Хиллерман Тони, Картер Ник : другие произведения.

Говорящий Бог, Палачи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Новые переводы детективов.

  
  ГОВОРЯЩИЙ БОГ
  
   Тони Хиллерман
  
   Leaphorn & Chee 10
  
  
  
   Содержание
  
  
  
   | 1 | | 2 | | 3 | | 4 | | 5 | | 6 | | 7 | | 8 | | 9 | | 10 | | 11 | | 12 | | 13 | | 14 | | 15 | | 16 | | 17 | | 18 | | 19 | | 20 | | 21 | | 22 |
  
  
   Это художественное произведение. Персонажи, инциденты и диалоги являются продуктом воображения автора и не должны рассматриваться как реальные. Любое сходство с реальными событиями или людьми, живыми или мертвыми, является полностью случайным.
  
  
  
   Эта книга посвящена Делберту Кеделти, Терри Теллеру, Дэвиду Чарли, Дональду Цози и другим ученикам школы Цайле, которые рисовали Йейбичая, которые заставили меня задуматься о Говорящем Боге.
  
   А также Уиллу Цоси, Цоси Циниджинни, члену Совета племени Мелвину Бигтумб и другим, кто борется за сохранение Хаджиней-Дайнта, его руин и пиктограмм для будущих поколений.
  
   Автор благодарен Кэролайн Л. Роуз, Мартину Бёрку, Дону Ортнеру, Джо Аллин Аршамбо и другим кураторам, консерваторам и вообще хорошим людям из Смитсоновского национального музея естественной истории за то, что они терпели меня и давали мне некоторое представление. в том, что происходит за экспонатами в большом музее.
  
   Все персонажи этой книги, за исключением Бернара Сен-Жермена и Эрни Бюлова, являются плодом моего воображения. Некоторые должности более или менее реальны, но люди, которые их исполняют, вымышлены.
  
  
   Первая глава
  
  
   Через дверной проем, ведущий из кабинета секретарши в ее собственный, Кэтрин Моррис Перри сразу заметила коробку на своем столе. Она была громоздкой - около трех футов в длину и почти такой же высоты. Надпись, напечатанная на ней, гласила, что изначально в ней была микроволновая печь производства General Electric.Она была беспорядочно обмотана полосами коричневой ленты.Это была грубая коробка, несочетаемая среди бледных пастельных тонов и со вкусом оформленных артефактов стильного офиса Кэтрин Перри.
  
   "Как прошли выходные?" - спросила Марки.
  
   Кэтрин Моррис Перри повесила свой плащ на крючок, повесила на него дождевик, сняла прозрачный пластик с обуви и сказала: «Привет, Марки».
  
   "Как Вермонт?" - спросила Марки. "Там тоже влажно?"
  
   «Откуда это взялось?» - спросила Кэтрин, указывая на коробку.
  
   «Федеральный экспресс», - сказал Марки. «Я подписалась за это».
  
   "Я чего-нибудь жду?"
  
   "Не то, чтобы вы мне говорили. Как Вермонт?"
  
   «Мокро», - сказала Кэтрин. Она не хотела обсуждать Вермонт или что-либо еще, связанное с жизнью за пределами этого офиса, с Марки Бейли. Что она хотела обсудить с Марки, так это вкус. Или отсутствие вкуса. Поставить большую коричневую уродливую коробку на ее старинный стол, как это сделала Марки, было типичной проблемой. Она стояла там , некрасиво, до неприличия неуместно. Так же неуместно, как миссис Бейли была в этом офисе. Но избавиться от нее было бы почти невозможно. По правилам федеральной госслужбы, конечно, было бы очень много проблем. Юриспруденция миссис Перри не связана с кадрами, но она кое-чему научилась из за попыток избавиться от Генри Хайхока, этого назойливого консерватора из Музея естественной истории. Какое бесконечное фиаско это было.
  
   «Вам звонили», - сказал Марки. Из офиса атташе по культуре при посольстве Чили. Он хотел встречи ".
  
   «Позже», - сказала Кэтрин Моррис Перри. «Я позвоню ему позже». Она знала, в чем может заключаться эта проблема. Еще одна проблема с индейцами. Генерал Что-то или другое хочет вернуть артефакты. Он утверждал, что его прадед только одолжил их какому-то крупному дельцу в United Fruit. , и тот не имел права отдавать их Смитсоновскому институту, а они были национальным достоянием и должны быть возвращены. Инки, как она вспомнила. Золото, конечно. Золотые маски, инкрустированные драгоценностями, и генерал, вероятно, решил, что это были бы личные сокровища генерала, если бы он мог заполучить их.И, видя, что он не означал для нее огромного объема работы, исследования документов и международного права, над которым она должна немедленно приступить.
  
   Но на столе стояла коробка. Оно было адресовано ей как «пресс-секретарю музея». Кэтрин Моррис Перри не любила, чтобы к ней обращались как к «пресс-секретарю». То, что к ней так обращались, вероятно, связано с заявлением, которое она дала газете «Вашингтон Пост» о музейной политике. Все это было более или менее случайностью.
  
  Репортер обратился к ней только потому, что кто-то заболел в офисе по связям с общественностью, а кто-то еще не стоял за своим столом, и тот, кто отвечал за звонок, решил, что с ним должен разобраться юрист. Это снова обеспокоило Генри Хайхока, по крайней мере косвенно. Это касалось проблемы, которую он создавал по поводу возвращения останков скелетов аборигенов. И «Пост» позвонила и неправильно определила ее как представителя и процитировала ее, хотя им следовало процитировать совет директоров музея. В конце концов, политика в отношении скелетов была официальной политикой правления. И разумная политика.
  
   Заказ на доставку Federal Express, прикрепленный к коробке, был правильным, за исключением ошибочного названия. Она была «временным помощником юрисконсульта по связям с общественностью», предоставленным Министерством внутренних дел. Она села и быстро пролистала оставшуюся почту. Ничего особенного. Вероятно, это было приглашение от Национальной балетной гильдии на предстоящий сбор средств. Что-то от Американского союза гражданских свобод. Записка директора музея, рассказывающая ей, почему он не мог рассмотреть жалобу персонала, как того требует закон. Еще одно письмо, касающееся страховки заимствованных вещей, которые будут открыты в следующем месяце, и три письма, которые, похоже, были получены из частных внешних источников, неизвестных.
  
   Кэтрин Моррис Перри отложила все конверты в сторону нераспечатанными, посмотрела на коробку и поморщилась. Она открыла ящик стола и достала открывалку для писем. Затем она позвонила миссис Бейли.
  
   "Да" мэм.
  
   «Миссис Бейли. Когда такие пакеты приходят, не приносите их и не кладите на мой стол. Откройте их и вытащите содержимое ".
  
   «Хорошо», - сказала миссис Бейли. «Я открою его сейчас. Это тяжелая вещь, - она ​​помолчала. Патерсон всегда хотела, чтобы вся почта была у нее на столе ".
  
   «Я открою его, - сказала Кэтрин. - С этого момента я имела в виду. А миссис Патерсон в отпуске. Теперь она не отвечает ».
  
   «Хорошо», - сказала миссис Бейли. «Вы заметили телефонные сообщения? Два из них? Там, на вашем столе?»
  
   «Нет», - сказала Кэтрин. Вероятно, они были под коробкой.
  
   «Позвонил доктор Хеберт и просто сказал, что хочет поздравить вас с тем, как вы справились со скелетом. С тем, что вы сказали в« Пост ».
  
   Свободной рукой Кэтрин Перри разрезала ленту ножом для писем. Она думала, что эта коробка, вероятно, была результатом той истории в «Вашингтон Пост». Каждый раз, когда о музее попадали в новостях, он напоминал тысячам старушек о вещах на чердаке, которые следует сохранить для потомков. Поскольку ее цитировали, один из них прислал ей этот мусор по имени. Что бы это могло быть? Старая пыльная маслобойка? Набор семейных альбомов?
  
   «Другая была кем-то из отдела антропологии. Я записала ее имя на листке. Хочу, чтобы вы позвонили. Сказал, что это про индейцев, желающих вернуть свои скелеты».
  
   «Верно», - сказала Кэтрин. Она открыла верхние откидные створки. Под ними был экземпляр «Вашингтон Пост», сложенный так, чтобы показать цитировавшую ее статью. Часть его была обведена черным.
  
   музей предлагает компромисс в споре о старых костях
   ===================================================
   Заголовок раздражал Екатерину. Компромисса не было. Она просто изложила политику музея. Если индейское племя хочет вернуть кости предков, ему достаточно лишь попросить их и предоставить приемлемые доказательства того, что эти кости действительно были взяты из могильника этого племени. Аргумент был нелепым и унизительным. На самом деле, даже иметь дело с этим человеком из Хайхока было унизительно. Он и его Общество Пахо. Подчиненный музей и организация, которая, насколько всем было известно, существовала только в его воображении. И только для того, чтобы создавать проблемы. Она взглянула на обведенный абзац.
  
   Г-жа Кэтрин Перри, поверенный музея и его представитель по этому вопросу, сказала, что требование Общества Пахо о перезахоронении всей коллекции музея, состоящей из более чем 18 000 скелетов коренных американцев, «просто невозможно в свете цели музея ".
  
   «Она сказала, что музей - это исследовательское учреждение, а также галерея для всеобщего обозрения, и что музейная коллекция древних человеческих костей является потенциально важным источником антропологической информации. Она сказала, что предложение г-на Хайхока о том, чтобы музей сделал гипсовые слепки скелетов и перезахоронил оригиналы, нецелесообразно «как из-за исследовательских нужд, так и из-за того, что публика имеет право ожидать подлинности, а не показывать простые репродукции». "
  
   Подчеркнута оговорка «право ожидать подлинности». Кэтрин Моррис Перри нахмурилась, чувствуя критику. Она взяла газету. Под ним, поверх листа коричневой оберточной бумаги, лежал конверт. На нем было аккуратно написано ее имя. Она открыла его и вытащила единственный лист бумаги для печати. Пока она читала, ее свободная рука
  
   отрывала слой оберточной бумаги, отделявшего конверт от содержимого коробки.
  
   Уважаемая миссис Перри!
  
   Вы не будете хоронить кости наших предков, потому что вы говорите, что публика имеет право ожидать подлинности в музее, когда дело касается скелетов.
  
   Поэтому посылаю вам пару подлинных скелетов предков. Я пошел на кладбище в лесу за епископальной церковью Святого Луки. Я использовал аутентичные антропологические методы, чтобы определить местонахождение захоронений аутентичных белых англоязычных людей.
  
   Пальцы миссис Моррис Перри были теперь под оберточной бумагой, чувствуя грязь, ощущая гладкие, холодные поверхности. Бейли! - сказала она. Бейли! »Но ее взгляд переместился на конец письма. Оно было подписано.
  
   «Генри Хайхок из народа горькой воды».
  
   "Что?" - крикнула миссис Бейли. "Что это такое?"
  
   -и чтобы убедиться, что они будут совершенно подлинными, я выбрал двух, личности которых вы можете лично подтвердить. Я прошу вас принять эти два скелета для подлинного показа вашим клиентам и освободить кости двух моих предков, чтобы они могли быть возвращены на их законное место на Матери-Земле. Имена этих двух подлинных-
  
   Рядом с ней стояла миссис Бейли. «Милая, - сказала она. «Что случилось?» - миссис Бейли помолчала. «В этом ящике есть кости, - сказала она. - И все это грязно».
  
   Миссис Моррис Перри положила письмо на стол и заглянула в ящик. Из-под груды чего-то, похожего на кости рук и ног, на нее смотрела единственная пустая глазница. Она заметила, что миссис Бейли взяла письмо. Она заметила грязь. На полированной столешнице рассыпались некрасивые влажные комья.
  
   «Боже мой, - сказала миссис Бейли. - Джон Нелдин Бургойн. Джейн Бургойн. Не те… Разве это не ваши бабушка и дедушка?
  
  
   Глава вторая
  
   В прошлый четверг августа врач, лечащий Агнес Цози в больнице Службы общественного здравоохранения в Форт-Дефайансе, сказал ей, что она умирает, и он ничего не может с этим поделать.
  
   «Я знала это», - сказала Агнес Цози. И она улыбнулась ему, похлопала его по руке и попросила его позвонить в капитул в Нижнем Гризвуде и оставить там известие, чтобы ее семья приехала и забрала ее.
  
   «Я не смогу вас отпустить, - сказал доктор. - Мы должны держать вас на приеме лекарств, чтобы контролировать боль, и это нужно контролировать. Ты не сможешь вернуться домой. Еще нет."
  
   «Никогда», - сказала Агнес Цози, все еще улыбаясь. «Но вы все равно оставите сообщение для меня. И не расстраивайтесь по этому поводу. Рожденный для воды сказал Убийце монстров оставить Смерть в живых, чтобы избавиться от таких стариков, как я. Мы должны освободить место для новорожденных ".
  
   Агнес Цози вернулась домой из больницы Форт-Дефианс в последний понедельник августа, преодолев возражения своего врача и сотрудников больницы силой пресловутой силы воли Агнес Цози.
  
   В той части резервации навахо к западу от горного хребта Чуска и к северу от Раскрашенной пустыни почти все знали об Агнес Цози. Старуха Цоси дважды служила в нижнем ордене Гризвуда в Совете племени навахо. National Geographic использовал ее фотографию в статье о навахо. Ее железная воля во многом была связана с запуском племенных программ по бурению колодцев и обеспечению водой в каждом доме, где транспортировка питьевой воды была проблемой. Ее упорная мудрость была важна в течение многих лет среди членов ее клана, Народа Горькой Воды. На Bitter Water Dinee она установила свои жесткие правила мира. Однажды она в течение одиннадцати дней проводила собрание двух семей Горькой Воды, пока из-за голода и изнеможения они не уладили вражду за права пастбищ, которая мучила их сотню лет.
  
   «Слишком много людей выходит из этих больниц belagaana(белых) мертвыми, - сказала своему врачу Агнес Цози. «Я хочу выйти живой». И никого не удивило, что она это сделала. Она вышла гулять, ей помогали дочь и муж. Она села на переднее сиденье пикапа своей дочери и, как всегда, шутила, полная дразнилок и забавных историй о поведении в больнице. Но во время долгой поездки по полынным равнинам в сторону Лоуэр-Гризвуда смех утих. Она тяжело оперлась на нее. дверь пикапа, и ее лицо было серым от болезни.
  
   Ее зять ждал у ее хогана. Его звали Ролли Йеллоу и Агнес Цози, которая нравилась почти всем, очень любила Жёлтого. Они сумели обойти табу навахо, согласно которому зятья должны избегать свекрови. Агнес Цози решила, что эта роль относится только к свекрови с плохими зятьями. Другими словами, это относилось к людям, которые не могли поладить. Агнес Цози и Желтый прекрасно ладили в течение тридцати лет, и теперь именно Желтый помог зайти ее в свой летний хоган.
  
   Там она спала беспокойно весь день и всю ночь.
  
   На следующее утро Ролли Йеллоу проделал долгую ухабистую поездку по холму к зданию Лоуэр-Гризвуда и позвонил по телефону. Он позвонил в филиал «Многие фермы» и сообщил, что нужна Нэнси Ябенни.
  
   Нэнси Ябенни была клерком-машинисткой в ​​офисе компании Navajo Timber Industries и наблюдателем за кристаллами - одной из категорий шаманов навахо, которые специализируются на ответах на трудные вопросы, поиске пропавших без вести, выявлении ведьм и диагностике болезней, чтобы может быть организована соответствующая церемония лечения.
  
   Нэнси Ябенни приехала в четверг днем ​​на синем пикапе Dodge Ram. Это была полная женщина средних лет в желтом брючном костюме, который подходил ей лучше, когда она была стройнее. В портфеле она несла свой кристалл, сверток с четырьмя горами и другие атрибуты своей профессии. Она поставила кухонный стул в тени рядом с кроватью Агнес Цози. Желтый переместил кровать из хогана в кустарник, чтобы Агнес Цози могла наблюдать, как грозовые облака образуются и уносятся над холмами Хопи. Ябенни и старушка Цози говорила больше часа.Затем Нэнси Ябенни разложила свой кристалл на земле, вынула из сумочки свой сосуд с священными вещами и извлекла из него рецептурный флакон, наполненный кукурузной пыльцой. Она посыпала кристалл им, запела предписанную песню благословения, держал ее так, чтобы свет с неба освещал ее, и смотрел в нее.
  
   «А», - сказала она и взяла кристалл, чтобы Агнес Цози могла видеть то, что видела.
  
   Затем она спросила Агнес Цози об увиденном.
  
   На закате Нэнси Ябенни вышла из кустарной беседки. Она поговорила с мужем и дочерью Цози, а также с Ролли Йеллоу. Она сказала им, что Агнес Цози нужен Yeibichai, чтобы вернуть гармонию и красоту.
  
   Ролли Желтый наполовину ожидал этого, но все же это был удар. Белые люди называют его Ночным Пением, но церемония была названа в честь его главного участника - Ейбичаи, великого Говорящего Бога метафизики навахо. Как дед по материнской линии всех других богов, он часто выступает в качестве их представителя. Это дорогостоящая церемония, состоящая из девяти дней и ночей кормления публики членов клана и друзей, а также обеспечения знахаря, его помощников и целых трех команд танцоров йеи. Но гораздо хуже, чем расходы, по мнению Ролли Йеллоу, было то, что сказанное им Ябенни означало, что доктор белагана, вероятно, прав. Агнес Цози была очень-очень больна. Независимо от стоимости, ему нужно будет найти певца, который умел бы исполнять «Ночное пение». Не многие бы это сделали. Но было время. Ейбичай можно совершать только после первых заморозков, после того, как змеи впали в спячку, только в сезон, когда спит гром.
  
  
   Третья глава
  
  
   Я слышал, вы решили не уходить, - сказал Джей Кеннеди. - Верно?
  
   «Более или менее», - сказал лейтенант Джо Липхорн.
  
   «Рад это слышать. Насколько ты занят?»
  
   Лиафорн заколебался, его глаза скользнули по стопке бумаг на столе, его разум проанализировал тон голоса Кеннеди по телефону.
  
   «Ничего необычного, - сказал он.
  
   "Вы слышали об этом теле к востоку от Гэллапа?"
  
   «Я кое-что слышал», - сказал Лиафорн, - что означало отчет из вторых рук о том, что было подслушано радио-диспетчером внизу. Достаточно, чтобы знать, что это не обычная находка тела.
  
   «Возможно, это не дело Бюро», - сказал Кеннеди. «За исключением технически. Но это интересно».
  
   Кеннеди так выразился, что думает, что скоро это станет его делом. Кеннеди был сотрудником Федерального бюро расследований района Гэллапа и был другом Липхорна достаточно давно, так что больше не приходилось говорить точно такие вещи.
  
   «Как я слышал, они нашли его у железной дороги», - сказал Лиафорн. «Это было бы без оговорки. Это тоже не наше дело».
  
   «Нет, но может быть», - сказал Кеннеди.
  
   Лиафорн ждал объяснений. Никто не пришел.
  
   "Как?" он спросил. "И это убийство?"
  
   «Пока не знаю причину смерти, - сказал Кеннеди. - И у нас нет опознания. Но похоже, что между этой птицей и навахо есть какая-то связь. - Он сделал паузу. - Была записка. Ну, не совсем записка ".
  
   "Что интересного?" Это оно?"
  
   "Что ж, это странно. Но меня интересует, как тело появилось там, где оно есть ».
  
   Лицо Лиафорна слегка расслабилось в чем-то похожем на улыбку. Он посмотрел на работу на столе. Через окно своего офиса на втором этаже в здании полиции племени навахо он увидел пухлые белые осенние облака над песчаником, открывающим вид на Скалу, ее название. Прекрасное утро. За столом, сквозь стекло, мир был прохладным, чистым и приятным.
  
   "Лиафорн. Ты все еще здесь?"
  
   "Вы хотите, чтобы я поискал следы? Это все?"
  
   «Предполагается, что у вас это хорошо получается, - сказал Кеннеди. - Это то, что вы всегда нам говорите».
  
   «Хорошо, - сказал Лиафорн. «Покажи мне, где это».
  
   Тело находилось под укрывными ветвями зарослей чамисы, защищенными от косого утреннего солнца прилегающим кустарником. С того места, где он стоял на гравии железнодорожной насыпи, Лиафорн мог видеть подошвы двух ботинок с направленными вверх острыми пальцами ног, две темно-серые штанины, белую рубашку, галстук, пиджак, все еще застегнутый на пуговицы, и землю. "S-образным взглядом бледное узкое лицо со странно выпуклыми щеками. В данных обстоятельствах труп казался на удивление аккуратным.
  
   «Красиво и аккуратно, - сказал Лиафорн.
  
   Старший шериф Делберт Бака думал, что имел в виду место преступления. Он кивнул.
  
   «Просто удача», - сказал он. «Парень, управляющий грузовым паровозом здесь, случайно заметил его. Поезд катился, поэтому он не мог слезть и вытоптать все вокруг. Джексон здесь ... "Бака кивнул пухленькому молодому человеку в форме заместителя шерифа округа Мак-Кинли, стоявшему на рельсах", - он проезжал мимо по межштатной автомагистрали. движение в четверти мили к западу. «Он выбрался сюда раньше, чем полиция штата смогла все испортить».
  
   «Тогда никто не двигал тело?» - спросил Лиафорн. - «А как насчет записки, которую вы упомянули? Как вы это узнали? "
  
   «Здесь Бака проверил свои карманы в поисках документов, - сказал Кеннеди. «Сунул руку под него, чтобы проверить карманы на бедрах. Он не нашел бумажника или чего-то еще, но нашел это в кармане носового платка его пальто». Кеннеди протянул небольшой сложенный квадратик желтой бумаги. Лиафорн взял его.
  
   "Вы не знаете, кто он?"
  
   «Не знаю, - сказал Кеннеди. - Бумажник отсутствует. В его карманах не было ничего, кроме мелочи, шариковой ручки, пары ключей и носового платка. А еще в кармане его пальто была записка ".
  
   Лиафорн развернул записку.
  
   «Вы бы и не подумали заглянуть в карман пальто, если бы лишили кого-то удостоверения личности, - сказал Бака. - Во всяком случае, я думаю, именно это и происходило».
  
   Записка была написана чем-то вроде шариковой ручки с очень тонким острием. Там говорилось: «Yeabechay? Yeibeshay? Agnes Tsosie (правильно). Должно быть недалеко от Windowrock, Аризона».
  
   Лиафорн перевернул квадрат. Сверху было напечатано «Stic Up» - торговая марка производителя блокнотов, листки из которых наклеиваются на доски объявлений.
  
   "Знаю ее?" - спросил Кеннеди. «Агнес Цози. Мне это кажется знакомым».
  
   «Цоси знакома Кеннеди в Бостоне», - сказал Лиапхорн. Он нахмурился. Он действительно знал одну Агнес Цози. Совсем недавно Пожилая женщина, которая когда-то служила в совете племени. Нижний район Гризвуд, если он правильно помнил. Хорошая женщина, но, вероятно, уже мертва. И, должно быть, в резервации есть и другие Агнес Цоси. Агнес было обычным именем, и их было тысяча. хотя найди ее. Мы можем легко, если она связана с Yeibichai. Их уже не так много ".
  
   «Это церемония, которую они называют« Ночное пение », не так ли?» - спросил Кеннеди.
  
   «Или Nightway», - сказал Лиафорн.
  
   «Тот, который длится девять дней», - сказал Кеннеди. "А у них есть танцоры в масках?"
  
   «Вот и все, - сказал Лиафорн. Но кто был этот человек в остроконечных туфлях, который, казалось, знал Агнес Цози? Лиафорн прошел мимо конечностей чамисы, осторожно поставив ноги, чтобы стереть все, что еще не стерто в поисках Баки в карманах жертвы. Он присел на корточки, поставив ягодицы на пятки, кряхтя от боли в коленях. Он подумал, что ему следует больше заниматься спортом. Это была привычка, от которой он отказался после смерти Эммы. Они всегда гуляли вместе - почти каждый вечер, когда он возвращался из офиса. Ходили, говорили. Но не сейчас-
  
   У жертвы не было зубов. Его лицо, хотя и было узким, имело вид с вогнутым подбородком беззубого старика. Но этот человек был не особенно стар. Возможно, за шестьдесят. И не из тех, чтобы быть беззубым. Его костюм, иссиня-черный с почти микроскопической серой полосой, выглядел старомодно, но дорого, одеяние этого социального класса с учетом времени и денег, чтобы зубы крепко держались в челюстях. С такого близкого расстояния Лиафорн заметил, что пиджак имел крошечную заплатку у средней пуговицы, а узкий лацкан выглядел изношенным. Рубашка тоже выглядела изношенной. Но дорогое. широкое золотое кольцо на безымянном пальце левой руки. Да и само лицо было изящное.
  
  Лиафорн работал с белыми людьми почти сорок лет, и Лиафорн изучал лица. Лицо этого человека было смуглым - даже с бледностью смерти, - но это было аристократическое лицо. Узкий высокомерный нос, тонкий костяк, высокий лоб.
  
   Лиафорн изменил свое положение и осмотрел туфли жертвы. Кожа была дорогой, и под тонкой пленкой дневной пыли она светилась полировкой. Туфли ручной работы, предположил Лиафорн. Но сделанные давным-давно. А теперь каблуки изношены, а одну подошву заменил сапожник.
  
   "Вы заметили зубы?" - спросил Кеннеди.
  
   «Я заметил их отсутствие», - сказал Лиафорн. "Кто-нибудь нашел набор вставных зубов?"
  
   «Нет», - сказал Бака. «Но на самом деле никто не смотрел. Еще нет. Мне казалось, что первым делом нужно подумать, как этот парень сюда попал».
  
   Липхорн поймал себя на мысли, что из офиса шерифа позвонили в ФБР. Почувствовал ли Бака что-то в смерти этого опрятного человека, что наводит на мысль о федеральном преступлении? Он огляделся. Тропа шла бесконечно на восток, бесконечно на запад - главная магистраль Санта-Фе. Линия от Среднего Запада до Калифорнии. На севере - валы из красного песчаника Лянбито Меса; на юге - холмы пиньон, которые поднимались к Месе Зуни и горам Зуни. А прямо напротив оживленных переулков межштатной автомагистрали 40 находился форт Уингейт. Старый форт Уингейт, где армия США хранила боеприпасы со времен испано-американской войны.
  
   «Как он сюда попал? Вот в чем вопрос, - сказал Кеннеди. - Его не выбросило из Амтрака, это очевидно. Он не похож на тех, кто едет на грузовом автомобиле. Так что я полагаю, что, вероятно, кто-то принес его сюда. Но какого черта кто-то мог это сделать?
  
   "Может ли это иметь какое-либо отношение к форту Вингейт?" - спросил Лиафорн. Примерно в полумиле вверх по главной линии он мог видеть запасной путь, уходящий в сторону военной базы.
  
   Бака засмеялся и пожал плечами.
  
   Кеннеди сказал. "Кто знает?"
  
   «Я слышал, что они собирались закрыть это заведение», - сказал Лиафорн. «Оно устарело».
  
   «Я тоже это слышал», - сказал Кеннеди. "Думаешь, сможешь найти какие-нибудь следы?"
  
   Лиафорн попробовал. Он прошел по насыпи около двадцати шагов и начал круг через шалфей, змеечник и чамису. Почва здесь была типичной для равнинной полыни: рыхлая, легкая, с достаточно мелкими частицами калиши, чтобы образовалась корка. Около недели назад над этим районом прошел ранний осенний дождь, что упростило отслеживание. Лиафорн повернул обратно к набережной, не обнаружив ничего, кроме следов, оставленных грызунами, ящерицами и змеями, и был уверен, что искать было нечего. Он прошел еще дюжину ярдов по дорожке и начал еще один, более широкий круг. Опять же, он не нашел ничего, что было бы не слишком старым или вызвано животным. Затем он медленно провел кистью по всему телу,опустив глаза.
  
   Кеннеди, Бака и Джексон ждали его на насыпи над телом. Позади него, далеко по дороге, припарковалась скорая помощь с белым седаном позади - машина, которую использовал патологоанатом из больницы Службы общественного здравоохранения в Гэллапе. Лиафорн поморщился. Он покачал головой.
  
   «Ничего», - сказал он. «Если кто-то пронес его с этой стороны, они принесли его с дороги».
  
   «Или внизу с дороги», - сказал Бака, ухмыляясь.
  
   "Что ты искал?" - спросил Кеннеди. «Помимо следов».
  
   «Ничего особенного», - сказал Лиафорн. «Вы на самом деле ничего особенного не ищете. Если вы сделаете это, вы не увидите того, чего не ищете ».
  
   "Так ты думаешь, его привезли с дороги?" Кеннеди сказал.
  
   «Не знаю, - сказал Лиафорн, - зачем кому-то это делать? Это тяжелая работа. И риск быть увиденным, пока вы это делаете. Почему эта полынь лучше любой другой? "
  
   «Может быть, они вытащили его с другой стороны», - сказал Кеннеди.
  
   Лиафорн смотрел через рельсы. Дороги туда тоже не было. "Как насчет того, чтобы снять его с поезда?"
  
   «Амтрак здесь движется со скоростью шестьдесят пять миль в час», - сказал Кеннеди. «Не начинает замедляться для Гэллапа на мили». Я не представляю этого человека в грузовике, да и здесь они не останавливаются. Я все это уточнял у железной дороги ".
  
   Затем они стояли над человеком в остроконечных туфлях, и им нечего было сказать в присутствии смерти. Бригада скорой помощи спустилась по рельсам с носилками, за ними следовал патологоанатом с сумкой. Это был невысокий молодой человек со светлыми усами. Лиафорн не узнал его и не представился.
  
   Он присел рядом с телом, проверил кожу на шее, проверил жесткость запястий, согнул суставы пальцев, заглянул в беззубый рот.
  
   Он взглянул на Кеннеди. "Как он сюда попал?"
  
  Кеннеди пожал плечами.
  
   Врач расстегнул пиджак и рубашку, подтянул майку, осмотрел грудь и живот. «Нигде крови нет. Ничего». «Он расстегнул ремень, расстегнул ширинку, пощупал.« Вы, ребята, знаете, что его убило? »- он никого конкретно не спросил.
  
   "Что?" - сказал Бака. "Что убило его?"
  
   «Черт, я не знаю», - сказал доктор, все еще глядя на тело, - «Я только что приехал. Я спрашивал тебя ".
  
   Он встал, отступил на шаг. «Положите его на носилки», - приказал он. "Лицом вниз."
  
   Лицом вниз на носилках мужчина в остроконечных туфлях выглядел еще меньше. Спина его темного костюма была засыпана серой пылью, его достоинство уменьшилось. Врач провел руками по телу, вверх по позвоночнику, пощупал затылок, массировал шею.
  
   «Ах, - сказал он. "Мы здесь."
  
   Доктор разделил волосы на затылке мужчины в том месте, где позвоночник соединяется с черепом. Лифорн заметил, что волосы были спутанными и жесткими. Врач откинулся на спинку кресла, глядя на них и счастливо улыбаясь. ? "
  
   Лиафорн видел очень мало - только небольшое место, где шея превратилась в череп и где, казалось, была чернота застывшей крови.
  
   "Что я вижу?" - спросил Кеннеди раздраженно. «Я ни черта не вижу».
  
   Патологоанатом встал, отряхнул руки и посмотрел на человека в остроконечных туфлях.
  
   «Вы видите, что кто-то, умеющий пользоваться ножом, может быстро кого-нибудь убить», - сказал он. «Как молния. Ты воткни ее в маленькую щель между первым позвонком и основанием черепа. Перережь спинной мозг». Он усмехнулся.
  
   "Что случилось?" - спросил Кеннеди. "Как давно?"
  
   «Похоже на это», - сказал доктор. «Я бы сказал, что это было, наверное, вчера. Но мы сделаем вскрытие. Тогда вы получите ответ ".
  
   «Один ответ», - сказал Кеннеди. «Или два. Как и когда. Остается кто».
  
   «И почему, - подумал Лиафорн. Почему всегда был вопрос, который лежал в основе вещей. Это был ответ, который всегда искал Джо Липхорн. Почему у этого человека - явно не навахо - на записке в кармане было написано имя женщины навахо? И неправильно написанное название «церемониала» навахо? Ейбичай. Это был церемониал, в котором на самом деле появлялись великие мистические, мифические, магические духи, сформировавшие культуру навахо и создавшие свои первые четыре клана, персонифицированные в масках, которые носили танцоры. Был ли убитый человек направлявшимся к Ейбичай? На самом деле, этого не могло быть. Было слишком рано. Ейбичай был зимним церемониалом. Его можно было проводить только после того, как змеи впали в спячку, только в сезон Когда спит гром ... Но зачем еще ему записка?
  
   Лиафорн задумался и не нашел возможных ответов. Он найдет Агнес Цози и спросит ее.
  
   Вспомнившаяся Агнес Цози Липхорн оказалась, по всей видимости, правильной. По крайней мере, когда Лиафорн спросил о ней, поскольку первым шагом в том, что, как он опасался, будет долгая охота, он узнал, что семья планировала для нее церемонию Ейбичая. Он провел несколько часов, задавая вопросы по телефону, и решил, что ему повезло. Похоже, что на данный момент запланировано только три великих церемонии «Ночного пения». Один из них будет проводиться на Ярмарке народов навахо в Window Rock для человека по имени Роанхорс, а другой запланирован на декабрь возле Burnt Water для кого-то из семьи Горман. Это оставило Агнес Цози из Нижнего Гризвуда как единственную возможность.
  
   Дорога из офиса Лиафорна в Окно-Рок в Лоуэр-Гризвуд привела его на запад, через леса пондероза плато Дефайанс, через холмы пиньон-можжевельник, окружающие Ганадо, а затем на юго-восток, в заросший полынью пейзаж, уходящий в Раскрашенную пустыню. В школе-интернате Лоуэр-Гризвуд те дети, которые жили достаточно близко, чтобы учиться на дневном отделении, забирались в автобус, чтобы ехать домой. Липхорн спросил водителя, где найти дом Агнес Цози.
  
   «Двенадцать миль до перекрестка к северу от Бета-Хочи», - сказал водитель. «А затем вы поворачиваете обратно на юг в сторону Белого Конуса примерно на две мили и едете по грунтовой дороге мимо торгового поста На-А-Ти, и примерно в трех-четырех милях от нее, справа от вас, есть дорога, ведущая к оборотная сторона Tesihim Butte. Это дорога, которая ведет к дому старушки Цози. Может быть, около двух миль ".
  
   "Дорога?" - спросил Лиафорн.
  
   Водителем была стройная молодая женщина лет тридцати. Она точно знала, что имел в виду Лиафорн. Она ухмыльнулась.
  
   «Ну, вообще-то, это две колеи через луг. Но найти легко. Там, прямо на вершине склона, цветет большая куча астр ".
  
   Перекресток пути к месту Цози найти было несложно. Астры цвели везде
  
   по грунтовой дороге мимо торгового поста На-А-Ти, но место, где колеи уходили от дороги, также было отмечено столбиком, о котором водитель автобуса не упомянула. На столбе застрял старый багажник, что свидетельствовало о том, что кто-то будет дома. Лиафорн включил пониженную передачу и повернул вниз по колеям. Он чувствовал себя прекрасно. Все, что касалось этого дела, связанного с изучением того, почему у мертвого человека было имя Агнес Цози в кармане, работало хорошо.
  
   «Я понятия не имею, кто это мог быть», - сказала Агнес Цози. Она полулежала, худощавая, седая, опираясь подушками на металлическую кровать под кустарниковой беседкой рядом с ее домом, и держала в руках фотографию этого человека на полароиде. с острыми туфлями. Она протянула его Джолин Йеллоу, стоявшей возле дивана. «Дочь, ты знаешь этого человека?»
  
   Джолин Йеллоу изучила фотографию, покачала головой и вернула отпечаток Липхорну. Он слишком долго занимался этим делом, чтобы выказывать разочарование.
  
   «Есть идеи, почему какой-то незнакомец может прийти сюда к твоему Ейбичаю?»
  
   "Нет." Она покачала головой. «Не этот незнакомец».
  
   Только не этот незнакомец. Лиафорн подумал об этом. Агнес Цози объяснит вовремя. Теперь она смотрела в сторону, на пологий склон, уходивший от Тесихим Бьютт, а затем постепенно поднимающийся к резким темным очертаниям Ниппл Бьютт на западе. Шалфей был серым и серебристым от осени, вечернее солнце окутывало его косыми тенями, и всюду был желтый цвет цветущих змей и пурпур астр. «Красота перед ней», - подумал Лиафорн. Красота вокруг нее.
  
   Но на лице Агнес Цози не было никаких признаков того, что она наслаждается красотой. Оно выглядело напряженным и больным.
  
   «У нас есть письмо, - сказала Агнес Цози. «Это в хогане», - она ​​взглянула на Джолин Йеллоу, - «Моя дочь достанет его, чтобы ты посмотрел».
  
   Письмо было напечатано на стандартной высокосортной бумаге.
  
   13 сентября. Уважаемая госпожа Цози!
  
   Я прочитал о вас в старом выпуске National Geographic - в том, в котором был длинный рассказ о навахо. В нем говорилось, что вы были членом клана Горькой Воды, который также был кланом моей бабушки, и я заметил по вашей фотографии, которая у них была, что вы двое похожи. Я пишу вам, потому что хочу попросить об одолжении.
  
   Я на четверть навахо по крови. Моя бабушка сказала мне, что она вся навахо, но вышла замуж за белого человека, как и моя мать. Но я чувствую себя навахо и хотел бы посмотреть, что можно сделать, чтобы официально стать членом этого племени. Я также хотел бы приехать в Аризону и поговорить с вами о моей семье. Я помню, что моя бабушка сказала мне, что она сама была внучкой Ганадо Мучо и что она родилась в семье Горьких Вод, и что клан ее отца был Народом Потоков, Сошедшимся вместе.
  
   Пожалуйста, дайте мне знать, могу ли я приехать и навестить вас и что-нибудь, что вы можете мне рассказать о том, как я мог стать бы навахо.
  
   С уважением,
  
  
  
   Генри Хайхок
  
   Я прилагаю конверт с обратным адресом и маркой.
  
   Лиафорн перечитал письмо, пытаясь связать эти слова, эту странную просьбу с надменным лицом человека в остроконечных туфлях.
  
   "Вы ответили на это?"
  
   «Я сказала ему прийти», - сказала Агнес Цози. Она вздохнула, переместилась, поморщилась.
  
   Лиафорн ждал.
  
   «Я сказал ему, что после первых заморозков для меня будет йейбичай. Вероятно, в конце ноября. Это будет когда приехать. Там будут другие люди Горькой Воды, с которыми он сможет поговорить. Я сказал, что он может поговорить с хатаали. Кто поет. Может быть, ему было бы уместно посмотреть сквозь маску и получить посвящение, как они делают с мальчиками в последнюю ночь пения. Я сказал, что не знаю об этом. Ему придется спросить об этом хатаалий. А потом он может пойти в Window Rock и посмотреть, сможет ли он попасть на племенные встречи. Он мог узнать от людей там, какие доказательства ему понадобятся ".
  
   Лиафорн ждал. Но Агнес Цози сказала то, что должна была сказать.
  
   "Он ответил на ваше письмо?"
  
   «Еще нет», - сказала она. «Или, может быть, он это сделал, и его письмо находится в Бета Хочи. Именно там мы забираем нашу почту».
  
   «Некоторое время никто не был у торгового поста», - сказал Джолин Йеллоу. «Не с прошлой недели».
  
   «Как ты думаешь, ты знаешь, кем была бабушка этого человека?» - спросил Липхорн.
  
   «Может быть», - сказала Агнес Цози. «Я помню, они сказали, что у моей матери есть тетя, которая уехала в интернат и больше не вернулась».
  
   «В любом случае, - сказала Джолин Йеллоу, - он не тот человек».
  
   Лиафорн удивленно посмотрел на нее.
  
   «Он прислал свою фотографию», - сказала она. «Я получу это».
  
   Это была цветная фотография размером около двух дюймов в квадрате, из тех, что делали машинкой для вклеивания в паспорта. На нем было длинное стройное лицо,
  
  большие голубые глаза и длинные светлые волосы, заплетенные в две тугие косы. Это лицо всегда выглядело мальчишеским.
  
   «Он определенно не похож на навахо», - сказал Лиапхорн, думая, что этот Генри Хайхок еще меньше похож на человека в остроконечных туфлях.
  
  
  
   Глава четвертая
  
  
   Офицер Джим Чи, стоявший позади него в лечебном хогане, слышал пение первых танцоров, которые красили церемониальную краску. Чи был заинтересован. Он выбрал место, из которого он мог видеть сквозь дверной проем хогана и наблюдать за готовящимися персонификаторами. Это были восемь мужчин среднего возраста из района Нашитти в Нью-Мексико, далеко к востоку от дома Агнес Цози, ниже Тесихим Бьютт. Они разрисовали сначала правые руки, затем лица ото лба вниз, а затем их тела, готовясь представлять святых людей из мифологии навахо, йеи, могущественные духи. Этот церемониал Ночного пения был тем, что Чи надеялся когда-нибудь изучить сам. дедушка всех духов. Представление длилось девять дней и включало пять сложных рисунков на песке и множество песен. Чтобы выучить его, потребуется много времени, как и найти хатаали, готового взять его в ученики. Но для этого, ему придется уйти из племенной полиции навахо. Но это было где-то в далеком будущем. Теперь его работа заключалась в наблюдении за Слабым Человеком из Вашингтона. Имя Генри Хайхока было указано в федеральном ордере.
  
   «Генри Хайхок», - сказал капитан Ларго, протягивая ему папку. «Обычно, когда они решают стать индейцами и называть себя как-то вроде Белого Облака, или Сидящего Медведя, или Хай-Хока, они решают, что они« собираются стать чероки ». Или какое-то другое достойное племя, о котором все знают. Но этот придурок должен был выбрать навахо ».
  
   Чи читал папку. «Бегство через границы штата, чтобы избежать судебного преследования», - сказал он. "Судебное преследование за что?"
  
   «Осквернение могил», - сказал Ларго. Он засмеялся, покачал головой, искренне удивленный иронией. «Разве это не идеальное преступное занятие для человека, который решает объявить себя навахо?»
  
   Чи заметил нечто, что показалось ему даже более ироничным, чем белый грабитель могил, объявивший себя навахо - племенем, которое, как оказалось, испытывало яростное религиозное отвращение к трупам и всему, что связано со смертью.
  
   "Он охотник за горшками?" - спросил Чи. «Неужели ФБР действительно пытается поймать охотника за горшками?» Раскопки могил с целью кражи доколумбовой керамики для рынка коллекционеров на протяжении многих поколений были федеральным преступлением и крупным бизнесом на плато Колорадо, и апатия ФБР по этому поводу была непоколебимой и широко известной. Чи стоял перед столом Ларго, пытаясь представить, что могло бы вывести федералов из-за такой исторической и монолитной инерции.
  
   "Он не охотился на горшки, - сказал Ларго. - Он политик. Он раскапывал скелеты белагааны на востоке". Ларго объяснил, что Хайхок сделал со скелетами. «Значит, они были не только белыми скелетами, но и очень важными людьми, белагааны скелетами».
  
   "О," сказал Чи.
  
   "В любом случае, все, что вам нужно знать об этом, - это то, что вы идете в Дом Капитула Нижнего Гризвуда и узнаете, где они держат этого Ейбичая. Вероятно, это будет у Агнес Цози. Это та, для которой они исполняют «Ночное заклинание». В любом случае, этот хай-ястреб должен прийти сюда. Вероятно, он уже здесь. ФБР сообщает, что он арендовал Ford Bronco у Avis в Вашингтоне. Белый. Они думают, что он пригнал его сюда. Итак, вы отправитесь к старухе Цози. Если он там, приведите его. А если его еще нет, оставайтесь и ждите его.
  
   "Девять дней?"
  
   «Сегодня последняя ночь Ейбичая, - сказал Ларго. - Именно тогда миссис Цози сказала, что сказала ему приехать».
  
   «Что заставляет нас думать, что этот парень едет сюда всю дорогу за Yeibichai? Для меня это звучит странно». Чи смотрел на лист в папке, когда сказал это. Когда он поднял глаза, капитан Ларго сердито смотрел на него.
  
   «Вам не платят за принятие решений о том, знают ли федералы, что они, черт возьми, делают», - сказал капитан. «Тебе платят за то, что я тебе говорю. Но если это сделает тебя счастливее, нам сказали, что Хайхок сказал ему еще в Вашингтоне, что он приезжает в резервацию навахо, чтобы присутствовать на Еибичаи этой конкретной Агнес Цоси. Тебе этого достаточно? "
  
   Это было достаточно хорошо. Итак, последние четыре часа Чи был в доме Агнес Цози, ожидая, когда Генри Хайхок прибудет на этот церемониал Ейбичая, чтобы он мог его арестовать. Чи умел ждать. Он ждал в своем любимом укрытии недалеко от Месы Бэби-Рокс, чтобы спровоцировать водителей на превышение скорости на бесконечных пустых километрах трассы США 160.
  
   чтобы оштрафовать водителей за превышение скорости. Он ждал на краю родео-толпы неосторожных бутлегеров и в коридорах за пределами различных залов судебных заседаний Министерства юстиции навахо, когда его вызовут для дачи показаний. Заместитель шерифа Ковбой Даши, его хороший друг, присоединившийся к этому предприятию, бесконечно жаловался на то, что их работа требует ожидания. Чи не возражал. У него был один из тех умов, в которых постоянно возобновляется любопытство. Кого бы он ни ждал, глаза Чи блуждали. Они всегда находили то, что его интересовало. Здесь, ожидая появления (или не появления) белого Ford Bronco, Чи был сначала очарован самим церемониалом. А потом он заметил человека с плохими руками.
  
   «Плохие руки» были действительно любопытны.
  
   Он прибыл рано, как и Чи, незадолго до захода солнца в перерыве между дневным пением в лечебном хогане и танцами йей, которые начинались только тогда, когда ночь была совершенно темной. Он был за рулем зеленого четырехдверного Jeep Cherokee, на котором была наклейка компании по аренде автомобилей Фармингтона. Чи сначала опознал его как belagaana, того типа, принадлежащего социально-этническим типам, в который входили белые и все те, кто не входил в состав группы. ни динехов (навахо), ни накаев (мексиканцы), ни зуни, ни хопи, ни апачей, ни утесов, ни членов каких-либо других индейских племен, которые жили достаточно близко к навахо, чтобы заслужить имя на языке навахо -который не имел существительного, означающего «индеец». Таким образом, «Плохие Руки» по умолчанию был белагана. Плохие Руки не был единственными белым, которых привлек этот церемониал, но он был единственным, кто бросил вызов системе личной классификации Чи.
  
   Горстка других белых, стоящих у костров или согревающихся в своих машинах, вписалась достаточно аккуратно. Двое были «друзьями». Среди них был долговязый лысый мужчина, у которого Чи иногда покупал сено в кормовом магазине Gallup, и Эрни Бюлоу, высокий седобородый пустынный житель, который вырос в Большой резервации и написал книгу о табу навахо. Бюлоу связно говорил на навахо и установил тесные личные отношения с семьями навахо. Сегодня он привез с собой в своем пыльном универсале толстого навахо и трех белых женщин средних лет, все из которых стояли рядом с автомобилем, выглядя холодными и нервными. Чи отнес женщин к своей "туристической" категории. Остальная часть делегации белагаана была в основном "одинокими рейнджерами" - частью либеральной / интеллектуальной группы. Они стекались на территорию гор навахо и объявили себя представителями и хранители семей навахо, которым грозит выселение из своих земель в том, что стало частью хопи старой резервации совместного использования. Одинокие рейнджеры были неприятностью, но также источником анекдотов и забавы. Например, двое мужчин не намного старше Чи и симпатичная молодая блондинка с волосами, закатанными на макушку. Все были одеты в рваные джинсы, джинсовую куртку и форму с попонами своей клики.
  
   Галстук Bad Hands, аккуратно подогнанный деловой костюм, белая рубашка, перчатки из тонкой черной кожи, фетровая шляпа с открытыми полями, пальто с меховым воротником - все это дисквалифицирует его как одинокого рейнджера. Как и они, он был городским жителем Полная незаинтересованность в церемонии исключила его как туриста, и он, казалось, никого здесь не знал - большинство из них - Люди Горькой Воды из материнского клана пациента. Как и Джим Чи, Bad Hands просто ждал. Но для Плохих Руки ожидание было безрадостным делом. Он не выказывал никакого удовольствия от этого.
  
   Чи впервые заметил его, когда он вышел из джипа чероки. Он припарковал его среди группы потрепанных автомобилей на приличном расстоянии от танцевальной площадки. Он потянулся, повернул плечи в пальто, согнул колени, наклонил спину, прошел через те другие движения людей, которые тоже были ограничены Он лишь взглянул на людей, выгружавших отходы лесопилок с лесопилки племени, чтобы разжечь огонь, который согреет зрителей и осветит танцы сегодня вечером. Его больше интересовали припаркованные машины. Он внимательно осмотрел их одно за другим. Он заметил, что Чи заметил его, и он заметил полицейскую форму Чи, но не проявил особого интереса. Растянув мускулы, он забрался обратно в машину и сел. Именно тогда Чи заметил его руки.
  
   Он открыл дверь, взявшись за ручку двумя пальцами левой руки, а затем нажав кнопку открывания пальцем правой руки. Очевидно, это было отработанное движение. Тем не менее это было неуклюже. И когда он это сделал, Чи заметил, что большой и мизинец правой перчатки туго выпирали. У мужчины либо не было этого большого пальца, либо они были обездвижены. Почему же тогда он не открыл дверь другой рукой? Чи не мог на нее взглянуть.
  
   Но теперь любопытство Чи резко возросло.
  
   Он бродил по танцплощадке, которую расчистила семья Цоси, болтал с людьми, наблюдал, как строители костра строили штабеля из бревен и древесных отходов, которые покрывали танцевальную площадку огнем. Он поговорил с мужем женщины, мать которой была пациенткой. Его звали Жёлтый. Желтый беспокоился о том, что все идет хорошо.
  
   Чи помог Желтому проверить проводку от маленького генератора, который он арендовал для электрического освещения, который он установил позади медикамента. Чи присматривал за пятью мальчиками, одетыми в футбольные куртки Many Farms, которые могут стать проблемой, если их группа станет достаточно большой, чтобы достичь критической массы подростков. Чи бродил среди припаркованных машин в поисках пьяных. Он остановился там, где был припаркован Ковбой Даши в своей патрульной машине департамента шерифа округа Апачи, чтобы посмотреть, спит ли еще Ковбой. («Разбуди меня, когда придет твой преступник, или разбуди меня, когда начнутся танцы», - сказал Даши. «В противном случае мне нужен отдых»). Но он всегда возвращался туда, где мог увидеть Jeep Cherokee и его водителя.
  
   Человек иногда сидел в нем, иногда опирался на него, иногда стоял рядом с ним.
  
   Он нервничает, решил Чи, но он не из тех, кто позволяет себе показывать нервы обычным образом. Когда свет подъезжающей машины осветил его лицо, Чи заметил, что он, возможно, наполовину индиец. Или, возможно, азиат. Уж точно не навахо, или апачи, или человек пуэбло. В том же свете он снова увидел его руки в перчатках, на этот раз слегка покоящиеся на рулевом колесе. Большие пальцы и мизинцы обеих рук торчали, как будто их суставы замерзли.
  
   Чи стоял рядом с лекарем и думал об этих странных руках и о том, что могло случиться с ними, когда появился Генри Хайхок. Чи заметил, что машина пересекла край холма и тряслась в сторону парковки. В отраженном свете костров она казалась маленькой и белой. Когда машина припарковалась, он увидел тот белый «форд бронко», которого он так долго ждал.
  
   «… Мальчик Ветра, святой, рисует свою форму», - голоса позади него пели ритмично навахо.
  
   «Темным облаком он рисует свою форму.
  
   Туманным дождем он рисует свой облик ... "
  
   Автомобиль скрылся из виду в беспорядочном ряду, состоящем в основном из пикапов. Чи подошел к нему, стараясь держаться подальше от огня, когда мог. Это был «Бронко», новый под толстым слоем пыли. Единственным обитателем, казалось, был водитель. Он открыл дверь, зажег лампочку. Он вытянул ноги, вытянулся, выскочил и закрыл за собой дверь. Видимо, не торопился.
  
   И Джим Чи тоже. Он прислонился к борту старого седана и стал ждать.
  
   Холодный ветерок прошел через шалфей вокруг него, шепча достаточно громко, чтобы заглушить церемониальное пение. Огни, стоявшие по сторонам танцплощадки между хоганом и покрытой щеткой домиком с лекарствами, теперь горели высоко. Свет отражался от лица Генри Хайхока. Или, если быть более точным, подумал Чи, человек, которого я предполагаю, Генри Хайхок. По крайней мере, человека, который водил предписанный белый Bronco. На нем была рубашка из темно-синего бархата с серебряными пуговицами - рубашка, которую традиционный навахо гордо носили около 1920 года. На нем была старомодная черная фетровая шляпа с высокой короной и лентой из серебряных раковин - «резервационная шляпа», тоже старомодная, как рубашка. Пояс из тяжелых серебряных раковин висел вокруг его талии, а под ним были джинсы и ботинки - левый ботинок, как теперь заметил Чи, усиленный металлической скобой и утолщенной подошвой. Он долго стоял рядом с машиной в рубашке, не обращая внимания на холод, погруженный в то, что видел. В отличие от «Плохих рук», посетитель был явно очарован этим церемониальным мероприятием. Наконец он залез внутрь, вытащил кожаную куртку и надел ее. Куртка была с кожаной бахромой. «Конечно, там будут бахромы», - подумал Чи. Индийский Голливуд.
  
   Чи прошел мимо него к патрульной машине Ковбоя и постучал в окно.
  
   Ковбой сел, посмотрел на него. Чи открыл дверь и вошел.
  
   "Они готовы танцевать?" - спросил Ковбой, вопрос был заглушен зевком.
  
   «В любую минуту», - сказал Чи. «И наш бандито прибыл».
  
   Ковбой нащупал свой пистолетный пояс, нашел его, выпрямился, чтобы надеть. «Хорошо, - сказал он. "Понеслись."
  
   Заместитель шерифа Ковбой Даши вылез из своей патрульной машины и последовал за полицейским из племени навахо Джимом Чи к толпе, собравшейся у костров. Даши был гражданином Мишхонгнови на Второй Месе Хопи, родился в выдающемся клане Сиде Кукуруза и был ценным человеком в древнем Обществе Антилопы Хопи. Но он также был другом Джима Чи еще со школьных времен.
  
   «Вот он, - сказал Чи.
  
  
  
   «Кот в шляпе-резервации, кожаная куртка с бахромой в стиле Буффало Билла».
  
   «И косички», - сказал Даши. «Он пытается создать для вас новый стиль, ребята? Заменить узлы косами?»
  
   Водитель «Бронко» стоял очень близко к приземистому пожилому мужчине в красном клетчатом пальто, склонившись над ним, когда он сначала говорил, а затем внимательно слушал. Чи и Даши двинулись к нему сквозь толпу.
  
   «Не сейчас», - говорило Клетчатое Пальто. «Старушка Цоси больна. Она пациентка. Никто не сможет поговорить с ней, пока не закончится пение.
  
   Зачем этому белагаанскому грабителю могил захотелось увидеть Агнес Цози? Чи понятия не имел. Это его раздражало. Крупные деятели никогда ни черта не говорили работающим копам. Капитан Ларго определенно не знал. Никто не делал этого. Когда-нибудь он наткнется на что-нибудь и ему отрубят голову, потому что никто ему ничего не сказал. Этому не было абсолютно никакого оправдания.
  
   Плохие Руки прошли мимо него, подошли к Хайхоку, подождали вежливого момента, коснулись его плеча. Хайхок выглядел пораженным. Плохие Руки, казалось, представлялись. Хайхок протянул руку, заметил перчатку Плохих рук, прислушался к тому, что могло произойти. было объяснение, осторожно встряхнул перчатку. «Давай заберем его», - сказала Даши.
  
   «Куда торопиться?» - сказал Чи. «Этот парень никуда не пойдет».
  
   «Мы арестовываем его, мы сажаем в патрульную машину, и нам не нужно беспокоиться о нем», - сказал Даши.
  
   «Мы арестовываем его и должны присматривать за ним», - сказал Чи. «Мы должны отвезти его в Холбрук и посадить в тюрьму. Мы скучаем по танцу Ейбичай».
  
   Даши широко зевнул, потер лицо обеими ладонями, снова зевнул. «Сказать по правде, - сказал он, - я все равно забыл, как ты уговаривал меня приехать сюда. Это мы, хопи, проводим большие церемонии по привлечению туристов. Не вы, ребята. Что я вообще здесь делаю? "
  
   «Думаю, я рассказал вам кое-что о всех участницах конкурса« Мисс Навахо »и« Мисс Индийская принцесса », которые всегда приезжают в эти Yeibichais, - сказал Чи. «Они привозят их из Альбукерке, Феникса и Флагстаффа на автобусах».
  
