В пустыне светает быстро. Только что было темно и огромные яркие звезды заливали пустыню космическим холодом, как в кратком миге предрассветной серости прошуршал иглами дикообраз, тявкнула длинноухая лисица-фенек да пронеслись над барханами на тугих крыльях какие-то птицы - и вот ослепительный шар Солнца выскочил из-за песчаных холмов, заливая их жаром и согревая мои промерзшие за ночь кости. Я засыпаю песком угли погасшего костра, собираю в пакет те крохи мусора, что валяются вокруг - жестянка из-под пива, пустой пакетик от кофе и скорлупа орехов, и засовываю его в чью-то нору. Халтурная маскировка, конечно, но вряд ли за мной кто-нибудь идет. Сейчас я опасаюсь только летающих шпионов. Достаю из футляра огромные солнцезащитные очки, с зеркальным покрытием и кожанными шорами, защищающими глаза с боков. Без очков в пустыне нельзя. Поправляю защитного цвета панаму с широкими полями, вскидываю на плечи полупустой рюкзак - в пути я уже шесть дней, двадцатилитровая канистра воды на две трети пуста, несмотря на то, что я взял пива и колы. Без воды тоже нельзя, даже мне. Впрочем, ничего страшного - идти осталось два дня, и еще полсотни километров и одну холодную ночь я как-нибудь выдержу, а возвращаться я не собираюсь. Ха, никто не собирается возвращаться в тюрьму, из которой готовится сбежать. Вешаю на шею зачехленную винтовку - ствол тяжелой М-16 закрыт от песка брезентом, на оптическом прицеле свой чехол, с двумя хитрыми застежками. Сверяюсь с компасом и начинаю двигаться, ботинки вязнут в песке, я механически переставляю ноги по склону бархана, думая о своем.
То, к чему я готовился пятдесят лет, должно скоро случиться. Мне повезло тогда, полвека назад. Я поймал эту белокурую гниду на развалинах рейхстага, в подвале, и он мне все выложил. Это было невероятно - после сотен веков плена, плена без надежды на освобождение тебе дарят надежду - буквально на блюдичке с голубой каемочкой! Я ему не сразу поверил, этому оберсту с двумя молниями в петлицах и явно не берлинским загаром на физиономии. Но я запомнил название - Вада Бир Умм Кара Шеба - переводится с арабского как Сухой Колодец Черной Смерти, если мне не соврал тот тип из Британской Библиотеки. Карту он, библиотечная крыса, мне так и не нашел, но сказал, где ее искать. Центральный Картографический Архив при Генеральном Штабе Армии Обороны Израиля - там я ее и нашел. Пара пустяков - одна молния в генератор, что бы отключить систему наблюдения, другая в подземную цистерну с бензином, для отвлечения внимания. Пока выли сирены и лилась пена, я славно провел ночь, роясь в пыльных картах. И вот она у меня - старая добрая английская карта - сейчас таких не делают. Этот Сухой Колодец находится в самом сердце Синайской пустыни. Главный Храм Анубиса в двух сотнях километров от Канала и в трех сотнях от Нила, ни один ученый-египтолог не поверит. Храм Анубиса, он же самое секретное оружие Третего Рейха, секретнее баллистических ракет и реактивных бомбардировщиков - Межзвездные Врата, как думали они, египтологи и астрологи в форме СС, а на самом деле лазейка из этой Вселенной, подкоп из нашей тюрьмы, из моей тюрьмы.
Сейчас со стороны я похож на обычного израильского солдата - израильская военная форма, рюкзак, купленный в израильском магазине, очки, купленные там же и винтовка, отобранная у лопоухого очкарика-снайпера. Вто только что делает израильский солдат в сотне километров от границы, на территории Египта, в пустыне, по которой чей-то скупой рукой разбросаны редкие зеленые острова оазисов и еще более редкие египетские гарнизоны? Нечего ему там делать. А мне есть. Я не израильский солдат, хоть в моем рюкзаке и можно найти израильский паспорт, на имя Пьер Сварогович, как, впрочем, и американский на Перри Сварг и российский на Петра Сварогова. Я знаю, что ищу в Сухом Колодце Черной Смерти, и это не смерть, это жизнь и свобода.
