New Стабеноу Д. Так уверен в смерти 667k "Роман" Детектив, Приключения
[Edit|Textedit] New Стабеноу Д. Огонь И лед 604k "Роман" Детектив, Приключения
[Edit|Textedit] New Стабеноу Д. Мертвый в воде 373k "Роман" Детектив, Приключения
[Edit|Textedit] New Стабеноу Д. Лучше отдохнуть 499k "Роман" Детектив, Приключения
[Edit|Textedit] New Стабеноу Д. В могиле отказано 683k "Роман" Детектив, Приключения
[Edit|Textedit] New Стабеноу Д. Шепот Крови 704k "Роман" Детектив, Приключения
[Edit|Textedit] New Стабеноу Д. Мелкий и горький снег 431k "Роман" Детектив, Приключения
[Edit|Textedit] New Стабеноу Д. Готовый к ярости 670k "Роман" Детектив, Приключения
[Edit|Textedit] New Сборник д. Полномочия по обнаружению 477k "Сборник рассказов" Детектив, Приключения
[Edit|Textedit] New Стабеноу Д. Ничто Золотое Не Может остаться 594k "Роман" Детектив, Приключения
[Edit|Textedit] New Стабеноу Д. Игра с завязанными глазами 614k "Роман" Детектив, Приключения
[Edit|Textedit] New Стабеноу Д. Зараза в крови 671k "Роман" Детектив, Приключения
Дана Стабеноу
Так Уверен В Смерти
Вторая книга из серии "Лиам Кэмпбелл", 1999
Для
Дон “Слим” Стабеноу
1927-1998 Дом - это моряк, вернувшийся домой с моря, И охотник, вернувшийся домой с холма.
ОДИН
“Теперь слышен звук, как будто кто-то управляет не своим самолетом”.
“Заткнись и дыши”.
Вианет Шуинар послушно принял измененную Стойку Лошади, когда над головой взревел поплавковый самолет. Она была взрослой женщиной, владелицей собственной службы воздушного такси и матерью будущего приемного сына. Ей не нужно было ни от кого подчиняться приказам, но она должна была подчиняться этому старику.
Стариком был Мозес Алакуяк, невысокий, с широкой грудью и плечами, со смуглой кожей матери-юпик, плоскими скулами и намеками на своего неизвестного отца-англоязычника в росте, высокой переносице, округлости глаз, приглушенных завитках и цвете волос. Некоторые называли его шаманом. Некоторые называли его пьяницей. Иногда он был и тем, и другим, и ни тем, ни другим.
Этим утром он был учителем тайцзицюань, сифу, и требовал от своего ученика полного внимания и подчинения. Он тоже получил это, маленький деспот, подумал Уай без злобы. Он стоял слева от нее и на шаг позади. Она чувствовала на себе его взгляд, проверяющий уровень ее рук, глубину чашечек ладоней, наклон подбородка, угол за согнутыми коленями, прямоту позвоночника, сосредоточенность глаз.
“Ниже”, - сказал он. “Как, черт возьми, ты собираешься укрепить мышцы бедер для настоящей работы, если не напрягаешь их в стойке ”Конь"?"
Она сделала молчаливое и анатомически невозможное предположение относительно того, где он мог бы принять Позу Лошади, и согнула колени, которые через десять минут начали дрожать, под более глубоким углом. Казалось, что ее центр тяжести смещен, и она отклонилась назад на дюйм или около того. Вот. Она должна была почувствовать, как подушечки и пятки ее ног приросли к земле, а макушка головы подвешена к веревке. Укореняйся снизу, держись сверху. Ее дыхание участилось. Веки опустились, взгляд расфокусировался на горизонте.
Подлый маленький сукин сын подождал, пока она полностью погрузится в первую позицию стиля Ян тайцзицюань, прежде чем вытащить большой пистолет. “Как долго ты собираешься ждать, прежде чем снова заговоришь с Лиамом?”
Она не могла контролировать испуг, который вызвали у нее его слова, но она могла - и сделала - сдержать свой словесный ответ. Она ничего не сказала, пытаясь вернуть душевное спокойствие, которое было у нее всего несколько мгновений назад.
