Аннотация: Население Земли увеличится в последующие 50 лет почти вдвое и достигнет 9 миллиардов 300 миллионов. Об этом говорится в ежегодном отчете ООН, передает Би-би-си.
(http://www.wn.ru/finance/news/01.03.2001/10.html)
Егорыч нехотя поднялся с нагретого солнцем камня. Боль иглами пронзила затекшие от долгого сидения ноги, и это было хорошо. Боль - это всегда хорошо. Физическая боль. Она отвлекает. Она сосредотачивает на себе. Весь мир, с его проблемами и заботами, сужается до болящего места.
Вечерело. Солнце лениво сползало за неровную линию горизонта, отороченную бахромой елового леса. Через час, может полтора, стемнеет. Надо бы пойти, накопать картошки, пока светло. Или не надо. Гости еще эти... Воды натаскать? Так ее достаточно, воды. Еще пол бочки. На востоке скопились тучи, стало быть, к ночи опять раздождится. Вообще воды по осени завсегда хватает - колодец полон до краев. Да и много ли ему надо, одному-то?
Он кряхтя нагнулся и поднял с земли палку. Потоптался на месте, разгоняя кровь по венам. Иголки забегали быстрее, добираясь до кончиков пальцев, освобождая ноги от навалившейся ватности. Егорыч последний раз кинул взгляд на поросший травой холмик с замшелым деревянным крестом, и отвернувшись пошел прочь.
Вдоль дороги выстроились покосившиеся столбы, с уныло свисающими обрывками проводов. Запустение. Именно - запустение. Грунтовая дорога заросла напрочь, превратившись в узенькую тропку. Егорыч свернул в сторону, и зашагал по болоту. На кочках краснела клюква - он сорвал мимоходом несколько ягод, и отправил их в рот. Кисло. Зубы свело оскоминой. Остановился передохнуть. Присел на корточки, снял с пояса туесок, стал собирать ягоды. Хрустнула ветка - мимо проскакал заяц. Совсем зверье обнаглело - ни черта уже не боится. Надо бы проверить силки - вдруг? Мяса бы хорошо поесть. Давненько уж на одной картошке да грибах. Тоже неплохо, конечно, но с другой стороны - зима на носу - голодные времена.
Устал. Быстро стал уставать в последнее время. И зрение уже не то, что раньше. Очки бы раздобыть. А! Где ж их нонче раздобудешь! Можно бы, конечно, в город смотаться - поискать. Да только в городе лет пять уже как ничего путного не осталось - все порастаскали, только время зря потратишь.
В сон вот опять клонит. Говорят - верный признак - недолго уж осталось. До весны б дожить! Весной все по-другому. Природа возрождается, молодая жизнь кипит, согретая ярким перезимовавшим солнцем. Все исполнено надежды - волей-неволей сам веришь, что все как-нибудь устроится. А осень... Вечер года. Серое все. Серое болото, с серыми кочками, покрытыми серым мхом. Только клюква - красными каплями.
Эх, Любаша, Любаша. Как ты там? Четыре года без малого... Ну да, что уж... Даст бог, скоро свидимся. Егорыч перекрестился, привычно посмотрев на восход, где сквозь редкий березняк виднелась маковка церкви. Прикрыл глаза. Сейчас, передохнем малость, и к дому...
Смех разнесся над лесом словно перезвон колокольцев. Задорный, искренний, безмятежный. Детский. Егорыч встрепенулся, выныривая из дремы, задел рукой туесок - алые ягоды посыпались в мох. Завертел головой прислушиваясь. Привстал.
Показалось... Блеклые глаза наполнились слезами. Показалось...
Гости подтянулись к одиннадцати. Василий Андреич с женой, Светлана, да братья Смирновы - Андрей и Костя - вот почитай и вся деревня. Артурыч не пришел, совсем видать занемог - оно и понятно, в его-то девяносто два. Тоже доживает уже. Хоть и крепок старик, а годы свое берут. Вот Костя - тот из молодых - шестьдесят два. Четыре года ему тогда было. Да...
