Луны не было. Кто-то украл Луну. Я шел на остановку, и весь мир казался перевернутым. Луна всегда была напротив моего подъезда, и, уходя вечером из дома, я никогда не забывал ее поприветствовать, она игриво улыбалась в ответ, и я шел дальше. Но сейчас Луны не было. Я сиротливо озирался вокруг, теша себя надеждой, что, может быть, она всего лишь спряталась за ветку дерева или за облако. Но ни за деревьями, ни за облаками Луны не было. Лишь противные ржавые фонари. Я собрался с духом, и заставил себя идти дальше.
В конце концов, подумаешь, нет Луны. Это же вовсе не смертельно. Остались звезды. Они, конечно, тусклые и совсем неинтересные. Но зато они светят. Правда, они никогда мне не подмигивают, наверное, считают себя выше этого. А вот Луна... Она другая. Она добрая, милая, нежная. С ней всегда тепло и уютно. Но она взяла и ушла. Не оставила мне ни лучика на прощанье, ни улыбки, ни взгляда. Я был потерян, я еле-еле волочил ноги по мокрому асфальту, то и дело спотыкался и ругал Луну, думая, что это она специально сбежала, чтобы в темноте я упал и сломал ногу. Во мне кипела обида.
Я зашел за угол дома и обомлел. Луна висела над парком. Сломленная, поруганная, обгрызенная, будто Кто-то сорвал ее с положенного места наглой рукой, и бросил бродячим собакам вместо куска хлеба. И собаки жрали Луну и не понимали, что делают. А потом этот Кто-то собрал ее остатки в бесформенную кучу, и прибил обратно на небо гвоздем с огромной черной шляпкой. Но не куда положено, а куда пришлось. А Луна даже не плакала. Она не кричала от боли. Она не просила найти обидчика. Она просто смотрела на меня потухшим взглядом, и в круглых глазах ее застыла тоска. И мне вдруг так захотелось прижать Луну к себе, взять у нее все ее муки, и нести их самому и никогда не отпускать Луну, чтобы Кто-то не мог вернуться и снова сорвать ее с небосклона. И я шел к Луне. И я был с Луною. И моими были и Луна, и ее муки.