Аннотация: Данный рассказ повествует о событиях Великой Отечественной войны, происходящих в 1945 г. на территории Германии, и развенчивает мифы о зверствах советских солдат по отношению к народу побежденной страны.
С уважением к подвигу советского народа!
Предупреждение: данная история вымышлена и не претендует на историческую достоверность. Тем не менее, в ней описаны реальные места и события, а так же ситуация, аналоги которой имели место быть по всему Восточному фронту весной 1945 года.
Посвящается моим прадедам, односельчанам, жителям Кубани и людям всего Советского Союза, которые своей победой над фашизмом подарили нам самое ценное - жизнь.
В нескольких десятках километрах к югу от Берлина, у деревни Нойхоф и озера Вольцигер высился одноименный замок. Это было очень тихое место, владельцами которого с давних пор числился род Вельтхейдор. Со временем некогда богатый рыцарский род потерял свое влияние и единственное, что у него осталось, был небольшой, окруженный лесом старинный замок, возвышающийся над живописным озером. Именно здесь, среди портретов своих предков, охотничьих трофеев и забитых пыльными томами книг полок росла девочка Герда. Отец работал в Берлине на небольшой чиновничьей должности, худо-бедно зарабатывая достаточно для того, чтобы ни он, ни его оставшаяся в глубинке, лишившаяся матери дочь не знали нужды.
Маленькая Герда почти не играла с другими детьми, будь то сельские ребята или дети слуг. Ее досуг занимало рисование, наблюдение за звездами через подзорную трубу и книги. В семейной библиотеке было много книг. За те годы, что она росла в замке, девочка прочитала их все и думала, что знала ответы на все вопросы. Все изменилось, когда в 1945 году на дороге к замку Вольцигер появились танки с красными звездами на броне.
В то утро, когда началась эта история, Герда проснулась от холода, кусавшего ее даже под толстым одеялом. Всех способных держать оружие слуг давно забрали в немецкое ополчение - фольксштурм, а женщины с детьми в большинстве своем уехали, опасаясь приближающегося фронта. Остался лишь старый дворецкий, которому было уже за восемьдесят лет и она - пятнадцатилетняя наследница рыцарского рода Вельтхейдор, которой некуда было податься. Последнее письмо от отца пришло еще зимой, перед самым Рождеством. Он писал о том, что не сможет приехать на праздник, так как чиновникам было запрещено покидать столицу, и приказано оставаться на своих рабочих местах во избежание паники. Теперь же со стороны Берлина непрерывно слышался грохот канонады, а ночью небо на севере окрашивалось багровыми отсветами пожара. Жив ли отец или уже нет, этого девочка просто не знала.
Собравшись с силами и поборов желание остаться в холодной, но все же уютной постели, Герда встала и подошла к камину. Когда заготовленные с вечера поленья начали потрескивать от разожженного огня, и в комнате стало теплеть, с улицы послышался отдаленный приглушенный рев. Девочка подошла к окну и навела трубу на северную дорогу, уходящую на Берлин. Но, сколько она не вглядывалась, разглядеть через увеличительные стекла хоть какое-либо движение не удавалось. Тогда она развернула трубу на юг. Туда, куда вечером уехали две бронемашины и два грузовика с пехотинцами, составлявшими "гарнизон" деревни Нойхоф. Ко всему прочему они были резервом тех солдат, что неделю назад маршем прошли в том же направлении прикрывать фронт от фланговых атак русских. И тех, чьи раненые товарищи лежали в комнатах для слуг, приспособленных под госпитальные палаты.
Вначале Герда ничего не могла разглядеть в весеннем тумане и думала, что это везут раненых солдат - ведь вчера южнее шел бой. Русские обходили столицу с фланга. Одна мысль о том, что в один из дней они нагрянут сюда, заставляла тело девочки биться в ознобе. Когда немецкие солдаты появлялись в замке, привозя новую партию раненых, они активно уговаривали Герду уезжать отсюда. Рассказывали о том, что русские - страшные звери, не жалеющие ни своих, ни врагов, бросающиеся в атаку с каким-то безумным бешенством, да и сами больше похожие на бешеных волков, чем на людей. Когда они придут сюда, они начнут жечь, грабить и насиловать, не щадя никого, как делали это в других городах и деревнях Германии. В своих словах они ссылались на личный боевой опыт и на речи Геббельса, каждый день вещавшего по радио о жестокости советских солдат. У Герды не было причин сомневаться в их словах.
Наконец на пригорке перед деревней возник профиль танка. Девочка присмотрелась к незнакомым очертаниям, а затем в ужасе отстранилась от окна, когда разглядела на боку машины красную пятиконечную звезду. Это были русские. И они пришли сюда.
