Аннотация: Это история о любви и смерти. или история взросления. или нечто, основанное на календарных мифах и толике милосердия божьего. в любом случае - издание дополненное и исправленное.
Чудовы луга.
Пролог.
В рассветное небо поднимался столб дыма. Поначалу бледный, тоненький, он на глазах раздался вширь, налился чернотой, и верховой ветер размазал его по розовым облакам. Горел дом тетки Кани, вдовы Зерба-бортника, аккурат посреди деревенской улочки в десяток дворов. Хорошо горел, споро, сразу со всех четырех сторон. В запертом сарае заржали, заволновались кони, учуявшие пожар.
В ивняке и черемухе на краю трясин заливался соловей. До полуденной жары было еще далеко, по болотам полз туман, дневные птицы только-только пробовали голос.
Толпа деревенских, в сером и буром тряпье, тащили к лесу человека в кольчуге. Тащили на веревке, осыпая бранью, подталкивая вилами и кольями, выдернутыми из плетня. Человек - мужчина уже в возрасте, но по-волчьи жилистый и ладно скроенный - едва перебирал ногами, сгибаясь от рывков. Его шатало, черные с проседью волосы облепили синюшное лицо, в бороде блестела слизь. Подол суконной котты, по-найльски надетой под кольчугу, измаран в земле. Пустые ножны хлопали по бедру.
Обнаженный меч нес в опущенной руке молодой парень, чертя концом кривулины по траве.
- Пошевеливайся, твое лордское отродье!
Удар колом меж лопаток вышиб дух, бросил на колени. Человек заперхал, захрипел под веревкой, перехлестнувшей горло, рванул связанные руки. Плюнул себе на грудь зеленой желчью.
- С-скоты. Мои люди... доберутся до вас.
- Оглянись, Дарге Дорхан, - к нему подошла тетка Каня - высокая тощая баба, босая, простоволосая. Неподпоясанная домотканая роба, наброшенная поверх рубахи, заляпана смолой, руки пусты. - Людишки твои погорели в хате, как лисы в норе. Глаз не продрав. Тебе я поменьше марева плеснула.
- В-ведьма... Так и знал... что ты ведьма... старая корова. Потравила нас.
- Это марево, чудье молочко. Зяблик вон ножа дедова не пожалел, в Чарусь к чуди ходил, лишь бы на тебя управу добыть.
Парень с мечом осклабился:
- Я б в пекло полез, если б черти помогли. За мою-то Ришу...
- Мой сын вас в болото скинет, - Дарге Дорхан кое-как поднялся, тяжело дыша. - Чуди скормит. А тебе, Канела, в срамное место щелока насыплет и по полю погонит, с собаками. Жаль, я сам этого не сделал.
Женщина засмеялась.
- Ты сынка-то своего о прошлую зиму собственноручно прибил, Дарге! А то не помнишь?
- Младший! - гаркнул тот и раскашлялся. - Потопчет вас, паскуды.
- Не успеет. Что мы, дурни какие, твоих выродков ждать? Нам терять нечего, сукин ты сын, Дарге Кровохлеб. В Клищер уйдем.
- Ищи ветра в поле! - захохотал Зяблик.
Дарге Дорхан обвел толпу яростным взглядом. Похоже, он только сейчас понял, что холопы заманили его в ловушку не случайно, а намеренно. И что затеяла все Каня, у которой изба была чище и больше, а стряпня неизменно хороша. А про мужа ее Зерба, за нерасторопность привязанного во дворе на целую зимнюю ночь, Дарге напрочь забыл.
Он плюнул, но не достал. Важ Карнаухий, здоровенный мужик, до глаз заросший рыжим волосом, дернул веревку и рявкнул:
- А ну, пшел! Варежку захлопнул! Шевели костылями!
Без коня и меча, без свиты, Дарге Дорхан не внушал и десятой доли того ужаса, что превращал людей в грязь бессловесную.
- Кончилось твое время, сволот! - заорали в толпе. - Ща тебя за яйца прищемим, посмотрим, кого ты там потопчешь! Топтун нашелся. Ща по-другому запоешь.
- Идите уже, - прикрикнула Каня.
Она пропустила мужиков вперед и двинулась за Дарге след в след. Того мотало на привязи, но он то и дело норовил выпрямиться и плечи развернуть. Лорд, иттить. Она стиснула зубы. Найлы - и то лучше, чем проклятый лорд Верети, хотя все они душегубы разбойные. Найлы хоть не глумятся, даже пьяные.
