявлениях, но в бой с
  ним не рвётся. Предпочитает втянуть в него других, по его мнению,
  более защищённых, например, Сахарова. Как понять его взгляды, если
  ему нравится картина "Утро Родины" (изображение Сталина с перекинутым
  на руку плащом на фоне колхозных полей и строек коммунизма) - и одно-
  временно - "Реквием" Ахматовой, "Тёркин на том свете" и другой самиз-дат,
  который он давал читать Сахарову (и, по-видимому, не ему одному)? Сахаров
  рассказывает о романе Зельдовича на объекте с расконвоированной
  заключённой, художницей и архитектором Ширяевой, попавшей в лагерь за
  "длинный язык". "Кто бы поверил, сколько любви скрыто в этой груди", -
  говорил он о себе Сахарову. По окончании срока Ширяеву этапируют на
  Колыму. Зельдович успевает одолжить у Сахарова деньги и передать ей.
  Через несколько месяцев Ширяева родила дочь в условиях, для москвичей
  непредставимых. Потом (после ХХ съезда? - С.Т.) Зельдович добьётся
  улучшения положения Ширяевой, а ещё через двадцать лет Сахаров увидит
  его с дочерью, родившейся в Магадане.
   Вот вам сюжет для романа, кино- или телефильма!
   Когда Сахаров попадёт в немилость, Зельдович станет упрекающими
  письмами и звонками к нему (наверняка просматриваемыми и прослушивае-
  мыми КГБ) демонстрировать властям свою лояльность. В 1987 году, неза-
  долго до смерти, Зельдович говорит Сахарову:
   "В прошлом было всякое, давайте забудем
   плохое. Жизнь продолжается" /там же, стр. 177 - 184/.
  
   Сахаров готов забыть ему всё - кроме научных достижений.
  
   Вот рыцарь фундаментальной теоретической физики И.Я. Померанчук.
  Виртуоз теорфизической техники (термин Сахарова), он относится к этой
  своей деятельности с величайшим презрением. Его концепция: "їоснов-
  ные, самые фундаментальные законы природы должны проявиться
  в физике предельно высоких энергий". Этот его взгляд разделяет и
  Саха-ров. Сахаров передаёт рассказ о том, как Померанчук "ловил за
  пуговицу" директора большого физического института и спрашивал:
  "Есть у вас ускоритель на 600 миллионов
  электрон-вольт?* Ах, нет. В та-ком случае вы
  управдом, а не директор" /там же, стр. 174/.
   Во время одной из аудиенций у Берии Сахаров задал ему вопрос:
  - Почему наши новые разработки идут так медленно?
  Почему мы всё время отстаём от США и других стран,
  проигрывая техниче-ское соревнование?
   Берия ответил вполне прагматически:
  - Потому что у нас нет производственно-опытной базы.
  Всё ви- сит на одной "Электросиле". А у
  американцев сотни фирм с мощной базой.
   Двадцать лет спустя Сахаров придёт к выводу, что это отставание обус-
  ловлено неразвитостью демократических структур управления,
  недостатком информационного обмена и интеллектуальной свободы /там же,
  стр. 196/. На объекте Померанчук томился всего два или четыре месяца.
  Потом на-чальство поняло, что всё же лучше его отпустить. Померанчук
  прожил
  недолго. Потерявший жену, умирающий от рака, он (по совету умного
  ------------------------------------
  --------------------
  *
   В то время в СССР был один синхротрон, ускорявший протоны до такой энергии. Его
  огромный электромагнит был изготовлен на "Электросиле" /прим. С.Т./.
  
  врача, не жалевший средств обезболивания) сумел прожить оставшийся
  кусок жизни достойно и работал до последнего дня.
  
   Вот талантливый Н.Н. Боголюбов, много сделавший для усиления ма-
  тематического отдела на объекте. Чистый теоретик, далёкий от инженер-
  ных проблем, зато эрудит в самых различных отраслях физики, знавший
  несколько иностранных языков, с острым оригинальным умом и юмором.
  Именно от него Сахаров узнал о работах основателей кибернетики -
  Винера, Шеннона, Неймана /там же, стр. 176 - 177/. Но так и не воспользовал-
  ся ими, когда занялся "общественными вопросами", видимо, не поняв,
  что как раз в этих работах находятся системные ключи к ответам на них.
   Потом Боголюбов стал директором Объединённого института ядерных ис-
  следований в Дубне. Такой директор не мог не импонировать взыскательным
  
  зарубежным гостям-учёным, раздававшим налево и направо приглашения
  своим советским коллегам.
   Когда же разразился "мировой скандал" с интервью Поликанова запад-
  ным корреспондентам о действительной ситуации с поездками советских
  учё-ных за рубеж, реакцией Боголюбова было: "Вот и у нас теперь
  свой диссидент есть" /"Разрыв", стр. 228/. Хотя за несколько лет
  до того и он (вместе с Ю.Б. Харитоном) подписал письмо сорокї против
  Сахарова.
  
   Вот крупнейший математик И.М. Гельфанд, разрабатывавший новые,
  пригодные для ЭВМ, методики сложных расчётов "изделий", основанных на
  "третьей идее" /"Воспоминания", стр. 245/, Тем не менее его акаде-мическое
  продвижение на десятилетия застопорилось на "член-коррстве" из-за
  специфических (читайте - антисемитских - С.Т.) порядков в мате-матическом
  отделении АН СССР. К этому добавилась ещё причастность к письму в
  защиту А.С. Вольпина-Есенина, брошенного в психзастенок /там же, стр.
  245 - 246/. В 1969 году он опубликовал в ж-ле "Природа" N 6 (в соавторстве
  ещё с тремя специалистами) статью "Взаимодействие в
  биологических системах", касающуюся основных принципов функ-
  ционирования "больших систем".* Кто бы мог в те времена подумать, что
  Гельфанд ещё окажется в США и - на девятом десятке - получит долж-
  ность в одном из американских университетов?
  
   Напомню ещё несколько зарисовок, сделанных Сахаровым.
  
   Вот акад. М.А. Леонтович, спустивший с лестницы и назвавший пред-
  ставителем самой древней и непочётной женской профессии Я.П. Терлец-
  кого - физика-теоретика, претендовавшего на роль борца за идейную-
  чистоту физики и предложившего ему сотрудничество.** Лавры Т.Д. Лы-
  ------------------------------------
  ----------------
  *
   В этой работе тоже содержались ответы на заинтересовавшие тогда Сахарова
  "обществен-
  ные вопросы". Правда, в системно-биологической интерпретации. Но Сахаров и тут прошел
  мимо этой статьи своего коллеги /прим. С.Т./.
  **
   Как стало впоследствии известно, в 1945 году Я.П. Терлецкий, по заданию генерала
  П. Судоплатова, участвовал в попытке советских разведчиков "проинтервьюировать"
  Нильса Бора /прим. С.Т./ .
  
  сенко не давали тогда спать многим подонкам, но ядерная бомба была нуж-
  нее "дискуссии". В 1951 году Леонтович был назначен руководителем тео-
  ретических работ по магнитному термоядерному реактору. Вскоре он
  сказал Тамму: "Я почти убеждён, что из этой затеи
  ничего не получит ся. Но я сделаю всё, что в моих
  силах, чтобы внести ясность, какой бы она ни была"
  /там же, стр. 437 - 438/. А вот мнение Са-
  харова: "Я думаю, что это огромная удача для успеха
  дела, что в этой работе принял участие Михаил
  Александрович. Он отдал ей 30 лет жизни, до самой
  смерти в 1981 году" /там же/.
   Создать работающий магнитный термоядерный реактор (и даже внести
  ясность в эту проблему), в отличие от термоядерной бомбы, не удалось
  и
  поныне. Несмотря на огромные усилия и затраты. Почему же Леонтович
  занялся этой проблемой, почти (?) убеждённый (а оснований для этого
  было предостаточно), что "ничего не получится"? Уж не для того ли,
  чтобы не быть самому причастным к созданию термоядерного оружия, ко-
  торое - после того, как стали известными характеристики реакции дей-
  терия с тритием, - не могло не получиться раньше или позже?
   Вот вышедший из школы Резерфорда знаменитый акад. П.Л. Капица,
  увернувшийся от участия в работе над ядерным оружием. На приглашение
  Берии приехать он ответил, что чрезвычайно занят научной работой и
  пред- ложил тому самому приехать к нему в институт /"Воспоминания",
  стр.
  167 - 168/. Капица выдвинул тогда на первый план не идейные соображения,
  а несогласие по организационным проблемам и нежелание подчиняться
  людям, которых он считал ниже себя в научном отношении, заявив, что
  "дирижер, не знающий контрапункта, не может
  дирижировать ор-кестром, каких бы исполнителей туда
  ни собрали" /Е. Доброволь- ский. Николина гора. "Новое Русское
  Слово" 17.II.1995/. Благо, в аппарате Берии поведение Капицы расценили
  только как "недисциплинированность и хулиганство". Сахаров думает, что
  тут была не только уловка, а действительное сочетание разнородных
  причин /"Воспоминания", стр. 399/. Но руководимый Капицей (и притом на
  особых условиях) Институт физических проблем АН СССР был передан в руки
  А.П. Александрова, "человека способного, очень способно-
  го, на всё способного" (советский юмор), и, разумеется, был
  подключён к разработке ядерного оружия. А Капице осталась "Изба
  физических проблем", как он в шутку называл свою дачу на Николиной
  горе, где продолжал работать.
   Сахаров вспоминает о гражданском подвиге Капицы, смертельно опасном
  для него самого, - о заступничестве за арестованных во времена
  "большого террора" двух крупнейших физиков-теоретиков - Фока и Ландау.*
  Через много лет Капица попытается вступиться и за осуждённого учёного-
  дис-
  сидента Ю. Орлова, ещё в 1956 году выступавшего с критикой половинчатых
  решений ХХ съезда КПСС. Но без особого успеха. Александров же, ставший
  директором ИАЭ и президентом АН СССР, примет участие в трав
  ------------------------------------
  -----------------
  *
   По свидетельству Л. Чуковской, С. Вавилов и Тамм совершили такой же подвиг, пытаясь
  спасти от расстрела создателя квантовой теории гравитации М.П. Бронштейна.
  
  ле Сахарова. Но изгнать последнего из Академии не удастся: Капица во-
  время напомнит коллегам о том, как по требованию Гитлера был исключён
  из германской академии наук А. Эйнштейн.
   Венцом карьеры Александрова, долгие годы курировавшего развитие
  атомной энергетики СССР, закономерно станет Чернобыльї
   Однажды Зельдович сказал Сахарову о Тамме: "Вы знаете, почему
  именно И.Е. оказался столь полезным для дела, а не
  Ландау? - У И.Е. выше моральный уровень".
   Моральный уровень, поясняет Сахаров, тут означает готовность
  отдавать свои силы "делу". Что ж, акад. Зельдович морально очень
  разносторонний человек.
   Вышедший чудом (иначе не назовёшь) из сталинских застенков Ландау и
  через много лет не падок на откровенноть. Единственный раз, когда Саха-
  ров заговорил с ним наедине, - это было в середине 1950-х годов, - он
  сказал:
   - Сильно не нравится мне всё это (имелась в виду ядерное
  оружие
  вообще и участие Ландау в его разработках).
   - Почему?
   - Слишком много шума /там же, стр. 168/.
   Намёк на верховных "дирижеров" атомного комплекса?..
   Пройдёт много лет после смерти Ландау, и акад. В.Л. Гинзбург расска-
  жет, что Ландау считал себя не кем иным, как "учёным рабом". Расска-
  жет он и об окружавших Ландау сексотах и подслушивающих устройствах,
  об омерзительных "телегах", катившихся на него в Академию из КГБ даже
  в относительно "тёплые" послесталинские времена. Бывший советский
  физик Г. Горелик, ныне живущий в Бостоне, пишет о нём в статье "Мо-раль-
  ная подоплёка советского атомного проекта": "Среди сталинских
  физиков-атомщиков первого ряда, по-видимому,
  только он один понимал, для кого он делает
  бомбу" /"Новое Русское Слово"
  12.VI.1994/. Далее автор статьи цитирует долгое время известные толь-ко
  на Лубянке подслушанные и зафиксированные "спецтехникой" высказывания
  Ландау:
   їЕсли бы не 5-й пункт, я не занимался бы спецработой, а только
   наукой, от которой я сейчас отстаю. Спецработа, которую я веду,
   даёт мне в руки какую-то силу. Но отсюда далеко до того, чтобы я
   трудился "на благо Родины"її
   И ещё:
   їНаша система, как я её знаю с 1937 года, совершенно опреде-
   делённо есть фашистская система, и она такой осталась и измениться
   так просто не может. Пока эта система существует, питать надежды
   на то, что она приведёт к чему-то приличному, даже смешно.
   їЕсли наша система мирным способом не может рухнуть, то третья
   мировая война неизбежна со всеми ужасами, которые при этом пред-
   стоят. Так что вопрос о ликвидации нашей системы есть вопрос
   судьбы человечестваї.
  
  
   Как сложилась бы его судьба, какие увлекли бы его вопросы, если б не
  автокатастрофа, превратившая его в инвалида и укоротившая жизнь?
  
   А вот как оценивают Сахарова некоторые его коллеги:
  
   Акад. В.Л. Гинзбург: їА.Д. Сахаров был личностью исключи-тель-
   ной, необыкновенной. Его обычными мерками не измеришь. В моих
   глазах он - очень талантливый человек, из которого мог бы вы-расти
   подлинно великий физик, но ему не довелось реализовать в на- уке
   свои истинные возможности. їОн был чем-то похож на Эйн-штейна.
   Он всегда жил несколько отстранённо, между ним и другими возникала
   невидимая перегородкаї /Интервью израильской газете "Вести"
   25.II.1993/.
  
   Акад. Я.Б. Зельдович: їДругих физиков я могу понять и соизме-
   рить. Андрей Дмитриевич - что-то иное, особенноеї /там же/.
  
   Акад. И.Е. Тамм (из письма 1953 года вдове С.П. Шубина,
   погибшего в 1937 году): їЯ всегда считал его (Шубина) самым та-
   лантливым из всех наших физиков. Только в последние годы появил-
   ся Андрей Сахаров - трудно их сравнивать. Сахаров полностью сосре-
   дотачивает все свои душевные силы на физике, а для С.П. (Шуби-на)
   физика была только первой среди равных - поэтому можно толь- ко
   сказать, что по порядку величины они сравнимы друг с другомї /Г.
   Горелик. Моральная подоплёка советского атомного проекта.
   "Новое Русское Слово" 12.VI.1994/.
  
   Мог ли Тамм тогда предположить, на чём сосредоточит Сахаров все свои
  душевные силы в 1970-х - 1980-х годах?
  
   Акад. Е.Л. Фейнберг: їУ нас появился очень одарённый человек.
   Его спокойная уверенность, основанная на непрерывной работе мыс-
   ли, вежливость и мягкость, сочетавшиеся с твёрдостью в тех вопро-
   сах, которые он считал важными, ненавязчивое чувство собственного
   достоинства, неспособность нанести оскорбление никому, даже враж-
   дебному ему человеку, предельная искренность и честность
   прояви-лись очень скоро. Я уверен, он никогда не говорил ничего, не
   согла-сующегося с тем, что он действительно думал и чувствовал в
   данный момент, не совершил ни одного поступка, который противо-
   речил бы его словам, мыслям и совести. И в то же время был
   настойчив, точ-нее, невероятно упорен в преследовании избранной
   целиї
   /Е.Л. Фейнберг. Сахаров в ФИАНе. "Новый мир" N 5, М., 1994/.
   И, наконец, графолог Л.В. Горохова - по почерку: їПрямота.
   Честность. Доброта. Наивность, иногда соседствующая с инфантиль-
   ностью. Несомненно умный. Ум не эгоцентричный, гуманный. Доб-ро
   принимает человечество. Одарённость несомненная. К себе отно-
   сится даже чересчур скромно. Поэтому его в жизни щёлкали по носу.
   О карьеризме и говорить нечего. Своё дело делает обязательно,
   если только не по принуждению. Дело делает со всей охотой.
   Должно быть, благополучен лично. Душевно щедр. Любит людей, и в
   част-ности близких ему. Способен к жертвенности (не ярко выраже-
   но). Можно с ним идти в любую разведку. В опасной ситуации
   сделает так, что не ему будет лучше, а другомуї /там же/.
  
   В 1960-е годы Сахаров постепенно возвращается к фундаментальным во-
  просам физики и космогонии. С горечью он замечает:
  
   їЯї - после привлечения к военно-исследовательской тематике -
   почти мгновенно потерял с таким трудом достигнутую высоту, їто,
   чем я занимался с 1948 по 1968 годы, было очень большим пузырёмї
   /"Воспоминания", стр. 104/.
  
   И далее поясняет:
  
   їїс точки зрения элементарных процесов в них (ядерных взрывах -
   С.Т.) нет ничего особенного. Чтобы действительно узнать что-то
   принципиально новое, нужны гораздо бїльшие энергии в элементар-
   ных актах (а не много килограмм прореагировавшего вещества и
   большой разрушительный эффект). Именно отсюда черпает свои от-
   кровения фундаментальная наука, а не из ядерных взрывов!ї /"Вос-
   поминания", стр. 138/.
  
   Тем не менее после своей новой работы 1965 года Сахаров вновь уверо-
  вал в свои силы физика-теоретика /там же, стр. 328/. Однако уже в
  конце 1950-х годов и особенно в 1960-е годы всё большее место в его
  жизни стали занимать общественные вопросы /там же, стр. 348/.
   Но это уже другая тема.
  
   Передаю слово своему соавтору Д. Штурман.
  
  
   В спецзоне
  
   Итак, "инженерно-теоретические забавы" были не главным побужде-нием
  к тому, что Сахаров не отказался от работы над созданием водородной
  бомбы. Он и его коллеги были уверены (или убеждали себя изо всех сил),
  что к этому обязывает их гражданский долг. Курчатов иногда гово-рил:
  "Мы солдатыї" /"Воспоминания", стр. 133/.
   С кем предполагалась война? Какие имелись для этих предположений ос-
  нования?
   Не Запад, а СССР олицетворял в 1946-50-х гг. самую страшную на
  планете силу.
  
   Конечно, трудно не думать о безопасности - прежде всего - своей
  страны в нашем страшном мире. Но солженицынский зек Нержин /"В
  круге
  первом"/ отказался работать над обеспечением родного МГБ
  устройством для идентификации подслушанных голосов. А отнюдь не зек,
  но дипломат и зять прокурора весьма высокого ранга, Иннокентий Володин
  (там же), помешал родимой разведке получить с Запада один из
  "цельнотянутых" ва-риантов очень важной вещи (как бы не варианта или
  узла "изделия"). За что и расплатился если не жизнью, то свободой.
  Скорее - жизнью. Зна-чит, разные существовали взгляды на патриотизм и
  на службу родине.
   Конечно, Солженицын был вчерашний зек, а Сахаров - даже ещё и не
  ссыльный. Но семейный и сословный фон был у них близкий. Можно бы даже
  и потягаться: в чьём роду и родстве арестантов было больше и чьи
  корни в просвещённых слоях дореволюционной России прослеживались
  глубже. Но не в этом, по-видимому, суть. "Славянофил" и "национа-лист"
  Солженицын твёрдо знал, что коммунистам давать в руки опасные для
  человечества игрушки нельзя. Космополит и гуманист Сахаров этого
  не знал. Он уравнивал в своих рассуждениях, даже и ретроактивных, СССР
  и Запад.
   Я знаю могучую притягательность постижения тайн природы, упорно
  ставящую познание над любыми ограничениями, включая нравственные
  запреты. Мне знаком довод, что всё созревшее к тому, чтобы родиться, -
  рождается. Так это или нет - об этом можно и нужно продолжать спо-
  рить. Если известно, что должен родиться уродливый плод, - иногда бере-
  менность прерывают искусственно. Правда, некоторые вероисповедания
  и конфессии за человеком такого права не признают. Но к химерам
  человече-ской мысли этот их запрет не относится. Возразят, что нельзя
  нарушать и естественное развитие мысли: кто знает, что она принесёт?
  Но эту идею опробовали на полигоне под Аламогордо и вполне
  сознательно применили на практике дважды: в Хиросиме и в Нагасаки. Она
  была хорошо проверена.
   Есть, однако, в вопросах подобного рода решение, которое открывает
  выход всегда (правда, только личный, только для себя одного). Оно за-
  ключается в трёх словах: не через меня. Если я, делая для этого
  всё от меня зависящее, тем не менее не могу остановить зла,
  то пусть зло не приходит в мир через меня.
   Оружие, возразят нам, вообще, зло. Относительное, ответим мы. Не
  будучи сторонницей абсолютного непротивления злу насилием, рискну за-
  метить, что иногда применение или возможность применения оружия - это
  наименьшее зло, ибо оно предупреждает или прекращает зло бїльшее.
  Мы достаточно много знаем о войнах прошлого и погибших цивилизациях.
  После них жизнь на Земле уцелевала. Термоядерное же оружие - зло
  абсолютное. Его изготовление и применение убьёт или непоправимо
  изуве-чит земную жизнь вообще, всю.
   Злом оборачиваются нередко и вещи, поначалу невинные, и как будто
  полезные. Но кромешный ужас ядерного оружия бесспорен. Это - пло-хая
  физика.
   Вместе с тем, страшная многомерность жизни ставит людей в неразре-
  шимые ситуации: куда ни кинь - всюду клин.
   Общеизвестно, что идея ядерного оружия носилась в воздухе надо
  всей Европой ещё до второй мировой войны. Нет на Земле такой силы,
  ко-торой можно было бы эту идею доверить, но она возникла. И начала со-
  блазнять: учёных и техников - "хорошей физикой", политиков - невидан-но
  грозной мощью. Наступательной или оборонительной. Утешительные идеи
  взаимного сдерживания, равновесия сил, нераспространения ядерного
  оружия рассчитаны на человеческое благоразумие. Но земной интеллект
  не благоразумен. Он легко втягивается в роковые игры.
   Сахаров говорит, что работа советских ядерщиков над бомбой имела
  "їнекоторое (быть может и не вполне
  удовлетворительное) ин-теллектуальное
  оправданиеї" /"Воспоминания", стр. 133; выд. Д.Ш./. Он в этом
  искренен, как и во всём, о чём решается (или решает) говорить. Правда, он
  говорит не обо всём имеющем отношение к тому или иному спору, иногда
  исключая из рассмотрения моменты, весьма сущест-венные.
   Невзирая на всё нами выше и ниже об этом сказанное, Сахаров в своём
  осторожном суждении небезоснователен. Некоторые немаловажные причины
  работать над бомбой у советских физиков были: джин выпущен из бутылки
  и моя страна - это моя страна, кто бы ею ни правил. Но это очень зыб-
  кие основания. И даже не только нравственно, но и чисто прагматически
  зыбкие. Страна мертвела под удушающей рукой Сталина; ядерщики труди-
  лись под началом Берии. СССР влекли в пропасть внутренние, а не внеш-ние
  силы. Они же (эти отечественные силы) угрожали и всей планете.
   Вероятно, многих коллег Сахарова (и не только их) искушала и утешала
  мысль: если не я, так другой. Есть тенденция приравнивать в этом во-
  просе западных физиков к советским. Но это как раз тот случай, когда
  аналогия между СССР и США в военных аспектах есть сугубо ложное упо-
  добление: речь идёт о силах, по сути своей альтернативных. Похоже, что
  в мире ядерной физики этой альтернативности не замечала ни та, ни
  другая сторона. Американские учёные не слишком щепетильничали в
  охране от СССР своих секретов. Советские - работали на
  коммунистическое правительство, благодарно используя разведданные
  "органов" и добровольных шпионов.
   Теперь, когда только ленивая макси- или минидержава ещё не сваргани-
  ла, не украла или не купила парочки "изделий", либо не приобрела мате-
  риалов для их изготовления; либо не переманила профессионалов для нала-
  живания своего производства ядерного оружия, поздно, казалось бы, на
  эту тему и пустословить. Но в душе, наперекор логике и обстоятельствам,
  про- продолжает звучать всё то же: не через меня.
  
