Кавказец зыркнул на меня острыми черными глазками, но сдержался, и, помолчав с минуту, начал:

- Ага, семинар! - ухмыльнулся я про себя.- Да еще в Ницце! Отмыли бабок, да и оттянулись на славу с эскорт барышнями!

Обширный экскурс кавказца в особенности общественно-политической обстановки в Магаданской области начал меня уже изрядно утомлять. Я который раз поймал себя на мысли, что с русскими клиентами адвокату иметь дела не в пример проще. Те - более прямолинейные люди, не пытаются пускать пыль в глаза, а за последние годы четко взяли на вооружение банальную формулу: Время-деньги!. Коротко взглянув на совсем не собиравшегося подводить черту под прениями кавказца, я решил, что пришла пора брать инициативу в свои руки, иначе к основной теме разговора мы в лучшем случае подойдем ближе к полуночи:

-Казбек, я немного знаю Магадан, бывал там пару лет назад, поэтому давай, все же, не будем терять время! Ты человек занятой, я тоже - не погулять вышел... Короче, ответь для начала на мои вопросы, идет?

Кавказец охотно кивнул.

Я поднялся с кресла и, разминая затекшие за долгий день сидения в офисе ноги, прошелся по обширному номеру, устланному огромным ярким ковром с длинным ворсом:

-Первое: Дело в УВД возбуждено? Статкарточки по делу выставлены, или тебя внаглую разводят на бабки?

Опаньки! - пронеслась в моей голове мысль. - Кавказцы-то, никак, концы рубить начали!

Услышанное в корне меняло дело. Идя на встречу, я полагал, что от меня потребуется обычное участие на предварительном следствии в качестве адвоката. Следователи еще не успели, в массе своей, набить руку по этой новой теме, и я надеялся, войдя в дело и внимательно ознакомившись с его материалами, найти там слабые места и всякого рода нестыковки, завалить следователя ходатайствами, привлечь проверенных экспертов-бухгалтеров, и в итоге предложить следствию устраивающий всех компромисс: либо я добиваюсь истребования дела в Генеральную Прокуратуру, и там безжалостно вскрываю перед проверяющими все огрехи следствия, либо уголовное преследование в отношении моего подзащитного прекращается. Причем по любым, пусть даже не реабилитирующим основаниям: по Амнистии, за изменением обстановки, за недоказанностью - мотив особого значения не имел. Казбек, как я понял из разговоров его окружения, особым честолюбием не страдал, в депутаты не собирался, поэтому беспокоиться о кристальной чистоте его репутации в мои обязанности не входило. Впрочем, за отдельную, так сказать, плату, можно было попытаться проделать и это... Схема эта была мною уже многократно апробирована, осечек, тьфу-тьфу, пока не наблюдалось, поэтому за исход дела я был, в целом, спокоен. Если же горячие кавказские парни по каким-то, только им известным причинам, взялись устранять основных фигурантов по этому делу, картина резко менялась. Прежде всего, убийство коронованного по Дальнему Востоку Якутенка резко меняло сложившийся расклад сил между синими. Они, разумеется, начнут собственное следствие, попытаются самостоятельно найти и покарать убийц своего пахана и их заказчиков, а также узнать причины и мотивы этого убийства. Не преминет появиться для разборок известный мне по прежним делам Джем из Комсомольска-на - Амуре, подтянутся деятели с Сахалина, Камчатки, Приморского края... Не останутся в стороне и старшие братья. Им тоже совсем не с руки обострение криминальной обстановки в регионе, поэтому они начнут давить на УВД и требовать скорейшего результата. А заодно, как водится, займутся профилактикой: под колпаком моментально окажутся все, кто хоть мельком заинтересуется расследованием этого дела. Соответственно, одним из первых синие просветы заинтересуются мной. Хотя никаких "косяков" я за собой не знал, все равно было бы очень не ко времени, если бы они стали интересоваться моими прежними и большими нынешними и малыми "делишками ".

-Ну, а еще кто по делу проходит?

- Вроде все... - протянул кавказец. - Следователь проговорился, что, мол, в отношении неустановленных лиц выделил дело в отдельное производство...

Кавказец на мгновение задумался, потом неуверенно покачал головой:

-Да нет, вроде, не замечал пока... А потом, если бы пасли, то давно уже задержали бы и этапировали в Магадан!

Для меня самого ситуация была вполне понятна, теперь предстояло только обговорить все условия сотрудничества. Я решил не торопиться со своими предложениями и пожеланиями, и прямо спросил Казбека:

Кавказец не замедлил с ответом:

И вот я лечу в мерно подрагивающем под гул моторов ТУ-154. Лететь предстоит долго: целых девять часов, включая часовую посадку и дозаправку в Новосибирске. За иллюминатором, не отставая от лайнера, поспешает огромная оранжево-желтая луна. Большинство пассажиров спит, в Москве уже одиннадцать вечера. Всего через восемь с лишним часов, когда мы приземлимся в Соколе, там будет уже пятнадцать часов следующего дня. Размышляя о перспективах будущего дела, я начинаю кивать носом, и быстро засыпаю. Просыпаюсь уже от поданной по внутреннему радио команды: Самолет идет на посадку в аэропорт города Новосибирска Толмачево! Просьба пристегнуть ремни!. Во время посадки и дозаправки никого из салона не выпускают. Как только самолет вновь взлетает, стюардессы начинают споро разносить аэропортовские завтраки (или обеды): традиционная скукоженная вареная куриная нога, кофе с сахаром, печенье, крохотный тюбик абрикосового джема. Вообще-то при столь длительном полете полагается двухразовое питание. Но бортпроводницы, воспользовавшись ночным временем и явным перепитием всего пассажирского салона, внаглую сэкономили. Перекусив, я вновь проваливаюсь в сон, и окончательно просыпаюсь только тогда, когда самолет уже начинает делать круги над аэропортом поселка Сокол.

С любопытством выглядываю в иллюминатор. Под крылом виднеются невысокие горы, покрытые мелким кустарником, виден серпантин горного шоссе, там и сям разбросанные домишки маленького аэропортовского поселка. Ярко светит солнце, на небе ни облачка. Пару раз подпрыгнув на полосе, самолет, умеряя скорость, катится по бетонке. Стихают двигатели и, абзац, - конечная остановка...

Предводительствуемые бортпроводницей, пассажиры следуют к маленькому двухэтажному зданию аэропорта. Багажа у меня с собой нет, из вещей только дипломат и большая спортивная сумка с нехитрыми дорожными пожитками. Войдя в здание аэропорта, я сразу же отметил кучку встречающих кавказцев - человек пять. На голову выше всех - молодой худощавый кавказец, очень похожий чертами лица на Казбека. Младший брат - Салман... - успеваю подумать я. В этот момент, вычислив меня из толпы прилетевших, кавказцы быстрым шагом направляются ко мне, здороваются, забирают сумку и дипломат. Всей гурьбой мы вываливаемся на маленькую площадь перед зданием аэропорта. Сразу же отмечаю полное отсутствие отечественных автомобилей. Площадь заполнена исключительно японцами и корейцами: Ниссаны самых разных моделей, Тойоты, Мазды, Митцубиси, Хонды, Хьюндаи, несколько больших черных и ярко-красных джипов. Многие машины довольно подержанные, лет по десять-пятнадцать от роду, не менее. Мы рассаживаемся в два больших джипа Паджеро, стоящие чуть поодаль, которые сразу же трогаются с места. Как поясняет мне сидящий рядом со мной на заднем сиденье Салман, до Магадана километров пятьдесят - шестьдесят от силы.