   «Ага», - сказала Даши. «Ты что-то говорил о девушках. Где они, черт возьми?»
  
   «Будут здесь с минуты на минуту», - сказал Чи.
  
   Даши снова зевнул. «И, говоря о женщинах, как у тебя дела со своей девушкой?»
  
   "Любимая девушка?"
  
   «Этот красивый адвокат». Даши руками создавал в воздухе изгибы. «Джанет Пит».
  
   «Она не моя девушка», - сказал Чи.
  
   Даши выразил свое скептическое отношение.
  
   «Я ее доверенное лицо, - сказал Чи. - Плечо, на котором она плачет. У нее есть парень. В Вашингтоне. Ее бывший профессор права в Университете Аризоны решил бросить преподавание и стать миллионером. Теперь она снова работает на него.
  
   Разочарование Даши проявилось. «Она мне понравилась, - сказал он. - То есть для навахо. И для юриста тоже. Представьте, что вам нравится адвокат. Но я думал, что у вас двоих что-то происходит. "
  
   «Нет», - сказал Чи. «Она рассказывает мне о своих проблемах. Я говорю ей о своих. Потом мы даем друг другу плохой совет. Это одна из тех вещей».
  
   «Твои проблемы? Ты имеешь в виду ту голубоглазую школьную учительницу? Я думал, она поцеловала тебя и переехала обратно в Милуоки или еще куда-нибудь. Она все еще твоя проблема? "
  
   «Мэри Лэндон», - сказал Чи.
  
   «Это наверняка затянулось», - сказал Даши. "Она снова здесь?"
  
   «Она вернулась в Висконсин», - сказал Чи, думая, что он действительно не очень хочет об этом говорить. Но мы пишем. На следующей неделе я вернусь туда, чтобы увидеть ее.
  
   «Что ж, - сказал Даши. Ветерок теперь переменился и дул с севера, даже холоднее, чем был раньше. Даши поднял воротник пальто. «Думаю, это не мое дело. Это твои похороны».
  
   Экран из одеял теперь был опущен на дверной проем хогана для пациентов, и все лечебные действия происходили в уединении. Костры, которые выстроились на расчищенной танцевальной площадке, горели высоко. Зрители сгрудились вокруг них, согреваясь, сплетничая, обновляя Дружбу. Раздался смех, когда бревно пиньона рухнуло, и возникший в результате взрыв искр разогнал группу подростков. Мистер Йеллоу построил кухонное убежище позади хогана, используя спиленные телефонные столбы в качестве столбов на крыше, доски два на четыре и ДСП Через дверной проем Чи видел, как десятки членов клана Горькой Воды миссис Цози пили пили кофе из стопок и ели жареный хлеб и из дымящегося железного котла с тушеной бараниной. Хайхок тоже плыл в том же направлении, а «Плохие Руки» следовали за ним. Чи и Даши последовали за Хайхоком в укрытие на кухне, держа его на виду. Они попробовали тушеное мясо и сочли его вполне приемлемым.
  
   Затем занавеска отдернулась, и хатаали отступил сквозь нее. Он спустился по танцевальной площадке к Йей Хогану
  
  . Мгновение спустя он вернулся в обратный путь, медленно шагая и распевая. Старуха Цоси вышла от лекаря. Она была закутана в одеяло, ее волосы были связаны традиционным способом. Она стояла на другом одеяле, расстеленном на утрамбованной земле, и протянула руки к востоку. Кухонное убежище опустело, когда посетители превратились в зрителей. Общение у костров утихло. Затем Чи услышал характерный зов Говорящего Бога.
  
   «Хуу ту ту. Хуу ту ту. Хуу ту ту. Хуу ту ту».
  
   Говорящий Бог возглавил ряд йеи в масках, медленно двигаясь замысловатым, скупым, волочащимся шагом танцоров духов. Шум толпы стих. Чи мог слышать звон колокольчиков на ногах танцоров, слышать пение йей звуками, непонятными человеку. Ряд жестких орлиных перьев на вершине белой маски Говорящего Бога колыхался на порывистом ветру. Пыль хлестала вокруг обнаженных ног танцоры, двигающие килтами. Чи взглянул на Генри Хайхока, любопытствуя о его реакции. Он заметил, что человек с искалеченными руками подошел к Хайхоку.
  
   Губы Хайхока шевелились, выражение его лица было почтительным. Казалось, он пел. Чи придвинулся ближе. Хайхок не видел ничего, кроме Говорящего Бога, медленно танцующего к ним. «Он шевелится. Он шевелится», - пел Хайхок. «Он шевелится. Он шевелится. Теперь в старости, скитаясь, он шевелится». Эти слова были переведены из церемонии под названием «Встряхивание масок». Этот ритуал был проведен четырьмя днями ранее во время этого церемонии, пробуждая духов, которые жили в масках, от их космических снов. Этот белый человек должен быть антропологом или каким-то ученым, чтобы найти перевод.
  
   Говорящий Бог и его свита были уже близко, и Хайхок больше не пел. В правой руке он что-то держал. Что-то металлическое. Магнитофон. Хатаали редко давал разрешение на запись. Чи подумал, что ему делать. Это было бы ужасное время для беспокойства. Он решил оставить все как есть. Его послали сюда не для обеспечения соблюдения церемониальных правил, и он был не в настроении быть полицейским.
  
   Улюлюкающий зов Ейбичая вернул воображение Чи к мифу, который воспроизводился во время этой церемонии. Это была история о мальчике-инвалиде и его сговоре с богами. Вот как это могло быть в те мифические времена, подумал Чи. Свет костра, гипнотический звук колокольчиков и барабана, тени танцующих ритмично движутся по розовому песчанику стен горы позади хогана.
  
   Теперь в воздухе стоял новый запах, смешивающийся с запахом горящего пиньона и пыли. Запах сырости, надвигающегося снега. И когда он это заметил, между ним и огнем возник шквал крошечных снежинок и так же быстро исчез. Он взглянул на Генри Хайхока, чтобы увидеть, как грабитель могил принимает это.
  
   Хайхока не было. Так же было и с "плохими руками".
  
   Чи искал Ковбоя Даши. Но где был Ковбой, когда он был тебе нужен? Нигде не видно. Вот он. Разговаривает с молодой женщиной в пуховике. Улыбаясь, как обезьяна. Чи пробивался сквозь толпу. Он схватил Даши за локоть.
  
   «Давай, - сказал он. "Я потерял его."
  
   Заместитель шерифа Даши немедленно занялся делом.
  
   «Я проверю машину Хайхока», - сказал он. И побежал.
  
   Чи побежал к машине «Плохих рук». Двое мужчин стояли возле нее и разговаривали.
  
   «Больше не нужно ждать, - подумал Чи. Он видел приближающегося Даши.
  
   «Мистер Хайхок», - сказал Чи. "Мистер Генри Хайхок?"
  
   Двое мужчин повернулись. «Да», - сказал Хайхок. Плохие Руки уставились, его нижняя губа нервно сжалась между зубами.
  
   Чи показал свое удостоверение личности.
  
   «Я» офицер Чи, Племенная полиция навахо. У нас есть ордер на ваш арест, и я беру вас под стражу.
  
   "Зачем?" - сказал Хайхок.
  
   «Бегство через границы штата, чтобы избежать судебного преследования», - сказал Чи. Он почувствовал Даши у своего локтя.
  
   «У тебя есть право хранить молчание», - начал Чи. "У тебя есть право ..."
  
   "Это из за того, что выкопл те скелеты, не так ли?" - сказал Хайхок. «Это нормально - выкапывать индейские кости и выставлять их напоказ. Но вы выкапываете белые кости, и это уголовное преступление».
  
   «… могут и будут использованы против вас в суде», - заключил Чи.
  
   «Я слышал, что меня разыскивает закон», - сказал Хайхок. «Но я не был уверен, почему. Это для отправки скелетов по почте? Я этого не делал. Я отправил их по "Федеральной Экспресс".
  
   «Я ничего об этом не знаю», - сказал Чи. «Все, что я знаю, это то, что ты - Генри Хайхок, и у меня здесь ордер на арест. Насколько мне известно, вы застрелили восемнадцать человек в Альбукерке, ограбили банк. угнали самолеты, солгали вашему сотруднику службы надзора, совершили измену. Они нам ни черта не рассказывают.
  
   "Что ты с ним делаешь?" - спросили Плохие Руки. "Куда вы его возьмете?"
  
   "Кто ты?" - спросил Даши.
  
   «Мы отвезем его в Холбрук, - сказал Чи, - а затем передадим его в офис шерифа, и они задержат его для федералов на основании ордера на бегство от правосудия, а затем он возвращается куда-нибудь. Где бы он ни был, или что делал. Затем он идет под суд ».
  
   "Кто ты?" - повторил Даши.
  
   «Меня зовут Гомес», - сказал Bad Hands. «Рудольфо Гомес».
  
   Ковбой кивнул.
  
   «Я Джим Чи», - сказал Чи и протянул руку.
  
   Плохие Руки посмотрели на это. Потом на Чи.
  
   «Простите перчатку, пожалуйста», - сказал он. "Я попал в аварию."
  
   Встряхнув ее, Чи ощупал через тонкую черную кожу указательный палец и, возможно, часть второго пальца. Все остальное внутри перчатки казалось жестким и фальшивым.
  
   Это была правая рука. Если его память была верна, правая рука была лучшей рукой Плохих Руки.
  
  
   Глава пятая
  
  
   Лерою Флеку нравилось, когда его ботинки чистили. Это были Флорсхаймы - по его меркам дорогие туфли, - и они заслуживали ухода. Но главная причина, по которой он каждое утро освежал их на маленькой лавочке на улице от его квартиры, была профессиональная. Флек, который часто следил за другими людьми, чувствовал необходимость узнать, преследует ли кто-нибудь его. Сидя эти несколько минут на троне для чистки обуви чистильщика Капитана, он имел прекрасную возможность оглядеть улицу. Каждое утро, кроме воскресенья, Флек осматривал каждую машину, припаркованную вдоль тенистого квартала, в котором занимал его жилой дом. Он сравнивал увиденное с тем, что он помнил из предыдущие дни, недели и месяцы аналогичных занятий.
  
   И все же ему нравился блеск. Капитан постепенно вырос в нем как личность. Флек больше не считал его негром и даже не одним из Них. Капитан постепенно стал ... кем? Кем-нибудь, кто его знал? Как бы то ни было, Флек обнаружил, что с нетерпением ждет чистки своей обуви.
  
   Однако сегодня утром Флек думал о другом. Список задач. Решение, которое нужно принять. Он осмотрел улицу по привычке. Машины были знакомы. Как и грузовик с пекарни, доставлявший булки в кофейню. Старик, хромающий по тротуару, хромал там раньше. Худая женщина была еще одним обычным человеком, выгуливающим свою знакомую собаку. Незнакомцами были только белый Corvette с откидным верхом, припаркованный рядом с отелем Тексако, и темно-зеленый седан Ford прямо напротив входа в апартаменты. Корвет не был из тех автомобилей, которые интересовали Флека. Форд, который он проверит и запомнит. Это была одна из тех невзрачных моделей, которые нравились полицейским.
  
   Флек взглянул на макушку чистильщика обуви. Волосы представляли собой густую массу плотных седых локонов. «Темные волосы, - подумал Флек. "Как у вас там дела, Капитан?"
  
   «О них».
  
   «Вы заметили вон тот зеленый« Форд »? Там на другой стороне улицы? Вы знаете, кто ему принадлежит?»
  
   Мужчина поднял глаза, нашел «Форд», осмотрел его. Когда-то его лицо было блестящим, кофейно-черным. Возраст сделал его серым, разбив его на пустыню линий. «Я этого не знаю, - сказал капитан, - никогда раньше этого не замечал».
  
   «Я проверю номер лицензии в штаб-квартире, - сказал Флек. - Скажи мне, если увидишь его здесь снова».
  
   «Конечно», - сказал Капитан. Он провел своей блестящей тканью по кончику правого ботинка Флека. Щелкнул его. Встал и отступил. «Готово», - сказал он.
  
   Флек вручил ему десятидолларовую купюру. Капитан сунул его в карман рубашки.
  
   «Посмотрим, сможешь ли ты узнать, кто в это вмешивается», - сказал Флек.
  
   "Может быть, твой мужчина?" - сказал капитан с выражением лица где-то между скептическим и сардоническим. «Ты думаешь, это тот торговец наркотиками, которого ты преследовал?»
  
   «Может быть», - сказал Флек.
  
   Он прошел пять кварталов до телефонной будки, которую использовал сегодня, думая об этом выражении лица Капитана, о маме и о том, что он собирался сказать Клиенту. Выражение лица Капитана ясно давало понять, что он на самом деле не верил, что Флек был полицейским под прикрытием. Старик казался достаточно убежденным прошлым летом, когда Флек впервые взял эту работу и переехал в квартиру. На третье утро он показал Капитану свои полномочия детектива полиции округа Колумбия. когда ему чистили туфли. Тогда этот человек произвел на него должное впечатление. Но несколько недель назад - сколько недель Флек не мог решить, - подсознание Флека начало замечать некоторые особенности. Теперь он был почти уверен, что старик не верил, что Флек был копом. Но он также был совершенно уверен, что Капитану наплевать. Старик играл в наблюдателя отчасти потому, что ему нравилась игра, а отчасти из-за денег. Капитан был нейтральным. Ему было наплевать, был ли Флек частью закона или вне его, или Человеком с Марса.
  
   В тот момент Флек даже подумывал поговорить с капитаном о маме. Он был негром, но он был стар и много знал о людях. Может, у него были какие-нибудь идеи. Но говорить о маме было сложно. И болезненно. Он не знал, что с ней делать. Что он мог сделать? Она не была счастлива там, в Блууотер Хоум за пределами Кливленда, и она не была счастлива в том месте, где он ее поместил, когда приехал в Округ Элдеркэр Мэнор. Может быть, она не будет счастлива нигде. Но сейчас дело не в этом. Дело в том, что Элдеркар хотела от нее избавиться. И сразу же.
  
   «Мы просто не можем мириться с этим, - сказал ему Толстяк. - Мы просто не можем этого терпеть. Мы должны думать о других наших клиентах. Заботиться об их благополучии. Мы не можем допустить, чтобы эта женщина беспокоила их.
  
   "Что делать?" - спросил Флек. Но он знал, что делает мама. Мама сводила счеты.
  
   «Хорошо», - сказал Толстяк, пытаясь придумать, как это выразить. «Ну, вчера она протянула руку и столкнулась с миссис Оливер. Она упала прямо на пол. Могли сломать себе кости». Руки Толстяка тревожно скривились при этой мысли. «Старые кости легко ломаются. Особенно у старушки ".
  
   «Миссис Оливер что-то сделала с мамой, - сказал Флек. «Я могу сказать вам это прямо сейчас с полной уверенностью». Но он знал, что зря так дышит, когда говорил это.
  
   «Нет», - сказал Толстяк. «Миссис Оливер - очень нежный человек».
  
   «Она что-то сделала», - настаивал Флек.
  
   «Ну, - сказал Толстяк. «Ну, я не собирался ничего говорить об этом, потому что старики делают забавные вещи, и это несерьезно, и с этим легко справиться. Но твоя мать крадет столовое серебро. Сует ножи, вилки и тому подобное ей в рукав, в халат и тащит их в свою комнату. Толстяк улыбнулся унизительной улыбкой, чтобы сказать Флеку, что это несерьезно. «Кто-то собирает их и приносит обратно, когда она спит, так что это не имеет значения. Но миссис Оливер этого не знает. Она нам об этом рассказывает. Может, так оно и было. "
  
   «Мама, не кради», - сказал Флек, думая, что все будет в порядке. Мама, должно быть, слышала, как старуха рассказывала о ней. Она никогда не потерпит, чтобы кто-нибудь доносил до нее или кого-либо в семье. Это было то, за что нужно было расплачиваться.
  
   «Миссис Оливер упала буквально вчера», - сказал Флек. «Ты звонил мне раньше».
  
   «Ну, - сказал Толстяк. «Это было дополнительно. Я говорил вам по телефону, что она выдергивала волосы мистеру Риккобени?»
  
   «Она никогда не делала ничего подобного», - устало сказал Флек, гадая, что же сделал мистер Риккобени, чтобы оправдать такое возмездие, гадая, достаточно ли вырвать у старика волосы, чтобы удовлетворить инстинкт мамы на вечерний счет. .
  
   Но теперь вспоминать все это было бесполезно. Теперь он должен был подумать о том, что он мог бы сделать с мамой, потому что Толстяк был упрямым. К концу следующей недели вытащите маму оттуда, иначе он оставит ее на крыльце. Толстяк имел в виду именно это, и он получил столько времени от сукиного сына, только немного поговорив очень тихо и подло. Разговор, при котором ты не говоришь много и не говоришь громко, но другой парень знает, что ему вот-вот отрежут яйца.
  
   Глядя на телефонную будку впереди, Флек перешел от быстрой прогулки к прогулке, осматривая все вокруг. Он взглянул на часы. Немного пораньше, как ему это нравилось. Стенд находился возле соседнего кинотеатра. На стоянке была единственная машина - старый «шевроле», который Флек заметил раньше и предположил, что он принадлежал утреннему уборщику. На улице тоже ничего необычного. Флек вошел в будку, пощупал под стойкой и не нашел ничего более зловещего, чем засохшие комки жевательной резинки. Он проверил сам телефон. Потом сел и стал ждать. Он думал, что ему просто нужно реалистично относиться к маме. Он просто не мог удержать ее с собой. Ему пришлось бы просто отказаться от этой идеи. Он пробовал и пробовал, и каждый раз, когда мама ссорилась с кем-то или другим, все шло к черту, и ему приходилось перемещать ее. Последний время, полиция приехала до того, как он ее вытащил, и если бы он не ускользнул, они, вероятно, ее предали бы.
  
   Телефон зазвонил. Флек поднял его.
  
   «Это я», - сказал он и дал Клиенту свое кодовое имя. Он чувствовал себя глупо, делая это, как дети, играющие со своими кодовыми кольцами.
  
   «Камень», - сказал голос. Это был голос с акцентом, который для уха Флека не соответствовал американскому имени, например, Стоун. Испанский акцент. "Что у вас есть для меня сегодня?"
  
   «Ничего особенного, - сказал Флек. «Ты должен помнить, что там один я, а их семеро», - он сделал паузу, усмехнулся. «Я должен сказать шесть».
  
   «Нас интересует больше, чем шесть», - сказал голос.
  
  Меня интересует, с кем они имеют дело. Вы это понимаете?
  
   Флеку не нравился тон голоса. Он был высокомерным. Тон человека, привыкшего отдавать приказы подчиненным. Мама называла Клиента одним из них.
  
   «Хорошо, - сказал Флек. «Я делаю все, что могу, просто оставаясь одним человеком и всем». Хотя я не видел ничего интересного. Не знаю.
  
   «Ты знаешь, у тебя много денег. Это не просто плата за отговорки.
  
   «Когда мы перейдем к делу, - сказал Флек, - ты мне должен немного денег». В понедельник в пакете было всего две тысячи. Ты был должен мне еще десять ".
  
   «Десять - если работа была сделана правильно», - сказал Клиент. «Мы еще этого не знаем».
  
   «Какого черта ты имеешь в виду? Прошел почти месяц, а в газетах ни слова ни о чем». Флек обычно очень хорошо умел сдерживать эмоции в голосе. Это был один из навыков, которым он гордился, один из приемов, которым он научился на площадках для отдыха в центрах заключения и тюрьмах и, наконец, в Джолиет. Но теперь вы могли слышать гнев. «Мне нужны эти деньги. И я собираюсь их получить».
  
   «Вы получите это, когда мы решим, что с этой работой все пошло не так», - сказал клиент. «А теперь заткнись. Я хочу поговорить с тобой о Сантеро. Мы до сих пор не знаем, куда он пошел, когда покинул Округ. Это нас беспокоит ".
  
   Итак, человек, который называл себя Стоуном, говорил о Сантеро, и Флек наполовину слушал, его рот был скован от гнева. Стоун изложил план. Флек назвал ему номер телефона-автомата, по которому он будет в следующий вторник, выпалив его, потому что ему есть что сказать этому высокомерному сукиному сыну. Некоторые правила, которые нужно установить, и какое-то понимание того, что Флек не был ниггером.
  
   «Так что это будет номер, а теперь я хочу, чтобы ты послушал ...» - начал Флек, но услышал, как линия отключилась. Он уставился на телефон. «Сукин сын, - сказал он. - Ты грязный сукин сын. сука. "Его голос скрипел от гнева. Ярость. Это было то, о чем им рассказывала мама. Она и Делмар. О правящем классе. Как они тебя унижают, если ты им позволяешь. Обращались с тобой как с неграми. Как с собаками. И единственный способ не терять голову, единственный способ не быть бездельником и пьяницей - это отыграться. Всегда сохранять равновесие. Всегда сохранять свою гордость.
  
   Он пошел обратно к своей квартире, думая о том, как бы это сделать. Много работы предстоит сделать. Они знали, кем он был, он поставил на это миллион долларов. Шистер сделал вид, что иначе. Элкинс сделал вид, что то, что он называл «защитной изоляцией», работает в обоих направлениях. Но адвокаты лгали. Адвокаты были их частью. Лерой Флек будет расходным материалом. , что-то, что можно бросить в полицию, когда он бесполезен. Для всех безопаснее, чтобы Флек был мертв или снова в тюрьме. Но Клиент был источником денег, поэтому Клиент знал все, что хотел знать.
  
   «У него будет достаточно времени, чтобы уравновесить это, - подумал Флек, - потому что он ничего не мог сделать, пока мама не будет устроена». Ему нужно было найти для нее другое место, а это всегда означало большую предоплату. Пока он искал место для мамы, он узнал, кто такой Клиент и где его найти. Теперь он был почти уверен, что Клиент был из посольства. Испаноязычный. В какой-то стране были проблемы с революцией, судя по работа, которую они заставили его делать.
  
  
   Глава шестая
  
  
   Беда была в том, что это никого не интересовало. Ноябрь стал декабрем, а человек в остроконечных туфлях остался безымянным, нерешенной проблемой. Где-то за него волновались и ждали. Или, если они догадались о его судьбе, оплакивали его. Этот человек приобрел в сознании Джо Лифорна личность. Стоило ему обсудить его с Эммой, и Эмма могла бы сказать что-нибудь разумное.
  
   «Конечно, никого не интересует», - сказала бы Эмма своим мягким голосом. «Бюро не обязано брать на себя юрисдикцию, поэтому это не проблема ФБР. С тех пор в округе Мак-Кинли было около пяти тел, о которых нужно беспокоиться, и эти органы являются местными с родственниками, которые голосуют. И этого не произошло во время голосования. резервация, и это не было бы вашей проблемой, даже если бы она была, потому что это явно убийство, а убийства резервации - проблема ФБР. Вы просто заинтересованы, потому что это интересная загадка. На что он бы сказал: «Да. Ты прав». А теперь расскажи мне, почему его положили под эти кусты чамисы, когда было так тяжело доставить его туда, неся его всю дорогу по железнодорожным путям, и объясни записку Ейбичая ». И Эмма сказала бы что-то вроде:« Они хотели чтобы тело видели из поезда, сообщили и нашли, или они остановили поезд и положили его ".
  
   Но Лиафорн не мог представить, что Эмма сказала бы о Ейбичаи и Агнес Цози. Он чувствовал невыносимую, болезненную, непреодолимую потребность поговорить с ней.
  
  Она сидела в этом старом коричневом кресле и работала над одним из тех бесконечных проектов создания чего-то для какого-то ребенка, которые всегда занимали ее руки, пока она думала о любой проблеме, которую он ей поставил. Прошел год, чуть больше года с тех пор, как она умерла. Эта часть, казалось, не стала лучше.
  
   Он выключил телевизор, надел пальто и вышел на крыльцо. По-прежнему шел небольшой снег - просто случайные сухие хлопья. Достаточно объявить конец осени. Снова внутри он достал из шкафа зимнюю куртку, бросил ее на диван, снова включил телевизор и сел. «Хорошо, Эмма, - подумал он, - а как насчет отсутствующих протезов?» Они не просто выскакивают при ударе. Они надежно защищены. Он сказал патологоанатому, что его интересуют эти отсутствующие вставные зубы, и этот человек провел некоторую проверку во время вскрытия. Доктор сказал, что было не один вопрос, а два. Десны показали, что жертва закрепляла вставные зубы с помощью стандартного фиксатора. Таким образом, либо этого человека убили, пока у него не было зубов, либо они были удалены после его смерти. В свете того, как мужчина был одет, первое казалось невероятным. Так зачем же удалять зубы? Чтобы не идентифицировать жертва? Возможно. Есть ли у Эммы другие идеи? »Второй вопрос был именно такого рода, который заинтриговал Лиафорна.
  
   «Я не обнаружил никаких признаков каких-либо заболеваний десен или тех проблем с челюстной костью, которые заставляют стоматологов удалять зубы. Все было совершенно здоровым. Были какие-то признаки травмы. Правые верхние коренные зубы, верхний левый резец были сломаны таким образом, что повлекли за собой некоторую травму кости и в результате остались костные повреждения ». Это то, что сказал патолог. Он оторвался от отчета на Лиафорна и сказал: «Вы знаете, почему у него отсутствуют зубы?»
  
   «Так скажи мне, Эмма, - подумал Лиафорн. Если ты такой умный, скажи мне, почему такому высококлассному джентльмену удалили зубы. И почему.
  
   Подумав об этом, он услышал, как произносит это вслух. Он смущенно встал со стула. «Сумасшедший», - сказал он тоже вслух. "Разговариваю сам с собой."
  
   Он снова выключил телевизор и забрал пальто. Было холоднее, но снега больше не было. Он смахнул рукавом перышки с лобового стекла и поехал.
  
   Двигаясь на восток через Гэллап, он увидел седан Кеннеди, припаркованный у кафе Zuni Truck Stop. Кеннеди пил чай.
  
   «Сядь», - сказал Кеннеди, указывая на пустую скамейку напротив него. Он достал чайный пакетик из чашки и осторожно взял его за шнурок. «Мята перечная», - сказал он. "Вы когда-нибудь пили это вещество?"
  
   Лиафорн сел. «Время от времени», - сказал он.
  
   "Что заставляет вас отказаться от отдыха в такой ненастный субботний вечер?"
  
   Что в самом деле? «Старый друг, я убегаю от призрака Эммы, - подумал Лиафорн. - Я убегаю от собственного одиночества. Я убегаю от безумия».
  
   «Мне все еще интересно узнать о вашем мужчине в остроконечных туфлях, - сказал Лиафорн. - Вы опознали его?»
  
   Кеннеди пристально посмотрел на него поверх чашки. «По отпечаткам пальцев ничего нет», - сказал он. «Думаю, я сказал тебе это. И ни о чем другом».
  
   «Если бы вы нашли его вставные зубы, смогли бы вы опознать его по этому?»
  
   «Может быть», - сказал Кеннеди. «Если бы мы знали, откуда они, то смогли бы выяснить, кто сделал такой протез. Возможно, мы смогли бы».
  
   Появилась официантка с меню. «Просто кофе», - сказал Лиафорн. Сегодня вечером у него не было аппетита.
  
   «Моя жена говорит, что кофе вызывает у меня ночной пот. От кофеина я нервничаю», - сказал Кеннеди. «Она агитирует меня на чай».
  
   Лиафорн кивнул. Эмма делала с ним такие вещи.
  
   «В любом случае, этим парнем занимается офис шерифа, - сказал Кеннеди. - У меня было предчувствие, что он был бы моим клиентом, если бы его опознали. Просто по его внешнему виду. Он выглядел иностранцем. Выглядел важно». Он ухмыльнулся. «Довольно приятно, что его не опознали».
  
   "Как сильно ты старался?"
  
   Кеннеди взглянул на него поверх чашки, слегка удивившись тону Лиапхорна.
  
   «Как обычно, - сказал он. «Отпечатки. Одежда была сшита на заказ. Обувь тоже. Мы отправили все обратно в Вашингтон. Отправили и фотографии. Они не совпали ни с одним из пропавших без вести».
  
   Он покачал головой. «Ничего не найдено. Нет. Абсолютно ничего».
  
   "Ничего?"
  
   «Лаборатория решила, что одежда иностранного производства. Скорее всего, европейского или южноамериканского. Не из Гонконга».
  
   «Это большая помощь», - сказал Лиафорн. Он отпил кофе. Он был свежим. По сравнению с растворимым напитком, который он пил дома, он был восхитителен.
  
   «Думаю, это подтвердило мою догадку», - сказал Кеннеди. «Если нам когда-нибудь удастся идентифицировать этого лоха, это будет федеральное дело. Он будет крупным дельцом в области наркотиков или незаконного перемещения денег. Что-то интернациональное ".
  
  «Похоже на то, - сказал Лиафорн. Он думал о женщине средних лет, сидящей где-то и гадающей, что случилось с Остроконечными башмаками. Ему было интересно, какие обстоятельства привели к смерти человека в старых, изношенных, с любовью начищенных, изготовленных по индивидуальному заказу ботинках среди чамисы, шалфея и змееголова к востоку от Гэллапа. Он думал о маленьком фатальном проколе в основании черепа. «Что-нибудь новое о причине смерти? Об оружии?»
  
   «Ничего не изменилось. Это все еще тонкое лезвие ножа, вставленное между первым позвонком и основанием черепа. Все еще один укол. Никаких ненужных порезов или проколов. Тем не менее, настоящий профи сделал это ».
  
   «А что делает в Gallup настоящий профи? Есть ли у Бюро какие-либо мысли по этому поводу?»
  
   Кеннеди рассмеялся. «Ты поймал меня слишком поздно, Джо. Когда мне было не больше тридцати, и я все еще боролся за работу Дж. Эдгара, тогда этот меня бы до смерти волновало. Где-то там, по делу об убийстве триста девятого, меня осенило, что я не собираюсь спасать мир.
  
   «У вас закончилось любопытство», - сказал Лиафорн.
  
   «Я состарился, - сказал Кеннеди. «Или, может быть, стал мудрее. Но мне любопытно, что заставляет вас покинуть резервацию в такую ​​погоду».
  
   «Просто чувствую беспокойство», - сказал Лиафорн. «Думаю, я поеду туда, где было тело».
  
   «К тому времени, как ты сможешь выбраться, будет темно».
  
   «Если патологоанатом прав, было темно, когда того парня зарезали. Ночью перед тем, как мы его нашли. Ты хочешь пойти с тобой?»
  
   Кеннеди не захотел идти вместе с ним. Липхорн медленно ехал по межштатной автомагистрали 40, его патрульная машина вызвала непростую осторожность на скорости шестьдесят пять миль в час в потоке движения на восток. Холодный фронт теперь снова создавал прерывистые движения. снег, поток мелких перистых хлопьев, казавшихся холодными и сухими, как пыль, за которыми следовали просветы, в которых западный горизонт тускло светился в предсмертном дне. Он свернул с шоссе на развязке Форт Уингейт и остановился там, где подъездная дорога пересекалась с входной на маршрут к старому форту. Некоторое время он сидел, возвращаясь к вопросу, который задал, когда увидел тело. Есть ли какая-либо связь между этим складом устаревших боеприпасов, давно включенным в список брошенных Пентагоном, и оставленным поблизости трупом в одежде, сшитой иностранным портным? Контрабанда взрывчатки? Судя по тому немногому, что Лиафорн знал о милю за милей здешних бункеров, они держали снаряды для тяжелой артиллерии. Не было ничего, что можно было бы вытащить в портфеле - или найти применение, если оно есть. Он снова завел машину и проехал под автомагистралью к старому шоссе 66 США и спустился по нему к нефтеперерабатывающему заводу Shell Oil Company в Иянбито. Железная дорога Санта-Фе проложила здесь двойные пути своей главной линии, ведущей в Калифорнию, параллельно старому шоссе с высокими розовыми валами Нашодишгиш-Меса, ограждающими этот коридор на севере. Лиафорн снова припарковался, протащив машину по зарослям у обочины. Отсюда до зарослей чамисы, где было тело Остроконечных башмаков было положено. Липхорн проверил ограждение полосы отчуждения. Достаточно легко, чтобы пройти через него. Достаточно легко, чтобы пронести через это маленькое тело. Но этого не произошло.
  
   Только если тот, кто это сделает, не сможет пересечь четыреста ярдов мягкой пыльной земли, не оставляя следов.
  
   Лиафорн перелез через забор и направился к рельсам. С востока шел поезд, создавая громовой шум грузового поезда. Фара его локомотива ослепляла в темноте. Лиафорн не спускал глаз, поля его униформенной шляпы закрывали лицо, и он уверенно шел по заросшему кустарником ландшафту. Мимо пролетел локомотив, толкаемый тремя другими дизелями и с шумом, буксирующим платформы с полуприцепами, а затем пара цистерн, затем вагоны-хопперы, затем вагоны с новыми автомобилями, сложенными высокими штабелями, затем старые грузовые вагоны с плиточным бортом и наконец камбуз. Лиафорн был теперь достаточно близко, чтобы видеть свет в окне локомотива. Что мог видеть в нем тормозной? Мог ли какой-нибудь инженер видеть двух мужчин (троих? Четырех человек? Мысль была иррациональной), несущих Остроконечные башмаки по дороге к месту его отдыха?
  
   Он стоял и смотрел на исчезающие огни и на свет приближающейся фары, направляющейся на восток, на следующем пути. Снег стал немного тяжелее, ветер дул ему по шее. Он задрал воротник пиджака, опустил поля шляпы. То, что он не знал об этом деле, коснулось чего-то внутри Лиафорна - горечи, которую он обычно держал скрытой настолько, что о ней забывали. Под этим мрачным холодным небом она всплыла на поверхность. Если Остроконечные Ботинки были чем-то другим, чем он, то кем-то слишком важным для исчезнет незамеченным и незарегистрированным, кто-то, чей сшитый костюм не был изношен, чьи каблуки не были стерты, тогда система давно бы ответила на все эти вопросы. Расписание поездов было бы проверено, бригады поездов были бы найдены и опрошены..
  
   Лиафорн вздрогнул, плотнее закутал в куртку, посмотрел на трассу, пытаясь понять, что механик мог видеть вдоль трассы в свете своей фары. Липхорн предположил, что с высоты поезда он мог видеть довольно много.
  
   Поезд пролетел мимо, оставив тишину. Лиафорн побрел по тропе и прочь от нее к дороге. Затем он услышал, как с востока идет другой поезд. Намного быстрее, чем грузовой. «Это будет« Амтрак », - подумал он и повернулся, чтобы посмотреть, как он прибывает. Он дважды свистнул, вероятно, на пересечении дороги графства впереди. А потом он пронесся мимо. Он предположил, что семьдесят миль в час. Пока не останавливается на остановке в Gallup. Он улыбнулся, вспомнив предложение, которое он вложил в голос Эммы - может быть, они остановили поезд Амтрак и задержали его. Он был достаточно близко, чтобы видеть головы людей у ​​окон, людей в кабине наблюдения со стеклянной крышей. Люди со страхом перед полетами на самолёте или достаточно богатые, чтобы позволить себе не летать. «Может, они остановили Амтрак и задержали его, - подумал он. - Ну, может, и сделали. Это казалось не более глупым, чем его видение взвода людей, несущих Остроконечные башмаки по рельсам.
  
   Бернар Сен-Жермен оказался единственным железнодорожником, которого Липхорн знал лично - тормозным кондуктором железнодорожной компании Атчисон, Топика и Санта-Фе. Липхорн позвонил ему со станции Фина на развязке Иянбито и получил запись на автоответчик Сен-Жермена. Но пока он оставлял сообщение, Сен-Жермен взял трубку.
  
   «У меня очень простой вопрос, - сказал Лиафорн. «Может ли пассажир остановить поезд Amtrak? У них еще есть шнур, который можно потянуть, чтобы включить воздушные тормоза, как вы видели в старых фильмах?»
  
   «Теперь в каждой машине есть ящик, похожий на коробку пожарной сигнализации, - сказал Сен-Жермен. - Это называется« Стоп кран ». Пассажир может достать его и потянуть ".
  
   "И это останавливает поезд?"
  
   «Конечно. Он включает воздушные тормоза».
  
   "Как долго будет остановка?"
  
   «Это будет зависеть от обстоятельств. Может быть, минут десять. А может, час. Что происходит?»
  
   «В прошлом месяце у нас было тело рядом с путями к востоку от Гэллапа. Я пытаюсь выяснить, как оно попало туда».
  
   «Я слышал об этом», - сказал Сен-Жермен. «Думаешь, кто-то остановил Амтрак и положил тело?»
  
   «Просто мысль. Просто возможность».
  
   «Какой это был день? Я могу узнать, потянул ли кто-нибудь за рычаг стоп крана.
  
   Лиафорн назвал ему дату смерти Остроконечных Ботинок.
  
   «Да. Обо всем этом нужно сообщать», - сказал Сен-Жермен. «Каждый раз, когда поезд делает внеплановую остановку по какой-либо причине, вы должны сдать отчет о задержке. И это нужно немедленно сообщить по радио. Я узнаю для вас в понедельник».
  
  
   Глава седьмая
  
  
   Нельзя заниматься личной почтой во время дежурства в отделении полиции племени навахо в Шипроке. Нельзя также принимать личные телефонные звонки. В понедельник офицер Джим Чи сделал и то, и другое. У него была довольно веская причина.
  
   Почтовое отделение не доставляло почту в маленький алюминиевый трейлер Чи, припаркованный под тополями у реки Сан-Хуан. Вместо этого Чи забирал ее в почтовом отделении каждый день во время обеденного перерыва. В понедельник его порция была LL Bean каталог, на который он прислал купон, и письмо от Мэри Лэндон. Он поспешил с ними обратно в офис, отложил каталог и разорвал письмо.
  
   «Дорогой Джим», - началось оно. С того прекрасного начала все быстро пошло под откос.
  
   Когда вчера пришло твое письмо, я был взволнована мыслью о твоем визите и новой встрече. Но теперь у меня было время подумать об этом, и я считаю, что это ошибка. У нас все еще есть та же проблема, и все, что это сделает, это вернет всю старую боль ...
  
   Чи перестал читать и уставился на стену напротив своего стола. Стена нуждалась в покраске. Она нуждалась в покраске годами. Чи прикрепил к ней календарь и фотографию Мэри Лэндон и его самого размером восемь на десять, сделанную Ковбоем Даши, где они оба стояли на ступенях маленького «учительского дома», где она жила, когда преподавала в школе. Начальная школа Краунпойнт. Как и многие фотографии Ковбоя, она был немного не в фокусе, но Чи дорожил ей, потому что ему удалось запечатлеть ключевой ингредиент Мэри: счастье. Они отсутствовали всю ночь, наблюдая последнюю ночь церемонии Enemy Way около Дома Капитула Уиппурвиллов. Оглядываясь назад, Чи понял, что именно той ночью он решил жениться на Мэри Лэндон. Или попробует жениться на ней.
  
   Он прочитал оставшуюся часть письма. Это было коротко - простое изложение их проблемы. Она не хотела бы, чтобы ее дети воспитывались
  
  в резервации, воспитывая их как незнакомых с ее собственной культурой. Он не будет счастлив вне резервации. И если он принесет жертву ради нее, она будет несчастна, потому что сделала его несчастным. Это невыполнимая дилемма, сказала она. Почему они должны возродить боль? Почему не позволить ране зажить?
  
   Почему бы и нет? Вот только это не было исцелением. Вот только он, похоже, не мог пройти через это. Он отложил письмо. Подумайте о другом. Что ему нужно было сделать сегодня. Он довольно хорошо убрал все, что осталось, готовясь к отпуску. Позади Тох-Атина Меса был человек, которого он должен был найти, - свидетель по делу о нападении. Судебный процесс был отложен, и он намеревался позволить этому повиснуть, пока он не вернется из Висконсина и не увидит Мэри. Но он сделает это сегодня. Он сделает это прямо сейчас. Немедленно.
  
   Телефон зазвонил. Это была Джанет Пит, звонившая из Вашингтона.
  
   "Ya et eeh", - сказала Джанет Пит. "У тебя все в порядке?"
  
   «Хорошо», - сказал Чи. "Что происходит?"
  
   «Наши пути снова пересекаются», - сказала она. «У меня есть клиент, и оказывается, вы его арестовали».
  
   Чи был озадачен. "Разве вы не в Вашингтоне?"
  
   «Я в Вашингтоне. Но вы арестовали этого парня в резервации. Он сказал мне, что в Yeibichai ".
  
   Генри Хайхок. «Ага», - сказал Чи. «Парень с заплетенными в косы волосами. Как белокурая кайова».
  
   «Это он, - сказала Джанет. - Но он заметил, что в резервации он не в стиле. Он заменил ее на узел». Наступила пауза. «У тебя все в порядке?
  
   «Даже навахо понимают блюз», - сказал Чи. "Нет. Я в порядке. Просто уставший. Завтра у меня начнутся каникулы. Предполагается, что вы устали перед отпуском. Так должна работать система.
  
   «Думаю, да», - сказала Джанет. Она тоже казалась усталой. «Когда вы арестовали его, вы помните, был ли с ним еще один мужчина? Стройный. Латино».
  
   «С искалеченными руками? Он сказал, что его зовут Гомес. Я думаю, это был Гомес. Может быть, Лопес».
  
   "Это был Гомес. Что вы думаете о нем?"
  
   Вопрос удивил Чи. Он думал. «Интересный человек. Мне было интересно, как ему удалось потерять столько пальцев».
  
   Последовало долгое молчание.
  
   "Как он потерял эти пальцы?"
  
   «Я не знаю, - сказала Джанет. - Я просто пытаюсь как-то разобраться с этим человеком. На самом деле, с моим клиентом. Мне нравится понимать, во что я ввязываюсь».
  
   «Как тебе вообще удалось познакомиться с этой птицей Хайхок?» - спросил Чи. "Вы специализируетесь на действительно странных делах?"
  
   "Это просто. Хайхок - отчасти навахо и очень этим гордится. Он хочет быть цельным навахо. Во всяком случае, он говорит так же, как и он. Итак, он хочет адвоката навахо ».
  
   «Тогда полностью его идея», - скептически сказал Чи. "Вы не были волонтером?"
  
   Джанет засмеялась. «Ну, здесь много об этом деле писали в газетах. Хайхок - консерватор в Смитсоновском институте, и он чертовски был недоволен, что они держат на складе около миллиона скелетов коренных американцев, а в прошлом году они пытались его уволить. Так что он пошел и подал иск и снова получил работу. Это был случай Первой поправки. Дела по Первой поправке широко освещаются в Washington Post. Потом он берется за дело, за который вы его арестовали. Он выкопал пару могил в Новой Англии и, конечно же, выбрал исторически выдающуюся пару, и это принесло ему гораздо больше известности. Так что я знала о нем и читала о связи навахо ... - ее голос затих.
  
   «Я думаю, у вас странный выбор клиента», - сказал Чи. "Есть шанс оправдать его?"
  
   «Нет, если он добьется своего. Он хочет сделать это политическими дебатами. Он хочет привлечь к суду грабителей могил белагаана за ограбление индийских могил, а его судят за то, что он выкопал пару белых. Это могло бы сработать в Вашингтоне, если бы я мог выбрать правильное жюри. Но суд будет в Нью-Хейвене или где-нибудь в Новой Англии. В этой части страны все счастливы в воспоминаниях о том, как прадедушка рассказывал об убийстве краснокожих.
  
   Еще одна пауза. Чи обнаружил, что смотрит на картинку. Мэри Лэндон и Джим Чи на пороге, клоунада. Волосы Мэри были невероятно мягкими. В тот день, когда они пошли на пикник, они пошли на пикник, и они окружали ее лицо. Он первым пальцем убрал их со лба. Голос Мэри сказал: «У тебя есть шанс. Вы знаете, если вы пойдете в Академию ФБР, то у вас все будет хорошо, и вы знаете, что они предложат вам работу. Им нужны агенты навахо. Не то чтобы у вас не было выбора . " И он сказал: у тебя тоже есть выбор или что-то в этом роде. Что-то глупое.
  
   «Вы, вероятно, должны работать», - говорила Джанет Пит, - «и я все равно не знаю, о чем конкретно звонила. Думаю, я просто надеялась, что вы расскажете мне что-нибудь полезное о Гомесе. Или о Хайхоке». .
  
   «Или хотели услышать дружелюбный голос», - подумал Чи. Это было именно его собственное чувство. «Может быть, я что-то не замечаю, - сказал Чи. - Может, если бы я лучше понял проблему ...»
  
   «Я сама не понимаю проблемы».
  
   - сказала Джанет. Она шумно выдохнула. «Послушайте. Что бы вы подумали, если бы вы разговаривали со своим клиентом, и все прошло примерно так. Этот парень предстает перед судом за осквернение могилы. Вы ведете себя очень круто, пытаетесь убедить его в том, как с этим справиться, если он действительно сделал то, в чем его обвиняют, и внезапно он говорит: «Конечно я сделал это. Я горжусь, что сделал это. Но станете ли вы моим адвокатом по другому преступлению? И я говорю: «Какое преступление?» И он говорит: «Это еще не было совершено». И я не знаю, что на это ответить, поэтому говорю что-то легкомысленное. «Если ты собираешься выкопать еще одну могилу, я не хочу об этом слышать», - говорю я. И он говорит: «Нет, это было бы лучше, чем это». И я смотрю на него с удивлением. Я думаю, это шутка, но его лицо серьезно. Он не шутит.
  
   "Он сказал вам, какое преступление?"
  
   "Я сказал:" Какое преступление? Насколько серьезно? »И он сказал, что мы не можем об этом говорить. И, если бы мы сказали вам, вы были бы соучастником раньше. Он улыбался, когда говорил это. Обратите внимание, он сказал, что мы ".
  
   «Мы», - повторил Чи. «Есть идеи, кто? Он член какой-то организации Indian Power? Кто-нибудь работает с ним над этим проектом« Освободи кости »?»
  
   «Ну, он всегда говорит о своем Обществе Тахо, но я думаю, что он единственный член. На этот раз я думаю, что он имел в виду Гомеса».
  
   "Почему Гомес?"
  
   "Я не знаю. Гомес приводит его в мой офис. Я звоню Хайхоку в дом Хайхока, и Гомес отвечает на телефонные звонки. Кажется, Гомес всегда рядом. Вы знали, что Гомес связался с ним после того, как вы подобрали его в Аризоне?
  
   «Я не знал, - сказал Чи. - Может, они просто друзья».
  
   «Я хотела спросить тебя об этом», - сказала Джанет. «Они приехали в Yeibichai вместе? У вас было ощущение, что они друзья? Старые друзья?»
  
   «Они были незнакомцами, - сказал Чи. «Я уверен в этом», - он вспомнил эту сцену, описал ее Джанет-Гомес, который прибыл первым, ожидал в арендованной машине, без всякого интереса, вступил в контакт с Хайхоком. Он описал очевидный факт, что Хайхок не знал Гомеса. . «Я бы сказал, что Гомес пришел в Yeibichai только для того, чтобы найти Хайхока. Но как он мог знать, что приближается Хайхок, если они действительно были чужими? "
  
   "Это просто. Точно так же ФБР знало, где его арестовать, - сказала Джанет. - Он сказал всем, женщине, у которой он снимает свою квартиру, своим соседям, своим собутыльникам, людям, с которыми он работает в Смитсоновском институте, сказал всем, что он приезжает в Аризону, чтобы присутствовать на Yeibichai для его shima "sa" ni ".
  
   "Он использовал это слово? Бабушка по материнской линии?"
  
   «Ну, он сказал им, что нашел эту старуху в своем клане Горькой Воды. Он утверждает, что его бабушка по материнской линии была Динех Горькой Воды. И он утверждает, что старуха пригласила его к себе в Ейбичай».
  
   Чи обнаружил, что все это его интересует. «Ну, как бы то ни было, когда я их увидел, Гомес пытался познакомиться с незнакомцем. Либо так, либо они оба хорошие актеры. И кого они будут пытаться обмануть? »Чи не дождалась ответа на этот риторический вопрос. Он думал о том, что сказала Джанет о еще не совершенном преступлении. Что-то серьезное. То, о чем «мы» не могли говорить.
  
   «Я бы сказал, что у вас очень ненадежный клиент, - добавил Чи. - Есть ли причина думать, что это не просто какой-то невротичный одинокий рейнджер, пытающийся произвести впечатление на симпатичного юриста?»
  
   «Есть еще кое-что, - сказала Джанет Пит. - Его телефон прослушивается».
  
   "О," сказал Чи. "Он тебе это сказал?"
  
   «Я услышала щелчок. Помехи на линии. Я позвонил ему незадолго до того, как позвонила вам. На самом деле, именно это на самом деле побудило меня сделать этот звонок».
  
   "О," сказал Чи. «Я подумал, может, ты скучаешь по мне».
  
   «Это тоже», - сказала Джанет. «Это, и кто-то преследовал меня».
  
   "Ах," сказал Чи. Он вспоминал Джанет Пит. Как она поступила с ним, когда подумала, что он плохо обращается с одним из ее клиентов, когда они впервые встретились; как она справилась с ситуацией, когда он повредил машину, которую она покупала. Джанет Пит не из тех, кого легко напугать.
  
   «Если не преследуют меня, то присматривают за мной. Я вижу этого парня возле своей квартиры. Я вижу его в газетном киоске ниже, где мы работаем. Я вижу его слишком часто. И я не видела его до тех пор, пока я не была связана с этим делом Хайхока ".
  
   Чи держал письмо Мэри Лэндон в левой руке, складывал и разворачивал его в пальцах. Теперь он бросил его в свою корзину наверх маленькой папки, в которой находился его
  
  - билет на самолет Continental Airlines в Милуоки. Он думал, что может поехать в Вашингтон, зайти в здание Дж. Эдгара Гувера в Вашингтоне. Посмотреть, как это выглядит. Поговорить с парой людей, которых он там знал. Посмотреть, каково было бы работать в Бюро.
  
   «Вот что я тебе скажу», - сказал он. «Я все равно еду в Вашингтон. На следующий день или два. У меня дела в офисе ФБР. Я сообщу вам, когда именно, и вы настроите меня, чтобы я поговорил с Хайхоком. И с Гомесом тоже, если сможете. То есть, если вы хотите узнать, что я об этом думаю.
  
   "Я сделаю." Долгая пауза. «Спасибо, Джим».
  
   «Будет рад вас видеть, - сказал он. - И я хочу познакомиться с вашим парнем, богатым и известным адвокатом».
  
   По крайней мере, лучше, чем две недели валяться без дела. И он уловил что-то в голосе Джанет Пит, чего никогда раньше не слышал. Она казалась испуганной.
  
  
  
   Глава восьмая
  
  
   В воскресение лейтенант Джо Лиапхорн чувствовал себя намного лучше из-за человека в остроконечных туфлях. Его чувство естественного порядка вещей было восстановлено. Хотя Джо Лиапхорн во многих отношениях перешел в мир белых, его требования навахо к порядку и гармонии остались. У каждого следствия должна быть причина, у каждого действия - необходимый результат. Единство существовало, всеобщее и вечное. А теперь казалось, что на полынной равнине к востоку от Гэллапа не произошло ничего, нарушающего этот естественный порядок. Судя по всему, Остронос показал свой банкролл не в том месте, возможно, во время игры в покер в кабине наблюдения в поезде. Человек с ножом убил его, остановил поезд, положил тело на удобное место на траве и вернулся с кошельком жертвы.
  
   В этой теории были пробелы, некоторые вопросы без ответа. Например, что, черт возьми, случилось с вставными зубами? Какая связь была с Агнес Цоси Еибичаи? Но в основном большая часть дисгармонии просочилась из этого убийства. Лиафорн мог думать о другом. Он думал о том, чтобы навести порядок в доме и подготовиться к отпуску. Как и в случае с большинством полицейских племени навахо, отпуск для Лиапхорна наступил после окончания летнего туристического сезона и до того, как зима принесла снежные бури с их тяжелой работой по спасению. Если Лиафорн хотел взять отпуск, сейчас самое время. Однажды он уже отложил это просто потому, что в отсутствие Эммы он не мог придумать ничего, чем бы ему понравилось заниматься. Но он должен это принять. Если он этого не сделает, его друзья заметят. Он увидит больше этих тонких маленьких признаков их доброты и жалости, которых он стал бояться. Поэтому он будет думать, куда бы пойти. Что-то делать. И он будет думать сегодня. Как только он вымыл посуду и опустил грязную одежду в прачечную. Но когда зазвонил телефон, когда он собирался пойти на обед в понедельник, он все еще ни о чем не подумал. Обед должен был быть с Кеннеди. Кеннеди находился в Винд-Роке, где занимался какой-то проверкой документов в Бюро, и ждал его в кофейне мотеля Navajo Nation Motor Inn. Он решил спросить у Кеннеди, что делать с восемнадцатидневными выходными. Лиафорн взял трубку и сказал «Лиафорн» тоном, который, как он надеялся, выражал поспешность.
  
   Голос был Бернар Сен-Жермен. У Лифорна было время на этот звонок.
  
   «Довольно хорошее предположение, - сказал Сен-Жермен. «Не идеально, но близко».
  
   «Хорошо, - сказал Лиафорн. «Теперь, - подумал он, -« Остроконечные туфли »превращаются в убийство, совершенное в межгосударственной торговле. Федеральное дело. Теперь будет задействовано Бюро. Более одиннадцати тысяч агентов ФБР, хорошо одетых, хорошо обученных и высокооплачиваемых, будут выпущены для того, чтобы прикрепить личность к человеку в остроконечных туфлях. Будет задействована самая дорогая в мире криминалистическая лаборатория. И если остроконечные башмаки будут важны и решение будет казаться неизбежным, в действие вступит самый финансируемый и наиболее успешный механизм связей с общественностью правоохранительных органов. Кеннеди, его старый друг, с которым он собирался пообедать, должен был приступить к работе.
  
   "Что ты имеешь в виду, близко, но не идеально?" - спросил Лиафорн.
  
   «Близко, потому что Amtrak остановился в тот вечер, и именно там, где было найдено ваше тело. Но никто не потянул за рычаг стоп крана», - сказал Сен-Жермен. «Система ATS вышла из строя и остановила его».
  
   "ATS?"
  
   «Раньше это называли выключателем мертвеца, - сказал Сен-Жермен. - Если инженер не нажимает кнопку периодически, он автоматически включает воздушные тормоза. Это на всякий случай, если у инженера случится сердечный приступ. или инсульт, или что-то в этом роде. А может, засыпает. Тогда он не нажимает кнопку, и АВР останавливает поезд автоматически.
  
   «Это значит, что это была просто авария? Пассажир не мог этого вызвать? Никаких вопросов? "
  
   Никаких вопросов? " «Вовсе не вопрос. О таких вещах нужно сообщать в письменной форме. Все это указано в отчете о задержке. Поезд «Амтрак» отстал на семь минут. В нескольких милях к востоку от Форт-Уингейт, у ATS произошло короткое замыкание или что-то в этом роде, и он притормозил ».
  
   Лиафорн уставился на карту на стене за столом, переосмысливая свою теорию.
  
   "Как долго была остановка?"
  
   «Я знал, что вы спросите об этом, - сказал Сен-Жермен. - Это было остановлено на тридцать восемь минут. С 20:34 до 21:12. Думаю, это будет примерно средний показатель. Инженер должен повысить давление воздуха и сбросить тормоза. И так далее."
  
   "Могут ли пассажиры выйти?"
  
   "Не должны".
  
   "Но могли ли они?"
  
   "Конечно. Почему нет?"
  
   "И вернуться снова?"
  
   "Ага."
  
   «Кто-нибудь мог бы увидеть, если бы кто-нибудь сделал? Кто-нибудь из бригады поезда?»
  
   «Вы имеете в виду ночью? После наступления темноты? Но, вероятно, нет. Нет, если бы парень не хотел, чтобы его видели. Это было бы достаточно просто. Вам просто нужно подождать, пока все будут заняты. Никто не смотрит ».
  
   «Бернард, что случится с багажом, если пассажир выйдет до места назначения и покинет его?»
  
   «Они снимают его в конце очереди - в точке поворота, когда они« чистят машины ». Он идет в офис рассмотрения претензий. Бюро находок. Или, если он выходит из зарезервированного отсека на спальном месте, то они «проследят его и отправят обратно в пункт отправления. Чтобы пассажир мог забрать его там».
  
   «Этот железнодорожный транспорт, который проходит здесь, станет ли точкой поворота Лос-Анджелес?»
  
   «Не совсем так. Есть движение на восток и на запад каждый день. Запад - номер 3. Восток - номер 4. "
  
   "Кому бы мне позвонить туда, чтобы узнать о оставленном багаже?"
  
   Сен-Жермен сказал ему.
  
   Кеннеди мог подождать минутку, чтобы пообедать с ним. Он позвонил в офис претензий Amtrak в Лос-Анджелесе и рассказал человеку, который ответил, кто он, что ему нужно и зачем ему это нужно. Он дал мужчине поезд и дату. Потом ждал. Это не заняло много времени.
  
   «Да. В вагоне поезда был чемодан и кое-какие личные вещи. Мы держали его здесь, чтобы посмотреть, не заберет ли кто-нибудь его. Но теперь он вернулся в Вашингтон», - сказал мужчина.
  
   "Вашингтон?"
  
   «Вот где сел пассажир. Он перешел в номер 3 в Чикаго ».
  
   Лиафорн снял колпачок со своей шариковой ручки и потянул к себе блокнот.
  
   "Как его звали?"
  
   «Кто знает? Думаю, вы могли бы получить его в офисе приема претензий в Вашингтоне. Или в офисе бронирования. Где бы они ни хранили такие записи. Это не мое дело».
  
   «Как насчет того, чтобы найти бригаду поезда? Это возможно?»
  
   «Это тоже Вашингтон. Вот где базируется эта команда. Я думаю, будет достаточно легко узнать их имена из Вашингтона ».
  
   Кеннеди уже сделал заказ, когда Лиафорн подошел к своему столику. Он ел клубный бутерброд.
  
   Он спросил. "Вы живете по времени навахо?"
  
   «Всегда», - сказал Лиафорн. Он сел, заглянул в меню, заказал рагу с зеленым чили. Он чувствовал себя прекрасно.
  
   «Я кое-что узнал об этом теле», - сказал он. Он рассказал Кеннеди о остановке Amtrak той ночью в том месте, где было оставлено тело, и о том, что сказал ему Сен-Жермен, и о пассажирах ». багаж оставляют в купе.
  
   Кеннеди задумчиво жевал. Он усмехнулся, но улыбка была слабой. «Если вы не бросите это дело, вы, знаете, собираетесь сделать из этого федеральное дело», - сказал он. "Что ты хочешь чтобы я сделал?"
  
   «Сделайте свою знаменитую штуку с ФБР», - сказал Липхорн.
  
   Кеннеди сглотнул, отпил воды и кивнул. «Хорошо. Я попрошу кого-нибудь из Вашингтона спуститься и осмотреть багаж. Мы посмотрим, удастся ли им установить личность. Посмотрим, к чему это нас приведет ».
  
   "Что еще можно спросить?"
  
   «Я могу придумать еще несколько вещей, которые вы собираетесь спросить, - сказал Кеннеди. - Основываясь на нашем прошлом опыте с вами. Оказывается, этот багаж принадлежит алкоголику, который имеет привычку проваливаться сквозь трещины. Так что мы разумно решим, что это не тело, но вам это не понравится. Кеннеди поднял руку, вытянув все пальцы. Он нагнулся один. «Один. Вам понадобится какая-то скрытая проверка отпечатков пальцев на багаже». Он наклонился над другим. «Два. Вам нужно будет идентифицировать восемьдесят два человека, которые работали с ним с момента его владельца ». Он нагнулся третий. «Три. Вам нужно краткое изложение всех, кто был в той конкретной поездке в Амтрак». Кеннеди наклонил уцелевший палец. «Четыре. Вам понадобятся интервью с экипажами поездов. Пять ... Кеннеди исчерпал свой запас пальцев. Он протянул большой палец. «Подводя итог, вам понадобится то же самое, что и мы, если бы Император Земли был похищен марсианами.
  
   Сверхурочные затраты на восемьдесят шесть миллиардов, а потом выясняется, что ваше тело - это торговец автомобилями, который поссорился с кем-то в баре поезда, и это «не дело Бюро».
  
   Лиафорн кивнул.
  
   "Это тоже не ваше дело, - добавил Кеннеди. - Вы ведь знаете это, не так ли?"
  
   Лиафорн снова кивнул. «Еще не мое дело». Он взял ложку рагу, съел. «Но мне интересно, почему он шел в Ейбичай», - сказал он. "Не так ли?"
  
   «Конечно, - сказал Кеннеди. «Это кажется странным».
  
   "А если он собирался, почему он был почти на месяц раньше?"
  
   «Меня интересуют многие вещи, - сказал Кеннеди. «Интересно, почему Джордж Буш выбрал, как его зовут вице-президентом. Интересно, почему анасази ушли от всех этих жилищ на скалах? Интересно, какого черта я вообще попал в правоохранительные органы. Или обедал с тобой, когда знал, что тебе нужно одолжение.
  
   «И мне интересно узнать о вставных зубах этого парня, - сказал Лиафорн. - Не столько о том, куда они попали, а о том, что случилось с его настоящими зубами».
  
   Кеннеди рассмеялся. «Я не так уж сильно увлечен этой игрой в удивление», - сказал он.
  
   «Не было ничего плохого ни с его деснами, ни с его челюстью», - сказал Лиафорн. «Это то, что показало вскрытие. И поэтому люди вырывают зубы ».
  
   Кеннеди вздохнул, покачал головой. «Вы получите чек», - сказал он. «Я попрошу кого-нибудь проверить багаж в Вашингтоне».
  
   Он сделал. Лифорну позвонили во вторник.
  
   «Вот что они нашли, - сказал Кеннеди. - Оговорка была сделана на имя Иларио Мадрид-Пенья. Видимо, это вымышленное имя. По крайней мере, и адрес, и номер телефона были фальшивыми, а имени нет ни в одном из справочников.
  
   «Это возвращает нас к исходной точке», - сказал Лиафорн, стараясь не слышать разочарование в голосе. «Если только они не нашли что-нибудь в багаже».
  
   «Секундочку», - сказал Кеннеди. «Один большой чемодан и один портфель», - прочитал он. «Чемодан содержал ожидаемые предметы нижнего белья, рубашки, носки, одну пару брюк, керамическую посуду, туалетные принадлежности. Портфель содержал журналы и газеты на испанском языке, книги, небольшую записную книжку, канцелярские товары, конверты, марки, перьевая ручка, пакет Tums, мелочи. Ничто в записной книжке не помогло установить личность. Кеннеди сделал паузу. "Это оно. Это все что они написали."
  
   Лиафорн подумал об этом. «Ну, - сказал он, - я не знаю, что и думать».
  
   «Я жду, когда вы скажете:« Спасибо, мистер Кеннеди », - сказал Кеннеди.
  
   "Вы знаете агента, который проверял?" - спросил Лиафорн.
  
   «Вы имеете в виду лично? Или как его звали? Нет. Это мог быть кто угодно».
  
   «Ты думаешь, это был бы кто-то, кто знал, что делал?»
  
   "Я бы так не думал, - сказал Кеннеди. - Какой-нибудь новичок, которого вы бы хотели выгнать из офиса. Подобное дело не будет приоритетным". Кеннеди засмеялся.
  
   «Каков шанс заставить Бюро собрать бригаду поезда, выяснить, кто поднял багаж, убрал пометку и тому подобное?»
  
   "Я не знаю. Наверное, примерно так же, как вы представляете первую игру Мировой серии в следующем году ».
  
   «Мне сказали, что бригада поезда работает из Вашингтона».
  
   "И что?" Кеннеди сказал. «Прежде чем они наденут человека на что-то подобное, у них должна быть причина».
  
   «Думаю, да», - сказал Лиафорн. Он думал, что знает человека в Вашингтоне, который мог бы сделать это за него. Из дружбы. Если Лиафорн был готов навязать дружбу. Он сказал: «Спасибо, мистер Кеннеди», и повесил трубку, все еще думая об этом. П. Дж. Родни сделал бы это из дружбы, но для него это потребовало бы много работы - по крайней мере, могло бы быть. И, может быть, Родни уже на пенсии. Липхорн попытался вспомнить, в каком году Родни покинул полицейское управление Дулута и устроился на работу в Вашингтон. У него должно быть достаточно лет, чтобы претендовать на пенсию, но когда Липхорн написал Родни, чтобы рассказать ему об Эмме, он все еще служил в полиции округа Колумбия.
  
   Лиафорн взглянул на часы. Время новостей. Он прошел в гостиную, включил телевизор, переключил его на седьмой канал, выключил звук, чтобы избежать истерического крика рекламы Frontier Ford, затем включил его, чтобы послушать выпуск новостей. Ничего особенного, похоже, не происходило, и его мысли вернулись к Родни. Хороший человек. Они подружились, когда оба были деревенскими родственниками-аутсайдерами, посещавшими Академию ФБР. Один из тех слишком редких случаев, когда вы почти с первого взгляда знаете, что кто-то вам понравится, и симпатия взаимна. И когда Родни остановился в Window Rock, чтобы навестить их по пути в Калифорнию, он оказал такое же влияние на Эмму. «У тебя хорошие друзья», - сказала ему Эмма
  
   Родни был хорошим другом. Липхорн наблюдал, как Говард Морган предупреждал о зимнем шторме, движущемся через южную часть Юты в сторону северо-востока Аризоны и Нью-Мексико. «Остерегайтесь метели», - сказал Морган.
  
   Липхорн подумал, что было бы хорошо снова увидеть Родни. Он знал, что он будет делать со своим отпуском.
  
  
  
   Глава девятая
  
  
   Джанет Пит встретила его у ворот Континенталь в Национальном аэропорту. Она выглядела подтянутой, работоспособной, напряженной и счастливой. Она обняла его и повела через толпу к стоянкам такси.
  
   «Вау», - сказал Чи. "Всегда ли так многолюдно?"
  
   «Муравейник Восток», - сказала Джанет. «Она устала, - подумал он. - Но симпатичная. И очень изысканная. Костюм, который она носила, был бледно-серым и, возможно, был сделан из шелка. Что бы он ни был из него сделан, он напомнил Чи, что у Джанет Пит очень красивая форма». напомнил ему, что его городские джинсы, кожаная куртка и галстук-боло не сделали его основным направлением моды в Вашингтоне, округ Колумбия, как это было в Фармингтоне или Флагстаффе. Здесь каждый мужчина старше двадцати носил темный костюм-тройку , белую рубашку и темный галстук. Чи костюмы казались одинаковыми
  
   Его глаза снова обратились к Джанет, изучающей ее. «Никто никогда ни на кого не смотрит», - сказал Чи, которого Джанет заметила, глядя на нее. "Вы заметили это?"
  
   «Избегайте зрительного контакта», - сказала Джанет. «Это первое правило выживания в городском обществе. Я слышала, что в Токио, Гонконге и подобных местах еще хуже. И по той же причине. Слишком много людей собралось вместе ». Она дала водителю адрес отеля Чи. «Было приятно, что вы приехали», - сказала она, и ее тон сказал Чи, что она имела в виду именно это.
  
   Был серый, холодный, моросящий день, «женский дождь» в лексиконе навахо Чи. Джанет спросила о резервации, о племенной политике, об их очень немногих общих знакомых. Чи ответил, недоумевая, зачем он приехал, недоумевая. если бы он поехал в Висконсин, несмотря на письмо Мэри. Он сказал туристическому агентству в Фармингтоне подобрать ему отель в диапазоне от «умеренного до экономичного». Тот, где остановилось такси, выглядел в лучшем случае экономичным. Он зарегистрировался. Цена составляла семьдесят шесть долларов в день - примерно в три раза больше. чем хорошая комната в стране Четырех углов. Эта комната была крошечной, с небольшой двуспальной кроватью, односпальным диваном, телевизором, установленным на настенном кронштейне, без одной из ручек управления, единственным узким окном, выходящим на окна здание напротив Чи жестом указал Джанет на стул и сел на кровать.
  
   «Вот и я», - сказал Чи. "А что я могу сделать?"
  
   Джанет поморщилась. «Проблема в том, что я не знаю, что происходит. Или даже если что-то происходит».
  
   «Ты сказал, что кто-то следил за тобой. Расскажи мне об этом».
  
   «Это не займет много времени, - сказала Джанет. - В первый раз, когда я пошла повидать Генри Хайхока, я сначала не смогла найти его место. Я прошла мимо него, а потом снова. Там была припаркованная машина, с сидящим в нем мужчиной. Он смотрел на меня, поэтому я его заметила. От среднего до маленького роста, очевидно. Может, сорок пять или около того. Рыжие волосы, много веснушек, вроде как красное лицо ». Она остановилась и взглянула на Чи с попыткой улыбнуться. «Вы когда-нибудь задумывались, почему они называют нас краснокожими?» спросила она.
  
   «Давай, - сказал Чи. "Я заинтересован."
  
   «Хайхок живет на Капитолийском холме, в районе, который они называют Восточным рынком. До него легко добраться на метро. Это метро. Я села на метро и пошла к его дому. Может быть, кварталов семь или восемь. Мне довелось пройти мимо этого парня дважды, сидевшего в его припаркованной машине, поэтому я заметила его. Потом, когда ...
  
   «Подожди», - сказал Чи. «Вы имеете в виду, что он сдвинул машину после того, как вы проехали мимо него в первый раз? Он передвинул его впереди вас? "
  
   «Очевидно. А потом, когда я покинул дом Хайхока, он все еще был там. Все еще сидел в этой машине. И снова я заметил его еще дважды, когда возвращался к метро. Он шел второй раз. Как будто он хотел знать, куда я иду, оставил машину на стоянке и пошел за мной пешком. Но он не вошел в метро. А если и попал, я его не видела.
  
   Она остановилась, посмотрела на него, ожидая реакции.
  
   «Хм», - сказал Чи, стараясь казаться задумчивым. Он думал, что существует множество незловещих причин, по которым мужчина может следовать за Джанет Пит.
  
   «С тех пор я видела его три или четыре раза», - добавила она.
  
   Чи явно не выглядел достаточно впечатленным этим. Джанет покраснела.
  
   «Это не Шипрок, - сказала она. - Вы не будете постоянно видеться с незнакомцем в Вашингтоне. Если только вы не работаете в одном и том же месте. Или едите в одном месте. Миллионы людей. Но я видела этого человека снаружи. у здания, в котором находится наша адвокатская контора. Однажды на стоянке и один раз за пределами вестибюля. И, не считая бизнеса метро Eastern Market, я видел его в Музее естественной истории. Слишком много, чтобы быть совпадением ».
  
  
   «В первый раз был в доме Хайхока, - сказал Чи. - Это правда? И снова в его районе. Может, он заинтересован в Хайхоке. А вы - адвокат Хайхока. Может быть, он заинтересован в вас из-за этого.
  
   «Да», - сказала Джанет. «Я думал об этом. Наверное, это все».
  
   «Я бы предложил вам закуски, - сказал Чи. - В Фармингтоне, в отеле за семьдесят пять долларов, если бы у них было что-нибудь настолько дорогое, у вас был бы маленький холодильник со всеми этими закусками и напитками. в нем. Или у вас будет обслуживание в номерах.
  
   «В Вашингтоне это происходит в отелях за триста долларов в день», - сказала Джанет. «Но я ничего не хочу. Я хочу знать, что вы думаете о Хайхоке. Что ты думаешь обо всем этом? "
  
   «Он показался мне слегка подвинутым», - сказал Чи. «Большой, красивый белагаана, но он хочет быть навахо. Или такое у меня впечатление. И я предполагаю, что он выкопал те кости, которые, как его обвиняют, выкопал, чтобы быть воинствующим индейцем.
  
   Джанет Пит задумчиво посмотрела на него. "Вы знаете что-нибудь, что связывает его с Тано Пуэбло?"
  
   «Тано? Нет. На самом деле, я чертовски мало знаю. Я просто застрял в работе: взял федеральный ордер, поехал в Ейбичай и арестовал того парня. Они ни черта тебе не говорят. Если они не произносят слова «вооруженный и опасный», то вы полагаете, что он не вооружен и не опасен. Просто арестуйте его, возьмите, пусть все остальное сделают федералы. Это был ордер на бегство. Вы знаете, бегства нужно избегать. Но я слышал, что его разыскивали на востоке за осквернение кладбища и вандализм. Так далее."
  
   Джанет сидела, зажав нижнюю губу между зубами, и выглядела обеспокоенной.
  
   «Джим, - сказала она, - я думаю, что меня используют».
  
   "Ой?"
  
   «Может быть, это всего лишь символ, что навахо и Хайхок хотели нанять адвоката навахо. В этом есть смысл. В Вашингтоне много юристов, но не юристов навахо».
  
   "Думаю нет."
  
   «Но у меня есть предчувствие», - добавила она. Она покачала головой, встала, попыталась пройтись. По быстрой оценке Чи, комната была около девяти футов в ширину и шестнадцати футов в длину , и площадь занимали санузел и кладовая.Это было не просто непрактично, но и невозможно. Джанет снова села. «Этот Хайхок, он артист на публику. О, это не совсем справедливо. Просто скажите, что он знает, как донести свою точку зрения до прессы, и он знает, что пресса важна для него, и пресса любит его. Поэтому, когда он отказался от экстрадиции и вернулся сюда, он сказал, что хочет адвоката навахо, и это сделал Post ». Она остановилась, взглянула на Чи. «Вы меня знаете, - сказала она.
  
   Чи знал ее в резервации как юриста в штате Dinebeiina Nahiilna be Agaditahe, что вольно переводилось на английский как «Люди, которые говорят быстро и помогают людям», но чаще называлось DMA или Tribal Legal Aid, и который заработал твердую репутацию защитника аутсайдеров. Фактически, Чи узнал ее, когда она пригвоздила его за то, что он пытался держать одного из своих клиентов в тюрьме округа Сан-Хуан дольше, чем Джанет считала законным или необходимым.
  
   «Зная вас, держу пари, вы вызвались добровольцем», - сказал Чи.
  
   «Ну, я позвонила ему, - сказала она. «И мы поговорили. Но я не взяла на себя никаких обязательств. Я думал, что фирме это не понравится.
  
   «Посмотрим, - сказал Чи. - Это Далман, Макартур, Феникс и Уайт, не так ли? Или что-то вроде того. Похоже, они «были бы слишком величественными, чтобы представлять кого-то, кто вандализирует на кладбищах».
  
   «Далман, Макартур, Уайт и Герцог», - сказала Джанет. «И да, это достойная фирма. И она не занимается делами защиты по уголовным делам. Я подумала, что они хотели избежать дела Хайхока. Тем более, когда дело собирается освещать пресса каждый день, а заказчик - отъявленный общественный деятель. И я не думала, что Джону это понравится. Но это не сработало.
  
   «Нет», - сказал Чи. Джон был Джоном Макдермоттом. Профессор Джон Макдермотт. Экс-профессор. Бывший юридический факультет Университета Аризоны. Наставник Джанет Пит, советник факультета, босс, любовник, отец. Человек, для которого она оставила работу в племени навахо, чтобы последовать в Вашингтон. Амбициозный, успешный Джон. «Это не похоже на Джона».
  
   «Оказалось, что я ошибалась», - сказала Джанет. «Джон поднял этот вопрос. Он спросил меня, не хочу ли я представлять Хайхока».
  
   Чи сделал удивленное лицо.
  
   «Я сказал, что не думаю, что фирме это понравится. Он сказал, что фирме все это подойдет. Это продемонстрировало бы ее общественное сознание ».
  
   Чи кивнул.
  
   "Фигня", - сказала Джанет. "Общественное сознание!"
  
   "Почему тогда?"
  
   Джанет хотела что-то сказать, но остановилась. Она снова встала, подошла к окну и выглянула. По стеклу залил дождь. В офисе через улицу горел свет. У окна стоял мужчина и смотрел на них. Чи заметил, что он снял пальто. Жилет и галстук, но без пальто. Чи от этого повеселел.
  
  
   «У тебя есть идея, почему, не так ли?» - сказал Чи.
  
   «Не знаю», - сказала Джанет окну.
  
   «Вы могли догадаться, - сказал Чи.
  
   «Я могу догадываться», - согласилась она. «У нас есть клиент. Корпорация Sunbelt. Это важный фактор в развитии недвижимости, жилых комплексов и тому подобного. Они купили ранчо недалеко от Альбукерке. Судя по тому немногому, что я знаю об этом, я думаю, что там запланировано какое-то большое развитие. Она отвернулась от окна, снова села, уставилась на свои руки. «Sunbelt интересуется, где находится объездная дорога между штатами. Это сильно влияет на их стоимость земли. Насколько я знаю, маршрут, который предпочитает Sunbelt, пролегает через землю Тано-Пуэбло. Путь. Традиционники говорят нет; прогрессисты видят экономическое развитие, деньги ». Она взглянула на Чи. «Старая знакомая история».
  
   «Звучит знакомо, - сказал Чи. Когда она дошла до этого, Джанет Пит объяснила ему, как все это связано с Генри Хайхоком и за ней следят. На улице все еще шел дождь. Он посмотрел на человека в галстуке и жилете в окне через улицу, который, казалось, смотрел на него. Забавный городок, Вашингтон.
  
   «Этой зимой у них будут выборы племени, - сказала Джанет. - Молодой парень по имени Элдон Тамана - соперник против одного из представителей старой гвардии. Тамана выступает за предоставление преимущественного права. Последовала еще одна долгая пауза.
  
   "Хорошие шансы на победу?" - спросил Чи.
  
   «Думаю, что нет», - сказала Джанет, повернулась и посмотрела на него.
  
   «Я собираюсь быть похожим на белого человека, - сказал Чи. - Я очень тороплюсь, чтобы вы мне рассказали, в чем дело».
  
   «Я не уверена, что знаю себя. Что я знаю, так это то, что в коллекции Смитсоновского института есть фетиш Тано. Это фигура, представляющая одного из их Богов войны-близнецов. Каким-то образом Тамана узнал об этом, и я думаю, что он знал Джона в Аризоне, и он пришел к Джону, чтобы поговорить о том, как вернуть его ».
  
   Джанет заколебалась, посмотрела на свои руки.
  
   «Я бы подумал, что это будет довольно просто», - сказал Чи. - «Вам нужно, чтобы совет племени Тано принял резолюцию с просьбой вернуть ее - или, может быть, она исходила от старейшин общества кива, которым принадлежал фетиш. вы бы попросили Смитсоновский институт вернуть его, и они приняли бы это к сведению и провели исследование, чтобы выяснить, где они его достали, и примерно через три года вы либо вернули его, либо нет"
  
   «Не думаю, что это сработает. Не для Таманы, - сказала Джанет, все еще разглядывая свои руки.
  
   "Ой?"
  
   Джанет вздохнула. «Я говорил вам, что он баллотируется в совет племени? Я предполагаю, что он хочет просто войти и представить Бога Войны, вроде как доказать, что он молодой человек, который может делать вещи, в то время как старожилы просто говорят об этом. Я сомневаюсь, знает ли совет, что у музея есть фетиш ».
  
   "Ах," сказал Чи. «Вы представляете интересы Sunbelt в этом вопросе? Думаю, Sunbelt заинтересован в избрании Таманы».
  
   «Я не такая», - сказала Джанет, - «Джон». Джон - эксперт юридической фирмы по Юго-Западу. Он разбирается в вопросах государственной земельной политики, индейцев, урана, прав на воду и всех подобных дел ».
  
   "Он сказал вам все это?"
  
   «В основном он спрашивал меня. Я - индеец фирмы. Предполагается, что индийцы знают об индейцах. Все мы, краснокожие, похожи. Мать Земля, Отец Солнце и все такое дерьмо Уолта Диснея». Она слабо улыбнулась. «Это действительно несправедливо по отношению к Джону. Он не так плох, как большинство. В основном он понимает культурные различия.
  
   "Но ты думаешь, что он тебя использует?"
  
   «Думаю, юридическая фирма хотела бы меня использовать», - поправила Джанет. «Джон работает на них. Я тоже».
  
   Серый дождь на улице, фигура человека в рубашке, стоящего в окне напротив них, узкая ветхая комната - все это угнетало Чи. Он встал с кровати и попытался полностью задернуть окно. Некоторым это помогло.
  
   «Я собираюсь умыться, - сказал Чи. - Тогда давай выберемся отсюда и выпьем где-нибудь кофе». Он хотел подумать о том, что сказала ему Джанет. Он мог понять ее подозрения. Фирма хотела, чтобы она представляла Хайхока, потому что Хайхок работал в значительной должности в музее, в котором хранились священные предметы Тано. Почему? Хотели ли они, чтобы Хайхок украл Военного Близнеца? Должна ли Джанет, как его адвокат, уговорить его это сделать?
  
   «Прекрасно», - сказала Джанет. «У нас назначена встреча с Хайхоком. Не думаю, что я вам об этом говорил. У него дома на Восточном рынке ".
  
   Над зеркалом умывальника стояли две голые лампочки, одна из которых работала. Чи ополоснул лицо, посмотрел на себя в зеркало и снова задумался, какого черта он здесь делает. Но теперь он знал это каким-то подсознательным образом. Он с нетерпением ждал еще одного разговора с человеком, который хотел быть навахо.
  
  
  
   Глава десятая
  
  
   Лиафорн оставил свой зонтик. Он думал об этом, когда садился в самолет в Альбукерке - зонт лежал в пыльном багажнике его машины, и самолет, летевший на восток, в Вашингтон, и то, что казалось Лифорну неизбежным дождем. Зонтик никогда не испытывал дождя. Он ». Я купил его в прошлом году в Нью-Йорке, второй из двух зонтов, которые он купил в той же поездке, - первый был забыт бог знает где. Он бросил второй в багажник своей машины с багажом на нем. его возвращение в аэропорт Альбукерке. Там он простоял год.
  
   Теперь, когда дождь стучал ему по шее, он заплатил таксисту. Он надвинул шляпу ниже ушей и поспешил через тротуар к офису Amtrak. У него была встреча с Роландом Докери, человеком в бюрократии Amtrak, который занимался такими невзрачными проблемами, которые представлял Липхорн.
  
   Докери ждал его, пухлый, слегка лысый и слегка растрепанный мужчина лет сорока. Он с явным любопытством изучил удостоверение личности племенной полиции навахо Лиафорна через бифокальные очки и, взмахнув рукой, пригласил Джо сесть. Он указал на багаж на своем столе - потрепанный кожаный чемодан и более новый портфель меньшего размера.
  
   «ФБР уже проверило их, - сказал Докери. - Как я уже говорил вам по телефону. Думаю, они бы сказали вам, если бы что-нибудь нашли ».
  
   «Ничего полезного, - сказал Лиафорн. «Мы ищем все, что могло бы связать сумки с убийством в Нью-Мексико. Надеюсь, вы не будете возражать, если я отвечу на некоторые вопросы, которые, вероятно, уже были рассмотрены ФБР.
  
   «Нет проблем», - сказал Докери. Он посмеялся. «Никаких проблем с ключами. ФБР уже открывало их». Он с рвением открыл чемодан и портфель. Докери явно наслаждался этим. Это было нечто необычное в работе, которая обычно должна быть рутинной.
  
   Лиафорн первым разобрал чемодан. В нем был запасной костюм, темно-серый, из какой-то дорогой ткани, но выглядевший очень поношенным. Свитер. Два темно-синих галстука. Белые рубашки с длинными рукавами, некоторые чистые и аккуратно сложенные, некоторые использованные и сложенные в мешок для белья. Всего восемь. Три использовались. Пять чистых. Лиафорн проверил свои записи. Размеры шеи и рук соответствовали размерам рубашки на трупе. Шорты и майки, тоже белые. Тот же итог, та же разбивка. То же самое с носками, только теперь они были черного цвета. Он подумал о числах и расписании. Он бы проверил, но это казалось правильным. Если это действительно был багаж «Остроконечных ботинок», то к тому времени, как он добрался до Гэллапа, он на самом деле был примерно в трех рубашках к западу от Вашингтона. чтобы отвезти его туда, куда он собирался, или - если он просто собирался увидеть Агнес Цози - снова домой в Вашингтон.
  
   В портфеле было множество вещей. Лиафорн оторвался от него, но Докери не дал ему возможности задать вопрос.
  
   «Его упаковал один из уборщиков, - сказал Докери. «Просто бросил все, что было вокруг комнаты, в сумку. Я где-то узнал его имя. ФБР задержало его и поговорило с ним, когда проверили ".
  
   "Так это все, что осталось валяться?" - спросил Лиафорн. И Докери согласно кивнул. Но, конечно, Лиафорн знал, что это было не все. Любые мелочи, которые казались бесполезными, были бы выброшены. Старые газеты, заметки, пустые конверты - все, что могло быть наиболее полезным, были бы выброшены. .
  
   Но то, что не было выброшено, также было полезно. Во-первых, Лиафорн заметил почти пустую трубку из-под Fixodent и небольшую банку для чистки зубных протезов. Он ожидал найти их. Если бы он этого не сделал, он бы усомнился, что это был багаж мужчины с вставными зубами. Три книги, все напечатанные на испанском языке, добавили еще немного поддержки. Одежда, которую носили Остроносые туфли, выглядела старомодной и чужой. То же самое и с одеждой в чемодане. Он нашел тонкий блокнот, обтянутый черным пластиком, взглянул на него и отложил в сторону. Под свитером в сумке он обнаружил два горшка, каждый из которых был обернут газетой. Он их осмотрел. Они были из тех, что индейцы пуэбло продают туристам - маленькие, один с изображением ящерицы черно-белой формы, другой - геометрической. Вероятно, они были куплены в качестве подарков на станции Amtrak в Альбукерке, где такие вещи продавались рядом с трассой. Но горшки интересовали Липхорна меньше, чем газетные страницы, которыми покупатель их обернул.
  
  Снова испанский. Лиафорн развернул пачку страниц в поисках имени и даты. Имя было El Crepúsculo de Libertad. Что-то от свободы. Рабочий словарный запас Лифхорна в испанском языке был в основном языком Гэллапа-Флагстаффа. Теперь он тщательно вспомнил о двенадцати кредитных часах, которые он взял в штате Аризона. Он придумал «восход» или, возможно, «сумерки». Рассвет казался более вероятным. Рассвет свободы. Дата на странице была в конце октября, примерно за две недели до того, как остроконечные башмаки порезали ножом. Лиафорн взглянул на заголовки, услышав всего пару слов, но достаточно, чтобы предположить, что речь шла о политике. Ни на одной из смятых страниц не было места публикации.
  
   Лиафорн сложил их в карман и перебрал все лишнее на дне сумки. Он достал лист белой записной бумаги, сложенный вертикально, как будто умещался в кармане. На нем кто-то написал что-то вроде контрольного списка.
  
   Карманы
  
   Очки из бутылочек по рецепту (тоже проверьте футляр)
  
   зубные протезы (если есть)
  
   наклейки в адресных книгах пальто и др.
  
   письма, конверты, книжные тарелки (тарелки?) вещи, написанные в книгах, адреса на журналах и т. д.
  
   Лиафорн задумчиво уставился на список. Он показал его Докери. "Что ты думаешь об этом?"
  
   Докери посмотрел на него. «Похоже на список покупок», - сказал Докери. «Нет, дело не в этом. Возможно, напоминания. Список задач."
  
   Лиафорн положил список на стол. Он взял записную книжку, которую отложил в сторону, открыл ее. Несколько страниц было вырвано. Написано в ней по-испански, написано синими чернилами маленькой осторожной рукой. Он достал бумажник, извлек записку. «d» нашли в кармане рубашки мертвеца. Почерк совпадал с аккуратным мелким почерком в блокноте. И совсем не походил на почерк в списке.
  
   "Вы случайно не знаете, был ли у этого парня сосед по купе?" он спросил.
  
   «Только один человек», - сказал Докери.
  
   "Есть признаки того, что чемодан кто-то взломал?"
  
   «Насколько я знаю нет, - сказал Докери. «И я думаю, что услышал бы. Я уверен, что услышал бы. Это то, что можно обойти ». Он выудил пачку винстонов из ящика стола и протянул одну Липхорну.
  
   «В конце концов мне удалось бросить курить, - сказал Лиафорн.
  
   Докери затянулся, выдохнул синее облако. "Что вы вообще ищете, ребята?"
  
   "Что вам говорило ФБР?"
  
   Докери рассмеялся. «Ни черта. Это был какой-то молодой парень. Он не сказал мне ни слова».
  
   «Мы нашли тело мужчины у рельсов к востоку от Гэллапа. Зарезан. Никаких опознаваний нет. Отсутствуют искусственные зубы». Лиафорн постучал пальцем по фиксоденту. «Оказывается, в Amtrak в нужное время произошла авария. Оказалось, что невостребованный багаж из этого помещения также был лишен всех опознавательных знаков. Одежда, которая у нас здесь в сумке, такого же размера и типа, что и труп. Итак, мы думаем, что «вполне вероятно, что жертвой стал человек, который зарезервировал это купе под вымышленным именем».
  
   «Эй, а теперь», - сказал Докери. "Это интересно."
  
   «Кроме того, - медленно добавил Лиафорн, глядя на Докери, - мы думаем, что кто-то - вероятно, человек, который зарезал нашу жертву - проник в эту комнату, обыскал его вещи и вытащил все, что могло помочь идентифицировать труп».
  
   "Вы говорили с дежурным?" - спросил Докери.
  
   «Я бы хотел, - сказал Лиафорн, - и кто бы это ни прибрал в комнате и собрал вещи жертвы».
  
   «Он видел кого-то в этом помещении», - сказал Докери.
  
   Лиафорн перестал листать блокнот и уставился на Докери. "Он сказал тебе это?"
  
   «Кондуктором этого заезда» стал старик по имени Перес. Раньше он был председателем нашего отделения в Братстве железнодорожников. Он сказал мне, что он и парень, путешествующий в этой комнате, время от времени болтали по-испански. Вы знаете, просто вежливые вещи. Он сказал, что этот парень был хорошим человеком и довольно болезненным. У него было какое-то сердечное заболевание, и его беспокоила высота. Так что, когда у них была эта внеплановая остановка в Нью-Мексико, после того, как поезд снова начал движение, Перес проверил, не нужна ли этому парню помощь, чтобы выйти в Гэллапе". Докери порылся в ящике своего письменного стола, вдохнул еще дыма. Через окно позади него Лиафорн заметил, что сейчас идет сильный дождь.
  
   «Там был мужчина. Перес сказал, что он постучал в дверь, и когда никто не ответил, ему было не по себе из-за этого больного пассажира, поэтому он отпер ее. И он сказал, что там был мужчина. Он спросил Переса, что он хочет , и Перес сказал ему, что проверяет, нужна ли пассажиру помощь. Мужчина сказал: «Помощь не требуется» и закрыл дверь ».«Докери выпустил кольцо дыма». Это показалось Пересу смешным, потому что он сказал, что не может видеть своего пассажира в кабине и никогда не видел пассажира и этого парня. вместе
  Итак, он наблюдал за пассажиром, когда они сделали остановку Гэллапа. Не видел, как он выходил, поэтому он снова постучал в дверь, и никто не ответил. Так что он открыл дверь и вошел, и все это было там, но не было пассажира ». Докери остановился, ожидая реакции.
  
   «Странно, - сказал Лиафорн.
  
   «Черт возьми, - согласился Докери. "Это то, что вы помните".
  
   «Вы скажете об этом агенту ФБР?»
  
   «На самом деле не было шанса. Он просто хотел посмотреть на сумки и продолжить свой путь ".
  
   "Могу я поговорить с Пересом?"
  
   «Он на том же пути», - сказал Докери. Он выудил расписание из своего ящика и протянул его Липхорну. «Позвоните на какую-нибудь станцию ​​на остановку впереди, где они остановятся достаточно долго, чтобы подвести его к телефону. Он вам перезвонит. Ему «чертовски интересно, что случилось с его пассажиром».
  
   Лиафорн листал тетрадь второй раз, делая записи в своей тетради. Большинство страниц были пустыми. Некоторые содержали только инициалы и что-то вроде телефонных номеров. Лиафорн скопировал их. На одной странице было всего две буквенно-цифровые комбинации. Большинство записей, похоже, относились к собраниям. Тот, на который смотрел Лиафорн, читал: «Харрингтон. Куарто 832. 3 стр.».
  
   «Харрингтон», - сказал Лиафорн. "Это будет отель?"
  
   «Это центр города, - сказал Докери. - На улице Е, недалеко от торгового центра». Этакий нижний средний класс. Они позволили ему устареть. Обычно, когда это происходит, его покупают и превращают в офисы ».
  
   Липхорн записал адрес и номер комнаты в свой блокнот. Вверху следующей страницы заглавными буквами было написано «АУРАНОФИН», за которым следовало «W1128023». Он это тоже записал. Ниже, на той же странице, запись затронула слабый аккорд в прекрасном воспоминании Джо Лифорна. Это было имя, несколько необычное, которое он где-то видел раньше.
  
   Человек в остроконечных туфлях написал: «Национальный исторический музей. Генри Хайхок».
  
  
   Глава одиннадцатая
  
  
   Джанет Пит решила, что они сядут на метро от Смитсоновского вокзала до Восточного рынка. Билет стоил всего восемьдесят центов и проезд был таким же быстрым, как на такси. Кроме того, это даст возможность Джиму Чи увидеть вашингтонское метро. Как Чи был достаточно умен, чтобы догадаться, Джанет хотела поиграть городской мышкой с ​​свою деревенской Это было нормально с Чи. Он видел, что для самооценки Джанет Пит нужно немного себя показать.
  
   «Не то что в Нью-Йорке», - сказала Джанет. «Он чистый, яркий и быстрый, и вы чувствуете себя в полной безопасности. Совсем не похоже на Нью-Йорк. Чи, который слышал только слухи о нью-йоркском метро, ​​кивнул. Он всегда хотел поездить в нью-йоркском метро. Но, может быть, эта поездка тоже будет интересной.
  
   Это было интересно. Парящий вафельный потолок, машины, которые выдавали бумажные квитанции в качестве билетов вместе с надлежащей сдачей, ворота, которые принимали эти бумажные квитанции, открывались, а затем возвращали квитанции, рой людей приучал избегать контакта с человеком - глазами, коленями или локтем. Чи вцепился в кронштейн сдвижной двери и осмотрел их. Сначала его удивило, что его не осматривают взамен. Он должен выглядеть совершенно по-другому: лучшая фетровая шляпа-резервация с серебряной лентой, лучшая кожаная куртка, лучшие сапоги, его грубые, обветренные, домашние Лицо навахо. Но единственные взгляды, которые он бросал, были быстрыми и скрытными. Его вежливо проигнорировали. Это показалось Чи странным.
  
   Были и другие странности. Он предполагал, что метро будет использоваться рабочим классом. Синие воротнички были здесь, правда, но было не только это. Он видел трех мужчин и одну женщину в военной форме, с достаточным количеством полос на рукавах. для обозначения принадлежности к привилегированному классу. Поскольку звание для них пришло в молодом возрасте, они будут выпускниками Военно-морской академии. Это будут люди с политическими связями и старыми семейными деньгами. По крайней мере половина белых мужчин и примерно такая смесь черных , носили неизбежный темный костюм-тройку и темный галстук Восточного истеблишмента, или, возможно, здесь это была федеральная бюрократия. Женщины носили в основном юбки и высокие каблуки. Изучение Чи антропологии в Университете Нью-Мексико привело его к в курсы социологии. Он вспомнил лекцию о тех факторах, которые определяют людей и тем самым формируют культуру. Он чувствовал себя отделенным от этой толпы в метро, ​​невидимой сущностью, смотрящей сверху на вид, который эволюционировал, чтобы выжить в перенаселенности, выдержать агрессию, выжить, несмотря на то, что старый профессор Эбаар называл «внутривидовой враждебностью».
  
   Во время долгого подъема на эскалаторе к тому, что его собственный народ навахо назвал бы миром поверхности Земли, Чи поделился этими впечатлениями с Джанет Пит.
  
   "Вы когда-нибудь будете чувствовать себя здесь как дома?"
  
  - спросил он. Она не ответила, пока они не достигли вершины и не вышли в тусклые сумерки, в то, что превратилось в нечто среднее между моросью и туманом.
  
   «Не знаю, - сказала она. - Однажды я так думала. Но с этим трудно справиться. Другая культура.
  
   "И вы не имеете в виду отличное от навахо?"
  
   Она смеялась. "Нет. Я не это имел в виду. Думаю, я имею в виду отличное от пустого дикого Запада ".
  
   Дом Генри Хайхока находился примерно в семи кварталах от станции метро - узкий двухэтажный кирпичный дом на полпути вниз по кварталу с такими узкими домами. К колонне рядом с почтовым ящиком было привязано нечто похожее на пахо. Чи осмотрел его. пока Джанет звонила в колокольчик. Это действительно была молитвенная палочка навахо с прикрепленными перьями. Если Хайхок сделал это, он знал, что делает. А потом Хайхок был у двери, приглашая их войти. Он был выше Чи вспомнил его по свету костра у Агнес Цози. Он был выше, стройнее и солиднее, в большей безопасности на своей родной территории, чем был окружен странной культурой ниже холма Цосиэ. Прихрамывание, которое касалось Чи с чувством жалости в Цосе Ейбичай, казалось здесь естественным. Джинсы, которые носил Хайхок, были обрезаны, чтобы приспособиться к шарнирному металлическому каркасу, укрепляющему его короткую ногу. Подтяжка, высокий подъем под маленьким левым ботинком, хромота - все это казалось гармоничным с этим долговязым мужчиной в этом тесном маленьком доме. превратил свои косы кайова-команчи в тугую булочку навахо. Но ничто не могло превратить его длинное, костлявое, меланхоличное лицо во что-то, что сойдет за одного из динехов. Он всегда будет выглядеть как печальный белый мальчик.
  
   Хайхок был на кухне и наливал кофе, прежде чем узнал Чи. Он внимательно посмотрел на Чи, протягивая ему чашку.
  
   «Эй, - сказал он, смеясь. «Ты - полицейский навахо, который меня арестовал».
  
   Чи кивнул. Хайхоку снова захотелось пожать руку - жест «без обид». - Я имею в виду полицейский, - поправился Хайхок, его лицо покраснело от смущения. «Это было очень эффективно. И я был благодарен за то, что вы заставили того парня отвезти меня на арендованном автомобиле обратно в Гэллап. Это сэкономило мне кучу денег. Возможно, по крайней мере, сотню долларов».
  
   «Мне также удалось сэкономить на работе», - сказал Чи. «На следующее утро мне пришлось бы что-то с этим делать». Чи тоже смутился. Он не привык к такой смене отношений. И поведение Хайхока немного озадачило его. Это было слишком почтительно, Чи боролся за слово. Ему вспомнился день в овчарне своего дяди. Три старых собаки, все косматые ветераны. И молодая собака, которую его дядя выиграл где-то в азартных играх. Его дядя вытаскивает молодую собаку из кузова пикапа. Старые собаки , напряженные и заинтересованные, сознающие, что на их территорию вторглись.Молодая собака идет наискось к ним, голова опущена, хвост опущен, ноги согнуты, посылая собачьи сигналы о неполноценности и подчинении, подчиняясь их власти.
  
   «Я - обедающий из Bitter Water Dinee», - сказал Хайхок. Сказав это, он выглядел застенчивым, спутав длинные тонкие пальцы. «По крайней мере, моя бабушка была такой, и поэтому я думаю, что могу претендовать на это».
  
   Чи кивнул. «Я один из Медленно Говорящих Динех», - сказал он. Он не упомянул, что клан его отца тоже был Горькой Уотер, что сделало его родным для Чи кланом. Это сделало его и Хайхока родственными отношениями по их менее важной отцовской стороне. Но затем, после двух поколений при нормальных условиях При оговоренных обстоятельствах эта вторичная отцовская связь в результате брака сменилась бы другими кланами. Чи подумал об этом и не почувствовал абсолютно никакой родственной связи с этим странным долговязым человеком. Какими бы ни были его мечты и претензии, Хайхок все еще оставался белагана.
  
   Тогда они сели в гостиной, Чи и Джанет заняли диван, а Хайхок устроился на деревянном стуле. Кто-то, как предположил Чи, был Хайхок, увеличил комнату, убрав перегородку, которая когда-то отделяла ее от небольшой обеденной ниши. Но большую часть этого пространства занимали два длинных стола, а столы были заняты инструментами, очевидно, частью корня дерева, рулоном кожи, ящиком с перьями, деревянными плитами, банками с краской, кистями. , резные ножи - атрибут профессии Хайхока.
  
   «Тебе было что сказать мне», - сказал Хайхок Джанет. Он взглянул на Чи.
  
   «Ваше предварительное слушание назначено», - сказала Джанет. «Наконец-то мы заставили их внести это в календарь. Это будет через две недели с завтрашнего дня, и до этого мы должны решить некоторые вопросы».
  
   Хайхок ухмыльнулся ей. Это осветило его длинное худое лицо и сделало его еще более мальчишеским. «Вы могли бы сказать мне это по телефону», - сказал он. «Бьюсь об заклад, было больше, чем это.» Он снова взглянул на Чи.
  
   Чи встал и стал искать, куда пойти. «Я дам вам немного уединения», - сказал он.
  
   "Вы могли бы взглянуть
  
  в мои коллекции качины, - сказал Хайхок. - В офисе. - Он указал в коридор. - Первая дверь справа.
  
   «Это не так уж и конфиденциально, - сказала Джанет. - Но я могу представить, что коллегия адвокатов скажет обо мне, говоря о сделке о признании вины с клиентом прямо на глазах у офицера, производившего арест».
  
   Офис был маленьким и загроможденным, как и гостиная. Стол представлял собой массивный старый рулонный стол, наполовину погребенный под обувными коробками, заполненными обрывками ткани, фрагментами костей, деревом, обломками металла. В потрепанной картонной коробке лежала неокрашенная деревянная фигура, вырезанная из чего-то, похожего на корень тополя. Он смотрел на Чи через раскосые глазницы и выглядел каким-то бледным и ядовитым. Очевидно, что-то вроде фетиша или фигурки. Что-то, что Хайхок, должно быть, копирует для музейной экспозиции. Или это мог быть Бог Войны Тано? Рядом была еще одна коробка. Чи откинул створки и заглянул внутрь. Он посмотрел в лицо Говорящему Богу.
  
   Маска йейбичаи была сделана, как предписывали традиции навахо, из оленьей шкуры, увенчанной щетинистой короной из восьми орлиных перьев. Лицо было выкрашено в белый цвет. Его пасть высовывалась на дюйм или больше, узкая трубка из свернутой кожи. Его глаза представляли собой черные точки, перемежаемые накрашенными бровями. Нижний край маски - ерш из лисьего меха. Чи удивленно уставился на нее. Такие маски охраняются и передаются в семье только сыну, желающему выучить поэзию и ритуал Ночного песнопения и выполнять роль, которую его отец исполнял как танцор Йейбичай.
  
   Хранители таких масок кормили живущих в них духов пыльцой кукурузы. Чи осмотрел эту маску. Он не обнаружил никаких следов размазанной пыльцы, оставшейся на коже. Вероятно, это была точная копия, которую сделал Хайхок. Тем не менее, когда он закрыл картонные клапаны коробки, он сделал это с благоговением.
  
   На трех полках у единственного окна стояли деревянные фигурки духов качина. Чи показалось, что в основном это хопи, но он заметил Зуни Грязноголового и огромный клюв Шалако, птицу-посланницу с небес Зуни, а также полосатые фигуры клоунских братств Рио-Гранде Пуэбло. Большинство из них выглядели старыми и аутентичными. Это тоже означало дорого.
  
   Позади него, в гостиной, Чи услышал, как голос Джанет повысился в споре, а Хайхок рассмеялся. Он предположил, что во время этого ироничного жеста для сохранения конфиденциальности Джанет рассказывала своему клиенту то, что она уже рассказала Чи на прогулке от метро. У прокурора, отвечающего за преступления в Коннектикуте, на уме были более важные дела, чем потревоженные могилы, особенно когда они были связаны с политическим жестом меньшинства. Он приветствовал бы какой-то компромисс в виде сделки о признании вины. Хайхок и адвокат будут рады прийти и обсудить это. Более чем добро пожаловать.
  
   «Я не думаю, что этот мой псих пойдет на это, - сказала Джанет Чи. - Генри хочет сыграть Жанну д'Арк, когда все телекамеры будут четко сфокусированы. Речь у него уже написана. «Если это справедливость для меня - сесть в тюрьму за раскопки ваших предков, то где же тогда справедливость для белых, раскопавших кости моих предков?» Он не согласится Во всяком случае, не сегодня, но я сделаю презентацию. Вы пойдете, и это даст вам возможность поговорить с ним и узнать, что вы думаете ».
  
   И, конечно же, судя по воинственному тону, который Чи мог услышать в голосе Хайхока, клиент Джанет не собирался пойти на это. Но, черт возьми, Чи должен был здесь научиться? Что он должен был думать? Этот Хайхок был выше, чем он помнил? И сменил прическу? Джанет не этого ожидала. Она ожидала, что он уловит какой-то заговор с участием ее юридической фирмы и следующего за ней парня, а также большой корпорации, занимающейся разработкой земли в Нью-Мексико. Он оглядел захламленный офис. Отличный шанс.
  
   Но было интересно. Каким бы странным он ни казался, Хайхок был художником. Чи заметил на столе наполовину законченную фигуру Грязногоголова и поднял ее. Традиционные маски, какими их видел Чи на церемониях Зуни Шалако, были круглыми, глиняного цвета и деформированными с неровностями. Они представляли идиотов, рожденных после того, как дочь Солнца совершила инцест со своим братом. Несмотря на ограниченную условность маленьких круглых глаз и маленького круглого рта, Хайхок вырезал на маленьком лице этой фигурки своего рода глупое веселье. Чи осторожно положил ее и еще раз осмотрел качины на полке. Неужели Хайхок тоже их сделал? Чи проверил. Наверное, некоторые из них. Некоторые выглядели слишком старыми и обветренными для недавнего производства. Но, возможно, профессия Хайхока также сделала его искусным в старении.
  
   Именно тогда он обратил внимание на наброски. Они были сложены стопкой на верхнем уровне стола с роликовым верхом и выполнены на отдельных листах плотной художественной бумаги. На верхнем были изображены мальчик, индейка с перьями, усыпанными драгоценностями, бревно, от которого поднимался дым. оно было выжжено, чтобы превратить его в лодку. Место действия - берег реки,
  
  позади него возвышается обрыв. Чи узнал сцену. Это была легенда о Святом Мальчике, легенда, воспроизведенная в церемонии Ейбичай. На нем был изображен духовный ребенок, все еще человек, готовящийся к путешествию по реке Сан-Хуан со своей домашней индейкой. Художник как будто запечатлел тот самый момент, когда болезнь, которая должна была его парализовать, поразила ребенка. Каким-то образом несколько строчек, которые предполагали его обнаженное тело, также предполагали, что он падал в агонии боли. А над ним, едва заметным в самом воздухе, было синее полукруглое лицо духа, которого звали Ороситель Воды.
  
   Из соседней комнаты доносился смех Хайхока и искренний голос Джанет Пит. Чи просмотрел остальные наброски. Святой Мальчик, плывущий в своем полом бревне, ниц и парализованный, с индейкой, бегущей по берегу рядом с ним - шея и крылья расправлены в своего рода застывшей панике; Святой Мальчик, частично вылечившийся, но теперь слепой, несущий на плечах искалеченную Святую Деву; двое детей, взявшись за руки, окружены высокими фигурами Говорящего Бога, Рычащего Бога, Черного Бога, Убийцы монстров и других йей - все смотрят на детей с безжалостным нейтралитетом богов навахо по отношению к смертным людям. . Было что-то в этой сцене - что-то во всех этих набросках теперь, когда он это осознавал, - что-то тревожило. Этакий сюрреалистическая, нецентральная дислокация от реальности. Чи смотрел на рисунки, пытаясь понять. Он озадаченно покачал головой.
  
   Помимо этого элемента, он был очень впечатлен как талантом Хайхока, так и знанием этого человека метафизики навахо. Поэзия церемоний Ейбичая, обычно используемая, не включала роль девочки. Хайхок, очевидно, сделал свое домашнее задание.
  
   Звонок в дверь поразил Чи. Он отложил набросок и подошел к двери офиса. Хайхок разговаривал с кем-то у входной двери, проводя его в гостиную.
  
   Это был мужчина, худощавый, смуглый, одетый в стандартную форму Вашингтонских мужчин.
  
   «Как видите, Рудольфо, мой адвокат всегда на работе», - говорил Хайхок. Мужчина повернулся и с улыбкой поклонился Джанет Пит.
  
   Это был Рудольфо Гомес, мистер Плохие Руки.
  
   «Я пришел в неподходящее время, - сказал Плохие Руки. - Я не заметил снаружи машины мисс Пит. Я не понимал, что у вас была консультация.
  
   Джим Чи вышел из офиса. Плохие Руки узнал его мгновенно и с каким-то контролируемым потрясением, которое, как показалось Чи, включало не только удивление, но и своего рода тревогу.
  
   «А это Джим Чи», - сказал Хайхок. «Вы, джентльмены, встречались раньше. Помните? В резервации. Мистер Чи - офицер, арестовавший меня. Джим Чи, это Рудольфо Гомес, старый друг».
  
   «Ах да, - сказал Плохие Руки. «Конечно. Это неожиданное удовольствие».
  
   «А мистер Гомес - тот человек, который осаободил меня под залог», - сказал Хайхок Чи. "Старый друг."
  
   Bad Hands был в перчатках. Он не предлагал пожать руку. Чи тоже. В конце концов, это не было обычаем навахо.
  
   «Сядь», - сказал Хайхок. «Мы говорили о моем предварительном слушании».
  
   «Я пришел в неподходящее время, - сказал Плохие Руки. - Я позвоню тебе завтра».
  
   «Нет, нет», - сказала Джанет Пит. «Мы» закончили. Мы просто уходили, - она ​​взглянула на Чи.
  
   «Верно, - сказал Чи. "Мы должны идти."
  
   Холодный ветер с северо-запада унес изморось. Они спустились по ступенькам с крыльца Хайхока и миновали синий «дацун», припаркованный на тротуаре. Это была не та машина, на которой Бад Хендс ехал к дому Агнес Цози, а это было за три тысячи миль от них. Вероятно, тот был взят в аренду. «Что ты думаешь?» - спросила Джанет Пит.
  
   «Не знаю, - сказал Чи. - Он интересный человек».
  
   "Гомес или Хайхок?"
  
   «Они оба», - сказал Чи. «Интересно, что случилось с руками Гомеса. Интересно, почему Хайхок называет его старым другом. Но я имел в виду Хайхока. Он интересный."
  
   «Да», - сказала Джанет. «И склонен к самоубийству. Он решил отправиться в тюрьму». Они немного погуляли. «Глупый сукин сын, - добавила она. - Я могла бы вытащить его с помощью некоторых общественных работ и условного заключения».
  
   "Ты что-нибудь знаешь об этом парне Гомесе?" - спросил Чи.
  
   «Именно то, что я сказал вам и что сказал Хайхок. Старые друзья. Гомес внес за него залог».
  
   «Они не старые друзья, - сказал Чи. - Я тебе это сказал. Я видел, как они встретились у того Ейбичая, где я его арестовал. Хайхок никогда раньше не видел этого парня ".
  
   "Вы уверены в этом? Откуда вы знаете?"
  
   «Я знаю», - сказал Чи.
  
   Джанет взяла его за руку, замедлилась. «Вот он», - сказала она тонким голосом. «Эта машина. Это человек, который преследовал меня».
  
   Автомобиль был припаркован через дорогу от них. Стареющий двухдверный Chevy среднего цвета.
  
  или трудно различить в тени.
  
   "Уверен?" - сказал Чи.
  
   «Видишь радиоантенну? Так согнута? И вмятина на заднем крыле? Это та же машина», - шептала Джанет. «Я действительно посмотрела на нее. Я запомнил это ".
  
   Что делать? Он был склонен игнорировать эту ситуацию, просто пройти мимо машины и посмотреть, что произошло. Ничего не произойдет, если только Джанет не подумает, что он ботаник. Ему было не по себе. В резервации он просто перебежал бы через улицу и столкнулся бы с водителем. Но с чем ему противостоять? Здесь Чи чувствовал себя неумелым и некомпетентным. Весь этот бизнес был похож на то, что видели по телевизору. Это было городское. Это казалось опасным, но, вероятно, было просто глупо. Что, черт возьми, порекомендует Вашингтонское полицейское управление в таких обстоятельствах?
  
   Они все еще шли очень медленно. "Что нам делать?" - спросила Джанет.
  
   «Оставайся здесь», - сказал Чи. «Я пойду посмотреть».
  
   Он прошел через улицу по диагонали, наблюдая за тусклым светом, отражающимся от окна со стороны водителя. Что бы он сделал, если бы окно открылось? Если бы он увидел ствол пистолета? Но окно не двигалось.
  
   Теперь рядом с машиной Чи увидел мужчину за рулем, смотрящего на него.
  
   Чи постучал по стеклу. Интересно, зачем он это делал. Интересно, что он скажет.
  
   Ничего не произошло. Чи ждал. Человек за рулем казался неподвижным.
  
   Чи снова постучал по окну, постучав по стеклу костяшками правой руки.
  
   Окно опускалось рывком, скрипя.
  
   "Да уж?" - сказал мужчина. Он смотрел на Чи. Лицо маленькое, веснушчатое. У мужчины были короткие волосы. Он казался красным. "Что хочешь?"
  
   Чи очень хотел увидеть этого человека получше. Он казался маленьким. Необычно маленьким. Чи не видел никаких признаков того, что он вооружен, но это было бы трудно сказать в темноте переднего сиденья.
  
   «Леди, с которой я нахожусь, думает, что ты следил за ней», - сказал Чи. "Есть ли причина для нее так думать?"
  
   "Следил за ней?" Мужчина наклонился к окну, глядя мимо Чи на Джанет Пит, ждущей через улицу. "Зачем?"
  
   «Я спрашиваю, следил ли ты за ней», - сказал Чи.
  
   «Черт, нет, - сказал мужчина. «Что это вообще такое? Кто ты, черт возьми?»
  
   «Я полицейский», - сказал Чи, думая, сказав это, что это была первая умная вещь, которую он сказал в этом разговоре. И это было более-менее верно. Хорошо, что я сказал, пока этот парень не попросил удостоверение личности.
  
   Мужчина посмотрел на него. «Ты, черт возьми, для меня не похож на полицейского, - сказал он. - Ты похож на индейца. Давайте посмотрим на идентификацию.
  
   «Давай увидим твои документы», - сказал Чи.
  
   «Ах, к черту это», - сказал мужчина, исчезая из окна. Стекло скрипело, когда он его закатывал. Двигатель завелся. Загорелись фары. Автомобиль медленно откатился от тротуара и по улице. Он осторожно повернул направо и исчез. Совершенно не торопился.
  
   Чи смотрел, как это происходит. Через заднее стекло он заметил, что над спинкой сиденья выступает только макушка водителя. Очень маленький водитель.
  
  
  
   Глава двенадцатая
  
  
   С детства Флек был одним из тех людей, которым нравится беспокоиться о чем-то одном. Сегодня утром он хотел волноваться только о маме. Какого черта он собирался с ней делать? Он не выдержал крайнего срока Толстяка. Вытащите ее из этого дома престарелых. «Убери ее сейчас же!» - крикнул ему Толстяк. «Ни одного дня больше!» Единственное место, где он нашел оставить ее хотели оплату за первый месяц и последний месяц вперед. Со всеми этими так называемыми непредвиденными расходами, которые они всегда требовали на отдельную комнату, в сумме составляли более шести тысяч долларов. У Флека было почти все. К тому же у него было десять тысяч впереди и просрочено. Но сейчас это ему не помогло. Он напугал Толстяка достаточно, чтобы продержать его день или два. Но он не мог рассчитывать на большее, чем это. Сукин сын был из тех, кто мог просто вызвать на него копов. Это не было тем, с чем Флек хотел иметь дело. Не с мамой. Он должен был получить десять тысяч.
  
   Была еще одна проблема. Ему пришлось подумать о том ковбое, который прошлой ночью подошел к его машине и постучал в окно. Что, черт возьми, это значило? Парень выглядел как индеец, и он был с той индианкой, которая была в гостях у Хайхока. Но что это значило для Флека? Флек почувствовал запах копа. Он почувствовал опасность. Здесь происходило нечто большее, чем он знал. Это его беспокоило. Ему нужно было знать больше, и он намеревался это сделать.
  
   Флек въехал на стоянку Dunkin "Donuts. Он приехал немного раньше, но заметил, что седан Ford с символом телефонной компании был уже припаркован.
  
   Его человек сидел на табурете, единственный посетитель в заведении, ел что-то вилкой. Флек сел на табурет рядом с ним.
  
   "Ты понял?" - спросил Флек.
  
   "Конечно. У тебя пятьдесят?"
  
   Флек вручил мужчине две двадцатки и десятку и получил сложенный лист бумаги. Он чувствовал себя глупо, когда делал это. Если бы он был умен, он, вероятно, нашел бы способ получить эту информацию бесплатно, не платя этим мерзавцам в телефонной компании. Может быть, это было даже в библиотеке. Он развернул газету. Это был фрагмент, вырванный из карты Вашингтонского бюро съездов и посетителей округа Колумбия.
  
   «Я обвел область, где используется префикс 266, - сказал мужчина. «А маленькие отметки« x »- это места, где находятся телефонные будки».
  
   Флек заметил, что всего несколько крестиков. Менее двадцати. Он прокомментировал это.
  
   «В основном это жилой район, - пояснил мужчина, - и часть ряда посольств». Там не так много бизнеса для телефонов-автоматов. Хочешь пончик? "
  
   «Нет времени», - сказал Флек, вставая.
  
   «В последнее время я мало что слышал от тебя, - сказал мужчина. - Ты уходишь из бизнеса?»
  
   «Я сейчас занимаюсь немного другой работой», - сказал Флек, подходя к двери. Он остановился. «Вы случайно не знаете какие-нибудь хорошие дома престарелых? Где заботятся о стариках? "
  
   «Ничего о них не знаю», - сказал мужчина.
  
   Флек поспешил, хотя успел до двух часов пополудни. Он начал с Шестнадцатой улицы, потому что именно там страны, у которых нет достаточно денег для строительства на Массачусетс-авеню, в основном располагали свои посольства. Ни один из номеров не совпадал, хотя он нашел две будки с 266 номерами, которые Клиент использовал ранее. Он переехал в Семнадцатую улицу, а затем на Восемнадцатую. Именно там он нашел номер, по которому должен был позвонить в два часа дня. Флек вышел из будки и оглядел улицу. Других телефонных киосков не было видно. Ему нужно было арендовать машину. оснащенную мобильным телефоном. Вчера вечером он зарезервировал один в «Герце», на случай, если так получится.
  
   Следующие два часа Флек ехал в Сильвер-Спринг и проверял, есть ли там дом отдыха, о котором он слышал. Он был немного дешевле, но линолеум на полу был потрескавшимся и заляпанным грязью, а окна не были вымыты. и женщина, которая управляла этим заведением, имела злобный рот. Чуть позже он взял напрокат автомобиль, черный городской автомобиль Lincoln, который был слишком большим и слишком эффектным на вкус Флека, но который выглядел бы достаточно естественно в Вашингтоне. Он убедился, что телефон работает, положил свой Polaroid камеру на переднем сиденье рядом с ним, и поехал обратно на Восемнадцатую улицу. Он припарковал машину через улицу и немного дальше в квартале от телефонной будки, позвонил в нее, оставил трубку открытой и прошел по тротуару достаточно далеко, чтобы услышать звон в будке. Затем он сел за руль, резко опустился, чтобы быть менее заметным. Он ждал. Пока он ждал, подумал он.
  
   Сначала он рассказал о своем плане этого телефонного звонка. Затем он подумал о ковбое, переходящем улицу и стучащем в его окно. Если он был индейцем - а он выглядел так, - это могло быть связано с убийством. Он оставил поезд в маленьком городке в Нью-Мексико. Это был Гэллап. Куда бы вы ни посмотрели, там были индейцы. Возможно, у них даже были индейские полицейские, и, возможно, один из них следил за этим. Если это правда, значит, они выследили его в Вашингтоне и так или иначе связали что-то с этим глуповатым ублюдком, который собирал свои волосы в пучок.Это означало, что они должны знать намного больше о том, чем занимается Флек, чем сам Флек.
  
   Эта мысль вызвала у него беспокойство. Он поерзал на сиденье и посмотрел в окно на погоду, отвлекаясь от мыслей о том, что случится с ним, если полиция когда-нибудь арестует его, сопоставив его отпечатки пальцев и замкнув круг. Если он когда-нибудь зайдет так далеко, он сможет поцеловать себя в задницу на прощание. Он никогда не мог этого допустить. Что бы мама сделала, если бы это случилось?
  
   Если бы он только мог найти место, куда она всегда попадала, это не навлекло бы на маму неприятностей. Теперь она была слишком стара для этого. Ей это не сойдет с рук, как когда она была здорова. Как в то время, когда они жили там, недалеко от Тампы, когда мама была молода, и домовладелец попросил шерифа выселить их. Он вспомнил, как мама лежала на животе за печью, что-то откручивала на газовой трубе, а Дельмар стоял там и протягивал ей инструменты. «Ты не можешь позволить этим ублюдкам наброситься на тебя, - говорила она. - Ты слышишь это, Дельмар? Если ты не сравняешься с этим, они измельчают тебя еще больше. Они плюют на тебя всю жизнь, если ты не научишь их, ты не позволишь им сделать это.
  
   И в тот раз они чуть не плюнули на них, если бы мама не была такой умной. Некоторые соседи видели там Дельмара той ночью, прямо перед взрывом и большим пожаром. И они рассказали о нем, и полиция приехала туда. в убежище Армии Спасения, где мама держала их, и они увезли Дельмара с собой.
  
   А потом они с мамой спустились в офис шерифа, и он сказал им, что это был он, а не Делмар, соседи видели. И это сработало, как и говорила мама. Они должны были простить его, потому что ему было всего тринадцать, и это было первое правонарушение, вдобавок ко всему, и им пришлось бы разбираться с ним в суде по делам несовершеннолетних. Но поскольку Делмар был старше, а также с кражей в магазинах, угоном автомобилей и нападением уже по его книгам, они будут судить его как взрослого.Флек получил только шестьдесят дней в доме D и год условно из этого. Мама всегда хорошо разбиралась в вещах.
  
   Но теперь она была слишком старой, и ее разум ушел.
  
   Размышления Флека закончились тем, что из-за угла к нему спешила женщина. На голове у нее был плащ, что-то блестящее и водонепроницаемое, и в руках был пластиковый мешок. Она прошла мимо Линкольна Флека, не глядя. Пока он смотрел на нее в зеркало заднего вида, в углу перед ним появилась еще одна фигура. Мужчина в синем плаще и темно-серой шляпе. Он нес зонтик и, колеблясь у тротуара в поисках движения, открыл его.
  
   Пошел дождь,брызгая на окна машины, стуча по лобовому стеклу. Флек взглянул на часы. Семнадцать минут до двух. Если это был его человек, значит, человек пришел рано. Он перешел улицу, наклонив зонт от дождя, и поспешил по тротуару к телефонной будке. Он прошел мимо него.
  
   Флек рухнул на сиденье, слишком низко, чтобы его можно было увидеть. Он ждал. Затем он поднялся. Он использовал электрическое управление, чтобы отрегулировать боковое зеркало, и нашел человека, когда он повернул за угол позади машины. «Наверное, кто-то, не имеющий отношения к этому бизнесу», - подумал Флек. Он немного расслабился. Он снова взглянул на часы. Ждал.
  
   То, что мама всегда учила Дельмару и его, спасло его там, в государственной тюрьме Джолиет, этого было достаточно. Это было тяжело. Всегда тяжело, когда ты маленький и молодой человек. Он думал, что они убьют его, если он попытается это сделать. Но это спасло его. Он не смог бы пережить те годы, если бы позволил им плюнуть на него. Он бы умер. Или, что еще хуже, походили на маленьких домашних животных, в которых они превращали своих кукол. Трое из них были за ним. Кэссиди, Нил и Далкин - их звали. Кэссиди был самым большим, и тот, кого Флек боялся больше всего, и тот, кого он решил убить первым. Но, оглядываясь назад, зная то, что он знал сейчас, Далкин был действительно опасным. Далкин был умен. Кэссиди первым напал на него, и когда он ушел от этого, они втроем загнали его в угол прачечной. Он никогда этого не забудет. Фактически, никогда не пытался, потому что это была черная, мрачная дыра, хард-роковая дно его жизни, и ему нужно было думать об этом всякий раз, когда все было сложно, как сегодня. Они схватили его и изнасиловали, сначала Кэссиди. И когда они все закончили с ним, он просто лежал на мгновение, даже не чувствуя боли. Он четко вспомнил, что именно он думал. Он подумал: Я хочу остаться в живых сейчас? И он совершенно не хотел. Но он вспомнил, чему его научила мама. И подумал: «Я отыграюсь первым». Я сделаю это прежде, чем умру. И он встал и сказал им всем троим, что они мертвецы. К тому времени в прачечной уже были три или четыре других зэка. Он не заметил их. Тогда он и не заметил бы никого, но они сообщили об этом во дворе. Кэссиди избил его после этого, и Далкин тоже бил его. Но даже это помогло ему выжить.
  
   Теперь дождь лил сильнее. Флек включил зажигание и включил дворники. Как только он это сделал, человек с зонтиком снова повернул за угол. Он обошел квартал и снова пошел по противоположному тротуару к телефонной будке. Флек выключил дворники и взглянул на часы. Без пяти минут два. Клиент был пунктуален. Он смотрел, как он входит в будку и закрывает зонтик. и дверь. Кэссиди тоже был пунктуален. Флек передал ему записку. Распечатано на туалетной бумаге. «У меня есть кое-что для тебя через пять минут после перерыва в работе. За стиркой».
  
   Он сделал ставку на то, что Кэссиди будет думать только о сексе. Он сделал ставку на то, что мачо весом в двести сорок фунтов, который мог жать почти четыреста фунтов, не будет нервничать из-за ста двадцати фунтов, парня, которого на дворе прозвали Маленькая Красная Креветка. Конечно же, Кэссиди не нервничал. Он вышел из-за угла, ухмыляясь. Он вышел из-под солнечного света в тень, прищурившись, потянувшись к Флеку, когда увидел, что Флек улыбается ему и входит в голень.
  
   Флек набрал все, кроме последней цифры номера 266, взглянул на часы. Почти на минуту раньше. Флек все еще помнил это ощущение. Держа узкое лезвие плоско, как он это делал, чувствуя, как оно скользит между ребрами, раскачивая рукоятью вперед-назад и снова, пока оно проникает, чтобы убедиться, что оно рассекает артерию и сердце
  Он действительно не ожидал что это работает. Он ожидал, что Кэссиди убьет его, или дело закончится тем, что его судят за умышленное убийство и не получил ничего лучше жизни и, возможно, газовой камеры. Но выбора не было. И Эдди сказал ему, что это будет похоже на то, как если бы в Кэссиди ударила молния, если бы он сделал это правильно.
  
   «Делай это правильно, он не должен издавать ни звука, - сказал Эдди. - Это вызывает шок».
  
   Пришло время. Флек набрал последнюю цифру, услышал начало звонка, затем голос Клиента.
  
   Флек привел его в курс дела, рассказал о проверке Хайхока, о женщине-юристе, появившейся там с ковбоем, о том, что Сантеро подъехал и вошел, а женщина и ковбой вышли через минуту. Он рассказал ему о ковбое, который подошел и стучал в его окно. «Я обошел квартал и последовал за ними обратно к станции метро Eastern Market, а затем потерял его. Это только один из меня. Теперь я хочу знать, кто этот ковбой. Он высокий. Стройный. Темный. Для меня он похож на индейца. Узкое лицо. Кожаная куртка, ботинки, ковбойская шляпа и все такое. Кто он, черт возьми? Что-то в нем пахнет копом.
  
   "Что он сказал?"
  
   «Он сказал, что женщина думала, что я слежу за ней. Я сказал ему, что он сошел с ума. Сказал ему отвалить».
  
   "Любители!" Голос Клиента был полон презрения. Потребовалось время, чтобы Флек сообразил, что он имел в виду Флека.
  
   Флек нажал на него. «Ты хоть что-нибудь знаешь о ковбое? Знаешь, кто он?»
  
   «Бог его знает», - сказал Клиент. «Это результат того, что вы позволили Сантеро ускользнуть от вас. Мы не знаем, куда он пошел и с кем разговаривал, и мы не знаем, что он сделал. Я предупреждал вас об этом».
  
   «И я сказал вам об этом», - сказал Флек. «Сказал вам, что там только однин я, а их семеро, не считая женщин. Я не могу видеть их все время.
  
   "Семь?" Клиент сказал. «Это был промах? Вы сказали нам, что вычли одного. Старика. Вы ожидаете, что мы вам за это заплатим».
  
   «Шесть - правильное число», - сказал Флек. «Старика Сантильянеса определенно нет в списке. Ты прислал десять тысяч?»
  
   «Мы ждем целый месяц. Теперь мне интересно, стоит ли нам также попросить еще немного доказательств».
  
   «Я послал тебе проклятый бумажник. И вставные зубы». Флек вздохнул. «Вы просто тянете время, - сказал он. - Теперь я это понимаю. Я хочу получить деньги к завтрашнему вечеру ".
  
   На другом конце провода воцарилось молчание. Флек заметил, что дождь прекратился. Свободной рукой он опустил рядом с собой окно. Потом взял камеру и проверил настройки.
  
   «Сделка - это не огласка, не удостоверение личности в течение одного полного месяца. Тогда вы получите деньги. Через месяц. Теперь я хочу, чтобы вы подумали о Сантеро. Я думаю, ему нужно уйти. Та же сделка. Но помните, что это невозможно». происходит в округе. Мы не можем так рисковать. Это должно быть далеко от Кольцевой дороги. Далеко отсюда. И никаких шансов на опознание. Никаких шансов на опознание.
  
   «Теперь у меня должны быть десять тысяч», - сказал Флек. «Никогда не выходи из себя», - сказала мама. Никогда не показывай им ничего. Мама всегда говорила ему и Дельмару обо всем, что мы сделали для нас, - это что они никогда не ждут, что мы будем делать что-либо, кроме как ползать по земле на животе и ждать, чтобы на них снова наступили.
  
   «Нет», - сказал Клиент.
  
   «Вот что тебе сказать. Если ты принесешь мне три тысячи из них завтра, то я могу дождаться оставшейся части».
  
   «Вы все равно можете подождать», - сказал Клиент. И повесил трубку.
  
   Флек положил телефон и взял камеру. Она с грохотом ударилась о дверь, давая ему понять, что его трясет от ярости. Он глубоко вздохнул. Держал это. Через дальномер он увидел, как из телефонной будки вышел Клиент со сложенным зонтом. Он стоял с протянутой рукой и оглядывался, подтверждая, что дождь прекратился. Флек сделал четыре фотографии, прежде чем тот отошел от него по тротуару.
  
   Флек позволил Клиенту выбраться из-за угла, прежде чем выйти из машины, чтобы последовать за ним. Он прошел квартал по Восемнадцатой улице, а затем на восток до Шестнадцатой. Там Клиент снова повернулся. Он прошел по второму ряду посольств и исчез на подъездной дорожке.
  
   Флек прошел мимо, лишь взглянув искоса. Этого было достаточно, чтобы сказать ему, на кого он работает.
  
  
   Глава тринадцатая
  
  
   Поскольку Джо Липхорн и Докери приехали немного раньше, а поезд компании Amtrak прибыл чуть позже.
  
   Липхорн получил возможность ответить на множество вопросов Докери. Он предположил, что Докери вызвался приехать на Юнион-Стейшн в свой выходной, потому что Докери был заинтересован в убийстве. И Докери явно интересовался этим. И его интересовало, что Перес мог видеть в комнате своего обреченного пассажира. Но еще больше Докери интересовали индейцы.
  
   «Какое-то увлечение с самого детства», - начал Докери. «Думаю, это были все те ковбойские и индейские фильмы. Индейцы всегда интересовали меня. Но я никогда не знал ни одного. У меня никогда не было возможности». И Лиафорн, не зная точно, что сказать на это, сказал: «Я тоже никогда не знал железнодорожников».
  
   «У них есть эта реклама по телевидению. Показывает индейца, смотрящего на весь этот мусор, разбросанный по окрестностям. По его щеке катится слеза. Вы видели это? "
  
   Лиафорн кивнул. Он видел это.
  
   «Неужели индийцы действительно занимаются поклонением Матери-Земле?»
  
   Лиафорн задумался. «Это зависит от индейца. Католический епископ в Гэллапе, он индеец».
  
   "Но в целом", - сказал Докери. "Если вы понимаете, о чем я."
  
   «Есть разные индейцы, - сказал Лиафорн. "Какой ты религии?"
  
   «Ну, а теперь, - сказал Докери. Он подумал об этом. «Я не часто хожу в церковь. Думаю, вам придется сказать, что я христианин. Может быть, методист ».
  
   «Тогда ваша религия ближе к некоторым индейцам, чем моя», - сказал Лиафорн.
  
   Докери выглядел скептически.
  
   «Возьмем, к примеру, зуни, хопи или индейцев таос», - сказал Лиафхорн, который думал, когда говорил, что такой разговор всегда заставлял его чувствовать себя полным лицемером. Его собственная метафизика превратилась из Пути Навахо в веру в своего рода универсальную гармонию причины и следствия, созданную Богом, когда Он все это начал. Внутри этого человеческий разум каким-то образом был тесно связан с Богом. По некоторым определениям, у него не было особой религии. Очевидно, что и Докери, если на то пошло. И тему нужно было изменить. Лиафорн вытащил свой блокнот, открыл его и перешел на страницу, на которой он воспроизвел список из сложенной бумаги. Он спросил Докери, заметил ли он, что почерк на той бумаге отличается от аккуратного и аккуратного почерка в записной книжке пассажира.
  
   «Я не очень внимательно смотрел на это, - сказал Докери.
  
   О том, чего ожидал Леафорн. Но это было лучше, чем говорить о религии. Он перевернул другую страницу и подошел к тому месту, где скопировал «AURANOFIN W1128023» из записной книжки пассажира. Это его озадачило. Мужчина, очевидно, говорил по-испански, но, похоже, это было не испанское слово. Аура означала что-то более или менее невидимое, окружающее что-то. Как пар. Вроде на испанском языке, если он содержит такую ​​фразу, означал бы что-то вроде «без конца». Нет в этом смысла. Номер был похож на лицензию или обозначение кода. Возможно, это приведет его к чему-нибудь полезному.
  
   Он показал его Докери. "Можете ли вы понять это?"
  
   Докери посмотрел на него. Он покачал головой. «Похоже на номер страхового полиса или что-то в этом роде. Что означает это слово?»
  
   «Не знаю», - сказал Лиафорн.
  
   «Похоже на лекарство, которое принимала моя жена. Бывшая жена, то есть. Чертовски дорогое удовольствие. Я думаю, что оно стоило около девяноста центов за капсулу».
  
   Звук приближающегося поезда доносился сквозь стену. Липхорн думал, что через несколько минут он будет разговаривать с кондуктором по имени Перес, и было очень мало оснований полагать, что Перес мог сказать ему что-нибудь полезное. Это был последний тупик. После этого он вернется в Фармингтон и забудет человека, который так аккуратно чистил свои изношенные старые туфли.
  
   Или попробовать забыть его. Лиафорн знал себя достаточно хорошо, чтобы признать свою слабость в этом отношении. Ему всегда было трудно оставлять вопросы без ответа. И не стало лучше с возрастом, который в его случае, казалось, не принес никакой мудрости. Все, что он получил от Докери, было еще одним свидетельством того, насколько осторожным был убийца Остроконечных башмаков. Этот перечень вещей на сложенном листе бумаги, должно быть, был задуман как контрольный список, что нужно проверять, чтобы не оставить никаких следов. Зубные протезы исчезли. Так же были очки и их футляр, который мог содержать имя и адрес, и бутылки с рецептами на которых наверняка будет указано имя. В контрольном списке были специально упомянуты бутылочки с рецептами. И, судя по отчету о вскрытии, мужчина, должно быть, принимал лекарства. Но в багаже ​​не было бутылочек с рецептами. Ему не нужно было больше доказательств убийцы Что ему было нужно, так это ключ к разгадке личности жертвы. Он поговорит с Пересом, но это будет скорее из вежливости, поскольку он
  
  зря потратил время на организацию этой встречи - чем из надежды.
  
   Перес не думал, что сильно поможет.
  
   «Я только взглянул на него», - сказал дежурный после того, как Докери представил их и провел обратно в холодную, почти не меблированную комнату, где багаж пассажира лежал на длинном деревянном столе. «Я заметил это. этот пассажир чувствовал себя не очень хорошо, поэтому я прошел к его купе, чтобы посмотреть, не нужна ли ему помощь. Я слышал, как кто-то вошел, но когда я постучал в дверь, никто не ответил. Я подумал, что это было забавно ».
  
   Перес сдвинул фуражку на макушку и посмотрел на них, чтобы увидеть, нужно ли это объяснение. Похоже, что нет.
  
   «Итак, я разблокировал его. Там этот человек стоит над чемоданом. Я сказал ему, что приду посмотреть, нужна ли моему пассажиру помощь, и он сказал что-то отрицательное. Что-то вроде того, что он позаботится об этом, или что-то в этом роде. Я помню, он выглядел враждебно. "
  
   Перес остановился, глядя на них. «Теперь, когда я думаю об этом, мне кажется, что я разговаривал с парнем, который уже зарезал моего пассажира до смерти. И то, о чем он, вероятно, думал прямо в тот момент, - должен ли он сделать это и со мной».
  
   «Что ты тогда делал?» - спросил Докери.
  
   «Ничего. Я сказал:« Хорошо. Или дай мне знать, нужна ли ему помощь, или что-то в этом роде. А потом я вышел ». Перес выглядел слегка обиженным. «Что мне было делать? Я не знал, что что-то не так. Насколько я знал, этот парень на самом деле просто друг ".
  
   "Как он выглядел?" - спросил Лиафорн. Теперь он вспомнил, почему имя Генри Хайхока, нацарапанное в блокноте, задело за живое. Это было имя человека, который написал Агнес Цози о приезде в Ейбичай. Человек, приславший его фотографию. Он почувствовал то странное облегчение, которое он ожидал, когда несвязанные вещи, которые его беспокоили, внезапно сошлись вместе. Перес описал блондина с заплетенными в косу волосами и тонким серьезным лицом - фотографию, которую показала ему Агнес Цози. Тогда у него будет еще один вывод из этого тупика.
  
   «Я только что взглянул на него», - сказал Перес. «Я бы сказал, вроде небольшого. Думаю, на нем был пиджак или, может быть, спортивный пиджак. И у него были короткие волосы. Рыжие волосы. Кудрявый и близко к голове. И веснушчатое лицо, как у многих рыжих. Думаю, что-то вроде круглого лица. Но он не был толстым. Я бы сказал, коренастым. Дородный. Как будто у него было много мускулов. Но маленький. Может, сто тридцать фунтов или меньше ».
  
   Хорошее чувство покинуло Лиафорна.
  
   «Есть другие подробности? Шрамы? Хромота? Что-нибудь в этом роде? Что-нибудь, что поможет его опознать?»
  
   «Я только что взглянул на него», - сказал Перес. Он скривился. «Всего один взгляд».
  
   "Когда вы снова проверили комнату?"
  
   «Когда я не видел, чтобы пассажир вышел на остановке Gallup. Я вроде как наблюдал за ним, потому что Гэллап был его целью. И я его не видел. Я подумал, что он вышел у другой двери. Но это показалось забавным, поэтому, когда мы были готовы уйти на запад, я взглянул ». Он пожал плечами. «Помещение было пустым. В купе никого не было. Только багаж. Я поискал его. Осмотрел вагон наблюдения и бар. Я прошелся туда и обратно через все вагоны. А потом вернулся и снова заглянул в купе. Мне это показалось странным. Но я подумал, что, может быть, он заболел, просто вышел и оставил все позади ".
  
   «Все было распаковано».
  
   «Распаковано», - согласился Перес. «Вокруг разбросаны вещи». Он указал на сумки. «Я взял это, положил в пакеты и закрыл их».
  
   "Все?"
  
   Перес выглядел удивленным, потом обиженным.
  
   «Конечно, все. Что ты думаешь?»
  
   «Газеты, журналы, пустые фантики от конфет, бумажные стаканчики и все такое?» - спросил Лиафорн.
  
   «Ну нет, - сказал Перес. «Не мусор».
  
   «Как насчет какого-нибудь журнала, который стоило бы сохранить?» Лиафорн тщательно сформулировал вопрос. Переса явно беспокоил вопрос о том, что он вынимает что-нибудь из пассажирской комнаты. Может быть, какой-нибудь журнал, в котором может быть что-то интересное, и его нельзя выбрасывать. Если это было то, на что он подписался, то на нем будет адресная этикетка ".
  
   - Ой, - понимающе сказал Перес. «Нет, ничего подобного не было. Я помню, как выбросил несколько газет в мусорный контейнер. Я оставил мусор для уборщиков ".
  
   "Вы оставили пустую бутылку из-под рецепта, или коробку, или пузырек, или что-нибудь в этом роде?"
  
   Перес покачал головой. «Я бы это запомнил», - сказал он. Он снова покачал головой. «Как будто я запомнил того рыжего парня. Стоял там и смотрел на меня, а за несколько минут до этого он убил моего пассажира ".
  
   В такси, возвращающемся в отель, Липхорн разобрался с этим. Он перечислил это, распределил по категориям, попытался сделать то немногое, что знал, так
  
  аккуратно, насколько он мог это сделать. Окончательное подведение итогов. Потому что на этом все закончилось. Больше никаких зацепок. Никаких. Остроконечные Ботинки будут лежать в его безымянной могиле, навсегда потерянный для тех, кто заботился о нем. Если бы такие люди существовали, они бы отправились в свои могилы, недоумевая, как он исчез. И почему он исчез. Что касается лейтенанта Джо Липхорна из племенной полиции навахо, который в любом случае не имел законного интереса ни в чем из этого, он забронировал бы билет на обратный рейс из отеля. Он перезвонит Родни, который пропустил ответный звонок Лифорна, и пригласит Родни на ужин сегодня вечером, если это будет возможно. Затем он соберет вещи. Он доберется до аэропорта завтра, полетит в Альбукерке и поедет в долгую поездку домой. Там его не будет ждать Эмма. Нет Эммы, которой он доложит об этой неудаче. И будет прощен за это.
  
   Такси остановилось на красный свет. Дождь прекратился. Лиафорн вытащил свой блокнот, пролистал его, снова уставился на «АУРАНОФИН» и число, которое следовало за ним. Он взглянул на удостоверение водителя такси, прикрепленное на спинке переднего сиденья. Сьюзи Маккиннон.
  
   «Мисс Маккиннон, - сказал он. "Вы знаете, где есть аптека?"
  
   «Аптека? Думаю, она есть в том торговом центре, в следующем квартале». Ты хорошо себя чувствуешь? "
  
   «Я почуствовал надежду, - сказал Лиафорн. - Внезапно».
  
   Она оглянулась на него, и на ее лице было выражение женщины, которая давно уже не удивлялась эксцентричным пассажирам. «Я обнаружила, что это лучше, чем отчаяние», - сказала она.
  
   Аптека в соседнем квартале была «Заслуженным лекарством». Аптекарь был пожилым, седым и добродушным. «Похоже, что это номер рецепта, - сказал он. «Но это не наш».
  
   «Есть ли способ узнать из этого, чей это рецепт? Имя, адрес и так далее?»
  
   «Конечно. Если ты скажешь мне, где он был выполнен. Если бы он был нашим, посмотрите - любое лекарство от чего угодно - тогда он у нас был бы на компьютере. Найди это таким образом ".
  
   Лиафорн сунул блокнот обратно в карман пиджака. Он скривился. «Итак, - сказал он. «Я могу начать проверять все аптеки Вашингтона, округ Колумбия».
  
   «Или, может быть, пригорода. Вы знаете, было ли оно заполнено в городе?»
  
   «Невозможно угадать», - сказал Лиафорн. «Это была просто идея. Похоже, плохая».
  
   «На вашем месте я бы начал с Уолгрина. В начале чисел была буква W, и это похоже на их код».
  
   "Вы знаете, где может быть ближайший Walgreen?"
  
   «Нет. Но мы поищем этого придурка», - сказал аптекарь. Он потянулся за телефонной книгой. Оказалось, что она находится всего в одиннадцати кварталах.
  
   Фармацевт в Walgreen's был молодым человеком. Он решил, что просьба Leaphorn была странной и что ему следует дождаться своего начальника, который теперь занят другим покупателем. Липхорн ждал, понимая, что его такси тоже ждет, с работающим счетчиком. Надзирателем была пухлая чернокожая женщина средних лет, которая проверила полномочия полиции племени навахо Лиафорна, а затем номер, записанный в его блокноте.
  
   Она нажала на клавиатуре компьютера, глядя на Лиафорна поверх очков.
  
   «Просто пытаюсь получить удостоверение личности? Верно? Не пополнение или что-то в этом роде?»
  
   «Верно, - сказал Лиафорн. «Аптекарь в другой аптеке сказал мне, что думал, что это ваш номер».
  
   «Похоже на то, - сказала женщина. Она изучила все, что появлялось на экране. Покачала головой. Снова ударил по клавиатуре.
  
   Лиафорн ждал. Женщина ждала. Она поджала губы. Пробил единственную клавишу.
  
   «Элогио Сантильянес», - сказала она. «Вы так произносите? Элогио Сантильянес». Она назвала адрес и номер телефона, затем снова взглянула на экран компьютера. «А это квартира номер три», - добавила она. Она написала все на листе бумаги для заметок и передала Липхорну. «Добро пожаловать», - сказала она.
  
   Вернувшись в такси, Лиафорн прочитала адрес мисс Сьюзи Маккиннон.
  
   "Больше не надо в отель?" спросила она.
  
   «Сначала это адрес», - сказал Лиафорн. «Тогда в отель».
  
   «У вас улучшилось чувство юмора, - сказала мисс Маккиннон. «Они продают в Walgreen то, чего нельзя было купить в той другой аптеке?»
  
   «Решение моей проблемы», - сказал Лиафорн. «И это было абсолютно бесплатно».
  
   «Мне нужно запомнить это место», - сказала мисс Маккиннон.
  
   Снова начался дождь - такой же сильный, как дождь, - и она заставила дворники переключаться на эту временную последовательность. Лезвия промелькнули по стеклу и исчезли из поля зрения, оставив после себя краткую ясность. «Вы знаете, - сказала она, - с вас будет чертовски много денег». Время ожидания и вот эта поездка. Я надеюсь, что у вас будет около тридцати пяти или сорока долларов, когда вы, наконец, доберетесь туда, куда собираетесь. Я бы не хотела полностью вырубить вас. Я намерена оставить вам достаточно для существенных чаевых. «Гм», - сказал Лиапхорн, не слыша вопроса. Он думал о том, что он найдет в квартире номер три.
  
   Женщина. Он принял это как должное. И что он ей скажет? Что он ей скажет? «Все, - подумал он, - кроме ужасных подробностей. Хорошее настроение Лиафорн было стерто мыслью о том, что ждет впереди. Но в конечном итоге для нее будет лучше знать все. Он вспомнил бесконечные недели, которые привели к смерти Эммы. Неуверенность. Пик надежды разрушен реальностью и сменяется отчаянием. Он разрушит надежду этой женщины. Но тогда рана, наконец, затянется. Она сможет исцелить.
  
   Мисс Маккиннон, казалось, почувствовала, что он больше не хочет разговоров. Она ехала молча. Лиафорн, несмотря на дождь, опустил окно на дюйм вниз, впуская в себя запах поздней осени. Что он будет делать дальше после ужасного интервью? Он уведомит ФБР. «Лучше позвонить Кеннеди в Гэллап, - подумал он, - и дать ему начать действовать». Затем он позвонит в офис шерифа округа Мак-Кинли и даст им удостоверение личности. Шериф мало что мог сделать с такой информацией, но этого требовала профессиональная вежливость. А потом он пойдет и позвонит Родни. Было бы хорошо сегодня вечером составить компанию.
  
   «Вот ты где», - сказала мисс Маккиннон. Она притормозила, чтобы уклониться от старого седана «Шевроле», который выезжал на парковку, а затем остановила машину перед двухэтажным кирпичным зданием с крыльцами, построенным в форме буквы «U» вокруг благоустроенного центрального патио. «Вы хотите, чтобы я подождал? Это дорого».
  
   «Подождите, пожалуйста, - сказал Лиафорн. Когда он сообщил здесь новости, он не хотел ждать.
  
   Он пошел по дорожке вслед за человеком, который вышел из «шевроле». Квартира первая казалась пустой. Водитель «шевроле» отпер дверь квартиры номер два и исчез внутри, оглянувшись на Лиапхорна. В квартире три Липхорн посмотрела на кнопку дверного звонка. Что бы он сказал? Я ищу вдову Элогио Сантильянеса. Я ищу родственника Элогио Сантильянеса. Это резиденция Элогио Сантильянеса?
  
   Изнутри квартиры Лиафхорн услышал слабые голоса. Мужчина, а затем женщина. Затем он услышал звук музыки. Он позвонил в звонок.
  
   Теперь он слышал только музыку. Внезапно это прекратилось. Лиафорн снял шляпу. Он уставился на дверь, поправляясь. Позади него из-под карниза крыльца доносился звук капающей воды. По улице перед квартирой проехала машина. Лиафорн снова переступил с ноги на ногу. Он снова нажал кнопку дверного звонка, услышав, как звонок нарушил тишину внутри. Он ждал.
  
   Позади него он услышал, как открылась дверь второй квартиры. Человек, который припарковал «шевроле», стоял в дверном проеме, глядя на него. Он был невысокого роста, и в этот тусклый дождливый полдень его фигура освещалась фонарями в его квартире, превращая его в не более чем фигуру.
  
   Лиафорн снова нажал кнопку и прислушался к звонку. Он залез в пальто и достал папку, в которой хранились его полицейские удостоверения. Он чувствовал, что мужчина все еще наблюдает за ним. Затем он услышал звук открываемого замка. Дверь открылась примерно на фут. На него посмотрела женщина, женщина средних лет, стройная, худощавое лицо в очках, черные волосы зачесаны назад.
  
   «Да», - сказала она.
  
   «Меня зовут Лиафорн, - сказал он. Он протянул папку, позволяя ей раскрыться, чтобы показать свой значок. «Я ищу резиденцию Элогио Сантильянеса».
  
   Женщина закрыла глаза. Ее голова слегка наклонилась вперед. Ее плечи опустились. Позади нее, из какой-то части комнаты вне поля зрения Лиафорна, раздался звук резкого вдоха.
  
   «Здесь живут родственники мистера Сантильянеса?» - спросил Лиафорн.
  
   «Йоу, соя», - сказала женщина, все еще закрывая глаза. А потом по-английски: «Да». Она была бледна. Она потянулась, нащупала дверь, схватилась за нее.
  
   Лифорн подумала, что новости, которые я ей приношу, не новость. Это то, чего она ожидала. Что-то ее инстинкты говорили ей, что это неизбежно. Он знал это чувство. Он жил с этим несколько месяцев, зная, что Эмма умирает. Это была судьба, с которой уже пришлось столкнуться. Но это не имело значения. Все еще не было гуманного способа сказать ей, хотя ее сердце уже предупредило ее.
  
   "Миссис Сантильянес?" он сказал. «Есть ли здесь кто-нибудь с вами? Кто-то из друзей или родственников?»
  
   Женщина открыла глаза. "Что ты хочешь?"
  
   «Я хочу рассказать вам о вашем муже». Он покачал головой. «Это плохие новости».
  
   Рядом с женщиной появился мужчина в свободном синем свитере. Он был стар, как Лиафорн, седой и коренастый. Он выпрямился и посмотрел на Лиафорна сквозь толстую полоску.
  
   очков в темной оправе. «Солдат», - подумал Лиафорн. «Сэр», - сказал он громким строгим голосом. "Что я могу сделать для вас?"
  
   Женщина положила руку мужчине на плечо. Она заговорила по-испански. Лиафорн не уловил ее слов. Мужчина сказал: "Каллат!" резко, а затем, более мягко, что-то, чего Лифхорн не понимал. Женщина посмотрела на Лиафорна, как будто вспоминая его лицо, было бы для нее ужасно важно. Затем она кивнула, закусила губу, поклонилась и исчезла из комнаты.
  
   «Вы спросили о человеке по имени Сантильянес», - сказал мужчина. «Он здесь не живет».
  
   «Я пришел искать его родственников», - сказал Лиафорн. «Боюсь, что принесу плохие новости».
  
   «Мы его не знаем», - сказал мужчина. «Никто с таким именем здесь не живет».
  
   «Это был адрес, который он дал», - сказал Лиафорн.
  
   Выражение лица мужчины стало совершенно пустым - игрок в покер смотрит на свои карты. «Он дал вам адрес?» - спросил он. «А когда это было?»
  
   Лифорн не торопился на это отвечать. Человек, конечно, лгал. Но зачем ему лгать?
  
   «Он дал этот адрес фармацевту, у которого покупает лекарство», - сказал Лиапхорн.
  
   «Ах, - сказал мужчина. Он слегка улыбнулся. «Тогда он был болен. Я верю, что этот человек, этот Сантильян, сейчас чувствует себя лучше».
  
   «Нет, - сказал Лиафорн. Они стояли в дверном проеме, оба ждали. Лиафорн почувствовал позади себя какое-то движение. Он переместился достаточно, чтобы увидеть вход во вторую квартиру. Дверь была почти закрыта. Но не совсем так. Сквозь него он мог видеть тень маленького человечка, который слушал.
  
   "Ему не лучше? Тогда он хуже?"
  
   «Я не должен тратить на это ваше время, - сказал Лиафорн. «Элогио Сантильянес когда-то жил здесь и уехал? Вы не знаете, где я могу найти кого-нибудь из его родственников? Или друга?»
  
   Серый человек покачал головой.
  
   «Тогда я пойду», - сказал Лиафорн. «Большое спасибо. Пожалуйста, передайте даме, что я сожалею, что побеспокоил ее».
  
   "Ах." Мужчина колебался. «Вы сделали меня любопытным. Что случилось с этим парнем, этим Сантильянесом?»
  
   «Он мертв», - сказал Лиафорн.
  
   "Мертв." Не было ничего удивительного. "Как?"
  
   «Он получил ножевое ранение, - сказал Лиафорн.
  
   "Когда это случилось?" По-прежнему не было ничего удивительного. Но Лиафорн видел, как напряглись мышцы на его челюсти. "А где это случилось?"
  
   «В Нью-Мексико. Примерно месяц назад».
  
   Лиафорн положил руку этому человеку на плечо. Послушайте, - сказал он. - Вы знаете, почему этот Сантильянес поехал в Нью-Мексико? Какой у него был интерес к встрече с женщиной по имени Агнес Цози? "
  
   Мужчина убрал руку. Он сглотнул, его глаза затуманились от горя. Он перевел взгляд с Лиафорна на свои ноги. «Я не знаю Элогио Сантильянеса», - сказал он и осторожно закрыл дверь.
  
   Лиафорн на мгновение постоял, разбираясь с этим. Загадка, которая привела его сюда, была решена. Ясно решено. Не сомневайся на этот счет. Или только тень сомнения. Человеком в поношенных остроконечных туфлях был Элогио Сантильянес, муж (возможно, брат) этой темноволосой женщины. Брат (возможно, друг) этого седого человека. Больше никаких вопросов об идентичности Остроконечных туфель. Теперь была еще одна загадка, новая и свежая.
  
   Он спустился с крыльца, заметив, что дверь во вторую квартиру теперь закрыта, но свет все еще освещал занавеску. Темный полдень, такую ​​погоду, которую Липхорн редко видел на границе Аризоны и Нью-Мексико, быстро сказалось на его настроении. Его такси ждало у обочины. Мисс Маккиннон сидела, положив книгу на руль, и читала.
  
   Лиафорн повернулся и пошел обратно во вторую квартиру. Он нажал кнопку дверного звонка. Этот гудел. Он ждал, думая, что люди в Вашингтоне не спешат подходить к своим дверям. Дверь открылась, и маленький человечек стоял в ней, глядя на него.
  
   «Мне нужна информация, - сказал Лиафорн. «Я ищу Элогио Сантильянеса».
  
   Маленький человечек покачал головой. «Я его не знаю».
  
   «Вы знаете тех людей в той квартире?» Лиафорн кивнул в ее сторону. «Насколько я понимаю, в этом здании живет Сантильянес».
  
   Мужчина покачал головой. Позади себя в квартире Липхорн увидел складной карточный столик с телефоном, складной стул для лужайки и картонную коробку, в которой, казалось, лежали книги. На другом ящике стоял дешевый телевизор с маленьким экраном. Звук был выключен, но по трубке шла черно-белая передача. В остальном комната казалась пустой. На полу возле шезлонга лежала газета. Возможно, этот мужчина читал там, когда раздался звонок в дверь. Лифхорн внезапно обнаружил, что этот маленький человечек заинтересовал его не меньше, чем шанс получить информацию, которая привела его сюда.
  
  «Вы не знаете, как зовут людей?» - спросил Лиафхорн. Отчасти он попросил его расширить этот разговор и посмотреть, к чему он может привести. Но в его голосе прозвучала нотка недоверия. Каким бы старым он ни был, Лиафорн все же нашел невероятно, что люди могли жить бок о бок, видеться каждый день и не знакомиться.
  
   "Кто ты?" - спросил маленький человечек. "Вы индиец?"
  
   «Я - навахо», - сказал Лиапхорн. Он потянулся за своим удостоверением личности. Но он передумал.
  
   "Отсюда?"
  
   "Window Rock".
  
   «Это в-», - мужчина колебался, думая: «Это в Нью-Мексико?»
  
   «Это в Аризоне», - сказал Липхорн.
  
   "Что ты здесь делаешь?"
  
   «Ищу Элогио Сантильянеса».
  
   «Почему? Что тебе от него нужно?»
  
   Глаза Лиафорна были встречены глазами маленького человечка. Они были своего рода зеленовато-голубыми, и Леафорн почувствовал в них, в голосе мужчины и его позе, некую враждебное негодование.
  
   «Мне просто нужна информация», - сказал Лиафорн.
  
   «Я не могу тебе помочь», - сказал мужчина. Он закрыл дверь. Лифорн услышала, как цепочка безопасности встала на место.
  
   Мисс Маккиннон завела мотор, как только он сел на заднее сиденье такси. «Надеюсь, у вас много денег», - сказала она. «Вернемся в отель? И достань дорожные чеки из сейфа».
  
   «Верно, - сказал Лиафорн.
  
   Он думал о странных, пристальных глазах маленького человечка, о его веснушках, о его коротких вьющихся рыжих волосах. Должно быть, в Вашингтоне есть тысячи невысоких мужчин, которые подходят под описание Переса человека, обыскивающего территорию Элогио Сантильянеса. Но Лиафорн никогда не верил в совпадения. Он нашел вдову Сантильянеса. Он был в этом уверен. Вдову или, возможно, сестру. Конечно, он нашел того, кто любил его.
  
   И почти так же наверняка он нашел человека, убившего его. Возвращение в Window Rock может немного подождать. Он хотел понять это лучше.
  
  
   Глава четырнадцатая
  
  
   За обедом, на следующий день после визита в дом Хайхока, Чи и Джанет Пит обсудили мужчину, ожидавшего в седане. «Я думаю, он смотрел на Хайхока, а не тебя», - сказал Чи. «Думаю, именно поэтому. он был припаркован там ". И Джанет, наконец, сказала, что, может быть, и так, но он мог сказать, что ее не убедила его логика. Она нервничала. Это беспокоило. Так что он не сказал ей еще чего-то, что он пришел к выводу, - что этот человечек был одним из Таких полицейских называют "уродами". По крайней мере, полицейские из пустынной страны, с которыми работал Чи, называли их так - тех людей, которые каким-то образом вне всякого страха были повреждены, превратившись в непредсказуемый, а потому опасный вид. Обнаружение странного человека, стучащего в окно в темноте, нисколько не потрясло маленького человечка. Это было очевидно. Это только пробудило любопытство, а затем спровоцировало своего рода агрессивный гнев мачо. Чи видел это у таких мужчин раньше. .
  
   Он дал Джанет свой анализ Хайхока. («Он чокнутый. В некотором роде совершенно нормальный, но на его эскизах, они показывают вам, что он« наклонен примерно на девять градусов. Немного сумасшедший ».») И он рассказал ей о вырезании фетиша, который он «видел в Хай-Хоуке». офис-студия.
  
   «Он вырезал его из корня тополя - это то, что люди пуэбло любят использовать, по крайней мере, те, которые я знаю. Зуни и хопи», - сказал Чи. «Нет причин полагать, что Тано будет по-другому. Может, он делал копию Бога Войны Близнецов».
  
   И Джанет, конечно же, опередила его. «Я подумала об этом, - сказала она, - что, возможно, Джон наймет его, чтобы он сделал копию этой вещи. Может быть, я правильно догадался об этом. "Она выглядела грустной, когда сказала это, не глядя на Чи, изучая свои руки." Тогда, я думаю, мы передадим его нашему человеку в Тано Пуэбло. И он «использовал бы это, чтобы быть избранным».
  
   "Скажи ему, что это настоящая вещь?"
  
   «В зависимости от того, насколько честен наш Элдон Тамана», - мрачно сказала Джанет. «Если он честный, то вы ему солгаете. Если это не так, то вы говорите правду, а он лжет.
  
   «Интересно, может ли кто-нибудь в« Пуэбло »отличить копию от настоящей, - сказал Чи. "Как давно вещь пропала?"
  
   «С девятнадцать лет, я думаю, сказал Джон. В любом случае, долго».
  
   «Тогда вы, вероятно, были бы в безопасности с заменой», - сказал Чи. Он думал о Хайхоке. Похоже, в натуре художника не было в натуре использовать свой талант в заговоре с целью обмануть индейского пуэбло. Но, возможно, Хайхок мог бы это сделать. быть еще одним человеком, которого считают достаточно честным, чтобы требовать, чтобы ему лгали. Может, он не знал, зачем делал копию. На самом деле, может быть, эта резьба вообще не была копией. Может, этот фетиш из тополя в его офисе был чем-то другим. Или, может быть, это был сам настоящий фетиш. А может, вся эта теория была каким то бредом.
  
   «Джим», - сказала Джанет. «Как ты думаешь? Как ты думаешь, они такие существа, что меня как бы к чему-то ведут?» Она смотрела на свои руки, крепко зажатые на коленях. "Что вы думаете?"
  
   Джим Чи счел интересным то, как она изменила этот вопрос. Он подумал, что это интересно, что она на самом деле никогда не произносила имя Джона Макдермотта. Он хотел сказать: «Ведомая кем?» И заставить ее, по крайней мере, дать ему какое-то имя - хотя бы название закона фирма.
  
   «Я думаю, что что-то происходит», - сказал Чи.
  
   «И я думаю, мы должны пойти в какое-нибудь тихое место, поужинать и обсудить это». Он взглянул на нее. «Может быть, даже держаться за руки. Я мог бы немного подержаться за руки».
  
   Она смотрела на свои руки. Теперь она взглянула на него искоса и отвернулась. «Я не могу сегодня вечером, - сказала она. - Я обещала Джону встретиться с ним. Он и мужчина из Тано ".
  
   «Ну, тогда, - сказал Чи. «Я задам вам еще один вопрос. Хайхок сказал вам что-нибудь еще об этом преступлении, которое еще не было совершено? Вы помните это? Вы упомянули об этом, когда звонили мне в Шипрок. Я думаю, это было довольно расплывчато. Некоторое упоминание о том, что в будущем понадобится адвокат для то, чего еще не произошло. Ты помнишь?"
  
   «Конечно, я помню», - сказала Джанет, снова глядя на свои руки. «И сегодня вечером это действительно бизнес юридической фирмы. Джон договорился о приезде Таманы. Он сказал, что хочет вовлечь меня в решение этой проблемы. Он хочет, чтобы я поговорил с Таманой. Так что я едва мог выбраться из этого ».
  
   «Конечно, нет», - сказал Чи. Он был разочарован. Он рассчитывал, что этот вечер продолжится. Но это было больше, чем разочарование. Также было негодование.
  
   Джанет это почувствовала. «Думаю, я могла бы», - сказала она. «Я не знаю, как долго этот человек пробудет в Вашингтоне. Но я могу попробовать позвонить Джону и отменить его. Или оставить ему сообщение в ресторане».
  
   «Нет, нет», - сказал Чи. "Бизнес есть бизнес." Но он не хотел думать о Джанет и Джоне Макдермотте, которые обедают, и о том, что произойдет после обеда. Если бы я был с ней честен, подумал он, я бы сказал ей, что, конечно, Макдермотт использовал ее. Что он, вероятно, использовал когда она была его студенткой юридического факультета, и с тех пор, и всегда будет использовать ее. Он никогда не видел Макдермотта, но знал профессоров, которые использовали своих аспирантов. Использовали их для рабского труда, чтобы проводить свои исследования, использовали их эмоционально.
  
   «Вернемся к моему вопросу, - сказал Чи. «Вы когда-нибудь спрашивали Хайхока, что он имел в виду, говоря о несостоявшемся преступлении? Он когда-нибудь объяснил, что имел в виду?»
  
   Джанет казалась счастливой сменить тему. «Я сказал что-то вроде того, что надеялся, что он не собирается больше откапывать старые кости. И он просто засмеялся. Итак, я сказал - честно говоря, все это меня беспокоило, поэтому я сказал, что не думаю, что это было бы смешно, если бы он планировал совершить уголовное преступление. Что-то вроде этого звучало скучно. быть виновным в том, что он сделал своего поверенного сообщником. Он сказал, что чем меньше я знал, тем лучше ».
  
   «Кажется, он кое-что знает о законе».
  
   «Он много чего знает», - согласилась Джанет. «Все в порядке с умом этого человека».
  
   «За исключением сумасшествия».
  
   «Кроме этого», - согласилась Джанет.
  
   "Можете ли вы устроить мне встречу с ним снова?" - сказал Чи. «И я бы хотел взглянуть на эту настоящую фетишистскую фигуру Тано. Вы думаете, что это возможно?
  
   «Я уверена, что увидеть Хайхока проблем нет. Насчет фетиша, я не знаю. Он, вероятно, хранится где-то в подвале. И Смитсоновский институт должен очень тщательно выбирать, у кого к чему есть доступ ».
  
   «Может быть, потому, что я полицейский», - сказал Чи, недоумевая, что он мог сказать, чтобы заставить кого-нибудь поверить, что полиция племени навахо имела законный интерес к артефакту индейцев пуэбло.
  
   "Скорее всего, потому что ты шаман, - сказала Джанет Пит. - Ты все еще являешься им, не так ли?"
  
   "Пытаюсь быть", - сказал Чи. «Но быть знахаром не очень хорошо, чтобы быть полицейским. Не получаете много бизнеса. Даже это было преувеличением. Церемония исцеления, которую усвоил Чи, была Пути Благословения. За четыре года, прошедшие с тех пор, как он объявил себя хатаали, готовым провести этот самый популярный ритуал, у него было всего три клиента. Один из них был двоюродным братом по материнской линии, которого Чи подозревал в том, что нанял его только из соображений семейной доброты. было благословением недавно построенного хогана, принадлежащего племяннице друга, а один был для товарища-полицейского, знаменитого лейтенанта Джо Липхорна. «Я рассказывал вам о том, как спеть« Путь благословения »для Джо Липхорна?»
  
   Джанет выглядела потрясенной. «Знаменитый Лиафорн? Ворчливый Джо? Я думала, он был…» Она искала слово, определяющее лейтенанта Джо Лиапхорна. "Агностик. Или скептик.
  
   Или-что подобное? В любом случае, я не думала, что он верит в исцеляющие обряды и тому подобное.
  
   «Он был не так уж плох, - сказал Чи. - Мы вместе работали над одним делом. Люди раскапывали могилы Анасази, а потом произошло несколько убийств. Но я думаю, он попросил меня сделать это, потому что хотел быть хорошим ».
  
   «Хорошо», - сказала Джанет. «Это не похоже на Джо Лиапхорна, о котором я всегда слышал. Похоже, я всегда слышал, как копы навахо скучают о Лифорне, который никогда ничем не доволен ».
  
   Но на самом деле это было хорошо. Более чем приятно. Красивый. Все прошло прекрасно. Немногие из родственников Лиафорна побывали там. Но тогда старик был вдовцом, и он не думал, что у Лиафорна много семьи. Лиафорн был рыжим лбом, и этот клан практически вымер. Но само лечение прошло отлично. Он ничего не забыл. Рисунки на песке были в точности правильными. И когда закончилось последнее пение, Старик Лиафорн, в некотором смысле, который Чи не мог определить, казалось, исцелен от болезни, которая его преследовала. Мрачность исчезла. Казалось, он вернулся в гармонию. Контент.
  
   «Я думаю, он просто всегда хочет, чтобы все было лучше, чем есть на самом деле», - сказал Чи. «Я привык к нему через некоторое время. И у меня появилось ощущение, что все эти разговоры о том, что он умный сукин сын, в значительной степени правдивы».
  
   «Я время от времени видела его в суде в Window Rock, а также в здании полиции, но никогда не знала его. Я слышала, что он был настоящим прагматиком. Не традиционным навахо».
  
   А как насчет вас, Джанет Пит? - подумал Чи. Насколько вы традиционны? Верите ли вы в то, что «Изменяющаяся женщина» учила наших предков о силе, которой мы даем исцеление? Как насчет того, чтобы вы покинули Динету и Священные горы, потому что белый человек хочет, чтобы вы сделали его счастливым в Вашингтоне? Но это было не его чёртовы дела. Это было достаточно ясно. Его роль заключалась в том, чтобы быть другом. Больше не надо. А почему бы не? В этом отношении он мог бы использовать самого друга.
  
   «Что вы имели в виду, говоря о том, чтобы увидеть фетиша как шамана?» он спросил.
  
   «Хайхок был бы очень впечатлен, если бы узнал, что ты хатаали навахо», - сказала она. «Скажите ему, что вы певец, и дайте ему знать, что вы хотели бы увидеть его работы». Знаешь, он устраивает выставку масок. Скажи ему, что «хотел бы увидеть часть шоу навахо».
  
   «А потом попроси показать фетиш», - сказал Чи.
  
   Джанет посмотрела на него, изучая выражение его лица. "Почему бы и нет?" - спросила она, и вопрос прозвучал немного горько. «Вы думаете, что я слишком много думаю как юрист?»
  
   «Я этого не говорил».
  
   «Ну, я юрист».
  
   Он кивнул. «Ты думаешь, я мог увидеть Хайхока сегодня вечером?»
  
   «Он работает сегодня вечером, - сказала она, - на той выставке. Я позвоню ему в музей и посмотрю, смогу ли я что-нибудь устроить. Вы будете в своем отеле?
  
   "Где еще?" - сказал Чи, заметив, что Джанет взглянула на него, и его тон тоже звучал немного горько.
  
   «Я постараюсь поторопиться, - сказала она. - Может, ты сделаешь это завтра».
  
   Это оказалось быстрее, чем это.
  
   Джанет показала ему мемориальную стену Вьетнама, мемориал Джефферсона и Национальный музей авиации и космонавтики, а затем высадила его в отеле. Чи съел омлет с сыром в кофейне отеля, принял душ в ванной (которая хоть и была маленькой, но была огромной по сравнению с купальным отсеком в доме-трейлере Чи) и включил телевизор. Управление звуком застряло где-то между громким и очень громким, и Чи потратил пять безуспешных попыток отрегулировать громкость. В противном случае он нашел старый фильм, в котором музыка настроения была ниже децибел, и растянулся на подушке, чтобы посмотреть его.
  
   Телефон зазвонил. Это был Генри Хайхок.
  
   «Мисс Пит сказала, что вы хотели увидеть выставку», - сказал Хайхок. "Ты что-нибудь делаешь прямо сейчас?"
  
   Чи был доступен.
  
   «Я встречусь с вами у входа на Двенадцатую улицу в здание Музея естественной истории», - сказал Хайхок. «Это примерно в пяти или шести кварталах от вашего отеля. Я не хочу торопить вас, но у меня другая встреча позже. "
  
   «Я буду там через двадцать минут», - сказал Чи, выключил телевизор и потянулся за пальто.
  
   Возможно, идея Джанет о том, что за ним следят, заставила его нервничать. Он поискал машину и увидел ее почти сразу же, как только вышел из отеля. Старый седан «Шевроле» с изогнутой антенной был припаркован через улицу и в конце квартала. Он стоял неподвижно, изучая его, пытаясь увидеть, был ли в нем человечек. Отражение от лобового стекла делало невозможным сказать это. Чи медленно шел по тротуару, думая, что маленький человечек не предпринял никаких усилий, чтобы спрятаться. Что это могло значить? Хотел ли он, чтобы Чи знал, что он следит за ним?
  
  ч Если да, то почему? Чи не мог придумать для этого никаких причин. Возможно, это была просто невнимательность. Или высокомерие. Или, возможно, он вообще не смотрел Чи.
  
   Путь к Музею естественной истории должен был быть другим, но Чи отклонился, чтобы пройти мимо седана. Он был пуст. Он прислонился к крыше и заглядывал внутрь. На переднем сиденье лежала сложенная копия сегодняшней газеты Washington Post и бумажный стаканчик. На приборной панели висела карта улиц округа Колумбия. На заднем сиденье было пусто, за исключением пустого. полиэтиленового пакета с логотипом Safeway который был смят на полу, автомобиль был заперт.
  
   Чи посмотрел вверх по улице и вниз по ней. К нему шли две черные девочки-подростки, смеясь над одним из сказанных ими слов. В противном случае никого не было видно. Дождь прекратился, но улицы и тротуары все еще блестели от сырости. Воздух тоже был влажным и холодным. Чи натянул воротник куртки на шею и пошел. Он слушал. Он не слышал ничего, кроме случайных звуков движения транспорта. Теперь он был на Десятой улице, серая масса здания Министерства юстиции рядом с ним, здание почтового отделения вырисовывалось через улицу. Правосудие казалось темным, но несколько окон в почтовых отделениях были освещены. Что делали чиновники почтового отделения, что заставляло их работать допоздна? Он представил, как кто-то за чертежным столом конструирует штамп. Он остановился на перекрестке с проспектом Конституции, ожидая смены сигнала «Не ходи». Двое мужчин и женщина, все в форме Вашингтона, быстро шли к нему по тротуару. Каждый держал свернутый зонтик. У каждого был портфель. Человечек нигде не было видно. Затем, под кустарником в углу здания Правосудия слева от Чи, он увидел тело.
  
   Чи втянул воздух. Он смотрел. Это была человеческая форма, втянутая в позу зародыша и частично прикрытая чем-то вроде картонной коробки. Возле головы был мешок. Чи сделал неуверенный шаг к нему. Трио прошло мимо тела. Ближайший мужчина взглянул на него и сказал Чи что-то неразборчивое. Женщина посмотрела на тело и быстро отвернулась. Они прошли мимо Чи. «... как минимум GS 13», - говорила женщина. «Скорее всего, 14, а потом, прежде чем вы это узнаете ...» «Наверное, алкаш», - подумал Чи. Чи видел около тысячи пьяных без сознания с момента его приведения к присяге в качестве офицера полиции племени навахо, видел, как они растянулись в переулках Гэллапа, застыли в полыни у дороги на Шипрок, искалеченные, как зайцы, на асфальте шоссе 666 США. Но он мог видеть залитый прожекторами шпиль памятника Вашингтону всего в нескольких кварталах позади себя. Он не ожидал этого здесь. Он прошел по мертвой осенней траве, встал на колени рядом с телом. Картон был влажным от предыдущего дождя. Тело было мужчиной. Знакомого и ожидаемого запаха виски не было.
  
   Чи протянул руку к горлу мужчины, нащупывая пульс.
  
   Мужчина закричал и вскочил на корточки, пытаясь защитить себя. Картонная коробка отлетела на тротуар.
  
   Чи отпрянул, совершенно пораженный.
  
   Мужчина был бородат, одет в темно-синий бушлат, на много слишком большой для него. Он слабо, бессвязно крича, ударил Чи. Двое мужчин в вашингтонской форме спешили по проспекту Конституции, взглянули на место происшествия и поспешили еще быстрее.
  
   Чи протянул пустые руки. «Я думал, тебе нужна помощь», - сказал он.
  
   Мужчина упал на четвереньки. «Уходи, уходи, уходи», - завыл он.
  
   Чи ушел.
  
   Хайхок ждал его у входа сотрудников на Двенадцатой улице. Он протянул Чи небольшой прямоугольник из белой бумаги с надписью «ПОСЕТИТЕЛЬ» и именем Чи.
  
   "Что вы хотите увидеть в первую очередь?" он спросил. Потом сделал паузу. "Ты в порядке?"
  
   "Там есть мужчина. Я думаю, больной. Лежит под кустами через дорогу ".
  
   «Может быть, пьян», - сказал Хайхок. «Или побитый камнями в трещину. Обычно их трое или четверо. Та трава, которую строит Министерство юстиции, - излюбленное место ".
  
   «Этот парень не был пьян».
  
   «Наверное, на треке», - сказал Хайхок. «В наши дни обычно трескается, если они употребляют наркотики, или это может быть что угодно, от героина до нюхания клея. Но иногда это просто психические заболевания». Он подумал о реакции Чи на все это. «Они у тебя тоже есть. Я видел много пьяниц в Гэллапе».
  
   «Я думаю, что у нас больше пьяных на душу населения, чем у кого-либо», - сказал Чи. «Но в резервации мы пытаемся забрать их. Мы стараемся их где-то разместить. Какая здесь политика?»
  
   Но Хайхок уже торопливо хромал по коридору, не интересовался этой темой, скованная нога волочилась, но двигалась быстро. «Позвольте мне сначала показать вам этот дисплей», - сказал он. «Я пытаюсь сделать так, чтобы это выглядело так, как если бы это действительно происходило там, в вашей пустыне».
  
  Чи последовал за ним. Он все еще был потрясен. Но теперь он снова задумался и подумал, что не искал маленького человечка у входа на Двенадцатую улицу в Музей естественной истории. И он подумал, что, возможно, причина, по которой он не видел маленького человечка, следовавшего за ним, заключалась в том, что маленькому человечку, возможно, не нужно было следовать за ним. Он мог знать, куда собирается Чи.
  
   Экспозиция Генри Хайхока располагалась в боковом зале на главном этаже музея. Она была отгорожена от мира музейных посетителей фанерными ширмами и охранялась знаками, объявлявшими область ВРЕМЕННО ЗАКРЫТЫМ ДЛЯ ОБЩЕСТВЕННОСТИ и именовавшей экспозицию БОГАМИ В МАСКАХ АМЕРИКИ. За ширмой пахло опилками, клеем и вяжущими чистящими средствами. Также было множество масок, от гротескных и ужасных до спокойных и величественно красивых. Некоторые были выставлены группами, одна группа представляла различные концепции демонов в деревнях Юкатана и других божеств инков. Некоторые стояли в одиночестве, сопровождаемые только печатными легендами, объясняющими их. Некоторые были изображены на костюмированных моделях священников или
  
   «Это, конечно, мой», - сказал Хайхок. «Я сделал некоторые из других тоже, и помог в некоторых. Но это мой». Он взглянул на Чи, ожидая вежливого момента для комментария. «Если вы видите что-то не так, вы указываете на это», - добавил он. Он подошел к фигуре через перила и поправил маску, просунув пальцы под кожу, слегка наклонив ее, а затем поправив. Он отступил и задумчиво посмотрел на него.
  
   "Вы видите что-то не так?" он спросил.
  
   Чи не видел ничего плохого. По крайней мере, ничего, кроме мелочей в некоторых украшениях. И это, вероятно, было задумано. Такую священную сцену нельзя воспроизводить в точности, за исключением ее цели - исцеления человека. Говорящий Бог застыл в шаркающем танцевальном шаге, который йи традиционно использовали, приближаясь к хогану пациента. На этом изображении пациент стоял на коврике, расстеленном на земле, перед дверью хогана. Он был закутан в одеяло и держал в вытянутых руках руки. Короткий плетеный килт «Говорящий Бог», казалось, плыл вместе с движением, и в каждой руке он держал погремушку, которая выглядела искренней. И, подумал Чи, вероятно, был. Позади «Говорящего Бога» в этой диораме другие боги следовали в идентичных позах, словно танцуя из тьмы в свете костра. Чи узнал маски Бахромчатого Рта, Убийцы монстров, Рожденного для воды и Спринклера со своей тростью и горбатой спиной. Другие фигуры йеи также были смутно видны, двигаясь по танцевальной площадке. А с двух сторон огни освещали очереди зрителей.
  
   Взгляд Чи задержался на маске Говорящего Бога. Он казался идентичным тому, что он видел в офисе Хайхока. Естественно, да. Наверное, это было то же самое. Вероятно, Хайхок забрал его домой, чтобы подготовить к установке. Или, если бы он копировал его, он бы сделал копию максимально похожей на оригинал.
  
   "Что вы думаете?" - спросил Хайхок. Его голос звучал тревожно. "Вы видите что-то не так?"
  
   «Мне это кажется великолепным. Совершенно красиво», - сказал Чи. «Я впечатлен». На самом деле, он был чрезвычайно впечатлен. Хайхок воспроизвел этот момент в последнюю ночь церемониала под названием Йей Яаш, Прибытие духов. Он повернулся, чтобы посмотреть на Хайхока. «Конечно же, ты не знал». Я не получил всего этого из того небольшого визита в «Ночное пение Агнес Цози». Если да, то у вас должна быть фотографическая память ». Или, подумал Чи, видеомагнитофон, спрятанный где-то где-то, вроде аудиомагнитофона, который он спрятал в ладони.
  
   Хайхок ухмыльнулся. «Думаю, я прочитал около тысячи описаний этого церемониала. Всех антропологов, которых я смог найти. И я изучил сделанные ими наброски. И просмотрел все материалы, которые у нас есть здесь, в Смитсоновском институте. Все, что люди украли и передали На протяжении многих лет я изучал это. Изучал различные маски йеи и все такое. А потом доктор Хартман - куратор, отвечающий за открытие этого бизнеса - она ​​позвала консультанта из резервации. Шаман навахо. Парень по имени Сандовал. Вы его знаете? "
  
   «Я слышал о нем», - сказал Чи.
  
   «Отчасти мы хотели убедиться, что не нарушаем никаких табу. Или неправильное использование религиозных материалов. Или что-нибудь в этом роде, - снова замолчал Хайхок. Он начал что-то говорить, остановился, нервно посмотрел на Чи. - Ты уверен, что не видишь ничего плохого?
  
   Чи покачал головой. Он смотрел на саму маску, гадая, есть ли под ней искусственная голова с искусственным лицом с искусственным выражением лица навахо. Никакой причины быть не должно. Маска выглядела древней, серо-белая краска, покрывавшая оленьую кожу, была покрыта крошечными трещинками от возраста, кожаные ремешки, шнурованные по бокам, потемнели за годы использования. Но, конечно, это были лишь детали, Хайхок.
  
  ничего не упустил бы из виду при создании копии. Маска, которую он видел в ящике в офисе Хайхока, была либо этой, либо очень близкой к ней копией - это было очевидно из того, что он вспомнил. Наклон пернатого гребня, угол накрашенных бровей, все те мелкие детали, которые выходили за рамки легенд и традиций, которые поддались интерпретации создателя масок, все они казались идентичными. За исключением ритуальной поэзии и рисования на песке церемоний исцеления, культура навахо всегда оставляла место для поэтической свободы. Фактически он поощрял это - приводить все, что делалось, в гармонию с существующими обстоятельствами. Сколько такой лицензии было бы у Хайхока, если бы он копировал изображение Тано? «Немного, - предположил Чи. Религия качина индейцев пуэбло, как казалось Чи, уходит корнями в догму, настолько древнюю, что века кристаллизовали ее.
  
   "Как насчет корзины?" - спросил его Хайхок. «На земле у его ног? Это должна быть корзина для аята Йей Да. Во всяком случае, согласно нашим учетным записям артефактов».
  
   Произношение Хайхауком слова навахо было настолько странным, что то, что он на самом деле сказал, было непонятным. Но то, что он, вероятно, имел в виду, было корзиной, в которой хранилась пыльца и перья, используемые для кормления масок после того, как духи в них пробудились. прямо ко мне, - сказал Чи.
  
   Из-за ширмы на выставочную площадку прошла стройная, красивая женщина средних лет.
  
   «Доктор Хартман», - сказал Хайхок. «Ты работаешь допоздна».
  
   «Ты тоже, Генри», - сказала она, взглянув на Чи.
  
   «Это Джим Чи», - сказал Хайхок. «Доктор Кэролайн Хартман - одна из наших кураторов. Она моя начальница. Это ее шоу. А мистер Чи - шаман навахо. Я попросил его взглянуть на это ".
  
   «Было хорошо, что вы пришли», - сказала Кэролайн Хартман. "Вы нашли это Ночное пение подлинным?"
  
   «Насколько я знаю, - сказал Чи. «На самом деле, я думаю, это замечательно. Но Yeibichai - это не церемониал, который я очень хорошо знаю. Не лично. Единственное, что я знаю достаточно хорошо, чтобы делать это сам, - это Путь Благословения ».
  
   "Ты певец?" Знахарь? "
  
   "Да, мэм. Но я новичок в этом ».
  
   «Мистер Чи также является офицером Чи», - сказал Хайхок. "Он" член полиции племени навахо. Фактически, это тот самый офицер, который арестовал меня там. Я думал, вы бы это одобрили. Хайхок улыбался, когда говорил это. Доктор Хартман тоже улыбалась. Он ей нравится, подумал Чи. было видно, и это чувство было взаимным.
  
   «Хорошее шоу», - сказала она Чи. «Бегу к грабителю могил. Когда-нибудь я должен приехать в вашу часть страны, имея достаточно времени, чтобы по-настоящему это увидеть. Я должен узнать гораздо больше о вашей культуре. Боюсь, что я потратила большую часть своего времени, пытаясь понять инков ". Она смеялась. «Например, если бы я был здесь вашим проводником, я бы не стала показывать вам это шоу Night Chant. Я бы показал вам своих домашних питомцев. Она указала на соседнюю диораму. В нем стена из огромных ограненных камней выходила во двор. Дальше на фоне гор возвышался храм. На этой выставке также были представлены манекены в культурном стиле. Мужчины в туниках без рукавов, плащах из плетеных перьев, повязках на голове и кожаных сандалиях; женщины в длинных платьях с шалами, закрепленными на груди булавками с драгоценными камнями, а волосы покрыты тканью. Но центральным элементом всего этого была большая металлическая маска. Чи казалось, что он был вылеплен из золота и украшен драгоценностями.
  
   «Я восхищался этим, - сказал он. - Довольно красивая маска. Выглядит дорого. "
  
   «Она сделана из сплава золота и платины, украшенного изумрудами и другими драгоценными камнями, - сказала она. - Она представляет великого бога Виракочу, бога творения, самого главного бога пантеона инков. Там меньшая маска, изображающая бога Ягуара. Думаю, менее важная. Но достаточно мощная. "
  
   «Похоже, это будет стоить целое состояние», - сказал Чи. "Как музей получил это?" Сказав это, он пожалел, что не слышал. В его ушах этот вопрос, казалось, означал, что приобретение могло быть менее чем почетным. Но, возможно, это было продуктом того, как он думал. Никакой благородный навахо не смог бы продать музею ту маску Говорящего Бога, которой он восхищался. Нет, если это было подлинно. Такие маски были священными, находились в семейной опеке. Никто не имел права их продавать.
  
   «Это был подарок», - сказал доктор Хартман. «Это было в руках семьи там, внизу. Насколько я понимаю, это была политическая семья. И от них это досталось какому-то очень важному человеку в United Fruit Company, или, может быть, это была Anaconda Copper. затем это было передано по наследству, а в 1940-х кому-то нужно было решить большую проблему с налогом на прибыль ». Доктор Хартман со смехом создала фигуру с помощью воображаемой палочки. «Шазам! Смитсоновский институт, чердак Америки, чердак мира, получите
  
  еще один из его артефактов. А некоторому порядочному гражданину списывают сумму налога на прибыль ".
  
   «Думаю, никто не может жаловаться», - сказал Чи. «Это красивая вещь».
  
   «Кто-то всегда может пожаловаться». Доктор Хартман засмеялся. «Они сейчас жалуются. Они хотят вернуть это».
  
   "О," сказал Чи. "Что?"
  
   «Чилийский национальный музей. Хотя, конечно же, музей никогда не держал его в руках». Доктор Хартман прислонился к пьедесталу, на котором, согласно подписи к нему, держалась маска ворона, которую использовали шаманы канадского племени носителей. Тихоокеанское побережье Чи пришло в голову, что ей нравится.
  
   «На самом деле, - продолжила она, - шум поднял некто по имени генерал Уэрта. Генерал Рамон Уэрта Кардона, если быть формальным. Это была его семья, от которой американский магнат, кем бы он ни был, в первую очередь получил вещь. По крайней мере, я понимаю. И я полагаю, что если их национальному музею удастся отговорить нас от этого, добрый генерал подаст иск, чтобы вернуть его своей семье. И, будучи очень, очень большой фигурой в чилийской политике, он может выиграть. "
  
   "Ты собираешься вернуть это?"
  
   Хайхок рассмеялся.
  
   «Я так не думаю, - сказала доктор Хартман. - Я бы не стала возвращать его при данных обстоятельствах. Я была бы достаточно счастлива, чтобы вернуть Генри здесь его кости во имя здравого смысла или, может быть, приличия. Но я не верну эту маску. Она ласково улыбнулась Генри Хайхоку. «Романтический идеализм, я могу одобрить. Но не жадность ». Она пожала плечами и поморщилась.« Но тогда я не занимаюсь политикой ».
  
   «Он собирается увидеть это на открытии, - сказал Хайхок. - Приходит генерал Уэрта. Вы заметили ту историю об этом на днях в «Пост»? "
  
   «Я читала это», - сказала доктор Хартман. «Из того, что он сказал репортеру, я поняла, что генерал приезжает в Вашингтон с более благородной целью, но я заметила, что он сказал, что также посетит нас, чтобы увидеть», - д-р. Голос Хартмана сменился сарказмом: «наше национальное достояние». "
  
   «Это будет неприятно, - сказал Хайхок. - Особая охрана всегда лажается».
  
   «Он не глава государства, - сказал доктор Хартман. - Просто главный тайный полицейский. Мы дадим ему пару гидов и специальное предложение «встретим его у входной двери с рукопожатием». После этого он просто еще один турист ».
  
   «За исключением прессы. И телекамер», - сказал Хайхок, который много знал о подобных делах.
  
   Чи обнаружил, что ему нравится доктор Хартман. «Он будет видеть здесь настоящее шоу», - сказал он.
  
   «Никакой ложной скромности», - сказал доктор Хартман. «Я тоже так думаю. Я была бы хороша в этом, если бы мне не приходилось проводить так много времени в качестве музейного бюрократа». Она улыбнулась Хайхоку. «Например, пытаясь понять, как сохранить мир между идеалистами. молодыми консерваторами и людьми в Замке, которые устанавливают правила ».
  
   Чи заметил, что Генри Хайхок не улыбнулся в ответ.
  
   «Мы должны идти», - сказал Хайхок. «Хорошо, - сказал доктор Хартман. «Я надеюсь, что вы снова радуетесь своему визиту, мистер Чи». Мистер Хайхок показывает вам все, что вы хотите увидеть? "
  
   Казалось, это была возможность. «Я хотел это увидеть», - сказал Чи, указывая на Ночное пение и мир масок вокруг него. «И я надеялся увидеть того бога войны Тано, о котором я слышал. Я где-то слышал, что кто-то в "Пуэбло" надеялся получить и это обратно ".
  
   Выражение лица доктора Хартмана было сомнительным. «Я не слышала об этом», - сказала она, нахмурившись. Она посмотрела на Хайхока. «Фетиш Тано. Вы что-нибудь об этом знаете? Какой фетиш они имеют в виду?»
  
   Хайхок перевел взгляд с доктора Хартмана на Чи. Он колебался. "Я не знаю."
  
   «Думаю, ты можешь поискать это в инвентаре», - сказала она.
  
   Хайхок смотрел на Чи, изучая его. "Почему бы и нет?" он сказал. "Если ты хочешь."
  
   Они поднялись на лифте для персонала на шестой этаж, в безвоздушную кабину офиса Хайхока. Он набрал нужную информацию в свой компьютерный терминал и получил взамен беспорядочную смесь цифр и букв.
  
   «Это говорит нам о коридоре, комнате, коридоре в комнате, полке в коридоре и номере корзины, в которой она находится», - сказал Хайхок. Он набрал еще одну связку ключей и стал ждать.
  
   «Теперь он говорит нам, что его нет в инвентаре и над ним работают. Или что-то в этом роде».
  
   Он выключил компьютер, взглянул на Чи и задумался.
  
   «Он знает, где это», - подумал Чи. Он знал с самого начала. Он решает, говорить ли мне.
  
   «Это должно быть в лаборатории консервации», - сказал Хайхок. "Пойдем взглянем".
  
   Телефон зазвонил.
  
   Хайхок посмотрел на него и на Чи.
  
   Он снова зазвонил. Хайхок поднял его. «Хайхок», - сказал он.
  
   А потом: «Я не могу сейчас». У меня гость ".
  
  Он прислушался, взглянул на Чи. «Нет, я не мог заставить эту чертову штуку работать, - сказал Хайхок. - Я не умею с этим работать». Он слушал.
  
   «Я пробовал это. Не включилось». Послушал еще раз. «Смотри. Ты все равно спустишься. Я оставлю тебе это исправить. Слушал. Нет. Это немного рано. Тогда слишком много трафика. И наконец: «Тогда сделай девять тридцать. И помни, что это вход с Двенадцатой улицы».
  
   Хайхок прислушался и повесил трубку.
  
   «Пойдем», - сказал он Чи.
  
   Хайхок, хромая, шел по, казалось бы, бесконечному коридору. С обеих сторон он был обложен более высокими стопками деревянных ящиков. Дела были пронумерованы. Некоторые были заклеены бумажными наклейками. Большинство из них носили бирки с надписью «ВНИМАНИЕ: ИНВЕНТАРИРОВАННЫЕ МАТЕРИАЛЫ или ВНИМАНИЕ: НЕИЗВЕСТНЫЕ МАТЕРИАЛЫ».
  
   «Что во всем этом?» - спросил Чи, махнув рукой.
  
   «Вы называете это», - сказал Хайхок. «Я думаю, что здесь в основном ранние сельскохозяйственные культуры. Знаете, инструменты, маслобойки, мотыги. Впереди у нас есть кости ".
  
   "Скелеты, которые вы хотели, вернули?"
  
   «Хочу вернуть», - сказал Хайхок. «Тем не менее. У нас на чердаке запаковано более восемнадцати тысяч скелетов. Восемнадцать чертовых тысяч скелетов коренных американцев в так называемой исследовательской коллекции музея.
  
   «Вау», - сказал Чи. Он бы думал, может, четыресто или пятьсот.
  
   "Как насчет белых скелетов?"
  
   «Может быть, двадцать тысяч черных, белых и так далее», - сказал Хайхок. "Но поскольку белых глаз в этой стране больше, чем красных, примерно двести к одному, для достижения паритета мне нужно выкопать три целых шесть миллионов белых скелетов и сложить их здесь. То есть, если ученым действительно нравится изучая старые кости - в чем я сомневаюсь ".
  
   Старые кости не были темой, которая апеллировала к традиционной натуре Чи навахо. Трупы не были предметом для вежливого обсуждения. Знание, что он делит коридор с тысячами мертвых, заставило Чи встревожить. Он хотел сменить тему. Он хотел спросить Хайхока о телефонном разговоре. Что он пытался исправить? Что именно не включалось? С кем он встречался в девять тридцать? Но это было не его дело, и Хайхок не сказал бы ему об этом или уклонился от вопроса.
  
   "Почему тюлени?" - спросил он вместо этого, указывая.
  
   Хайхок рассмеялся. «Республиканцы использовали главную галерею для своего большого инаугурационного бала», - сказал Хайхок. «Около тысячи сотрудников спецслужб и ФБР заранее собрались сюда, чтобы убедиться в безопасности». Воспоминание превратило горечь Хайхока в хорошее настроение. Его смех превратился в хихиканье.
  
   «Они открывали каждый ящик, копались внутри, чтобы убедиться, что Ли Харви Освальд не прячется там, а затем снова запирали его и наклеивали печать, чтобы никто не смог проникнуть позже».
  
   «Боже мой», - воскликнул Чи, пораженный внезапной мыслью. «Сколько ключей нужно, чтобы разблокировать все это?»
  
   Хайхок рассмеялся. «Вы имеете дело не с самой тяжелой связкой ключей в мире», - сказал он. «Всего один ключ или, скорее, копии одного и того же ключа подходят ко всем этим замкам. Они не предназначены для того, чтобы люди не воровали вещи. Кто захочет украсть, например, часть гребной лодки времен Гражданской войны? Это поможет с инвентаризацией. В одном из этих случаев вы хотите, чтобы вы пошли в соответствующий офис, сняли ключ с крючка у стола и расписались за него. Как бы то ни было, все это до смерти волновало Секретную службу. Около восьмидесяти миллионов артефактов в этом здании, и, возможно, сто тысяч из них можно использовать, чтобы кого-нибудь убить. Поэтому они хотели, чтобы все было привязано ".
  
   «Я думаю, это сработало. Никто не был застрелен».
  
   «Или гарпуном, или арбалетом, или фасолью из чарро-лассо, или копьем, или стрелой, или вязальной иглой, или боевой дубинкой», - добавил Хайхок. «Они хотели, чтобы все это тоже вышло наружу. Все, что могло быть оружием, от камней шайеннского метате до эскимосских ножей для снятия шкуры кита. Это был настоящий аргумент».
  
   Хайхок резко повернул через дверной проем в длинную, яркую, загроможденную комнату, освещенную рядами люминесцентных ламп.
  
   «Лаборатория консервации, - сказал он, - мастерская по ремонту гниющих ядер, изношенных хлыстов, старинных вставных зубов и т. Д., Включая - если компьютер был правильным - Бога войны Тано».
  
   Он остановился возле одного из длинных столов, занимавших центр комнаты, немного покопался, вытащил картонную коробку. Из нее он вытащил грубо вырезанную деревянную форму.
  
   Он протянул его Чи, чтобы он посмотрел. Он был сформирован из большого корня, что придавало ему изогнутую и искривленную форму. Его украшали испачканные перья, и его лицо смотрело на Чи с тем же злым взглядом, который он вспомнил по фетишу, который он видел в офисе Хайхока. Это был тот же фетиш? Может быть. Он не мог быть уверен.
  
   «Это то, о чем кричат, - сказал он. - Это символ одного из богов войны Тано-близнецов».
  
  "Кто-нибудь работал над этим?" - спросил Чи. "Вот почему он здесь?"
  
   Хайхок кивнул. Он взглянул на Чи. «Откуда ты слышал, что пуэбло просят его обратно?»
  
   «Я не могу вспомнить, - сказал Чи. - Может быть, было что-то об этом в журнале Albuquerque Journal». Он пожал плечами. «Или, может быть, я путаю это с Богом Войны Зуни. Тот, от которого Зуни наконец-то вернулись. Денверский музей ".
  
   Хайхок осторожно положил фетиш обратно в коробку. "В любом случае, я предполагаю, что, когда музей получил известие, что об этом спрашивают пуэбло, кто-то в замке прислал служебную записку. Они хотели знать, действительно ли у нас есть такая вещь. И если она у нас есть, они хотел убедиться, что за ним должным образом ухаживают. Никаких термитов, мха, сухой гнили и тому подобного. Это было бы очень плохим пиаром ». Хайхок ухмыльнулся Чи. «Люди в замке не переносят плохую прессу».
  
   "Замок?"
  
   «Первоначальное уродливое старое здание с башнями, зубчатыми стенами и всем остальным», - объяснил Хайхок. «Это вроде как замок, и именно здесь у высшего руководства есть офисы». Мысль об этом стерла хорошее настроение Хайхока. «Им платят большие деньги, чтобы они объясняли, почему музею нужны восемнадцать тысяч украденных скелетов. А это…» - он постучал по фетишу. «-это украденный священный предмет».
  
   Он передал его Чи.
  
   Оно оказалось тяжелее, чем он ожидал. Возможно, корень какого-нибудь дерева тверже хлопкового дерева. Он выглядел старым. Сколько лет? - спрашивал он себя. Триста лет? Три тысячи? Или, может быть, тридцать. Он не знал, как это сделано. Судите сами, но уж точно ничего в нем не выглядело сырым или новым.
  
   Хайхок взглянул на часы. Чи протянул ему фетиш. «Интересно», - сказал он. "Есть пара вещей, о которых я хочу вас спросить".
  
   «Вот что я тебе скажу», - сказал Хайхок. «У меня есть кое-что, что я должен сделать. Мы вернемся ко мне в офис, а ты подожди там, и я сразу же вернусь. Это займет…» - подумал он. «… может быть, десять, пятнадцать минут».
  
   Чи взглянул на свои часы, когда Хайхок высадил его в офисе. Было девять двадцать пять. Он сидел возле стола Хайхока, положив каблуки на мусорную корзину, расслабляясь. Он устал и не осознавал этого. Долгий день, полный прогулок, полный разочарований. Что он сможет сказать Джанет Пит, чего Джанет Пит еще не знала? Он мог рассказать ей о застенчивости Хайхока по поводу фетиша. Очевидно, именно Хайхок привел Бога войны в лабораторию охраны природы, чтобы над этим поработать. Очевидно, он точно знал, где его найти. Очевидно, он не хотел, чтобы Чи знал о его интересе к этой вещи.
  
   Чи зевнул, потянулся и с трудом поднялся со стула, чтобы побродить по офису. Свидетельство в рамке на стене гласило, что его хозяин успешно закончил курс антропологического сохранения и реставрации в Лондонском институте археологии. Другой удостоверил свое окончание с отличием программы по сохранению материалов в университете Джорджа Вашингтона. Еще один признал его вклад в семинар «Сохранение структуры, реакционной способности, разрушения и модификации белкового артефактного материала» для Американского института археологии.
  
   Чи искал что-нибудь, чтобы почитать, и подумал, что несколько минут Хайхока немного растянулись, когда он услышал звуки - резкие и громкие , стук разных шумов с примесью чего-то, что могло быть криком. Это был неприятный шум и Это заставило Чи насторожиться. Он затаил дыхание, прислушиваясь. Что бы это ни закончилось так же внезапно, как и началось. Он подошел к двери и оглядел коридор, прислушиваясь. Огромный шестой этаж Музея естественной истории выглядел как тихая, как пещера. Шум шел справа от него. Чи пошел по коридору в том направлении, медленно, беззвучно. Он остановился у закрытой двери, схватился за ручку, проверил ее. Заперто. Он приложил ухо к панели и ничего не слышал, кроме звука, издаваемого собственной кровью, движущейся по его артериям. Он двинулся по коридору, чувствуя ряды деревянных урн, по которым он шел, запахи, пыль, разлагающиеся старые вещи. Затем он снова остановился и встал абсолютно тихо, слушая. Он ничего не слышал но звенящая тишина и, через мгновение, что-то, что могло быть лифтом, спускающимся в другой части здания.
  
   Затем шаги. Быстрые шаги. Впереди и слева. Чи поспешил к углу коридора впереди, огляделся. Он был пуст. Просто еще один узкий проход между глубокими стопками пронумерованных ящиков. Он снова прислушался. Куда ушел скакун? Что вызвало эти странные звуки? Чи понятия не имел, куда смотреть. Он просто стоял, прислонившись к мусорному ведру, и слушал. В ушах звенела тишина. Кто бы ни создавал шум, ушел.
  
   Он вернулся в офис Хайхока, подавляя желание оглянуться, контролируя желание
  
   поспешить. И когда он добрался до него, он плотно закрыл за собой дверь и придвинул свой стул к стене так, чтобы он был обращен к двери. Когда он сел в нее, он внезапно почувствовал себя очень глупо. У шума было бы совершенно нормальное объяснение. Что-то упало. Кто-то уронил что-то тяжелое.
  
   Он возобновил изучение документов на неухоженном столе Хайхока в поисках чего-нибудь интересного. Они касались административных документов и технических материалов. Он выбрал фотокопию отчета, озаглавленного
  
   ЭТИЧЕСКИЕ И ПРАКТИЧЕСКИЕ СООБРАЖЕНИЯ В СОХРАНЕНИИ ОБЪЕКТОВ ЭТНОГРАФИЧЕСКОГО МУЗЕЯ
  
   и устроился читать.
  
   Это было на удивление интересно - около двадцати пяти страниц, полных информации и идей, в основном новых для Чи. Он читал его внимательно и медленно, время от времени останавливаясь, чтобы послушать. Наконец, он положил его на стол, снова опустил каблуки на корзину для мусора и подумал о Мэри Лэндон, затем о Джанет Пит, а затем о Хайхоке. Он взглянул на часы. После десяти. Хайхока не было больше тридцати минут. Он подошел к двери и оглядел коридор. Полная пустота. Полная тишина. Он снова сел в кресло, поставив ноги на пол, точно вспомнив, что сказал Хайхок. Он сказал, подождите здесь несколько минут. Десять или пятнадцать.
  
   Чи взял шляпу и вышел в коридор, выключил свет и закрыл за собой дверь. Он пробрался через лабиринт коридоров к лифту. Он нажал кнопку и услышал, как она продвигается вверх. Очевидно, Хайхок не вернулся этим маршрутом. На первом этаже он направился к выходу с Двенадцатой улицы. Когда он вошел, там был охранник, женщина, которая говорила с Хайхоком. Она бы знала, если бы он вышел из здания. Но женщины там не было. Выходную дверь никто не охранял.
  
   Чи почувствовал внезапное иррациональное желание выбраться из этого здания под небо. Он толкнул дверь и поспешил вниз по ступенькам. Холодный, туманный воздух чудесно ощущался на его лице. Но где был Хайхок? Он вспомнил последние слова, которые Хайхок сказал, когда оставил его в офисе Хайхока:
  
   "Я скоро вернусь."
  
  
  
   Глава пятнадцатая
  
   "^"
  
   Липхорн позвонил Кеннеди из номера в отеле и застал его дома.
  
   «Я нашел его, - сказал Лиафорн. - Его зовут Элогио Сантильянес. Но мне нужно, чтобы вы сделали проверку отпечатков пальцев и посмотрели, есть ли у Бюро что-нибудь о нем. "
  
   "Что?" сказал Кеннеди . Он казался сонным. "О чем ты говоришь?"
  
   «Человек у рельсов. Помнишь? Тот, кого ты вытащил в непогоду, чтобы я посмотрел».
  
   «О, - сказал Кеннеди. «Да. Сантильянес, - говоришь ты. В конце концов, местный испанец. Как ты его узнал?»
  
   Липхорн объяснил все, от Сен-Жермена до Переса и номера рецепта, включая маленького рыжеволосого человечка, который мог (а мог и не) наблюдать за квартирой Сантильян.
  
   «Приятно быть удачливым», - сказал Кеннеди. «Откуда, черт возьми, ты звонишь? Ты сейчас в Вашингтоне?»
  
   Лиафорн дал ему название своей гостиницы. «Я собираюсь остаться здесь или, по крайней мере, буду здесь для сообщения. Вы собираетесь позвонить в Вашингтон?»
  
   "Почему бы и нет?" Кеннеди сказал.
  
   «Не могли бы вы попросить их сообщить мне, что они узнают? И поскольку они, вероятно, этого не сделают, вы бы позвонили мне, как только они перезвонят вам?
  
   "Почему бы и нет?" Кеннеди сказал. "Ты собираешься оставаться там, пока мы что-то не узнаем?"
  
   "Почему бы и нет?" - сказал Лиафорн. «Это не должно занять много времени с опознанием. Либо на нем есть отпечатки, либо нет.
  
   Это не заняло много времени. Липхорн посмотрел последние новости. Он вышел на прогулку в том, что теперь превратилось в тонкий, влажный, холодный туман. Он купил свежий выпуск Washington Post и прочитал его в постели. Он проснулся поздно, позавтракал в кофейне отеля и обнаружил, что его телефон звонит, когда он вернулся в номер.
  
   Это был Кеннеди.
  
   «Бинго», - сказал Кеннеди. «Я в некотором роде герой Бюро этим утром, которое продлится до заката. Ваш Элогио Сантильянес был в печатных файлах Бюро. Он был одним из относительно немногих выживших лидеров значительно менее лояльной левой оппозиции режиму Пиночета в Чили ».
  
   «Что ж, - сказал Лиафорн. «Это интересно». Но что, черт возьми, это означало? Что могло бы вызвать чилийского политика в Гэллап, штат Нью-Мексико? Что могло бы пробудить в таком человеке интерес к Ночному пению где-нибудь за пределами Нижнего Гризвуда?
  
   «Они задавались вопросом, что с ним случилось, - говорил Кеннеди. «Он точно не находился под пристальным наблюдением, но Бюро пытается следить за такими людьми. Он пытается их отследить. Особенно эту группа из-за взрыва машины некоторое время назад. Ты помнишь об этом?"
  
   "Очень неопределенно. Это было чилийское?"
  
   "Это было. Один из этих людей, к которым принадлежит Сантильянес, был взорван в небе над Шеридан Серкл, недалеко от того места, где живут очень важные люди. Группа из чилийского посольства не приложила достаточно усилий, чтобы скрыть свои следы, и Государственный департамент заявил, что группа из них персона нон грата и отправила их домой. В Чили был большой протест, жалобы на нарушение прав человека, большой шум . Ужасно плохая репутация банды Пиночета. Как бы то ни было, после этого Бюро, похоже, за ними следило. И все остыло ".
  
   «До сих пор, - сказал Лиафорн.
  
   «Мне кажется, головорезы Пиночета ждали, пока они не сообразили, что их не поймают», - сказал Кеннеди. "Но откуда я знаю?"
  
   «Это объяснило бы все усилия по предотвращению идентификации Сантильянеса».
  
   «Было бы так», - согласился Кеннеди. «Если нет опознания, значит, нет реакции от Государственного департамента».
  
   «Вы просили своих людей позвонить мне? Вы рассказали им о соседе Сантильянеса? И вы передали то, что я сказал вам о том, что имя Генри Хайхока занесено в записную книжку Сантильянеса?
  
   «Да, я рассказал им о человечке из квартиры номер два, и, да, я упомянул Генри Хайхока, и, да, я попросил их позвонить Джо Лифорну. Они звонили?»
  
   «Конечно, нет, - сказал Лиафорн.
  
   Кеннеди рассмеялся. «Старый Дж. Эдгар мертв, но ничего не меняется».
  
   Но они позвонили. Едва Лифорн повесил трубку, как услышал стук в дверь.
  
   В холле ждали двое мужчин. Даже в Вашингтоне, где каждый мужчина, будь то Лифорн, одетый в простые глаза, как и любой другой мужчина, эти двое явно были людьми из Бюро.
  
   «Войдите», - сказал Лиафорн, взглянув на удостоверение, которое каждый мужчина теперь протягивал для проверки. «Я как бы ожидал вас».
  
   Он представился. Их звали Диллон и Акрон, оба были блондинками, Диллон был старше, старше и руководил.
  
   "Тебя зовут Лиафорн? Верно?" - сказал Диллон, заглянув в свой блокнот. "У вас есть документы?"
  
   Лиафорн достал свою папку.
  
   Диллон сравнил лицо Лиафорна с фотографией. Он изучил удостоверения. Ничто в его выражении не предполагало, что он был впечатлен тем и другим.
  
   "Лейтенант полиции племени навахо?"
  
   "Это правильно."
  
   Диллон уставился на него. "Как вы попали в это дело о Сантильянесе?"
  
   Лиафорн объяснил. Тело у рельсов. Узнал,что поезд остановился. Узнал о брошенном багаже. Узнал номер рецепта. Съездил в квартиру по рецепту.
  
   "Вы проверили мужчину во второй квартире?" - спросил Лиафорн. «Он соответствовал описанию человека, которого кондуктор видел у Сантильянеса». И ему было любопытно ".
  
   Акрон слегка улыбнулся и посмотрел на свои руки. Диллон прочистил горло. Лиафорн кивнул. Он знал, что его ждет. Он проработал с Бюро тридцать лет.
  
   «У вас нет юрисдикции в этом деле», - сказал Диллон. «У вас никогда не было никакой юрисдикции. Возможно, вы уже засорили очень деликатное дело».
  
   «Угроза национальной безопасности», - добавил Лиафорн задумчиво и в основном про себя. Он не имел в виду никакого сарказма. Это было просто кодовое выражение, которое он слышал в ФБР с 1950-х годов. Вы всегда это слышали, когда Бюро прикрывало некомпетентность. Он просто задавался вопросом, считалось ли нынешний провал Бюро серьезным начальством Диллона. Видно так.
  
   Диллон уставился на него, чувствуя сарказм. Он не видел ничего на квадратном лице навахо Лиафорна, кроме глубоких мыслей. Лиафорн думал о том, как ему получить информацию от Диллона, и пришел к какому-то выводу. Он кивнул.
  
   - Агент Кеннеди упоминал вам о клочке бумаги, найденной в кармане рубашки Сантильянеса?
  
   Выражение лица Диллона сменилось с сурового на неприятное. Он зажал губу зубами. Разжал ее. Начал что-то говорить. Передумал. Гордость боролась с любопытством. «Я не знаю об этом в данный момент», - сказал он. сказал.
  
   Так что говорить с Диллоном об этом не имело смысла. Но он хотел «доброжелательности» Диллона. На нем не было написано ничего, кроме имени Агнес Цоси-Цоси, довольно распространенного имени навахо, а Агнес - видного в этом племени имени - и названия церемонии исцеления. Ейбичай. Одно из них должен был быть исполнено для миссис Цози. Запланировано примерно через три или четыре недели после того, как было найдено тело Сантильянеса ".
  
   "Что вас интересует в этом?" - спросил Диллон.
  
   «Ваш главный агент в Гэллапе - мой старый друг, - сказал Лиапхорн. «Мы работали вместе годами».
  
   Диллон не был впечатлен
  
  джентльменом в Гэллапе ». На самом деле, агента, размещенного в Вашингтоне, было непросто произвести впечатление агентом, размещенным где-либо еще, не говоря уже о небольшом западном городке. Раньше агентов перебрасывали в такие места, как Гэллап, потому что они каким-то образом обидели Дж. Эдгара Гувера или одного из тех стаи провидцев, с которыми он укомплектовал высшие эшелоны своей империи. Во времена Дж. Эдгара Новый Орлеан был последней Сибирью для Бюро. Дж. Эдгар ненавидел Новый Орлеан как жаркий, влажный и декадентский и предполагал, что все другие сотрудники ФБР чувствовали то же самое. Но после его кончины его лагерь Последователи, обычно сосланные в небольшие города, агенты считались чрезмерно амбициозными, неприемлемо умными или склонными к плохой огласке.
  
   «Это все еще не ваше дело, - сказал Диллон. - У вас нет юрисдикции за пределами своей индийской резервации. И в этом случае у вас не будет юрисдикции даже там».
  
   Лиафорн улыбнулся. «И счастлив, что я этого не делаю, - сказал он. - Это кажется мне слишком сложным. Но мне любопытно. Мне нужно пообедать с Питом Доменичи, прежде чем я пойду домой, и он захочет узнать, что я здесь делаю.
  
   Агент Акрон сел в прикроватное кресло вне поля зрения Лиафорна, но Липхорн не спускал глаз с Диллона, пока говорил это. Очевидно, Диллон узнал имя Пита Доменичи, старшего сенатора от Нью-Мексико, который оказался тем самым. Рейтинг республиканцев в комитете, который курировал бюджет Бюро. Лиафорн снова улыбнулся Диллону заговорщической улыбкой «один на один». «Вы знаете, как некоторые люди относятся к убийствам. Пит очарован ими». Я рассказываю Питу о Сантильянесе, и у него будет сто вопросов.
  
   «Доменичи», - сказал Диллон.
  
   «Сенатор спросит меня, почему Сантильянес был убит далеко в Нью-Мексико», - сказал Лиапхорн. «В его районе».
  
   Лиафорн смотрел, как Диллон принимает решение, представляя себе процесс. Он подумал бы, что, вероятно, Лиафорн лгал о Доменичи, что этим и было, но Диллон не выжил в бы в Вашингтоне, рискуя. Диллон принял свое решение.
  
   «Я не могу говорить о том, что он там делал, - сказал Диллон. - Мы с агентом Акроном работаем в антитеррористическом подразделении. И я могу сказать, что Сантильянес был видным членом террористической организации ».
  
   "О," сказал Лиафорн.
  
   «Противостоял режиму президента Пиночета». Диллон посмотрел на Лиафорна. «Он президент Чили», - добавил Диллон.
  
   Лиафорн кивнул. «Но вы не можете сказать мне, почему Сантильянес присутствовал в Нью-Мексико?» Он снова кивнул. «Я могу это уважать». В коде, который ФБР разработало на протяжении многих лет, это означало, что Диллон не знал ответа.
  
   «Я не могу сказать, - сказал Диллон. «Не сейчас».
  
   "Как насчет того, почему его убили?"
  
   «Просто предположение, - сказал Диллон. "Не для записи".
  
   Лиафорн кивнул, соглашаясь.
  
   «Попытки избежать идентификации предполагают, что это было продолжением войны администрации Пиночета против коммунистов в Чили», - сказал Диллон. Он сделал паузу, изучая Лиафорна, чтобы увидеть, нужно ли этому объяснение. Он решил, что да.
  
   «Некоторое время назад здесь, в Вашингтоне, был взорван чилийский диссидент. Заминированный автомобиль. Госдепартамент депортировал несколько чилийских граждан и вынес предупреждение послу. По крайней мере, я так понимаю». Диллон ответил той же улыбкой, которую несколько мгновений назад получил от Лифорна. «Поэтому чилийские службы безопасности в посольстве, кажется, решили, что они подождут, пока одна из их целей не окажется как можно дальше от Вашингтона, прежде чем устранять его. Они попытаются убедиться, что связь никогда не будет установлена».
  
   «Понятно», - сказал Лиафорн. «У меня есть еще два вопроса».
  
   Диллон ждал.
  
   "Что бюро будет делать с человечком из квартиры номер два?"
  
   «Я не могу это обсуждать», - сказал Диллон.
  
   "Это достаточно честно. Имя Генри Хайхок что-нибудь значит для вас? "
  
   Диллон задумался. "Генри Хайхок. Нет."
  
   «Думаю, Кеннеди упомянул его, когда звонил в Бюро», - подсказал Лиафорн.
  
   «О да, - сказал Диллон. «Имя в записной книжке».
  
   «Как этот Генри Хайхок вписывается? Почему Сантильянес был заинтересован в нем? Почему его интересовала Агнес Цози? Или церемония Ейбичаи?»
  
   "Церемониал Ейбичая?" - сказал Диллон, совершенно сбитый с толку. «Я не вправе обсуждать все это. На данный момент я не могу обсуждать Генри Хайхока».
  
   Но Генри Хайхока запомнил Лиафорн. Имя было каким-то образом знакомо, когда он впервые увидел его записанным в блокноте Сантильянеса. Это было необычное имя, и оно стало своего рода тусклым звонком в его памяти. Он вспомнил, как смотрел на имя в "аккуратном маленьком письме Сантильянеса" и пытался поставить их рядом.
  
   Он вспомнил, как смотрел на фотографию Хайхока у Агнес Цози. Он знал, что никогда раньше не видел этого человека. Когда Диллон и Акрон ушли туда, куда идут агенты ФБР, он попробовал еще раз. Очевидно, это имя ничего не значило для Диллона. Ясно, что сам Лиафорн наткнулся на нее до того, как началось какое-либо дело. Как? Что он делал? Он не делал ничего необычного. Обычное рутинное полицейское управление.
  
   Он потянулся к телефону и позвонил в здание полиции племени навахо в Винд-Роке. Примерно через одиннадцать минут он получил то, что хотел. Или почти все.
  
   «Ордер на бегство? Что было первоначальным преступлением? Правда? Какой даты? Нет, я имел в виду дату ареста? Где? Дайте мне его домашний адрес из ордера». Лиафорн записал вашингтонский адрес. «Кто производил для нас арест? Я подожду.» Лифорн ждал. «Кто?»
  
   Офицером, производившим арест, был Джим Чи.
  
   «Что ж, спасибо, - сказал Лиафорн. «Чи все еще находится в Шипроке? Хорошо. Я позвоню ему туда».
  
   Он набрал по памяти номер полицейского участка субагентства Шипрок. Офис Чи был в отпуске. Не оставил ли он адрес, по которому с ним можно связаться? Правила племенной полиции навахо требовали этого, но Чи имел репутацию иногда устанавливающего свои собственные правила.
  
   «Секундочку», - сказал клерк. «Вот он. Он в Вашингтоне, округ Колумбия. Я отдам вам его отель».
  
   Липхорн позвонил в отель Чи. Да, Чи все еще был зарегистрирован. Но он не отвечал на телефонные звонки. Лиафорн оставил сообщение и повесил трубку. Он сел на кровать, спрашивая себя, что могло привлечь офицера Джима Чи из Шипрока в Вашингтон. Лейтенант Джо Лиапхорн никогда, никогда не верил в совпадения.
  
  
   Глава шестнадцатая
  
  
   Лерой Флек просто не мог успокоиться. Он сидел на складном шезлонге в своей пустой квартире, рядом с ним на полу лежал телефон. Примерно через час пора было бы выйти к телефонной будке и вставить свой раз в месяц звонок для проверки Эдди Элкинсу. То, что он собирался сказать Элкинсу, было частью проблемы. Ему нужно было попросить Элкинса перевести ему достаточно денег, чтобы мама переехала, достаточно, чтобы помочь ему за два или три дня, которые потребуются Клиенту, чтобы расплатиться. Он боялся просить, потому что был почти уверен, что Элкинс просто рассмеется и скажет «нет». Но ему нужно было получить достаточно, чтобы переместить маму.
  
   На Флеке были шляпа и пальто. В квартире было холодно, потому что он пытался сэкономить на счетах за коммунальные услуги. То, что он делал, размышляя, обычно приносило ему удовольствие. Он рылся в рубрике рубричных объявлений «Вашингтон Таймс» в поисках с кем поговорить. Обычно это успокаивало его. Не сегодня. Даже разговаривая с людьми, он не мог выбросить маму из своих мыслей. Хуже всего было то, что ему пришлось причинить боль Толстяку. Ему пришлось пригрозить убить сукиного сына и выкручивать ему руку, пока он это делал. Просто не было другого способа заставить его держать маму, пока он не найдет другое место. Но это привело к реальным неприятностям - или вероятности их возникновения. Он предупредил человека, чтобы тот не звонил в полицию, и этот ублюдок выглядел достаточно напуганным, так что, возможно, он и не станет. С другой стороны, возможно, так и будет. И когда полиция проверила его адрес и обнаружила, что он был фальшивым, кто знает что тогда? Им было бы интересно. Флек не мог позволить себе заинтересовать полицию.
  
   Магнитофон на ящике у стены издал шепот. Флек взглянул на нее, мысли о другом. Он прошептал и замолчал. Микрофон, который он установил в подвале над потолком квартиры в Сантильянесе, должен был активироваться голосом. На самом деле это означало «активация звука». Большая часть того, что записывал Флек, принадлежала миссис Сантильянес или кем бы то ни было той старой мексиканской женщине. Она запускала пылесос или гремела с посудой. Сначала он иногда проигрывал кассету, прежде чем отправить ее на адрес почтового ящика, который ему дал Элкинс. Он слышал много домашних шумов, а теперь а потом люди разговаривают. Но разговор был на испанском. Немногое из этого Флек перенял в «Джолиет» у латиноамериканцев. Этого достаточно, чтобы понять, что большая часть того, что он записывал, было семейным разговором. Что на ужин? Где мои очки? В этом роде. Недостаточно для Флека, чтобы догадаться, почему клиенты Элкинса хотели отслеживать эту группу. С самого начала этого задания Флеку казалось, что эти люди по соседству были достаточно умны, чтобы серьезно поговорить где-нибудь в другом месте.
  
   Он нашел объявление, которое звучало многообещающе. Он выставил на продажу компьютер Apple с двенадцатью видеоиграми. Флек почти ничего не знал о компьютерах и меньше его заботил. Но это было похоже на семью, в которой дети выросли, а предмет для продажи был достаточно дорогим, поэтому владелец
  
  Не прочь поговорить некоторое время. Флек набрал номер, послушал сигнал «занято» и снова взял бумагу. На этот раз он выбрал бензиновый измельчитель мусора. На втором гудке ответил мужчина.
  
   «Я звоню по поводу измельчителя, - сказал Флек. - Что вы просите за него?»
  
   «Ну, мы заплатили за него триста восемьдесят долларов, и он как новый». У человека был мягкий голос Вирджинии Тайдуотер. «Но нам он больше не нужен. И я думаю, что мы» до двухсот ".
  
   "Бесполезно для этого?" - сказал Флек. «Похоже, вы двигаетесь или что-то в этом роде. Есть что-нибудь еще, что вы продаете? Мне нужно кое-что.
  
   «Не двигаемся», - сказал мужчина. «Мы только начинаем заниматься садоводством. У моей жены развился артрит. Он посмеялся. «И именно она делала всю работу».
  
   Оттуда Лерой Флек перевел разговор на личные дела - сначала на дела владельца предложенного предмета, а затем на собственные дела Флека. Это было то, чем он занимался годами и стал очень хорошо делать. Это была его замена. для тусовки в баре. Содержание мамы в доме для отдыха сделало бары слишком дорогими, и люди, с которыми вы там разговаривали, все равно были ненормальными. Флек более или менее случайно обнаружил, что разговаривать с обычными людьми приятно и расслабляюще. Это случилось, когда он решил, что для мамы было бы неплохо иметь один из этих холодильников в своей комнате. Он заметил один в объявлениях о поиске товаров, позвонил и завязал добродушный разговор с продавщицей. Мама швырнула маленький холодильник на пол и разбила его, но Флек вспомнил разговор. И это вошло в привычку. Сначала он делал это только тогда, когда ему нужно было успокоиться. Но последние несколько лет он делал это почти каждую ночь. Кроме субботы. Людям не нравилось, когда им звонили в субботу вечером. Со временем он узнал, какие объявления выбирать и как поддерживать разговор. После трех или четырех таких звонков Флек обнаружил, что обычно может спать. Разговор с кем-то нормальным его успокаивал.
  