   їЯ читал, что Оппенгеймер заперся в своём кабинете 6 августа
   1945 года, в то время как его молодые сотрудники бегали по коридо-
   ру Лос-Аламосской лаборатории, испуская боевые индейские кличи,
   а потом плакал на приёме у Трумэна. Трагедия этого человека, кото-
   рый в своей работе, по-видимому, руководствовался идейными, вы-
   сокими мотивами, глубоко волнует меня (конечно, ещё больше вол-
   нует вся трагическая история Хиросимы и Нагасаки, отразившаяся
   в его душе). Сегодня термоядерное оружие ни разу не
   применялось против людей на войне. Моя самая страстная мечта
   (глубже чего-либо ещё) - чтобы это никогда не произошло, чтобы
   термоядерное оружие сдерживало войну, но никогда не применялосьї
   /"Воспоминания", стр. 134/.
  
   Сахаров в обеих своих книгах немало уделяет места тому, что, почему
  и с какими моральными основаниями пришло именно через него.
  Од- нако все его надежды на то, что "ружьё не выстрелит", строятся на
  песке.
   Кому, как не Сахарову, понимать, что какого-нибудь безумного Гитле-
  ра, Иди Амина, Пол Пота etc стать хотя бы благоразумным, если не бла- гона-
  меренным человеком ничто не заставит. Среди людей живут и действу-ют
  существа, человекам инородные (иноприродные), исчадия инферналь-ных
  сил. И орудия массового уничтожения им бывают доступней, чем нор- маль-
  ному большинству. Самая страстная мечта Андрея Сахарова есть одно-вре-
  менно и самое трагическое его чувство, ибо никакой уверенности, что
  она сбудется, у него нет. Субъективно у стареющего Сахарова оснований
  верить, что его надежда осуществится, ещё меньше, чем у Сахарова трид-
  цатилетнего. Объективно - тоже.
  
   * * *
  
   Казалось бы, только и спешить с реализацией СОИ (стратегической обо-
  ронительной инициативы), способной существенно уменьшить страх нор-
  мальных людей перед ядерной смертью, ограничить возможности злодеев
  и безумцев. Но Сахаров оказался в рядах противников (условно говоря)
  СОИ.
   Почему?
   Пока скажем коротко: он надеялся, что дьявол перехитрит самого себя.
  Ядерное оружие получат все - поэтому его не применит никто. Надежда
  (или расчёт) применить его первым и, главное, безнаказанно, по мнению
  Сахарова, увеличит соблазн к нему прибегнуть. По сходной причине, он,
  глядя в прошлое, всю жизнь продолжает обдумывать и, в конечном счёте,
  оправдывает создание советскими физиками термоядерного оружия.
  Незави-симо от целей и качеств сторон, могущих быть втянутыми в
  конфликт, опасность ответного удара ("взаимное сдерживание")
  представляется ему более надёжной, чем СОИ. Детально мы обсудим этот
  вопрос позднее.
  
   * * *
  
   На страницах 132 - 139 своих "Воспоминаний" Сахаров анализирует
  мотивации нескольких параллельных, по его мнению, цепей событий.
  Субъектами этих мотиваций являются Эдвард Теллер, Роберт Оппенгеймер
  и он, Сахаров, разных периодов своей жизни.
   СССР и США рассматриваются (повторим и подчеркнём) Сахаровым на
  этих страницах как равнокачественные в плане политической этики,
  мора-ли и целей государственные образования. Он обнаруживает в их
  действиях если и не тождественные, то очень близкие побуждения. Нет
  речи о двух системах - идёт речь о двух равно вменяемых
  государствах. В обоих случаях (то есть с обеих сторон) ведущим
  стимулом ему представляется ги- перболизированный инстинкт
  самосохранения. Отсюда - взаимный страх, повышенная подозрительность,
  жажда себя обезопасить. Элемент запрограммированной (ещё в проекте)
  всемирной экспансии, идеологической агрессивности коммунистического
  СССР здесь Сахаровым из полемики исключён, хотя он у него
  спорадически возникает во многих интервью и статьях.
   Не смешивает ли он невольно личных побуждений учёных, причастных к
  созданию страшного оружия, с побуждениями их - в одном случае - заказ-
  чиков, в другом - хозяев?
   Почему я определяю Белый дом (США) как заказчика, а Кремль
  (СССР) - как хозяина и даже рабовладельца?
   Исключим из рассмотрения обе государственные доктрины (демократиче-
  скую и коммунистичекую). Чисто практически мы вынуждены будем при-
  знать: американский, французский, английский, израильский (любой де-
  мократической страны) учёный или специалист ничем не рискует в
  случае прямого отказа работать над любой предложенной государством
  тематикой и проблемой, включая разработку ядерного оружия или защиту
  от него. Он рискует лишь в случае шпионажа или раскрытия секретных
  сведений. Но наличие преступного умысла в его действиях надо ещё
  хорошо доказать. Даже работу в случае такого отказа он себе может найти
  - не у государства, так в частной фирме или за рубежом. В тоталитарном
  же государстве чем учёный или специалист нужнее власти, тем жёстче
  оказывается её контроль над ним, тем больше ограничиваются для него
  возможности выбора. И в случае отказа работать, где велят и над чем
  велят, он может быть в лучшем случае отстранён от научной деятельности
  и работы по специальности, а в худшем - оказаться в "малой зоне", где
  его могут заставить работать и как специалиста, и как чернорабочего.
  Или убить.
   Итак, в демократических и тоталитарных государствах возможности учё-
  ных не идентичны, как не идентичны глобальные цели этих государств.
   Когда читаешь эти сахаровские страницы, создаётся впечатление,
  что это Теллер, а не Сахаров вырос в СССР и хорошо знает обрисованную
  выше зависимость; что это у Теллера, а не у Сахарова погибли в
  пароксизмах го-сударственного террора чуть ли не все близкие отца и
  матери и десятки кол-лег. Что Теллера, а не Сахарова заставляли
  пересдавать экзамены по марк- сизму-ленинизму - до тех пор, пока он в нём
  достаточно хорошо разобрал-ся (чего Сахаров так и не сделал).
   Короче, что не маниакально-агрессивный "Интернационал" (Весь мир
  насилья мы разрушим до основаньяї"), а безобидный "Янки Дудль"
  звучал в ушах Сахарова всю его жизнь.
   Неужели детские впечатления выходца из Венгрии Теллера от
  нескольких месяцев "белакуновского" террора оказались сильнее всего
  советского опыта Сахарова?
   Теллер почему-то знает, что планетарная агрессия запланирована ком-
  мунистической идеологией изначально, а Сахаров этого не знает. Не
  принимает всерьёз того бесспорного историко-политического факта, что
  де- мократии просто живут, чтобы жить , а (интернационал- и национал-)
  социалистические диктатуры - чтобы завоевать и переделать на свой лад
  весь мир, чего и не скрывают. Такая наивность естественна для
  левого западного либерала, но не для человека с трагическим советским
  опытом.
  
  
   Горький триумф
  
   Трудно понять, но в детстве и отрочестве (возможно, под более сильным
  тогда влиянием родителей и всей исходной среды) Сахаров лучше себе
  пред-ставлял, где он находится и под чьей властью живёт, чем - долгие
  годы -потом, служа этой власти. О смерти Сталина он писал первой жене
  как о народной трагедии /"Воспоминания", стр. 217/. И если чувство
  опасений и ответственности за "изделие" нарастало сравнительно быстро,
  то понима-ние общества, в котором ему судилось жить и работать, заметно
  от этого
  отставало.
   Впрочем, и в рассказе о первом испытании "изделия", выполненного по
  "3-й идее", Сахаров проявляет удивительную беспечность. Поначалу он
  говорит лишь о некоторых механических (от ударной волны) и тепловых
  повреждениях и о считаных пострадавших, не обсуждая радиационных эф-
  фектов взрыва.
   Сахарова не назовёшь публицистом ярким. Он суховат, сдержан, скуп
  (за немногими исключениями) на выражение чувства. Но в описании столь
  памятного для него взрыва (как и двумя годами ранее - первого термоядер-
  ного взрыва) он не только эмоционален - он живописно-выразителен:
  
  
   їВ этот раз я, по описанию проведения испытаний в американской
   "Чёрной книге", не надел чёрных очков (сняв их потом, уже ничего не
   видишь из-за ослепления, а в них видно плохо). Вместо этого я стал
   спиной к точке взрыва и резко повернулся, когда здания и гори-
   зонт осветились отблеском вспышки. Я увидел быстро расширяющий-ся
   над горизонтом ослепительный бело-желтый круг, в какие-то доли
   секунды он стал оранжевым, потом ярко-красным; коснувшись линии
   горизонта, круг сплющился снизу. Затем всё заволокли поднявшиеся
   клубы пыли, из которых стало подниматься огромное клубящееся се-
   ро-белое облако, с багровыми огненными проблесками по всей его
   поверхности. Между облаком и клубящейся пылью стала образовыва-
   ться ножка атомно-термоядерного гриба. Она была ещё более тол-
   стой, чем при первом термоядерном испытании. Небо пересекли в не-
   скольких направлениях линии ударных волн, из них возникли молоч-
   но-белые поверхности, вытянувшиеся в конуса, удивительным обра-
   зом дополнившие картину гриба. Ещё раньше я ощутил на своём лице
   тепло, как от распахнутой печки - это на морозе, на расстоянии мно-
   гих десятков километров от точки взрыва. Вся эта феерия
   развёртывавалась в полной тишине. Прошло несколько минут. Вдруг
   вдали, на простиравшемся перед нами до горизонта поле показался
   след ударной
  
   волны. Волна шла на нас, быстро приближаясь, пригибая к земле
   ковыльные стебли. Я скомандовал:
   Прыгай! - и прыгнул с помоста сам.
   їВолна ушла дальше, и до нас донёсся треск, грохот и звон раз-
   биваемых стёкол. Зельдович подбежал ко мне с криком:
   - Вышло! Вышло! Всё получилось! - и стал обнимать.
   Все мы были немного не в себе. Через несколько минут из здания
   штаба вышли руководители - военный руководитель испытания мар-
   шал М.И. Неделин, командующий ракетными войсками СССР, Кур-чатов,
   Завенягин, научный руководитель объекта Харитон, военное,
   административное и партийное начальство (в том числе начальник
   оборонного отдела ЦК Сербин), руководители служб испытания. За-
   венягин растирал рукой огромную шишку на лысой голове. От удар-
   ной волны в штабе треснул потолок и обрушилась штукатурка. Заве-
   нягин выглядел возбуждённым, как все, и счастливым.
   Испытание было завершением многолетних усилий, триумфом,
   открывавшим пути к разработке целой гаммы изделий с разнообразны-
   ми высокими характеристиками (хотя при этом встретятся ещё не раз
   неожиданные трудности)ї /там же, стр. 253 - 254/.
  
   Я опускаю все технические детали и перипетии, но хочу привести ещё
   один выразительный отрывок:
  
   їКонечно, мы все понимали огромное военно-техническое значе-ние
   проведенного испытания. По существу, им была решена задача
   создания термоядерного оружия с высокими характеристиками. Мы
   были уверены, что испытанное изделие станет прототипом для термо-
   ядерных зарядов различных мощностей, веса и назначения. Мы были
   очень возбуждены. Но это было не просто радостное возбуждение от
   ощущения выполненного долга. Нами - мною во всяком случае - вла-
   дела уже тогда целая гамма противоречивых чувств, и, пожалуй,
   главным среди них был страх, что высвобожденная сила может выйти
   из-под контроля, приведя к неисчислимым бедствиям. Сообщения
   о несчастных случаях, особенно о гибели девочки и солдата, усили-
   вали это трагическое ощущение. Конкретно я не чувствовал себя ви-
   новным в этих смертях, но и избавиться полностью от сопричастности
   к ним не могї /там же, стр. 256 - 257/.
  