Кроме нас с Салманом в машине еще двое кавказцев, включая и водителя. Эти двое значительно старше Салмана, им уже хорошо под сорок. Из-под коротких рукавов рубашек выглядывают мускулистые, сплошь татуированные руки. Бросив взгляд на картинки и перстни, я невольно внутренне усмехаюсь: В хорошую же кампанию я попал! У каждого из сопровождающих по две судимости за хищения соцсобственности, более чем по десять лет отсидки!

Обе машины стремительно набирают ход. Ревут мощные моторы, по узкой серпантинке мы быстро поднимаемся в горы. Горы, оказывается, не такие уж и маленькие, как казались с самолета! Волне приличные горы - на взгляд, километра по полтора-два высотой, а то и поболее. Да и то, что сверху казалось кустарником, на деле - вполне взрослые, хотя и небольшие деревья, каким-то чудом зацепившиеся корнями за голые скалы. Стланник - перехватив мой взгляд, поясняет Салман. - Кедровый стланник. Здесь даже орехи можно в конце августа собирать...

Судя по всему, Салман - человек по природе немногословный. Несмотря на молодость, все окружающие кавказцы, как я заметил еще в аэропорту, относятся к нему с подобострастием. Как видно, авторитет Казбека каким-то образом сказывается и на его младшем брате. У кавказцев это не редкость. Как видно, Казбек приказал Салману встретить меня по первому разряду. Поэтому Салман добровольно взял на себя обязанности гида, хотя эта роль ему непривычна, и заметно тяготит его. Постепенно разговорившись, Салман начинает рассказывать, что его родители попали сюда в конце войны, вместе с семьями других переселенных ингушей и чеченцев. Вплоть до середины семидесятых все переселенцы еженедельно отмечались в местной спецкомендатуре, им запрещались любые выезды за пределы административного района. После перестройки многие молодые ингуши, в том числе и Салман, вернулись было на Родину. Но ненадолго. Обосноваться возвращавшиеся попытались в своих родовых местах - Пригородном районе Владикавказа. Однако успевшие пустить там корни осетины принимать переселенцев наотрез отказались. За полгода в ожесточенной резне погибли с десяток мужчин из тейпа, к которому принадлежали Казбек и Салман. Да и заняться на исторической Родине было по-настоящему нечем. На семейном совете было принято решение возвращаться в Магадан. И вот уже почти год все вернувшиеся вновь осели здесь.

На мои расспросы о том, чем же здесь занимаются ингуши, Салман отвечал уклончиво. Из рассказа кавказца, я понял, что его семья имеет несколько торговых точек на местном рынке, скупает у мелких оптовиков-челночников китайские и корейские дешевые товары и перепродает их. Темнишь, парниша!- подумал я про себя. -Старший брат - руководитель крупнейшего на востоке России банка, а любимый младший брат - простой ларечник? Так не бывает! Вероятнее всего, мужчины из тейпа Казбека, для вида и легализации прикрываясь мелочной торговлей, на самом деле посредничали между банком и золотыми приисками и старательскими артелями. Кому-то же надо было отвозить в начале старательского сезона на отдаленные прииски припасы, продукты, немалые суммы наличных денег, а в конце сезона - транспортировать теперь уже принадлежащее банку золото...

За разговорами я даже не заметил, как машина взобралась на перевал. С вершины далеко вдали был виден широко раскинувшийся Магадан, трубы многочисленных котельных, а еще - насколько глаз хватает - огромный, серо-голубой Океан. Зрелище было просто захватывающим. Я не удержался, и попросил Салмана на минутку притормозить на вершине сопки. Тот понятливо ухмыльнулся в густые черные усы и что-то коротко, гортанно приказал водителю. Водитель, посигналив, свернул на обочину серпантинки и остановился. Обогнав нас, чуть впереди остановился и второй джип. Выйдя из машины, я совершенно искренне пожалел, что не имею привычки брать с собой в командировки фотоаппарат или видеокамеру. Сейчас могли бы получиться шикарные снимки на память!

Полюбовавшись с пару минут открывавшимися с вершины перевала красотами, я, подавив вздох, уселся на сиденье автомашины, и мы вновь помчались по горной дороге. Теперь уже - вниз, и на гораздо большей скорости.

Квартира, где мне предстояло жить в ближайшие десять-двенадцать дней, находилась почти в самом центре Магадана, неподалеку от океанской набережной. Зайдя в просторную квартиру, я понял, что постоянно здесь никто не живет. Чувствовалось, что убиралась она не часто и от случая к случаю. Квартира, вероятно, использовалась для приема гостей, которым по тем или иным причинам не с руки было проживать в городских гостиницах. Мне, к примеру, проживать в гостиничном номере было просто невозможно. Из опыта предыдущих поездок в Магадан, я знал, что меня обязательно поселили бы в одном из полулюксов на третьем этаже гостиницы Восток. Так было всегда. Местным комитетчикам явно не хватало средств, чтобы оборудовать прослушкой все номера. Поэтому они ограничились тем, что оборудовали номера на третьем этаже, и селили в них всех приезжих с материка. Это могло, при случае, значительно осложнить мое пребывание в славном городе Магадане, поэтому мой клиент загодя позаботился о том, чтобы я ни в чем не испытывал неудобств.

В просторной комнате, служащей гостиной, обстановка была с претензией на известную роскошь: новенький полированный бар, огромный музыкальный центр, широкоэкранный телевизор с видеомагнитофоном, кожаная мебель, ковры на полу и стенах, красивые торшеры по углам комнаты. В комнате, служащей спальней, обстановка была поскромнее - почти как в гостиничном номере не очень высокого пошиба. Кроме широкой двуспальной кровати здесь находилась прикроватная тумбочка, телевизор с маленьким экраном, на полу - простенький синтетический палас. На стене висела под стеклом репродукция с изображением горного пейзажа. В третьей, самой маленькой комнате, располагался кабинет. Кроме книжного шкафа и письменного стола с настольной лампой и телефоном, здесь находились электрическая пишущая машинка на журнальном столике, да пара кожаных кресел. На кухню я проходить не стал. Кавказцы поставили мои вещи в кабинете, и собрались уходить. В квартире задержался только Салман:

Салман протянул мне клочок бумаги с четко выведенным на нем пятизначным номером телефона. - Утром за Вами заеду, отвезу в УВД, покажу, где у нас прокуратура. Потом заедем в банк, там по закрытой связи переговорите с Казбеком, он просил... Ну, до утра!

Оставшись один, я прошел на кухню, заглянул в битком набитый большой холодильник. Там находились, две копченые курицы в фольге, несколько крупных копченых горбуш, пластиковая упаковка импортного баночного пива и литровая бутылка водки Сибирская. В морозильнике лежало несколько пачек пельменей Магаданские. Кроме этого, я обнаружил в холодильнике несколько бутылок Боржоми и Нарзана, а в висевшем на стене кухонном шкафчике - чай, сахар, хлеб и банку растворимого кофе. На вечер продуктов мне должно было хватить с лихвой, а завтра будет видно.