Сколь сильным не был ужас девочки перед теми монстрами, о которых она слышала так много, любопытство все же взяло верх. Оно то и заставило Герду вернуться к подзорной трубе и наблюдать за тем, что произойдет далее. Похоже, в деревне тоже поняли, кто именно приближался к ним по дороге. На улицу начали выскакивать перепуганные люди: женщины, дети и старики - все те, кого не забрали в ополчение или кто не сумел убежать раньше. Хватая впопыхах самое ценное, люди в панике бежали прочь от надвигающихся русских в сторону возвышавшегося за Нойхофом леса. Русский танк же спокойно двигался вперед, на ходу сгружая десант. Пехотинцы растягивались цепью и шли вперед, прикрывая бронемашину с флангов. А вслед за первым танком из-за пригорка появлялись все новые и новые машины. Они двигались вперед, совершенно не обращая внимания на спасающихся бегством людей, словно это было чем-то совершенно привычным для них. И хотя было видно, что пехотинцы были готовы в любой момент открыть огонь, а на башнях танков у пулеметов сидели стрелки, никто из них не сделал ни одного выстрела по гражданским. Они просто приблизились к деревне и остановились. Пехота зашла в улицы, в то время как танки замерли за пару десятков метров до оград ближайших домов. Русские явно ожидали засады и послали вперед пехотинцев, чтобы разведать обстановку. Для того, чтобы прочесать деревню, у них уйдет много времени. Значит, еще оставался шанс!
Отскочив от окна, Герда быстро нашла и натянула на ноги ботинки, накинула на плечи шаль и выбежала в коридор. Девочка стремительно спустилась по лестнице и ворвалась в комнаты слуг. Там вместе с ранеными солдатами обитали доктор и два санитара. Русские еще не скоро должны были явиться в замок, а потому у них еще оставалось время вывести пациентов через черный вход и тем самым спасти их от жуткой расправы, которую наверняка учинят опьяненные вчерашним успехом советские солдаты. Однако та картина, что открылась Герде, когда она вбежала в одну из комнат, была намного хуже всего того, что она представляла при слове "русские". Потому что над койкой лежащего без сознания раненого стоял санитар Ульрих, сжимающий в пальцах шприц, наполненный каким-то лекарством. Девочка не раз помогала санитарам в госпитале, а потому знала, что за препарат сейчас собирался ввести Ульрих пациенту. Равно, как и то, что эта доза была смертельной:
- Ульрих, - молодой парень резко обернулся на слова девочки и ее поразили зверские черты, которые исказили его лицо: - Что вы делаете? Это же убьет его!
- Убьет? Нет, милая Герда, что вы. Это спасет его! - прошептал Ульрих и приставил шприц к обнаженной руке человека.
- Не смейте! - выпалила Герда в последний момент: - Этого не нужно делать! Русские заняты прочесыванием деревни! У нас еще есть время. Пусть доктор Рихтард и Фридрих подготовят раненых, и мы вместе вынесем их через черный вход! Мы спрячемся в пещерах у озера, где русские нас не найдут.
Мгновение Ульрих молчал, а затем проговорил:
- Доктор Рихтард и Фридрих уже ничего не смогут сделать. Они там - в соседней комнате.
Ничего не понимающая, но с каким-то дурным предчувствием девочка подошла и открыла дверь. Тела доктора и санитара лежали на полу, а их головы были окружены ореолами из постепенно растекающейся крови. Увидев это, Герда истошно закричала, оседая на пол и чувствуя, как из глаз начинают течь слезы.
- Доктор застрелился первым. Фридрих - за ним. Я сам хотел поступить так же, но вовремя вспомнил о раненых, - говорил Ульрих, уже закончивший с первым раненым и набиравший в опустевший шприц препарат из пузырька: - Вынести мы их уже не сможем. А даже если сможем, русские так или иначе все равно нас обнаружат. Пусть уж они умрут так - тихо и спокойно, даже не осознав этого. Лекарства должно хватить на всех. Возможно, хватит и на нас, но если что - в пистолете доктора еще шесть патронов. Вы можете застрелиться уже сейчас - тянуть не стоит. Русские нагрянут в любой момент.