   Из под ЧЬЕГО контроля - напрашивается сам собою вопрос? Скоро он
  встанет перед Сахаровым в полный рост. Но похоже, что и в период своей
  борьбы против СОИ он не решится осмыслить его до конца, как это сделали
  Володин и Нержин ("В круге первом").
   Итак, тогда, у истоков чудовищной серии термоядерных взрывов, кото-
  рым суждено будет изувечить экологически, генетически и
  хозяйственно значительную часть Казахстана, российского Севера и
  Северо-Востока, в том числе и районы, населённые слабыми,
  малочисленными народами, Са-харов "конкретної не чувствовал себя
  виновным". Девочка и солдат предстают в этом отрывке единственными
  и не непомерными жертвами на- учно-технического триумфа Сахарова и его
  коллег. "Хорошая физика" ещё заслоняла многое.
   Позволю себе, однако, обратить внимание читателя на немаловажную
  психологическую и нравственную деталь. Сахаров мог бы и не написать
  этой фразы, тем более, что отсутствие чувства виновности было
  достаточно ко-ротким. Ответственность человека и гражданина взяла верх
  над торжеством профессионала уже на полигонном банкете. Однако
  Сахаров не хочет кри-вить душой. Да ещё в подробностях, которые
  работают против него.
   Его поглощённость "хорошей физикой" и теперь, когда пишутся "Вос-
  поминания", вспыхивает ослепительным огнём, на фоне которого меркнут
  "второстепенные" детали. Он бесспорно осознаёт уже (1980-е годы!)
  весь трагизм ситуации, но тогдашнее победное чувство не померкло. Тем
  не менее, уже и в эти относительно беспечные свои часы Сахаров
  совершил рискованный шаг. Он не был бы самим собой, если бы этого шага
  не сде-лал.
   Испытаниями руководил маршал Неделин. После описанного выше
  успеха
   їїв одной из небольших комнат домика Неделина был накрыт па-
   радный стол. Пока гости рассаживались, Неделин разговаривал с на-
   чальником полигона, генералом Б. Он сказал ему:
   - Ты должен выступить на похоронах (погибшего солдата - А.С.).
   Подпиши письмо родителям солдата. Там должно быть написано, что их
   сын погиб при выполнении боевого задания. Позаботься о пенсии.
   Наконец, все уселись. Коньяк разлит по бокалам. "Секретари"*
   Курчатова, Харитона и мои стояли вдоль одной из стен. Неделин
   кивнул в мою сторону, приглашая произнести первый тост. Я взял
   бокал и сказал примерно следующее:
   - Я предлагаю выпить за то, чтобы наши изделия взрывались так же
   успешно, как сегодня, над полигонами, и никогда - над городами.
   За столом наступило молчание, как будто я произнёс нечто непри-
   личное. Все замерли. Неделин усмехнулся и, тоже поднявшись с бо-
   калом в руке, сказал:
   - Разрешите рассказать одну притчу. Старик перед иконой с лампад-
   кой, в одной рубахе молится: "Направь и укрепи, направь и укрепи".
   А старуха лежит на печке и подаёт оттуда голос: "Ты, старый, мо-
   лись только об укреплении, направить я и сама сумею!" Давайте вы-
   пьем за укрепление.
   Я весь сжался, как мне кажется - побледнел (обычно я краснею).
   Несколько секунд все в комнате молчали, затем заговорили неестест-
   венно громко. Я же молча выпил свой коньяк и до конца вечера не
   открыл рта. Прошло много лет, а до сих пор у меня ощущение, как от
   удара хлыстом. Это не было чувство обиды или оскорбления. Меня
   вообще нелегко обидеть, шуткой - тем более. Но маршальская прит-
  ---------------------------------
  ----------------
  *
   Офицеры личной охраны /прим. Сахарова; там же, стр. 147/
  
  
   ча не была шуткой. Неделин счёл необходимым дать отпор моему не-
   приемлемому пацифистскому уклону, поставить на место меня и всех
   других, кому может прийти в голову нечто подобное. Смысл его рас-
   сказика (полунеприличного, полубогохульного, что тоже было непри-
   ятно) был ясен мне, ясен и всем присутствующим. Мы - изобретатели,
   учёные, инженеры, рабочие - сделали страшное в истории чело-
   вечества. Но использование его целиком будет вне нашего контроля.
   Решать ("направлять", словами притчи) будут они - те, кто на вер-
   шине власти, партийной и военной иерархии. Конечно, понимать я
   понимал это и раньше. Не настолько я был наивен. Но одно дело -
   понимать, и другое - ощущать всем своим существом как реальность
   жизни и смерти. Мысли и ощущения, которые формировались тогда и не
   ослабевают с тех пор, вместе со многим другим, что принесла
   жизнь, в последующие годы привели к изменению всей моей позиции.
   Об этом я расскажу в следующих главахї /там же, стр. 257 - 258/.
   Неделинская "притча" с её цинизмом вспомнится Сахарову (а также и
  нам) ещё не раз. Надо отдать Неделину должное: трудно обрисовать точней
  и лаконичней роль специалиста в структуре "соцлагеря". Но в отношении
  Сахарова Неделин промахнулся. Он не понял, какой силы цепную реакцию
  включил своим надзирательским поучением.* Реакцию медленную, волно-
  образную, но необратимую.
  
  
   С поднятым забралом
  
   Итак, напряженная внутренняя работа поставила Сахарова перед неодо-
  лимой внутренней потребностью перестать подчиняться обстоятель-
  ствам. Совесть подчинила его своему диктату. Некий несгибаемый стер-
  жень, пере-данный нам через родителей и книги (постепенно мы убеждаемся,
  что пе-реданный и что через), распрямил его и заставил пойти против
  течения. Он нашел в себе силы преодолеть могучую инерцию той среды, в
  которую был включён, казалось бы, намертво.
   Что же было первой крупной, решительной акцией Сахарова в одном из
  тех двух видов деятельности, которые он для себя избрал, как избирают
  ве-рующие искупительное подвижничество в миру? Он, вероятно,
  чувствовал это иначе, но мне видится так. Я имею в виду борьбу за мир
  и защиту граждан неправового государства от его произвола. Его первым
  шагом по новой дороге стал знаменитый меморандум "Размышления о
  прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе"
  (1968 - 1969).
   Позволю себе привести свой ранее уже упомянутый непосредственный от-
  клик на сахаровский материал в его самиздатском варианте, попавшем
  тогда в мой харьковский круг.
  --------------------------------
  -----------------------
  *
   Сахарова-диссидента Неделин уже не увидел. Он погиб, инспектируя испытания межкон-
  тинентальной баллистической ракеты нового типа осенью 1960 года.
  
   Итак, возвратимся в 1970 год:
   їОдним из очень характерных для Самиздата публицистических произве-
  дений (или документов), подтверждающих наши выводы о недостаточной
  теоретической определённости позиции большинства его авторов,
  являются "Размышления о прогрессе, мирном
  сосуществовании и ин- теллектуальной свободе"
  (июнь 1968).
   "Размышления" были направлены Сахаровым в ЦК КПСС, а также пе-
  реданы им в Самиздат и опубликованы за границей. Они и адресованы со-
  ветскому правительству, правительствам зарубежных государств,
  советской и мировой общественности.
  
   Автор "Размышлений" не экономист, а физик, и его "Размышления"
  вызваны не профессиональным, а общечеловеческим, патриотическим,
  гражданским интересом к затронутым им проблемам.
   Как выражение взглядов и настроений советской научной
  интеллигенции работа А.Д. Сахарова представляется нам очень
  симптоматичной.
   Мы не претендуем на её полный разбор. Нас интересуют те стороны
  "Размышлений", которые соприкасаются с нашими собственными разду-
  мьями.
   С позиций этих выводов мы и рассмотрим некоторые положения "Раз-
  мышлений".
   Изложение всякой системы взглядов, основанное на научном подходе
  к действительности, требует, прежде всего, терминологической
  определён-
  ности.
   В "Размышлениях" этой определённости нет.
   Что подразумевает Сахаров под словом "социализм"?
   Он говорит, что всякий внимательный человек отметит "глубоко социа-
  листический" характер его работы.
   Он призывает использовать "весь положительный опыт,
  накопленный человечеством" и говорит о несовместимости
  эффективного использования этого опыта с "фанатическими,
  экстремистскими и сектантскими идеологиями, а
  именно: с расизмом, сталинизмом, и маоизмом", с "фашистской,
  расистской или маоистской догматикой".
   Сталинизму, маоизму, арабскому социализму и современному советскому
  "маккартизму" он даёт уничтожающую характеристику. Вместе с тем, но- вый
  (научный) подход к явлениям общественной жизни должен быть выра- ботан,
  по его убеждению, на основе "высоких нравственных идеалов со-
  циализма и труда, с устранением факторов догматизма и
  скрытого дав- ления господствующих классов".
   При внимательном чтении статьи создаётся впечатление, что "нормаль-
  ным", "здоровым" социализмом А.Д. Сахаров считает проект, принадлежащий
  Марксу и Энгельсу, не вдумываясь в степень его выполнимости. Или
  же (так его тоже можно понять) те идеалы, ту социальную философию,
  которая руководила Марксом и Энгельсом при разработке проекта.
   Все реальные воплощения этого проекта автор считает отклонением
  от нормы, искажением этих идеалов и этой философии, причём отклонением,
  вызванным не невыполнимостью классических предначертаний, а произво-
  лом правящих групп, злонамеренной маскировкой их под социализм.
   Говорит же он, что популярное сейчас в определённых кругах представ-
  ление о социализме реальном как о "псевдосоциализме", как о "военно-
  бюрократической надстройке над антиленинской экономической
  полити-кой" имеет под собой известные основания.
   Так что же означает слово "социализм" в "Размышлениях" А.Д. Са-харо-
  ва: строй, который хотели построить основоположники и который
  так никогда и не был построен? Определённое мировоззрение (или пози-
  цию) по отношению к "труду и людям труда"? Или строй, который
  построен и носит это название?
   В "Размышлениях" удивительно то, что поражает в позиции подавляю-ще-
  го большинства внутренних критиков социализма (реального, существу-ю-
  щего, а не гипотетического): никто из них не ставит перед собой знаме-
  нательного вопроса Яна Прохазки: почему все варианты реально
  существующего социализма настолько отличаются от литературной модели
  этого строя, что дают основания считать их "псевдосоциализмом"? Почему
  социализм в этих реальных воплощениях неизменно превращается в свою
  прямую проти- воположность? Можно ли вообще построить "настоящий
  социализм" и как он должен всё-таки выглядеть? Ведь и современный
  советский "маккар-тизм" скатывается, по свидетельству автора, назад,
  к сталинизму, а не к таинственному идеалу социализма.
   Где, когда, кем был построен, строился или строится настоящий со-
  циализм?
   И вообще - "был ли мальчик?"
   "Размышления" акад. Сахарова не проливают света на эти вопросы.
   А.Д. Сахаров неоднократно говорит о научности социализма, о своих
  социалистических позициях. Работа его носит бескомпромиссный, непод-
  цензурный характер, что лишает нас права видеть за этими разговорами
  из-вестного рода маневр, который обеспечивает статье проникновение в
  прес-су. Мы вынуждены рассматривать все положения статьи как
  истинные
  убеждения автора.
   Желая похвалить Р. Медведева, автора тысячестраничной ненапечатан-
  ной (тогда - Д.Ш.) монографии о генезисе и проявлениях сталинизма,
  автор говорит, что монография написана с чистейших марксистских
  социалистических позиций.
   С какой из марксистских позиций?
   С позиции исторического материализма, ставящего во главу обществен-
  ного развития характер производительных сил, разделение
  общественного труда, производственно-экономическое бытие общества?
   Или с позиции признания возможности (и даже неизбежности) диктатуры
  пролетариата, на худой конец - его партийного авангарда в самых
  отсталых странах? С позиции признания осуществимости всего
  конструктивного набора марксизма?
   Ведь эти позиции уже внутри марксистской теории противоречат
  друг другу.
   А сам акад. Сахаров признаёт возможность и желательность
  диктатуры пролетариата?
  