В лес вела еле заметная тропинка. Птицы в ветвях уже свиристели вовсю, далеко-далеко продолжал выводить рулады соловей. Ковер кислицы под ногами пестрел белыми звездочками - будто молока наплескали на землю между стволов.
Открылась поляна, в центре ее стоял дуб - большой, раскидистый, расколотый недавней грозой почти до самого комля. Землю усыпали щепки, мелкие веточки и листья. Запах свежей древесины и подвявшей зелени защекотал ноздри. Ярко светился разлом на темной коре, в разломе, чуть выше человеческого роста, виднелась распорка-чурбачок.
Дарге подтащили к дубу, тыкая в спину кольями и вилами. Он зарычал, уперся было, рывок веревки повалил его на колени.
- Вставай! - заорал Важ, намотав веревку на кулак, пиная упавшего ножищей в сыромятной чуне - злобно, но без особого успеха. - Вставай, мать твою через лавку в мертвый глаз!
Кася Беляк схватил лорда за волосы, рванул вверх. Дарге ворочался среди щепок как кабан или медведь, хрипел, кашлял, но не сдавался. Лицо его посинело, веревка врезалась в горло. Зяблик суетился вокруг, неумело совал мечом в бок, но лезвие только царапало кольчугу. Бабы визжали, толкались, старались урвать хоть клок волос, хоть полоснуть когтями по морде.
Каня сжала кулаки. В груди ее ширилась дикая черная пропасть, застилающая мраком глаза. Как долгий, ненасытный вздох, приподнимающий над землей. Сейчас ее удержала бы тонкая вязь травы, радужная пленка над безднами болот, она прошла бы, ног не замарав, до самой Верети, передушила бы все дорхановское гнездо голыми руками.
Тень той же пропасти искажала лица ближних.
- Стойте! - крикнула она не своим голосом. - Уймитесь, дуры! Убьете... раньше времени. Важ, Беляк, в дуб его. Зяблик, готовь кувалду. Дарге, слышишь? За Зерба моего, за Ришу, за Калю, за касину малявку...
- Сдохни, тварь!
- Гореть тебе в аду!
- Убьюууууу!
Дарге рванулся, напрягая все силы, вздулись жилы на мощной шее, веревка лопнула. Темный, страшный, он метнулся вперед, но подкосились ослабевшие от зелья ноги, и он рухнул, ударившись головой о ствол дуба, запятнав его красным.
Бабы завизжали, Зяблик поднял меч, как палку, но Дарге лежал неподвижно, с вывернутыми за спиной руками. Сознание покинуло его.
У Кани словно в глазах просветлело. Надо же... разошлись, как дарговы кровососы...облик человеческий потеряли... Видно и впрямь слово он какое знает, что людей на душегубство тянет, как зверей лесных.
Ее родичи переглядывались, проводили ладонями по глазам, словно отбрасывая морок.
- Мы сюда не юродствовать пришли, - проговорила Каня, обводя всех тяжелым взглядом. - А суд судить. Лорд наш клялся в верности земле, солю целовал. Чудовы Луга хранить обещал. А сам окаянствовал хуже врагов, хуже нечисти.
- Сам он враг и нечисть! - выкрикнули из толпы.
Обмякшее тяжелое тело перевалили через расщелину в дубе, под него подсунули меч. Зяблик, выдохнув, шибанул кувалдой по распорке.
Освобожденное дерево стиснуло дарговы ребра, как клещами, голова вскинулась, глаза страшно выпучились и по бороде потекла алая кровь. Дикий рык исторгся из надсаженного горла.
Каня бесстрашно подошла ближе, схватила лорда за спутанные волосы и приблизила искаженное лицо к своему.
- Сто веков этот дуб простоит и будет тебя стеречь. Помучайся теперь стократ за всех, кого ты клялся защищать, а сам мучил и убивал.
- Клялся, да проклялся!
- Кровохлеб!
Лорд захрипел, силясь ответить, на губах вздулись пузыри.
- Тебе есть что сказать, Дарге? - Каня нагнулась ниже.
- Лошадь... - выдавил он. - Отпусти...
Женщина выпрямилась.