   Обычно это так. Сегодня вечером это не сработало. Через некоторое время продавец измельчителя мусора просто хотел поговорить об этом - сколько Флек заплатит за это и т. Д. Флек тогда позвонил по поводу плаввающего трейлера для отпуска, в котором могут спать четверо. Но на этот раз он обнаружил, что его нетерпение начинает проявляться даже раньше, чем у женщины, продававшей его.
  
   После этого звонка он просто сидел на шезлонге. Чтобы не беспокоиться о маме, он беспокоился об этих двух индейцах - и особенно о том, кто пришел к нему сюда. Оба эти человека действительно пахли для него копами. Флеку не нравилось, что копы знают, где его искать. Обычно в такой ситуации он бы сразу ушел отсюда и потерялся. Но теперь он не мог двигаться. Работа, которую на этот раз устроил Эдди Элкинс, держала его здесь привязанным. Он застрял. У него должны были быть деньги. Совершенно необходимо было это иметь. Абсолютно обязательно приходится ждать еще два дня, пока не закончился месяц. Тогда он получит десять тысяч, которых ублюдки заставляют его ждать.
  
   Он пошел на кухню и проверил холодильник. У него осталось немного говяжьей печени и две булочки для гамбургеров, но не было говяжьего фарша и только две картошки. Это удовлетворило бы его потребности сегодня вечером. Но завтра ему понадобится еда. У него даже не хватило жира, чтобы поджарить картошку на завтрак. Флек надел шляпу и пальто и вышел под туманный дождь.
  
   Он вернулся с пластиковым пакетом для продуктов и ранним выпуском Washington Post. Флек знал, как растянуть свои доллары. В сумке находились две буханки дневного хлеба, дюжина яиц сорта B, полгаллона молока, коробка Velveeta и фунт маргарина. Поставил сковороду на газовую горелку, залил ложку маргарина и печень. Мебель Флека состояла из вещей, которые он мог сложить в багажник своего старого Chevy, что не означало на кухне ничего, кроме встроенного. Он прислонился к стене и смотрел, как поджаривается печень. Пока она жарится, он развернул Post и прочитал .
  
   На первой полосе не было ничего, что ему нужно было знать. На второй странице его внимание привлекло слово «Чили».
  
   КОМАНДУЮЩИЙ ЧИЛИЙСКОЙ ПОЛИЦИИ; ПРОСИТ МУЗЕЙ ВЕРНУТЬ ЗОЛОТУЮ МАСКУ
  
   Он просмотрел рассказ, слегка интересуясь делами своего клиента. В нем говорилось, что генерал Рамон Уэрта Кардона, которого называют «командующим чилийских сил внутренней безопасности», находится в Вашингтоне по делам правительства и планирует завтра направить личное обращение в Смитсоновский институт с просьбой вернуть маску инков. Согласно легенде, маска была «золотой и инкрустированной изумрудами», и генерал описал ее как «национальное достояние Чили, которое должно быть возвращено народу Чили». Флек не закончил рассказ. Он перевернул страницу.
  
   Фотография сразу привлекла его внимание. Старик. Это было на четвертой странице,
  
   в верхней колонке в середине страницы с рассказом под ней. Старик Сантильянес.
  
   "Вот дерьмо!" Флек сказал это вслух, что-то вроде вскрика.
  
   Заголовок гласил:
  
   ЖЕРТВА НОЖА ОКАЗЫВАЕТСЯ ЧИЛИЙСКИМ БУНТАРЕМ.
  
   Флек бросил газету на пол и встал у стены. Его трясло. «Вот дерьмо», - повторил он уже почти шепотом. Он наклонился, достал газету и прочел:
  
   «Тело человека, обнаруженного у железнодорожного полотна в Нью-Мексико в прошлом месяце, было опознано как Элогио Сантильянес-и-Хименес, изгнанный лидер оппозиции чилийскому правительству, - заявил сегодня представитель Федерального бюро расследований.
  
   "Представитель ФБР сказал, что Сантильянес был убит одним ножевым ранением в шею сзади, а его тело было вынесено из поезда Am-trak.
  
   «С его тела были удалены все удостоверения личности - даже вставные зубы», - сказал представитель. Он отметил, что это затруднило идентификацию для агентства.
  
   «ФБР отказалось прокомментировать, ведется ли расследование в отношении каких-либо подозреваемых. Два года назад в Вашингтоне был убит еще один лидер оппозиции режиму Пиночета, взорывом бомбы в его машине. После этого инцидента Государственный департамент выпустил резкий меморандум в знак протеста против чилийского посольства, и двое сотрудников посольства были депортированы как персоны нон грата в США ".
  
   История продолжалась, но Флек снова уронил газету. Ему стало плохо, но он должен был подумать. Он правильно догадался о посольстве и о том, почему они хотели, чтобы он убил Сантильянеса далеко от Вашингтона, и почему такой упор был сделан на предотвращение опознания. Как, черт возьми, ФБР удалось установить связь? Но какая разница? Его проблема заключалась в том, что с этим делать.
  
   Они не собирались отправлять ему десять тысяч сейчас. Никаких документов и никакого опознания в течение месяца. Такова была сделка. Месяц, когда ничего не было в газетах, будет достаточным доказательством того, что он не облажался. А теперь что это было? Двадцать девять дней? На мгновение он позволил себе подумать, что они согласятся, что это было достаточно близко. Но это было чушью. Все, что им нужно было, чтобы трахнуть его, - это малейшее оправдание. Они смотрели на него свысока, как на мусор. Как грязь. Точно так же, как мама всегда говорила ему и Дельмару.
  
   Он почувствовал запах печенки, горящей на сковороде, снял ее с огня и развеял дым. Элкинс сказал ему, что мама права. Он не припомнил, чтобы рассказывал Элкинсу что-нибудь о маме, конечно, не стал бы нормально, но Элкинс сказал, что говорил об этом, когда выходил из-под наркоза - той вещи, которую они дали ему, когда починили его там, в тюремном лазарете, сразу после изнасилования.
  
   Когда он очнулся, Элкинс стоял у кровати и держал в руке сковороду на случай, если его бы вырвало, как это иногда случается с пентоталом натрия. «Я хочу, чтобы ты сейчас послушал», - шепотом сказал ему Элкинс прямо у его лица. «Они» придут сюда, как только узнают, что вы можете говорить и задавать вам вопросы. Они собираются спросить вас, кто это сделал. И он предположил, что пробормотал что-то насчет того, чтобы сравнять счет с сукиными сыновьями, потому что Элкинс прижал руку ко рту Флека - Флек помнил это очень ясно даже сейчас, - и сказал: «Отомстите. Но не сейчас. Вы должны сделать это сами. Вы говорите ментам, что не знаете, кто вас отделал. Скажите им, что вы никого не видели. Они били вас сзади. Если вы хотите остаться здесь в живых, вы не разговариваете с ментами . Вы занимаетесь своим делом. Так сказала тебе твоя мама ".
  
   "Как твоя мама сказала тебе!" Значит, он, должно быть, говорил о маме, когда еще находился под наркозом. Все было по-прежнему очень ярким.
  
   Он спросил Элкинса, действительно ли они изнасиловали его так, как он, казалось, помнил, и Элкинс сказал, что они действительно изнасиловали.
  
   «Тогда я должен убить их».
  
   «Да, - сказал Элкинс. «Я так думаю. Если только ты не хочешь жить как животное».
  
   Элкинс был лишенным адвокатского статуса юристом и имел некоторый опыт работы в Джолиет, и он разбирался в таких вещах. Он разбирал от четырех до восьми по подсчету тяжких преступлений в штате Иллинойс. Что-то, связанное с приведением в порядок свидетелей или, может быть, присяжных, для кого-то важного в чикагском рэкетах. Флек понимал, что Элкинс держал рот на замке и принял за это падение, и, похоже, так и вышло. Потому что теперь Эдди Элкинс снова стал важным человеком в какой-то чикагской юридической фирме, даже если сам не мог заниматься юридической практикой.
  
   В этом отношении Элкинс играл важную роль даже в тюрьме. Он был просто попечителем, работал медсестрой и санитаром в тюремной больнице. Но у него были деньги. У него были связи внутри и снаружи, и все это знали. Когда Флек вышел из изоляции, он обнаружил, что
  
  работая в лазарете. Элкинс это сделал. И Элкинс помог ему с большой проблемой - как убить трех верзил. Все больше его. Все крепче. Сначала он научил его качать железо. Флек тогда был тощим и маленьким. Но в девятнадцать лет вы можете быстро развиваться, если у вас есть желание. И стероиды. Элкинс тоже их подарил. А потом Элкинс показал ему, как обращаться с ножом. может сделать маленького человека равным большого, если маленький человек будет очень, очень быстрым и очень крутым и знает, что делать с клинком. Флек всегда был быстрым - ему нужно было быть быстрым, чтобы выжить. Элкинс использовал в натуральную величину диаграмму тела в лазарете и пластиковый каркас, чтобы научить его, куда воткнуть лезвие.
  
   «Всегда горизонтально», - говорил Элкинс. «Запомни это. То, что тебе нужно, находится за костями. Удар по костям совершенно бесполезен, и путь мимо них лежит через щели. Элкинс был высоким, стройным, слегка сутулым мужчиной. Он был дартмутцем, со степенью юриста в Гарварде. Он выглядел как учитель и он любил преподавать. В пустом, тихом лазарете он стоял перед скелетом, а Флек сидел на кровати, а Элкинс обучал Флека ремеслу.
  
   «Если вам нужно войти спереди» - Элкинс не рекомендовал входить спереди - «вам нужно пройти между ребрами или прямо под кадыком. Быстрый толчок, а затем покачивание ». Элкинс продемонстрировал небольшое покачивание запястья.« Это касается артерии, или сердечной мышцы, или позвоночника. Прокол обычно никуда не годится. Любая другая резка медленная и шумная. Если вы можете войти сзади, то это то же самое. Держите его ровно. Держите горизонтально.
  
   Элкинс продемонстрирует на пластиковом каркасе. «Самый быстрый удар- прямо здесь», - и он указывал тонким, ухоженным пальцем, - «над первым позвонком. Вы делаете это правильно, и нет движения. Ни звука. Очень небольшое кровотечение. Мгновенная смерть ".
  
   Когда ему снова пришло время выйти во двор, он вышел с тонким жестким стержнем из хирургической стали, острым, как скальпель, которым он когда-то был. Элкинс дал ему это вместе с последними инструкциями.
  
   «Помните, что для вас число три. Их три. Если вас поймают с первым, вы не сделаете два последних. Помните об этом и не забывайте держать это ровно. То, что вам нужно, находится за костью.
  
   Ему было двадцать, когда он это сделал. Давным давно. Он очень хотел рассказать об этом маме. Но это было не то, что можно было бы сказать в письме, когда надзиратель читал вашу почту. А мама никуда не могла уйти, чтобы приехать в дни посещения. Он плохо себя чувствовал по этому поводу. Для него это была тяжелая жизнь, и мало что из того, что он сделал, сделало ее легче.
  
   Печень имела жженый привкус. И булочки для гамбургеров были в значительной степени засохшими. Но он все равно не любил печень. Он купил ее только потому, что она была примерно вдвое дешевле гамбургера. И она удовлетворила тот слабый аппетит, который у него был сегодня вечером. Затем он надел шляпу и все еще влажное пальто и пошел готовить его звонок Элкинсу.
  
   «Я ни черта не могу для вас сделать, - сказал Элкинс. - Вы знаете, как мы работаем. Через двадцать лет ты должен знать. Мы сохраняем изоляцию. Так и должно быть.
  
   "Прошло больше двадцати лет, - сказал Флек. - Помнишь ту первую работу?"
  
   Первая работа была еще в тюрьме. Элкинса не было, благодаря тому, что он провел там много времени и досрочно освобожден. И посетитель пришел к нему. Фактически, это был единственный посетитель, который у него когда-либо был. Молодой адвокат. Элкинс послал его назвать Флека имя. Визит был коротким.
  
   «Элкинс только что сказал вам сделать четыре вместо трех. Он хочет, чтобы вы сделали это с Кэссиди, Далкиным, Нилом и Дэвидом Петрески. Он сказал, что вы поймете. И чтобы сказать вам, что на слушании по делу об условно-досрочном освобождении вас будет представлять адвокат, и что после этого у него будет для вас постоянная работа. Адвокат был пухлым блондином с зеленовато-голубыми глазами. Он был ненамного старше Флека и все время нервно оглядывался, проверяя, не слушает ли мент. «Он сказал мне, чтобы я спросил да или нет».
  
   Флек задумался с минуту, гадая, кто такой Петрески и как до него добраться. «Скажи ему« да », - сказал он.
  
   И теперь Элкинс это вспомнил.
  
   «Это было своего рода испытанием», - сказал Элкинс. «Они сказали, что ты не справишься с Петреским. Я сказал, что видел твою работу.
  
   «Все эти годы», - сказал Флек. «Теперь мне нужна помощь. Думаю, ты мне должен».
  
   «Это всегда был бизнес», - сказал Эдди Элкинс. «Ты это знаешь. Иначе и быть не могло. Это было бы чертовски опасно ".
  
   «Опасно для тебя», - подумал Флек, но не сказал этого. Вместо этого он сказал: «Мне просто нужно иметь три тысячи. Мне нужно достаточно, чтобы мама переехала. Флек сделал паузу. «Чувак, я в отчаянии».
  
   Была долгая тишина.
  
   "Вы говорите, что это касается вашей матери?"
  
   "Да уж." В «Джолиет» он много говорил с Элкинсом о маме. Он думал, что Элкинс понимает его чувства к ней.
  
   Еще одна тишина. "Какой у вас там номер?"
  
   Флек сказал ему.
  
   «Оставайся там. Я свяжусь с тобой и посмотрю, что я могу сделать».
  
   Флек подождал почти час, закутавшись в своем влажном пальто в будке, и, когда почувствовал, как холод его сковывает, расхаживал взад и вперед по тротуару достаточно близко, чтобы услышать звонок.
  
   Когда он зазвонил, это был Клиент.
  
   «Ты грязный маленький хиджо де пута», - сказал он. «Вы хотите денег? Вы приносите нам только неприятности и хотите, чтобы мы платили вам за это деньги?»
  
   «Я должен получить это», - сказал Флек. "Ты мне должен." Он подумал: hijo de puta; этот человек назвал его сыном шлюхи.
  
   «Мы должны сломать твою грязную шею». Клиент сказал. «Может быть, мы это сделаем. Да. Может, мы перережем тебе маленькую грязную глотку. Мы даем тебе простую небольшую работу. Что ты делаешь? Ты облажался!»
  
   Флек почувствовал, как в нем нарастает ярость, почувствовал, как желчь у него в горле. Он услышал мамин голос: «Они относятся к вам как к неграм». Вы позволите им, они будут обращаться с вами как с собаками. Если вы позволите им наступить на вас, они будут обращаться с вами как с животными.
  
   Но он подавил ярость. Он не мог себе этого позволить. Он должен был забрать ее сразу. Он должен был отвезти ее в место, где о ней позаботились бы.
  
   «Я знаю, кто ты», - сказал Флек. «Я последовал за вами в ваше посольство. Мне заплатят или я могу доставить вам неприятности». Затем он прислушался.
  
   Он услышал поток непристойностей. Он слышал, как себя называли грязным, поедающим дефекацию сыном шлюхи, сыном зараженной собаки. И щелчок отключения линии.
  
   Стоя под моросящим дождем возле будки, Флек плюнул на тротуар. Он позволил ярости подняться. Он каким-то образом получал деньги другим способом. Он делал это в прошлом. Грабеж. Много грабежей, чтобы получить три тысячи долларов, если ему не повезет. Это было опасно. Ужасно опасно. Только у правящего класса были большие деньги, а у некоторых был только пластик. И полиция защищала правящий класс. А теперь ему нужно было сделать еще кое-что. Это требовало компенсации. Это было связано с повторным использованием его ножа. Это предполагало попадание лезвия за кость.
  
  
   Глава семнадцатая
  
  
   Для начала, - сказал Джо Липхорн, - я хочу знать все, что вы знаете об этом Генри Хайхоке.
  
   Они встретились в том, что считалось кафе в отеле Джима Чи, в окружении рабочих и туристов, которые, как Чи, просили своих турагентов найти им жилье по умеренным ценам в центре Вашингтона. Липхорн надел Вашингтонский костюм. Но его костюм-тройка был моделью, проданной магазином Gallup Sears в середине семидесятых, и его размер свидетельствовал о тех фунтах, которые Лиафорн потерял после того, как съел свою еду после смерти Эммы.
  
   За единственным исключением церемонии «Путь благословения», Джим Чи никогда не видел легендарного Лиафорна, кроме как в униформе племенной полиции навахо. У него были психологические проблемы с этим неподходящим нарядом. «Как галстук на стадном быке», - подумал Чи. Как носки у козла. Но над завязанным галстуком глаза Лиафорна были в точности такими, какими их запомнил Чи, - темно-карими, настороженными, ищущими. Как всегда, что-то в них заставляло Чи исследовать свою совесть. Что он пренебрегал? Что он забыл?
  
   Он рассказал Липхорну о работе Хайхока, его образовании, выдвинутом против него обвинении в вандализме над могилами, его кампании, направленной на то, чтобы заставить Смитсоновский институт освободить тысячи скелетов коренных американцев для перезахоронения. Он описал, как он и Ковбой Даши арестовали Хайхока. сообщил, как появился Гомес, как Гомес согласился дать залог за Хайхока. Как вчера Гомес появился в доме Хайхока. Он описал хромоту Хайхока, его опору для ноги и то, как Джанет Пит стала его адвокатом. Он затронул сомнения Джанет Пит по поводу фетиша Тано Пуэбло и того, что он видел в офисе-студии Хайхока. Но он вообще ничего не сказал о сомнениях и проблемах Джанет Пит. Это была другая история. Это не касалось Липхорна.
  
   «Как вы думаете, что он делал в Ейбичае?» - спросил Лиафорн.
  
   Чи пожал плечами. «Он не выглядит так, но он на четверть навахо. Одна бабушка была навахо. Думаю, она произвела на него большое впечатление. Джанет Пит говорит мне, что он хочет быть навахо. Считает себя навахо». Чи еще немного подумал. «Он хотел быть посвященным в племя. И он знал достаточно о Ейбичаи, чтобы появиться в последнюю ночь». Он взглянул на Лиафорна. Достаточно ли эта версия прагматика-агностика навахо знала о самом Йейбичаи, чтобы понимать, что это значит? Он добавил: «Когда hataalii иногда initiates boys -
  
  позволяет им смотреть сквозь маску. Хайхок хотел это сделать ».
  
   Лиафорн просто кивнул. "А он?"
  
   «Мы арестовали его», - сказал Чи.
  
   Лиафорн подумал об этом ответе. "Немедленно?"
  
   Липхорн взял свою чашку с кофе, осмотрел ее, посмотрел на Чи, сделал небольшой глоток, поставил ее обратно на блюдце и стал ждать. «Говорил около двух часов», - сказал он. "Правильно?"
  
   «Примерно», - согласился Чи.
  
   «Вы не просто стояли без дела. Ты разговаривал. О чем говорил Хайхок? "
  
   Чи пожал плечами. О чем они говорили?
  
   «Было холодно, как адский ветер с севера. Мы говорили об этом. Он подумал, что люди в масках йеи, должно быть, ужасно обморожены, если только на них ничего нет, кроме леггинсов и килтов. И он задавал много вопросов. их тела защищают их от холода? Какая маска олицетворяла что? Вопросы о церемониале. И он знал об этом достаточно, чтобы задавать умные вопросы ». Чи остановился. Законченный.
  
   "О чем-нибудь еще?"
  
   Чи пожал плечами.
  
   Лиафорн уставился на него. «Этого не получится, - сказал он. - Мне нужно знать».
  
   Чи был не в настроении для этого. Он почувствовал, как его лицо покраснело. «Хайхок записывал кое-что из этого», - сказал Чи. «У него был этот маленький магнитофон. Потом он вытащил его в рукав, если бы кто-нибудь его заметил. Вы не должны этого делать, если не согласитесь с хатаали. Я отпустил это. Ничего не сказал. И однажды я услышал, как он поет слова одного из песнопений. Что-то еще? Он и этот Гомес однажды пошли в кухонный сарай и съели немного тушеного мяса. И когда мы с Даши арестовали его, подошел Гомес и захотел узнать, что происходит ».
  
   «Если он знал столько, сколько ему казалось, то он знал, что не должен записывать без разрешения певца», - сказал Лиафорн. "И тебе показалось, что он скрывает это?"
  
   «Это было коварно», - сказал Чи. «Прячет диктофон в ладони. В рукаве».
  
   «Не очень вежливо», - сказал Лиафорн. «Не так вежливо, как звучало его письмо». Он сказал это в основном себе, размышляя вслух.
  
   "Письмо?" - сказал Чи громче, чем предполагал. Резкости в его голосе было достаточно, чтобы за соседним столиком двое мужчин в униформе службы доставки Federal Express оторвались от своих вафель и уставились на него.
  
   «Он написал письмо Агнес Цози», - сказал Лиафорн. «Очень вежливо. Расскажите мне об этом Гомесе. Опишите его».
  
   Чи знал, что его лицо покраснело. Он отчетливо это чувствовал.
  
   «Я в отпуске», - сказал Чи. «Я не на работе. Я хочу, чтобы ты рассказал мне об этом письме. Когда это случилось? Как ты узнал об этом? Как ты узнал о Хайхоке? Какого черта "происходит?"
  
   «Ну, а теперь», - начал Лиафорн, его лицо краснело. Но потом он закрыл рот. Он прочистил горло. «Ну, теперь, - сказал он снова, - я думаю, ты прав». И он рассказал Чи о человеке в остроконечных туфлях.
  
   Лиафорн необычайно хорошо умел рассказывать. Он все организовал аккуратно и в хронологическом порядке. Он описал тело, найденное рядом со следами к востоку от Гэллапа, загадочную записку в кармане рубашки, посещение дома Агнес Цози, письмо из Хайхока с фотографией Хайхока, то, что показало вскрытие, и все это.
  
   «Этот человечек из соседней квартиры, он подходил под описание человека в купе поезда с Сантильянесом» . Несомненно, его интересовала группа Сантильяно. Есть ли шанс, что он и Гомес одно и то же лицо? "
  
   «Не так, как вы его описываете», - сказал Чи. «У Гомеса черные волосы. Он моложе, чем может показаться ваш мужчина, но выше и стройнее - никаких мускулов как у штангиста. И я думаю, что он потерял несколько пальцев ».
  
   Выражение лица Лиафорна изменилось от настороженного до очень настороженного. Несколько? Что вы имеете в виду?"
  
   «На нем были кожаные перчатки, но на обеих руках некоторые пальцы были жесткими - как будто перчатки были набиты ватой или, может быть, в них был палец, который не сгибался. Я смотрел при каждой возможности, потому что это казалось забавным. Странно я имею в виду. Потеря пальцев на обеих руках ".
  
   - подумал Лиафорн. «Какие-нибудь другие шрамы? Деформации?»
  
   «Ничего не видно», - сказал Чи. И ждал. Он смотрел, как Лиафорн мысленно перебирает искалеченные пальцы. Чи напомнил себе, что он в отпуске, и Лифхорн тоже. Ей-богу, он просто не собирался позволить лейтенанту уйти.
  
   "Почему?"
  
   Лифхорн, его мысли прервали, выглядел пораженным.
  
   «Я могу сказать, что ты думаешь, что эти отсутствующие пальцы очень важны. Почему они важны? Как это сочетается с тем, что вы знаете? "
  
   «Вероятно, они не важны», - сказал Лиафорн.
  
   «Не достаточно хорошо», - сказал Чи. «Помни, я в отпуске».
  
   Выражение лица Лиафорна сменилось чем-то вроде усмешки.
  
  
   У меня есть вредные привычки. Многие из них связаны с экономией времени. Думаю, странная привычка для навахо. Но ты прав. Ты в отпуске. Я тоже, если на то пошло, - он поставил чашку с кофе.
  
   «С чего начать? У Сантильянеса не было зубов. Все потянули. Но патологоанатом, проводивший вскрытие, сказал, что нет никаких признаков причины для их удаления. Никаких проблем с челюстью, никаких следов заболеваний десен, из-за которых вы теряете зубы. Интересно, как Сантильянес потерял зубы. Вы задаетесь вопросом, как Гомес потерял пальцы. "Липхорн сделал последний глоток кофе и подал знак официанту." Вы видите связь? "
  
   Чи заколебался. "Вы имеете в виду, как будто их обоих пытали?"
  
   «Мне это приходит в голову. Думаю, они чилийские левые. Правое крыло у власти. Было много сообщений о том, что тайная полиция или, может быть, армия сбивает людей с толку. Люди исчезают. Политические заключенные. Убийства. Пытки. Некоторые действительно отвратительные вещи вызывают расследование Amnesty International ».
  
   Чи кивнул.
  
   «Я думаю, нам следует поговорить с Хайхоком», - сказал Лиафорн. "Хорошо?"
  
   «Если мы сможем его найти», - сказал Чи. «Я позвонил сегодня утром. Позвонил в его дом. Позвонил в его офис. Нет ответа. Поэтому я позвонил доктору Хартману. Она - куратор, на которого он работает в музее. Она его тоже не видела. Она искала его ".
  
   «Пойдем, все равно попробуем его найти», - сказал Лиапхорн и взял чек.
  
   «Я не рассказывал тебе о прошлой ночи», - сказал Чи. Он рассказал, как Хайхок принял телефонный звонок, затем ушел, сказав, что он «скоро вернется», и больше не вернулся.
  
   «Я думаю, мы должны пойти туда. Посмотрим, сможем ли мы найти этого человека. Попробуйте его дом, а если его там нет, мы попробуем посетить Смитсоновский институт».
  
   Чи надел шляпу и пошел за ним.
  
   "Почему бы и нет?" - сказал он, но даже когда он сказал это, у него было чувство, что они не смогут найти Генри Хайхока.
  
   Они взяли такси до Восточного рынка.
  
   «Подождите минуту, пока мы не увидим, дома ли наша группа», - сказал Лиафорн.
  
   Таксист оказался пухлым молодым человеком с кучерявыми каштановыми волосами и пухлыми красными губами. Он снял с приборной панели книгу «Переход к Кивере» в мягкой обложке и открыл ее. «Это ваши деньги, - сказал он, - тратьте их как хотите».
  
   Лиафорн позвонил в дверь. Они слушали его гудение внутри. Он снова ударил. Чи снова спустился по ступенькам крыльца и вытащил утреннюю газету с того места, где она была брошена рядом с крыльцом. Он показал его Лиафорну. Он кивнул. Снова позвонил в дверь. Чи подошел к окну, прикрыл стекло руками. Жалюзи были подняты, шторы открыты. В это мрачное пасмурное утро комната была пуста и темна.
  
   "Что вы думаете?" - сказал Чи.
  
   Лиафорн покачал головой и снова позвонил. Он попробовал ручку двери. Заблокировано.
  
   «Шторы открыты, жалюзи закрыты», - сказал Чи. «Если он пришел домой вчера вечером, возможно, он не включил свет».
  
   "Может быть нет." Лиафорн снова попытался открыть дверь. Еще заблокированы. «Я знаю здесь полицейского, - сказал он. «Я думаю, мы позвоним ему и посмотрим, что он думает».
  
   "ФБР?" - спросил Чи.
  
   «Настоящий полицейский», - сказал Лиафорн. «Капитан полиции Вашингтона».
  
   На такси они направились к телефонным будкам на станции метро «Восточный рынок». Лиафорн позвонил. Чи ждал, наблюдая, как таксист читает, и пытаясь решить, что, черт возьми, делает Хайхок. Куда он пропал? Почему он ушел? Каким образом Плохие Руки были замешаны в этом? Он думал о «Плохих руках» в роли революционера. Он подумал о том, каково это, когда мучитель калечит тебе пальцы, пытаясь заставить тебя говорить. Лиафорн снова забрался в кабину.
  
   «Он сказал, что встретит нас в маленьком кафе в старом здании почты».
  
   Таксист ждал указаний. "Вы знаете, как его найти?" - спросил Лиафорн.
  
   "Конечно?" - сказал извозчик.
  
   Они нашли капитана Родни, ожидающего их прямо у дверей кофейни, высокого и массивного чернокожего человека в бифокальных очках, серой фетровой шляпе и соответствующем плаще. Вид Лиафорна вызвал широкую радостную белозубую ухмылку.
  
   «Это Джим Чи», - сказал Лиапхорн. «Один из наших офицеров».
  
   Они пожали друг другу руки. Острое лицо Родни кофейного цвета обычно регистрировало выражение только тогда, когда Родни позволял ему это сделать. Теперь, всего на мгновение, оно вызывало удивление. Он снял шляпу, обнажив курчавые седые волосы, подстриженные близко к черепу.
  
   «Джим Чи, - сказал он, запомнив лицо Чи. - Ну, а теперь».
  
   «Родни и я возвращаемся назад», - сказал Липхорн. «Мы вместе пережили Академию ФБР».
  
   «Два неудачника», - сказал Родни. «В те дни, когда у всех агентов ФБР были голубые глаза, а не у большинства из них». Родни усмехнулся, но его глаза не покидали
  
  Чи. «Именно тогда я впервые узнал, что наш друг здесь, - он указал пальцем на Лиафорна, - имеет обыкновение просто говорить вам то, что, по его мнению, вы должны знать».
  
   Теперь они сидели за столиком, и Лиафорн заказывал кофе. Теперь он выглядел удивленным. "Как что?" он сказал. "Что ты имеешь в виду?"
  
   Родни все еще смотрел на Чи. «Ты работаешь на этого парня, верно? Или, по крайней мере, с ним».
  
   «Более или менее», - сказал Чи, гадая, к чему это привело. «Сейчас я в отпуске».
  
   Родни рассмеялся. «Отпуск. Это факт. Вы просто оказались в трех тысячах миль к востоку от дома в то же время, что и ваш босс. Я думаю, что, возможно, я обвинял Джо в чем-то, что является универсальной чертой навахо».
  
   "О чем мы здесь говорим?" - спросил Лиафорн.
  
   «Насчет того, что полиция племени навахо отправила двух человек», - он указал пальцем на Лиапхорна, а затем на Чи, - «двое, сосчитайте их, в Вашингтон, Ди, Си, который находится в нескольких тысячах миль от их юрисдикции, чтобы найти парня, которого местные копы даже не подозревали, что есть причина искать.
  
   «Никто нас сюда не посылал», - сказал Лиафорн.
  
   Родни проигнорировал это замечание. Он смотрел на Чи.
  
   "В какое время вы покинули Смитсоновский институт вчера вечером?"
  
   Чи сказал ему. Он был сбит с толку. Как этот вашингтонский полицейский узнал, что прошлой ночью был в музее? Зачем ему это нужно? Что-то должно быть случилось с Хайхоком.
  
   "Какой выход?"
  
   «Двенадцатая улица».
  
   "Никто не проверял вас?"
  
   «Там никого не было».
  
   На лице Родни снова отразилось удивление.
  
   «Ах, - сказал он. «Нет охранника? Как ты выбрался?»
  
   «Я только что вышел».
  
   «Дверь не заперта».
  
   Чи покачал головой. «Закрыто, но не заперто».
  
   "Вы что-нибудь видите? Кого-нибудь?"
  
   «Я был удивлен, что там никого не было. Я огляделся. Пусто».
  
   «Вы не видели молодую женщину в униформе музейного охранника? Чернокожую женщину? Охранника, который должен был следить за входом с Двенадцатой улицы?»
  
   Чи снова покачал головой. «Вокруг никого не было, - сказал он. «Никого. В чем дело?» Но даже когда он задавал вопрос, он знал, в чем дело. Хайхок был мертв. Чи был чуть ли не последним человеком, который видел его живым.
  
   «Дело в том, - Родни сейчас смотрел на Лиафорна, - что мне звонит мой старый друг Джо, чтобы узнать, есть ли какие-либо сообщения о человеке по имени Генри Хайхок, и я узнаю, что этот Хайхок находится на связи». список людей, с которыми Отдел убийств хотел бы поговорить. Родни снова перевел взгляд на Чи. «Итак, я прихожу сюда, чтобы поговорить со своим старым другом Джо, и он представляет меня вам и, как вы знаете, вы случайно оказались быть еще одним парнем из списка. Вот в чем суть дела.
  
   «Ваши детективы хотят поговорить с Хайхоком», - сказал Чи. "Это означает, что он жив?"
  
   "У вас есть основания думать иначе?" - спросил Родни.
  
   «Когда вы сказали, что у вас было убийство, я подумал, что это он», - сказал Чи. Он объяснил Родни, что произошло прошлой ночью в Смитсоновском институте. «Вернусь через минуту, - сказал он. Но он так и не вернулся. Я вышел и бродил по коридорам в поисках его. Потом, наконец, я пошел домой. Я позвонил ему домой сегодня утром. Ответа не было. Я позвонил в его офис. Женщина, на которую он работает, тоже его искала. Она беспокоилась за него ".
  
   Родни был внимателен к каждому слову.
  
   "Пошел домой когда?"
  
   «Я же сказал тебе», - сказал Чи. «Я, должно быть, покинул вход на Двенадцатую улицу незадолго до десяти тридцать. Очень близко к этому. Я пошел обратно в свой отель».
  
   «И когда Хайхок получил этот телефонный звонок? Звонок перед его отъездом?»
  
   Чи сказал ему.
  
   "Кто звонил?"
  
   «Понятия не имею. Это был короткий звонок».
  
   "О чем? Ты это слышал?"
  
   "Я слышал конец Хайхока. Очевидно, он пытался сказать Хайхоку, как что-то надо исправить. Хайхок попытался, и это не сработало. Я помню, он сказал, что он «не включился», и Хайхок сказал, что, поскольку он спускался, в любом случае звонивший мог это исправить. А потом они установили время девять тридцать, и Хайхок сказал ему запомнить, что это вход с Двенадцатой улицы ».
  
   "Ему?" - сказал Родни. "Был ли звонивший мужчина?"
  
   «Я должен был сказать его или ее. Я не слышал другого голоса».
  
   «Я собираюсь позвонить самому», - сказал Родни. Он поднялся, грациозно для человека его телосложения. «Передайте все это детективу, занимающемуся этим. Я скоро вернусь." Он усмехнулся Чи. «Во всяком случае, быстрее, чем Хайхок».
  
   «Кто жертва?» - спросил Лиафорн.
  
   Родни замолчал, глядя на них сверху вниз. «Это был охранник ночной смены у входа на Двенадцатую улицу».
  
   Лиафорн спросил "Зарезан?"
  
   "Почему вы говорите, что зарезали?"
  
   Теперь в голосе Лиафорна прозвучало нетерпение. «Я рассказал тебе о том, что привело меня сюда, - сказал он. - Помнишь? Сантильянес получил ножевое ранение. Очень профессионально, в шею сзади ».
  
   «О да, - сказал Родни. «Нет. На этот раз не получил ножевого ранения. Это был перелом черепа». Он сделал еще один шаг в сторону телефона.
  
   "Где они нашли тело?" - спросил Чи. "И когда?"
  
   «Пару часов назад. Тот, кто ударил ее по голове, нашел идеальное место, чтобы спрятать ее». Родни посмотрел на них, рассказчик остановился, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. «Они положили ее на траву между кустарником и тротуаром, вытащили там несколько старых газет из мусорного ведра и бросили их на него».
  
   Чи прекрасно понимал сардонический тон в голосе Родни, но Липхорн сказал: «Прямо на тротуаре, и все утро никто не проверял?»
  
   «Сегодня пятница, - сказал Родни. «В Вашингтоне Добрый Самаритянин приходит только в седьмой вторник месяца». И он ушел, чтобы позвонить.
  
   Единственным оставшимся признаком того, что труп был выставлен под кустом, примыкающим к входу на Двенадцатую улицу в Смитсоновский музей естествознания, был полицейский в форме, который стоял рядом с заклеенной лентой территории. Он лениво насвистывал и непонимающе глянул на Родни. Наверное, слишком молод.
  
   Внутрь значок Родни провел их через дверной проем ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА. Они поднялись на лифте на шестой этаж и обнаружили, что доктора Хартман нет. Молодая женщина, которая, казалось, была ее помощницей, сказала, что она, вероятно, была внизу на первом этаже. на выставке масок И нет, сказала молодая женщина, Генри Хайхок не пришел на работу.
  
   "Вы слышали, что случилось?" спросила она. "Я имею в виду, что охранник убит?"
  
   «Мы слышали», - сказал Родни. "Вы знаете, где мы можем получить ключ от офиса Хайхока?"
  
   «У доктора Хартмана, вероятно, есть такой», - сказала она. «Но разве это не было ужасно? Вы не ожидаете, что что-то подобное случится с кем-то, кого вы знаете ».
  
   "Вы знали ее?" - сказал Родни.
  
   Молодая женщина выглядела слегка взволнованной. «Ну, я видела ее много», - сказала она. «Знаешь. Когда я работал допоздна, она стояла там».
  
   «Ее звали Элис Йоакум», - мягко сказал Родни. «Миссис Элис Йоакум. Есть ли способ вызвать доктора Хартман? Или как-нибудь туда позвонить?»
  
   Было, но доктор Хартман оказался либо недоступен, либо слишком занят, чтобы подойти к телефону.
  
   «Возможно, он не заперт, - сказал Чи. «Этого не было, когда я ушел. Если он не вернется, кто заперет его?
  
   «Может быть, какая-то внутренняя безопасность», - сказал Родни.
  
   Но никто его не запирал. Дверь открылась под рукой Родни. В комнате было тихо, она освещалась люминесцентной лампой над головой, жалюзи были опущены, поскольку Чи их помнил. Жест Хайхока, не позволяющий свету просачиваться в ночь, теперь сдерживал дневной свет.
  
   "Вы оставили свет включенным вчера вечером?" - спросил Родни.
  
   Чи кивнул. «Он сказал, что вернется. Я думал, что может. Я просто закрыл дверь».
  
   Они стояли в дверном проеме, осматривая комнату.
  
   "Все выглядит так, как будто ты это оставил?" - спросил Родни.
  
   «Похоже на это», - сказал Чи.
  
   Родни снял трубку, набрал номер и прислушался. «Это Родни», - сказал он. «Найдите сержанта Уиллиса и скажите ему, что я звоню из офиса Генри Хайхока на шестом этаже Смитсоновского музея естественной истории. Его здесь нет. Никто его не видел. Скажите ему, что со мной Джим Чи. Мы собираемся осмотреться здесь, и, если я не получу от него известий раньше, я перезвоню… - он взглянул на часы. Около сорока пяти минут, - он взял телефон, сел в кресло Хайхока, посмотрел на Лиафорна, который стоял, прислонившись к стене, затем на Чи у окна.
  
   "У кого-нибудь из вас есть творческие мысли?" он спросил. «Это не мой ребенок - и не ваш в этом отношении - но здесь мы по колено в этом».
  
   «Я задаю себе несколько вопросов, - сказал Лиафорн. - У нас есть этот Хайхок, смутно связанный с зарезанным ножом террориста, или как бы вы его ни называли, в Нью-Мексико. Просто имя в записной книжке жертвы. Теперь мы видим, что он исчезает, я думаю, в ту же ночь, когда здесь убивают этого охранника. Но знаем ли мы, когда охранник был убит? »
  
   «Коронер сказал, что первый взгляд выглядел так, как будто это было до полуночи», - сказал Родни. «Он может подойти ближе, когда они закончат вскрытие».
  
   Лиафорн задумался. «Значит, это могло быть либо незадолго до этого, либо вскоре после того, как Хайхок ушел отсюда. В любом случае?»
  
   «Похоже на то, - сказал Родни. Он взглянул на Чи. "Как насчет тебя?"
  
   "Я думаю, что это место идеально, чтобы спрятать тело"
  
  , - медленно сказал Чи. - Десятки тысяч ящиков и контейнеров выстроились в коридорах. Большинство из них достаточно велики для тела ".
  
   «Но заперто», - сказал Родни. «И некоторые из них, как я заметил, тоже были запечатаны».
  
   «Все они используют один и тот же простой мастер-ключ», - сказал Чи. «По крайней мере, большинство из них должны использовать один и тот же ключ, иначе вам понадобится грузовик, чтобы возить ключи. Я думаю, вы просто берете ключ, подписываете его и храните, пока не закончите с ним. Что-то в этом роде.
  
   "Вы знаете, был ли у Хайхока ключ?"
  
   «Я так думаю, - сказал Чи. - Он был консерватором. Он бы работал с этим все время ».
  
   Лиафорн положил указательный палец на крючок, ввинченный в дверной косяк. «Мне было интересно, для чего это было, - сказал он. - Думаю, это было то место, где Хайхок повесил свой ключ».
  
   Ключ там уже не висел, но белая краска под крючком потемнела от многолетних следов от пальцев.
  
   «Давайте посмотрим вокруг», - сказал Родни и встал.
  
   «Он взял это, когда уходил, - сказал Чи. «И прежде чем мы пойдем на поиски, почему бы сначала не позвонить? Позвоните в службу технической поддержки или кому-нибудь еще, и спросите их, не нашли ли они сегодня утром что-нибудь необычное».
  
   Родни с заинтересованностью остановился в дверном проеме. "Как что?"
  
   Чи заметил, что Лиафорн смотрит на него, слегка улыбаясь.
  
   «Чи - пессимист, - сказал Лиапхорн. - Он думает, что кто-то убил Хайхока». Если бы кто-то это сделал, его было бы сложно вытащить из здания, даже если охранник мертв. Я полагаю, здесь не так много людей по ночам, но достаточно одного, чтобы увидеть тебя.
  
   Родни все еще выглядел озадаченным. "Так?"
  
   «Итак, это место забито мусорными баками, коробками, ящиками и контейнерами, в которых можно спрятать тело. Но они, вероятно, уже все полны вещей. Итак, убийца опустошает одну, вставляет тело, а затем снова запирает. Но теперь он застрял с тем, что досталось из мусорного ведра. Поэтому он ищет место и куда-то сбрасывает.
  
   Родни снова снял трубку. Он набрал номер, представился и сказал: «Дайте мне, пожалуйста, службу безопасности музея». Судя по завершению разговора с Родни, служба безопасности музеев не располагала полезной информацией. Вызов был переведен на обслуживание. Чи обнаружил, что наблюдает за Лиафорном, думая, как быстро его разум работал. Лиафорн все еще стоял у открытой двери, и, пока Чи наблюдал, он переносил вес с одной ноги на другую, слегка поморщившись. На нем были черные блестящие ботинки с кончиками крыльев. Ноги Лиафорна, как и у Чи, привыкли к ботинкам и большему количеству передышки. Чи догадался, что Лиафорн был ранен, и это заставило его почувствовать комфорт собственных ног, как дома в знакомых ботинках. Он чувствовал себя немного выше. Это служило Лифорну правильным, пытаясь выглядеть как житель Востока.
  
   "Что?" - говорил Родни. "Где они это нашли?" Он слушал. "Насколько он велик?" Послушал еще раз. "Откуда это?" Слушал. «Хорошо. Мы проверим. Спасибо, - он повесил трубку и посмотрел на Чи.
  
   «Они нашли ловушку для рыбы», - сказал он. "Вещь" сделана кем-то из расколотого бамбука. Они сказали, что его просто затолкали в проход между двумя штабелями контейнеров ".
  
   "Насколько велик?" - спросил Лиафорн.
  
   Родни снова набирал номер. Он взглянул на Лиафорна и сказал: «Большой, как тело».
  
  
   Глава восемнадцатая
  
  
   Сначала Лерой Флек позвонил своему брату. Он делал это редко. Дельмар Флек очень ясно дал понять, что он не может позволить себе поддерживать контакты с осужденным, особенно с тем, который, как известно, является его родственником. Жена Дельмара ответила на звонок. Она не узнала его голоса, и Лерой не назвал себя ей, потому что, если бы он узнал, он был почти уверен, что она повесит трубку.
  
   «Ага», - сказал Дельмар, и Лерой сразу перешел к делу.
  
   "Это я. Лерой. И мне нужно помочь с мамой. Они «выгоняют ее из дома здесь, в Округе, и тот, в который я нашел ее, чтобы переселить ее, требует большего аванса, чем я могу потратить».
  
   «Я сказал тебе не звонить мне», - сказал Дельмар.
  
   «Мне просто нужна помощь», - сказал Лерой. «Я должен был получить платеж сегодня, но что-то задержало его. Десять тысяч долларов. Когда я получу его на следующей неделе, я заплачу вам обратно».
  
   «Мы уже говорили об этом раньше», - сказал Дельмар. «Я почти ничего не зарабатываю на автостоянке, а Фэй Линн просто получает чаевые в салоне красоты».
  
   «Если бы вы могли просто прислать мне две тысячи долларов, я мог бы придумать остальные. Затем на следующей неделе я отправлю их вам обратно. Western Union. На следующей неделе он позаботится о себе. К тому времени он что-нибудь придумает. У Элкинса будет другая работа для него. У Элкинса всегда была работа для него.
  
  Ему просто нужны были деньги на несколько дней.
  
   «В этой репе крови нет, - сказал Дельмар. «Оно» уже выжато. Я не смог бы собрать две тысячи долларов, если бы от этого зависела моя жизнь. Мы получили два платежа за машину, аренду, кредитную карту, медицинскую страховку и…
  
   «Дельмар. Дельмар. Мне просто нужна помощь. Вы можете что-нибудь одолжить? Всего на неделю или около того?»
  
   «Мы все это пережили. Правительство заботится о таких людях, как мама. Пусть это делает правительство».
  
   «Я тоже так думал, - сказал Лерой. «Но на самом деле они этого не делают. Нет программы для таких людей, как мама. На другом конце тишина. «И, Дельмар, тебе нужно найти способ приехать и навестить ее. Прошли годы, и она все время спрашивает о тебе. Она сказала мне, что думала, что арабы держали тебя где-то в заложниках. Она думает, что чтобы удержать ее чувства от боли. Ее разум уже не тот, что был раньше. Иногда она даже не узнает меня.
  
   По-прежнему была только тишина. Затем он услышал голос Дельмара, говоривший с кем-то издалека. Затем он услышал смех.
  
   "Дельмар!" он крикнул. "Дельмар!"
  
   «Извини», - сказал Дельмар. «У нас есть компания. Но это мой совет. Просто позвоните в социальные службы. Я бы помог тебе, если бы мог, но я сам на мели. Надо отрезать это сейчас ".
  
   И он отключил его, оставив Флека стоять у телефонной будки. Он посмотрел на телефон, борясь сначала с отчаянием, затем с гневом, пытаясь придумать, кому еще он мог бы позвонить. Но никого не было.
  
   Флек хранил свои резервные деньги в детской пластиковой сумочке, спрятанной под запасным колесом в багажнике своего старого Chevy - достаточно безопасное место в обществе, где воров не привлекали помятые седаны 1976 года. Теперь он выудил их и направился в путь. через весь город к дому престарелых, считая его, пока ждал, пока красный свет не станет зеленым.
  
   Он насчитал три сотни, двадцать две пятидесятых, одиннадцать двадцатых и сорок одну десятку. С учетом того, что у него было в бумажнике, получилось 2033 доллара. Он хотел бы посмотреть, что он может сделать с этим с Толстяком в доме престарелых. Ему не нравилось возвращаться туда в таком виде. Он чертовски уверен, что это было не так, как он планировал, и что он планировал что-то в этом отношении. Обычно он был бы достаточно умен, чтобы не сделать из человека врага, когда вам придется попросить его об одолжении. Может быть, сочетание оплаты ему и запугивания подействует на какое-то время. Пока он не сможет что-нибудь сделать. Он сможет устроить нападение в Национальном аэропорту. В мужской комнате. Лезвие, а затем снимите бумажник. Люди, летящие в самолетах, всегда везут деньги. Было бы рискованно. Но он не видел выбора. Он попробовал бы это, а затем поработал бы с туристами вокруг Капитолия. Это тоже было рискованно. На самом деле, оба места его пугали. Но он принял решение. Он что-нибудь наладит с Толстяком, чтобы купить немного времени, а затем начни собирать достаточно, чтобы доставить маму в безопасное и приличное место.
  
   Толстяка не было.
  
   «Он пошел за чем-то. Я думаю, он сказал, что спускался к Seven-Eleven», - сказала ему администратор. «Почему бы тебе просто не вернуться позже в тот же день? Или, может быть, вам лучше сначала позвонить. "Она смотрела на маленький мешочек, который нес Флек, и выглядела подозрительно, как будто это был какой-то наркотик. На самом деле это была красная лакрица. Маме нравился это, и Флек всегда приносил ей запас. Секретарша была своего рода латиноамериканкой, вероятно, пуэрториканкой, предположил Флек. И она выглядела нервной, а также подозрительной, когда разговаривала с ним. Это заставило Флека нервничать. Может, она позвонит в полицию. Может, она что-то слышала, когда он был здесь, когда он сказал Толстяку, что убьет его, если он не будет держаться за маму, пока не найдет ей другое место. Но он не видел ее в тот день и говорил тихо, когда объяснял вещи толстому ублюдку. Может, она где-то где-то слушала. Может быть, она не была. Он ничего не мог с этим поделать. У него не оставалось никаких вариантов.
  
   «Я просто пойду туда в гостиную и проведу маму, пока он не вернется», - сказал Флек.
  
   «О, ее больше нет», - сказала секретарша, - «Она все время ругается с другими дамами. И она снова причинила боль бедной старой миссис Эндикотт. Вывернула ей руку ".
  
   Флек не хотел больше слышать подобные разговоры. Он поспешил по коридору в комнату мамы.
  
   Мама сидела в своем инвалидном кресле, глядя на маленький телевизор, который Флек купил для нее, и смотрела какую-то мыльную оперу, которую Флек подумал, возможно, «Молодые и беспокойные». Они привязали ее к стулу, как и всех стариков, и Флека тронуло, увидев ее такой. Теперь она была так беспомощна. Мама никогда не была беспомощной до тех пор, пока у нее не случились эти удары. Мама всегда была главной до этого. Это расстраивало Флека, когда он приходил к ней. Это наполняло его какой-то мрачной печалью и желанием,
  
   чтобы он мог уйти достаточно далеко вперед, чтобы позволить себе где-нибудь место и позаботиться о ней сам. И он всегда начинал снова думать, как ему это сделать. Но выхода просто не было. Как и мама, он должен был быть с ней все время. Он не мог просто уйти и оставить ее связанной в этом стуле. И это не оставило бы ему никакого способа зарабатывать на жизнь для нее.
  
   Мама взглянула на него, когда он вошел в дверь. Затем она посмотрела на свою телепрограмму. Она ничего не сказала.
  
   «Привет, - сказал Флек. "Как самочувствие сегодня?"
  
   Мама не подняла глаз.
  
   «Я принес тебе лакрицу, мама», - сказал Флек. Он протянул мешок.
  
   «Положи ее туда на кровать», - сказала мама. Иногда мама говорила нормально, но иногда ей требовалось время, чтобы сформировать слова - дело противостояния неукротимой воли непокорной, поврежденной инсультом нервной системы. Флек ждал, вспоминая. Он вспомнил, как мама говорила. Он вспомнил, какой была мама. Тогда она расправилась бы с Толстяком.
  
   "У тебя сегодня все хорошо, мама?" он спросил. "Что-нибудь я могу сделать для вас?"
  
   Мама все еще не смотрела на него. Она смотрела на съемочную площадку, где женщина кричала на хорошо одетого мужчину в плохо притворном гневе. «Да, - наконец сказала мама. - Люди продолжают приходить и беспокоить меня. "
  
   «Думаю, я мог бы положить этому конец», - сказал Флек.
  
   Мама повернулась и посмотрела на него совершенно без выражения в глазах. Ему пришло в голову, что, возможно, она имела в виду его. Он изучал ее, гадая, узнала ли она его. Если да, то не было никаких признаков этого. В последние годы она делала это редко. Что ж, он все равно останется и навещает. Просто составь ей компанию. Всю свою жизнь, сколько Флек помнил свое детство, у мамы было очень мало этого.
  
   "Эта девушка в красивом платье, - сказал Флек. - Я имею в виду ту, что по телевизору".
  
   Мама проигнорировала его. «Бедная женщина, - подумал Флек. Бедная, жалкая старуха. Он стоял у открытой двери, рассматривая ее профиль. Когда-то она была крупной женщиной - около 140 фунтов или около того. Сильная, быстрая и умныая. Теперь она была худая как перила и застряла в инвалидной коляске. Она почти не могла говорить, и ее разум не работал.
  
   "Как насчет того, чтобы я тебя подтолкнул?" - спросил Флек. «Хочешь прокатиться? Снаружи идет дождь, но я могу толкать тебя внутри здани".
  
   Мама по-прежнему смотрела в телевизор. Рассерженная женщина из «Молодых и беспокойных» ушла, захлопнув за собой дверь. Теперь мужчина разговаривал по телефону. Мама подалась вперед на стуле. «Однажды у меня был мальчик, у которого был четырехдверный бьюик», - сказала она чистым голосом, который казался на удивление молодым. «Темно-синий и бархатная обивка сидений. На этом он отвез меня в Мемфис».
  
   «Это была машина Дельмара, - сказал Флек. - Она была хороша». Мама говорила об этом раньше, но Флек никогда ее не видел. Дельмар, должно быть, купил ее, пока Флек проводил свое время в Джолиете.
  
   «Хорошо, его зовут Дельмар», - сказала мама. «Арабы взяли его в заложники в Иерусалиме или еще где-нибудь. Иначе он пришел бы ко мне, Дельмар. Он «позаботился бы обо мне как следует. Он был настоящим мужчиной».
  
   «Я знаю, что он им будет», - сказал Флек. «Дельмар - хороший человек».
  
   «Дельмар был настоящим мужчиной», - сказала мама, все еще глядя в телевизор. «Он не позволит никому обращаться с ним как с негром. Сделай дело с Делмаром, и он сразу же вернет тебя. Он заставит тебя уважать его. Вы можете рассчитывать на это. Это единственное, что ты всегда должен делать, - это отыграться. Если ты этого не сделаешь, они будут обращаться с тобой как с проклятым животным. Наступят прямо тебе на шею. Дельмар не позволил бы никому обращаться с ним неправильно.
  
   «Нет, мама, он не позволит», - сказал Флек. На самом деле, насколько он помнил, Дельмар был не особо склонен к дракам. Он был за то, чтобы держаться подальше от неприятностей.
  
   Мама посмотрела на него враждебно. «Вы говорите так, как будто знаете Делмара».
  
   «Да, мама. Я знаю. Я Лерой. Я брат Дельмара.
  
   Мама фыркнула. "Нет, ты не его брат" У Дельмара был только один брат. Он оказался чертовым уголовником ".
  
   В комнате пахло затхлым. Он почувствовал запах испорченной пищи, пыли и кислый запах засохшей мочи. «Бедная старушка, - подумал он. Он моргнул, потер глаза тыльной стороной ладони.
  
   «Я думаю, было бы неплохо, если бы ты вышла хотя бы в коридор. Выйди немного из этой комнаты. Посмотри на что-нибудь другое, только для разнообразия».
  
   «Меня бы здесь вообще не было, если бы арабы не добрались до Дельмара. Он бы меня устроил в каком-нибудь хорошем месте».
  
   «Я знаю, что он устроит», - сказал Флек. «Я знаю, что он пришел бы навестить тебя, если бы мог».
  
   «На самом деле у меня было два мальчика», - сказала мама. «Но другой он оказался тюремщиком. Никогда не было такого дерьма».
  
  Именно тогда Лерой Флек услышал полицейского. Он не мог разобрать слов, но узнал тон. Он напрягся, чтобы прислушаться.
  
   Но мама все еще говорила. «Они сказали, что он фея там в тюрьме. Он позволил им использовать себя как девочку».
  
   Лерой Флек высунулся в коридор, отчасти чтобы посмотреть, действительно ли голос, похожий на копа, был копом. Это было. Он стоял рядом с секретаршей, а она указывала в коридор. Она указывала прямо на Лероя Флека.
  
   Элкинс всегда говорил ему, что он от природы быстр. Он мог быстро думать и двигаться как молния. «Это частично в вашем уме, а частично в ваших рефлексах», - сказал ему Элкинс. «Мы можем накачать ваши мускулы, накачать железом вашу силу. Но любой может это сделать. Эта быстрота, это то, с чем вы должны родиться. Вот где у вас есть преимущество, если вы знаете, как его использовать.
  
   Он использовал это сейчас. Он сразу понял, что не может позволить себя арестовать. Точно нет. Может, они прояснили дело Сантильянеса. Скорее всего, нет. Иначе почему его преследовали эти два полицейских, похожих на индейцев? Но даже если они не застали его на этом, как только они сопоставили его отпечатки, они могли застукать его на чем-то другом. Он работал на Элкинса на слишком многих работах и ​​рыскал в слишком многих аэропортах и ​​ночных клубах, чтобы когда-либо позволить себя арестовать. Он выжил только потому, что был осторожен, чтобы остаться в живых. Но теперь Толстяк, этот толстый ублюдок, положил этому конец. Ему придется поквитаться с Толстяком. Но сейчас не было времени думать об этом. За оставшуюся часть той же секунды Флек решил, как ему выбраться из этой ситуации. Помогло бы, что Толстяка здесь не было, чтобы настаивать на своем деле. Секретарша, очевидно, имела приказ вызывать полицию в любое время, когда он появлялся, но она была помощницей с минимальной заработной платой. Ей было все равно, что произойдет дальше.
  