   Ведь это не такая деталь, которую можно признавать и не признавать,
  оставаясь при этом на марксистской позиции; это основа
  конструктивной части марксизма, превращающая её в утопию!
   Исповедует ли акад. Сахаров глубоко марксистскую по своей сути
  идею превосходства пролетариата в лице его партийного авангарда над
  интеллигенцией?
   Верит ли он в нежизнеспособность капиталистического способа
  производства, убеждённость в которой лежала в основе всех марксистских
  конструкций XIX столетия и продолжает отстаиваться марксизмом
  сегодня?
   В неизбежность и необходимость пролетарской революции в развитых ка-
  питалистических странах?
   Всеми своими "Размышлениями" акад. Сахаров отвергает, опровергает,
  компрометирует эти тезисы.
   А они принадлежат, как это ни досадно, не Сталину и не Мао, а осново-
  положникам учения - Марксу, Энгельсу, Ленину.
   Несомненно, что в своей основной области творчества акад. Сахаров
  не смешивает намерений с результатом. Он знает, что можно плыть в Индию
  и найти Америку, плыть в Америку - и ничего не найти и т.п.
   Но по отношению к социализму он постоянно то отождествляет, то не-
  кстати категорически разъединяет замысел и его живые реализации: отож-
  дествляет, когда говорит о высокой "нравственно-этической" ценности
  и победе (?) социализма, смешивая исходные и благие намерения основопо-
  ложников с адом, путь в который вымощен ими. Разъединяет, потому что
  принимает за пороки реализаций те черты живого социализма, которые
  обусловлены утопичностью замысла, невыполнимостью рекомендаций те-
  ории, способных быть осуществлёнными не иначе, как при искажении их
  до неузнаваемости, до их прямой противоположности.
   И если главную опасность для современного общественного развития
  автор видит в возможности "возникновения демагогических, лицемерных
  и чудо-вищно жестоких полицейских диктаторских режимов", говоря,
  что "в первую очередь - это режим Сталина, Гитлера, Мао
  Цзедуна", то надо же, наконец, разобраться в том, на каких
  теоретических и эконо-мических основаниях возникают эти режимы!
   А.Д. Сахаров говорит, что каждая из диктатур ХХ века, в том числе и
  "псевдосоциалистические" диктатуры Мао и Сталина, строятся на каком-то
  мифе.
  
   їМиф расы, земли и крови, миф о еврейской опасности, допол-
   ненный культом Сталина и преувеличением противоречий с капита-
   листическими странами в СССР, миф о Мао Цзедуне, крайний китай-
   ский национализмї крайний антигуманизм, определённые предрас-
   судки крестьянского (?) социализма в Китаеїї
  
   Но упомянуты ли здесь ГЛАВНЫЕ мифы - мифы, положенные в основу
  любого социалистического эксперимента, где бы он ни
  разворачивался?
   А.Д. Сахаров перечислил множество мифов, за которые цепляется на-
  ция, находящаяся в тяжелом политико-экономическом положении (при
  подсовывании ей достаточно демагогической партийной программы), и за-
  был о главных, о собственно социалистических мифах. Он не упоминает в
  своих "Размышлениях":
   мифа о возможности уничтожения классов;
   мифа о способности пролетариата без отрыва от своих основных обязан-
  ностей держать в руках руководство обществом и его производством;
   мифа о тождестве пролетариата и его партийного авангарда;
   мифа о простоте "общественнопланомерного" управления современными
  производительными силами;
   наконец, мифа о том, что социализм - строй, покончивший с эксплуа-та-
  цией человека человеком и т.д. и т.п.
   В легальных работах, рассчитанных на публикацию в Госиздате, можно
  позволить себе некоторую неопределённость и туманность теоретической
  по-зиции.
   Работы, идущие в Самиздат, воспринимаются теми, кто их читает, как
  воплощение абсолютной идейной честности. Нам представляется, что в
  этих работах необходимо особенно чёткое и уважительное отношение к ис-
  тине, особая требовательность к себе при подведении каких-то
  итогов, особая определённость позиции.
   Акад. Сахаров отмечает общие черты диктаторских режимов ХХ века:
   їОбычная практика - преимущественное использование догматики,
   штурмовиков и хунвейбинов на первом этапе и террористической
   бюро-кратии, надёжных кадров типа Эйхмана, Гиммлера, Ежова, Берия -
   на вершине обожествления неограниченной власти.
   Фашизм в Германии просуществовал 13 лет, Сталин в СССР вдвое
   больше. При очень многих общих чертах между гитлеризмом и ста-
   линизмом есть и определённые различия. Сталинизм - это более изо-
   щрённый наряд из лицемерия и демагогии, опора не на откровенную
   людоедскую программу, как у Гитлера, а на прогрессивную, научную
   и популярную среди трудящихся социалистическую идеологию, кото-
   рая явилась очень удобной ширмой для обмана рабочего классаї.
  
   Итак, кровавый злодей испортил "научную, прогрессивную, популярную
  среди рабочих" социалистическую программу, превратив её в ширму для
  своих подлых действий.
   Как бы хотелось ещё раз вернуться к марксистской теории, в которую
  уважаемый нами автор "Размышлений" со времени сдачи им кандидат-
  ских экзаменов, по всей очевидности, не заглядывал.
   Почему именно сталины, берии, мао цзедуны, готвальды и тому подоб-ные
  личности оказались у власти во всех реальных воплощениях "научной и
  прогрессивной" марксистской теории?
   Вспомним: "Боритесь, рабочие, - 'соглашается' наш
  филистёр (на это 'согласен' и буржуа, раз рабочие
  всё равно борются и приходится думать лишь о том,
  как сломать остриё их меча), боритесь. Но не смейте
  побеждать! Не разрушайте государственной машины буржуазии, не
  ставьте на место буржуазной 'государственной организации'
  пролетарскую 'государственную
  
  организацию'!" - иронизирует Ленин в 1918 году ("Пролетарская рево-
  люция и ренегат Каутский").
   Значительно раньше он возмущался Бернштейном, который, по его же
  словам, построил "довольно стройную систему доводов", опровергающих
  возможность диктатуры пролетариата (начало 1900-х годов).
   Достаточно ознакомиться с ленинскими ответами оппортунистам, реви-
  зионистам и пр. (по книге "В.И. Ленин против ревизионизма"), что- бы
  увидеть: возмутившее Ленина "Боритесь, рабочие, но не смей- те
  побеждать!" - означало в устах того же Каутского вовсе не предпо-
  чтение буржуазной демократии диктатуре пролетариата, а уверенность
  все-
  го экономистского крыла марксизма в неосуществимости
  диктатуры про-летариата, то есть его государственной организации.
   "Боритесь, рабочие, но не смейте побеждать", ибо
  своей собст-венной организации вы создать не сумеете, а демократию,
  которая позволя-ет вам отвоёвывать одно преимущество за другим, -
  уничтожите. Вместо неё вы создадите однопартийную бюрократическую
  диктатуру (и Каутский, и Бернштейн об этом много писали) и поставите всё
  общество, в том числе и себя, в полную и безысходную зависимость от
  её подкреплённой всеми орудиями публичной власти монопольной воли.
  
   Вот как рисует Сахаров историю социалистического государства:
  
   їНе менее 10-15 млн. советских людей погибло в застенках НКВД от
   пыток и казней, в лагерях для ссыльных кулаков, так называемых
   'подкулачников' и членов их семей, в лагерях 'без права переписки'
   (это были фактические прообразы фашистских лагерей смерти, где
   практиковались, например, массовые расстрелы заключённых при
   "перенаселении" лагерей и при получении специальных указаний,
   їпри переселении целых народов - крымских татар, немцев Повол-
   жья, калмыков, многих кавказских народовї.
  
   Им упоминается "украинофобия Сталина", "политика безудержной экс-
  плуатации деревни грабительскими заготовками по 'символическим' це-
  нам, с почти крепостным закабалением крестьянстваї Результат налицо:
  глубочайшее и трудно восстановимое разрушение экономики и всего
  уклада жизни в деревне, которое по закону сообщающихся сосудов
  захватило и промышленностьї" "Мещанско-зоологический антисемитизм,
  драконов-ские законы, їкоторые служили одним из средств удовлетворе-
  ния спроса на 'рынке рабов'" и т.д. и т.п.
   Всё это, большинству из нас, людей старшего поколения, хорошо из-
  вестно. Но непонятно одно: почему всё это вместе называется строем, ко-
  торый в "морально-этическом" и "нравственном" отношении выше капита-
  лизма, а экономически "сыграл с ним вничью"???
   Акад. Сахаров недвусмысленно заявляет, что социализм доказал (?)
  "всему человечеству" свою "жизнеспособность" и высокий морально-нрав-
  ственный этический потенциал, а потом разворачивает такие картины,
  что даже нам, хорошо это знающим, становится снова и снова жутко.
   Или это не социализм?
   Это сталинизм, маоизм, готвальдизм, чаушескизм, брежневизм,
  насеризм, подгорнизм, гречкоизм, косыгинианство?!?..
   Ну, а социализм???
   Приходится снова и снова делать вывод, что в терминологии
  автора "Размышлений" социализм - это понятие литературно-философское,
  нрав-ственное, морально-этическое, - какое угодно, только не реально
  суще-ствующий социально-экономический строй. И означает оно благие
  общест-венные устремления, литературный, нравственный, морально-
  этический культ людей труда и самого труда, но не формацию, не способ
  производства, во всяком случае - не реально существующую и именующую
  себя со-циализмом формацию, которая не только подчинила себе более
  миллиарда человек, но и упорно стремится доказать всему человечеству
  своё превос-ходство над любыми другими общественными укладами,
  пользуясь при
  этом, главным образом, запрещёнными приёмами.
   Нам представляется, что в такой ситуации допускать неопределённость
  в терминологии нельзя.
   Коснёмся экономической стороны "Размышлений".
   Социализм и капитализм сыграли не вничью, как о том говорит акад.
  Сахаров, а с явным выигрышем капитализма в экономическом отношении и
  в области права.
   И это не случайный, обусловленный рядом неожиданных поворотов исто-
  рии, трагических злоупотреблений, проигрыш, а закономерный провал,
  предопределённый конструктивными особенностями социализма, всё более
  очевидный для многих людей.
   Акад. Сахаров оценивает и сравнивает две экономические системы
  не по уровню их приспособительных (к среде, природной и международной, -
   с одной стороны, к потребностям своих составляющих - с другой) возмож-
  ностей, а по моральному достоинству их (по его представлению)
  побу-дительных стимулов:
   у социализма - уважение к труду и людям труда,
   у капитализма (как субъективный стимул экономической
  деятельности) - жажда обогащения.
   Первое - хорошо, второе - плохо.
   Забудем на минуту, что стимулом экономической деятельности человече-
  ского общества как такового является стремление к удовлетворению
  своих жизненных потребностей и уже поэтому людям нужнее то общество,
  кото-рое лучше справляется с этой задачей.
   Акад. Сахаров полагает, что улучшением своего жизненного уровня тру-
  дящиеся капиталистических стран обязаны существованию социалистичес-
  ко-го лагеря (да утешатся погибающие от голода и террора китайцы* тем,
  что благодаря их страданиям рабочие США разъезжают в собственных
  автомобилях). С таким же основанием можно сказать, что отсутствием
  социалистических переворотов в развитых капиталистических странах
  буржуазия обяза-
  на тому, что рабочие этих стран видят, чего добились в социалисти-
  ческих странах их коллеги, уничтожившие капитализм.
  ------------------------------------
  ----------------
  *
   Напомним: это 1968 год /прим. Д.Ш./.
  
   Но дело не в этом. Как ни жаль, самым существенным фактором, неот-
  ступно меняющим характер капиталистического распределения в пользу
  мас-совых контингентов работников, является не только упорная борьба
  органи-зованных профсоюзов капиталистических стран (достаточно
  эффективный фактор), но и "низменная" погоня за прибылью конкурирующих
  капитали-стов. Обратные связи капиталистического производства,
  создающие "авто-матическую коррекцию на минимум общих затрат", требуют
  от конкурен-тов оптимального использования предприятием его техники
  и рабочей си-лы. К счастью для человечества, объективным,
  необходимым условием такой оптимальности является хорошая деловая
  форма основной массы ра- ботников, занятых в современном производстве.
   Для людей, а не для автоматов (биологических - рабы - или техниче-
  ских) это понятие - "хорошая деловая форма" - включает в себя не только
  достаточную квалификацию и сытость, но и удовлетворённость условиями
  своей работы и жизни, заинтересованность в своём труде, какую-то произ-
  водственную активность и т.д. и т.п.
   Реализуются эти требования конфликтно, статистически, хаотично, но
  необходимость пробивает себе дорогу сквозь хаос в силу отмеченной
  выше зависимости предприятий от производительности труда работников.
   Вынужденное уважение к труду и людям труда здесь вырабатывается са-
  мим характером зависимостей между трудом и способом его использования.
   Мимоходом об одной цифре: в США "грань бедности" - это сейчас не
  "примерно 25% населения", как говорит акад. Сахаров.
   Это - в 1969 году (по данным "ЛГ" от 11 июня 1969) - 22 млн человек,
  или примерно 11,8% населения США.
   В СССР же не около "40% населения оказывается в очень трудном эконо-
  мическом положении (акад. Сахаров), а, по "условному распределению
  доходов", по данным В. Райцина ("Нормативные методы планирования
  уровня жизни". Изд. "Экономика", М., 1967), 43% только рабочих и
  служащих, не дотягивают до минимума материальной обеспеченности в
  54,4 руб на члена семьи в месяц. Даже после экспроприации всех семей-ных
  излишков в пользу главы семейства, оказывается, что до этого мини-мума
  не дотягивают 21,9% всех семей рабочих и служащих, а до едва пре- вы-
  шающего минимум уровня (75 руб на члена семьи в месяц) - 59,1%. Без
  пересчёта в пользу мужчин до этого уровня не дотягивают 78,7% семей
  рабочих и служащих СССР (1964 - 1965 годов).
   В области же сельскохозяйственного производства, по данным Ю. Чер-
  ниченко (ст. Помощник-промысел. "Новый мир" N 8, 1966) и Ю. Ару-
  тюняна (Опыт социологического изучения села. Изд. МГУ, 1968) за
  1964 - 1965 гг., 50-рублёвого минимума на каждого члена семьи еже-месячно
  не вырабатывает ни одна категория работников.
   Характерно, что даже с учётом бесплатного образования,
  здравоохра-нения, культурного обслуживания и пенсионного
  обеспечения, средняя заработная плата рабочих и служащих в СССР (151
  руб в месяц) была в три раза ниже, чем средняя заработная плата
  американских рабочих (примерно 4000 - 5000 долл. в год), по данным за 1962
  год. И это при примерно равной стоимости продуктов питания и
  значительно более низкой в США стоимости промтоваров широкого
  потребления.
   Неужели ничья?
   Добавим ещё несколько цифр. Япония не меньше, чем СССР, потеряла
  (относительно к своим масштабам) во время второй мировой войны. Вот
   что пишет о Японии газета "Правда" в 1969 году:
  
   "В Японии за последние 15 лет среднегодовой
  прирост произ- водства составил 13,5%. Однако
  гораздо важнее то, что за по-следние 8 лет
  среднегодовой рост производства составил 14,7%,
  причём за последние три года он поднялся до
  16,5%. В 1960 году промышленное производство
  Японии составило 20% от про-изводства США и 85% от
  производства Западной Германии, и всё же в 1968
  году оно достигло 38% производства США и 157% про-
  производства Западной Германии. Тем самым Японияї
  стала вто-рой индустриальной державой капиталисти-
  ческого мира".
  
   В СССР "пиковый" прирост промышленной продукции за последние 15
  лет составил 8%, неоднократно снижаясь до 5-6%. Данные 1969 года.
   Неужели ничья?
   Акад. Сахаров оспаривает и краеугольный камень марксистской пропа-
  ганды - утверждение о неравномерности капиталистического
  распределения: суммарное потребление "богачей", говорит он, "не
  является слишком серьёзным бременем в силу их
  малочисленности" и составляет "20% общего народного
  потребления" в США, где капиталисты, по данным советских авторов,
  составляют примерно 18% населения (в среднем - по капиталистическим
  странам - 10%).
   Поскольку потребление продуктов на душу населения в США близко
  к "научно обоснованным нормам", предполагаемым советскими авторами
  в качестве идеала (см. сборники "Мы и планета". - Изд. политической ли-
  тературы. - М., 1967 и "Страны социализма и капитализма в цифрах", -М.,
  1966), то 18% населения не могут чувствительно "объесть" осталь- ных.
  Остаток от своего потребления они через банки и предприятия вкла-
  дывают в общественное расширенное воспроизводство. Суммарное потреб-
  ление богачей, говорит А.Д. Сахаров, меньше прироста народного потреб-
  ления за последние пять лет.
   Акад. Сахаров говорит о тяжести содержания бюрократической элиты
  социалистических стран и приходит к парадоксальному для марксиста
  выво-ду, что рабочим развитых капиталистических стран не нужна
  революция, "которая приостановит экономическое развитие более,
  чем на пять лет" и "не может считаться экономически вы-годным
  для трудящихся делом" /выд.Д.Ш./.
   "Я не говорю, - продолжает он, - о той плате народной
  кровью, которая неизбежна при революции".
   Нет у капитализма, по мнению автора, и предопределённой агрессивно-
  сти, поскольку он, в целом, хорошо справляется с решением своих эконо-
  мических задач и без агрессии /вот тут бы и задуматься над тем, нужна
  ли Америке система противоракетной обороны СОИ - прим. Д.Ш./.
  
   На США, говорит Сахаров, падают все издержки лидера мировой эконо-
  мической жизни, "бремя технического и организационного
  риска, разработочных издержек, которое ложится на
  страну, лидирующую в технике".
   СССР этих издержек не несёт.
   Однако, говорит он, "нельзя не учесть, что мы сейчас
  догоняем США лишь по некоторым старым и
  традиционным" отраслям, в значи-тельной мере потерявшим для США
  своё определяющее значение (чёрная металлургия и пр.). А в более новых
  отраслях, например, "в производстве средств автоматики,
  вычислительных машин, в нефтехимии и, в особенности,
  в научных, научно-технических и научно-
  технологических исследованиях мы имеем не только
  отставание, но и меньшие темпы роста, и это исключает
  возможность полной победы нашей экономики в
  ближайшие десятилетия" (Выд. Д.Ш.).
   А "неполной" не исключает?
   Это тоже - "ничья"?
   Ещё и ещё раз мы напоминаем: марксизм предвещал гибель капитализма
  не в результате войн или других внешних причин, а в результате его
  внут-ренней принципиальной экономической нежизнеспособности.
  Чем под-тверждается этот основополагающий прогноз марксизма?
   Сообщив всё это, акад. Сахаров делает вывод, что "доказана жизне-
   способность социалистического пути, который
  принёс народу огромные материальные (?),
  культурные (??) и социальные (???) достижения,
  как никакой другой строй возвысил нравственное
  (?!?) значение труда".
   При всём нашем уважении к автору "Размышлений", при всей благодар-
  ности за смелую и бескорыстную акцию, мы вынуждены считать подобные
  выводы скорее безответственными, чем ответственными.
   Сегодня к социализму тянутся страны и части света, находящиеся, по
  собственному свидетельству автора, в тяжелейшем, опаснейшем, угрожаю-
  щем политическом и экономическом положении.
   Без долговременной, очень серьёзной, продуманной и эффективной по-
  мощи они из этого тупикового положения, по его мнению, вряд ли выйдут:
  разрыв между темпами роста населения и национального продукта в этих
  странах продолжает расти. Политическая ситуация в них тоже носит харак-
  тер кризисный. Их уже ориентировали на разрыв с метрополиями как на
  выход из тупика. Вместо того, чтобы требовать и добиваться равенства
  с народами метрополий, не порывая с ними экономически, они обрели не-
  независимость иї углубили свой политико-экономический кризис.
   Теперь они ориентируются на сторону, экономически проигрывающую
  в соревновании двух систем, двух способов использования современных
  про-изводительных сил, наращивающую только свои военные
  преимущества.
   Не мешало бы помнить, что лидер этой стороны (СССР) может помочь
  своим партнёрам по блоку, в основном, только военной техникой: избыт-
  ком сельскохозяйственных продуктов, в которых так нуждаются эти страны,
  СССР не располагает (производительность труда в сельском хозяйстве
  СССР в пять раз ниже, чем в США), а в области передовых, современных
  отрас-
  лей науки и техники не достигает мировых капиталистических
  стандартов.
  
   Представим себе, что слаборазвитые страны поверят выводу о "ничьей".
  Поскольку идеологически их больше привлекает социализм (его
  декларативная демагогия), они ринутся по его пути. На лидера этой
  стороны ляжет огромная дополнительная нагрузка; тяжесть положения
  слаборазвитых стран усугубится бесперспективным выбором.
   Когда акад. Сахаров предлагает разделить между СССР и США в равной
  мере бремя помощи слаборазвитым странам, он забывает о том, что США
  и Канада, именно по хлебу, и так несут это бремя, а СССР, бывший ми-ровой
  экспортёр хлеба, из года в год закупает пшеницу у капиталистов; что
  производство мяса и молока в целом по СССР за 1968 год было убыточно;
  что целые сельскохозяйственные районы страны потребляют больше сель-
  скохозяйственных продуктов, чем они сами дают обществу, и т.д.
   И это при условии, когда, по словам А.Д. Сахарова, природные ресур-сы
  страны исключительно благоприятны для роста, а "народ наш в от-
  чётный период работал с предельным напряжением".
   При этом очень многое берётся у США в принципиально разработанном
  или апробированном виде: "Достаточно напомнить проблему
  топлив-ного баланса, методы организации массового
  поточного производства, антибиотики, ядерную
  энергетику, конверторное про- изводство стали,
  гибридную кукурузу, самоходные комбайны, добычу
  угля открытым способом роторными экскаваторами,
  полу- проводники в электронике, переход от
  паровозов к тепловозам и многое другоеї"
   Да, пожалуй, достаточної
   В последнее время много говорилось о слиянии обоих способов
  организации индустриальной экономики.
   Говорит о нём и акад. Сахаров.
   На какой основе должно произойти слияние?
   За чем останется приоритет в конвергентной экономике - за
  госу-дарством или за рынком?
   Автор не устаёт говорить об "отсутствии неодолимых
  препятствий в развитии производительных сил в обеих
  мировых экономиче-ских системах, которые могли бы
  привести в противном случае
  с неизбежностью к обстановке тупика, отчаяния,
  авантюризма." Но социалистическая диктатура как воплощение
  политико-экономиче- ского абсолютизма - имеет неодолимые
  препятствия в развитии своих производительных сил, преодолеть
  которые она сможет только в том слу-чае, если откажется от своего
  основного принципа - от своего политико-экономического абсолютизма,
  от себя самой.
   И странно требовать от правящей элиты социалистического
  государства благожелательного интереса к доктрине, предусматривающей
  свободу ин-теллектуальной деятельности, критики, анализа, пропаганды
  своих идей, многопартийности и многое другое, что предлагает
  монополии Сахаров.
   А.Д. Сахаров не всегда последователен: его ужасает маоизм, страшнее
  которого он не находит режима в истории, он не может не знать, что ре-
  жим Хо Ши Мина представляет собой миниатюрную копию режима Мао
  Цзедуна; однако он считает американское противодействие экспансии
  этого режима на всю Азию (ибо какой же ещё коммунизм, кроме маоизма,
  есть
  
  в Азии?) преступлением. А как остановить наступление маоизма на конти-
  ненте? Или не надо его останавливать? Гитлера надо было (в 1933 - 1939
  годах) остановить или нет? Или следует закрывать сознательно глаза на
  то, что режимы Хо Ши Мина и Ким Ир Сена являются, по существу своему,
  маоистскими режимами?
   Он яростно обличает идеологический монополизм, догматизм, бюрокра-
  тизм, "преступления и преступную ограниченность" власти и обращается
  за помощью в борьбе против этих качеств к их главному носителю - к этой
  же государственной власти.
   Он требует согласия на идеологическую и научную полемику от неконку-
  рентоспособной именно в полемике стороны. Это не только непоследова-
  тельно, но и несправедливо: можно ли требовать, чтобы целый класс шел
  добровольно на заведомое поражение?
   Правящая однопартийная бюрократия тесно связана со строем, который
  не может выдержать критики. У неё нелёгкое положение: её классовые ин-
  тересы не совпадают с интересами общества.
   Доводам науки, данным статистики, разоблачениям искусства и литера-
  туры, укорам совести она в состоянии противопоставить только запрет и
  си- лу. Это и много и мало: много по отношению к бесчисленным человече-
  ским жизням, хрупким и беззащитным перед машинизированным насили-ем;
  достаточно для того, чтобы привести к катастрофе целые страны и да-же
  всё человечество; мало для того, чтобы дать процветание и устойчивое
  благополучие; мало для того, чтобы опровергнуть истину, если истина вы-
  рвется из-под замка и станет достоянием многих и многихї.
  