На столе не густо, но все же. Светлана Олеговна рыбы принесла - из зимних запасов не пожалела. Хорошая женщина. Опять будет уговаривать переехать к ней. Может и стоит? Василий сметанки да маслица прихватил - две коровы у них, как только сил хватает? Ну, картошка, конечно, грибы - куда ж без них, по осени. Браги бутыль. Гадость, известное дело, не то что в старые времена - столичная, там, или московская - ну да привыкли уж. На рябинке настоянная, она и ничего. Чай, не для вкуса пьем.
Засветили лампу, расселись. Выпили. Поели. Егорыч быстро захмелел. Разговорились, как всегда о наболевшем.
- Эх, помню раньше! Как оно было - больше уже не будет. Идешь по улице - народу! Тьма! Вечером окна в домах зажигаются - а дома-то, все по девять этажей, да по двенадцать, а то и по шестнадцать - и всюду живут! Соседей, бывало, как зовут не знаешь!
- Все б те, Егорыч, старое поминать. Живем же как-то. Те уж, вона - восемьдесят годков стукнуло, крепкого те здоровья. - Старший Смирнов опрокинул стопку, сочно занюхал в сгиб указательного пальца.
- Да уж, Вадим Егорыч. Что-то вы, голубчик, совсем захандрили. Вам бы поберечься надобно.
- Зачем? Зачем - поберечься? Чего ради, Василий? Господи! Ты посмотри вокруг! Я ж помню - все мы помним - телевидение, мобильные телефоны, компьютеры, компакт диски! И что? Веками создавалось! Веками! И за шестьдесят лет - ничего!
- Ну, Вадим Егорыч, голубчик! Ну, успокойтесь. Может еще образуется. Может...
- Да ладно тебе, Василий Андреич. - Перебил Костя. - Че уж там. Образуется... Все уж. Не образуется.
- А ты Костик не передергивай. Книги целы! Знание! Я в городе месяц назад был - библиотека разворована, конечно, но в бомбоубежище дверь так и не взломали. А ключ - у меня! Я ж еще двенадцать лет назад предвидел! Перенес. Спрятал. А книги, Константин, это...
- Постой, Василий. - Егорыч аж напрягся. - В городе был?
- Что? А-а-а... Был.
- И... как?
- Пусто. Уже и запаха нет.
- Пусто... - Егорыч снова сник, молча налил, выпил залпом.
- Книги! - Встрял Андрей. - Ну дык, что ж с того. Книги твои, Андреич, в ентом деле не подмога. Книги! Спасли они кого, а, Андреич?
- Дурак ты, Андрей, честное слово - дурак!
- А ты меня, Василий Андреич, дураком не обзывай. Тоже мне, интеллигент, понимаешь. Прошляпили, умники, всю жизнь загубили на корню! Где ты раньше был? Что ты в своих книгах нашел? Библиотека! Ха! Умники, блин!
- Ну что вы, мальчики, ну уймитесь. Правда, Василий Андреевич, Андрей. Ну что ж вы. День рождения, все-таки. - Светлана Олеговна пригладила выбившиеся из под платка седые волосы, посмотрела на Егорыча. - Ну, давайте выпьем. Вадим Егорович, ну хоть вы то! А?
- Пусто... - Егорыч не слышал. Вспоминал. - А как было-то! А? Электричество! Дискотеки, концерты! Любаша... Я ей говорю - ну давай, правда, пора бы уже, чай не маленькие! А она - рано, через годик, институт сперва закончу... Таблетки эти, спираль поставила. Закончила...
- У-у-у! Хрычи старые, напились! Все вам канючить - раньше народу было, раньше электричество, дискотеки! - Марина Сергеевна, жена Василия, колыхнула объемным задом - направилась в сени принести воды. - Работать надо! Вона, Вадим! Ты когда подметал-то последний раз, а? Развел пауков - весь веник в паутине. Бабу тебе надо! Шел бы вон, к Светке что ль, жить. Любаша-то твоя, земля ей пухом, билась с тобой, билась! А-а, ну! Бестолочь, ты! Как есть - бестолочь.
- Мариночка, ну что ж ты, право слово, успокойся. - Попытался встрять Василий Андреевич.
- Молчи уж, библиотекарь!
- А что, - Андрей макнул гриб в сметану - а можа все и рассосется как-нить? Само пришло, само и уйдет. А? Что думаешь, Егорыч?
Егорыч молчал.
- Господи, Андрей - Василий мотнул головой - ведь писали же - необратимые последствия. Понимаешь? Не-об-ра-ти-мы-е! Значит - все.
- Но почему? Вот ты, Василий, интеллигент, университет заканчивал. Вот объясни - как так? Зверье всякое, рыбы там, птицы - все нормально. Плодятся, эта, икру мечут. Ну там, яйца. Мыши, вон как - весь подпол заселили, кот не справляется. Кошки опять же. Костькина, вон, маркиза, по весне восьмерых принесла. Почему только люди, а?
- Да откуда ж я знаю, Андрей, родной ты мой. Умы ведь бились! Не чета мне. Столько лет головы ломали! И не поняли! И главное - все мужское население. От детей до стариков - все! Ну не оплодотворяют сперматозоиды яйцеклетки и все. Хоть плачь! Ты ж помнишь! Хотя нет - ты тогда еще малец был. Вот так - в один день. И не заметили сперва. А потом как - раз - месяц ни одного визита к гинекологу. В консультациях - только уже зарегистрировавшиеся. Что такое? Проверяли, перепроверяли - ничего. Во всем мире - как отрезало. Думали - может излучение какое? Так ведь и не проверишь. Пытались искусственно оплодотворить - ничего. Брали сперму из банков - пусто. И главное, живые ведь! Внешне - все как всегда - головка, хвост, двигаются. И ничего.
- Да хватит вам! Опять за старое. Зима, вон, на носу! Ты б лучше крышу наладил, академик! Течет ведь, а по весне - просто провалится. Как пить дать - провалится!
- Мариночка, но это ведь - мировой вопрос! Ведь, действительно непонятно. Единственный вид пострадал - хомо сапиенс. Приматы - и те как жили так и живут. Ведь если б найти причину, это ж...
- Да на кой она тебе, причина, калоша ты старая. Куда тебе детей-то делать - гроб сколачивать пора. Тем кто тогда только народился - и тем уж под шестьдесят. - Марина Сергеевна села за стол, устало опустив голову на руки. - Все уж... Не те наши годы. Отжили...
Все замолчали, глядя на чадящий огонек масляной лампы стоящей посредине стола. Храпел в углу Костик Смирнов - самый молодой из собравшихся стариков. Понуро сидела Светлана Олеговна, собирая крошки в ладонь. Егорыч обвел соседей неверным взглядом. Старые все стали, седые. Морщинистые лица, дряблая кожа. Эх...
- А и верно, Света, давай вместе что ль жить. Сколько там еще. Завтра и перееду. Все сподручней - вместе помирать. Нелегок он...
- Да не заперто у него, че стучишь, библиотекарь. Во спит-то! Крепко, видать, вчера засадил. Вон, поддень лопатой.
- Егорыч! - не унимался Василий - Слышь, Егорыч! Ты не поверишь! Егорыч!
Дверь наконец поддалась, в комнату брызнул морозный утренний воздух. Василий Андреевич вбежал в комнату.
- Егорыч! Ты не поверишь!... - он замер на пороге. - Егорыч?...
В комнате кисло пахло сивухой, на столе стояла неубранная посуда. Егорыч сидел на стуле - голова запрокинута, глаза открыты, руки повисли плетьми. Рядом на полу валялся старый альбом, с выцветшими фотокарточками.