Решив освежиться с дороги, я вскрыл пластиковую упаковку с пивом и, захватив пару банок, прошел в гостиную. Усевшись в глубокое кожаное кресло, я включил телевизор и приготовился развлекаться. Как раз шли местные новости. С экрана телевизора как-будто повеяло атмосферой пяти-семилетней давности. В Москве таких передач давно уже не было и в помине. Как в старые советские времена строго одетый пожилой теледиктор рассказывал о производственных успехах тружеников горно-обогатительного комбината, взятых на себя повышенных обязательствах докерами магаданского морского порта, состоявшейся конференции местного отделения КПРФ. На остальных каналах, кроме какой-то ряби, ничего не наблюдалось. Да, досуг здесь на уровне! - подумал я рассеянно, и выключил продолжавший бубнить новости телевизор.

Секунду поколебавшись, я набрал записанный Салманом номер телефона. Трубку подняли сразу же, голос с кавказским акцентом вежливо спросил, какие проблемы у меня возникли. Хорошо бы прогуляться перед сном! - распорядился я. -Сегодня лягу пораньше: надо отдохнуть после перелета! Через минуту в дверь коротко позвонили, Я уже оделся для прогулки: сменил повседневный костюм на черные джинсы и такого же цвета свитер, а вместо ботинок обул черные кроссовки. За дверью стояли два крепыша-кавказца, они встречали меня в аэропорту, но ехали во втором джипе. Все вместе мы вышли из подъезда и через пару кварталов уже оказались на главной городской набережной. Было еще совсем светло, часов семь вечера от силы. С океана дул довольно пронизывающий ветерок. Несмотря на середину июля, температура едва-едва приближалась к пятнадцати градусам тепла. Гулявший народ, однако, был одет легко: шорты, майки, легкие брюки и платья, рубашки с коротким рукавами. На мой свитер недоуменно косились. Пожалуй, в первый раз я увидел столько татуировок одновременно. Разве что в бытность свою надзирающим прокурором мне приходилось видеть в кемеровских колониях такое многообразие нательной живописи... Татуировки были практически у всех: и у мужчин, и у женщин. Картинки красноречиво свидетельствовали о том, что их обладатели хотя бы раз побывали в командировках: перстни, изображения всевозможных змей и кинжалов на предплечьях, русалки, многие другие, самые разнообразные сюжеты. Я старался особенно не приглядываться к этой ходячей картинной галерее: некоторые их обладатели находились под газом и вполне могли возмутиться назойливым вниманием не в меру любопытного фраера. Мне же лишние неприятности в самом начале командировки были совсем не нужны.

Пройдя метров двести по набережной, мы поравнялись с невзрачным двухэтажным зданием. Здесь, как мне объяснили сопровождавшие меня кавказцы, располагался самый центровой ресторан города. Ресторан носил гордое название Три поросенка.

охранников, направился к входу. Кавказцы молча последовали за мной. Внутри, на первом этаже, было довольно непрезентабельно: половину большого зала занимала барная стойка, за которой обосновался худой высокий мужик с лицом давнего сидельца. Длинные пальцы бармена украшали перстни с многочисленными лучиками, в углу рта дымилась Беломорина с изломанным по зековски мундштуком. Остальную половину бара занимали с десяток высоких стоячих столиков. В баре в этот час было пустынно. Со второго этажа, куда вела широкая деревянная лестница с резными балясинами, раздавался нестройный гул пьяных голосов, звуки ресторанного оркестра. Охранники выжидательно остановились, предоставляя мне возможность решить: пройти к бару или подняться на второй этаж. Я решил долго не задерживаться, поэтому прошел к бару. В ожидании посетителей блатяк-бармен явно несвежим полотенцем протирал граненые стаканы. Когда мы подошли, он молча пододвинул ближе ко мне неряшливый листок с машинописным текстом: список вин. Не заглядывая в листок, я заказал сто пятьдесят граммов водки и что-нибудь закусить. Бармен молча кивнул, и через несколько секунд передо мной стояла требуемая доза и бутерброд с красной икрой. Пока я расправлялся со спиртным и закуской, мои охранники о чем-то вполголоса переговорили с барменом. Тот, как видно, хорошо их знал. Выпивать кавказцы не стали и, кивком попрощавшись с барменом, мы вновь вышли на набережную. Погуляв еще с полчасика, мы отправились домой. Кавказцы, стоя на лестничной площадке, подождали, пока я справлюсь с замками на бронированной двери, потом быстро скользнули в квартиру, тщательно ее осмотрели и лишь потом впустили меня. Дождавшись, когда я закрою за собой запоры, они удалились в свою квартиру. Остаток вечера я убил на фильм-концерт Абба десятилетней давности, видеокассету с которым мне удалось разыскать в гостиной, затем невнимательно перелистал несколько местных газет двухнедельной давности, лежавших на журнальном столике в кабинете. Делать больше было абсолютно нечего, и я завалился спать.

Утром я проснулся тяжело: сказывалась разница в часовых поясах. Пройдя на кухню, я вскипятил чайник, быстренько соорудил себе несколько бутербродов с икрой и горбушей. Едва я успел помыть посуду и прибрать со стола после завтрака, раздался телефонный звонок. Звонил Салман. Он сообщил, что уже находится в офисе банка и ждет меня вместе с моими охранниками. Быстро одевшись, я вышел из квартиры. Охранники уже ждали меня на лестничной площадке.

Офис банка был совсем недалеко от моего временного места жительства. Внешне офис выглядел солидно: облицованный мраморными плитами фасад, подвесные потолки, вымуштрованная охрана в черной униформе, солидная оргтехника, обязательные высоченные модели-секретарши с ногами от ушей. Салман встретил меня у входа в офис и сразу же провел в небольшую комнатку, где, как видно, размещался центр связи банка. В комнате, как видно оборудованной повышенной звукоизоляцией, располагались мощный сервер, аппарат телетайпной связи, факсовая станция Рикон и несколько разноцветных телефонных аппаратов. В комнатке никого, кроме нас с Салманом, не было. Взглянув на наручные часы, Салман поднял трубку одного из телефонных аппаратов, и начал набирать номер. Когда абонент на том конце провода откликнулся, Салман, коротко переговорив с ним по вайнахски, передал трубку мне.

-Здравствуй, дорогой! Как долетел, как встретили, все ли нормально? - зачастил Казбек.

-Нормально, Казбек, спасибо! Сейчас собираюсь в УВД, а там видно будет...

-Я что хотел сказать, дорогой: у моего главного бухгалтера есть копии кое-каких документов из уголовного дела. Попроси его снять для тебя ксерокопии, может, и понадобятся. И еще прошу: будь добр, звони мне почаще, как только какие новости будут, хорошо? Звони в любое время, не стесняйся! Только звони именно с этого телефона, его прослушать невозможно. Хорошо?