Слова о самоубийстве отрезвили девочку, и она взглядом нашла лежащий в раскрытой ладони Фридриха пистолет. Не помня себя, Герда схватила его и, вбежав в комнату, взяла на прицел Ульриха, готовящегося оборвать жизнь следующего пациента. Щелкнул затвор, подающий в канал ствола патрон. Услышав это, санитар воровато оглянулся и уперся взглядом в дуло наведенного на него пистолета. Медленно и осторожно развернувшись, он протянул руку к девочке, но Герда быстро отступила на шаг назад, не сводя с него прицела. Ульрих попытался что-то сказать, но его оборвал ставший холодным и резким голос девочки:
- Убирайтесь вон, пока я вас не пристрелила. Вон, я сказала! - выпалила она явно переставшему здраво мыслить парню. Осознав, что она не шутит, Ульрих выпустил шприц из рук и, подойдя к окну, выскочил наружу. Герда осталась одна в комнате с ранеными солдатами. Ее, грозный всего секунду назад вид, вмиг исчез, а плечи поникли. Она пыталась понять, зачем поступила именно так, и не могла найти ответа. Взгляд замер на все еще сжимаемом в руках пистолете. А может, действительно лучше так? В этот момент раздался стук в двери. Русские! Девочка в панике заметалась по комнате, а потом остановилась и вновь посмотрела на оружие. Сжав его изо всех сил, она замахнулась и швырнула оружие в открытое окно, через которое сбежал Ульрих. Она не бросит раненых, которых только что спасла от этого безумца.
В дверь уже не стучали. Решив, что никто им не откроет, русские начали высаживать ее чем-то тяжелым. Подбежав, Герда, что было сил, прокричала:
- Прекратите! Я сейчас вам открою! Только не стреляйте! - и не зная, поняли ее или нет, девочка кинулась открывать железные засовы, удерживающие тяжелые дубовые створки дверей. Наконец они поддались и двери открылись, впуская внутрь холодный ветер и свет солнца. На миг Герда ослепла, а затем, привыкнув к свету, осторожно отвела руку от лица и рассмотрела гостей. Они стояли на ступенях и во дворе вокруг небольшого фонтанчика. Всего - человек десять - пятнадцать, не больше. Все в толстых светлых куртках странного покроя, в касках и с оружием. И у всех на грязных уставших лицах читался не гнев или жажда убийства, а... удивление. Сначала девочка только и могла, что хлопать глазами от непонимания, изучая советских солдат, о которых так много слышала, но видела впервые. Лишь когда она ощутила, как ее тело дрожит от холода и потянулась посильнее запахнуть шаль, девочка поняла, в чем причина их странного поведения. Оказалось, что Герда стояла перед ними в одних башмаках и тонкой ночной сорочке, а шаль незаметно слетела с плеч, когда она бежала к дверям. И вот тут ей стало по-настоящему страшно.
Пятнадцатилетняя девочка стояла почти голой перед группой русских, которые по слухам не проходили мимо даже восьмидесятилетних старух. И все при оружии, так что в случае, если она попытается сопротивляться, ее наверняка убьют. Вот только смерть не так сильно пугала Герду, как то страшное слово, которое так старательно и часто выговаривали всякий раз, когда упоминали русских - изнасилование.
Тут стоявший ближе всех к ней солдат в длинной шинели и фуражке, явно офицер, что-то выдохнул и начал расстегивать пуговицы на своей одежде, попутно вставая прямо перед Гердой и заслоняя ее ото всех остальных. От страха и смущения девочка зажмурила глаза, а когда через несколько секунд ощутила на плечах тяжесть и тепло рук этого советского офицера, даже успела подумать: "Неужели это произойдет прямо здесь? На пороге моего родного дома?".
- Милая фройлен, извините, что вынуждены были вас побеспокоить, но скажите пожалуйста - вы здесь одна?
Герда не поверила своим ушам: столь был чист, тих и благороден голос этого русского. И, что самое поразительное, от него не несло алкоголем. Осознание того факта, что ее еще не повалили на землю и не разорвали на ней всю одежду, только еще сильнее запутывало происходящее. Пришлось открыть глаза, чтобы разобраться. Как выяснилось, она стояла на том же самом месте, а на ее плечи была накинута шинель русского офицера. Сам он стоял перед ней, оставшись в мундире, на котором блестел прикрепленный к груди ряд орденов и медалей. Видя, что девочка все еще не собирается отвечать на вопрос, офицер повторил его, попутно уточняя, правильно ли он говорит по-немецки. Выражался же он на родном языке девочки просто прекрасно! Никакого акцента или ошибок в произношении!
- Я живу здесь одна, - коротко ответила Герда, когда наконец справилась с изумлением. О старом дворецком, лежащем больным в своей комнатушке, и уж тем более о раненых она решила не говорить.
- Точно? - возникшие в голосе офицера железные нотки явно дали понять, что его подобное объяснение явно не устроило. Глаза русского сурово впились в Герду, и та, не выдержав, отвела взгляд:
- Еще со мной живет мой старый дедушка. Он болен и ничем не опасен.