   * * *
  
   Со времени написания этих страниц прошло почти 30 лет, но мне нечего
  в них менять. Они справедливы по отношению к Сахарову всего "допере-
  строечного" периода. Он не откорректировал принципиально своих
  "Раз-мышлений" вплоть до последнего года жизни, когда его захватила
  борьба за новую конституцию СССР. Только тогда его экономические
  воззрения суще-ственно изменились.
  
  
   Сахаров и Солженицын
  
   Сахаровским "Размышлениям" по живому следу уделил первенствующее
  внимание Солженицын в своей статье "На возврате дыхания и
  сознания" (1969). Мне уже приходилось печатно анализировать эту
  статью. Подчеркну на этот раз только то, что относится к трактату
  Сахарова. Сол- женицын пишет:
  
   їМыї до того иссохли в десятилетиях лжи, до того изжаждились
   по дождевым капелькам правды, что как только упадут они нам на ли-
   цо, - мы трепещем от радости: "наконец-то!", мы прощаем и вих-ри пыли
   овеявшие их, и тот лучевой распад, который в них ещё таит-ся. Так
   радуемся мы каждому словечку правды, до последних лет раз-
   давленному, что этим первым нашим выразителям прощаем и всю
   приблизительность, и всякую неточность, и долю заблуждения даже
   бїльшую, чам доля истины, - только за то, то, что "хоть что-то
   сказано!", "хоть что-то наконец!".
   Всё это испытали мы, читая статью академика Сахарова и слушая
   отечественные и международные отклики на неё. С биением сердца мы
   узнали, что наконец-то разорвана непробудная, уютная удобная дрё-
   ма советских учёных: делать своё научное дело, за это - жить в из-
   бытке, а за это - не мыслить выше пробирки. С освобождающей ра-
   достью мы узнали, что не только западные атомники мучимы сове-
   стью, - но вот и в наших просыпается она!
   Уже это одно делает бесстрашное выступление Андрея Дмитриеви-
   ча Сахарова крупным событием новейшей русской историиї
   /А.И. Солженицын. Публицистика. Статьи и речи. - Вермонт - Париж:
   Изд. YMCA-PRESS. - 1981; стр. 25 - 26/.
  
   Со свойственной ему страстностью, в этих словах высказал Солженицын
  всю суть вопроса. Здесь Солженицын говорит о Сахарове больше, чем то-
  гдашний Сахаров решался сказать о себе. Говорит с пониманием и с глубо-
  чайшим уважением, но с той убийственной меткостью, которой нечего
  противопоставить. И потому она внутренне трудно прощается объектом ис-
  следования.
   Солженицын в своём анализе выдвигает на первое место то, что он может
  поставить в заслугу Сахарову.
  
   їРабота эта находит путь к нашему сердцу прежде всего своею
   чест-ностью в оценках. Многие события и явления называются так,
   как мы тайно думаем, но по трусости боимся высказать. Режим
   Сталина на- зван среди "демагогических, лицемерных,
   чудовищножестоких поли-цейских режимов"; сказано, что в отличие
   от гитлеризма сталинизм "носит гораздо более изощрённый наряд
   лицемерия и демагогии" с опорой на "социалистическую идеологию,
   которая явилась удобной ширмой". Упомянуты и "грабительские
   заготовки" продуктов и "поч-ти крепостное закабаление крестьян-
   ства", правда - в прошлом, но есть и о сегодняшнем: "большое
   имущественное неравенство между городом и деревней", "40%
   населения нашей страны оказывается в очень трудном экономичес-
   ком положении" (по контексту, по намёку речь идёт о бедности, но
   в отношении своей страны язык не выговаривает); напротив, 5%
   "начальства" так же привилегированы, "как аналогичная
   группировка в США". И даже больше! - хотели бы мы возразить, но
   разъяснения автора опережают нас: привилегии управ-ляющей
   группировки в нашей стране - тайны, "дело не чисто", тут "имеет
   место подкуп верных слуг существующей системы", в прошлом -
   "зарплата в конвертах", сейчас - "закрытое распределение дефи-
   цитных продуктов, товаров и разных услуг, привилегии в курортном
   обслуживании". Сахаров высказывается против недавних политиче-
   ских процессов, против цензуры, против новых антиконституционных
   законов. Он указывает, что "партия с такими методами убеждения и
   воспитания вряд ли может претендовать на роль духовного вождя че-
   ловечества". Он протестует против подчинения интеллигенции пар-
   тийным чиновникам под прикрытием "интересов рабочего класса".
   Разоблачение сталинизма он требует "довести до полной правды, а
   не до ї кастовой целесообразности", он справедливо требует
   "всенародного расследования архивов НКВД" и полной амнистии
   сегодняшним политзаключённым. И даже в наиболе неприкасаемой
   внешней по-литике возлагает на СССР "косвенную ответственность"
   за арабо-из-раильский конфликтї /там же, стр. 26; выд. Солженицы-
   ным/.
   Но если и в этом похвальном слове есть кое-где штрихи корректив, то
  в дальнейшем пересказ перерастает в нелицеприятный разбор.
  Кратчайшие попутные комментарии нередко выбивают из-под суждений
  Сахарова их ос-нования. Вот один из примеров:
  
   їСахаров разрушает марксистский миф, что капитализм "приводит
   в тупик производительные силы" или "всегда приводит к абсолютно-
   му обнищанию рабочего класса"ї* /там же, стр. 27; выд. Сол-женицы-
   ным/.
  
   Ещё примеры:
  
   їРазрушает Сахаров и миф о пауках-милионерах: они - не "слиш-ком
   серьёзное экономическое бремя" по их малочисленности, напро-тив:
   "революция, которая приостанавливает экономическое развитие,
   более, чем на 5 лет, не может считаться экономически выгодной для
   трудящихся" (да уж просто скажем: убийственна).
   їПравда, такая ломка молитвенных истуканов не даётся легко.
   Сахаров там и здесь без надобности смягчает: лишь "определённое"
   истощение; и - "в обеспечении высокого уровня жизни ї капитализм
   и социализм сыграли вничью" (где уж там!..). Но сам переступ через
   запретную черту - посметь судить о том, о чём никто не смел, кроме
   Основоположников, - выводит нашего автора далеко вперёдї /там же,
   стр. 27 - 28/.
  
   Но комплиментарная часть отклика Солженицына на меморандум Саха-
  рова тремя-четырьмя страницами, в основном, исчерпывается. Далее идут
  критика и альтернативы.
  ------------
  ------------------------------------
  -------
  *
   Впрочем, это выговаривает он чрезмерно смягчённо ("не всегда"). В современных эконо-
  мических работах доказано, что после мануфактурного периода капитализм - вопреки
  Марк-
  су - не эксплуатирует рабочих, что главные ценности создаются не трудом рабочих, а
  ум-ственным трудом - организацией и механизацией. Рабочие же, особенно вследствие
  удачных забастовок, получают всё большую и большую долю продукта, не выработанную
  ими /прим. Солженицына/.
  
   Оставим ненадолго обе статьи и поговорим об их авторах.
   Солженицын и Сахаров не так уж и далеки друг от друга по возрасту
  (Солженицын на три года старше), в культурных истоках, в дореволюци-
  онных кругах своих родителей. Но их судьбы сложились по-разному. Хотя
  вокруг семьи Сахаровых, во всём их родстве и свойстве, и бушевали унич-
  тожительные вихри, семью в самом узком смысле слова гонения обошли.
  Отец и мать уцелели. Более того: семья не выпала из своего круга, не бед-
  ствовала, сохранила свой социальный статус. Изначальное
  полусиротство Солженицына, разорение рода, нищета детства задали его
  отрочеству иную тональность, чем сахаровскому. Обострённые социально-
  гуманитарные ин- тересы не обещали Солженицыну такой (обманчиво)
  ровной дороги, как Сахарову - его погруженность в теоретическую
  физику. Война, тюрьма, лагерь и ссылка обострили зрение и восприим-
  чивость Солженицына, погру- зили его в кипение массовых человеческих
  судеб. Лагерь высветлил цен-ность свободы, выковал волю.
   Работа Сахарова над его "изделиями" тоже шла под тяжелой рукой ГБ.
  И то, и другое было жизнью в зонах. ГУЛаг не напрасно был окрещён Сол-
  женицыным "архипелагом". На его взаимосвязанных и разбросанных по
  всему океану СССР "островах" был щедро представлен весь советский, до-
  советский, российский, а отчасти и внесоветский мир. Спецзона "Арзамас-
  16", в которой трудился и жил Сахаров, была, по существу своему, на-
  стоящей "крыткой", тюрьмой в тюрьме, "островом", от окружающего мира
  отторженным. Правда, - с очень большим доппайком, с семейными отсеками
  и с увольнительными в "большую зону" (под охраной). Дороги двух юношей
  из, в общем-то, одного слоя (встреться они в дореволюционном
  гимназическом или университетском кругу, могли бы очень и очень
  духовно и умственно обогатить друг друга), разошлись надолго. А когда
  пути их парадоксально пересеклись, жизненные обстоятельства помешали
  им понять друг друга и сблизиться. А может быть, слишком самобытными
  они оказались для дружбы. По жизненному опыту Солженицын был старше
  Сахарова на целую жизнь. Им судилось исторически, объективно бить по
  одной твердыне, но не стоять плечом к плечу в жизненной битве. Во мно-
  гих высказываниях, печатных и устных, их противопоставляют друг другу.
  Во многих - они ставятся рядом - как символы противостояния одной и той
  же силе. Правда, Солженицын не наделил эту силу такими дарами, как в
  своё время - Сахаров.
   Разрешу себе ещё одно отступление от сюжета, диктуемого мемуарами
  Сахарова.
   Недавно в газете "Новое Русское Слово" (Нью-Йорк, США) Солженицын и
  Сахаров названы были "шестидесятниками". Сказано это было с на-
  илучшими намерениями - в споре с бывшим советским фельетонистом, на-
  звавшим "шестидесятником" Горбачёва. Последнее "было бы смешно,
  когда бы не было так грустно"; не стїит этого мнения всерьёз и опровер-
  гать. Что же касается до определения Солженицына и Сахарова как "ше-
  стидесятников", - здесь есть, что оспорить.
   Сахаров, действительно, открыто проявился как диссидент и оппонент
  некоторых сторон советской системы в 1960-х гг. Противником комму-
  нистической системы как таковой, а не только её правового
  беспредела, он стал лишь в конце 1980-х гг. И это - путь многих
  "шестидесятников". Начали они, впрочем, во второй половине 1950-х. И
  внутриведомственная оппозиция Сахарова началась тогда же.
   Солженицын попал в тюрьму в 1944 году. И задолго до этого, в своей
  довоенной молодости, он засомневался в происходящем вокруг, в его пра-
  вомерности и достоинстве. Если уж обязательно делить писателей и обще-
  ственных деятелей по образцу российского XIX века на
  хронологические "волны", то Солженицын очнулся от коммунистического
  наркоза - самое позднее - в 1940-х годах, а потому он "сороковик" , а не
  "шестидесятник". И никогда он дорїгой "шестидесятников" не шел.
   Особенность "шестидесятников" - их упорная "советскость", упрямое
  нежелание вдумываться в исторические, идейные, системные корни проис-
  ходящего, в его мировоззренческую этиологию и системную логику. Они
  добивались коррекции социализма в области права, не понимая (или
  си- лясь не понимать), вплоть до середины 1980-х годов, что произвол вер-
  ховных инстанций - не искажение, а родовой признак социализма. Они не
  поняли и того, что в своих социал-демократических образцах этот принцип
  системной организации не достигает полноты своей реализации и потому
  не разрушает общества в такой мере, как предельная форма социализма,
  т.е. коммунизм.
   При всех их (взаимных) несогласиях, несходствах и расхождениях, наи-
  более прозорливые из "шестидесятников" шли к миропониманию "сороко-ви-
  ков", а не наоборот.
   Во-первых, Солженицын, благодаря своей достаточно ранней жизненной
  установке (познать историю революции, перещупать собственными силами
  мировоззренческое прошлое России во всех его разветвлениях), много
  боль-ше и раньше узнал о России, о её мыслителях и революциях, чем
  "шести-десятники".
   Во-вторых, он не случайно и не напрасно благословляет тюрьму. Не убив
  его, что вполне могло случиться, она достаточно рано увела его со
  стандартной образованщицкой дороги. Она открыла ему советский мир во
  всех его измерениях не через чужой, пусть и талантливо пересказанный
  опыт, а в непосредственном переживании.
   Поэтому з/к Нержин совершенно сознательно покидает райский остров
  "шарашки" и возвращается в топи Архипелага, когда перед ним возникает
  выбор: запродать рабовладельцам свой ум и душу или только тело? Усили-
  вать их могущество или слиться с потоком, работающим по принципу "день
  кантовки - месяц жизни"? Пусть и с постоянной угрозой рухнуть в общую
  яму, когда истощатся силы. Иннокентий Володин пытается предупредить
  акт советского атомного шпионажа, подчинившись благородному импульсу
  и мучась сомнениями. Для Солженицына-Нержина (а роман писался в
  1955-58 гг. - первый и полный вариант) сомнений такого рода уже нет. Вот
  отрывок его спора с коммунистом-заключённым Рубиным:
  