Главбух банка - солидный сорокалетний славянин в золотых очках и с заметным брюшком, без лишних слов передал мне тощую папочку - скоросшиватель с ксерокопиями некоторых следственных документов. Как видно, Казбек его уже предупредил о моем визите. Я сразу же заглянул в папочку и насмешливо присвистнул: кавказец, как обычно, хлестанулся, выдавая желаемое за действительное. Кроме слепой копии постановления о возбуждении уголовного дела, в папочке были только копии телеграмм Центрального Банка России об особом порядке работы с авизо, копии командировочных удостоверений, подтверждающих факт отсутствия Казбека в нужное время и в нужном месте, а также копии платежных документов и договоров, относящихся к злополучным прошлогодним чеченским авизовкам. Я, откровенно говоря, надеялся получить гораздо более подробную начальную информацию. Дело в том, что в соответствии с уголовно-процессуальным кодексом, полные сведения об уголовном деле я мог реально получить только при окончании предварительного расследования и ознакомлении с материалами дела. До этого момента я мог потребовать для ознакомления лишь те протоколы следственных действий, которые составлялись при участии моего клиента. Ну что ж, как говорится, за неимением горничной придется поиметь дворника! - подумал я, и, поблагодарив главбуха, вышел из офиса. Стоящему в дверях Салману я сказал, чтобы он не беспокоился: где находится областное УВД я знаю, а ближе к вечеру предложил созвониться.

Попрощавшись до вечера с Салманом, я уселся на переднее сиденье Паджеро рядом с приставленным ко мне на все время командировки водителем и охранником - Султаном. Тому было лет тридцать семь-тридцать восемь. Высокий, рыжеватый, худощавый, с ярко-голубыми глазами, он совсем не походил на чернявых Казбека и Салмана. По прежним делам я знал, что такие вот рыжеватые и голубоглазые вайнахи относятся к наиболее древним, хотя и немногочисленным тейпам. Лет двенадцать назад, в Кузбассе, расследуя одно уголовное дело по убийству, я уже сталкивался с представителями одного из этих древнейших тейпов. Издревле они жили в труднодоступных горах, держались обособленно и не смешивались с окружающим населением. Надо сказать, что к своим чернявым и смуглым землякам они относились немного свысока. "По ним татаро-монгольское иго прошлось" - высказывались они о причинах столь резкого изменения внешности соплеменников. По дороге в УВД Султан немного рассказал мне о себе. Родился он под Магаданом, в семье сосланных в 1944 году чеченцев. До армии Султан смог закончить лишь восемь классов, после чего был призван в стройбат. В советские времена чеченцев и ингушей, как правило, призывали лишь в нестроевые части и старались не доверять им даже стрелковое оружие. Разумеется, изредка из этого негласного правила делались исключения, например, летчик Дудаев или артиллерист Масхадов. Но эти исключения лишь подтверждали правило. После срочной службы Султан вместе с несколькими десятками своих единоверцев работал в старательских артелях. Там же, в артели, он и заработал два своих семилетних срока по восемьдесят восьмой статье. В детали своих делишек Султан не вдавался, лишь уклончиво сообщил, что он был завязан в цепочке, обеспечивающей нелегальную поставку золотого песка на Материк. Отбыв оба срока от звонка до звонка, Султан прибился к команде Казбека и в последнее время выполнял обязанности водителя и телохранителя.

За разговором мы незаметно добрались до здания УВД. Монументальное серое пятиэтажное здание с мощной колоннадой, как видно, знавало гораздо лучшие времена. Теперь здесь, кроме ментов, обосновались и службы Управления исправительно-трудовых учреждений, и Областной отдел юстиции, и еще с десяток-другой областных ведомств.

-Ждешь здесь до упора - распорядился я и прошел к главному входу.

В бюро пропусков я предъявил свое адвокатское удостоверение, и попросил выписать мне пропуск к важняку - Владимиру Михайловичу Сидоренко. Именно так звали полкана, который вел дело Казбека. К моему разочарованию, дежуривший в бюро прапорщик, позвонив куда-то по внутреннему телефону, сообщил мне, что важняк со вчерашнего дня находится в очередном отпуске. Ни хрена себе, повезло! - внутренне ахнул я. Отпуск у ментов был, как минимум, сорок пять суток без дороги. Моя командировка в этом случае теряла всякий смысл. Еще в Москве я питал смутную надежду, что с Сидоренко мне быстрее удастся найти общий язык. Теперь ситуация резко менялась. Если на период отпуска следователь передал дело другому исполнителю, то надежд на прекращение уголовного дела практически не оставалось. Вряд ли новый следак, временно принявший дело к своему производству, решится на столь радикальный шаг. Отступать, однако, было некуда, и я попросил прапорщика дозвониться до начальника следственного управления. Тот без лишних пререканий набрал нужный номер и передал мне трубку:

Полковник тяжело вздохнул, а потом попросил передать трубку прапорщику. Тот, выслушав приказ, быстренько выписал мне пропуск и любезно сообщил, что мне надо подняться на пятый этаж, в пятьсот первый кабинет. Поблагодарив прапорщика, я взял со стойки свое удостоверение и пропуск, и неспешно поднялся на пятый этаж.

Василий Кириллович не скрывал, что вновь лицезреть меня - не самое радостное событие в его жизни. Небрежным движением кисти указав на жесткое полукресло за приставным столиком, полковник выжидательно уставился на меня черными блестящими глазами, ожидая моих объяснений. Я не стал выдерживать паузу, хотя в любой другой ситуации, из чистой вредности, потянул бы волынку, вдосталь поиграв на нервах начальника следственного управления:

Тот чуть смутился, но сдаваться не собирался:

Мысленно просчитав до десяти и призвав самого себя не заводиться, я вкрадчиво спросил:

Полковник даже подпрыгнул в кресле:

Отметив пропуск, я спустился к машине и, усаживаясь в Паджеро, попросил Султана:

В офисе банка я объяснил Салману ситуацию и попросил срочно набрать Казбека.

Вечером, уже в квартире, я попивал пивко и ожидал звонка от важняка. Тот не заставил себя долго ждать:

-Ну, что, добрый вечер, что ли? - раздался в трубке хрипловатый баритон. Судя по тембру и интонации, за период только что начавшегося и так бесславно прерванного отпуска Владимир Михайлович зря времени не терял. На сей момент, если я правильно оценил его состояние, в полковнике булькало граммов семьсот сорокаградусной, как минимум. - Здоровья я тебе не желаю, оно тебе, судя по всему, совсем недорого! Иначе ты бы мне такой подлянки не кинул! - продолжал Сидоренко. - Я год, слышь ты, целый год к отпуску готовился, деньги копил, путевку в ведомственный санаторий, в Сочах, выбил, со всеми уже распрощался - и тут ты, как снег на голову!

Опустив трубку на рычаги, я открыл очередную банку пива, закурил сигариллу и тяжело задумался. По всей вероятности, полковника кто-то изрядно надрочил против Казбека, и надежды на то, что мы с ним найдем взаимопонимание по делу, практически не оставалось. Следовало подумать о других вариантах. Среди гэбистов, которые, вероятнее всего, стояли за этим делом, сколько-нибудь приличных знакомств у меня не было. К тому же старшие братья, привыкшие действовать чужими руками, к этой ситуации формально не имели никакого отношения. Дело расследовалось Следственным Управлением Магаданского УВД, а надзор за соблюдением законности в ходе предварительного расследования, как водится, осуществляла городская прокуратура. Это было уже теплее. С работниками Магаданской прокуратуры у меня сохранились неплохие контакты еще с начала восьмидесятых годов, со времени обучения в Институте Повышения квалификации Прокуратуры Союза ССР. Следовало теперь подключать своих бывших коллег, иначе ситуацию было просто не разрулить. Еще с полчасика поразмышляв и выпив за это время пару баночек пива, я решил, что, в принципе, ситуация вполне под контролем, и не стоит раньше времени опускать руки.