- Кобылу-то твою? Вот еще. Всем известно, что кобыла твоя - мара полуночная. Какого рожна нам ее отпускать? Пусть сдохнет в сарае. Все твое - пусть сдохнет навеки, мучаясь, Дарге Дорхан. И тебе не будет легкой смерти.
Она разжала пальцы, развернулась и пошла прочь.
1.
Тра-та-та! - пропел над стенами рожок. Ласточка остановилась, прислушалась, завертела головой, крепко прижав к груди плетеную кошелку. Из кошелки высовывались перья зеленого лука и морковная ботва. Еще она купила деревенской сметаны и кусочек грудинки.
Мог бы получиться суп.
Она обычно ходила за продуктами по средам и по субботам, когда не была занята в гарнизонном госпитале.
Торговля шла на площади перед воротами. Сейчас ворота распахнулись, и большой отряд втекал в город, пестрой лентой протягиваясь меж лавок с полосатыми саржевыми крышами, высоченных корзин и клетей с живой птицей.
Во главе отряда ехали два знаменосца. Треугольные знамена трепетали, щелкали хвостами. Одно - Маренгов, другое - с крылатыми кошками - королевское.
Важное дело!
Ласточка обратила внимание на одного из предводителей - его кольчуга сверкала, словно посеребренная. Злющий гнедой конь под ним гнул шею, грыз удила, недовольный тем, что приходится идти шагом и что шумит толпа.
Рядом, на соловом жеребце ехал молодой мужчина с открытым лицом. Шлем он вез подмышкой, удерживая поводья одной рукой, спокойно оглядывал площадь золотыми рысьими глазами. Стеганый подшлемник развязан, ремешки болтаются свободно.
За этими двумя следовали схожие, как ножи, рыцари в кольчугах, длинных налатниках, с треугольными щитами у седел. Разноцветные яркие плащи струились по крупам коней, головы, прикрытые глухими шлемами, высились над замершей в восхищении толпой.
Всего отряд насчитывал около двадцати человек, все верхом. Горожане смыкались за ними, как вода, выкрикивали приветствия.
Ветер рвал шелковую ткань знамен, раздувал юбки и плащи, пузырил навесы лавок. Гнал по осеннему небу овечью шерсть облаков.
Снова затрубил рожок, за стеной отозвались еще несколько.
Да, похоже, немаленькое войско явилось!
Ласточка постояла еще немного, потом двинулась к стене и забралась по каменной лестнице на самый верх.
Между серых, в человеческий рост, зубцов виднелись поросшие лесом Гривки, каменистые холмы, прикрывающие Старый Стерж с северо-востока. Прямо от Гривок начинались желто-зеленые лоскуты полей, низкие каменные изгороди и одинокие деревья, осенними факелами торчащие там и сям.
Теперь, по остриженным волнам пашни, растеклась железом и конским фырканьем целая армия. Ярко золотились первые шатры, перекрикивались солдаты, разжигали огни походных кухонь.
- Зачем это, Корешок? - спросила лекарка. - Ты гляди, королевские рыцари, да от Маренга еще всадники.
- Сотня хинетов из Доброй Ловли, ага.
- Чего они в октябре?
- По разбойничью душу, - стражник фыркнул. - Лорд наш все лето гонял каторжанцев по болотам, без толку. Теперь сам лорд-тень разгневался, что дело не движется, своих и королевских людей послал. Видала бастарда золотого? Он из нашего гарнизона еще полсотни морд затребовал.
- Откуда знаешь?
- Гонец вчера прискакал. Велено сбираться. И лорду тож. Поразвесят там, кого надо, и до снега вернутся. Эй, ты куда побегла-то? Ласточка!
Она не услышала, вслепую спускаясь по скользким ступеням, придерживаясь рукой за стену. Кошелка с луком и сметаной осталась лежать наверху.
Мастера Одо, прозванного своими учениками Акридой, Ласточка нашла в задней комнате, у кладовых. Старый лекарь стоял над душой у Виллы, госпитальной экономки, которая суетилась меж выдвинутых на середину комнаты ларей с откинутыми крышками.
Видимо, Акрида получил приказ от лорда Раделя уже давно, а теперь, узнав о прибытии королевских рыцарей, срочно готовил фургон.
- Мастер Одо!
Пару мгновений Акрида, подслеповато щурясь, смотрел на Ласточку. Лысая, в коричневых змеиных пятнах голова на длинной шее клюнула вперед:
- Ласточка... ты, что ли?