Заунывный писк ручных часов отвлекает меня от размышлений. Пора определиться по карте. Нажимаю кнопку - два, четыре, все, восемь спутников - удобная штука, эти часы с GPS. Смотрю на координаты, высвеченные на маленьком дисплее, нахожу точку на карте. Нормально. Чуть отклонился к юго-западу, сейчас возьму левее, и если поднажать, то к вечеру буду на месте. Медленно поднимаюсь на очередной бархан. Тут, на вершине, ветер. Так, ветерок, пусть обжигающий, но хоть какой-то. Ветерок этот приносит секундное облегчение и запах врага. Врага старого и знакомого, врага, ставшего врагом по нелепой прихоти судьбы, врага, который мог стать добрым другом, но ставшего хорошим врагом. С таким врагом не было скучно, и долгие века, когда я думал, что плен мой продлится вечно, я был благодарен ему, за то, что он есть. Запах врага, который сейчас очень не кстати. Точнее, это запах не самого врага, а его летающего монстра. Снимаю чехол с винтовки, вставляю магазин и передергиваю затвор. Враг мой бессмертен, как и я, его летучая тварь тоже, но тяжелая свинцовая пуля в латунной рубашке может доставить множество неприятностей и бессмертному. При определенном везении можно выбить из него дух, а воскреснуть и обрести физическое тело в этой пустыне будет ой как не легко.
Поднимаюсь на следующий бархан. Оазис где-то рядом, но пока его не видно. Метрах в ста впереди угадывается русло реки, давным-давно высохшее. Дождей здесь не было лет сто, редкие скелеты погибших деревьев белеют обглоданными ветрами костями веток сквозь сероватый саван песка. Спускаюсь вниз и натыкаюсь на убедительное доказательство вражеского присутствия - коровью лепешку. Я не ошибся, да и не мог ошибиться, слишком хорошо я знаю этот запах. Этот любитель стихов и мухоморов где-то рядом со своей летающей коровой. И чего это смертные называют Слепнира конем? Лесть - сташная вещь. Как по мне, так корова коровой, разве что безрогая.
Приподымаю очки, что бы утереть пот и ловлю боковым зрением какую-то тень на гребне бархана. Стреляю на вскидку, одиночный выстрел сухо рвет тишину, гильза, кувыркаясь и весело блестя, летит в песок. Тень исчезла, из-за бархана доносится злобный вой, полный боли и обиды. Попал! Ставлю предохранитель на автоматическую стрельбу и тяжело дыша, бегу вверх по склону. Солнце в зените, зной щедро льется с неба, кровь молоточками стучит в висках. Он появляется, когда я достигаю середины склона. Чувствую сзади движение, огромная крылатая тень заслоняет полнеба, сврху летят пули и гильзы. От страшного грохота перепонки чуть ли не лопаются. Пули, вздымая огромные фонтаны песка, с визгом впиваются в склон рядом со мной, совсем близко. Падаю, переворачиваюсь на живот, поднимаю винтовку. Ты, конечно, красив, враг мой Один. Твоя летающая корова, подобрав свои многочисленные копыта, парит, расправив огромные крылья, эта черная маечка тебе к лицу, вот только где ты взял этот жуткий шестиствольный пулемет, с юмором названный своими создателями Minigun, а, терминатор хренов? Нажимаю на спуск, винтовка дергается, сошки болтаются в разные стороны, мешая стрелять прицельно, горячие гильзы летят за шиворот. Слепнир, резко сложив одно крыло, делает вираж и исчезает за гребнем бархана, унося своего ездока от моих пуль. Попал или нет? Не похоже. С трудом встаю и подбегаю к гребню. Никого нет. Оглядываюсь - пусто, ни тени, ни движения. Оборачиваюсь. Сзади гремит очередь, удар, острая боль в левом плече. Падаю, качусь по склону вниз, цепляясь за высохшие ветки, теряю винтовку. Падение мое заканчивается на самом дне оврага. Лежу молча, не шевелясь. Ранение несерьезное, пуля прошла насквозь, через пару минут на месте входного отверстия останется белая окружность с чуть рваными краями, а выходное затянется розовым звездообразным рубцом. Он появляется минут через десять, я слышу тихие шаги и приглушенное сопение. Краем глаза вижу высокие ботинки и камуфляжные штаны. Еще минуту он молча стоит, потом опускает на земь калашников. Значит, это не Один?! Старина Рифмоплет притащил с собой союзника! И кто же это?