Начинать действовать следовало прямо сейчас. Я взглянул на часы, которые еще в магаданском аэропорту перевел на местное время. Если я не ошибался в подсчетах, в Москве сейчас около тринадцати часов, разгар рабочего дня. Взяв из дипломата потрепанный старый ежедневник, я надолго углубился в изучение его содержимого. Задача была непростая: следовало выстроить цепочку, заканчивавшуюся на одном из первых руководителей прокуратуры Магаданской области. Причем, учитывая сложность дела и позицию, занятую важняком Сидоренко, этот прокурор должен был иметь реальные полномочия самостоятельно прекратить возбужденное в отношении Казбека уголовное дело. И, наконец, самое сложное: у меня должны быть стопроцентные гарантии прекращения дела. Следовательно, надо было в течение ночи найти человека, которому магаданский областной прокурор был чем-то серьезно обязан. По гроб, так сказать, жизни...

Поиски нужного человека затянулись часа на три-четыре. Решение задачи осложнялось еще и тем, что я не был полностью уверен в надежности телефонной линии. Какая-либо из размножившихся за последнее время спецслужб вполне могла установить прослушку, благо люди на этой хитрой квартирке останавливались самые разные, следовательно, и информацией могли обладать соответствующей. Приходилось говорить эзоповским языком, а пару раз задействовать в разговоре с коллегой порядком подзабытую латынь. Конечно, для серьезных людей все мои ухищрения выглядели просто детской забавой. Но я ведь совсем и не собирался становиться фигурантом оперативной разработки. Задача моя была много скромнее: сократить срок командировки до трех-пяти дней, получить на руки постановление о прекращении уголовного дела и скрыться в Москве. Там мне магаданские "сыскари" не страшны, есть у меня там методы против "Котьки Сапрыкина". Наконец, весьма довольный собой, а также последним состоявшимся телефонным разговором, я отставил в сторону телефонный аппарат, выцедил на сон грядущий еще одну баночку пива, и отправился на боковую, благо на часах уже было без четверти три ночи.

К девяти утра мы вместе с Султаном уже были у центрального входа в областное УВД. Пропуск на меня уже был заказан, и я, не мешкая, сразу же поднялся к Сидоренко. Полковник был чисто выбрит, в отутюженной форме, и с расстояния в несколько метров выглядел просто молодцом. Но это на расстоянии. На месте важняка я бы в такие критические дни на рабочем месте показаться не рискнул. Как видно, уже после телефонного разговора со мной накануне вечером, Владимир Михайлович принял еще немало. Теперь даже сквозь свежий стойкий аромат Шипра от полковника явственно веяло ядреным перегаром. Моралистом я себя никогда не считал, поэтому решил на этой теме вопрос не заострять. Я вообще решил свести сегодняшнее общение с Сидоренко до минимума. Поздоровавшись за руку с Сидоренко, я, не мешкая, щелкнул замками дипломата и выложил перед ним на стол написанное от руки ходатайство об ознакомлении с материалами уголовного дела.

Приняв от меня листок с ходатайством, полковник принялся читать, водрузив на широкий нос тяжелые очки в роговой оправе. Читал Владимир Михайлович набросанные мною пяток предложений долго. Как видно, он лихорадочно соображал, что кроется за моим визитом, и что я собираюсь предпринять после того, как он откажет мне в удовлетворении ходатайства. Наконец, прочитав ходатайство два или три раза, и даже осмотрев оборотную часть листа, Сидоренко крякнул и, сняв очки, соизволил взглянуть на меня:

До полковника, кажется, что-то начало доходить. Мрачно оглядев меня с головы до ног налитыми кровью глазками, он размашисто отметил мне пропуск. Сунув его в карман пиджака, я уже взялся, было за ручку входной двери, когда за спиной Сидоренко вполголоса окликнул меня:

-Слышь, Викторыч, тормознись на минутку...

Я послушно повернулся к полковнику. Запинаясь на каждом слове, склонив тяжелую голову на грудь, и стараясь не встречаться со мной глазами, полковник негромко, только для меня, медленно подбирая слова, проговорил:

Областная прокуратура находилась неподалеку, но сразу ехать туда я не решился. Заехав в офис банка, я связался со своим вчерашним московским абонентом, и тот сообщил, что встреча с прокурором области должна состояться сегодня в двадцать часов в кафе Ивушка, на тридцатом километре аэропортовской трассы.

Попрощавшись, я связался с Казбеком, коротко проинформировал его о том, как движутся наши дела, после чего поехал на квартиру: до назначенной встречи была еще уйма времени, и следовало хоть немного отдохнуть после сегодняшней бессонной ночи.

На назначенную встречу мы выехали заранее, на двух неразличимых с виду темно-красных Паджеро. Салман решил приготовиться к возможным неожиданностям основательно: в каждом джипе сидело по четыре крепких кавказца с помповыми Мосбергами. Кроме того, на заднее сиденье одного из джипов Салман бросил завернутые в старенькую клеенку сменные номера. На всякий случай...

Затем битый час два джипа петляли по городу. На первый взгляд, хвоста не было. То ли противная сторона вообще не была извещена о предстоящей встрече, то ли мы переоценили их возможности. А может быть, в дело вмешалось обычное российское раздолбайство: не оказалось в наличии свободной исправной машины, не удалось собрать разбросанных по вызовам оперативников, кончились квартальные фонды на бензин, да мало ли какие могли быть причины?

Когда мы подъехали к кафе, прокурор области уже ждал нас внутри. Он приехал один, без водителя и охраны, на старенькой красной Мазде. Вероятно, стоила эта иномарка половину стоимости шестерки или семерки. Я вышел из машины и прошел в кафе. Один из джипов отъехал по трассе метров пятьдесят по направлению к городу и остановился, контролируя обстановку. Второй сдал к черному входу в кафе, а вышедшие из него кавказцы разместились в густом придорожном кустарнике. Все это я видел краем глаза, уже входя в кафе. Из глубины помещения ко мне спешил низкорослый толстый кавказец в засаленном белом халате. Жестом попросив меня следовать за ним, кавказец нырнул в дверь служебного входа и, пройдя через небольшую кухню, мы очутились в уютном кабинете. За накрытым столом сидел прокурор - седой гигант почти двухметрового роста. Его лицо показалось мне смутно знакомым, но где мы встречались - я никак не мог вспомнить. Гигант, как видно, это понял, и громко рассмеялся:

-Склероз-склероз, батенька. Напоминаю: 1985 год, Москва, метро Нахимовский проспект, общежитие Института Прокуратуры Союза... Теперь вспомнил?

- Вспомнил, Георгий, такое не забудешь!

