Аннотация: ...Воины Темучжина налетели в предрассветное время с криками и улюлюканьем, похожие на злых духов, на своих гнедых низкорослых лошадях с коротко стрижеными гривами...
Есуй с трудом продиралась сквозь колючий кустарник, крепко ухватившись за ладонь мужа. Подошва одного ичига давно отлетела, второго - разъехалась, что и говорить о шерстяных чулках - конечно, изодраны в клочья, даже смотреть не нужно. Но захватить в юрте кожаные калоши, на ичиги, не успела. Воины Темучжина налетели в предрассветное время с криками и улюлюканьем, похожие на злых духов, на своих гнедых низкорослых лошадях с коротко стрижеными гривами. Хорошо, что Анар успел вывести ее из оры. Мягкие ичиги надевала почти на бегу.
Есуй не помнила, сколько они идут сквозь лес, страх начисто лишил воли и разума. И этот страх, позорный страх первой всадницы оры, дочери почтенного Церен-эке, казалось, только усиливался. Анар не позволял молодой жене остановиться и перевести дух, вцепившись в тонкую руку, тащил вслед за собой сквозь колючки и кустарники. Есуй понимала, что время утекает, ускользает вместе с остатками сил - если за ними погоня, они неизбежно настигнут двух пеших. Одна надежда, что воины Темучжина не полезут на конях в самый бурелом. Есуй, как и другие дочери вождя, была прекрасной охотницей, но в роли загоняемой дичи оказалась впервые. Ей хотелось позвать мужа, стонать, плакать... Сказать, что кажется, она уже стерла подошвы до кости... Но остановка - значит, смерть для Анара и участь куда худшая, ей.
Совсем не к месту вспомнилась вчерашняя ссора с Есугэн. Совсем не такого поздравления от сестры ждала она накануне первой брачной ночи.
- Ты все равно не будешь с ним, Есуй, - гневно сверкая узкими влажными глазами, сказала Есугэн. - Не будешь!
Для Есуй было откровением, что Есугэн тоже приглянулся сын вождя соседней оры. Но разве не знает она, что первой надлежит сватать старшую дочь, и только потом, младшую?
- Вот именно! Если бы только я была старшей! Если бы только! Я, а не ты вошла бы сейчас в его юрту!
Сестры с детства были очень близки, и Есуй огорчало то, что младшая сестра загрустила накануне ее свадьбы. Она полагала, это из-за того, что Есуй покидает родную ору, и настает конец их проказам. Но ведь не дети уже! Пятнадцать и тринадцать лет - самый возраст для того, чтобы выйти замуж.
Почему именно сейчас она вспомнила ссору с сестрой? Казалось, более неподходящего времени не найти...
Есуй и Анар шли целый день, пока с наступлением темноты девушка в очередной раз не подвернула ногу и не упала, а подняться уже не смогла. Только сейчас Анар увидел, как сильно изранила ноги молодая жена. Анар рассудил, что они достаточно отошли от монголов, и можно даже немного передохнуть. Есуй лежала, прижавшись к теплому боку мужа и думала, что подняться уже не сможет, что это выше ее сил.
Как там Есугэн? Жива ли? Пощадили ли ее монголы, ведь сестра совсем еще ребенок... Но Есуй понимала, что сестра, не смотря на юный возраст, слишком красива для того, чтобы они убили ее сразу.
- Говорят, самых красивых татарок Темучжин берет в свой гарем. Может, Есугэн и не досталась воинам, - хрипло прошептала она в темноту.
Анар стиснул зубы и крепче прижал к себе жену. О том, как татары обращаются с пленными женщинами, он слышал. Нельзя позволить им увидеть Есуй. Его жена намного красивее сестры. И, если в судьбе Есугэн он мог бы усомниться, что будет, если Темучжин увидит Есуй, ясно, как день.
Засыпая, Есуй думала о Есугэн. Между сестрами с детства была сильная связь, иногда даже видели одинаковые сны. Правда, им никто не верил, но они-то знали, что это так!
Как ты, сестренка, жива ли...
Неожиданно перед ее глазами возникла Есугэн. Сестра стояла, сгорбившись, вся ее еще не сформировавшаяся фигурка выражала отчаянье. По щекам текли потоки слез. Твердые, в мозолях от поводьев, пальцы взяли Есугэн за подбородок и заставили поднять голову. К детскому лицу склонилось другое, немолодое и некрасивое. Шрамы... Длинные усы... Мужчина! Он заговорил хриплым голосом, на наречии ее племени, с трудом подбирая слова:
- Не бойся, маленькая красавица. Никто не тронет. Я, Темучжин, беру в гарем. Нет наложница. Жена.
Новость вызвала у Есугэн очередной поток слез, что разозлило мужчину.
