Аннотация: Мир. Это мы его так называли. Просто мы не видели иного мира, кроме того, в котором жили. Вообще-то, мы и Сеньч-Джу никогда не видели.
'В Стране Туманных Сновидений': из цикла 'Записки о туманных сновидениях' книга вторая
Записки сновидца
Сновидение седьмое "Мир Сеньч-Джу"
Мир.
Это мы его так называли. Просто мы не видели иного мира, кроме того, в котором жили. Вообще-то, мы и Сеньч-Джу никогда не видели.
Если верить слухам, Сеньч-Джу - седой безобразный старик, которого страшатся даже Ночные. Но только, если верить слухам. Если бы это было правдой, ни одна женщина не стала бы его женой. А Мелиса стала...
Ах, Мелиса! Её портреты окружали нас всюду.
Мелиса...
Многие мужчины мечтали увидеть её вживую хотя бы одним глазком, но Мелиса красовалась только на портретах. Высокая, стройная, с тонкими пальчиками и хрупкими плечами, утончённым лицом, большими голубыми глазами, чудесным носиком и чувственными губами. Она была намного, намного красивее всех женщин, что окружали меня тогда. Ни одна из них не могла назваться даже симпатичной, когда на экране появлялась Мелиса. Каждый её шаг переполняло изящество; страсть и любовь превращались в призывное покачивание крутых бёдер; иссиня-чёрные волосы развевались на ветру, создавая ореол таинственности; а под платьем при каждом движении, при каждом вздохе, вздымались благородные сферы груди. Никогда, никогда я не видел женщины прекраснее Мелисы. И уж тем более я не мог вообразить, что где-то, не так далеко, есть женщины ещё более красивые, утончённые и добронравные.
Сколько себя помню, я всегда жил в мире Сеньч-Джу, не зная слов "отец" и "мать". К старшим я обращался "учитель", к сверстникам - "друг", а к детям - "младший".
Меня учили тринадцать лет, а на четырнадцатый год отправили работать механиком на завод. Я не знал, что мы производили, и куда оно потом девалось, но мне и незачем было знать. Я просто делал своё дело, и всё.
А где-то, не так далеко, за лесом, проходили пути железной дороги. Они уползали в большой мир - мир настоящих людей.
На семнадцатом году жизни я обнаружил в себе новое чувство - как будто мне чего-то не хватает. Нет, у меня было всё: работа, друзья, довольствие, - но чего-то не доставало. И я поделился своим чувством с Георгом - самым близким другом.
- Тебе не хватает чего-то? - воскликнул Георг, - Клянусь глазами Мелисы, я знаю чего.
И он поволок меня за собой.
Мы прошли весь рабочий этаж и вышли на совершенно незнакомом уровне. Я, конечно, знал о его существовании, но заглядывать сюда не приходилось. В Мире Сеньч-Джу каждый находит себе занятие по способностям, и чем шире твои способности, тем больше потребностей ты можешь удовлетворить. Хорошему работнику, наример, давали красный билет, и он мог кроме своего этажа посещать ещё несколько. Я обладал жёлтым билетом, дающим право прохода только на один этаж, куда и привёл меня Георг. Я не хотел идти сюда. Не потому что я не знал, что меня ждёт, а потому что однажды мой учитель сказал: "Чем чаще ты посещаешь этажи, доступные всем, тем больше шансов навсегда застрять на этих этажах." Но слова учителя оказались бесполезны, ведь мы уже пришли, и поворачивать назад было поздно.
Тихо шумел ветерок в деревьях. Мы сидели за столиками и пили противный горько-кислый напиток, который Георг называл "вином". Долго сидеть одним не пришлось. Некоторое время спустя к нам подсели две девушки. Как я уже говорил, им было далеко до Мелисы. Хотя по-своему они были красивы. Румяные пышные девицы с ярко-алыми губами и озорными глазами.
- Мальчики, - спросила светловолосая, - вы одни, или кого-то ждёте?
Георг лишь широко улыбнулся и отставил ногой стул.
- Меня зовут Манилла, - вновь заговорила светленькая, - мою подругу - Элилла. А вас?
Георг представил нас обоих, завязался нестройный, еле-еле поддерживаемый разговор. Я всё время наблюдал за Георгом и старался подражать ему, но и он, и Манилла быстро отстранились. Почему-то они смотрели друг другу в глаза и держались за руки, а их лица нездорово румянились, как при лихорадке, а дыхание чуть ли не срывалось до хрипа. Мне казалось, что между ними вот вот случится разряд, как между пластинами динамомашины. Но ничего такого не произошло - они просто встали и ушли, даже не попрощавшись.
Я долго держал Элиллу за руку и смотрел ей в глаза, но между нами не возникало странного напряжения, как у Георга и Маниллы, и нас не охватывала непонятная лихорадка. Наконец девушка сказала:
- Может мы тоже пойдём?
- Куда? - удивился я.
- Ну, например, ко мне...
Мы встали и пошли. Вернее, пошла Элилла, а я просто плёлся за ней, шатаясь. Голова кружилась, разум качался на волнах тумана, лип к размокшей пастиле мозга, то и дело срываясь, и я совсем перестал понимать, куда иду и зачем.