Я действительно вспомнил этого здоровяка, тогда еще старшего помощника прокурора области по надзору за следствием в органах КГБ. Особо близки мы на курсах не были: у нас были разные потоки, и мы лишь изредка сталкивались на общих мероприятиях и в буфете. Однажды мы вместе с ним даже вляпались в одну забавную историю. Вместе с русскими, обучение в институте проходили также кубинцы, афганцы, корейцы, вьетнамцы. Последних в институте почему-то особенно любили. Может быть, потому, что все они были миниатюрными, похожими на подростков. Конечно, впечатление это было зачастую обманчивым: у многих из вьетнамцев на груди были довольно приличные колодки орденских ленточек за прошлую войну с янки. В общежитии частенько устраивались коллективные пьянки, благо поводов для них было хоть отбавляй, а драконовские антиалкогольные инициативы были, к счастью, еще впереди. Однажды вечером мы с Георгием, прихватив с полдюжины бутылок водки и немудреную закусь, отправились на седьмой этаж к знакомым вьетнамцам. Были мы оба уже изрядно подшофе. Бывает изредка такое состояние души, когда всем без исключения хочется делать хорошее, говорить добрые слова, признаваться в любви. Вот примерно в таком расположении духа мы с Георгием ввалились в комнату, где проживали четверо вьетнамских прокуроров. Вьетнамцы понимали по-русски плохо, мы по-вьетнамски - вообще никак. Происходившее в тот вечер я помню довольно смутно: выпито было действительно много. В памяти только осталось то, что мы неведомым образом вели с вьетнамцами какую-то важную дискуссию, а те нас прекрасно понимали. В итоге вся принесенная нами водка была успешно выпита, мы тепло распрощались с вьетнамскими коллегами и разошлись по своим номерам.

Утром, после первой пары, нас с Георгием вызвали к руководителю курса. К этому времени мы, к счастью, уже полностью пришли в себя. В итоге это нас и спасло. Вперившись внимательным взглядом в наши физиономии, руководитель курса - пожилой Государственный советник юстиции 2-го класса - долго пытался отыскать на них следы вчерашней попойки. Так и не обнаружив ничего, генерал, по-моему, вздохнул с облегчением и заявил:

-Так я и знал: много шума из ничего! Вы свободны, идите на занятия!

Лишь к вечеру мы узнали, что все четверо вьетнамцев, принимавших участие в совместной выпивке, еще ночью были госпитализированы с диагнозом острое алкогольное отравление. Пролежали бедолаги в госпитале больше недели. Для нас же с Георгием все закончилось благополучно, если не считать реплики руководителя курса на выпускном собрании, где вручались дипломы об окончании курсов повышения квалификации:

-Учитесь, молодежь, у сибиряков, как надо пить! Засадили по литру-полтора и - мама не горюй! Наутро, как ни в чем не бывало - на занятия! А вьетнамцы чуть Богу душу не отдали! Вот и научи таких слабаков, как правильно осуществлять прокурорский надзор...

Вспомнив этот эпизод, мы с Георгием посмеялись, пропустили по соточке коньячку. Затем Георгий, сразу посерьезнев, приступил к теме:

Мы с Георгием выпили еще по соточке, и засобирались. Снаружи уже начало темнеть, впереди было еще тридцать километров по горному серпантину. Решили, что впереди поедет наш джип с охраной, затем, с интервалом метров в двести - Георгий, а уж замыкать процессию будем мы с Салманом...

Следующие три дня я скрупулезно изучал уголовное дело. Обычно часиков в девять Султан подвозил меня к зданию областной прокуратуры, высаживал, а сам до обеда уезжал по своим делам. Пообедав в близлежащей городской шашлычной, я вновь усаживался изучать дело и сидел над ним часов до семи-восьми вечера. В деле было десять томов. На мое счастье, почти четверть составлял акт ревизии банка и приложенные к нему документы. Эти материалы я просмотрел лишь бегло. К концу третьего дня, сделав все необходимые выписки, я решил назавтра устроить себе выходной, и поработать над ходатайством дома. Как всегда, я созвонился с Казбеком и доложил ему, как идут дела.

Весь следующий день я посвятил составлению ходатайства о прекращении уголовного преследования в отношении моего клиента. Ходатайство получилось объемным - пять машинописных листов. Закончив и подписав ходатайство, я вызвал охрану из соседней квартиры и решил прогуляться перед сном. В этот раз прогулки не получилось. Едва мы отошли от подъезда метров на десять, меня громко окликнули по имени-отчеству. Хлопнули дверцы стоявшей у бордюра неприметной семерки, и из автомобиля вышли два рослых, коротко стриженых мордоворота в одинаковых серых пиджачных парах. Сопровождавшие меня кавказцы насторожились. Один опрометью бросился назад в подъезд - к телефону, вызывать подмогу. Второй, сунув руку в карман брюк, двинулся следом за мной к семерке.

Гулять, откровенно говоря, расхотелось. От подъезда ко мне двигались кавказцы. Они были несколько смущены, но я их сразу приободрил:

-Молодцы, парни, что не подсуетились! Эти двое - наверняка конторские! Как знать, может, они и рассчитывали, что вы оба встрянете, начнется свалка, а тут рядом уже группа захвата пасется... Так бы всех и приняли...

Остаток вечера я выборочно прокручивал старые видеокассеты, а потом завалился спать.

Утром я уже был в кабинете у Георгия, передал ему свое ходатайство о прекращении уголовного преследования в отношении Казбека Макашева. Георгий с утра был, как видно, чем-то озабочен, в приемной у него толпились подчиненные, поэтому разговора с ним не получилось. Приняв от меня ходатайство, Георгий пообещал, что постановление о прекращении дела будет готово уже сегодня, и завтра около десяти утра я смогу получить на руки его копию.

Из офиса я позвонил Казбеку, сообщил ему, что дело практически сделано, и завтра к обеду по местному времени я смогу по факсу выслать ему копию постановления о прекращении дела. Обрадованный кавказец долго меня благодарил, а потом попросил к трубке Салмана и несколько минут грузил его наставлениями по поводу того, где и каким образом сделать мне отвальную. Было решено, что завтра после обеда состоится выезд на шашлыки в верховья горной речушки километрах в пятидесяти от города. Как я понял, такие мероприятия там проходили постоянно. Затем мы с Султаном съездили в городские авиакассы и приобрели билет до Москвы. Самолет улетал послезавтра утром, и я надеялся, что успею на него как нельзя лучше. Приехав на квартиру, я загодя собрал все свои вещи, в сопровождении охраны пообедал в шашлычной неподалеку и немного погулял по вечернему городу. Вечером мне неожиданно позвонил Сидоренко и в разговоре все пытался узнать, какое решение принято прокуратурой. Я не стал распространяться об этом по телефону и сказал, что о результатах рассмотрения собственного ходатайства еще и сам ничего толком не знаю, ясность ожидается в ближайшие два-три дня. Как видно, важняк мне не особо поверил, потому что разговор закончил сухо и, даже не попрощавшись, повесил трубку.