“Это продолжается три месяца, Уай”, - сказал Мозес. Он выпрямился и обошел вокруг, чтобы посмотреть ей в лицо. “Слишком упрямая, не так ли? Слишком чертовски гордая, чтобы сделать первый шаг?”
Она оставалась на месте, глядя прямо перед собой, как будто могла пронзить его череп взглядом. Если бы только.
Он ждал. У него это хорошо получалось. Было шесть утра, солнечное июльское воскресное утро. Птицы пели, или гудели, или чирикали, или квакали. У подножия утеса величественно и беззаботно текла огромная река Нушагак. У Ви был шестинедельный контракт на доставку припасов на археологические раскопки в десяти милях к западу от военно-воздушной базы Чинук. Мозес вызвался отвезти Тима в его рыбацкий лагерь вверх по реке на серебряный прогон, подальше от грубой компании мальчишек, с которыми он подружился в течение учебного года. Он научится управлять рыбным колесом, солить яйца, разделывать филе и коптить лосося и, как она надеялась, поймет, как это здорово - зарабатывать собственные деньги. Лучше всего то, что он был бы вне досягаемости своей биологической матери, которая могла прилететь из Уалика и после ночи, проведенной в барах, ворваться в дом Вая и потребовать возвращения Тима, даже если в последний раз, когда он был у нее на попечении, он оказался в больнице со сломанными конечностями, синяками и кровотечением.
В целом, следующий месяц выглядел положительно безоблачным, особенно если сравнить его с предыдущими тремя годами. Она была относительно платежеспособна, довольна своей работой и семьей, и если юрист, занимавшийся усыновлением Тима, звонил слишком часто, требуя больше денег, то было лето, и перелеты были безумными. Она слышала, как при каждом взлете звенит кассовый аппарат, а при каждой посадке выдвигается кассовый ящик.
Ну и что с того, что прошло три месяца с тех пор, как она разговаривала с Лайамом Кэмпбеллом? В море водились и другие рыбы, и, в частности, в Бристольском заливе водилось чертовски много других рыб, с плавниками и без. Тихий голос, который указывал, что она позволила только Лиаму плыть вверх по ее течению и размножаться, мог и будет проигнорирован. Она была довольна. Она использовала это слово как мантру. Ей больше не нужно было ничего - или кого-либо еще - усложнять свою жизнь.
Уай осознала, что ее зубы стиснуты так сильно, что у нее заболела челюсть, и сделала сознательное усилие расслабиться.
Мозес, естественно, упорствовал в попытках высосать благополучие прямо из нее. “Ты хочешь его. Он хочет тебя”. Ее сифу фыркнул. “И уж точно, черт возьми, ты не получишь этого нигде больше”.
“Мне нужно подумать о Тиме”. В ее голосе слышалась явная резкость.
Мозес набросился. “Доверяй своим мужчинам чуть больше, Уай. Лиам взрослый мужчина, и у него есть собственный сын. Он знает, как обращаться с детьми. А что касается Тима, черт возьми, иметь рядом мужчину - одного и того же мужчину - на регулярной основе было бы для него новым опытом. Научило бы его, что все мужчины не напиваются и не бьют. Я бы подумал, что ему полезно поучиться. Конечно, это всего лишь я.”
Уай почувствовала, как ее зубы снова сжались. “Я не это имела в виду”.
“О, правда? Что именно ты имел в виду?”
У нее потеплело на шее. “Я имела в виду, что должна хорошо выглядеть в совете по усыновлению. Они смотрят на твой образ жизни, на твои привычки”.
“А”. Мозес рассудительно кивнул. “Понятно. Значит, совет по усыновлению не отдаст детей будущим родителям, у которых хватает наглости вести собственную здоровую, нормальную жизнь ”.
Тепло разлилось от ее шеи к щекам.
Брови Мозеса, густые и черные, вопросительно поднялись. “Что-нибудь можешь сказать по этому поводу? Кроме ‘Прости, что пытался наврать тебе, Шифу”?"
Она этого не сделала.
“Хорошо”, - быстро сказал он. “Вставай”.