В комнате Элиллы царил синий полумрак. Она усадила меня на диван, а сама села напротив. Теперь и у неё блестели глаза, теперь и она учащённо дышала. Я понял, что у неё началась лихорадка, и вот-вот она начнётся и у меня. Я насторожено ждал эту странную болезнь, но ничего не происходило. Тем временем девушка приблизилась ко мне, благоухая густым уютным ароматом:
- Хочешь попробовать сладость, которую никогда не пробовал?
Её предложение меня заинтриговало, и я кивнул. Она наклонилась ещё, и её губы примкнулись к моим. Я замер, перестав дышать, а в это время её язык проскользнул ко мне в рот. Туман в голове развеялся вмиг. Я оттолкнул Элиллу и с чувством глубокого омерзения выскочил из комнаты.
Я бежал к себе и на ходу плевался. Меня тошнило, голова разболелась, я чувствовал себя так мерзко, как не чувствовал ещё никогда.
- Что это было? - спросил я у Георга на следующий день, - Почему она сделала это? Зачем?
- Ты с неба упал? - удивился Георг.
Я посмотрел на небо. Чистенькое ультрамариновое с лёгким накрапом молочно-белого, оно смотрело на меня с жалостью и отвращением. А лампы, пересекавшие его, светили тускло и тоскливо. Удручённый этим ещё больше, я опустил глаза вниз.
Георг похлопал меня по плечу:
- Тебе исполнилось семнадцать, а ты до сих пор ничего не знаешь о мире, - несколько секунд он молча разглядывал меня, будто пытался прочесть мои мысли, потом сказал: - Ты жил здесь с рождения и просто-напросто не представляешь, что может быть по другому. А я... Меня привели сюда в три года. Я успел запомнить и небо и траву. Не это нарисованное небо с искусственными светилами, и не гидропонные стебли, а настоящее Небо и настоящую Траву. Я дышал чистым воздухом и грелся под вольным солнцем. Это было каких-то пятнадцать лет назад. До сих пор помню нежный мамин поцелуй... А потом - раз! - и я уже биолог в Мире Сеньч-Джу.
- Но та девушка...
- Это лишь её работа. Такая же работа, как и твоя. Она больше ничего не умеет, только делать приятно.
- Что-то мне было совсем неприятно, - буркнул я.
- Значит тебе нужно полюбить, - он увидел, что я хочу спросить ещё что-то, и остановил меня жестом, - Придёт время, и ты узнаешь. Твой мир изменится, когда рухнет Мир Сеньч-Джу, - и вновь он предупредил мой вопрос: - Шахты истощены, продукцию некому сбывать. Ты был когда-нибудь в шахтах? Ах да, не был... Страшное место. Тебя с детства учили носить кольчугу, а там кроме грязных тряпок никакой одежды нет. Жара, духота, пыль, болезни... Земля ис... Земли ты тоже не видел...
Я не знал, что сказать на это, и потому промолчал.
- Какой сейчас год? - неожиданно спросил Георг.
- Семьдесят пятый.
Честно сказать, его вопрос меня озадачил, ведь это невозможно - забыть, какой сейчас год.
- Ты не понял, - таинственно произнёс Георг, - У нас есть Год Урожая, Год Тяжёлой Жизни... А сейчас какой год?
- Год Прихода, - догадка поразила меня, как разряд: - Ты появился здесь в Год Прихода!
- Точно! - он раскинул руки, будто собирался обнять весь этаж, - Я появился в Год Прихода, а в этом году здесь появятся новые люди. Они будут младше нас, или сверстниками, но они будут "младшими". Их придётся учить, их придётся заставить забыть солнце, небо, траву, города. В этом году вернутся Ночные, и мы со страхом будем спешить в наши комнаты, будем работать, ощущая спиной их дыхание, мы будем... - на этом импровизированная цитата из Учения оборвалась, и он сказал такую хульную речь, что даже теперь язык не поворачивается её повторить.
И всё же он был прав.
Через месяц начался Приход. Новые люди появлялись из ниоткуда. Дикие, непонятливые, странные, в свободных одеждах. Уродливые, согбенные и совсем не приспособленные к жизни.
Комната рядом с моей пустовала уже больше года, но однажды утром и там кто-то появился. Я постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошёл. На кровати, уткнувшись лицом в подушку, лежала девушка. Под покровами её одежды проступали изящные контуры. В ней чувствовались необыкновенная сила и жизнь. Стройная, утончённая, преисполненная благородства и красоты, она была прекрасна.
Я гнал эти хульные мысли прочь. Она не могла быть прекраснее Мелисы, это просто невозможно. Но даже не видя её лица, я понимал, что пытаюсь лгать сам себе. Сначала мне показалось, что она спит, но потом я заметил, как вздрагивают её плечи. Девушка плакала.
- Младшая, - обратился я к ней, - с Вами всё в порядке?
И тут она вскочила. Нет, никогда я не видел столь прекрасной женщины. Однажды я слышал от Георга о воительницах, так может она была одной из них? На щеках её сверкали слёзы, глаза сияли праведным гневом, медные волосы разметались по вздрагивающим плечам.
- Ты кто такой? Один из них? Да!?? - закричала она.
- О чём Вы, младшая?
- Какая я тебе "младшая", сопляк?
- Я Вам сосед и не более. Я работаю на этом этаже механиком.
- Да мне плевать, кем ты тут работаешь! Какого дьявола меня сюда притащили?
- Миру Сеньч-Джу понадобились новые люди. Вы просто оказались одной из Удостоившихся.
- Удостоившихся? - она хотела что-то сказать, но только открывала и закрывала рот, а потом упала на колени: - Демоны и бесы!..
Я вновь с ужасом отметил, как она красива. Большие зелёные глаза так удивительно сочетались с волосами, трепетный тонкий носик будто бы изваян искусным мастером, а припухшие розовые губы как магнитом притягивали взгляд, и мне хотелось сделать тоже самое, что пыталась сделать Элилла со мной. Так я стоял и смотрел на девушку с нескрываемым восхищением, а она сидела на полу, склонив голову, и о чём-то думала. Наконец, она вскочила и воскликнула:
- Ну ладно! Раз уж я здесь, придётся какое-то время побыть одной из вас. Идём, - она схватила меня за руку, чего, признаться, не делал никто, и поволокла на улицу, - Покажешь мне всё.
- Постойте, младшая, - воскликнул я, слегка обалдев, - Вы пойдёте в таком виде?
На ней было надето странное платье, больше похожее на ночную рубашку.
- А что? - удивилась девушка.
- Но ведь это неприлично. Вам должны были выдать кольчугу по прибытии.
Она огляделась и нашла глазами свёрток с униформой. Я отвернулся, хотя девушка и не просила об этом. Переодевание не отняло много времени, металлическая ткань плотно пристала к коже, очертив плавные контуры её стройного тела. В довершение она собрала волосы в хвост, и мы пошли по этажу.
Пока мы шли, я узнал, что её зовут Милли, и что жила она в большом городе, в большом доме, а вокруг простирались бесконечные просторы лесов, полей и рек. Я никогда не видел городов, не видел рек и лесов, и волшебного ночного неба, уходящего на тысячи миль в пустоту, где плавают гигантские сферы огня и света, настолько далёкие, что видятся маленькими сияющими точками. Она называла небо бездонным.
- Я думала, что моя жизнь ужасна, - призналась Милли на третий день, - но вы живёте здесь ещё хуже. Вы - рабы у этого Сеньджу!
Рабы? Я не знал, кто такие рабы, но по интонации догадывался, что это слово означает нечто нехорошее. Милли жалела рабов. Жалела меня, нас всех, и меня тревожила эта жалость. Милли постоянно рассказывала о свободе, и когда она произносила это слово "Свобода", тоска сжимала моё сердце. Вскоре я стал замечать, что мне осточертела работа, и я жажду "Свободы". Я мечтал увидеть леса и реки, а по ночам мне снилось небо - чёрное жерло бездонного колодца. Я давил в себе эту странную жажду, но она не давилась, а напротив - ширилась и росла.
Больше ни дня я не проводил без Милли, и она всюду неотрывно следовала за мной. Словно невзначай мы порою касались друг друга. Мне нравилось смотреть в её глаза. Нравилось, когда она смотрит в мои.
- Знаешь, - сказала она однажды, - мне кажется, я в тебя влюбилась.
- Влюбилась? - не понял я. Вроде бы Георг пару раз употреблял это слово.
- Ах, глупый, неужто ты никогда никого не любил?
- Ну, я люблил свою работу, пока не появилась ты, - мы шли по улице, но тут Милли остановилась.
- Правда? - спросила она, серьёзно глядя на меня. И я не понял этого испытующего взгляда. Я никогда в жизни не врал, а ей бы не мог соврать и подавно.
- Да! - серьёзно ответил я.
Её губы коснулись моих губ. И на этот раз мне не было ни противно, ни отвратно, наоборот, я почувствовал необычайную сладость, хотя это был и не вкус вовсе. И наслаждаясь поистине первым поцелуем, я вдруг подумал, что мне плевать на "Свободу". Где бы я ни был, я хотел быть там вместе с Милли. И ещё я подумал, что никогда-никогда никому её не отдам. Немного дико заявлять такое в Мире Сеньч-Джу, где права собственности не существовало, но я ничего не мог с собой поделать. Я обнял Милли и прижал к себе, зная наверняка, что она чувствует тоже самое, и с того момента мы навсегда были связаны.
Жизнь шла необычайно хорошо. Месяц за месяцем. Но (и этого я тоже не знал) не всё длится вечно...
Однажды ночью ко мне в комнату ворвался Георг.
- Дурак, идиот! - орал он, - Как ты мог позволить? допустить подобное?
- Что случилось? - спросил я, едва смог собраться мыслями.
- Милли... - ему не хватило дыхания, поэтому Георг остановился, набрал в грудь побольше воздуха и заорал: - НОЧНЫЕ ЗАБРАЛИ МИЛЛИ!!! ОНИ ПОВЕЛИ ЕЁ К СЕНЬЧ-ДЖУ!!!
- А? - на несколько секунд я онемел, и лишь бекал и мекал не в силах выдавить ни слова.
- Как? - наконец воскликнул я, - Зачем? Зачем она ему?
- Дурак! - повторил Георг, но на этот раз не добавил, что я ещё и идиот, - Твоя Милли - живое воплощение Мелисы.
Это было слишком! Он рушил мои храмы один за другим.
- Хочешь сказать... - отрешённо пробормотал я, - Мелисы нет среди живых?.. Может быть она вообще никогда не существовала?..
- Вот именно!
Я почувствовал себя так, будто добрый мужик врезал. Верить Георгу не хотелось, но в глубине души я знал, что он не стал бы мне врать.
Оглушённый, я не мог даже пошевелиться, и тупо сидел на кровати, а предо мной ширилась бездна внезапно раскрывшейся лжи. И так бы я и сидел, если б не вспомнил о Милли. Мысль, пронзившая меня разрядом, заставила вскочить и одним рывком сдёрнуть ночное платье. Кольчуга приятно охватила плечи, кожу привычно защипала металлическая ткань. Я обулся и направился к выходу, забыв о Георге. Но он заметил меня, отвлёкся от собственных мыслей и крикнул вслед:
- Постой, дурак! Куда ты? Ты знаешь, где живёт Сеньч-Джу?
- Нет. Но думаю, на самом верху.
- И как ты намерен подняться туда без чёрного билета? Ни один Ночной тебя не пустит.
Георг был прав. Но меня переполняла жажда действий. Я не мог сидеть сложа руки, зная, что Милли в плену у мерзкого старикашки - пусть хранит он наш мир!
Я сжимал и разжимал кулаки, а внутри меня бесновались сомнения, и ярость сражалась с разумом. Благодарение Мелисе - Милли... - разум победил. И я спросил Георга:
- Что ты предлагаешь?
План его был прост: поднять восстание. На моей памяти в Мире Сеньч-Джу случилось только одно восстание. Оно заглохло, когда Ночные расстреляли главу подпольщиков. Расстрел транслировали на всех экранах Мира. Людей запугали так, что прекратились даже редкие забастовки.
- Нам никто не поможет, - сокрушённо сказал я.
- Почему никто? Нам поможет Крот.
- Крот? - я, конечно, слышал легенду о Кроте, но всегда считал её только легендой.
Раньше Крот был "другом" и работал сантехником, но достигнув возраста "учителя", исчез. По легенде, он ушёл в Трубы и никогда больше не возвращался, превратившись в монстра, пожирающего младенцев. Воспитатели пугали Кротом непослушных детей, но, взрослея, дети уже не верили учительским байкам. Не верил и я, как большинство моих сверстников. Особенно - не верил в существование Крота. Но сейчас нам катастрофически была необходима помощь легенды.
Пока мы шли к трубам, я спросил у Георга, как именно Ночные могут помешать нам пройти, если мы не станем соблюдать приличий, и просто вломим им по старым костям. В ответ Георг пробурчал нечто невнятное об огнестрельных ружьях, и я вспомнил о публичной казни главы подполья. То был единственный раз, когда Ночные использовали оружие, и если бы не всемирная трансляция, многие из нас считали бы винтовки не более, чем вымыслом, - таким же, как легенда про Крота. Но если огнестрельные ружья существуют, значит их кто-то производит? Я задумался.
Трубы начинались на самом краю этажа: там, где кончались постройки комнат и заводов, за техническими трущобами, что оплетали этаж плотным кольцом проводов, механизмов и сантехнических приспособлений. Канализация Мира Сеньч-Джу - огромные каменные колодцы, почти горизонтальные на входе, и изгибающиеся под немыслимыми углами, связывающие все этажи, и нещадно воняющие самыми смрадными и едкими запахами, которые только может произвести людской муравейник. Как в таких ужасных условиях мог жить человек - оставалось загадкой.
Стоя у края трубы и вдыхая зловония, мы не решались шагнуть внутрь бездонного стока. Без Крота наша затея теряла настоящесть, превращалась в мечту, в несбывшуюся легенду. Теперь он был нужен нам ещё и для того, чтобы поверить в возможность замысла. И потому я ступил в колодец первым. Георг пошёл за мной.
Мы долго брели, то спускаясь по скользким ступеням, то утопая в липкой зловонной жиже. Жижа пропитала нашу одежду и обувь, её запах проник в металлические поры кольчуг и клейким потом покрыл тела. Но мы продолжали идти, то и дело окликая Крота.
Загаженные лампы на потолке давали мало света, однако и его было достаточно, чтобы разглядеть пробегающих по круглым стенам существ: крысы.
Они сновали везде, мигали красными глазами, пищали и скребли когтями по камням.
Да. Мы долго бродили в коричневом полумраке, и поэтому полной неожиданностью для нас явился яркий свет, возникший за очередной железной дверью. Мы ступили на каменья, выходящие куда-то вникуда и обрывающиеся в светлую бездну. Щурясь от ослепительного сияния, мы с Георгом смотрели перед собой и не верили глазам: бесконечный зелёный простор и голубая пропасть над головой. Нас опьянил чистый свежий воздух, ароматы Леса и Неба. Нас опьянило дикое, чистое, свежее чувство полной свободы.
- Ну? Полюбовались? - прорычал чей-то хриплый голос и две могучие руки втащили нас внутрь. Дверь с шумом захлопнулась, и мы опять погрязли в полумраке. Перед нами высилась фигура мощного мужика, и как только глаза вновь привыкли к темени Труб, мы как следует рассмотрели его: толстый и широкоплечий, огромные руки свисают так низко, что едва не касаются жижи; на коротких кривых ногах намотаны какие-то тряпки; весь он укутан в тряпки, не считая металлического провода, опоясывающего круглый живот; и хотя рост его огромен, мужик сутул, как старик, и лыс; на нос сполз огромный окуляр, а на плече висит сумка из старой кольчуги, набитая непонятной металлической дребеденью.
- Кро-от! - задохнувшись от удивления, восхищения и страха, выпалил Георг, - Ты-то нам и нужен!
- Неужели? - усмехнулся здоровяк, - Что-то повадились гости ко мне.
Он жестом велел нам следовать за ним.
Когда от железной двери на Свободу нас отделяло уже больше полустони шагов, Георг неожиданно воскликнул:
- Гости? О чём это ты?
- Да заходила тут одна... Неделю назад... Волосы - огонь, глаза - зеленющие, хитрые. Весёлая, боевая. Ведьма, ясен срез! Эх повезёт, кто женится!.. Всё расспрашивала меня, как можно бежать... Сказал ей: белый билет нужен. Тогда, может быть, Ночные в шахтах выпустят тебя. Спросила, можно ли по канализации выбраться. Милочка, говорю, до десятого этажа можно спуститься. Там начинаются шахты, и отходов так много, что трубы забивает от верху до низу. Проплыть нельзя - не то что пройти... Знаю, пробовал...
- "Волосы - огонь" - рыжая что ли? - перебил его Георг, потом обернулся ко мне, - Смекаешь, чем пахнет?
Я всё понял, а Крот заржал:
- Чем пахнет? Дерьмом пахнет...
- А куда мы идём? - спросил я.
- Туда, где нас никто не услышит.
Место, где нас никто не услышит, было ещё отвратнее, чем Трубы. Но здесь, как сказал Крот, мы могли "не бояться утечки... Ха-ха-ха! ...информации".
- Зачем я вам нужен? - прямо спросил Крот, как только мы оказались в тесной коробке развязывающей вилки.
- Мы хотим... - начал было Георг, но я перебил его:
- Нам нужны огнестрельные ружья.
Секунду царила полная тишина, нарушаемая лишь писком крыс и капаньем воды, а потом эти двое заржали. Они хохотали долго, со вкусом; держались за животы и били кулаками в стены. Они готовы были упасть в грязь, чтобы только вдоволь насмеяться.
Причину их смеха я понимал, и всё же немного обиделся:
- Моя идея ничем не хуже другой. Попасть на верхние этажи без чёрного билета нельзя. Значит нужно прорываться боем.
- Ты уже отмёл мысль о восстании? - посерьёзнев, спросил Георг.
- Восстание не поможет мне спасти Милли! А что если Ночные одержат верх? Что если меня казнят? Мёртвый я не освобожу её!
- Но и одному идти боем на верхние этажи - форменное самоубийство, - сказал Крот.
- И что ты предлагаешь? - второй раз за день я задал этот вопрос и почувствовал себя дураком.
- Я? - Крот ухмыльнулся своей стальной ухмылкой и едва слышно сказал: - Я предлагаю вам взять меня с собой...
И он снова повёл нас по Трубам.
И снова мы хлюпали по вонючей жиже, и снова в разные стороны разбегались крысы, и вновь нам приходилось подниматься по винтовым лестницам и ползти по узким желобам. А когда мы вышли из Труб, то оказались в месте ещё более неприятном и жутком: оружейный этаж.
Непохожий на все прочие, этот этаж был даже не этажом, а промежутком между. Вместо неба - низкие потолки, вместо улиц - лабиринты коридорчиков, а вместо домов - бесконечная череда дверей. Не говоря уже об искусственных солнцах, являвших собой тусклые светильники в закопчённых плафонах.
- Ведите себя естественно, - сказал Крот, - будто вас сюда пропустили. Здесь Ночных в разы больше, чем кого бы то ни было.
Следовать его совету оказалось довольно сложно. Сложно вести себя естественно, когда вокруг никого нет. Лишь изредка попадались прохожие, без интереса оглядывавшие нас. Чтобы их пропускать, нам приходилось идти друг за другом гуськом - настолько узкими были коридоры. А поскольку первым ковылял Крот, мы с Георгом превращались в невидимок за его широкой спиной. Что странно: мы никуда не сворачивали, не переходили в соседние коридоры, а просто шли вперёд, пока Крот неожиданно не остановился перед маленькой дверцей на серой-серой стене:
- Сюда!
Два долгих удара по дереву, два коротких, и створка ушла во тьму.
Комната, куда нас впустили, походила на лабораторию и обескураживала волной кузнечных ароматов. Здесь пахло маслами и металлами, огнём и углём и ещё чем-то едва уловимым, внушающим бодрость и азарт. Здесь процветал порядок одного хозяина, который люди несведущие могут принять за бардак, - этакая жёсткая холостяцкая композиция хаотично расставленных банок, склянок, пробирок, и непонятно чего ещё, - живописная и внушающая уважение. Вот свалены в кучу образцы металла, вот полка ломится от коробок с запчастями, вот рваные тряпки на стене (наверняка обтир), а это...
А это хозяйка собственной персоной: низенькая толстушка с лоснящимся лицом. Она вынырнула из глубин комнаты ужасающим монстром, над головой которого извивался ореол змееподобных волос.
- Хельга, - безо всяких приветствий обратился к ней Крот, - нам нужны ружья.
- Ружья? - захихикала женщина, - Да ты видно спятил! Хи-хи-хи! Где же Хельга возьмёт ружья?
- Хельга? - Крот сгрёб в охапку маленькое тельце и, уставившись ей прямо в глаза, с нажимом произнёс: - Нам нужны ружья. Мы идём наверх.
- К Сеньч-Джу! - демонический огонь, вдруг вспыхнувший в маленьких глазках Хельги, заставил Крота ослабить хватку. Женщина ловко выскользнула из его объятий и заверещала: - Я тоже! тоже хочу наверх! Вы ведь возьмёте Хельгу с собой? Я дам вам ружья. Много ружей...
Крот попытался отговорить её идти с нами. А я всё думал, пока они препирались, действительно ли Сеньч-Джу мог подслушать любой разговор в мире, и для чего в канализации мы прятались в тесноте развилки, если здесь орём, не боясь, срывая глотки.
- Будет опасно, Хельга, - серьёзно сказал я.
- Не опаснее, чем здесь, - серьёзно ответила Хельга и даже ни разу не хихикнула.
Она вынула автоматические ружья, совсем не похожие на те, что я знал по всемирной видеотрансляции казни. Достала она и коробку с ножами удивительной формы, и металлический шар на цепи, усеяный шипами.
- Это называется "карабин", - сказал Крот, сунув мне в руки одно из ружий, - Хельга объяснит, как он работает.
Хельга объяснила. И даже показала. И даже дала пару уроков в местном тире. Мы провели на этаже оружейников несколько дней. Я изнывал от жажды действий и хотел поскорее подняться наверх, но Крот охлаждал мой пыл словами: "Мёртвый ты ей не поможешь." Он, конечно же, имел ввиду Милли, и я - с глубоким сожалением о каждом потерянном дне - был вынужден с ним соглашаться. Крот, Хельга и Георг делали тысячу дел. Они набирали передовой отряд, и отвлекающую группу, и распространяли информацию о готовящемся восстании среди "младших". Те "младшие", которые ещё не забыли Лес, и Небо, и Солнце, охотно вступали в ряды заговорщиков, и за несколько дней революционное подполье выросло в десятки раз. Крот и Хельга давно готовили переворот. Они собирали вооружение и боеприпасы, встречались лишь в специальных помещениях, скрытых от глаз Ночных и Сеньч-Джу. Наше с Георгом появление служило всего лишь поводом к воплощению давнишнего плана.
За эти несколько дней я узнал много нового о мире. Постепенно исчезала моя наивность, слепая вера уступала место критическому восприятию. Вращаясь среди подпольщиков, я менялся; и чувствовал, что изменения эти полезны для меня. Но в то же время я понимал, что теперь уже никогда не смогу вернуться к прежней жизни. Я отторгал Мир Сеньч-Джу, а Мир Сеньч-Джу отторгал меня.
- Мир Сеньч-Джу держится на Сеньч-Джу, - сказал Крот на одном из последних собраний передового отряда. Помимо меня, Георга, самого Крота и Хельги, в передовой отряд включили ещё несколько человек. Так среди нас появились: Быкобор - здоровущий рыжебородый мужик со сталелитейного сектора кузнечного этажа; низкорослый горбун Карл - химик и, по-совместительству, инженер-любитель; тощий поджарый парень по прозвищу Беглец (он и в самом деле был беглецом), а вместе с ним - две очаровательные сестры-близняшки Йоко и Йомо. Кроме Йоко, Йомо и меня, все остальные были легендами Мира - исчезновенцами, которые "превратились в кровожадных монстров, пожирающих детей". Может быть и мы с близняшками через месяц другой превратились бы в легендарных чудовищ, но Крот обещал, что к тому времени Мир Сеньч-Джу рухнет.
- Мир Сеньч-Джу держится на Сеньч-Джу. Отрубим голову - умрёт змея. Победа повстанцев - не основная наша задача. Это может показаться кому-то напрасной жертвой, - Крот многозначительно посмотрел на меня и девочек, - но без поражений нет побед. Повстанцы оттянут большую часть Ночных на себя. Отвлекающая группа затеет переполох вдали от повстанцев, на подступах к верхним этажам. Туда будут отправлены элитные отряды Ночных. В это время мы поднимемся на самый верх и разыщем Сеньч-Джу. Его смерть принесёт нам свободу!
Мы повторяли эти слова как молитву. Они быстро разошлись среди подпольщиков, а в назначенный день, перед тем, как отправиться в путь, Крот вновь произнёс их:
- Его смерть принесёт нам свободу!
Все мы твёрдо уверились, что так и будет.
Крот вёл нас по канализации длинными лестницами и крутыми желобами. Он проводил нас там, где на первый взгляд невозможно пройти. Мы поднимались и поднимались, пока не оказались на самом Верху. Здесь, у последней лестницы, мы развязали тяжёлые тюки с поклажей и основательно экипировались. Лёгкая и прочная броня (намного лучше, чем у Ночных), специальное оружие, собранное с учётом физических особенностей каждого из нас, - вот, что оставил нам Карл, прежде чем покинуть нашу маленькую компанию. Они с Беглецом должны были возглавить отвлекающую группу, и с минуты на минуту мы готовились услышать вой тревожной сирены.
Время стремительно ускользало, а сирена всё не срабатывала.
- Наверное что-то пошло не так! - отчаянно вскрикнул Быкобор.
- Поздно менять планы! - окуляр Крота с головы до ног оглядел каждого. Удовлетворившись осмотром, Крот сказал: - Нельзя отменить неизбежное! - и разрезал решётчатую дверь, отделявшую нас от последнего этажа, плазменным паяльником.
В отличие от остальных этажей, последний опоясывали не трубы, механизмы и провода, а широкая полоса деревьев. Никогда прежде я не видел так много деревьев: высоких, толстых сильных. Над деревьями ширилось голубое небо - настолько далёкое, что голова начинала кружиться. Лес приятно пах, уходить отсюда не хотелось, но мы прошли его насквозь и вышли на край изумрудно-зелёной долины.
Несколько минут мы стояли молча, заворожённые красотой открывшейся нам картины. В самом центре бархатного поля лежал уютный маленький городишко с симпатичными домиками кремовых оттенков, с красными крышами и золотистыми флюгерами. Изящные башенки колоколен лучились в свете искусственных солнц, а самая высокая башня, пронзавшая городок будто блин, сияла всеми цветами радуги. Я думал, что она целиком сделана из хрусталя, но Георг сказал, что это всего лишь стекло.
- Очень прочное стекло, - поддакнул Крот.
А Хельга смотрела на башню с ненавистью и повторяла: "Сеньч-Джу! Сеньч-Джу!"
В городке проживали Ночные. Они высыпали на улицы ещё до того, как мы дошли до первых домишек. Быкобор, как самый сильный из нас, нёс перед собой огромный щит, и до поры до времени мы успешно укрывались от пуль. Но как только мы вошли в город, щит превратился в бесполезное барахло.
Ночные лезли из всех щелей, выпаливая свинец свистящими ручьями. Долгие годы они обучались ремеслу убийц, поэтому нам приходилось надеяться только на крепость брони и удачу. И броня и удача не подводили. К тому часу, когда мы вошли в центр города, множество Ночных полегло от наших рук. Мы пока не потеряли ни одного, но противников как будто не становилось меньше.
- Бегите, я догоню! - крикнул Быкобор, распахивая броню. Он запустил механизм оружия, которое Карл сделал специально для него: вращающиеся стволы вокруг пояса и несколько десятков стволов на груди и спине. Йоко и Йомо распустили бесконечные пулемётные ленты и помчались вслед за нами, подальше от разъярившегося бородача. Быкобор открыл огонь. Ужасный грохот рисовал в моём воображении картину чудовищных разрушений. Десятки одновременных выстрелов уничтожали вокруг Быкобора всё. Разорванные в клочья Ночные падали бессвязными грудами мяса, рушились изрешечённые стены домов, по бетону текли реки крови. Мы бежали стороной, убивая зазевавшихся Ночных, а они, как мошки на свет, стремились к Быкобору. Неожиданно грохот стих. И это значило, что Быкобор уже не догонит нас.
Мы прорвали последнее кольцо Ночных на подступах к башне, и ворвались внутрь. В башне никого не было. Йоко и Йомо вместе с Георгом забаррикадировали дверь и мы посчитали раны. Оказалось, что ранены почти все, но в пылу сражения никто не замечал боли. Благо раны были не серьёзные. Как сумели, мы перевязали друг друга и двинулись к лифту. Снаружи башни раздались крики и редкие выстрелы, потом в дверь что-то ухнуло, но мы не обращали внимания, забыв обо всём, кроме цели.
Я бежал впереди всех, и когда лифт остановился выскочил из него первым. Ногу прожгло дикой болью, рука рефлекторно дёрнулась и Ночной, вышедший мне навстречу, отлетел, сбив с ног своих напарников. Хельга мгновенно перетянула мою ногу какой-то тряпкой, Йоко и Йомо открыли огонь, спрятавшись за мной, как за щитом. Считанные секунды спустя весь коридор был устелен трупами Ночных. Больше нам никто не встретился.
Мы проходили одну комнату за другой, поднимались и спускались по лестницам, разбивали окна и ломали замки, но башня как будто вымерла. Мы устали, раны наши болели, и мы начинали думать, что Сеньч-Джу здесь нет.
Честно говоря плевать я хотел на Сеньч-Джу - я искал Милли. И то, что я нигде не мог её найти, выводило меня из себя. Я свирепел. Зло пинал двери, крушил мебель и лампы, а мои спутники покорно и молчаливо неслись за мной по коридорам и комнатам. Скорее всего они решили дать мне выпустить пар.
Очередная комната оказалась непохожей на другие. И в ней кто-то был. Седой старик с длинной белой бородой, в белых одеждах. Он сидел за белым столом в этой белой комнате и читал толстую книгу.
- Ты - Сеньч-Джу? - рявкнула Хельга, приставив дуло карабина ко лбу старика.