Утром я под роспись получил в областной прокуратуре копию постановления о прекращении уголовного преследования в отношении моего клиента, поблагодарил Георгия и попрощался с ним. У здания прокуратуры меня уже ожидали еще два джипа: на шашлыки собиралась довольно большая кампания. День был чудесный. Передав одному из шестерок Салмана копию постановления для отправки его по факсу в Москву, я сел на переднее сиденье к Султану и вся кавалькада тронулась к месту пикника. Ехали минут сорок, пока не остановились у широкой, но мелкой речушки. Несколько молодых кавказцев начали собирать валежник для костра, другие стали доставать из багажников автомобилей кастрюли и кастрюльки с замаринованным накануне мясом, обязательной зеленью, шампурами, посудой и, конечно, водкой. Пока шла вся эта суета, мы Салманом вышли на самый берег Магаданки и присели на корточки, глядя на стремительно бегущую по каменистому руслу кристально-чистую воду. В прозрачной воде изредка мелькали мелкие рыбешки, скользившие чуть ли не по самому дну, над водой столбами вилась мошкара. Изредка из воды стремительно выскакивали рыбешки, чтобы перехватить там и сям круживших над водой насекомых. По берегам речушки располагались заросли дикой сирени, кедрового стланника, виднелись низкорослые, причудливо изогнутые березки. Над округой стояла тишина, прерываемая только гортанными переговорами занявшихся приготовлением шашлыка кавказцев...

У гостеприимной речушки мы засиделись до ранних сумерек. Шашлыки действительно удались, в мою честь произносились цветистые тосты, все изрядно выпили. Пришла пора отправляться домой. Кавказцы старательно затоптали кострища, зарыли в землю неподалеку весь мусор, вымыли и собрали посуду. Уже в пути кому-то в голову пришла мысль продолжить застолье. Если бы знать наперед, чем это для меня обернется...

В ресторан Три поросенка я прибыл изрядно навеселе. Несмотря на это, каким-то внутренним чувством, которое меня редко подводило, почувствовал, что в ресторане сегодня что-то не так. Прежде всего, на месте не было прежнего бармена. За стойкой возвышался коротко стриженый двухметровый амбал, от которого за версту несло конторой. Он сразу же начал пристально поглядывать в нашу сторону. Заняв два столика в самом дальнем углу ресторана, мы решили не шиковать, и обойтись самым скромным заказом: по двести граммов водки, по бутерброду, и - счет! Салман отправился к барной стойке оформлять заказ. Через минуту он вернулся, а еще через минуту бармен подошел к нашему столику, держа перед собой заставленный напитками и пластмассовыми одноразовыми тарелочками с бутербродами поднос. Сноровисто распределив между всеми граненые стаканы с водкой, он напоследок, через весь стол, катнул ко мне фаянсовую кружку с отбитой ручкой. В кружке плескалась водка.

-Это - тебе...

Я замер от неожиданности. Переговаривавшиеся между собой кавказцы тоже напряженно притихли.

-Это что - мне?

-Тебе-тебе, не по глазам, что ли?

Бармен вернулся за стойку. Я с минуту переваривал услышанное и увиденное. Потом, прихватив фаянсовую чашку, двинулся к стойке. Так меня давненько уже не опускали. Подойдя к стойке, я молча взял стоявший здесь же стакан, перелил туда водку и, не проронив ни слова, вернулся к нашему столику. Через минуту у столика вырос бармен:

-Ты зачем же у меня мерный стакан схватил? Борзой, что ли?

Такой наглый выпад требовал адекватного и быстрого ответа.

Шагнув к бармену, я, как в свое время учили, наступил ему на ногу, не давая возможности отступить. Глаза бармена округлились, и он попытался с правой ударить меня снизу, крюком. Я легко отбил его удар предплечьем левой и, чуть согнув в колене правую ногу, с силой ударил его кулаком правой, метя прямо в ямочку на подбородке. Противопоставить этому удару бармен ничего не смог. Его голова на мускулистой шее беспомощно дернулась назад и он, прикрыв глаза, рухнул к моим ногам. За столиками воцарилось ошарашенное молчание. Ненадолго. Двери в ресторан распахнулись, и в зале стало мгновенно тесно от двух десятков верзил в камуфляже и надвинутых на лица масках-шапочках. В руках ворвавшихся были резиновые дубинки. Кавказцы гортанно закричали, и попытались было организовать оборону, но уровень тренированности был явно несопоставим. Через несколько секунд все было кончено. Большинство кавказцев, получив причитающуюся им дозу ударов, распластались на грязном полу ресторана. Ко мне одновременно подскочили двое в масках, вздымая дубинки. Один удар я ухитрился парировать, подставив предплечье и одновременно нанеся удар коленом в пах чересчур близко приблизившемуся нападавшему. Краем глаза я увидел взлетевшую слева от меня дубинку, но предпринять уже ничего не смог. После этого - тьма...

Пробуждение было тяжелым. Я обнаружил, что лежу на досках чуть приподнятого над полом широкого дощатого настила. Под низким потолком горела тусклая лампочка в плафоне из толстой проволоки. Единственное оконце под самым потолком было забрано решеткой. Никак - ИВС - медленно протащилась в голове тяжелая мысль. Повернувшись на бок, я едва сдержал рвущийся из груди крик: как минимум, четыре ребра было явно сломаны. Суки! Не иначе сапогами гвоздили, когда я уже вырубился! В камере я был один. С трудом устроившись поудобнее, я задремал. Разбудил меня скрежет ключа в замочной скважине. Дверь распахнулась, и на пороге нарисовался низкорослый старшина в милицейской форме:

-Задержанный - на выход!

Я, морщась от боли, поднялся с помоста и, прихватив измятый пиджак, который подкладывал ночью под голову, шагнул к дверям.

-Куда?

-К дознавателю! Руки за спину!

По узенькому коридору я прошествовал в кабинет дознавателя, расположенный у самого выхода из ИВС. Там меня уже ожидали: прыщавый младший лейтенант лет двадцати и один из вчерашних громил. Я с удовлетворением отметил приличную припухлость на его левой скуле - след моего вчерашнего удара. Мастерство не пропьешь! - возгордился я мысленно.

-Ну что, Александр Викторович! - спросил у меня пацан-дознаватель, едва я присел на намертво привинченный к полу табурет. - Навыеживался? Двести шестая, часть вторая тебе корячится, если ты пока еще не в курсе!

Прогибаться перед прыщавым пацаном я не собирался:

Дознаватель растерянно взглянул на сидевшего рядом с ним оперативника, изображавшего вчера роль бармена в ресторане. Тот, пожав плечами и демонстрируя свою полную непричастность к происходящему, тут же поднялся и вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь. Лишившись последней поддержки в лице более опытного оперативника, дознаватель окончательно сник. И где вас, только набирают, таких салабонов! В лотерею, что ли, выигрывают... - насмешливо подумал я про себя, а вслух поинтересовался ехидно:

-Что будем делать, младший лейтенант? Поскольку я уже был помещен в ИВС, следовательно, я задержан. Постановление о задержании по сотке мне никто перед задержанием не объявлял, личный обыск произведен не в моем присутствии... Сплошные нарушения норм уголовно-процессуального кодекса! Сейчас ты меня вправе допрашивать только в качестве подозреваемого, а это - только в присутствии адвоката, данные которого я тебе уже дал! Иначе - никаких разговоров! А теперь - я нуждаюсь в медицинском освидетельствовании на предмет установления степени тяжести причиненных мне повреждений. И еще - мне нужны письменные принадлежности...