- Я, мастер. Вы кого с лордом отправляете?
- А-а, не твоя забота. Иди, Ласточка, иди. Валер поедет, я за ним послал.
- Тут полотна на четыре локтя, мастер, - встряла Вилла, добыв из ларя ворох ткани. - Прикажете на бинты порезать или куском пойдет?
- Куском, Вилла. Сами разберутся.
- Как же, мастер, - заявила Ласточка. - Валер один не справится, вон какая армия! К тому же он все лето с лордом ездил.
Акрида снова клюнул пятнистой головой и показал Ласточке шишковатый скрюченный палец.
- Валер - слуга лорда нашего Раделя, как и мы с тобой, и будет делать, что прикажет лорд. - Для убедительности старик потряс крючком у Ласточки перед носом. - И наилучшим образом, женщина! А что до "один не справится", так ему в пару вильдониты своего брата отправляют, сведущего в нашем ремесле. С помощниками. От них и фургон, и все причитающееся.
- Давно пора, - буркнула Вилла. - А то устроились на лордских-то харчах, и дом на Колодезной им, и Гусиный Луг, и пасеку в Бережках...
- Ты не чужое добро считай, женщина, а свое! - Скрюченный палец ткнулся в экономку. - Что это ты на пол свалила? Вот это, что такое?
- Так полотно же, мастер!
- Почему на полу! Убирай сразу. Горазды чужое добро пересчитывать, а свое по полу разбросали!
- Не на полу, а на тряпице, - обиделась Вилла, но сгребла ворох ткани и унесла его к дорожным сундукам.
- У Валера младшему месяца не исполнилось, - сказала Ласточка. - И жена прихварывает. Я вместо Валера могу поехать, мастер. Я же одна, у меня нет никого.
Вилла обернулась и уставилась на нее большими глазами.
- А? Чего ты говоришь? - не поверил ушам Акрида.
- Я говорю, что поеду вместо Валера, мастер!
- Ты чего, женщина? - старый лекарь скривился. - За каким бесом тебе в болота? Зима на носу. Валер парень здоровый, он пусть и едет. Чтоб я баб посылал в гребеня, виданное дело! Сиди под крышей, раз добрый мастер позволяет.
- Ха! - Вдруг воскликнула Вилла. - Зна-аю, с чего припекло нашу тихоню. Золотого рыцаря увидала!
Какого еще золотого, подумала Ласточка. Там был какой-то золотой?
Ласточкино замешательство поняли превратно.
- Королевский! - Вилла подбоченилась победно. - Арвелевский бастард, да. Золотой, что твой самородок! И глазищи как у кота - во какие!
Вилла растянула уголки глаз к вискам и стала похожа на чудь из болота.
- А... - сказала Ласточка. - Ну что ты... При чем тут золотой рыцарь...
- Дареная кровь! - не унималась Вилла. - Ах, смерть всем бабам и девицам! Сама бы... только меня благоверный прибьет.
- Тьфу, дуры! - Акрида грохнул кулачком по крышке ларя, тот с лязгом захлопнулся. - Не шестнадцать лет ведь, окститесь. В болота она хочет, зимой, за рыцарем на белом коне...
- На соловом! - вставила Вилла.
- Да хоть на черте рогатом! Тьфу! Дуры, дуры бабы, стараешься для них, заботишься... Да поезжай, бог тебе судья, хоть в болота, хоть на край света... Иди с глаз моих!
- Благодарю, мастер! - Ласточка поклонилась и поспешно убралась из комнаты под злорадное хихиканье экономки.
И только выйдя за дверь, прислонилась к стене и закрыла лицо руками.
Она сама не знала, плачет она или смеется.
2
В наступающих сумерках угасал шум лагеря. Мэлвир передернул плечами под ловко пригнанным стегачом, вдохнул поглубже сырой осенний воздух.
Под плотно, до звона, натянутой тканью шатра, как в фонаре, ходили тени.
Мэлвир мимоходом проверил пеньковые растяжки - гудят, как струны. Края матерчатых стенок надежно пригвождены к земле.
Вокруг шатра главнокомандующего пестрели палатки и тенты сотенного отряда, чуть поодаль, в серой туманной взвеси, зажигал оранжевые огни и хлопал полотнищами отряд Раделя.
Вчуже позавидуешь - слаженно, ловко ставятся, хотя приехали позже всех. Видно, что не одну кампанию вместе прошли. Кто-то уже тренькает на раздолбанной гитерне, подкручивает колки.