   Флек вернулся в комнату и сел на кровать. «Мама, - мягко сказал он, - через минуту у тебя будет еще компания». Это полицейский. Я хочу попросить вас сохранять спокойствие и быть вежливым.
  
   «Полицейский», - сказала мама. Она плюнула на пол у телевизора.
  
   «Это важно для меня, мама, - сказал Флек. - Это очень важно».
  
   А потом в дверях заглянул полицейский.
  
   "Вы, Дик Пфафф?"
  
   Флеку понадобилось мгновение, чтобы вспомнить это имя, которое он использовал, когда регистрировал здесь маму.
  
   Флек встал. «Да, сэр», - сказал он. «А это моя мама».
  
   Полицейский был молод. У него была гладкая бледная кожа и коротко остриженные светлые усы. Он кивнул маме. Она смотрела на него. Где был его партнер? - подумал Флек. Он был бы старым помощником в этой команде. Если Флеку повезет, напарник будет отдыхать в патрульной машине, позволяя новичку разбираться с этой мочой, ничего особенного. Если бы они думали, что существует хоть какой-то серьезный риск, они оба были бы здесь. Фактически, Флек подозревал, что этого, вероятно, требовали полицейские правила. Кто-то дурачился.
  
   «У нас есть жалоба на то, что вы устроили здесь беспорядки», - сказал полицейский. «У нас есть заявление о том, что вы угрожали убить менеджера».
  
   Флек издал самоуничижительный смех. «Мне стыдно за это. Это основная причина, по которой я пришел сегодня - извиниться за свое поведение. Сказав это, Флек узнал, что мама больше не смотрит телевизор. Мама смотрела на него.
  
   "Это довольно серьезное преступление, - сказал офицер. - Сказать человеку, что вы собираетесь его убить".
  
   «Сомневаюсь, что я действительно правильно сказал это», - сказал Флек. «Но вы заметили, как здесь пахнет? Моя мама здесь, ее не убирали должным образом. У нее были пролежни и все такое, и я просто вышел из себя. Я уже говорил ему об этом раньше ".
  
   Очевидно, полицейский почувствовал запах. Флек мог сказать по его лицу, что он переключился с осторожно враждебного на слегка сочувствующее.
  
   «Если он вернулся, я пойду и извинюсь перед ним. Прошу прощения за все, что я сказал. Просто стало больно из-за того, как здесь обращались с мамой ".
  
   Полицейский кивнул. «Я все равно не думаю, что он здесь», - сказал он. «Эта женщина сказала, что он куда-то ушел. Я просто проверю у тебя оружие», - он усмехнулся Флеку. «Если бы ты не пришел сюда вооруженным, я бы сказал, что это будет довольно хороший аргумент на твоей стороне, поскольку он "примерно в четыре раза больше твоего".
  
   «Да, сэр», - сказал Флек. Он сопротивлялся усвоенному в тюрьме инстинкту раздвинуть ноги и поднять руки. Полицейский никогда не найдет его финку, которая была в прорези, которую он сделал для нее внутри своего ботинка, но переход в стойку для обыска оповестил бы даже этого новичка, что он имел дело с бывшим заключенным.
  
   "Что ты хочешь чтобы я сделал?" - спросил Флек.
  
   «Просто повернись. А потом сомкни руки на затылке», -
  
  
   «Ложись ...» начала мама. Затем он перешел в какое-то бессвязное заикание. Но она продолжала попытки заговорить, и Флек отвел взгляд от полицейского и посмотрел на нее. На ее лице было выражение такого яростного презрения, что Лерой Флек вернулся в детство.
  
   «… и лизать его чертовы туфли», - сказала мама.
  
   Он принял решение еще до того, как она его заставила. «А теперь, мама», - сказал он и, наклонившись, вытащил лезвие из ботинка в ладонь. Он схватил его плоской стороной по горизонтали и, шагая к полицейскому, сказал: «У мамы был удар…», и при слове «удар» лезвие пронзило форменную рубашку.
  
   Он вонзился между ребрами полицейского, за спиной со всей силой мышц штангиста Флека. И там, на той ужасно уязвимой территории, которую Элкинс назвал "за костью", запястье штангиста Флека щелкнуло ею, и щелкнуло ею. Режущая артерию. Режущее сердце. Офицер открыл рот, обнажив белые ровные зубы под желтыми усами. Он издал какой-то звук, но не очень громкий, потому что шок уже убивал его. Это было едва слышно сквозь крик, который раздавался внутри " Молодые и беспокойные ".
  
   Флек отпустил рукоятку ножа, схватил полицейского за плечи и опустил его на колени. Он вынул нож и вытер его о форменную рубашку. (Если вы все сделаете правильно, сказал бы Элкинс, кровотечение в основном внутри. Никакой крови на тебе.) Затем Флек позволил телу соскользнуть на пол. Лицом вниз. Он сунул нож в сапог и повернулся к маме. Он собирался что-то сказать, но не знал что. Его разум работал неправильно.
  
   Мама посмотрела на полицейского, потом посмотрела на него. Ее рот был приоткрыт, словно она пыталась что-то сказать. Ничего не вышло, только какой-то странный звук. Писклявый звук. Ему пришло в голову, что мама боялась. Боится его.
  
   «Мама, - сказал Лерой Флек. «Я получил счет. Вы это видели? Я не позволила ему наступить на меня. Я не целовал ни одного сапога.
  
   Он ждал. Не долго, но больше, чем он мог позволить себе в данных обстоятельствах, ожидая, пока мама выиграет ее борьбу за формулировку слов. Но ни слова не было, и Флек не мог прочитать в ее глазах абсолютно ничего, кроме страха. Он вышел за дверь, не взглянув на стойку администратора, по узкому коридору к заднему выходу и вышел на холодный серый дождь.
  
  
   Глава девятнадцатая
  
  
   Служба безопасности музея обнаружила доктора Хартмана, а доктор Хартман обнаружила возможные источники ловушки для рыбы. Вопрос заключался в том, чтобы решить, в какой части мира возникла ловушка (очевидно, в месте, где росли бамбук и крупная рыба), а затем узнать, как получить данные из компьютеризированной системы инвентаризации музея. Компьютер дал Их тридцать семь возможных бамбуковых ловушек для рыбы соответствующей древности. Доктор Хартман почти ничего не знала о рыбе и почти все о примитивных методах строительства и немало о ботанике. Таким образом, она смогла организовать охоту.
  
   Она отодвинула стул от компьютерного терминала и убрала волосы со лба.
  
   «Я собираюсь сказать, что это племя с острова Палаван - лучший выбор, а затем мы должны проверить, я бы сказал, эту прибрежную коллекцию Борнео, а затем, вероятно, Яву. Если ни в одной из этих коллекций нет ловушки для рыбы, то она Вернемся к чертежной доске. Это должно быть ловушка для рыбы Смитсоновского института, и если это так, то мы сможем узнать, где она хранилась ».
  
   Она провела их по коридору, теперь уже группа из пяти человек, а также усталый на вид охранник музея. Ведя впереди Хартмана и Родни, они поспешили мимо того, что казалось Лиафорну пустыней ветвей коридоров, заполненных бесконечным количеством запертых контейнеров, сложенных высоко над уровнем головы. Они повернули направо, налево и снова налево и остановились, пока Хартман отпирал дверь. Над своей головой Лиафорн заметил то, что выглядело, но определенно не было одним из тех резных каменных шкатулок, в которых древние египтяне хоронили свои очень важные трупы. Он был покрыт листом тяжелого пластика, когда-то прозрачным, но теперь стал полупрозрачным с годами пыли.
  
   «Я люблю замки», - говорила доктор Хартман. «Они никогда не хотят открываться для меня».
  
   Липхорн подумал, не будет ли дурным тоном поднимать пластик, чтобы взглянуть. Он заметил, что Чи тоже смотрит.
  
   «Похоже на один из тех ящиков с египетскими мумиями», - сказал Лиафорн. "Как вы их называете?" Но у них здесь не было бы мумии.
  
   «Я думаю, что это так», - сказал Чи и поднял простыню.
  
   «Ага, гроб мумии». Выражение его лица выразило отвращение. «Я тоже не могу вспомнить имя».
  
   Доктор Хартман открыл замок. «Здесь», - сказала она и ввела их в
  
   мрачную комнату, уставленную ряд за рядом металлическими стеллажами от пола до потолка. Насколько Лиафорн мог видеть во всех направлениях, казалось, что каждый фут полки чем-то занят - в основном чем-то вроде запертых канистр.
  
   Доктор Хартман изучила свой список возможных мест расположения ловушек для рыбы, затем быстро прошла по центральному коридору, проверяя номера рядов.
  
   «Одиннадцатый ряд», - сказала она и резко повернула налево. Она остановилась на третьем пути и проверила номера ящиков.
  
   «Хорошо, вот и мы», - сказала она и вставила ключ в замок.
  
   «Думаю, мне лучше с этим справиться», - сказал Родни, протягивая руку к ключу. «И это время напомнить всем, что нас могут заинтересовать здесь отпечатки пальцев. Так что не трогайте вещи».
  
   Родни открыл контейнер. Он распахнул дверь. Она была забита всякой всячиной, самым большим из которых было бамбуковое устройство, даже больше, чем ловушка для рыбы, найденная дворником. Он занимал большую часть бункера, а оставшееся пространство было заполнено чем-то вроде рыболовных сетей и другой подобной атрибутикой.
  
   «Здесь не повезло», - сказал Родни. Он закрыл и запер дверь. "Где это было? Борнео?"
  
   "У меня проблемы с тем, чтобы это выглядело реальным, - сказал доктор Хартман. - Вы действительно думаете, что кто-то убил Генри и оставил его тело здесь?"
  
   «Нет, - сказал Родни. «Не совсем. Но он пропал. И охранник убит. И ловушка для рыбы оказалась неуместной. Так что благоразумно поискать. Тем более, что мы не знаем, где еще искать.
  
   Хозяйство рыбака Борнео, второй выбор доктора Хартмана, оказалось всего в двух проходах от него.
  
   Родни отпер ее, распахнул дверь.
  
   Они смотрели на макушку человеческой головы.
  
   Лиафорн услышал, как доктор Хартман задохнулась, а Джим Чи втянул воздух. Родни наклонился вперед, пощупал шею человека, отступил в сторону, чтобы Чи лучше видела: «Это Хайхок?»
  
   Чи наклонился вперед. "Это он."
  
   Часть криминалистов по расследованию убийств все еще находилась у входа на Двенадцатую улицу и быстро приехала туда. Так же поступил и сержант отдела убийств, который работал над делом Элис Йоакум. Родни дал ему удостоверение личности жертвы. Он рассказал о ловушке для рыбы и о том, как они нашли тело. Доктор Хартман вышел, бледный и потрясенный. Чи и Лиафорн остались. Они отступили, подальше от активности, стараясь не мешаться. Были сделаны фотографии. Измерения производились. Твердое тело Генри Хайхока вытащили из мусорного ведра на носилки.
  
   Лиафорн заметил длинные волосы, заплетенные в пучок в стиле навахо, он заметил узкое лицо, чувствительное даже в искажении смерти. Он заметил темную отметину над глазом, которая, должно быть, была пулевым отверстием и пятном крови, выступившим из него. Он заметил металлическую скобу, поддерживающую ногу, и подъемник для обуви, удлиняющий ее. Это был человек, имя которого было нацарапано на записке в кармане террориста. Второй человек, который привлекал террориста всю дорогу до Аризоны, если Липхорн правильно угадала, на церемонию исцеления в доме Агнес Цози. белый человек, который хотел быть индейцем, в частности, навахо. Человек, который выкапывал кости белых, чтобы протестовать против того, чтобы белые раскапывали индийские кости. Лиафорн посмотрел в перевернутое лицо Хайхока, когда тот пролетал мимо него на полицейских носилках. Что сделало вас таким важным? - подумал Лиафорн. Что заставило мистера Сантильянеса отполировать свои остроносые туфли, собрать чемоданы и отправиться на запад, в Нью-Мексико, искать вас?
  
   Что вы планировали, чтобы привлечь кого-то с пистолетом в это пыльное место, чтобы казнить вас? И если бы вы могли слышать мои вопросы, если бы вы могли говорить, вы бы сами знали ответ? Тело уже прошло и исчезло в коридоре. Лиафорн взглянул на Чи. Чи выглядел пораженным.
  
   Чи обнаружил, что «одновременно наблюдает, как то, что было Генри Хайхоуком, выходит из контейнера, и наблюдает за своей собственной реакцией на то, что он видит. Он был полицейским достаточно долго, чтобы довести себя до смерти. Он управлял застывшей в ней старухой. Хоган, мальчик-подросток, который повесился в туалете своей школы-интерната, ребенок, которого давит пикап, управляемый его матерью. Он следил за таким большим количеством жертв алкоголя, что больше не пытался их рассортировывать в его памяти. Но он никогда не был причастен к смерти кого-то, кого он знал лично, кого-то, кто его интересовал, кого-то, с кем он разговаривал всего за несколько минут до своей смерти. Он рационализировал свою обусловленность навахо, чтобы избегать мертвых, но он не искоренил укоренившееся знание о том, что, пока тело умирало, чинди оставались, чтобы вызвать призрачную болезнь и злые сны. Chindi Highhawk теперь будет
  
  преследовать коридоры этого музея. Это будет преследовать и Джима Чи.
  
   Родни осматривал предметы, извлеченные из контейнера, в котором покоилось тело Хайхока. Он поднял плоский черный ящик с чем-то круглым, соединенным с ним проводами. «Это выглядит немного современно для рыбацкой деревни Борнео», - сказал он. , показывая им коробку с миниатюрным кассетным магнитофоном Panasonic.
  
   «Я думаю, что это его магнитофон», - сказал Чи. «У него была такой же, когда он был у Агнес Цози. И я снова увидел это в офисе у него дома ». Чи теперь мог видеть, что магнитофон был подключен к одним из тех маленьких часов с батарейным питанием. Это было очень похоже на модель за девять долларов и девяносто девять центов.
  
   «Я думаю, что он запрограммирован на включение диктофона, - сказал Лиапхорн. - Возможно, именно об этом Хайхок говорил во время телефонного разговора. Как это исправить».
  
   Родни внимательно его осмотрел. Он посмеялся. «Если это было так, то это было не очень хорошо отремонтировано, - сказал он. - Если Хайхок сделал это, он не знает больше об электричестве, чем моя жена. И она думает, что утечка из телефона». Размотал провода и снял часы. Полностью удерживая ее за края, он открыл диктофон и вытащил миниатюрную ленту. Он взвесил его в руке, осмотрел и положил обратно в машину. «Давайте посмотрим, что у нас есть по этому поводу, - сказал он. - Но сначала давайте посмотрим, что еще у нас есть в этом контейнере».
  
   Родни осторожно разобрал рыболовные сети, бамбуковые рыбные копья, весла для каноэ, одежду и различные предметы, которые Чи не мог опознать. На стенке контейнера, частично скрытой свернутым шнуром рыболовной сети, было что-то белое. На самом деле, Чи казалось, что это маска Йеи.
  
   «Полагаю, это все, - сказал Родни. - За исключением того, что ваша команда придет и проведет тщательный поиск и найдет там орудие убийства, а также фотографию убийцы, отпечатки пальцев и, возможно, его визитную карточку».
  
   «Мы поймем это позже, - сказал сержант. - Мы найдем кого-нибудь из музея, который знает, что там должно быть, а что нет».
  
   «Это маска, над которой работал Хайхок», - сказал Чи. «Или одна из них».
  
   Сержант достал его, перевернул в руках, осмотрел. «Что, по-твоему, это было?» - спросил он Чи и протянул ему.
  
   «Это маска Йейбичаи. Религиозная маска навахо. Хайхок работал над этим, или точно такой маски внизу ".
  
   - О, - сказал сержант, его любопытство было удовлетворено, а интерес исчерпан. «Давай покончим с этим».
  
   Они проследовали за телом Хайхока в яркое флуоресцентное освещение в лаборатории консерватории. Когда сержант закончил с ним все, что хотел с ним, Генри Хайхок отправился оттуда в морг. Теперь причина смерти казалась очевидной. Почерневшая круглая метка Над левым глазом виднелось то, что должно быть пулевым отверстием, от которого полоса засохшей крови изменила цвет лица Хайхока.
  
   Сержант просмотрел карманы Хайхока, разложив содержимое на лабораторном столе. Бумажник, складной нож, полуиспользованный рулон тамса, три четверти, два цента, пенни, кольцо для ключей с шестью ключами, мятый носовой платок, визитка от сантехнической компании, маленькая лягушка-фетиш, вырезанная из базальтовой породы.
  
   "Что за чертовщина?" - сказал сержант, толкая лягушку пальцем.
  
   «Это лягушачий фетиш», - сказал Лиафорн.
  
   Сержанту не понравилось, что два незнакомца и Родни стояли рядом, пока он работал. Сержант нес ответственность, но, очевидно, Родни имел звание.
  
   "Что, черт возьми, такое лягушачий фетиш?" - спросил сержант.
  
   «Это связано с религией навахо, - сказал Лиафорн. - Хайхок был частью навахо. У него была бабушка навахо. Он интересовался культурой ».
  
   Сержант кивнул. Он выглядел немного менее враждебным.
  
   "Нет ключа от контейнера?" - спросил Чи.
  
   Сержант посмотрел на него. "Ключ от контейнера?"
  
   «Когда он вчера вечером вышел из офиса, он снял с крючка рядом с дверью ключ, который открывает все эти бункеры, и положил его в карман», - сказал Чи. «Это было на маленьком простом стальном кольце». Убийца, вероятно, взял ключ Хайхока, чтобы открыть контейнер и снова запереть его. Если, конечно, убийца не был другим сотрудником музея со своим (или ее) собственным ключом.
  
   "Вы видели, как он положил ключ в карман?"
  
   Чи кивнул. «Он снял ее с крючка. Положил в правый передний карман брюк».
  
   «У него в кармане такого ключа нет, - сказал сержант. «То, что вы видите здесь, - это все, что у него было. Судя по ключам от машины, которые он нес, похоже, что он управлял Фордом. Вы об этом знаете? Вы знаете номер лицензии?»
  
  «На подъездной дорожке к его дому был припаркован Форд Мустанг. Я бы сказал, лет пяти или шести. Я не заметил лицензии. И я не знаю, была ли он его, - сказал Чи.
  
   «Мы получим его от автомобильного дивизиона. Вероятно, он припаркован где-то поблизости.
  
   Родни поставил магнитофон рядом с вещами Хайхока на лабораторном столе. Я отключил магнитофон от часов. На всякий случай, - сказал он. - Вы хотите это услышать?
  
   Он вынул карандаш из внутреннего кармана пальто, поднес его к клавише PLAY и взглянул на сержанта, ожидая ответа.
  
   Сержант кивнул. "Конечно."
  
   Первые звуки, которые услышал Чи, вернули его в детство, в зимний хоган Фрэнка Сэма Накаи на западном склоне гор Чуска. На улице лютый мороз, чугунная дровяная печь под дымовой дырой пылает жаром. Фрэнк Сэм Накаи, брат своей матери, учит детей тому, как Святой Народ спас Святого Мальчика и его сестру от молнии. Его дядя сидит на овчине, скрестив ноги, прислонившись головой к одеялу, свисающему с бревенчатой ​​стены, с закрытыми глазами, поет. Поначалу голос был настолько низким, что кузен Эммет, маленькая Ширли и Чи должны были наклониться вперед, чтобы их услышать: послышались голоса водного спринклера и мужского йа, которые издали звуки, которые, будучи звуками, издаваемыми богами, не производили никаких это могли понять простые люди.
  
   Чи заметил, что и Родни, и сержант смотрят на него, ожидая объяснений.
  
   «Это пение из Yeibichai», - сказал Чи. «Ночное пение». Это, очевидно, ничего не объясняло. «Хайхок был на этой церемонии в ночь, когда я арестовал его, - сказал Чи. - Он записывал это».
  
   По его словам, пение сменилось голосом Генри Хайхока.
  
   Наступила тишина. Чи взглянул вверх. Родни сказал: «Ну, а теперь ...», и голос Хайхока возобновился: приходите посмотреть на эту демонстрацию масок, чтобы осмотреться на этой выставке и во всем этом музее. Вы видите демонстрацию масок богов христианин, или еврей, или ислам, или любой другой культуры, достаточно сильной, чтобы защитить свою веру и наказать такое осквернение? Где изображение Великого Бога Иеговы, который вывел евреев из их рабства в Египте? или Маска Архангела Михаила, или Мать христианского Бога, которого мы называем Иисусом Христом, или олицетворение самого Иисуса? Вы не видите их здесь. У вас есть здесь, в кладовой этого музея, изображение Тано Пуэбло одного из его священных богов войны-близнецов. Но где находится священная армия из римско-католического собора? Вы не найдете его здесь. Здесь вы видите богов покоренных людей, изображенных как экзотические животные в общественном зоопарке. Здесь только свергнутые и захваченные боги. Здесь вы видите священные предметы, вырванные из храмов прихожан инков, украденные из священных кив народа пуэбло, священные иконы, украденные из сожженных деревень вигвам на равнинах бизонов ».
  
   Голос Хайхока стал выше, почти пронзительным. Он был прерван звуком большого вдоха. Затем наступила минута тишины. Бригада скорой помощи подняла носилки Хайхока и вышла, оставив позади только его голос. Судебно-медицинская бригада разложила его вещи по мешкам с уликами.
  
   "Вы сомневаетесь в том, что я говорю?" - возобновил голос Хайхока. - Вы сомневаетесь, что ваша привилегированная раса, которая заявляет о такой аристократии, такой человечности, поступит так? Над вашей головой в холлах и коридорах этого самого здания - тысячи ящиков, урн и ящиков. В них вы найдете кости более восемнадцати тысяч ваших собратьев. Вы найдете скелеты детей, матерей, дедушек. Они были выкопаны из могил, в которые поместили их скорбящие родственники, воссоединив их со своей Великой Матерью-Землей. Они остаются в огромных кучах и штабелях, уважаемых не больше, чем кости обезьян и ... "
  
   Родни нажал кнопку выключения и огляделся в наступившей тишине.
  
   «Как ты думаешь? Он собирался как-то транслировать это с той маской, над которой работал? Это был план?»
  
   «Вероятно, - сказал Чи. «Кажется, он обращается к публике на выставке. Давайте послушаем остальное».
  
   "Почему бы и нет?" - сказал Родни. «Но давайте убираться отсюда. В офис Хайхока, где я могу воспользоваться телефоном.
  
   Предметы из карманов Хайхока теперь были в сумках для вещественных доказательств, за исключением диктофона.
  
   «Мне нужно двигаться, - сказал сержант, - мне еще нужно поработать над делом с Элис Йоакум».
  
   «Я принесу диктофон, - сказал Родни. - Я уберу здесь».
  
   «Мне нужно будет поговорить с…» Сержант заколебался, ища имя. «С мистером Чи и мистером Лиапхорном. Мне нужно будет занести их заявления в протокол ».
  
  «Как только ты скажешь», - сказал Лиафорн.
  
   «Я принесу их», - сказал Родни.
  
   В офисе Хайхока Родни поставил диктофон на стол и нажал кнопку «ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ». Родни тоже очень хотелось услышать остальное.
  
   «-антилопы. Их дети просили вернуть эти кости, чтобы они могли снова воссоединиться со своей Матерью-Землей с уважением и достоинством. Что нам говорит музей? Он говорит нам, что его антропологам нужны кости наших предков для научных исследований. Почему для этих исследований не нужны кости предков белых американцев? Почему он не выкапывает ваши могилы? Подумайте об этом! Восемнадцать тысяч человеческих скелетов! Восемнадцать тысяч! Дамы и господа, что бы вы сказали, если бы музей разграбил ваши кладбища, если бы он раскопал освященную землю ваших кладбищ в Индианаполисе и Топика и Уайт-Плейнс и притащили сюда скелеты ваших близких, чтобы они лепили в ящиках и мусорных ведрах в коридорах? Подумайте об этом! Подумайте о могилах ваших бабушек. Помогите нам восстановить кости наших предков, чтобы они снова могли быть воссоединились со своей Матерью-Землей ".
  
   Тишина. Лента прошла короткий курс миниатюрного магнитофона и отключилась. Родни нажал кнопку НАЗАД. Он посмотрел на Чи. «Довольно аргументировано».
  
   Чи кивнул. «Конечно, у этого есть и другая сторона. Более раннее поколение антропологов откопало большую часть этих костей. И некоторые из них музей вернул. Я думаю, что недавно он отправил шестнадцать скелетов племени черноногих, и в нем говорится, что он вернет кости, если они были украдены с обычных кладбищ или если вы сможете доказать родство с семьей ».
  
   Родни рассмеялся. «Включите в состав этих скелетов», - сказал он. «Пригласите родственников и посмотрите, смогут ли они отобрать свою бабушку у чьей-то тети». Примерно за миллисекунду до того, как он закончил эту шутку, выражение лица Родни сменилось с удивленного на смущенное. В нынешней компании, может быть, это было не до смеха. «Извини», - сказал Родни. «Я не думал».
  
   Теперь Чи выглядел удивленным. «Мы, навахо, не увлечены этим фетишем трупов, - сказал он. - Наша метафизика обращается к жизни, к живым. Мертвых мы оставили позади. Избегаем старых костей. Вы не найдете навахо, просящего вернуть их украденные скелеты.
  
   Теперь настала очередь Липхорна выглядеть удивленным. Вообще-то мы. Племя навахо просим музей прислать нам наши скелеты, если они есть в музее. Я думаю, что кто-то из племенной бюрократии решил, что это шанс заявить о своей политической позиции. Небольшое превосходство над Вашингтоном ".
  
   "Есть ли причина услышать это снова?" - спросил Родни. Он сунул диктофон в мешок для улик, запечатал его, тяжело прислонился к краю стола и вздохнул. Он выглядел усталым, подумал Чи, и несчастным.
  
   «Мне не нравится заниматься тем, чего я не понимаю», - сказал Родни. «Я понятия не имею, почему кто-то убил эту птицу Хайхок, связано ли это с убийством того охранника, или эта пленка имеет какое-то отношение к чему-либо. Звучит так, будто у Смитсоновского музея может быть мотив, чтобы его убить. Родни потер рукой лоб и скривился. - Но я так понимаю, что музеи обычно ждут, пока ты не умрешь, а потом подбирают кости твоего скелета. Так что я полагаю, что лента не имеет к этому никакого отношения. И ...
  
   «Я так думаю, - сказал Чи.
  
   Лиафорн внимательно посмотрел на него. Он кивнул, соглашаясь. "Как?"
  
   «Я не обдумал это, - сказал Чи. - Но подумай минутку. Хайхок приложил много усилий, чтобы добраться до этого Ейбичая, чтобы записать эту пленку. - Он взглянул на Лиафорна. - Он написал старушке Цози, не так ли? Он должен был найти способ найти ее адрес. "
  
   «Она была в той большой статье о резервации навахо, которую опубликовал National Geographic», - сказал Лиапхорн. «Вот откуда он получил ее имя».
  
   «Затем он уезжает из Вашингтона и узнает, как найти Нижний Гризвуд и место Цоси, придумывает эту историю о желании стать навахо и…»
  
   «Может быть, это не чушь собачья, - сказал Лиафорн. "Из того, что вы мне рассказали о нем".
  
   «Нет, - задумчиво сказал Чи, - я думаю, что, может быть, и нет. Теперь я думаю, что это могло быть частью его подлинного желания. Но в любом случае, это было связано с большим количеством проблем. , а затем записал все на пленку. Теперь почему? Что он собирается с этим делать? Я думаю, очевидно, что он вставлял его на той выставке масок, на своей выставке Говорящего Бога. На пленке это практически сказано. И у Хайхока есть послужной список умения добиться известности. Такой, чтобы подогреть Смитсоновский институт. Эта пленка была определенно хорошо разработана для этого. Достаточно сумасшедшего, чтобы попасть на первую полосу ».
  
   "Он был с ним, когда он оставил вас в своем офисе?" - спросил Лиафорн.
  
  «У него была картонная коробка. Примерно в три раза больше коробки из-под обуви. В любом случае, она была достаточно большой для маски и всего остального. Он поднял ее, когда уходил».
  
   "И что это нам говорит?" - спросил Родни. Он покачал головой, думая об этом.
  
   В комнате тишина. Родни теперь сутулился на вращающемся стуле Хайхока; Чи, прислонившись к стене в привычной сутулости, как человек, который много опирался на разные предметы и много ждал своего возраста; Джо Лиапхорн сидел на краю стола, выглядел неудобно в своем костюме-тройке, его серая голова с зазубринами слегка наклонена вперед, выражение его лица такое, как у человека, который прислушивается к звукам внутри своей головы. Тихий воздух вокруг них пах пылью и, чуть-чуть, гниением .
  
   «Офицер Чи здесь, он и я, у нас проблема», - сказал Липхорн, наполовину Родни, наполовину стойке. «Мы похожи на двух собак, которые прошли двумя разными путями к одной и той же куче костей. Одна собака думает, что под кустом кролик, другая думает, что это рысь. Одна и та же куча кистей, другая информация». Он взглянул на Чи. "Правильно?"
  
   Чи кивнул.
  
   «Что касается моего конца, я вижу тело пожилого, беззубого человека, который чистит свои старые туфли. Его тело находится под кустом чамисы в Нью-Мексико. А в кармане рубашки есть записка с упоминанием Агнес Цози». Церемония Ейбичай. Когда я выхожу к Агнес Цози, я сталкиваюсь с именем Генри Хайхока. Он выходит. Я следую за этими остроконечными туфлями обратно в Вашингтон и нахожу небольшое логово чилийских террористов - или, может быть, точнее, жертв чилийского террора. И прямо в соседней квартире к этому логову находится маленький человечек с рыжими волосами и веснушками, с туловищем штангиста, который как раз подходит под описание парня, который, вероятно, убил Остроносого ножом. Но я зашел в тупик. Хорошая идея, кто убил моего человека, сейчас. Я думаю, что, конечно, вдова этого человека, его семья, они скажут мне, почему. Нет такой удачи. Вместо этого они действуют как они никогда не слышали о нем ".
  
   Лиафорн вздохнул, постучал пальцами по столешнице и продолжил, не глядя ни на кого из своих слушателей. «Я получил удостоверение личности мистера Остроконечных ботинок» от ФБР. Оказывается, он один из главных в одной из фракций, которые как бы находятся в состоянии войны с правым правительством Чили. Оказывается, прислужники Пиночета уже убили одного из его кучу раньше. Итак, теперь загадка раскрыта. Я знаю, кто такие Остроносые. Его зовут Сантильянес. Я знаю, кто его убил - или думаю, что убил - и думаю, что знаю почему. Но теперь у меня возникла новая проблема. Почему родственники Сантильянеса так себя вели? Похоже, они не хотели, чтобы кто-то знал, что этого человека убили.
  
   Гудящий голос Лиафорна остановился на несколько секунд. «Да с чего бы это вообще могло быть?» - сказал он. Он нахмурился. Он покачал головой, посмотрел на Родни и Чи. «Кто-то из вас хочет что то добавить? "
  
   Ни один из них этого не сделал.
  
   «Итак, - сказал Лиафорн. «Итак, я почти подошел к куче костей. Теперь мой вопрос: что, черт возьми, здесь происходит? И по какой-то причине я не могу выбросить Хайхока из головы. Кажется, он никуда не годится. Думаю, я знаю, как Сантильянес узнал, что ему следует отправиться в резервацию навахо, чтобы найти Хайхока. Но я не понимаю почему.
  
   Лиафорн снова остановился и посмотрел на Чи. «Вы знаете об этом? Сразу после того, как Хайхок прекратил свое дело по раскопкам могил и отправке костей в музей, он получил большой всплеск рекламы, который он хотел. Но прежде, чем кто-либо смог предъявить ему ордер, он бросил работу. Все его друзья и соседи могли сказать любому, кто его разыскивал, что он едет в Аризону, чтобы присутствовать на церемонии в Йибичаи для какой-то родственницы по имени Агнес Цози. Думаю, Сантильянес, вероятно, читал о его подвигах в газете и отправился его искать. В то же время это сделала полиция. Сантильянес получил известие, что Генри направляется на запад в сторону Ейбичаи. Но он не знал, что это будет через месяц в будущем ».
  
   Лиафорн снова остановился, сильно вдохнул, выдохнул, постучал пальцами по столу и задумался. Родни произнес звук, открывающий предложение, но оборвал его, фактически ничего не сказав. Но он посмотрел на часы.
  
   «Зачем чилийским политикам встречаться с Генри Хайхоком?» Лиафорн задал себе вопрос. «Они должны были достаточно сильно захотеть связаться с ним, чтобы послать кого-то на три тысячи миль и убить его, а затем послать кого-то еще для выполнения миссии. И внести залог». Он взглянул на Чи. «Верно, не так ли? И Хайхок назвал того парня с отсутствующими пальцами своим другом, не так ли? Есть идеи, как долго они знали друг друга?
  
   «Они этого не сделали, - сказал Чи. - Хайхок солгал. Они не встречались до Ейбичаи.
  
   "Уверен?" - спросил Лиафорн.
  
   «Я наблюдал за их встречей», - сказал Чи. "Я уверен."
  
   Родни поднял руку. "Друзья, я пошел
  
   и должен кое-что сделать. Фактически, два или три дела. Я собирался вернуться в офис около часа назад. Я вернусь." Он соскользнул со стола и исчез в коридоре.
  
   «У каждого эффекта есть своя причина», - сказал Лиапхорн Чи. «Иногда, может быть, звезда просто падает наугад. Но я не верю в случайность. У группы Сантильянес была чертовски хорошая причина преследовать Хайхока. Что это было?"
  
   «Я не знаю, - сказал Чи. - Все, что я знаю о группе Сантильянес, это то, что я пару раз видел Bad Hands. Я попал сюда совершенно другим маршрутом. И у меня под другой вопрос. Он сидел на столе, где сидел Родни, размышляя, решая, как объяснить это предчувствие, эту догадку, которая доставляла ему беспокойство.
  
   «Я все время вспоминаю Хайхока в Yeibichai, - сказал Чи. «Мне было любопытно о нем, поэтому я наблюдал за ним, стоя немного в стороне, где я мог видеть его лицо. Он был холоден…» Он засмеялся и взглянул на Лиафорна. «Конечно, ему было холодно. Всем холодно во время ночного пения, но он был холоднее, чем большинство из нас, потому что, знаете ли, если вы приехали с Востока, вы думаете, что в пустынной стране должно быть жарко, поэтому он не был одет как мы. Только что был в кожаной куртке. Во всяком случае, он дрожал ". Чи остановился. Зачем он все это рассказывал Липхорну? Хайхок стоит, дрожа от холода, обнимая себя, ветер развевает пыль по танцевальной площадке вокруг его лодыжек, колеблющийся свет костров окрашивает его лицо в красный цвет. Выражение его лица было восторженным, и Чи заметил, что его губы шевелятся. Хайхок пел про себя. Агнес Цози стояла на одеяле, расстеленном на утрамбованной земле, перед хоганом с лекарствами, которого сопровождали хатаали. Говорящий Бог, Горбатый Бог и Спринклер медленно и величественно приближались. Чи подошел ближе, достаточно близко, чтобы услышать, что пел Хайхок. «Он шевелится. Он шевелится. Он шевелится. Он шевелится», - пел Хайхок. «Теперь в старости скитаясь, он шевелится». Это были слова из «Песни пробуждения», которую хатаали должны были петь в первую полночь церемонии, вызывая дух в маске из космического сна, чтобы тот принял свое участие в ритуале. Он вспомнил, как во время пения Хайхок заметил, что, хотя некоторые слова были неправильными, выражение лица мужчины было глубоко почтительным.
  
   Теперь он заметил, что на лице Лиафорна было недоумение. «Он был холоден, - сказал Лиафорн. - Да, но ты не высказал своего мнения».
  
   «Он был верующим», - сказал Чи. «Вы понимаете, о чем я. Некоторые люди приходят на церемонию из-за семейных обязанностей, а некоторые приходят из любопытства или для встречи с друзьями. Но для некоторых это духовный опыт. Вы можете сказать по их лицам».
  
   Выражение лица Лиафорна все еще оставалось озадаченным. «И он был одним из них? Он верил?"
  
   Да, подумал Чи, Хайхок был одним из них. Вы не один, лейтенант. Вы не верите. Вы воспринимаете Путь Навахо как безобидный культурный обычай. Вы были бы одним из тех, кто ходит только по семейному долгу. Но этот сумасшедший белый человек поверил. Истинно поверил.
  
   Лиафорн ждал, когда это объяснят.
  
   «Может быть, я ошибаюсь, но я так не думаю. Не думаю, что Хайхок стал бы использовать маску Йеи вот так. Я не думаю, что он мог бы надеть ее на голову манекена на всеобщем обозрении. Не думаю, что музей одобрит это. Несмотря на то, что сказал Хайхок. Например, они привели хатаали, человека по имени Сандовал, привели его, чтобы проверить выставку и убедиться, что Генри не делает ничего кощунственного. Так что… - Чи сделал паузу, думая об этом.
  
   «Давай, - сказал Лиафорн.
  
   «Итак, Хайхок сделал дубликат маски. Точная копия настоящей маски Йейбичая из коллекции музея. Копия. Должно быть, они оба были здесь прошлой ночью. - Чи поднял маску йеи за меховой воротник и поднял ее, глядя на Лиафорна.
  
   «Эта маска, которая у нас есть, это не настоящая маска Йейбичая», - сказал Чи. «Это практически точная копия. Хайхок сделал ее, потому что он не стал бы использовать настоящую на публичном показе, и он определенно не стал бы в нее встраивать свой магнитофон.
  
   «Мне она кажется старой, как горы, - сказал Лиафорн. «Треснувшие и изношенные».
  
   «У него это хорошо получается, - сказал Чи. - Но взгляни на это. Вблизи. Ищите пятна пыльцы вдоль щек, куда знахарь кладет ее, когда кормит маску, и на конце мундштука. И вниз, в кожаную трубку, образующую рот. Его там нет. Никаких пятен. Он как-то высушил оленьую шкуру или взял старый кусок и высушил краску, но зачем беспокоиться о пятнах от пыльцы? Никто этого не заметит ».
  
   «Нет», - медленно сказал Лиафорн. «Никто бы не стал. Значит, маска на выставке внизу - настоящая маска Ейбичая».
  
   "Так кто ее туда положил?" - задумался Лиафорн. "Тот, кто убил Хайхока, должно быть, положил ее туда, не так ли?
  
   Но… - Лиафорн остановился на полуслове. - Где должен быть этот Ейбичая?
  
   «Это как бы сбоку, слева от центра выставки масок. Прямо напротив него - выставка Андского творчества, инков и так далее. Звездный час - это золотая и изумрудная маска, которую примеряет какой-то чилийский генерал: «Теперь настала очередь Чи остановиться на полпути. "Боже мой!" он сказал. «Доктор Хартман сказал, что этот чилийский генерал - я думаю, он является главой их политической полиции - должен был сегодня прийти посмотреть на это».
  
   Он двинулся к двери, все еще задавая вопрос, удивительно быстро для человека его возраста в костюме-тройке. И Джим Чи был прямо за ним.
  
  
   Глава двадцать
  
  
   Лерой Флек прошел полтора квартала до того места, где он припарковал старый седан Chevy. Он шел быстро, но не переходил рысь, без каких-либо признаков срочности, чтобы любой, кто его видел, мог вспомнить. Важным моментом было скрыть все связи между преступлением и машиной. Если это произошло, он был конченным человеком. Если нет, то у него было время сделать то, что он должен был сделать.
  
   Он ехал на предельной скорости, осторожно обращаясь с огнями, осторожно меняя полосы движения, и во время езды слушал полицейский сканер на сиденье рядом с ним. Ничего особенного, за исключением аварии с участием нескольких транспортных средств и множественных травм на съезде с межштатной автомагистрали 66 на мосту Теодора Рузвельта. Он был почти в центре города, прежде чем раздался звонок. Лаконичный голос диспетчера слегка напрягся, и Флек узнал адрес дома престарелых и код. Это означало, что офицер убит. Это означало, что какое-то время ничто другое не имело большого значения для правоохранительных органов округа Колумбия. Полицейский убит. В течение пятнадцати минут, а может, и меньше, описание Флека будет передано на каждую полицейскую машину в округе. В полуденных выпусках новостей это будет много. Но ни у кого не было его фотографии, а у него еще было время.
  
   Его первая остановка была в Western Union. Сообщение, которое он послал Дельмару, было коротким: ЗАБОЙТЕСЬ О МАМЕ. СКАЖИ ЕЕ Я ЕЕ ЛЮБЛЮ. ОТПРАВЛЯЮ ДЕНЕЖНЫЙ ЗАКАЗ.
  
   Он дал девушке за столом сообщение, затем открыл пластиковый кошелек и отсчитал 2033 доллара. Он задумался на мгновение. У него было почти полбака бензина, но, возможно, ему нужно было позвонить или где-нибудь заплатить входной билет. Он взял три доллара, засунул их в карман рубашки. Он попросил девушку вычесть плату за передачу и оформить денежный перевод на оставшуюся часть. Затем он поехал в чилийское посольство.
  
   Он припарковался на улице так, чтобы было видно входные ворота. Затем он прошел сквозь моросящий дождь к кассе, позвонил в посольство и дал ответившей женщине слово, которое Клиент дал ему на случай чрезвычайных ситуаций.
  
   «Мне нужен камень», - сказал он. Он всегда задавался вопросом, почему этот человек использовал это как кодовое имя. Почему не на испанском?
  
   «Ах, - сказала женщина. «Одну минутку, пожалуйста».
  
   Потом ждал. Ждал долго. Дождь смешался со снегом, большие влажные хлопья на секунду прилипали к стеклу будки, а затем скатывались по стеклу. Флек обдумал свой план, но обсуждать особо нечего. Он будет пытаться выманить Клиента там, где он сможет связаться с ним. Если Клиент не выйдет, он будет ждать. В конце концов, он получит его. Он получит столько, сколько сможет. Он получит настолько важные, насколько это возможно. Это все, что он мог сделать. Он знал, что Клиент не был ». т его собственный человек. Он получал приказы от кого-то наверху. Но для Флека это не имело значения. Как мама сказала, все они были одинаковыми.
  
   «Да», - сказал голос. Это был не голос Клиента.
  
   «Мне нужно поговорить со Стоуном», - сказал Флек.
  
   «Он недоступен. Не сейчас».
  
   "Когда тогда?" - спросил Флек.
  
   "Позже сегодня."
  
   Возможно, подумал Флек, он сможет найти кого-нибудь еще. Кто-то более важный. Это было бы хорошо. Даже лучше.
  
   «Тогда позволь мне поговорить с его начальником».
  
   "Момент." Флек слышал далекий голос, задающий вопросы.
  
   «Они собираются идти», - сказал мужчина. «У них сейчас нет времени».
  
   «Мне нужно с кем-нибудь поговорить. Это срочно».
  
   «Сейчас нет времени. Вы перезвоните. Сегодня вечером».
  
   Линия оборвалась.
  
   Флек посмотрел на нее. Осторожно повесил трубку. Пошел обратно к своей машине. На самом деле это не имело никакого значения. Он мог подождать.
  
   Он подождал меньше пяти минут, когда железные ворота со скрипом открылись и лимузин появился. За ним последовал другой, такой же черный. Они свернули в центр города в сторону Капитолийского холма.
  
   Лерой Флек следовал за ними на своем ржавом «шеви».
  
   Лимузины свернули налево на проспект Конституции, проехали мимо Национальной галереи искусств и остановились у входа на Десятую улицу.
  
   Музей естественной истории. Флек въехал на своем «шевроле» в зону, запрещенную для парковки, выключил зажигание и стал смотреть.
  
   Из двух лимузинов вышли семь человек. Флек узнал Клиента. Из остальных у одного были фотоаппараты и сумка для фотоаппаратов, а еще двое были обременены кинокамерой, штативами и, как предположил Флек, звукозаписывающим оборудованием. Остальные трое были невысоким пухлым мужчиной в пальто с меховым воротником; высокий, элегантно одетый мужчина с усами; и крупный, крепкий на вид штангист с кривым носом. Водитель переднего лимузина держал черный зонт над Усом, защищая его от мокрых снежинок, пока свита не достигла укрытия у входа в музей. Флек посидел на мгновение, перебирая их в уме. Пухлый мужчина, вероятно, был бы самим послом или, по крайней мере, кем-то, кто занимал высокие посты по служебной лестнице. Элегантный мужчина будет очень важным гостем, о котором он читал в «Почте». Судя по тому, кому достался зонт, посетитель превосходил посла и оценивал личное внимание Клиента. Тяжелоатлетом был VIP личная мышца. Что касается Клиента, Флек давно приписал его как человека, отвечающего за безопасность в посольстве. В целом они составили грозную группу.
  
   Флек выбрался из «шевроле», не потрудившись вынуть ключ из замка зажигания или запереть дверь. Теперь он покончил с Chevy. В этом больше нет необходимости. Он пробежал по ступеням музея и вошел в вестибюль. Последние два оператора из делегации лимузина исчезали через дверной проем в центральный зал. Они поспешили в боковой коридор справа от него под знаменем, на котором было написано: БОГИ В МАСКАХ АМЕРИКИ. Флек последовал за ним.
  
   На выставке масок было около пятидесяти или шестидесяти человек. Две трети из них казались Флеку смесью обычных туристов. Остальные были репортерами, телеоператорами и музейными работниками, которые, должно быть, ждали здесь появления Большого Шота и его последователей. Теперь они собрались вокруг элегантного мужчины. Клиент стоял немного в стороне от центрального узла. Он делал свою работу. Он смотрел, его глаза проверяли всех. Они немного задержались на Флека, затем отпустили его и двинулись дальше.
  
   Клиент должен быть первым, решил Флек. Он был профессионалом. Потом он пойдет за VIP. Флек понимал, что у него есть два преимущества. Никто из них никогда не видел его, и они не ожидали нападения. Они были бы полностью удивлены при первом ударе и, возможно, немного удивились бы второму, если бы было достаточно замешательства. Ему понадобится больше удачи, чем он мог рассчитывать нанести третий, но попытаться стоило.
  
   Сцена была освещена стробоскопической вспышкой оператора. Затем еще одна. Они, очевидно, устраивали какие-то съемки, с VIP-персоной у демонстрации южноамериканских вещей. Рядом с Флеком была выставка танцоров в масках, огромных, как жизнь. что-то вроде американских индейцев. Флек наклонился, вытащил нож из ботинка и держал его в ладони, заточенное лезвие было спрятано в рукав. Затем он ждал. Он хотел, чтобы толпа была достаточно большой. Ему нужно время быть совершенно правым.
  
   ;
   Глава двадцать первая
  
  
   Это Мигель Сантеро, как его звали? Этот парень с изуродованными руками, вы видели здесь прошлой ночью какие-нибудь его следы? "
  
   Лиафорн стоял точно перед вертикальной линией, образованной стыком дверей лифта, глядя на трещину, задавая вопрос. Чи казалось, что лифт еле двигается. Почему они не искали лестницу? Шесть пролетов. Они могли сбежать с шести пролетов, пока этот невероятно медленный лифт опускал один.
  
   «Я не видел его, - сказал Чи. - У меня просто было ощущение, что это Сантеро разговаривает по телефону».
  
   «Хотелось бы, чтобы мы знали наверняка, как он соединяется», - сказал Лиафорн, не ослабляя взгляда на дверь лифта. «Три тонких нити - это все, что у нас есть - или, может быть, четыре, связывающих его с бандой Сантильянеса. ФБР связывает его, но у ФБР есть дурная привычка покупать недостоверную информацию. Во-вторых, после того, как Сантильянес был убит, собираясь найти Хайхока, Сантеро пошел и нашел его. Может, это было просто совпадение. В-третьих, маленький рыжий человечек, убивший Сантильянеса, похоже, тоже следил за Сантеро ».
  
   Индикатор этажа лифта миновал три и опустился к двум. Лиафорн наблюдал за ним. Он попросил Чи объяснить, как устроены дисплеи. Он рассказал Чи, что он видел в «Пост» о генерале Уэрте Кардоне, требующем вернуть маску инков. Если он чувствовал какое-либо беспокойство, которое заставляло Чи безжалостно жевать его нижнюю губу, он не позволял этому проявляться.
  
   «Что четвертое?» - сказал Чи.
  
   Разум Лиафорна оставил эту часть головоломки, чтобы исследовать что-то еще. «Четвертое?»
   Четыре тонких нити ".
  
   «О. Четвертая. Искалеченные руки Сантеро и выбитые зубы Сантильянеса. Думаю, они были выломаны. Патолог сказал, что с деснами этого человека все в порядке.» Он посмотрел на Чи. «Я думаю, что это так». что решает меня. Сантеро - один из людей Сантильянеса. ФБР имело на это право. Опишите его мне еще раз ».
  
   Чи подробно описал Bad Hands.
  
   «Как вы думаете, с чем мы здесь имеем дело?»
  
   «Я бы подумал, что это бомба», - сказал Чи.
  
   Лиафорн кивнул. «Вероятно, - сказал он. «Пластиковая взрывчатка в маске, и кто-то там взорвет ее, когда генерал окажется в нужном месте».
  
   Лифт на первом этаже со скрипом остановился.
  
   «Я достану маску, - сказал Чи. - Ищи Сантеро».
  
   Найти Сантеро не составило труда.
  
   Они выскочили из лифта, через дверь в выставочные залы на первом этаже музея и по коридору к знамени в масках БОГОВ АМЕРИКИ - Чи впереди, за спиной Лиафорн. Чи остановился.
  
   «Вот он, - сказал он.
  
   Сантеро стоял к ним спиной. Он стоял рядом с выставкой масок тольтеков, наблюдая за толпой, которая наблюдала за телевизионными группами на другой выставке. Яркие огни вспыхнули на телеэкранах, готовящихся к действию.
  
   Чи превратил свою поспешную прогулку в бег, уклоняясь от зрителей, шатаясь за девушку-подростка, которая попятилась ему на пути, которую, в свою очередь, шатнула здоровенная женщина, которая задела его плечом, когда он проходил. Сам Yeibichai привлек лишь нескольких зрителей. Любопытство к съемочным группам и знаменитостям на показе инков было магнитом, но Чи пришлось пробиться через перелив, чтобы добраться до выставки. Он заставлял себя не думать о двух ужасных, немыслимых мыслях. Он доберется до маски, под ней окажется бомба, и Плохие Руки взорвут ее ему в лицо. Он достанет маску и оторвет ее, и под ней ничего не останется. Только формованная пластиковая голова манекена. При первой мысли он был бы мгновенно мертв. Во втором он будет ужасно, невыразимо, неизлечимо униженным, прожив свою жизнь как публичную шутку.
  
   "Привет!" он услышал позади себя. "Отойди от этого. Какого черта ты делаешь!" Охранник перелезал через перила.
  
   Чи дернул маску, наклонив манекен к себе. Он снова дернулся. Маска, голова - все это снялось у него на руках. Манекен без головы с грохотом упал. "Привет!" - крикнул охранник.
  
   У Лероя Флека было несколько ужасных слабостей и несколько ужасных сильных сторон. Одна из его сильных сторон заключалась в том, чтобы преследовать свою жертву, достигать точного места, точного времени, точного положения, для использования его ножа точно так, как Эдди Элкинс - и его собственный последующий опыт - научил его использовать ее. Секрет выживания Лероя Флека заключался в том, чтобы найти способ сделать его убийство мгновенным и бесшумным. А Флек сумел пережить семнадцать лет после его освобождения из тюрьмы.
  
   Теперь он преследовал. Наблюдая за толпой и выжидая момента, он вытащил нож из рукава и конверт из кармана. Он сунул нож в конверт и нес его в правой руке, глубоко в правом кармане пальто, где он должен был быть готов. Конверт был «идеей Элкинса». Если свидетели видят конверт, они реагируют так, как будто они «видят, как кто-то передает кому-то письмо. То же самое и с жертвой. Но если люди видят приближающийся нож, это« совершенно другая реакция ». Было доказано, что это правда. И бумага вовсе не мешала и не замедляла работу. Держа рукоятку ножа между большим и указательным пальцами, он внимательно наблюдал за Клиентом, и за VIP, и за мускулистым человеком, и за послом, и за остальными. Он сделал вывод по тому, как двигался мужчина, и как он заметил, фотограф был одновременно и телохранителем посла. Частично на основании этого он изменил свою стратегию. Первой пойдет VIP. Клиент второй. Важное значение имел VIP, тот, кто лучше всего продемонстрирует, что Лерой Флек был человеком, а не собакой, на которую можно было плевать без возмездия.
  
   Он подумал, что может сделать это прямо сейчас, но ситуация улучшается. Флеку стало ясно, что происходит. VIP созвал что-то вроде пресс-конференции здесь, на диспозиции инков. Это привело к появлению телекамер, и съемочные группы привлекли любопытных. Чем больше становилась толпа, тем выше шансы Флека. Это умножит путаницу, повысит его шансы нанести два, а может и три удара.
  
   Затем он увидел Сантеро - человека, который всегда носил перчатки. Почти сразу Флек понял, что Сантеро тоже преследует. Флек наблюдал. У Сантеро было две цели. Он держался вне поля зрения Клиента, и он держал VIPа на виду.
  
   Флек задумался. Похоже, это не имело значения. Сантеро больше не был врагом. Этот человек, вероятно, пришел сюда, чтобы попробовать что-то. Но если он и сделал, это могло быть только полезно для Флека. Он не видел в этом проблемы.
  
   Как только он решил это, он увидел двух индийских полицейских. Они вместе поспешили в выставочный зал. Тогда высокий бросился к нему, а старший направился к Сантеро. Здесь Флек определенно видел проблему. Оба эти мужчины видели его, старший четко и при хорошем свете. Больше нет времени ждать большой толпы. Флек протолкнулся мимо человека в плаще, мимо светотехника по телевизору, к VIP-персоне. VIP стоял с хорошо одетым толстым мужчиной в бифокальных очках. Они изучали лист бумаги, обсуждали его. «Вероятно, - подумал Флек, - они просматривают записи к заявлению, которое он намеревался сделать. Если он сможет справиться с этим, Флек решил, что возьмет VIP со спины. Он вытащил правую руку из кармана, смял один конец конверта, взявшись за рукоятку стержня. Затем он двинулся по-Флекски, как молния.
  
   Лиафорн всегда все продумывал, всегда планировал, всегда сводил к минимуму возможность ошибки. Это было привычкой на всю жизнь, это было источником его репутации как человека, решающего невозможные дела. Теперь у него было всего несколько секунд, чтобы подумать, и совсем не было времени на планирование. Он должен был предположить, что это была бомба, что Сантеро держал детонатор, что Сантеро работал один, потому что нужен был только один человек. Присутствие Сантеро, скрывавшегося там, где он мог наблюдать за генералом, казалось, подкрепляло некоторые его мысли. Человек ждал, пока генерал подойдет к позиции, ближайшей к бомбе. А детонатор? Возможно, что-то вроде устройства, которое повернуло его. включил телевизор и переключил каналы. Ухватить его не получится. Он был бы слишком силен и проворен, чтобы Лифхорн мог с ним справиться, даже с удивлением. Он просто бы нажал кнопку. Лифорн попытался бы запутать.
  
   Сантеро услышал, как он подбегает, и повернулся к нему лицом. Его правая рука была в кармане пальто, рука напряжена.
  
   - Сеньор Сантеро, - сказал Лиафорн громким, хриплым, задыхающимся шепотом. «Venga conmigo! Venga! Pronto! Pronto! Venga!»
  
   Лицо Сантеро было потрясенным, бескровным. Лицо человека прервано в момент массового убийства.
  
   "Пойдем с тобой?" - пробормотал он. "Кто ты?"
  
   «Меня прислал Лос-Сантильянес, - сказал Лиафорн. "Пойдем. Поторопись".
  
   «Но что…» Сантеро осознал, что Лиафорн схватил его за правую руку. Он отдернул ее, вытащил правую руку. На нем была черная перчатка, а в перчатке он держал небольшую плоскую пластиковую коробку. «Отойди от меня», - сказал Сантеро яростным голосом.
  
   Из толпы раздался шум голосов. Кто-то кричал: «Эй! Ты! Убирайся оттуда». Сантеро отвернулся от Лиапхорна и попятился, услышав второй крик: «Эй! Отойди от этого».
  
   Сантеро сделал еще один шаг назад. Он поднял коробку.
  