Маленькая татарка упала на колени, обхватила его ноги, прижалась к ним лбом.
Даже во сне, сторонним наблюдателем, Есуй поморщилась.
- Великий хан! - быстро, скороговоркой заговорила Есугэн. - У меня есть старшая сестра. Гораздо красивее меня. Намного красивее. Есуй! Нет такого воина в наших племенах, кто не хотел бы видеть ее своей женой! Но красота ее достойна лишь гарема великого хана! Есуй! Мою сестру зовут Есуй!
Хоть маленькая татарка и говорила быстро и сбивчиво, Темучжин прекрасно понял. Если ее сестра и вправду такова, как говорит его будущая третья жена, она действительно достойна занять место в его гареме.
- Боорча! Мухали! - крикнул он, покидая шатер.
Есуй вскочила в поту, не смотря на прохладу ночи.
- Анар! Анар... - жалобно позвала она.
Мужчина проснулся немедленно. Прислушался. Тихо.
- Нам надо уходить, - Есуй умоляюще заломила руки. - Погоня.
- Ты слышишь погоню?
- Нет, но я видела сон...
Не смотря на усталость, Анар улыбнулся. Женщина... Конечно, даже первая всадница и лучшая охотница оры может испугаться...
Он притянул жену к себе и нежно поцеловал в висок.
- Тебе приснилось, Есуй. Это только сон. Только сон, понимаешь?
- Нет, Анар, - вопреки напутствиям матери, данным перед всем племенем, никогда и ни в чем не перечить мужу, Есуй замотала головой из стороны в сторону. - Нет! Это был непростой сон! Есугэн...
Анар не рассердился неповиновению жены. Ну конечно, она переживает из-за сестры. И молчала, терпела весь день. Настоящий воин. Да и как сердиться на нее? Даже сейчас, грязная и усталая, с всклокоченными волосами, Есуй была и оставалась первой красавицей татарских племен. Ну что ему сделать, чтобы успокоить свою женщину? Кажется, он вполне отдохнул...
- Иди сюда, Есуй, - он подмял мягкое податливое тело под себя, секунду смотрел в ее влажные темные глаза, в которых отражалось звездное небо, затем резким движением повернул лицо жены в сторону, впился твердым поцелуем в щеку.
Воины Темучжина появились ближе к рассвету.
Есуй оторвали от мужа и за волосы втащили в седло. Вопреки обыкновению, монголы не тронули Анара. Тот, кого другие называли Боорча, кто поднял пленницу в седло, просто оттолкнул Анара сапогом, прежде чем впиться пятками в разгоряченные бока мерина.
- Я приду за тобой! - это были последние слова, которые Есуй услышала от мужа. Так и запомнила его: одинокого, опрокинутого навзничь на землю, с рассеченной бровью, стиснутыми зубами.
Дорога в ору хана заняла полдня - конечно, лошади у монголов быстрые, но пришлось объезжать непроходимую чащу, где Есуй прошла вчера с мужем.
Она сразу поняла, что это был непростой сон, и даже почти не удивилась, когда увидела группу воинов.
Есугэн, как ты могла... Предательница! Неужели ревность твоя столь сильна, что ты не простила меня даже перед лицом смерти?! Могла бы я также поступить с тобой, сестра? Могла бы подумать о том, чтобы предать? Всю дорогу спрашивала себя Есуй, неловко подпрыгивая на ухабах, больно ударяясь ребрами о луку седла.
Когда, наконец, мучение закончилось, и ее одним рывком спустили с лошади, Есуй все же устояла на ногах. Или она не всадница, достойная своей оры?
Почти не удивилась, узрев воочию "великого хана" - во сне она достаточно его разглядела. Только при свете дня он был еще старше.
- Моя третья жена не врать мне, - хан повернул ее лицо в сторону и вернул на место. - Ты будешь четвертая, татарка.
Последующие часы среди монгольских женщин, Есуй прожила как во сне. Ее скребли жесткой щеткой, мыли, протирали мягкими тряпками. Одели монгольский халат - дэли, заплели косы в сложную прическу.
Есуй не сопротивлялась, но держалась с достоинством. Не плакала, не жаловалась. Даже когда они заметили раны на ах заахали, зацокали языками, принесли вонючую мазь и наложили повязки.
Есуй понимала наречие пришедших, знала, что ее готовят к собственному свадебному пиру.
Когда ее подвели к столу, где предстояло занять место рядом с мужем, увидела Есугэн.
Сестра больше не была испугана или растеряна, больше не плакала. Дорогое, расшитое монетами и бисером, дэли говорило о высоком положении хозяйки. Куда делась растерянная девочка со спутанными волосами из ее сна? Перед Есуй сидела третья жена Темучжина. Не наложница. Жена.