В следующие два дня меня никто не беспокоил. Правда, к вечеру первого дня ко мне в камеру подсадили какого-то синего, который долго приглядывался ко мне, ожидая, что я вступлю с ним в разговоры. Я насторожился. Судя по манерам, это был наседка. Те тоже, по понятиям, никогда не начинают базары первыми. Поняв однако, что лохом в камере и не пахнет, через пару часов наседка, под предлогом вызова на допрос, удалился, и больше меня никто не беспокоил. На следующий день мне передали шикарную продуктовую передачу от кавказцев. Помощник дежурного, как видно, правильно сориентировавшись, шепнул мне, что в прокуратуре города о моем задержании уже известно, и завтра к обеду меня должны повезти на санкцию. Я, в принципе, уже приготовил достаточно четкую линию защиты, и не очень-то беспокоился о последствиях. Слишком уж грубо сработали в этот раз менты, да и Георгий, при случае, не бросит меня на произвол судьбы. Беспокоило меня только одно: пропадал авиабилет на Москву. Но, в принципе, этот вопрос тоже был вполне решаем. Менты свозили меня в травмпункт, где врач установил у меня трещины и переломы четырех ребер и наложил тугую фиксирующую повязку. Дышать стало немного легче, но тупая боль в середине грудины по-прежнему не проходила. Как видно, имелись еще и внутренние ушибы.

Наконец, все тот же дознаватель и два сопровождающих мордоворота-оперативника повезли меня в прокуратуру города. Младший лейтенант, которому за все это время не удалось получить от меня даже формальных объяснений, откровенно паниковал. В машине он попытался было завести со мной задушевную беседу и объяснить, что сам он совершенно не при делах, но я промолчал. От ИВС до прокуратуры было всего-то минут десять езды. Меня провели в кабинет прокурора города, и я едва сдержал радостный возглас. За большим столом сидел седой старик в форме старшего советника юстиции - мой старый приятель Альберт Григорьевич Бидонов. Лет с десяток назад мы с ним вели уголовное дело по наркотикам, которые поступали из Кузбасса в Магадан в обмен на похищенное с местных рудников золотишко. Альберт Григорьевич, с минуту ошарашено смотрел на меня, как видно не понимая, как я очутился у него в кабинете в окружении конвоиров, потом суетливо вскочил из-за стола и, широко раскинув руки, пробасил:

-Кого я вижу, Викторыч! Ты ли это? Какими судьбами, дружище!

На моих конвоиров и дознавателя было просто больно смотреть. Втянув головы в плечи, опера постарались незаметно выскользнуть из кабинета, но грозный окрик прокурора остановил их. Пацан-дознаватель, покраснев до ушей, уставился в пол, вертя в руках тощий скоросшиватель с делом...

В следующие полчаса все было закончено. На беду свою, пацан-дознаватель оказался крайним - как никак, самостоятельное процессуальное лицо. Он надолго засел в приемной прокурора писать подробные объяснения по поводу нарушений норм законности. Опера, оприходовав свою порцию матов, получили приказ немедленно доставить меня в аэропорт и подсадить на ближайший рейс до Москвы. На их счастье, отлет по расписанию был уже через час, поэтому они отделались легким испугом. Мы тепло попрощались с прокурором, и я поспешил к УАЗику вслед за своими недавними конвоирами...

Вся дорога от городской прокуратуры до аэропорта прошла в напряженном молчании. Менты, как видно, все никак не могли прийти в себя оттого, что обложенный ими по всем правилам клиент непостижимым для них образом вывернулся, да еще и доставил им немалую толику унижений. Когда я вышел из здания прокуратуры, сержант-водитель, как видно не введенный в курс дела, бойко выскочил из-за руля и широко распахнул передо мной дверцы отделения для задержанных: Ну, полезай, шустрее, доставим с ветерком! Глядя прямо в наглые глазенки сержанта, я нарочито грубо посоветовал ему не шустрить. Может, кто из твоих старших хочет там прокатиться с ветерком? - спросил я, обращаясь к двум мордоворотам в камуфляже Иней. И зло добавил: - Пора бы уже начинать привыкать, по вашим-то сучьим делам!. Сопровождающие зло зыркнули в мою сторону ненавидящими глазами, но препираться не решились: устроенная им прокурором города выволочка еще совсем свежа была в их памяти. "Где мои вещи? - продолжал наезжать я. Один из сопровождающих нехотя кивнул на заднее сиденье УАЗика. Открыв боковую дверцу, я увидел свою дорожную сумку и дипломат. Проверять не надо? Все на месте? От такого оскорбления самый здоровый из ментов раскрыл было рот и шагнул ко мне, но второй, постарше и поопытнее, удержал его за рукав. А я все-таки проверю! - не унимался я. - Веры-то вам нет, как ни крути... А ну как пару патронов мне подсунули, или герыча на пару уколов? Начну контроль в аэропорту проходить, а тут и вы с понятыми, как из пизды на лыжах! Возможен такой вариант? Тщательно проверив содержимое сумки и дипломата, я вновь поставил их на заднее сиденье, и уселся рядом. Один из ментов устроился на переднем сиденье рядом с водителем, а второй, ворча что-то себе под нос, полез в клетку для задержанных. Как видно, даже сидеть со мной рядом было свыше его сил. УАЗик двинулся в аэропорт. Я, откинувшись на жесткое сиденье, даже слегка задремал: сказывалась нервотрепка предыдущих дней. Дышать было тяжело, каждый вдох отзывался болью в сломанных ребрах, что-то хрипело в грудной клетке. По идее, надо было бы прямо сейчас повторно обратиться в травмпункт и официально зафиксировать полученные повреждения. Но оставаться хотя бы на день в гостеприимном Магадане мне совсем не хотелось. Ничего - подумал я. - Завтра я уже буду в Крыму, у своих... Погреюсь на пляже, выпью ведерко-другое марочного массандровского портвейна, подышу морским воздухом. Через неделю от всех болячек и следа не останется!. Размышляя таким образом, я незаметно для самого себя задремал, и очнулся только тогда, когда, дернувшись, автомобиль резко затормозил.

Открыв глаза, я увидел, что менты с точностью продолжают исполнять приказ городского прокурора: УАЗик подкатил к самому трапу самолета, на который уже вовсю шла посадка. Сидевший рядом с водителем мент кротко попросил у меня билет и паспорт. Взяв документы, он вышел из машины и о чем-то поговорил с бортпроводницей, проверяющей билеты у входа на трап. Потом призывно махнул мне рукой. Я тяжело, ощущая тупую боль в груди, выбрался вместе с вещами из УАЗика. Подойдя к бортпроводнице, взял у нее протянутые паспорт и авиабилет. Потом отошел чуть в сторону, решив подняться в самолет последним. Рядом стояли оба мордоворота в камуфляже.

Я в упор, насмешливо посмотрел на них. Ни тот, ни другой выдержать моего взгляда не смогли, оба потупились. Потом тот, что добирался до аэропорта в отсеке для задержанных, помявшись, спросил:

-Оборотку будешь делать?

Мои сопровождающие после этих слов заметно повеселели. Тот, что постарше, пряча глаза, протянул:

Я медленно поднялся по трапу мимо бортпроводницы и прошел в салон. Казалось, все ждали только меня. Едва я устроился в кресле, пытаясь занять положение, при котором сломанные ребра тревожили бы меньше, как самолет дернулся и стал выруливать на взлетную полосу. Еще через несколько минут ТУ-154, сделав прощальный круг над Магаданом, взял курс на Новосибирск. Прощай, Магадан, город без фраеров!

24

25

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"