- Это все?
Девочка хотела утвердительно кивнуть, но голос мужчины ясно дал понять, что он раскусил ее ложь. И если Герда продолжит врать, будет только хуже:
- У нас лежат раненые солдаты... - выдавила она, съежившись и боясь даже поднять взгляд. Столь страшна ей была мысль о том, что увидит на лице этого красивого молодого человека кровожадный оскал. Между тем советский офицер подозвал несколько солдат и что-то им приказал, после чего те вошли в замок. Пока их шаги раздавались по лестницам и коридорам, Герда все сильнее вжималась в стену, боясь того, что в один момент услышит вместо грохота сапог звуки выстрелов. Однако этого не произошло. Русские вернулись и, доложив командиру, встали в строй. Затем офицер отдал еще какую-то команду, после чего обратился к девочке:
- Наш госпиталь подойдет через час. После этого мы заберем ваших раненых к себе на лечение и в качестве военнопленных.
- Вы... Вы их не убьете? - с недоверием спросила Герда поднимая глаза на русского. В тот миг, когда взгляды их встретились, девочка увидела грусть в глазах офицера, холодно сказавшего в ответ:
- Мы не воюем против беззащитных. И не убиваем их, - после чего развернулся и зашагал прочь, увлекая за собой бойцов. Прошла всего минута, и двор замка опустел. Осталась лишь Герда, кутающаяся в шинель офицера, абсолютно не похожего на монстров из рассказов о русских.
Утро прошло, туман рассеялся, и теплое апрельское солнце уже вовсю грело продрогшую за ночь землю. Одетая в платье, сапожки и курточку с соломенной шляпой Герда шагала по дороге к Нойхофу. В руках она несла аккуратно сложенную и свернутую шинель того советского офицера, который забыл взять ее. Когда она вошла в деревеньку, в глаза сразу бросилось необычайное оживление и большое количество русских солдат. Они были повсюду: сидели на скамейках и на броне танков, ходили по улицам и выглядывали из окон, занимались чем-то или же просто бездельничали. Но никто, никто из них не проявлял к девочке агрессии. Бесспорно, кто-то провожал ее любопытным взглядом, но в остальном они отмечали ее присутствие совершенно спокойно и без видимого желания причинить вред.
Когда Герда, осмысливая это, проходила мимо дома, где жила семья Рейварк, она услышала льющуюся из открытых окон музыку. Девочка помнила, что у Рейварков было пианино, и хозяин дома Вильгельм часто играл на нем в летние вечера. Но Вильгельма, бывшего уже в преклонном возрасте, забрали в фольксштурм. А больше в его семье на пианино никто играть не умел. Любопытство заставило перешагнуть через порог и подняться на второй этаж. Осторожно подойдя к двери комнаты, где стояло пианино, Герда заглянула внутрь и увидела следующее: советский солдат ловко играл на пианино, в то время как несколько его товарищей стояли и слушали льющуюся из-под пальцев усатого мужчины музыку. Они стояли и слушали, а он все играл, и на его лице читалось счастье. Такое же, как и на лицах слушавших его. Русские получали удовольствие от прекрасной музыки, так же, как и самые обычные люди. А среди них был и он - тот самый офицер. И сейчас на его ранее хмуром лице сияла улыбка. Самая обычная улыбка, а вовсе не звериный оскал.
Но вот пианист завершил последние аккорды и комнату наполнили аплодисменты. К рукоплесканию могучих, стертых прикладами оружия ладоней солдат, присоединились хлопки рук Герды - русский играл просто прекрасно. Однако ее хлопки привлекли внимание. Солдаты обернулись, с интересом разглядывая гостью их небольшого концерта. Девочка перепугалась и, поклонившись и пробормотав что-то в качестве извинения, выбежала на улицу. И только скрывшись за поворотом и отдышавшись, она вспомнила, что хотела отдать шинель советскому офицеру. Девочка покраснела. Возвращаться теперь было неудобно, а уйти - значило забрать чужую вещь себе. Все же порядочность оказалась сильнее стыда, и Герда, собравшись с духом, зашагала к дому Рейварков. Офицер стоял на ступеньках перед домом, что-то обсуждая с другим командиром. Увидев Герду, он что-то сказал собеседнику, и они оба обернулись к ней готовые выслушать девочку. Быстро, чтобы не растеряться от смущения и страха (русские до сих пор ее пугали), Герда протянула советскому офицеру шинель и выпалила:
- Вот! Вы забыли ее у меня. Большое спасибо! - после чего собралась уходить, но офицер остановил ее вопросом:
- Постойте, что там с вашими ранеными?