Увидев Есуй, Есугэн вскрикнула, и улыбка щедро украсила ее юное лицо.
- Есуй! Они все-таки нашли тебя! Как я счастлива! - закричала она.
Есуй промолчала. Но это не остановило Есугэн. Бойкой птичкой она вспорхнула с места, подбежала к Есуй, крепко обняла. Есуй не собиралась обнимать сестру в ответ. Просто так уж вышло, она сама не поняла, как.
- Садись, сестра, - Есугэн звонко рассмеялась и обернулась к мужу. - Перед лицом великого хана я уступаю свое место в его гареме своей старшей сестре, чьи красота, ум и умение сидеть в седле и охотиться значительно превосходят мои! Это место принадлежит моей сестре Есуй по праву! Потому отныне я буду зваться четвертой женой Темучжина, а ты, сестра, будешь третьей.
Есугэн склонилась перед сестрой в поклоне и зашептала:
- Как же я боялась, что монголы найдут тебя, Есуй! Как просила его, чтобы взял тебя к себе и спас от участи, постигшей других женщин нашей оры!
Есуй не ответила. Она молча села рядом с Темучжином, как раз между ним и Есугэн.
Ей было безразлично все, что происходит, даже, когда Темучжин объявил, что этот пир - в честь истребления татар, и полной победы монголов.
Есуй сидела за столом, смотрела, как поднимаются и опрокидываются в бездонные утробы кубки, как жир от жареной баранины стекает по усам и гладким подбородкам воинов Темучжина, как не может скрыть своей радости Есугэн, как насторожено, неприязненно, разглядывают ее женщины. Она пока не разобралась, кто из них кто, и есть ли здесь старшие жены ее мужа.
Безразличный взгляд скользил по лицам монголов, сливающихся в одно - загорелое, покрытое боевыми шрамами, с жесткой щеткой усов, и небольшой бородкой под нижней губой. Она знала, даже не поворачивая голову, что это лицо сейчас смотрит на нее.
На мгновение Есуй не поверила своим глазам. Поспешно перевела взгляд в сторону. Но было поздно. Сидевшая до этого неподвижно, она вздрогнула. И это не укрылось от пристального взгляда Темучжина.
- А ну-ка, - раздался где-то рядом его громкий, хриплый голос. - Разбиться по семьям!
Молодая ханша побледнела, как полотно, и Темучжин убедился в правоте догадки.
Когда пирующие выстроились по семьям и племенам, оказалось, что один человек остался стоять обособленно.
Татарин.
- Кто ты, и что делаешь на моем пиру?
- Я муж женщины, которую ты не по праву усадил по левую руку от себя. Я пришел забрать Есуй.
- Боорча!! Мухали!!!
Крик Темучжина прозвучал так же, как и во сне, но на этот раз сон не прервался. Есуй поняла, это конец. Сегодняшний сон не прервется. Тот самый монгол, который вез ее, перекинутой через седло, обнажил саблю.
Есугэн, не отрываясь, смотрела то на Анара, то опять на сестру. Под столом она изо всех сил сжала безвольную, холодную кисть Есуй. В следующий миг молодая ханша неловко вскрикнула, в такт свисту сабли, и потеряла сознание.
В ту же ночь Темучжин вошел к своей новой жене.
Дни Есуй, раньше такие разные, веселые, наполненные светом и смехом, слились в единый, непрекращающийся - серый и безрадостный. Темучжин входил в юрту к молодой жене каждую ночь. Монголы даже шептались, что мол, великий хан, жаждет загладить вину. Но никак не может. Иначе почему он всякий раз выходит от третьей жены с досадой и горечью на мужественном лице?
Однажды Есугэн, которая никак не ощутила на себе отстранения старшей сестры - зов крови оказался сильнее горькой обиды - спросила Есуй, каким средством она околдовала их мужа? Почему он продолжает входить в ее юрту каждую ночь? Что делает такого, что он никак не пресытится ей?
Есуй равнодушно пожала плечами. Она искренне не знала, не понимала, и внимание Темучжина было ей в тягость.
- Может, он жаждет сломить твою гордость?
- У меня нет больше гордости, - печально улыбнулась Есуй. - Я утратила ее в тот день, когда он впервые вошел ко мне. Я молчу о ней, Есугэн.
- Ты что же, всегда молчишь?
- Я отвечаю, когда он спрашивает.
Впрочем, сказать, что в жизни Есуй совсем не осталось радости, значило бы солгать. По ночам ей снилась родная ора, веселая и непосредственная малышка Есугэн... И Анар. Анар до того, как стал ее мужем. Заботливый. Внимательный. Который смотрит не нее, и не может насмотреться.
Она не знала, что засыпая, утомленная вниманием хана, почти каждую ночь шепчет его имя: