Беспощадно в небе светит солнце у тебя над головой
Из песни
Бледное нежное молодое тело, распростертое на шелковых простынях, застыло в исступленном ожидании. Светлые волосы разметались по подушке, глаза закрыты, руки судорожно сжимают складки ткани. Он еще не знает, что его ждет.
Такой молодой - а уже сосуд греха. Тем интереснее узнать, что внутри, что за яд струится по венам таких, как он.
- Ты совсем холодный. Я могу согреть тебя, - говорит, не открывая глаз.
- Не нужно.
Нельзя играть с едой. Сколько раз говорю себе - нельзя - но желание получить удовольствие, единственно доступное нам, пересиливает. Пухлые чувственные губы, как у девчонки. А он и есть в какой-то мере девчонка. Мужеложец. Содомит. Гомосексуалист. А что, древние греки, между прочим, очень даже одобряли. Юношам полезно, а взрослому поколению приятно. Скольких он утащил за собой? Одного, двух, десять? Заглянем внутрь, очистим сосуд от содержимого.
Легкое прикосновение кончиков пальцев к запястью. Да, я знаю, что тебе это нравится. Губы охотно отвечают на поцелуй...
"Извини, что отвлекаю тебя от обряда, но мне нужно поговорить"
"Что? Прямо сейчас?"
"Дело не терпит отлагательств"
"И ты даже на дашь мне закончить трапезу?"
"Удовлетворишь жажду полностью в другой раз"
Григорий испортил аппетит и желание закончить все, как подобает. Подлый сатир. Юноша дернулся и прижался ко мне сильнее. Сердце бешено колотится, вот-вот выскочит, и его хозяин уже мелко дрожит. Одно едва уловимое движение, и вот она, жилка рога изобилия. Кто-то уничтожил все удовольствие. Жаркая кровь наполняет меня чужой жизнью, но не приносит покоя. Ощущение гнили и затхлости. Одно слово - мужеложец. Не всем же питаться кровью девственниц. Юнец в последний раз дергается, пытаясь высвободиться из хватки моих клыков, но тщетно.
Григорий собрал у себя на вилле весь наш род. Он отвел для несчастных трэллов целый зал, где они жались по стенам в полутьме и смотрели вокруг замутненными глазами. Иногда кто-то приходил и прикладывался к ним, путая своих слуг с чужими, и я уже не сомневался, что вскоре кого-то осушат подчистую. Я хотел поговорить с Григорием один на один, но он избегал моего общества. Какие-то знаменитые лица, неизвестные мне, сновали по вилле и шептались у нас за спиной.
- Итак, я собрал вас здесь, чтобы сообщить вам важную новость. Я устал. Я очень сильно устал. Мне хотелось бы отдохнуть некоторое время.
По толпе пронеслось возбужденное перешептывание.
- Да, я хочу покинуть этот мир на неопределенное время, и все свое имущество я завещаю Константину. Костик будет поддерживать виллу в должном состоянии, пока я не вернусь. Что скажешь, Костик?
- Премного благодарен за оказанное доверие.
- Вот и хорошо. А пока - пируйте! Даю вам еще час, а потом - убирайтесь! - в своей коронной манере ответил он.
Никто из гостей не остался на этот отведенный час. Они чувствовали ярость и спесь в голосе того, кто душой походил на старика больше, нежели плотью.
- Я прошу тебя не разводить тут борделей и пьянок.
- Ты издеваешься?
- Это я так, на всякий случай, - ответил Григорий и сдавленно засмеялся.
- Хочешь есть?
- Нет. Я уже подготовился. В изгнание лучше отправляться слегка голодным. Так легче пережить отчаяние.
- Сколько лет, дней? Зачем ты покидаешь меня?
- Помнишь, я говорил тебе, что все еще лелею надежду найти исцеление?
- Ты хочешь вернуться?
- Я не говорил "вернуться", я говорил об исцелении. Это разные вещи. Но сейчас важно то, что я прошу тебя: не пытайся испробовать исцеление без меня, если найдешь его. Это скорее дружеский совет, чем желание отобрать чужую славу.
Он легко потрепал меня по щеке, как давнего любовника.
- И еще, Костик. Послеживай за подвалом. Если в нем разведутся крысы, то они пожрут все мои персидские ковры.
Я не понял его намека. Крысы избегали наш дом. Григорий взял с собой герметичный кувшин, накидку из овечьей шерсти и скрылся за дверью, у которой не было ручки и замочной скважины. Эта дверь закрывалась особым тайным замком изнутри, а отпиралась снаружи лишь по желанию того, кто в ней нуждался. Григорий замуровал себя, добровольно, со всеми последствиями.
На следующую ночь я ощутил самое жестокое в своей жизни одиночество. Мне не было так больно, даже когда он покинул меня, оставил меня на смертном одре в агонии, сжигающей изнутри. Я хотел было прогуляться и найти себе жертву, но указание Григория остановило меня. Я спустился в подвал к двери, которую можно было открыть лишь ключом Григория, старым бронзовым ключом в патине. В подвале не было ковров, но он казался обитаемым. Сперва я даже не заметил, кого оставили там выживать...
Девушка. Ее кожа едва ли не такая бледная, как у меня. При всей худобе она крепкая и достаточно здоровая, чтобы терпеть темноту и сырость этого подвала. Кудрявые волосы отросли до такой длины, будто бы их никогда не стригли, но ногти наоборот, в порядке. Она увидела меня раньше, чем я ее.
- Наконец-то. Я думала, он оставит меня умирать.
- У тебя нет еды?
- Еще на два дня.
Это не трэлл. Трэллов сажают на цепь, если власть члена рода недостаточно велика, и заковывают их в браслеты повиновения.
- Не смущайся, садись рядом. Я не убегу.
Я не слышу ее мыслей. Они скрыты для меня за непроницаемой стеной. Она, похоже, чувствует мои, но не может слышать их целиком.
- Кто ты? - спрашиваю я.
- Камилла. Плененная дева.
- Сколько дней ты здесь сидишь?
- Дней? О, я провела здесь много лет, но не волнуйся, у меня вполне достаточно развлечений, чтобы не помереть с тоски.
Трэллов нельзя содержать в унынии. Кровь словно прокисает и начинает гнить, как затухают их души во мраке. Георгий захватил ее еще ребенком, я понял это, но зачем? Любая другая кровь, любой другой девушки, даже девственницы... Я подавил желание наброситься на нее попробовать ее.
- Да. Ты прав. Любой другой девы. Так я ничем не отличаюсь от них.
Она расстегнула браслет повиновения, и острый его край разодрал едва зажившую кожу. Горячая драгоценная кровь пролилась на пол, и я ринулся подбирать ее, но Камилла остановила меня.
- Нет-нет. С возьми ее так.
Маленький глоток блаженства. Еще один глоток. Чем больше ее пьешь - тем больше хочется. Когда я в последний раз пил кровь девственницы? Нет. Это не похоже ни на что. Сладкая, пьянящая, горячая, еще горячее, еще... Главное вовремя остановиться.
- Восхитительно, Камилла.
- Григорий уже давно не приходил ко мне. Кровь застоялась. Она нуждается в обновлении, как и я. Мне хочется горячей домашней еды. Приготовь для меня что-нибудь.
Охотник и жертва медленно меняются местами. И вот, опасная коварная дева начинает управлять мною. Она ведет меня за собой, связав нас своей кровью, и искушает. Шаг за шагом я приближаюсь к новому падению, которого избегал почти всегда.
- Ты не говоришь мне, кто ты, но я никогда не пробовал такой крови, как твоя.
- Я - дева, зачатая насильно, и плененная коварным вампиром ради собственных корыстных целей.
Разве может сосудом греха являться то, что рождено во грехе? Чистейшая ересь. Я принес горячий грог и налил ей пол-пинты. Она выпила его за один присест. Грог согревает плоть изнутри, и на ее щеках разливается румянец. Ловкие тонкие пальцы тянутся ко мне, чтобы притянуть к себе. Влажные губы впиваются в мои, чтобы свести меня с ума.
Нет, не получится. Я - не Григорий. Что девушка, что юнец - все одно. Нельзя разжечь кровь тому, у кого своей крови нет. Ангельские покровы сползают клочьями, и из-под них проявляется образ мерзкого, но соблазнительного, суккуба. Что за наваждение?
И вот, в моей памяти проявилось то, о чем вскользь упоминал Григорий. Если выпить кровь девы до дна, можно получить исцеление, но не всякая дева сгодится. Только дева, рожденная из-за поруганной невинности, как повторялось многие поколения, пока не найдется источник, не найдется древняя кровь.
- Да, Костик, - говорит Камилла, оторвавшись от моих губ. - Древнейшая живительная сила. Кровь вашего спасения, которой было совершено причастие, и которую некогда взяли силою, ради собственной выгоды.
Королевская кровь. Кровь, наполнившая Грааль. Кровь, переходившая чистой, но через грех, в веках, и зетерявшаяся в этом мрачном подвале. Подобно чаше плотника, где ее никто не найдет. Вот о чем говорил Григорий. Ее нельзя испить до конца. Последняя капля принесет исцеление лишь тому, кто ее не ищет. Каждая новая капля принесет силу, и с этой каплей жажда будет только расти. Того, кто взял ее из корысти, она прокляла, и она же вернет ему успокоение.
- Верно. Вот почему вы ищете. Вы всегда ищете Грааль - чужую кровь, которая была бы похожа на ту, которую древнейший из вас испил первым. И как только твоих губ коснется последняя капля, все будет кончено.
"И дело вовсе не в примете. Только мертвый не боится смерти". Да. Мы уже мертвы. Нам нечего терять. Пей до дна.
Камилла улыбнулась и расстегнула воротник. Бледно-голубая вена дергается на шее. Приложиться к ней губами и ощутить последнее в жизни блаженство. Прости, Григорий. Можешь помирать в изгнании и в тоске, но я хочу умереть с удовольствием. Я вгрызаюсь в юную плоть, моя жертва взвизгивает, потому что укус вампира болезненный - очень болезненный. С каждой каплей я понимаю и вижу больше. Время прокручивается назад, и вот я бреду по пустыне древнего царства, вижу таинство, вижу, как кубок переходит от одного к другому, как драгоценные капли расходятся по миру, и как охотятся за ними члены нашего рода. Предсмертный хрип Камиллы ознаменовал мое исцеление. Разъяренный Григорий, почуяв кровь, прибежал ко мне и вырвал из моих рук стынущий труп.
Поздно, Григорий. Вот он, твой Грааль. Как ты мог получить исцеление, если жаждал его?