Слышу шорох и тихий звон обнажаемого клинка. Уж этот звук я ни с чем не спутаю!
- Тескатлипока берет твою жизнь, Перун! - голос его искажен, с трудом разбираю слова.
- Размечтался!
Вскидываю правую руку, пальцы сложены козой. Он с воплем бросается ко мне, подняв над головой двумя руками свой кривой мачете. Контакт - есть контакт! Ослепительная молния срывается у меня с руки, стенки оврага освещает белая вспышка. Разряд выжигает у него в груди огромную дыру и отбрасывает тело к крутому склону. Тескатлипока, надо же. Бог смерти ацтеков, насколько я помню. Раньше Один с такими не связывался. Поднимаю трофейный калаш, возвращаюсь вверх, к гребню. Длинный, однако, этот склон. Вниз я скатился намного быстрее. По пути поднимаю свою винтовку - ничего с ней не случилось. На вершине осторожно осматриваюсь. Никого. Снимаю чехол с прицела, подымаю винтовку к плечу, прикрыв левый глаз. Хороший прицел. Деления, правда, в футах, а я как-то успел привыкнуть к метрической системе, но черт с ним. Осматриваюсь с помощью прицела. К югу от меня, за оврагом, какие-то засохшие заросли, мертвая рощица низкорослых деревьев. Колодец должен находиться за этой рощей.
Солнце медленно сползает к западу, струйки пота стекают вниз. Лежу на гребне, держа под прицелом рощицу. Один должен быть там, больше ему негде прятаться. Он появляется на закате. Слепнир летит низко, планируя, в закатных лучах он почти красив и лишь отдаленно похож на корову. Плавно веду ствол вслед за ним, и когда он хлопает крыльями, собираясь сесть, жму на спуск. Он стремительно ныряет вниз, исчезая из поля зрения, и я слышу рев раненного монстра. Живучий, зараза, знал бы, что прийдется встретиться, прихватил бы Стингер.
Солнце падает за горизонт, пора устраиваться на ночлег. Оставляю винтовку на гребне, в магазине осталась лишь пара патронов. Спускаюсь в овраг, ложусь, прижавшись к стенке. Костер не развожу. Спать все равно не прийдется, но лазить ночью по барханам и оврагам я тоже не собираюсь. Нужно отдохнуть, набраться сил. Завтра решающий день, а этот Тескатлипока меня порядком вымотал - ранение и молния могут завтра выйти мне боком. Морщась, отдираю от раны присохшую к ней рубашку, ощупываю плечо. Вроде все нормально, можно сказать, что повезло. Прижимаю приклад к бедру и вытягиваюсь во весь рост, устраиваясь по удобнее. Пустыня живет своей ночной жизнью. Пауки, скорпионы, сороконожки охотятся друг на друга, стараясь уберечься от змей и крупных ящериц, пустыня заполнена шорохом множества мелких лап. С рассветом умеющий читать сможет прочесть на песке очередную главу из трагедии жизни, затем ветер перевернет страницу, и к ночи пустыня будет вновь готова к бесконечному представлению под названием естественный отбор. Холодные и близкие звезды равнодушно смотрят вниз, они видели все это не раз, единственные зрители в этом театре абсурда.
Кажется, я все-таки уснул. Проснулся от дуновения ветра. Слепнир стоит метрах в трех, Один молча целился мне в грудь. Бросаю взляд на свое оружие - если я нажму на спуск, то, пожалуй, зацеплю его.