И кашей тянет.
- Аааать, ядрена вошь!
Загрохотали доски, видно ухнули с подводы.
Он нахмурился, резко распрямил пальцы в перчатке, словно отбрасывая что-то.
Весь этот поход прямиком в северные болота нагонял на него тоску. Кому охота вылавливать по осенней грязи каких-то вшивых каторжников? Но долг солдата - сражаться там, где велено. Не рассуждать.
Мэлвир в последний раз окинул взглядом засыпающий лагерь, вслушался. Дисциплина у старостержцев на уровне, остальное привычно, без изменений.
Вроде все путем. Проверить амуницию, сделать запись в дневнике и в койку. Завтра ранний подъем.
Он собрался уже скрыться в шатре, но увидел, что по склону холма торопливо взбирается худенькая фигурка. Напрямик, без дороги, местами помогая себе руками и цепляясь за сухие метелки чернобыльника.
Мальчишка-подросток, паж или слуга - одет хорошо, добротно. Как раз со стороны гомонящей и звенящей раделевой стоянки. Затеяли гуляния на ночь глядя.
Паренек вскарабкался наконец. Заметил широкоплечего рыцаря со скрещенными руками и светлой головой, поморгал.
- Мой лорд и господин просит прибыть к его шатру, потому что они там с дядей... с сэном Марком барашка запекают! - выпалил он, опасаясь растерять заготовленную по дороге речь.
Потом покосился на заломленную золотистую бровь и поник.
- ... со всем тщанием, - обреченным голосом прибавил мальчишка.
Мэлвир ободряюще улыбнулся ему и даже подмигнул.
- Идем, только если ты не против, по дороге. Что-то мне неохота катиться с холма в кольчуге, - хмыкнул он и картинно положил руку на рукоять меча, болтавшегося в перевязи. - Показывай, куда идти.
Он зашагал по изрытой колеями земле, на сапоги налипала вязкая осенняя грязь. Мальчик, достававший ему как раз до облитого железными звеньями плеча, семенил рядом. Поглядывал с любопытством, но без наглости.
Дареная кровь, она да...и в сумерках ярко смотрится. Впечатляет, наверное.
Рыцарь невольно пригладил коротко, к корням срезанные волосы. Он не терпел, когда обращали слишком уж пристальное внимание на явные знаки арвелевской породы - "волосы, брови и ресницы, как золотая канитель, глаза же сияющие, тако же злату подобные, в сердцевине с малым зернышком темным".
Глаза свои в зеркале почитал он попросту желтыми, а клятая золотая канитель доставляла ему много хлопот с детства. Однажды только, годам к пяти, приходила монахиня-невенитка, осмотрела его придирчиво, вручила за терпеливость лакричный леденец и ласково кивнула матери.
Вот и вся польза от дареной крови.
Так что он стригся напрочь, хотя среди цветных лордов в столице было принято отращивать волосы и пониже лопаток. Не в волосах счастье.
Королевских каман на своей котте он носит не за золотую масть, а за успехи на военной службе. Вот и все.
Потянуло ветерком и топленым жиром, разогретыми травами. У длинного костра перед здоровенным прямоугольным шатром беседовали рыцари - дышащие в костровой яме угли озаряли лица, выхватывало белки глаз, блеск зубов. На решетке над углями пеклись куски мяса, капали с шипением в самый жар.
Около походного стола на козлах трое оруженосцев стучали деревянными мисками, двигали кувшины.
"Молодец лорд Радель, еще бы и младенцев с собой в военный поход потащил", - недовольно подумал Мэлвир.
Вызвавший его недовольство лорд простецки восседал на бревне, разглагольствуя и поводя в такт своим словам тусклым оловянным кубком, зажатым в левой руке. Правую он эффектно упер в бедро, был хмелен, чуть растрепан и на вид совершенно доволен жизнью.
Темные вьющиеся волосы и аккуратная бородка, живые блестящие глаза - Мэлвир не успел его толком разглядеть в Старом Стерже.
Рядом строго взирал на жарящуюся снедь Марк Энебро, приведший рыцарей из Доброй Ловли. Коротко, как у Мэла, стриженые волосы, только черные, как смоль, бледное лицо, синяя котта собирается вертикальными складками на худых плечах. Он, не поворачивая головы и не отрывая взгляда от огня, что-то цедил сквозь зубы невысокому сухопарому человеку без оружия и кольчуги. Тот исправно кивал головой, словно намереваясь острым носом клюнуть Энебро в темя.
- А, Соледаго! - приветливо воскликнул лорд Радель и отсалютовал кубком. - Отыскал тебя этот шалопай?
Мальчишка неловко поклонился и сгинул куда-то в темноту, решив лишний раз не мозолить глаза лорду и господину. Другой оруженосец притащил походную табуретку, Мэл устроился, вытянул ноги, педантично расправил складки суконного плаща и принюхался.
- Да ты не сомневайся! - Радель потянулся, подцепил двузубой вилкой кусок шкворчащего мяса, подал. - Барашек еще утром был очень даже живой. Привольно бегал под стержскими стенами. Наглотаемся еще солонины на болотах, задери меня демоны.
- Вино кончилось, - заметил Марк, жестом отпуская своего то ли секретаря, то ли слугу.
- Еще бы ему не кончиться, эти треклятые мальчишки вылакали половину, пока несли, - хмыкнул Радель, отирая попачканные пальцы пучком травы.
Мэл молча жевал ароматное мясо, слушал. Удачно подвернулся этот барашек - разъяснить бы, что к чему, не доезжая до болот. Плохо воевать бок о бок с людьми, которых не знаешь. И которые должны слушаться твоих приказов в бою. Особенно если ты младше их лет на пятнадцать.
Перед глазами мелькнуло костистое лицо Реда Маренга, черные, с иссиня-пепельными концами пряди, яркие не по возрасту кобальтовые глаза, золотая цепь на черном сукне, кунья оторочка плаща, тяжелый перстень на пальце.
Лорд-тень.
"Поезжай, мой мальчик, ты прекрасно справишься."
Голос у него сухой, трудный, совсем не подходящий к роскошному облику придворного. Когда-то сорвал себе горло и с тех пор сипит, вымучивая каждое слово.
Мэлвир терпеливо ждет, как подобает солдату, получившему приказ.
"Все... что у тебя есть - способности. Ни земель, ни титула, не так ли?" - лорд-тень говорит прямо, без обиняков, но у него есть на это полное право. "Возьми достаточно людей и... наведи порядок. Покончи с разбоем. Торговые обозы должны доходить...в Добрую Ловлю, а не пропадать... в северных лесах. Тогда ты поднимешься на ступень выше, Соледаго."
Отчего бы просто не сказать - Мэлвир Бастард...
Мэлвир ждет. Он умеет ждать. Научился.
- ... неплохо бы познакомиться получше! - продолжил хозяин стоянки, метко и сильно швырнув кубком куда-то под стену шатра. Тренькнуло, стукнуло, послышался обиженный ропот.
- Эй, ленивые свиньи, хорош там валяться! Где наше вино?
В темноте рассмеялись молодые голоса, потом кто-то выразительно захрюкал. Раскатился диссонансный аккорд.
- Лорд Радель, позвольте спросить, - не выдержал Мэлвир.
- Спрашивай, и для тебя я - Герт, - широкий взмах руки и ослепительная улыбка. Из недр шатра доносилось бодрое шуршание и потрескивание. Стукнула крышка сундука.
- Мне интересно, как вы поддерживаете дисциплину?
Герт хмыкнул, глянул доброжелательно. Потом кивнул на Марка. Ему через плечо протянули найденный кубок и торопливо подлили вина.
- Это вот его отец меня научил, давным-давно. Я еще был сопливым щенком и таскал кувшины, когда в обеденной зале трубили воду. Простое правило. "Непослушание на пиру - веселье, в бою - повешение."
- Ясно.
- Драли меня все равно частенько, - рассмеялся Герт, пригубив вина. - Потому что для пажей пиршественная зала - это как раз поле боя и есть. Пока вбили в голову, я уже до оруженосцев дорос. А ты у кого бегал под началом, а?
- Ни у кого, - спокойно ответил Мэлвир, в свою очередь протягивая руку за выпивкой. - Меня не обменивали. Я вырос при короле. Жил во дворце вместе с матерью.
Воцарилась неловкая тишина. Рыцарь попробовал вино - сладковатое, чуть терпкое - молодое. Не виноград, что-то местное.
- Из чего вино делаете? - как ни в чем не бывало спросил он.
- Из терна, - наконец подал голос Марк. - Виноград здесь не растет, холодно.
- Вкусное.
- Еще бы.
- Кто там еще с тобой приехал из королевских? - поинтересовался Радель. - Элспену молодого я разглядел, красавец парень вырос. Лэнга тоже узнал, нос у него такой же вздернутый, как у папеньки. А черноволосый хмырь в синем плаще - это кто был?
- Радо Тальен.
- А, старинный драконидский род, как не знать. Хотя по мальчишке и не скажешь...
- Радо - славный рыцарь и хороший товарищ, - обиделся за приятеля Мэлвир. - Еще братья Дораны со мной. Шестеро рыцарей и сотня мечей, лорд-тень распорядился наверняка.
Квадратная яма с углями жарко выдыхала. Липкая морось оседала на волосах, одежде, звеньях кольчуги. Вино - густое, темное, сладостью согревало язык и небо. Ветер царапался в пожухшей листве.
Марк ломал в пальцах ветку, швырял кусочки в пламя. Герт притих, завернулся плотнее в плащ, состроил задумчивую и сложную гримасу.
- Загвоздка в том, дружище, - сказал он вдруг, - что мы едем в самые что ни на есть говенные болота.
Ветка снова хрустнула, вспыхнул огненными капельками кусок коры.
- Я смотрел карты, - отозвался Мэлвир.
- При всем уважении, карты не передадут и трети радости, с которой предстоит столкнуться, - Герт посерьезнел. - Осень. Бурелом. Топи.
- Я представляю, - мягко ответил Мэлвир. - Но лорд-тень высказался однозначно. С разбоем на северных дорогах и в верховьях Ржи следует покончить до зимы. Королевский приказ. И он очень огорчен тем, что гонца с подробным докладом не прислали раньше.
- Королевский приказ. - Радель опустил глаза и улыбнулся. Юному Асеро Лавенгу было всего девять лет. - Лорд-тень огорчен, что разбойники, улизнув от меня, распотрошили его рудник. Пополнили свои ряды и карманы за его счет.
- Конечно, он не желает терпеть бесчинства на своих землях и терпеть убытки от всякой швали, - согласился Мэлвир. - Конечно, эта забота затрагивает его лично. И он лично позаботился, чтобы разбои прекратились.
- Мы пытались справиться своими силами, - неохотно проговорил Радель. - Сюда вечно бежит всякое отребье - несчитанные мили трясин, дикий лес, граница. Черт, там с одной стороны найлы, с другой наши - можно представить! Лорд Кавен всю жизнь воевал с разбойными бандами.
- Лорд Кавен убит. Обозы не доходят в Добрую Ловлю. Лисица перекрыта, а с нею - выход к Рже, все дороги на северный Элейр и Клищер. Вести о том, что на севере собралась армия удальцов, разнеслись аж до южного побережья, - Мэлвир подался вперед, не сводя глаз с освещенного алыми отблесками лица Раделя. - Поэтому, простите меня, добрые сэны, но мы будем мокнуть в болотах, пока не покончим с этой заразой раз и навсегда. Не думаю, что это будет так уж сложно - с королевскими рыцарями, сотней всадников и вашей поддержкой...
Герт с Марком переглянулись.
- Шиммель, - буркнул Марк, домучив, наконец, еловую лапку.
"...Собрав воедино отряд лорда Гертрана Раделя, (пять рыцарских копий, полновооруженных и снаряженных, тако же обоз и лекарских два фургона) и дважды числом превосходящий под командой сэна Марка, проследовали далее к землям злосчастного лорда Кавена, элейрским лесам и далее границе.
Должен посетовать, что дороги об эту пору преотвратные, немало напитанные дождем и слякотью, от того страдают тележные оси, и порча всякого армейского имущества происходит, движение же замедляется.
Невзирая на трудности, боевой дух в армии на должной высоте пребывает. Королевские рыцари, что со мной из столицы прибыли, неизменно с одушевлением и радостью горожанами и вилланами встречаются, потому как в тревоге мирные жители пребывают постоянной, и на землях этих неспокойно.
С огорчением великим должен отметить, что исход подобный в северные земли беглых преступников и бродяг разбойных не думает прекращаться, и слухи о гневе лорда-тени, хоть и разносятся повсеместно, но задачи нам не облегчают.
В лесах здешних живы еще верования и обычаи, каковые в просвещенных землях давно позабыты, и проистекают едино лишь из темноты народной и отсутствия всякой учености. Нимало не усомнясь, приписывает молва теперешние беспорядки демону богомерзкому именем Шимиль или Шиммель, каковой демон на сивой кобыле по болотам носится и единым видом своим, а так же превеликой до человечьей крови похотью, понуждает мирных крестьян творить злочиния и умертвия.
Поймать того Шимиля никакой нет возможности, оттого как кобыла его по болотам ступает, словно посуху и пышет из глаз и ноздрей зеленым колдовским огнем.
Болтают, что разбойным людом в лесах правит какое-то шимилево отродье, атаманы почитают его самым богохульным образом и приносят кровавые жертвы, непременно светлой масти кобыл, свиней и младенцев.
К тому должен я с прискорбием прибавить, что местное вино деликатно весьма, однако при недолжном злоупотреблении отяжеляет голову и омрачает утреннее пробуждение. Оттого полагаю, что болотные демоны и их нечестивые выродки того же корня в умах происхождение имеют, что и моя сегодняшняя утренняя хвороба.
Лечить подобное потребно рассолом или кислым питьем, а для татей, по здешним лесам укрывающихся, имеется средство надежное, виселицей именуемое..."
3.
- Вот ты себе представь, - бубнили спереди на козлах. - Ты представь, в здешних лесах такое творится... О прошлую осень разбойники взяли Чистую Вереть, лорда нашего крепость. Большая крепость, гарнизон там был хороший. Говорят лезли на стены чуть ли не с голыми руками, дрались, как черти. Уймищу народу поубивали, да как зверски! Главарь их самолично лорда Кавена зарезал, не в бою - безоружного...
- Да тут все знают. А когда лорд старостержский тут летом со своими людьми понаехали, разбойники сквозь землю провалились. Ищи свищи их по лесам. А они, ты слушай, по Лисице спустились до Ржи, и там на рудник маренжий напали. И нынче у лорда разбойного стока людей, что Вереть не вмещает, будто горшок с дурной накваской. По фортам да окрестным селам стоят.
- Эва как...
- И грозится разбойный лорд на Тесору идти и огню ее предать. А после - на Катандерану саму! Видать королевскую корону примерить хочет.
- Да ну...
- А то!
Дождь зарядил пуще, хлестко стучал по кожаному пологу фургона, Ласточка даже подумала - не зашнуровать ли полотнище, прикрывающее вход, накрепко.
"Ладно, доделаю штопку, а там уж можно и в темноте прокатиться"
Чавкали колеса, проворачиваясь в раздолбанном пехотой и рыцарями дорожном месиве, поскрипывали ступицы, впереди хриплый голос затянул песню, такую же монотонную, как ливень за прогибающимися стенами повозки. Другие голоса - глуховатые, далекие - подхватили.
Песня тянулась размокшей дорогой, иголка с привычным скрипом втыкалась в льняную ткань. Свет, проникающий внутрь фургона, был серым.
Говорливый проводник на облучке притих, видно притомился чесать языком, сидел, покашливая в кулак. Горбушка бурчал что-то, потом угомонился тоже.
По обеим сторонам дороги тянулись широкие поля, заросшие короткой пожелтелой стерней, за полями пушился темным лес, тяжелое небо налегало сверху.
Ласточка шила, фургон трясся.
В такую погоду только и делать, что вспоминать...
...Та весна походила на осень. Утренние сумерки перетекали в вечерние, днем шел дождь, а к ночи подмораживало. Поеденный туманами снег отступил в канавы и под заборы, обнажая тоскливый городской срам. Чуть позже весна прикроет его травкой, а лето - пылью, но пока Старый Стерж был похож на прокаженного в язвах и отрепьях.
Поздно вечером кто-то затопал на крыльце и загремел кольцом, и Ласточка подумала, глядя на темный ставень, что откроет сторож. Но сторож спал пьяный и не открыл, а к грохоту кольца прибавились невнятные возгласы и удары ногой. Тогда Ласточка взяла свечу и отправилась открывать сама.
- Кого мары принесли?
- Ласточка! - заорали из-за двери. - Отворяй! Получи недожмура, пока дышит.
Васк, угольщик из Бережков, он возил уголь и в гарнизонную больничку. Ласточка отвалила засов. В дверном проеме, на фоне синей мглы, нарисовалась горбатая фигура в обвисшей шляпе.