- Нет, - мягко ответил старик, - Я - лекарь. А вам, как я вижу, срочно нужна медицинская помощь.
Где-то у подножия башни раздался грохот и скрежет разрываемого металла.
- К дьяволу! - воскликнул Георг, - У нас нет времени!
- Времени у вас - более, чем достаточно, - улыбнулся старик, - А когда я закончу, я скажу вам, где Сеньч-Джу.
Я чувствовал искренность в его словах, и я поверил ему.
Старик осмотрел наши раны. Он извлёк пули, заштопал нас и наложил свежие повязки. Каждого заставил выпить таблетку.
- Зачем вы работаете на Сеньч-Джу? - спросил я, когда он бинтовал мне ногу.
- Зачем? - старик снова загадочно улыбнулся, - Всё в этом мире не случайно. Не случайна и наша встреча. Ничто не происходит просто так. Каждый человек делает своё дело, и дело это - обязательно нужное. Нужен и я. Хотя бы для того, чтобы встретиться с вами. Разве я не помог вам?
Я не ответил.
Я уже мчался туда, куда указал старик. В самый центр башни.
В широкой голубой комнате на просторной кровати лежала Милли. Руки её были прикованы к ажурной спинке. Ударом ножа Георг перерубил цепи, и Милли рыдая бросилась мне на шею. Она плакала, обнимала меня, и целовала. И я целовал в ответ: её щёки, её глаза, её слёзы.
В этой комнате было много дверей. Они вели в другие коридоры и комнаты. Хельга и Йоко, Йомо и Георг обошли их все, и в одной - нашли согбенного старичка с огромным крючковатым носом. Он был мерзок и страшен на вид. Козлиная бородка тряслась от страха и ненависти, глаза пылали бесцветным огнём. Сеньч-Джу был ужасен. И жалок.
- Ну и чего вы добились? - мерзким дрожащим голосом говорил он, - Ваша революция захлебнётся. Ночные подавят бунт, показательно расстреляют какого-нибудь козла отпущения, и всё вернётся на круги своя.
- Мы прикончим тебя, и твой мир рухнет! - прорычал Крот.
- Мой мир? Мой мир?!! - Сеньч-Джу захохотал, - Этот мир давно уже мне не принадлежит! Сами люди делают этот мир таким. Они хотят быть рабами. Они хотят лжи. Они умоляют, чтобы на них надели цепи. "Мы будем служить тебе, Сеньч-Джу. Мы будем покорными и покладистыми. А ты подари нам свободу... Свободу не принимать решений, не сражаться за место под солнцем, не нести ответственность за свои поступки. Сделай всё за нас, а нам дай игру, иллюзию. Подари нам мир."
- Вы убьёте меня, - продолжал он, мерзко посмеиваясь, - но это ничего не изменит. Я уже давно ничем не управляю. Система работает сама по себе. Без меня. Я - всего лишь символ. И когда я умру, меня легко заменят другим Сеньч-Джу.
Мы молчали. Мы знали, что он не лжёт.
- Так значит всё напрасно! - сокрушённо произнёс Георг.
- Напрасно, - кивнул Сеньч-Джу, - Я не дам вам белый билет. Но вы можете спокойно вернуться восвояси. Я велю Ночным, и вас пропустят. В прошлый раз мы поступили так же.
В прошлый раз... Значит та революция захлебнулась, значит расстрелянные были всего лишь невинными жертвами, значит настоящие главари повстанцев "вернулись восвояси".
- Это вы! - обернулся я к Кроту и Хельге, намереваясь обличить их, но мой выпад прервала Милли. Она крепче обняла меня и шепнула на ухо: "Пусть прикажет пропустить нас". И я сдался:
- Прикажи пропустить нас.
Старик набрал какой-то номер на телефоне и что-то пробурчал в трубку.
- Вас пропустят, - сказал он. И у нас не было причин не верить ему.
Мы направились к выходу.
Уже у самых дверей Милли обернулась и сказала Сеньч-Джу:
- Смотри. Ты увидишь, как твой мир рушится.
Мы вышли из города Ночных и остановились у кромки леса. Мы остановились, потому что нас кто-то окликнул.
Раненый, истекающий кровью Быкобор выполз из груды металла, которую тащил на себе. И тут же потерял сознание.
- Всё было напрасно, - повторял Георг, помогая Хельге и Йоко перевязывать рыжебородого, - Всё было напрасно.
Жутко чесались раны под бинтами. Я пытался почесать ногу сквозь белые ленты, но ничего не получалось.
- Мы можем выйти через шахты, - тихонько сказала Милли. Георг услышал её и покачал головой:
- Бесполезно. Бесполезно. Нам не выдержать битвы с Ночными на нижних этажах.
Я отогнул край бинта. Слова Сеньч-Джу и старого лекаря вертелись у меня в голове с неистовой силой.
Наша встреча не случайна...
Система работает сама по себе...
- Бесполезно! - вскричал Георг, в сердцах пиная дерево.
- Тише! - сказал я ему и надрезал бинт: на голени лежал снежно-белый кусочек тонкого пластика с простым словом. Слово было настолько простым, что я не сразу прочёл его. А когда прочёл, оно вырвалось из груди радостным криком. "Свобода"