Она неуверенно поднялась во весь свой рост, пять футов восемь дюймов; на пять дюймов выше Моисея, хотя это никогда не казалось таким уж большим преимуществом. Ее темно-русые волосы, отлившие золотом в лучах летнего солнца, выбились из конского хвоста. Благодарная за то, что у нее есть чем занять руки, она сделала бизнес, снова завязав их. После этого бежать было некуда. Она промокнула лоб рукавом и нашла убежище в работе. “У меня ранний утренний рейс, мне лучше идти”.
“Вы наговорили друг другу грубостей в мае”, - сказал Мозес ей в спину. “Обидных вещей. Особенно тебе”.
Это сделало свое дело. Она развернулась, ее лицо было искажено гневом, стыдом и виной. “Я отдала ему свое сердце, и он съел его на обед. Меня нет в меню ужина!”
Довольная тем, что, по ее мнению, было великолепным выходом, она повернулась, чтобы подняться по лестнице и войти в свой дом.
Позади себя она услышала голос Мозеса, резкий и вспыльчивый, как всегда. “Как насчет десерта?”
Хлопнувшая дверь была ему ответом.
Старик вздохнул и покачал головой. “Молодость тратится впустую на молодых”.
Он подождал, пока раздадутся голоса. Для разнообразия они этого не сделали. В основном это были настойчивые, напористые, настоящие духовные бульдозеры, преисполненные решимости сделать его легендой в свое время.
Он подошел к краю обрыва и посмотрел на пляж внизу, усеянный валунами и стволами деревьев, случайными пятидесятипятигаллоновыми бочками, странными холодильниками из пенопласта. Это было не так уж далеко, но достаточно далеко. Он мог заставить голоса замолчать навсегда. Этот вариант всегда был открыт для него, с того момента, как он впервые услышал их, когда ему было двенадцать и они заставили его сказать матери, что его отец собирается убить ее. Она, конечно, не слушала, никто никогда не слушал, но это ничуть не заставило голоса смолкнуть.
Однако они редко говорили ему что-либо прямо, и у них была заметная склонность быть одновременно настойчивыми и безапелляционными. Иногда он задавался вопросом, не приобрел ли он за семьдесят восемь лет очень насыщенной жизни достаточной мудрости, чтобы выносить собственные суждения, принимать собственные решения, оценивать, в каких неприятностях нуждается его большая семья, простирающаяся от Ньюенхэма до Нома, чтобы выпутаться из них.
Не то чтобы кто-то когда-либо выглядел счастливым, когда видел его приближение. Предвидение, открытый взгляд, который заглядывал внутрь себя, в будущее, было скорее проклятием, чем благословением. Уилилилик, Маленький Волосатый Человечек, который хватал детей и уводил их прочь, чтобы их больше никогда не видели, был более желанным гостем в деревнях, чем он сам.
Он подумал о Кассандре и снова вздохнул. Обречен вечно говорить правду и в равной степени обречен вечно не верить. Она умерла молодой. К счастью для нее. Он отступил от края утеса, от пятидесятифутового обрыва к бескрайнему пространству движущейся на юг воды. Это было не в первый раз. И не в последний.
Обходя старый, но ухоженный дом, расположенный в двадцати пяти футах от края утеса, он думал о плавающем самолете, совершающем короткий перелет к вытянутому пресноводному озеру, которое служило базой гидросамолетов Ньюенхэма. Уай был прав; это определенно был кто-то, летевший не на своем самолете. На final не было необходимости работать на полных оборотах; это ничего не дало, кроме большого шума и увеличения времени на капитальный ремонт. Черт возьми, не было никакой необходимости работать на полных оборотах после взлета, или, по крайней мере, недолго. Как только самолет окажется в воздухе, пилот должен сбросить скорость и уменьшить наклон винта. Если бы он этого не сделал, минизвуковых ударов, создаваемых кончиком пропеллера, превышающих скорость звука, было бы достаточно, чтобы задребезжали оконные стекла на милю во всех направлениях. Звук явно выдавал, что парню или девушке на "хомуте" не пришлось платить за починку собственного двигателя. Или у них было достаточно денег, чтобы не заботиться о расходах на техническое обслуживание.
Но этот пилот... Ах, вот как, этот пилот. Мозес причмокнул губами и ухмыльнулся. На двери со стороны пилота был золотой щит, сияющий позолотой. Вианет Шуинар могла воображать, что довольна своей жизнью, но она вот-вот должна была получить первоклассный тревожный звонок. Хорошо.
Тем временем он прищурился на солнце. Половина восьмого, прикинул он, плюс-минус пять минут. “Самое время выпить пива”.
Возможно, он и не в состоянии заглушить голоса, но он может и заглушит их, по крайней мере, на время.
Он услышал плач Чарли и сел, чтобы подойти к нему. Твердый предмет ударил его по лбу. “Ой! Черт!”
Лиам Кэмпбелл сидел на узкой койке, потирая голову. Когда зрение прояснилось, он вспомнил, что все еще спит на борту двадцативосьмифутового судна Bristol Bay gillnetter, видавшего лучшие десятилетия. С тех пор как перешел в "Дон Пи", он начал с тоской думать о своем офисном кресле, которое служило ему кроватью в течение первого месяца его службы в Ньюенхеме, несмотря на то, что кресло имело тенденцию выкатываться из-под него в три часа ночи. По крайней мере, потолок в его кабинете был выше, чем низкая переборка на этой чертовой яхте. И здесь не пахло старым мокрым шерстяным носком.
Боль во лбу утихла, и он вспомнил, что разбудило его: звук слез его мертвого сына. Прежде чем чувство потери смогло овладеть им и утянуть его на дно, как это случалось слишком часто за последние два года, он спустил ноги на пол и снова выругался, когда плюхнулся в воду глубиной в полдюйма. Его офис тоже не нуждался в том, чтобы каждое утро откачивали воду из трюма.
Во всем виноват Уай Шуинар. Он не был уверен почему, но если бы он дал себе немного времени, то наверняка смог бы придумать три или четыре веские причины.
Он натянул липкий на ощупь пот и протопал в кабинет начальника порта, где общественный душ, для разнообразия, был пуст. Он долго стоял под горячей водой и почувствовал себя немного лучше, когда вышел. Побрившись и надев форму, он снова почувствовал себя почти человеком. Он поправил узел галстука, разгладил линию левого лацкана и отступил назад, чтобы критически осмотреть себя настолько, насколько мог разглядеть в маленьком квадратном зеркале, висевшем над раковиной.
униформе было всего три месяца от роду, и сшита она была на заказ еще в Анкоридже. Он бы горячо отрицал, что ему нравится, как форма подчеркивает его внешность, но он надел ее, и его плечи расправились, спина напряглась, а подбородок вздернулся. Он хотел быть полицейским штата Аляска с того момента, как кто-то посетил его пятый класс в начальной школе Чугач, и ничто из того, что случилось с ним с тех пор, даже смерти в парке Денали, не изменили чувства гордости, которое он испытывал, надевая форму. Это была ткань, вот и все, смесь хлопка, шерсти и синтетических волокон, обвисший пучок синего и золотого на вешалке; но для него это было молчаливым вложением в мощь и величие закона.
Он оторвал кусочек ворса от козырька своей фуражки, натянул ее так, чтобы козырек был точно под нужным углом над глазами, и вышел на причал, чтобы встретиться лицом к лицу с Джимми Барнсом, начальником порта Ньюенхэм.
Большую часть дней Джимми выглядел так, как будто ему следовало бы носить красный костюм с большими черными ботинками, с белой бородой до пояса. Этим утром его обычно румяные круглые щеки были бледными. Рука Лайама инстинктивно опустилась на полированную рукоятку девятимиллиметрового автоматического пистолета "Смит и Вессон", висевшего в кобуре на его правом бедре. “ В чем дело, Джимми? - спросил я.
“Я получил экстренный вызов. Лодка была найдена дрейфующей у побережья примерно на полпути отсюда до Тогиака. ” Он с трудом сглотнул, словно убеждая содержимое своего желудка оставаться там, где оно было. “Экипаж из семи человек. Все мертвы”.
“Семь?”
Джимми кивнул. “Семь”.
Господи. Лиам переваривал это молча. “Кто это нашел?”
“Джейкобсоны на пристани J дрейфовали недалеко от залива Метервик. Они видели, как "Бети" вышла из Кулукака во время прилива. Они ни о чем не думали, пока он не подошел ближе. Ларри сказал, что было видно, что она не была под напряжением, а когда они подошли ближе, то увидели следы ожогов на кабине. Она тоже была низко в воде. ”
“Следы ожогов? Это было в огне?”
Джимми кивнул, выглядя больным, и Лиам понял почему. На лодке не было ничего хуже пожара. На лодке в водах Аляски, средняя температура которых составляла сорок градусов и где после двухминутного погружения наступала гипотермия, это было особенно смертельно. Некуда бежать, негде спрятаться. “Разве у них не было лодки или спасательного плота?”
Джимми кивнул. “И то, и другое. Лодка была привязана к корме, и плот не был взорван. Возможно, огонь разгорелся слишком быстро. Возможно, они все спали и умерли от вдыхания дыма ”.
“Где сейчас лодка?”
“Ларри и его отец отбуксировали его в бухту Кулукак. Он привязан к причалу в маленькой лодочной гавани ”.
“Ты можешь прилететь? Здесь есть полоса?”
Джимми кивнул. “Долгая. В паре миль от берега есть дорога к золотому руднику. Они доставляют припасы на полосу Кулукак на самолете Herc по крайней мере раз в неделю ”.
“Хорошо. Спасибо, Джимми”. Лиам низко надвинул на глаза кепку с эмблемой полиции штата Аляска на полях и направился к шеренге автомобилей, припаркованных между двумя доками, ведущими в лодочную гавань. Белый блейзер с такой же эмблемой на двери, что и его кепка, стоял в середине ряда.
Он не сразу завел двигатель. Как лучше всего было бы подойти к ней? Это не обязательно должно было быть личным; он был полицейским штата, она - пилотом, было дело, его нужно было подвезти, штат заплатил большие деньги. Довольно просто.
За исключением того, что все было непросто, когда дело касалось Вайанет Шуинар. Возможно, было бы лучше сохранить все формально. Телефонный звонок из его офиса вместо стука в ее дверь. Дверь, которую можно захлопнуть у него перед носом. Конечно, она тоже могла повесить трубку.
Он подъехал к "посту", маленькому аккуратному зданию с парковкой на заднем дворе, огороженному двенадцатифутовым сетчатым забором. Когда он приехал в Ньюенхэм той весной, на стоянке стояли седан, пикап и самосвал. Cadillac Seville был продан на аукционе в счет возмещения штрафа, наложенного на его владельца, торговавшего наркотиками, а международный пикап был выкуплен разъяренным рыбаком, который считал, что парковка в зоне для инвалидов - это его богом данное право. Лиам до сих пор не смог выяснить, кому принадлежал самосвал и почему его конфисковали. С тех пор к нему присоединился серый пикап Ford Ranger с пробегом 103 000 миль, принадлежавший некоему Гасту Тойукаку, который слишком много раз садился за руль в нетрезвом виде. Местный магистрат признал права и грузовик недействительными. Пикап должен был быть продан на аукционе позже в том же году.
Он поднялся по ступенькам и открыл дверь.
В его кресле кто-то спал. Оттенки Златовласки, хотя эта Златовласка была старше и брюнеткой. Кресло было откинуто назад, и ее ноги были скрещены на его столе. Она была в форме: темно-синие брюки с золотыми лампасами по боковым швам, светло-голубая рубашка с длинными рукавами и темно-синими клапанами на карманах, темно-синий галстук. Если он не ошибся, форма его собственной службы.
Он вошел внутрь и громко захлопнул дверь. Женщина рывком села, одним взглядом окинула Лайама и вытянулась по стойке смирно. “Рядовой Диана Принс, прибыла на службу, сэр”.
Она была почти такого же роста, как Лиам, по крайней мере шесть футов один дюйм, и это до каблуков. Каблуками она смотрела ему прямо в глаза. Все остальное соответствовало росту и весу, в избытке. У нее были ясные серые глаза с густыми ресницами, черные кудри были коротко подстрижены, а бледная кожа выглядела подверженной солнечным ожогам. У двери стояло несколько чемоданов из темно-бордовой кожи, выпирающих по бокам.
“Извините, сэр, я заночевал на озере Кларк по пути из Анкориджа и уехал довольно рано сегодня утром. Наверное, я устал, когда вернулся ”.
“Как ты вошел в дверь?”
“У мейми из диспетчерской есть ключ. Сэр”.
“Подождите, господа, я такой же солдат, как и вы”, - сказал Лиам.
Может быть, теперь. Она не произнесла этих слов вслух, но они все равно повисли в воздухе. Она знала его историю, все в порядке.
Так же хорошо. Лучше бы она знала историю, которая идет дальше, о том, как Лиама понизили с сержанта до рядового, потому что пять человек замерзли насмерть в парке Денали под его присмотром. Он не был тем солдатом, который принял решение не проверять звонок, но два солдата, которые работали непосредственно под его руководством, приняли, и чья-то голова должна была полететь, чтобы удовлетворить не совсем необоснованные призывы сообщества к крови. Итак, Лайама понизили в звании и с позором перевели в Ньюенхэм, городок с двухтысячным населением на юго-западной окраине побережья Аляски. Следующим участком суши была Сибирь, и Лиам хорошо понимал, к какому выводу следует прийти.
Потребовалось тридцать шесть часов, чтобы эта семья умерла, а полицейские не отвечали на неоднократные звонки с сообщениями об их исчезновении. Это был не самый звездный час для полицейских штата Аляска, и Лиам чувствовал себя очень хорошо на испытательном сроке в своей новой должности. Не помогло и то, что погибшие были местными жителями и что значительная часть населения Ньюенхэма и его окрестностей тоже была местной.
Все это знала бы Диана Принс, а возможно, и больше. Лиаму казалось, что последние два года его жизни были в основном на первых полосах всех ежедневных газет штата; автомобильная авария, кома Дженни, смерть Чарли, суд, второй арест пьяного водителя никем иным, как оставшимся в живых членом семьи, самим Лиамом. Смерти в Денали были пиком трех ужасных лет, о которых можно было почитать в воскресных газетах, о да, действительно.
Он взял себя в руки. “Джон Бартон ввел вас в курс дела на посту?”
“Да, сэр”.
“Это Лиам. Называй меня рядовым Кэмпбеллом в присутствии гражданских”.
“Хорошо, с- Лиам. Я Диана”.
Она улыбнулась, и это было откровением, широкий луч мощностью в тысячу ватт осветил ее глаза и превратил лицо в лицо маленькой девочки - восторженной, энергичной, оптимистичной, без всяких иллюзий, провозглашающей трогательную преданность правде, справедливости и американскому образу жизни. Она, вероятно, все еще верила в честь. Она, несомненно, была готова отдать свою жизнь за долг. “Когда ты закончила академию?” Спросил Лиам.
“В прошлом году”, - быстро ответила Диана Принс.
Как, черт возьми, ты получил постинг из семи шагов? Удивился Лиам и понял, не спрашивая. Ньюенхэм получил назначение в Буше, что означало, что назначенные туда солдаты получили семиступенчатое повышение зарплаты в знак признания того факта, что они жили и работали на задворках запределья. Из-за высокой зарплаты и из-за того, что выход на пенсию рассчитывался за последние годы вашей работы, за эти должности яростно боролись солдаты с достаточным стажем, чтобы закрепить их.
Ньюенхэм был исключением. Предыдущий первый сержант, назначенный на этот пост, публично провалил очень громкое дело, а затем ограничил свою деятельность в этом районе, оплодотворив солдата, также назначенного туда. Его следовало немедленно снять с занимаемой должности; то, что он этого не сделал, было вызвано фаворитизмом в иерархии старых добрых солдат. Коркоран продержался десять лет в Ньюенхэме, к возмущению общества и в ущерб солдатам. К тому времени, как он ушел, кислый запах от проводки был заметен даже в Джуно.
При минимальном штатном расписании на посту такого размера должны были быть первый сержант и два солдата. В течение трех месяцев с момента прибытия Лиама Лиам был им.
Нет, Ньюенхэм не был обычным семиступенчатым сливом. Никто не хотел браться за это. Более суеверные в полиции могли бы даже сказать, что попасть туда - плохая примета. Его босс, лейтенант Джон Диллинджер Бартон, начальник отдела Е и начальник Лиама как в Гленаллене, так и в Ньюенхэме, отправил Лиама в Ньюенхэм по двум причинам: во-первых, спрятать его подальше от посторонних глаз, пока последствия разгрома в Денали не ослабнут до менее токсичного уровня, и во-вторых, по словам Джона, “снять гребаную дурь с этой должности”.
И вот теперь передо мной была рядовая Диана Принс, последний экзорцист Джона, свежая, новоиспеченная, готовая выйти и стать героем. Лиам принял мысленное решение зайти в любую дверь вторым. “Как ты сюда попал?”
“Я полетел”.
“Коммерческие?”
Она покачала головой. - Я пригнал одну из новых “Сессна”.
Черт, подумал Лиам. Нет необходимости звонить Ваю сейчас. Пара часов наедине в самолете у черта на куличках способствовали личному общению. Полет ... куда это было? то убийство-самоубийство в Дот-Лейк?- так они впервые встретились. “Хорошо”, - сказал он, тоже отрываясь от этого воспоминания. Он поправил на голове кепку и сурово подавил приступ тошноты, который всегда ускорял его неохотный подъем на любую высоту над уровнем моря. “Поехали”.
“Где?” - спросила она, следуя за ним к двери.
“Kulukak.”
“Что там?”
“Тела”.
ДВОЕ
Военно-воздушная база "Чинук" находилась в сорока милях к югу от Ньюенхэма. Это была небольшая база, у которой не было никаких оправданных причин для существования после изобретения МБР и, позже, падения Берлинской стены, кроме как для демонстрации личной власти в Конгрессе старшего сенатора от Аляски. Старший сенатор пережил почти всех остальных в этом августейшем органе, за исключением Строма Термонда, и поэтому в процессе выбывания в нужный момент добился для себя места председателя Сенатского комитета по ассигнованиям. Это была уникальная позиция - бросать свинину в сторону Аляски, и старший сенатор сделал это с энтузиазмом, не имеющим себе равных с тех пор, как Хьюи Лонг привез домой бекон для Луизианы. Это сделало старшего сенатора чрезвычайно популярным среди его избирателей и гарантировало его переизбрание до тех пор, пока он не решит уйти в отставку или пока не покончит с собой, занимаясь серфингом на Гавайях, который был его главным хобби после политики. Его загар тоже великолепно смотрелся по телевизору.
Археологические раскопки проходили в десяти милях к западу от базы, откуда доносился слабый, но слышимый звук F-15, совершающих заход на посадку, - вторжение современного шума в доисторические руины. в Тулукаруке были найдены свидетельства существования человеческого жилья двухтысячелетней давности. Древние знали, что делали, подумала Уай, делая круг для посадки; поселение было построено на слиянии двух рек и трех ручьев, в которых водился лосось. Реки были Змеиной и Усталой, ручьи - Каяктак, Амакаяк и Алуяк, или Поток Королевского лосося, Горбатый ручей и Собачий ручей, виды лосося, которые текли вверх по каждому ручью и послужили причиной строительства там поселения в первую очередь.
Забеги были все еще достаточно обильными, что серебристые спинки лосося поблескивали в воде, когда Суперкаб кружил над головой. Они кружили группами от трех до дюжины, плечом к плечу, решительно направив носы вверх по течению. Вай удивлялся, почему жители деревни вообще ушли.
Но, по словам профессора Десмонда Х. Маклинна, доктора философии Аризонского университета 1969, археолога и преподавателя Университета Аляски в Фэрбенксе, они были оставлены примерно триста лет назад. Он мог бы отвезти четырехколесный велосипед на базу ВВС и доехать до места раскопок, он мог бы нанять лодку вдоль побережья и вверх по реке, но по причинам, наиболее известным профессору Десмонду Х. Маклинну, доктору философии и археологу, он предпочел летать. Взлетно-посадочная полоса на этом месте была в лучшем случае самодельной и щедро украшена валунами и кочками. Хотя "Детеныш Вая" был оснащен тундровыми шинами, утес, на котором так много лет назад стояла деревня, простирался всего на тысячу сто футов в длину, прежде чем обрывался на сорок пять футов прямо в Змеиную впадину. Змея, широкая река, которая извивалась на юго-восток серией ленивых S-образных изгибов, за эти годы поглотила свою долю лодок, самолетов и снегоуборочных машин вместе с их водителями. Перспектива погружения на несколько секунд создавалась во время критических периодов полета, таких как посадка и взлет.
Мы вывели Детеныша в финал. "Детеныш" попал в термовоздействие, и самолет слегка дернулся, но этого было достаточно, чтобы руки профессора Десмонда Х. Маклинна хлопнули по спинке ее сиденья. “Что случилось?”
Колеса "Детеныша" коснулись того, что можно было бы назвать покраской взлетно-посадочной полосы, если бы там вообще была краска или хоть какая-то настоящая взлетно-посадочная полоса, если уж на то пошло. Сквозь звук наушников было слышно учащенное дыхание профессора Десмонда Х. Маклинна. Вай не очень-то заботилась об этом напыщенном маленьком осле, но пугать его до смерти было бесполезно, и она переключила руль, как только позволила скорость, заставив "Детеныша" развернуться и остановиться в сотне футов от пропасти.
Двигатель заглох, и она открыла дверцу и вышла, чтобы помочь своему пассажиру. Его лицо было бледным, а вокруг радужки водянисто-голубых глаз виднелся белый ободок. “Вот мы и пришли, сэр”, - весело сказала она.
Маклинн был суетливым маленьким человеком лет пятидесяти, который соответствовал возрасту большинства артефактов, которые он откопал. Его лицо постоянно хмурилось от неудовлетворения, как будто при сборке кусочков головоломки прошлого единственный существенный фрагмент, на котором должна была быть построена вся картина, выпал из коробки и был потерян навсегда. Его разговоры с Уай за последний месяц полетов на раскопки и обратно состояли из одного долгого нытья: почему они должны были летать на таком маленьком самолете, почему там не было нормальной взлетно-посадочной полосы, почему у него не было электричества на стройплощадке, почему у него не было свежего молока каждый день? Свежее молоко было доступно в Ньюенхэме не каждый день, не говоря уже о Тулукаруке. Уай знала это, потому что у нее был сын, который мог выпотрошить кварту одним глотком.
Маклинн пришел в себя достаточно, чтобы взять свою сумку и, пошатываясь, направиться к большой оливково-зеленой палатке. Она была сделана из тяжелого брезента и была установлена в двадцати футах от края утеса. Дверные створки были закрыты и заперты от усиливающегося ветра. Он, должно быть, действительно чувствовал себя больным, потому что обычно направлялся прямо на раскопки, которые состояли из двух выработок площадью двенадцать квадратных футов, накрытых еще одной брезентовой палаткой-близнецом первой. Ветерок на вершине утеса был резким, и когда Маклинн развязал клапан первой палатки, ветер вырвал его у него из рук. Завязки клапанов на второй палатке выдержали, хотя ее оливково-зеленые бока вздымались вогнутыми и выпуклыми от острых ударов.Звук был немного похож на выстрел капсюльного пистолета.
Уай начал разгружать припасы Маклинна. Указанные припасы состояли, среди прочего, из четырех буханок Чудо-хлеба, по упаковке спама в каждой, измельченной пшеницы, молока быстрого приготовления с гвоздикой, печеных бобов, печенья с ореховым маслом и достаточного количества "Стерно", чтобы заправить один из C-130 в Чинуке для поисково-спасательной операции на Круглом острове. Раскопки располагались на одной из лучших рыбацких рек к югу от гор Вуд-Ривер, посреди одного из лучших районов сбора ягод в заливе. Я бы подумала, что сетка для соуса и корзинка удовлетворили бы все кулинарные требования Маклинн, но это был не ее вкус.
Спина Детеныша была пуста, а груда коробок доходила ей до пояса, когда она остановилась, чтобы потянуться и полюбоваться видом. Это было впечатляюще. Змея, вода в которой блестела на солнце, как серебряная чешуя, свернулась и свернулась обратно, проделав замысловатый путь от истока, Одного озера, до оттока, Бристольского залива. Бристольский залив, в свою очередь, простирался на двести миль от Порт-Молара на полуострове Аляска до мыса Ньюенхэм на материке. Она стояла на полуострове Нушагак, юго-западном выступе суши, который зависел от погоды, происходящей от бескрайних голубых просторов воды, простиравшихся к западу от Алеутского полуострова до Берингова пролива.