   ї - Нет, мужик, ты не обижайся. Значит, они меня будут извест-ной
   желто-коричневой жидкостью обливать, а я им - добывай атом-ную бом-
   бу? Нет!
   - Да не им, нам, дура!
   - Кому - нам? Тебе нужна атомная бомба? Мне - не нужна. Я, как и
   Земеля, к мировому господству не стремлюсь.
   - Но шутки в сторону! - спохватился опять Рубин. - Значит, пусть
   этот прыщ отдаёт бомбу Западу?..
   - Ты спутал, Лёвочка, - нежно коснулся отворота его шинели Глеб. -
   Бомба - на Западе, её там изобрели, а вы воруетеї.
  
   /А. Солженицын. В круге первом. "Новый мир" N 3, 1990; стр. 71/.
  
  
   Очень характерно для Солженицына это "вы" - в ответ на рубинское
  "нам".
   А вот рассуждения Володина:
  
   їА умереть? Не жалко бы и умереть, если бы люди узнали, что был
   такой гражданин мира и спасал их от атомной войны.
   Атомная бомба у коммунистов - и планета погибла. В подземелье
   застрелят, как собаку, а "дело" запрут за тысячью замков.
   Иннокентий запрокинул голову, как птица запрокидывает, чтобы
   вода через напряжённое горло прошла в грудь.
   Да нет, если б о нём объявили - ему не легче было бы, а жутче: мы
   уже в той темноте, что не отличаем изменников от друзей. Кто
   князь Курбский? - изменник. Кто Грозный? - родной отец.
   Только тот Курбский ушел от своего Грозного, а Иннокентий не
   успел.
   Если бы объявили - соотечественники с удовольствием побили бы
   его камнями! Кто бы понял его? - хорошо, если тысяча человек на две-
   сти милионов. Кто там помнит, что отвергли разумный план Баруха:
   отказаться от атомной бомбы - и американские будут отданы под ин-
   тернациональный замок? Главное: как посмел он решать за отечество,
   если это право - только верхнего кресла, и больше ничьё?
   Ты не дал украсть бомбы Преобразователю Мира, Кузнецу Счастья? -
   значит ты не дал её Родине!
   А зачем она - Родине? Зачем она - деревне Рождество? Той под-
   подслеповатой карлице? той старухе с задушенным цыплёнком? тому
   заплатанному одноногому мужику?
   И кто во всей деревне осудит его за этот телефонный звонок?
   Никто даже не поймёт, порознь. А сгонят на общее собрание - осудят
   едино-гласної
   Им нужны дороги, доски, стёкла, им верните молоко, хлеб, ещё
   может быть колокольный звон - но зачем им атомная бомба?
   А самое обидное, что своим телефонным звонком Иннокентий,
   может быть, и не помешал воровствуї
  
   /там же, "Новый мир" N 5, М., 1990; стр. 35 - 36/.
  
   Но всё-таки позвонил, попытался предупредитьї
   Вот ещё отрывок из лагерного диалога на той же "шарашке". Разговор
  ведут два очень талантливых и квалифицированных специалиста, но - аре-
  станты (уже арестанты, а не потенциальные, как Володин):
   ї - Александр Евдокимыч! Ну, а если бы за скорое освобождение вам
   предложили бы делать атомную бомбу?
   - А вы? - с интересом метнул взгляд Бобынин.
   - Никогда.
   - Уверены?
   - Никогда.
   Круг. Но какой-то другой.
   - Тїк вот задумаешься иногда: что это за люди, которые делают им
   атомную бомбу?! А потом к нам присмотришься - да такие же, на-
   верної Может ещё на политучёбу ходятї
   - Ну уж!
   - А почему нет?.. Для уверенности им это очень помогаетї
   /там же, стр. 19(1)/.
   Заметьте, что это написано задолго до выхода Сахарова на открытую
  по-литическую сцену, т.е. отнюдь не в укор ему лично.
   Вернёмся, однако, к давнему отклику Солженицына на сахаровские
  "Размышления". В этом отклике до такой степени всё сконцентрировано,
  из него настолько вытеснено всё лишнее, что цитировать его трудно:
  тянет переписать целиком. И что характерно по сей день: нечёткий,
  расплывчатый, невыработанный в центральных своих положениях, очень
  смягчённый по сравнению с бурлящим уже во всю Самиздатом, сахаровский
  меморандум подхвачен не только мало-мальски опозиционной
  отечественной интеллигенцией, но - всем миром, всем его либеральным
  крылом. Он оценен как шаг принципиальный и героический. Чёткий,
  отточенный, продуманный (и через четверть века ничего не добавишь)
  отклик Солженицына оставлен, в лучшем случае, без внимания. А у
  множества отечественных (инозем-ные, в основном, не заметили)
  интеллектуалов и диссидентов солженицынская статья вызвала острую
  неприязнь. Слишком резко и радикально? Но
  ведь у Солженицына резка, горяча и патетична интонация. Суть же выве-
  рена, отточена, начисто лишена как недоговорок, так и, в подавляющем
  большинстве случаев, перехлёстов. Они - случаются: как же иначе при та-
  ком горении? Но не в отношении к Сахарову. Так в чём же причина?
   Предложу свою версию.
   Во-первых, голос Сахарова прозвучал не из уст вчерашнего зека.* а с
  -----------------
  ------------------------------------
  *
   Я хорошо помню, как мой вольномыслящий, но преуспевший в "остепенённом" научном
  росте друг в 1968 году отнёсся, ещё её не прочтя, к рукописи моей книги, взятой им у
  меня для прочтения из тубдиспансера, где я в очередной раз лечилась. Его главный резон:
  что
  можно создать ценного в столь кустарных условиях? Дилетантская блажьї Его мнение
  измени-лось окончательно не после третьего прочтения рукописи, а после того, как он
  увидел её копию на столе у столичного академика. А ведь он был моим другом с юности
  /прим. Д.Ш./.
  
  академического Олимпа. Положение Сахарова исключало всякую возмож-
  ность подозревать в академике АН СССР дилетантизм или/и личную ущем-
  лённость бывшего зека. А её так легко и так соблазнительно было припи-
  сать Солженицыну. Во-вторых, половинчатость миропонимания Сахарова (в
  политико-экономическом плане) была свойством подавляющего боль- шин-
  ства его "социальноблизких" читателей. Определённость полного не-
  приятия социализма вызрела к тому времени в меньшинстве меньшинства
  советкого образованного слоя. В-третьих, разные "конфессии" и "секты"
  социалистической веры - основа мироощущения и западной леволиберальной
  интеллигенции, и советской. Сахаров, trotz alledem ратующий за со-
  циализм, попадал в этом смысле "в струю". Солженицын двигался против
  течения. А читала их та же мировоззренчески инфантильная, в основной
  своей части, аудитория. В-четвёртых, непривычной и в какой-то степени
  неэтичной в глазах образованного слоя, была отчётливая боль Солжени-
  цына прежде и больше всего за свой народ - за русских. За меньшинствї -
  пожалуйста, сколько угодно (синоним - за чёрных, за цветных), даже
  если они становятся беснующимся большинством. Как в ЮАР, как в Гар-
  леме. Но не за большинствї (синоним - за белых), даже если их выма-ривают
  голодом и холодом (коллективизация), даже если они становятся
  незащищённым меньшинством (та же ЮАР). Этого Солженицыну не про-стили,
  хотя он никогда не забывал оговорить и права меньшинств. Болеть за
  своих - для интеллигента это не комильфо. Особенно обострится интер-
  националистская антипатия к Солженицыну, когда он осмелится заговорить
  о лепте, внесённой евреями в Октябрьскую революцию и в становление
  большевистской системы. Хотя и тут у него преувеличений и пристрастий
  не будет.
   Сахаровский текст предполагает в качестве отклика размышление,
  раз- думчивое, неторопливое взвешивание всех "за" и "против": многое
  ведь и у нас неплохо. Солженицынский - обязывает к чёткой,
  ответственной и бескомпромиссной реакции, не берущей в расчёт её
  последствий для себя лично. Пусть реакции только интеллектуальной и
  духовной, но это "толь-ко" слишком далеко могло завести - при
  бескомпромиссном его приятии. От него инстинктивно отталкивалась,
  шарахалась, уходила, отделывалась упрёками в пристрастности и
  раздражённости почти вся "центровая образо-ванщина" (Солженицын). Ведь
  принятие и одобрение подобного моноло- га - это уже поступок, и
  далеко не нейтральный.
   Самиздат сегодня почти забыт; отпылавшую публицистику многие ли пе-
  речитывают? Между тем, злободневность солженицынского текста и старо-
  го спора - не ослабевает: ведь только недавно пришло время от слов
  пере-ходить к действию. Судите сами (цитировать придётся много):
  
   їНо предполагаемый отзыв пишется не для того, чтобы присоеди-
   няться к хору похвал: кажется, их и так перевес. Вселяет тревогу,
   что многие опорные, недоясненные, а иногда и неверные положения
   статьи Сахарова могут перелиться теперь в развитие свободной
   русской мысли и исказить, задержать её ходї /А.И. Солженицын,
   Публи-цистика. Статьи и речи, стр. 28/.
  
   Странно, непривычно звучит о Сахарове, именно о нём, столь мудром и
  проницательном общепризнанно? Но ведь Солженицын и в этом выводе
  прав! Своей непоследовательностью и половинчатостью "Размышления"
  уводили общественную мысль от ключевых проблем в новую Утопию - в
  утопию миролюбивого "правильного" социализма.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"