- Приветствую тебя, враг мой Перун, - он почему-то не стреляет.
- Аналогично, Один, - его брови в недоумении сходятся на переносице, и я добавляю - По здорову ли?
- Поговорим о тебе, враг мой. Зачем ты здесь? - стволы его пулемета тускло блестят в лунном свете, я чувствую, что от моего ответа многое зависит.
- К Анубису в гости собрался, - даже если я нажму на курок первым, он все равно успеет выстрелить и сделать из меня кучку фарша, - соскучился, знаешь ли, он такая душка!
- Ты хочешь сбежать, - он не спрашивает, просто констатирует факт.
- На то она и тюряга, что бы хотеть из нее сбежать.
- Так я и думал, - он удовлетворенно кивает, - как ты думаешь, зачем Он сделал все это?
Его подбородок описывает широкую дугу, пулемет по прежнему нацелен мне в грудь. Очень плохо.
- Не знаю. Может, мы Ему надоели и он запер нас в детской, может, Он захотел проверить, кто сильнее, и запер нас в этой Вселенной, как пауков в банке, а может, Он просто выкинул нас на помойку, специально сотворив ее для нас - мне все равно! Я хочу вернуться! И я вернусь!
- Нет, - он качает головой, - Его воля - закон! Ты не вернешся Туда. Больше тебе нечего сказать?
- Знаешь, Один, была такая поэтичная ночь, и я сочинил стихи. Хочешь послушать?
На его лице растерянность и изумление, он кивает.
- Это в японском стиле, тебе понравится, слушай:
По склону Фудзи ползет улитка,
Простой слизняк.
И он долезет, я точно знаю,
Что здесь верняк.
- Теперь у меня две причины убить тебя, Перун! - руки его дрожат, он в бешенстве. Отлично! Жму на спуск, мне в лицо ударяет пламя - жуткая у него пушка - кажется, что пули пролетают в волосах и между ушами. Кидаюсь вперед, прокатываюсь под брюхом Слепнира - знаете, это не корова, это бык! - и мчусь по оврагу, пригнувшись и задыхаясь от быстрого бега и хохота. Взбешенный Один что-то орет мне вслед, трассеры разрывают предрассветную мглу над моей головой, Слепнир дико воет, пытаясь взлететь - кажется, вся моя очередь пришлась в него. Пытаюсь выстрелить через плечо - затвор сухо щелкает, и я отбрасываю ставший не нужным автомат. Мне нужно наверх. Уже светает, можно разглядеть склон. Прыгаю, подтягиваюсь на каких-то корнях, рубашка трещит по швам. Наверху уже светло. Пробираюсь сквозь мервые деревья, рубашка рвется окончательно и приходится избавиться от нее. Вот он, колодец! Долго я к нему шел! За спиной рев, стрельба, цепочка песчаных фонтанчиков тянется ко мне, стремительно приближаясь. Одним движением перемахиваю через стенку, сложенную из известняка, и тьма, тьма, тьма. Скольжение, торможу руками и ногами, обдирая их в кровь о шершавые стенки. Воздух наполнен песком, дышать невозможно. Скольжу вниз, внезапно руки и ноги теряют опору, миг свободного падения и тяжелый удар об пол. Сразу откатываюсь в сторону, и на то место, где я секунду назад приземлился, обрушивается туча песка и камней. Здесь воздух получше, на стенах горят светильники. Сбоку мелькает тень, бросаюсь туда, хватаю тень за шею и выбиваю из когтистых рук ритуальный кинжал. Анубис воняет мокрой шерстью и падалью, длинный язык влажно блестит в неровном, призрачном свете подземного храма.
- Веди! - рычу ему в треугольное собачье ухо. Он тычет в стену, удар - и каменная плита осыпается, растрескавшись, открывая проход в большой зал. Пентаграмма пронзительно сияет голубым светом, отбрасываю Анубиса к стене и шагаю в нее.