Промолчать было неудобно:
- Их забрали ваши санитары. Сказали, что теперь они пленные и о них будут хорошо заботиться, - ответила девочка, наблюдая за тем, как офицер расправляет и с явным удовольствием натягивает на себя возвращенную шинель. Герда пояснила: - Я очистила ее от грязи и разгладила утюгом. Можно было еще простирать, но я не знала, сколько вы еще будете здесь и решила, что не стоит тянуть с возвратом.
- Благодарю Вас, фройлен... - поняв, что от нее ждут имени, девочка сказала:
- Герда. Герда фон Вельтхейдор, господин. А вы?
- Поливанов. Младший лейтенант Филипп Поливанов. А это мой подчиненный - старший сержант Складчин, - рука лейтенанта Поливанова указала на его собеседника. Им оказался тот самый пианист, который столь самозабвенно играл в доме Рейварков. Девочка скромно улыбнулась ему, а он вежливо поклонился в знак приветствия и знакомства. Неожиданно для самой себя, Герда сказала русским солдатам:
- Мне бы хотелось, чтобы вы вечером пришли ко мне в гости! - после чего сама одернула себя, понимая, что в ее доме абсолютно нечем кормить приглашенных. Однако сказанного было уже не вернуть. Единственное, о чем пришлось просить согласившихся на приглашение русских, было то, что гости должны были принести еду с собой.
Наступил вечер. Группа из десяти советских солдат во главе с лейтенантом Поливановым и сержантом Складчиным пришли в замок, с вещмешками на плечах. В дверях их встретил дед преклонных лет в потрепанном, но элегантном костюме. Назвавшийся дворецким Генрихом, он склонился в приветствии и пригласил их в гостиную, где как раз был накрыт стол. Солдаты с восхищением и даже неким недоверием смотрели на покрытый белой скатертью стол, мягкие стулья и керамическую посуду. Казалось бы, обычные вещи, но как же от них отвыкаешь за время войны. Наконец, когда все гости заняли свои места и начали класть на стол консервы, свертки сала и хлеба, в комнату вошла хозяйка. В этот раз она была одета в элегантное зеленое платье и бархатные туфли. Обведя взглядом замерших в изумлении солдат, пораженных такой красотой, девочка невольно хихикнула, но затем с достоинством произнесла:
- Рада приветствовать вас в родовом замке Вольцигер. Чувствуйте себя как дома!
Застолье получилось шумным и веселым. Советские бойцы оказались очень открытыми и жизнерадостными. Они много рассказывали, шутили и смеялись. Сначала Герда пыталась вести себя достойно, как и подобает порядочной хозяйке, но когда ей поведали о том, как русский танк завелся от толчка пытавшихся оттащить его к своим позициям двух немецких танков, после чего он сам утянул их к своим , захохотала от всей души. Затем русские начали учить ее своему языку. Девочка даже освоила произношение нескольких слов (некоторые из которых, как выяснится позже, являлись весьма неприличными), после чего попросила Складчина сыграть что-нибудь на стоявшем в углу семейном пианино. Сержант с охотой сел за инструмент, на мгновение задумался, а затем его пальцы начали наигрывать на клавишах вальс. Герда с непониманием обернулась и увидела смущенное лицо Филиппа. Лейтенант прошептал в адрес пианиста пару слов, которые Герда уже выучила, а затем встал и, подойдя к Герде, пригласил ее на танец. Девочка согласно кивнула, после чего положила свою ладонь в руку офицера.
Вначале движения Поливанова были неуклюжи - явно чувствовалось, что его тело давно привыкло к коротким перебежкам под шквальным огнем и рывкам, а не к плавным движениям танца. Но постепенно неловкость прошла, и Герда с Филиппом лихо закружили под ускоряющуюся игру сержанта. И в тот самый миг, когда танец закончился, а солдаты поприветствовали своего командира и хозяйку дома бурными овациями, девочка все и поняла. Ей лгали. Всему немецкому народу лгали. Русские пришли не грабить или насиловать. Они пришли их освобождать.
На следующее утро танковая колонна с пехотой на борту двинулась дальше, на Берлин. Провожать их вышла вся деревня, жители которой вернулись в свои дома, когда стало очевидно, что русские не причинят им зла. Провожала и Герда. Она долго стояла на дороге, смотря вслед уходящим танкам, пока силуэт последнего из них не скрылся за очередным холмом. На одном из них ехал и лейтенант Филипп Поливанов. Перед отправлением он успел с ней попрощаться. Но девочка чувствовала, нет, она твердо знала, что они еще встретятся. Потом, когда закончится эта война.