   - Сантеро, - крикнул Лиафорн. «El hombre ahí no esta el general. Но esta El General Huerta Cardona. Es un-« Leaphorn »в Аризоне - Нью-Мексико, испанский язык не включал кастильского существительного для« замещающего »или даже« замещающего ».
  
   «Es un самозванец», - заключил он.
  
   "Самозванец?" - сказал Сантеро. Он немного опустил коробку. «Говори по-английски. Я не понимаю твой испанский».
  
   «Меня послали сказать вам, что они использовали замену», - сказал Лиафорн. «Они слышали о заговоре. Они прислали кого-то, кого вывели, чтобы выглядеть как генерал».
  
   Выражение лица Сантеро сменилось с сомнительного на мрачное. «Я думаю, ты лжешь», - сказал он. "Перестань пытаться встать между мной и ..."
  
   Из толпы у показа раздался женский крик.
  
   "Что, черт возьми?" - начал Сантеро. А потом были крики, еще один крик, и мужской голос кричал: «Он упал в обморок! Обратитесь к врачу!»
  
   Движение Лиафорна было чисто рефлекторным, у него не было времени на размышления. Единственным его преимуществом было то, что Сантеро был немного сбит с толку, немного неуверенно. А в руке, в которой Сантеро держал пульт управления, оставалось только два пальца внутри перчатки. рука.
  
   Лерой Флек сказал: «Извините. Извините, пожалуйста», - и протолкнулся мимо женщины, которую использовал в качестве ширмы, и подошел к генералу за спиной. Но он сделал это в тот момент, когда генерал повернулся. Флек увидел генерала смотрит на него, и телохранитель генерала делает быстрые рефлекторные движения, чтобы заблокировать его. Его инстинкты подсказывали ему, что все идет не так.
  
   «Письмо ...», - сказал он, ударив генерала в грудь. Он почувствовал, как бумага на конверте смялась о его кулак, когда стальная бритва прорезала жилет и рубашку генерала, а также тонкие мускулы генерала. грудь и провалилась между ребрами.
  
   «… от поклонника», - сказал Флек, нанося удар
  
   взад и вперед, и услышал общий вздох, и почувствовал, как генерал прижался к нему. «Он упал в обморок!» - крикнул Флек.
  
   Охранник схватил его за плечо в тот момент, когда он кричал, и нанес ему ужасный удар по почкам. Но Флек обнял обвисшее тело генерала и снова закричал: «Помогите мне!»
  
   Это вызвало замешательство, как и надеялся Флек. Охранник отпустил руку Флека и попытался схватить генерала. Клиент был теперь рядом с ними, склонившись над опущенным телом. «Что?» - крикнул он. «Что случилось? Генеральный!"
  
   Флек вытащил стержень, позволяя смятому конверту упасть. Он ударил Клиента ножом в бок. Ударил его снова. И снова.
  
   Телохранитель больше не растерялся. Он дважды выстрелил во Флека. Выставка отозвалась эхом выстрела пистолета и криков паникующих зрителей.
  
   Чи лишь смутно осознавал крики, крики, всеобщее столпотворение вокруг него. Он онемел. Он повернул маску в руках и заглянул в нее, не зная, чего ожидать. Он увидел два свисающих провода, красный и белый, сбивающий с толку набор соединений медного цвета, маленькую квадратную серую коробку и тяжелую плотную массу сине-серого теста.
  
   Офицер службы безопасности схватил его за руку. "Давай!" он крикнул. "Убирайся отсюда!" Офицер службы безопасности был пухлым черным мужчиной с тяжелыми подбородками. Крики отвлекали его. «Смотри», - сказал Чи, поворачивая открытый конец маски к себе. «Это бомба». Говоря это, Чи рвал провода. Он бросил их на пол, сел на спину упавшего манекена и начал осторожно снимать маску Йейбичая с массы синего ... серый пластик, который был вдавлен в него.
  
   «Бомба», - сказал охранник. Он посмотрел на Чи, на маску и на борьбу на соседней выставке инков. "Бомба?" - повторил он, перелез через перила и бросился в рукопашную схватку инков. «Разбей это», - крикнул он. «У нас здесь бомба».
  
   И как раз тогда телохранитель генерала Уэрта Кардона застрелил Лероя Флека.
  
   Рука Джо Липхорна выбила блок управления из рук Сантеро. Он ударился о мраморный пол между ними. Сантеро потянулся к нему.
  
   Лиафорн пнул его. Он несся по коридору, кружась мимо ног бегущих людей. Сантеро погнался за ней, наткнувшись на толпу, выходящую из выставочного зала. Лиафорн последовал за ним.
  
   С ним столкнулся человек с фотоаппаратом. «Он убил генерала», - крикнул фотограф кому-то впереди него. «Он убил генерала». На полу у стены Липхорн увидел обломки черного пластика и батарею размера AA. Кто-то давил на детонатор. Он остановился, отступил от давки. Сантеро исчез. Лиафорн прислонился к стене, задыхаясь. Его грудь болела. Его бедро болело в том месте, где в него врезалась тяжелая камера. Он пойдет посмотреть насчет Джима Чи. Но сначала он соберется. Он чертовски стареет для этого дела.
  
   <
   Глава двадцать вторая
  
  
   Джим Чи сел на кровать, откинулся на чемодан и попытался справиться со своей головной болью, не думая об этом. На нем была лучшая рубашка и хорошо отглаженные брюки, которые он осторожно повесил в шкафу, когда распаковывал вещи, чтобы сэкономить на случай, если ему понадобится хорошо выглядеть. Теперь не нужно их спасать. Он будет носить их в самолете. Это была ужасная головная боль. Он плохо спал - отчасти из-за странного и неровного матраса отеля (Чи привык к твердой и тонкой набивке на встроенной кровати в его доме-трейлере), а отчасти из-за того, что он был слишком напряженным, чтобы спать. Его разум был слишком полон ужасов и ужасов. Он засыпал, а затем просыпался и садился на край матраса, дрожа от последствий неглубоких, гротескных снов, в которых Говорящий Бог танцевал перед ним. Наконец, примерно за полчаса до того, как была назначена тревога, чтобы спасти его от ночи, он сдался. Он принял душ, собрал свои вещи и еще раз проверил на стойке регистрации, нет ли у него сообщений. Было одно Липхорна, который просто сообщил ему, что Липхорн вернулся домой. Это удивило Чи. Со стороны старого крутого ублюдка это было своего рода вежливым поступком. Было сообщение от Джанет Пит с просьбой перезвонить. Он попытался и не получил ответа. К тому времени головная боль расцвела, и у него было время ее убить. Внизу он выпил две чашки кофе - что обычно помогало, но не помогало этим утром. Он оставил тост, который заказал, на тарелке и пошел прогуляться.
  
   Умеренный шторм ранней зимой, принесший Вашингтону дождь, смешанный со снегом, вчера разнесся над Атлантикой и оставил после себя мрачную серую облачность с прогнозом высоких разорванных облаков и прояснения к вечеру. Теперь было холодно и тихо. Чи обнаружил, что даже в этом странном месте, даже при таких обстоятельствах
  
   он мог поймать себя в ритме быстрых, напряженных движений сердца и легких, тяжело работающих. Кошмары немного исчезли, превратившись в абстрактные воспоминания о чем-то, что он, возможно, просто думал. Хайхока на самом деле никогда не существовало. На самом деле не было восемнадцати тысяч предков в ящиках, стоящих в коридорах старого музея. На самом деле никто не пытался совершить массовое убийство под маской Говорящего Бога. Он быстро пошел по Пенсильвания-авеню, свернул на север на Двенадцатую улицу, снова быстро зашагал на запад по H-стрит и, наконец, рухнул на скамейку, которая, как он подумал, судя по вывеске, которую он заметил, не особо посещая, могло быть Лафайет-сквер . Сквозь деревья он видел Белый дом, а с другой стороны - впечатляющий отель. Чи затаил дыхание, рассмотрел записку от Лиафорна и решил, что это своего рода тонкий жест. (Ты и я, малыш. Две Дине среди незнакомцев.) Но, может быть, и нет. И он никогда бы не спросил лейтенанта об этом.
  
   Серый лимузин подъехал под крышей подъезда отеля, а за ним - красный спортивный автомобиль, который Чи не мог опознать. «Может, Феррари», - подумал он. Затем был длинный черный «мерседес», который выглядел так, как будто он был изготовлен на заказ. Чи больше не дышал тяжело. Влажный низменный холод просачивался по его рукавам, носкам и под воротником. Он встал, вдохновленный наполовину холодом, наполовину любопытством, и направился в гостиницу.
  
   Внутри было тепло и роскошно. Чи опустился на диван, снял шляпу, пригрел уши руками и стал наблюдать то, что его учитель социологии назвал «привилегированным классом». Профессор признал предубеждение против этого класса, но Чи счел интересным наблюдать за ними. Он провел почти сорок пять минут, наблюдая за женщинами в шубах и мужчинами в костюмах, которые, хотя они имели тенденцию выглядеть почти идентичными неподготовленному глазу Чи, явно были сделаны на заказ. Он увидел кого-то, кто выглядел в точности как сенатор Тедди Кеннеди, и кого-то который был похож на Сэма Дональдсона и человека, который, вероятно, был Ральфом Надером, и еще троих, которые, должно быть, были какими-то знаменитостями, но имена которых ускользнули от него.
  
   Он покинул отель в тепле, но все еще с головной болью. Материальное великолепие, мех и полированная кожа гостей отеля заменили его кошмары депрессией. Он поспешил сквозь сырой холод обратно в свой номер в отеле.
  
   Телефон звонил. Это была Джанет Пит.
  
   «Я пыталась позвонить тебе вчера вечером», - сказала она. "Как ты? С тобой все в порядке?"
  
   «Хорошо», - сказал Чи. «У нас были проблемы в музее. ФБР вмешалось и ...»
  
   «Я знаю. Я знаю», - сказала Джанет. «Я видел это по телевизору. Газета полна этого. Есть твоя фотография со статуей».
  
   "О," сказал Чи. Последнее унижение. Он мог видеть это в «Фармингтон таймс»: офицер Джим Чи из Шипрока, штат Нью-Мексико, видел выше, борющегося с изображением Говорящего Бога, из которого он удалил голову, в Смитсоновском музее в Вашингтоне, округ Колумбия.
  
   «И по телевидению. В утренних новостях ABC. Там были кадры, на которых ты был в маске. Но я не уверен, что люди, которые не знали, как ты одет, узнают, что это ты».
  
   Чи не мог придумать, что сказать. Голова все еще болела. Он страстно желал вернуться в Нью-Мексико. В своем трейлере под тополями на берегу реки Сан-Хуан. Он принимал две таблетки аспирина, растягивался на удобной узкой кровати и дочитывал «Желтый плот на голубой воде». Он оставил ее открытой на странице 158. Трудно остановиться.
  
   «Они сказали, что Генри Хайхок мертв, - тихо сказала Джанет Пит.
  
   «Да. Полиция думает, что Сантеро убил его», - сказал Чи. «Кажется довольно очевидным, что это должен был быть Сантеро».
  
   «Генри был милым человеком», - сказала Джанет. «Он был добрым человеком». Она остановилась. «Он был, не так ли, Джим? Но если да, то как они уговорили его стать частью этой ужасной бомбы? "
  
   «Не думаю, - сказал Чи. - Думаю, мы никогда не узнаем наверняка. Но я думаю, что они обманули его и использовали его. Вероятно, они видели в« Посте »историю о том, как Хайхок раскапывал скелеты. Им нужен был способ убить генерала, и у них был способ узнать, что их цель будет посещать Смитсоновский институт, поэтому они пошли и подружились с Генри ».
  
   «Но это не объясняет, почему он им помогал».
  
   «Я думаю, Хайхок подумал, что Сантеро сочувствовал тому, что пытался сделать Генри. На самом деле, я готов поспорить, что размещение записанного на магнитофон сообщения сообщения в маске было придумано группой Сантильянов. Может, они знали, что ему нужна техническая помощь с таймером на магнитофоне и всем остальным.
  
   «Я хочу думать, что ты прав», - сказала Джанет. "Мне бы хотелось думать, что я не была полной дурой. Хотела помочь ему, когда ему помогали те, которые пытлись убить множество невинных людей ».
  
   Но ее тон был полон сомнений.
  
   «Если бы я был неправ… Если бы ты не был, им бы не пришлось его убивать, - сказал Чи. - Но они убили его. Может, он что-то заметил и уловил. Может, они просто не могли оставить его, чтобы он все рассказал полиции.
  
   «Конечно», - сказала Джанет. «Я не думал об этом. Мне лучше. Думаю, мне нужно было продолжать верить, что Генри просто хотел творить добро ».
  
   «Я думаю, что это правильно, - сказал Чи. - Это заняло у меня время, но я тоже так решил».
  
   "Что ты будешь делать сейчас?"
  
   «Сегодня днем ​​у меня вылет обратно в Альбукерке. Затем я сажусь на рейс Mesa Airlines в Фармингтон, забираю машину и еду обратно в Шипрок», - сказал Чи.
  
   Джанет Пит правильно прочитала его тон.
  
   «Мне очень жаль, - сказала она. - Я понятия не имела, во что я тебя ввязываю. Я бы никогда не ... "
  
   Чи, приверженец обычаев навахо никогда никого не отвлекать, прервал ее.
  
   «Я хотел приехать», - сказал он. "Я хотел увидеть тебя."
  
   «Ты все еще хочешь меня видеть? Я приеду и отвезу тебя в аэропорт». Долгая пауза. «Если тебе действительно нужно ехать. Ты в отпуске, не так ли?
  
   «Мне бы это понравилось, - сказал Чи. - Поездка в аэропорт». Так что теперь он снова ждал. Теперь он мог думать о том, что произошло вчера. Полиция округа Колумбия, вероятно, поймает Сантеро рано или поздно. Он нашел он не интересовался этим. Но ему было интересно, что сделал Лиафорн, чтобы не дать Сантеро нажать на кнопку. Чи вспомнил все это. Вручая музейному охраннику шар с пластиковой взрывчаткой. («Вот. Будьте осторожны с этим. это была бомба. Отдайте ее полицейским ".) Он вернулся к лифту ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА, неся маску Говорящего Бога. Он пробился сквозь шум суеты и криков. Он вышел на шестом этаже и Он вернулся в офис Хайхока. Он вынул из коробки рядом со стулом Хайхока целый набор кожи, перьев и костей. Он осторожно положил маску в коробку и закрыл ее. Затем он быстро обыскал офис. и тщательно, не найдя того, что он хотел.
  
   Он поднял копию маски, которую сделал Хайхок, положил ее на коробку и понес на лифте в выставочный зал.
  
   К тому времени зрителей уже не было, и два года до н. Э. Полицейские охраняли коридор. Он увидел Родни, и Родни пропустил его. Родни держал пластиковую взрывчатку.
  
   "Что, черт возьми, случилось?" - спросил Родни. «Джо сказал мне, что эта бомба была под маской, и ты снял ее. Верно?»
  
   «Да», - сказал Чи. Он передал копию Родни. «Вот, - сказал он. «Кто бы это ни сделал, он как бы слепил маску из пластика.
  
   Лиафорн стоял с серым лицом. "Ты в порядке?" он спросил.
  
   «Я в порядке, - сказал Чи, - но ты не выглядишь таким».
  
   На полу между выставкой Yeibichai и экспозицией инков лежали трое мужчин в той совершенно небрежной позе, с которой могут справиться только мертвые. Один из них соответствовал описанию маленькой рыжеволосой фигурки тяжелоатлета, которое описал Лиафорн. Рано или поздно он задался вопросом, что рыжий здесь делал и что случилось. Когда он это делал, он спрашивал Лиафорна. Теперь это, похоже, не имело значения. А потом начала прибывать команда морга. И еще несколько полицейских в штатском и людей, которые, судя по одежде, были федералами.
  
   Чи был не в настроении для Федерального бюро расследований. Он вышел из входа с Десятой улицы и обошел здание. Он проверил припаркованные машины. Вредитель тащил старый седан Chevy подальше от зоны парковки, но Чи искал Ford Mustang Хайкока. Наконец он нашел его на парковке для персонала.
  
   Он был заперт. То, что он искал, не было видно внутри, и оно было слишком большим, чтобы поместиться под сиденьем и не было видно. Если бы это не было в машине, ему пришлось бы взять такси до дома Хайхока и ищи там. Но сначала он проверил багажник. Заперт, конечно. Чи нашел у тротуара кусок битого бетона. Он ударил его по крышке багажника и распахнул ее. Внутри была коробка, завернутая в бумагу, Чи снял крышку и заглянул внутрь. Фетиш, представляющий Близнеца Войны Тано, улыбнулся ему зловещей злобной улыбкой. Он вынул маску Говорящего Бога из коробки из офиса Хайхока, аккуратно упаковал ее вместе с фетишем, положил пустой ящик в багажнике и закрыл его.
  
   Двое молодых людей, каждый с портфелем, стояли у ближайшей машины и смотрели, как он врывается в «Мустанг». Чи кивнул им. «Пришлось избавиться от этого фетиша», - сказал он и пошел обратно в Музей естественной истории. Он оставил ящик в раздевалке и вернулся к выставке.
  
   Там все взяло на себя ФБР. Чи пошел в свой отель.
  
   Теперь, в своей комнате, он примирялся со вчерашним днем, когда снова зазвонил телефон.
  
   "Джим?"
  
   Это был голос Мэри Лэндон.
  
   «Да», - сказал он. «Это я, Мэри».
  
   «Тебе не было больно? В новостях сказали, что ты не пострадал.
  
   "Нет. Вовсе нет".
  
   «Я еду в Вашингтон. Чтобы увидеть тебя, - сказала она. - Я звонила тебе вчера. В полицейском участке в Шипроке. Они сказали, что вы были в Вашингтоне, и сказали мне свой отель. Я собирался позвонить тебе и прийти. А потом прошлой ночью - это было ужасно ».
  
   Джиму Чи было трудно анализировать свои эмоции. Они были бурными и смешанными.
  
   «Мэри. Почему ты хочешь меня видеть?» Он сделал паузу, не зная, как это сформулировать. «Я получил твое письмо», - сказал он.
  
   «Вот почему», - сказала она. «Я не должна была говорить об этом в письме. Это то, что ты говоришь лично. Это было неправильно. Это тоже было глупо. Я знаю, что ты чувствуешь. И что чувствую я ».
  
   «Как вы относитесь к проживанию в резервации?»
  
   «О, Джим, - сказала она. «Давайте не ...» Она оставила это незаконченным.
  
   «Не вдаваться в это? Но это всегда было нашей проблемой. Я хочу, чтобы ты приехала и жила со мной. Вы знаете, какой я. Мои люди - часть меня. И вы хотите, чтобы я вышел в мир и жил с вами. И это справедливо. Но я не могу с этим справиться.
  
   Прошло мгновение, прежде чем она заговорила снова, и ее голос был немного другим. «Хотела бы я не сказать тебе в письме. Это все. Это было жестоко. Я просто не подумала. Или я думала. Я думала, что будет слишком больно видеть тебя в таком состоянии, и я снова буду сбита с толку. Но я должна была сказать вам лично ".
  
   После этого было нечего сказать, и они попрощались. Чи умылся и посмотрел в окно офиса через узкую улицу. Человек, в кабинет которого смотрело окно Чи, смотрел вниз на проезжающие машины, все еще в жилете и аккуратно застегнутом галстуке. Мужчина и Чи смотрели друг на друга, когда Джанет Пит постучала в его приоткрытую дверь и вошла. .
  
   Он предложил ей стул, и она взяла его.
  
   "Вы не выглядите так, как будто вам хочется много говорить, - сказала она. - Не хотите ли вы сейчас выписаться и поехать в аэропорт?"
  
   «Не торопитесь, - сказал он. «Она не совсем красивая женщина, - подумал он. В ней не было мягкости, шелковистости, темно-синей, бледно-желтой женской красоты Мэри Лэндон. Вместо этого у нее было какое-то сильное, чистое достоинство. Классная девушка. Она была горда, и ему это нравилось. Она стала его другом. Она ему нравилась. Или он думал, что да. Конечно, он жалел ее. И он собирался что-то сделать для нее. То, что с ней происходило здесь, в Вашингтоне, было просто ужасным. Он ненавидел это.
  
   «И прежде чем мы уйдем, - добавил Чи, - я хочу вам кое-что дать».
  
   Чи встал с кровати и расстегнул чемодан. Он достал мешок с прачечной, в который завернул его, и достал фетиш.
  
   Он протянул ей. «Бог войны Тано», - сказал он. «Один из близнецов».
  
   Джанет Пит уставилась на него, а затем на Чи. Она не сделала ни малейшего шага, чтобы принять это.
  
   «Я не думал, что он должен быть так далеко от дома, - сказал Чи. - У него где-то есть близнец и люди, которым его не хватает. Мне казалось, что в Смитсоновском институте есть множество других богов, украденных у других людей, и они могут хранить копию, сделанную Хайхоком, и обойтись без этого. Я подумал, что этому нужно вернуться в свою киву или туда, где его держат Танос ".
  
   "Вы хотите дать это мне?" - спросила Джанет, все еще изучая его лицо.
  
   «Таким образом он вернется домой», - сказал Чи. «Вы можете передать его Джону Макдермотту, и Джон отдаст его какому-то его-имя-Элдону Тамане, не так ли? Этому адвокату из Тано. И Тамана, он заберет его домой».
  
   Джанет Пит ничего не сказала. Она посмотрела на свои руки, а затем снова на него.
  
   «Или, - мягко добавил Чи, - как хочешь».
  
   Джанет протянула руки. Чи вложил в них Бога войны-близнеца.
  
   «Думаю, нам пора идти», - сказал Чи и снова запер чемодан. «Я думаю, что я пробыл в этом городе достаточно долго для деревенского парня навахо».
  
   Джанет Пит заматывала бога войны-близнеца в мешок для белья. «Я тоже», - сказала она. "Я был здесь месяцами, месяцами и месяцами.
  
   Так долго, это похоже на всю жизнь, - она ​​положила руку Чи на рукав.
  
   «Я сама отвезу этого человечка домой», - сказала она.
  
  
   ТОНИ ХИЛЛЕРМАН - бывший президент Общества таинственных писателей Америки, он получил награды Эдгара и Великого магистра. Среди других его наград - Премия Центра американских индейцев, Премия Silver Spur за лучшую новинку.
  
  
  
   Действие происходит на Западе, и награда за особый друг племени навахо. Его многочисленные романы-бестселлеры включают «В поисках луны», «Священные клоуны», «Койот ждет», «Говорящий бог», «Вор времени» и «Танцевальный зал мертвых». Он живет со своей женой Мари в Альбукерке, штат Нью-Мексико. =============================== =============================== ===============================
  
  Ник Картер
  Палачи
  Посвящается сотрудникам секретной службы Соединенных Штатов Америки
  я
  U.S.N. Paycock был последним из тяжелых ракетных крейсеров Южно-Тихоокеанского Объединенного флота обороны. Он вмещал четырнадцать сотен человек, весил двенадцать тысяч тонн, имел шесть 8-дюймовых орудий и две спаренные пусковые установки, оснащенные сверхзвуковой ракетой ПС «Терьер». Сдвоенные пусковые установки могли запускать по две ракеты на пусковую установку каждые тридцать секунд. Они могли запустить четыре ракеты за восемь десятых секунды. U.S.N. Paycock был великолепным боевым снаряжением и стоил 225 миллионов долларов.
  В ночь на 4 июня 1969 года она прорезала черноту почти безлунной ночи в южной части Тихого океана. Люди на закрытом мостике время от времени могли видеть темную массу других судов, участвующих в совместных австралийско-американских военно-морских маневрах. Капитан Уилбур Форман был на мостике, наблюдая, как его рулевой начал медленный поворот влево, как и требовалось, ровно в 0 часов и пятнадцать минут. Все корабли шли без огней, в боевых условиях, а радар, глядя в свой зеленый экран, нахмурился.
  «Судно приближается к нам по левому борту, сэр», - крикнул он. Капитан Форман выглянул в окно и увидел огромную часть австралийского авианосца Даунинг, одного из австралийских авианосцев класса «Маджестик», загруженного в двадцать тысяч тонн. . Он заключил, что она может немного раскачиваться.
  «Держи курс», - сказал он рулевому, и тот сделал это. Затем, в связи с внезапной катастрофой на море, огромная масса авианосца ударила по США. Paycock в середине корабля, двигаясь сквозь нее, как нож движется через масло. Люди кричали, взрывались двигатели, моряки ныряли в море, пытаясь погасить пламя, охватившее их тела. В результате удара была разрушена электрическая система корабля, и закрыть все переборки вручную было невозможно. U.S.N. Paycock быстро упал. Выжившие были, но немного.
  На борту австралийского авианосца толстый нос принял на себя основную тяжесть крушения, и его переборки были быстро закрыты. На мостике радарман прислонился головой к экрану своего инструмента, пытаясь заглушить звуки умирающих снаружи. Его звали Бертон Комфорд, и во время военно-морского расследования он показал, что экран его радара показывает большое расстояние между кораблями. Был сделан вывод о том, что радар может быть неправильно прочитан, что электронные глаза могут работать неправильно, а явная халатность недопустима. Но Бертон Комфорд был человеком, которому было поручено управлять и интерпретировать сигналы электронных глаз, которые должны были направлять гигантский носитель.
  Месяц спустя, почти в день, совместные военные маневры объединенного Тихоокеанского оборонительного альянса прошли вдоль прекрасных белых пляжей Папуа. Белые силы, «нападающие», создали плацдарм. Силы обороны синих под командованием майора Австралии Рональда Синглтона находились над горным хребтом в ожидании авиаудара своих самолетов обороны. Справа от пляжей находились войска Новой Зеландии и Филиппин; слева - американцы при поддержке Великобритании. Самолеты австралийских ВВС были оснащены боевыми бомбами, которые они сбрасывали в море по заранее установленным целям. Если цели были поражены, каждое поражение приравнивалось к заранее определенному количеству выбитых «атакующих» войск и засчитывалось защитникам.
  Это было довольно типичное упражнение в военных играх. Майор Рональд Синглтон, командующий силами обороны Австралии, осмотрел небо в поисках своих самолетов и внезапно увидел, что они набирают обороты. Командир эскадрильи, поднявшись высоко, отдал команду сбросить бомбы, и эскадрилья последовала его примеру. Майор Синглтон поднял глаза и увидел, как крошечные объекты, увеличиваясь в доли секунды, падают на берег. Их гром был пронизан криками совершенно неподготовленных и незащищенных людей на пляжах.
  "Не здесь, вы, чертовы дураки!" - крикнул майор в рацию. "Остановите их, черт возьми!" - крикнул он на радиокомандный пункт. «Остановите их! Они слишком рано выпустили бомбы!»
  Но никакая гигантская рука не могла удержать смертоносные бомбы, несущиеся в воздухе, никакая магическая команда не могла призвать их обратно. Машины скорой помощи часами увозили тела - разбитые тела, трупы. Это были новозеландские, английские, филиппинские и американские тела.
  Имя командира австралийской эскадрильи было лейтенант Додд Демпстер, и в ходе последовавшего расследования он показал, что его компьютер давал ошибки в вычислениях времени, расстояния и путевой скорости, и что неисправность прибора была причиной его преждевременного «сброса бомб». " заказ. Лейтенант Демпстер сказал, что его визуальное наблюдение за пляжем было нечетким. В ожидании продолжения расследования никаких дополнительных официальных обвинений выдвинуто не было. Но гневные обвинения разлетелись по воздуху, в основном из-за небрежного отношения и неэффективных операций со стороны австралийцев.
  
  
  
  
  по воздуху, в основном из-за небрежного отношения и неэффективных операций австралийского командования. За кулисами было гораздо больше острых разговоров, чем вошло в пластинку. Некоторое количество наших людей разочаровывалось в австралийцах.
   Третий инцидент произошел в сентябре во время австралийско-британских полевых маневров, запланированных шесть месяцев назад. Учения касались защиты стационарных объектов - в данном случае завода по производству боеприпасов к северу от Клермонта в Квинсленде. Британцам была поручена роль обороняющихся, и линия австралийских танков двинулась к защитникам, сгруппировавшимся перед и позади основного запаса боевых патронов внутри здания с низкой крышей. Они использовали новые, большие, быстрые танки, и в заранее установленный момент танки должны были развернуться и отступить, либо выполнив свои моделируемые цели, либо не выполнив этого.
   Линия лязгающих драконов начала вращаться, все, кроме одного на правом фланге, последнего из шеренги. Наблюдавшие ждали, когда водитель укротит своего металлического монстра. Вместо этого они увидели, что верхний люк открылся, и человек выскочил из бака, упал в перекатывающем сальто и, поднявшись на ноги, сделал полосу для безопасности. То же самое и с большинством зевак, когда большой танк направился прямо к складу боеприпасов.
   Основная масса британских войск, сгруппированных по другую сторону здания, не осознавала, что происходит, пока танк не врезался в склад боевых патронов. Земля взорвалась фейерверком прямо из ада. И снова машины скорой помощи работали сверхурочно, увозя погибших и раненых. И снова голоса гнева стали громче и требовательнее.
   Водитель танка сообщил, что у него заклинило рулевое управление. Не осталось никаких доказательств, чтобы проверить его историю. Его уволили со службы за то, что он потерял голову и запаниковал, когда ему следовало попытаться вовремя остановить свой танк. Его звали Джон Доуси. Но его увольнение не успокоило гневных голосов. И не вернуло мертвых английских солдат.
   Три трагедии - и я снова видел их такими, как они произошли - точно так же, как в те дни в офисе AX после того, как мне позвонил Хок. Каждая деталь была запечатлена в моей памяти. Я видел клипы из фильмов, которые были доступны в некоторых случаях. Я читал рассказы сотен очевидцев и участников. Я переварил тысячи страниц отчетов, отчетов и свидетельских показаний. Глазами и словами других я чувствовал себя так, как будто я был на каждом из них.
   Большой авиалайнер BOAC собирался приземлиться в Брисбене, и я увидел мерцающие огни австралийской столицы. Но когда мы опустились ниже, я снова вспомнил штаб-квартиру AX в Дюпон-Серкл, Вашингтон, округ Колумбия. глаза бросаются на меня - его кожистое лицо министра Новой Англии противоречит его роли начальника отдела операций AX.
   «Казалось бы, австралийцы хотят разрушить весь проклятый Южнотихоокеанский оборонительный союз», - сказал он.
   «Это глупо», - прокомментировал я. «Это их главная защита от китайских коммунистов».
   «Неважно, хотят ли они его разрушить, или они страдают от гигантской атаки неэффективности, достигается один и тот же конец», - отрезал Хоук. «Вы читаете конфиденциальные отчеты, приложенные к материалам, которые я вам дал. Весь рабочий альянс вот-вот развалится. Но все же австралийцы не остановили такого рода вещи и не нашли удовлетворительных ответов на вопрос, почему произошли ошибки. Все усилия, время, работа и миллионы, потраченные Соединенными Штатами на создание этой надежной работающей защиты, вот-вот взорвутся перед нашими глазами. Я хочу, чтобы вы быстро приехали и выяснили, что происходит ».
   "Что-нибудь еще?" Я спросил. Годы работы с Хоуком заставили меня кое-что узнать. Он не посылал меня или любого другого топ-агента AX на неопределенно определенные миссии. Всегда было что-то конкретное, каким бы незначительным оно ни казалось, что выводило его из категории «предположить». Я откинулся на спинку кресла, пока он смотрел в потолок и разворачивал свежую сигару, которую он скорее жевал, чем курил.
   «Два месяца назад тело китайца было выброшено на берег в точке возле острова Хинчинбрук вдоль Большого Барьерного рифа. На нем было акваланг, и вскрытие показало, что он умер от эмболии».
   «Это указывает на то, что он действовал с подводной лодки, и они должным образом не декомпрессировали его с последнего выхода», - прокомментировал я, размышляя вслух.
   «У него было пятьдесят тысяч долларов в австралийских фунтах на поясе под аквалангом», - сказал он. Он просто оставил его там и смотрел, как я поднимаю его и жую.
   "Открывает целый ящик возможностей Пандоры, не так ли?" - наконец сказал я. "Какие-нибудь дальнейшие действия?"
   «Ничего страшного, если только ты не хочешь использовать свое воображение и никуда не денешься», - ответил он. Он имел в виду три внезапных трагических происшествия, не говоря об этом. «Майору Ротвеллу из австралийской разведки сообщили, что вы уже в пути.
  
  
  
   Его штаб-квартира находится в Эр на побережье. Он рад, что вы приехали, так что у вас не будет проблем. Я уверен, что он вас расскажет. по любым деталям, которые вы хотите. Все это «настолько варварское, что он назвал нашего взаимно загадочного врага. Палачи».
   Я встал. «Что, если это просто чертова неэффективность?» Я спросил.
   Хоук смотрел на меня невыразительными глазами, каменным лицом. «Я буду удивлен», - сказал он. "И я давно не удивляюсь".
   Я выключил мысленные повторы, когда большой авиалайнер приземлился в Брисбене, но я все еще думал о значении трех трагических событий. Три несчастных случая, каждый из которых привел к гибели союзников Австралии и горькой обиде. Я не мог полностью исключить возможность неэффективности, но, как указал Хоук, это казалось внезапным приступом болезни. Если бы это было не так, следовало бы рассмотреть длинную руку совпадения.
   Теперь было слово, над которым я никогда особо не задумывался. Опыт научил меня, что в жизни бывает очень мало совпадений - настоящих, честных - а в шпионской игре их практически не бывает. Но если это не было неэффективностью и если это не совпадение, то это тоже не любительская ночь. Только хорошие профессионалы, высший слой шпионов, могут организовать и провести действительно тонкую и сложную операцию. Не то чтобы профессионалы не ошибались. Просто даже в их ошибках есть что-то особенное.
   Но стюардесса прощалась со всеми, и я перестал размышлять и сошел с гигантского авиалайнера, чтобы перейти на меньший двухмоторный турбовинтовой двигатель на последнем отрезке пути в Эр. Эта часть полета была короткой. В аэропорту Эр я взял две свои сумки - на одну больше, чем обычно ношу - и получил ключ от общих шкафчиков. Я взял большую сумку, в которой было оборудование, которое дал мне Стюарт из Special Effects, и положил ее в шкафчик.
   «Я понятия не имею, с какими проблемами вы можете столкнуться», - сказал он мне, давая мне материал. «Но Австралия - это остров, и вы можете буквально оказаться в море. То, что у меня есть, требует помощника для работы, но он может вам пригодиться. Конечно, это новая разработка».
   После того, как он проинформировал меня об этом, я положил его в специальный мешок и ушел с ним, а теперь, здесь, в Эйре, я решил не брать его с собой. Я понятия не имел, с чем могу столкнуться, и здесь было бы безопаснее.
   Известный нью-йоркский ювелир однажды отправил себе один из самых бесценных бриллиантов в обычной посылке по почте США. Вместо множества тщательно продуманных мер предосторожности, которые сами по себе привлекли бы внимание, это был превосходный пример использования очень обычного, чтобы скрыть очень необычное. Это прилипло ко мне. Я закрыл общий шкафчик и сунул ключ в карман. Позже я перенес его в небольшую выемку внутри каблука моего ботинка.
   Я вышел на улицу, поймал такси и дал ему адрес австралийской разведки. Я провел поездку, наблюдая за австралийскими девушками на улицах, когда мы проезжали мимо них. У них было собственное качество, я быстро решил, что прямолинейность. Они шли с поднятыми головами и быстро улыбались. Они были одеты в мини-юбки, у них были сильные, стройные ноги, красивая линия груди и хорошая чистая кожа. Но в основном их выделяло качество хедз-апа.
   Такси притормозило, а затем остановилось возле небольшого серого здания, и я вошел внутрь. Охранники сразу остановили меня, и я предъявил документы. Картина сразу изменилась. Майор Алан Ротвелл, ККБ, энергично пожал руку. Худой мужчина в штатском, с быстрыми яркими глазами и небольшими усиками. Мне было трудно удерживать взгляд на майоре. В его кабинете было два стола, а за вторым стояло такое завораживающее блюдо, какое я когда-либо видел где-либо и когда-либо. Я был благодарен майору за быстрое представление.
   «Это Мона Стар», - сказал он. «Мона - моя правая рука. Она знает об этом офисе столько же, может быть, больше, чем я. Она - один из наших гражданских сотрудников службы безопасности. На самом деле, ты будешь работать больше с Моной, чем со мной».
   Я старался не слишком радостно улыбаться этой перспективе. Но Мона Стар быстро уловила удовольствие в моих глазах, и ее собственный взгляд был откровенно заинтересован. Она была высокой, рыжеволосой и зеленоглазой, и когда она встала, чтобы пожать руку, я увидел великолепную линию ее ног, длинных и твердых, плавно изгибающихся к широким округлым бедрам. Ее грудь, должно быть, стала тяжелым бременем для австралийской индустрии бюстгальтеров.
   «Я был ужасно взволнован с тех пор, как услышал, что вы приедете». Она улыбнулась мне.
   «Признаюсь, мы все были такими, Картер», - добавил майор Ротвелл. "Мы с Ястребом дружим довольно давно, и когда мы говорили о
  
  
  
  
  проблеме здесь, и я спросил, может ли он нам помочь, он великодушно согласился. Отправить агента с вашей репутацией было больше, чем я ожидал от него. Прекрасный парень, Ястреб. "
   Я улыбнулся. Австралийцы были открытой, прямой партией. Я не сказал ему, что интерес Хоука был мотивирован чем-то большим, чем чистота сердца и доброжелательность.
   «Конечно, я действительно не думаю, что проблема в чем-то большем, чем наша собственная внутренняя неэффективность», - продолжил майор. «Но если это так, мы просто не в силах справиться с этим. Англичане участвовали в интригах на протяжении нескольких поколений, и, конечно, европейцы все время живут с этим. за это. Но у нас просто еще нет ноу-хау. Не против чего-то вроде «Палача».
   Я кивнул, принимая его честное признание, и поймал спекулятивную оценку меня Моны Стар. В ее глазах был открытый интерес и что-то еще, почти предвкушение. Я мысленно улыбнулся. Я никогда не позволял играм мешать работе, но небольшие перерывы между работой были полезны для души. Я снова обратил внимание на майора Ротвелла.
   «В трагедиях участвовали три ключевых человека», - сказал я. «Полагаю, у вас есть их военные файлы, и вы их тщательно изучили».
   «Я отправил троих своих следователей непосредственно к командирам их баз, чтобы они изучили записи мужчин», - сказал он. «У меня есть отчеты, которые сдали мои люди прямо здесь».
   Я поморщился. Для меня это не годится. Чтение отчетов трех отдельных исследователей оставило слишком много свободного места. Каждый человек давал свою интерпретацию того, что было значительным в послужном списке человека, которого он исследовал. Я хотел напрямую сравнить фактические файлы каждого человека.
   "Сожалею." Я улыбнулся майору. "Ничего хорошего. Пожалуйста, принесите утром сюда полное досье каждого человека. Я хочу изучать их вместе, в одно время, в одном месте. Я не собираюсь искать большие вещи. В этом важны мелочи. бизнес, майор, потому что внезапно ты обнаруживаешь, что это не совсем мелочи ".
   Майор Ротвелл повернулся к Моне, и я увидел, что она уже взяла трубку и набирает номер. Он улыбнулся мне.
   "Понимаешь, что я имею в виду, Картер?" - прокомментировал он. «Она очень эффективна». Он взглянул на часы. «Обычно нас здесь не бывает так поздно, но мы заставили всех ждать вас сверхурочно. Мы сняли для вас небольшой коттедж на окраине города. Он просторнее и немного лучше, чем отели. И тоже ближе к нашему офису. Автомобиль снаружи для вашего использования ».
   «Очень признателен», - сказал я. Холодный, резкий голос Моны прервал разговор.
   «Все нужные вам файлы будут доставлены сюда утром, мистер Картер», - сказала она. Майор Ротвелл встал.
   «Я предлагаю назвать это вечером и начать все заново с утра», - сказал он. «Мона покажет тебе машину и коттедж. Меня ждут в моем клубе. Увидимся завтра, Картер».
   Я понял, что большая часть британского стиля все еще была частью австралийской армии. Я подождал, пока Мона собирает свои вещи, а затем она оказалась рядом со мной, улыбаясь мне.
   «Никто не сказал мне, что ты такой чертовски большой и красивый», - сказала она, когда мы вышли на улицу, где англия кремового цвета стояла в задней части здания на маленькой парковке. Мона вручила мне ключи от него и пошла на другую сторону.
   «Никто не сказал мне, что у майора есть помощник, похожий на вас», - возразил я, проскользнув на водительское сиденье и заполнив переднюю часть небольшого английского форда. Мона устроилась в противоположном углу сиденья, мини-юбка открывала медленный красивый изгиб ее бедра. Ее очень большая и очень глубокая грудь была в их роде такой же прямой и откровенной, как откровенно заинтересованное выражение ее лица.
   Я последовал ее указаниям и направился к маленькому английскому форду по широкой улице в условиях слабого движения.
   «Я пытаюсь покинуть офис, когда выхожу за дверь, Янк, - сказала Мона. "Но я думаю, что я должен тебе кое-что сказать. Судя по тому, что я видел, я убежден, что все это не более чем наша гнилостная, грубая некомпетентность и неэффективность. . "
   Я улыбнулся ей. Она с большей уверенностью повторяла мысли майора Ротвелла. Возможно, одна из их проблем заключалась в том, что они предпочли винить себя, чем столкнуться с неприятным и пугающим фактом, что внешние силы действуют прямо у них под носом. Я воздержался от комментариев, и она больше ничего не сказала по этому поводу. Мы подошли к группе аккуратных маленьких деревянных коттеджей, только что покрашенных, и Мона велела мне остановиться. Она вручила мне еще один ключ.
   «Номер пять», - сказала она. «Вы найдете это достаточно хорошо, мистер Картер».
   «Попробуй Ника», - предложил я, и она улыбнулась.
   «Хорошо, Ник, - сказала она. «А как насчет того, чтобы отвезти меня к себе домой? Просто езжайте прямо, и вы наткнетесь прямо на апартаменты Castle.
   Доехали до квартир, типичных угловых.
  
  
  
  
  кластеров многоквартирных домов, не таких высоких, как в американских городах, но в остальном почти такой же.
   «Надеюсь, ты не будешь слишком занят, чтобы как-нибудь вечером прийти на ужин, Ник», - сказала Мона. Зеленый цвет ее глаз мягко светился, почти как дорожная драка, говорящая мне двигаться вперед.
   «Я позабочусь об этом», - тихо сказал я, подчиняясь сигналам светофора.
   Перед тем как вернуться в ту ночь за запертой дверью небольшого, но аккуратно обставленного коттеджа, я вытащил Вильгельмину из ее специальной наплечной кобуры с водонепроницаемым клапаном. Из всех девушек, которых я когда-либо знал, Вильгельмина всегда была самой надежной. Ее 9 мм. пули говорили с полной властью, ее быстрые выстрелы, как волосы на спусковом крючке, были обнадеживающим предметом, который работал на меня. Капнув каплю масла на защелку откидной створки и возвратную пружину, я положил Люгер обратно в кобуру. Сняв рубашку, я отстегнул тонкие кожаные ножны с правого предплечья. Из узкого футляра я вытащил Хьюго, тонкий, как карандаш, стилет из закаленной стали, лежащий в моей ладони, прекрасный и смертоносный друг. Обе острые как бритва лезвия, сужающиеся к идеальной точке, лезвие обладало балансом и весом для безошибочной точности при правильном броске. Оба оружия были больше, чем просто орудиями труда. Они были частью меня. Я вытер лезвие каплей масла и снова надел ножны на руку, направив вверх. При правильном давлении Хьюго падал мне на ладонь, и я тут же ее использовал. Как и все старые друзья, с ними было хорошо.
   II
   Часть этого бизнеса - уметь копать. Хок любил говорить, что хороший агент ТОПОР должен обладать силой быка, храбростью льва, хитростью лисы и способностью копать, как крот. На следующее утро я был на кротовом участке с грудой записей, которую Мона Стар поставила передо мной в офисе разведки Австралии. Мне предоставили небольшой боковой кабинет, где я мог быть изолирован и не беспокоил. Мона, одетая в белую юбку с кожаными пуговицами и кожаными петлями, увенчанная черной блузкой, положила все файлы передо мной и направилась к двери. Она остановилась, взявшись за ручку, и отметила выражение моих глаз, когда я смотрел на нее.
   "Что вас интересует?" спросила она.
   «Как, черт возьми, майор делает с тобой какую-нибудь работу», - сказал я. Она засмеялась и закрыла за собой дверь. Это был справедливый вопрос. Она чертовски отвлекала. Но я отключил эту часть своего сознания и сосредоточился на толстых папках передо мной.
   Я работал во время обеда без перерыва и до вечера. Сначала я прочитал все проклятые листы, оценки и отчеты, а затем вернулся к ним и начал выбирать определенные элементы. Я составил для себя список сомнительных факторов в блокноте под именем каждого человека, и когда я закончил, у меня было несколько жестких пунктов, которые представляли более чем мимолетный интерес. Я откинулся назад и изучил то, что заметил.
   Сначала Бертон Комфорд. Он был хроническим нарушителем спокойствия. Он участвовал в многочисленных царапинах в барах. Было известно, что он прекращал службу всякий раз, когда выпивал слишком много. Он получил различные наказания за свое поведение в отпуске, и его трижды освобождали из гражданских тюрем.
   Водитель вышедшего из строя танка, взорвавшего склад боеприпасов, также попал в многочисленные скандалы. Он подвергся нескольким дисциплинарным взысканиям со стороны своего начальства. Недовольный человек, он питал агрессивную враждебность почти ко всем, возмущаясь их жизнью, своей работой. Я также с большим интересом отметил, что Джон Доуси и Бертон Комфорд были замешаны в инцидентах в одном баре, месте под названием The Ruddy Jug.
   Третий человек, лейтенант ВВС, не имел в своем послужном списке ничего, что могло бы связать его с Красным Кувшином, но он демонстрировал ту же неудовлетворенную личность, что и двое других, - конечно, на своем собственном уровне. По его данным, он дважды подавал заявление о разрешении уволиться со службы, и каждый раз его ходатайство отклонялось. Затем он попросил продленный отпуск, но ему было отказано. После этого он брал отпуск по болезни на необычно долгие и частые периоды. Согласно оценочным отчетам, его общий рейтинг неуклонно снижался.
   Я обнаружил, что мои пальцы стучат по столешнице. Три трагических «несчастных случая» и трое мужчин, каждый из которых убежденный жалобщик, недовольный своей судьбой - каждый из них созрел для неприятностей. Это была мысль, которая тихо оставалась в уме, как невылупившееся яйцо, и привела к множеству возможностей. Я встал и открыл дверь маленького офиса, чтобы увидеть, как Мона красит губы.
   "Выходишь из кокона?" она улыбнулась.
   «Не говори мне, что уже так поздно», - сказал я.
   «Ты был там весь день», - ответила она. «Как насчет того, чтобы рассказать мне, что вы придумали, пока вы отвезете меня к себе?»
   Майор Ротвелл, очевидно, уже ушел. Я пожал плечами и направился к двери в сопровождении Моны. Ее грудь
  
  
  
  
   задела меня, когда я открыл дверь.
   "Вы когда-нибудь слышали о баре под названием The Ruddy Jug?" - спросила я, когда мы ехали к ее квартире. «Это в Таунсвилле».
   «Да, это грубое место, в основном используемое военнослужащими и рабочими», - сказала она. «Таунсвилл находится примерно в пятнадцати милях от моего дома. Это медный город - рафинад и плавка меди, изготовление - даже некоторые медные украшения».
   «Я мог бы зайти и немного проверить там сегодня вечером», - сказал я. «Но сначала я собираюсь зайти к Джону Доуси».
   «Парень в танке», - быстро сказала она. «Не думай, что далеко уйдешь, но удачи».
   Мы остановились перед замком, и Мона вышла из машины и откинулась в машине, ее упругие груди соблазнительно выпячивались вперед.
   «Не думайте, что у вас есть время, чтобы выпить и что-нибудь поесть», - предложила она. Я одарил ее медленной улыбкой, которая что-то говорила сама по себе. Она быстро поняла сообщение.
   «Полагаю, вы правы, - сказала она. «Я тоже не особо люблю торопиться. Будьте осторожны, у меня скоро ужин».
   "Как я мог забыть?" Я усмехнулся ей и уехал.
   * * *
   Хотя Джон Доуси был уволен со службы, в его досье был указан адрес, на который они отправили причитающуюся ему зарплату. Это был таунсвиллский адрес. Войдя в город, я увидел ряды темных серых домов, мало чем отличавшихся от домов в шахтерских городах Уэльса. Хотя Таунсвилл был вторым по величине городом Квинсленда, в нем царила грубоватая атмосфера - ощущение незавершенности - такое место, где вы чувствуете, что он движется к новой главе своей жизни. Адрес, который у меня был для Джона Доуси, оказался домом в центре ряда узких домов - скучных, унылых и нуждающихся в покраске. Женщина с метлой на крыльце быстро сказала мне, что Джон Доуси больше не живет здесь.
   «Он переехал», - сказала она, подчеркнув широкую «а» речи британского высшего класса. Она дала мне его новый адрес, Честер-лейн, 12, который, по ее словам, находится в «новой части города». Вооружившись указаниями от нее, я нашел его, заблудившись только однажды. Он действительно был очень новым, очень пригородным и очень напоминал более дорогие американские пригородные постройки. Я нашел номер 12, невысокий кирпично-каркасный дом в стиле ранчо, как раз когда темнота начала приближаться. Я позвонил в звонок. От человека, который ответил, пахло пивом. В центре тяжелого лица сидел приплюснутый нос, а брови были покрыты шрамами. Он провел на ринге несколько лет - своего рода постоянная воинственность была частью его лица. Когда я сказал ему, что приехал за дополнительной информацией об инциденте с танком, это переросло в открытую враждебность.
   «Я ушел, копатель», - прорычал он мне. «Они выгнали меня и обрадовались этому, и мне не нужно отвечать ни на один чертов вопрос».
   Мне нужна была информация, а не неприятности, и я сначала попробовал медленный подход.
   «Ты абсолютно прав, Доуси», - улыбнулся я. «Я как раз проводил проверку для американского правительства. У нас было несколько человек, и мне просто нужно прояснить несколько мелких моментов».
   Он сердито посмотрел на меня, но позволил мне войти внутрь. Обставлено было не со вкусом, а дорого. На кофейном столике стояла бутылка портера вместе с полдюжиной каталогов обтекаемых круизных катеров. Я быстро взглянул на них и сообразил, что самые дешевые из них стоят около восемнадцати тысяч. На странице одного из каталогов я увидел колонку цифр, отмеченных пером. Доуси налил себе еще пива, демонстративно игнорируя меня.
   «Давай займемся этим», - пробормотал он. "Я занят."
   "Думаете о покупке одного из них?" - небрежно спросила я, беря каталог.
   «Ни к черту твоему делу», - прорычал он, вырывая каталог из моих рук. Я приятно ему улыбнулся. «Если у вас есть какие-либо вопросы, лучше не торопитесь с ними», - сказал он. "Я занят."
   «Да, выбираю свою новую лодку». Я улыбнулся. «Я бы сказал, что это довольно дорогие вещи для человека, только что вышедшего из службы».
   Глаза Доуси сразу сузились. Это был квадратный мужчина, не такого роста, как я, и с толстым поясом посередине. Но я знал тип. Он мог быть подозрительным покупателем.
   «Уходи отсюда», - прорычал он.
   «Новый дом», - сказал я, оглядываясь. «Дорогой новый дом. Каталоги причудливых лодок. Новая мебель. Вы очень много сэкономили на оплате услуг, не так ли, Доуси? На самом деле, я бы сказал, что вы сэкономили больше, чем заработали».
   «Может быть, старый дядя оставил мне огромное состояние», - прорычал он. Теперь он бурлил, но в его сердитых глазах внезапно появилась тревога. Я быстро настаивал.
   «Может быть, ты хочешь назвать мне его имя», - сказал я. «Или где он жил».
   «Тебе, черт возьми, убираться отсюда», - крикнул Доуси с бутылкой пива в руке.
   «Еще нет», - ответил я. «Нет, пока ты не скажешь мне секрет, как оставить службу и сделать узел на ночь».
   Я видел, как его рука быстро опустилась, разбив бутылку о край журнального столика. Его лицо стало темно-красным,
  
  
  
  
  Его глаза были маленькие и злые, когда он двинулся ко мне с края стола, из зазубренной бутылки в его руке все еще капало пиво.
   «Черт тебя побери», прорычал он. «Я научу тебя приходить сюда и задавать умные вопросы».
   Он сделал выпад, и я отвернулась от зазубренного края бутылки, когда он сунул ее мне в лицо. Я осторожно отступил. Я мог бы закончить это одним выстрелом Вильгельмины, но я хотел его живым. Нет, не просто живым, живым, встревоженным и напуганным. Он двинулся вперед, и я увидел, что он на цыпочках, двигаясь, как боец ​​на ринге. Я взял за правило никогда никого не недооценивать. Я знал, что Джон Доуси не тот человек, с которым можно нарушать это правило. Я позволил ему снова войти, замахнуться широким ударом и затем поймать себя. Я видел, как он зацепился за бутылку, когда качнулся. Я двинулся вперед, и он сразу же парировал, снова зацепив зазубренное стеклянное оружие. На этот раз я сильно ударил прямо под крюк. Он попал ему под сердце, и я услышал, как он задохнулся от боли. Он автоматически опустил правую руку, и я поймал его левой петлей высоко над головой. Он вскрыл старый шрам тонкой красной линией. Он попробовал апперкот с бутылкой, злобно схватив ее. Я уклонился от него, получив пятнышко пивной пены в лицо, когда он просвистел, и пересек его прямо до кончика его челюсти. Он вернулся через журнальный столик и растянулся на диване, бутылка упала на пол. Я убрал его с дороги и увидел, как он начал трясти головой. Я подождал несколько секунд, пока его глаза не прояснились, и он сосредоточился на мне.
   «Я вернусь», - сказал я ему. «Тебе лучше начать вместе получать правильные ответы, приятель».
   Я захлопнул за собой дверь, сел в «Англию» и уехал. Он не слышал, как я напеваю себе под нос. Я завернул за угол, остановился и поспешил выйти из машины. Я перешел улицу, держась подальше от луча света другого дома, и устроился у подножия молодого дуба.
   Прямо сейчас я подумал, что он облил лицо холодной водой, выпрямился, нанес мазок мази на открытый рубец - и беспокоился. Я дал ему еще минуту. Я взглянул на часы. Ровно пятьдесят одна секунда спустя он выскочил из дома и бросился к небольшому пристроенному гаражу. Я быстро исчез, пригнувшись, вернулся к тому месту, где оставил машину. Я позволил ему запустить двигатель, выехать из гаража и проехать за угол, прежде чем перевернул двигатель.
   Он ехал на небольшом луче фонарей, и я повернул позади него, позволяя его задним фарам вести меня, пока мы двигались по пригородным улицам. Когда он выехал на движение в Таунсвилле, я включил фары. Он был легким хвостом. Он не имел ни малейшего представления о том, что я за ним, и мне захотелось поспорить, куда он направляется. Когда он подъехал к The Ruddy Jug, я следовал за ним.
   Я поместил машину между другими автомобилями на небольшой стоянке и позволил ему сначала войти внутрь. Красная неоновая вывеска над головой очерчивала форму большой пивной кружки. Внутри были опилки на полу, будки по бокам и несколько круглых столов в центре пола. Скучающий пианист разделил музыкальные обязанности с ярким музыкальным автоматом, который стоял сбоку. Длинный бар занимал один конец зала. Он был достаточно большим и многолюдным, чтобы я мог оставаться вне поля зрения, одновременно наблюдая за ним. Я проскользнул в пустую будку и увидел, как он идет к бару и к девушке, хозяйке, в конце. Она была хорошенькой в ​​нешлифованном виде, в слишком синем, обтягивающем и блестящем платье. Но оно был достаточно низким для покупательницы, и ее круглая высокая грудь щедро выступала сверху.
   Я заметил, что среди посетителей много моряков и солдат - в основном, как сказала Мона, трудолюбивых мужчин. Доуси ждал, пока девушка пошла проводить пару к одной из будок. Когда она вернулась, он сразу же заговорил с ней, его красное лицо было напряженным и возбужденным. Девушка слушала, глядя через столы, улыбаясь знакомым клиентам и махая другим. Рядом со мной появился официант, и я отправил его с заказом на виски с водой.
   Я видел, как губы девушки осторожно шевелились, когда она отвечала Доуси. Внезапно закончив, он резко повернулся и пошел прочь от нее, направившись к двери через переполненные столы. Я снова посмотрел на девушку, но она вышла из бара, и я увидел ее у стены, вставившую монету в настенный телефон. Она подождала немного, затем заговорила по телефону - не более двух-трех предложений - и повесила трубку. Я откинулся на спинку кресла и наблюдал, как она вышла кружить среди посетителей.
   Было легко понять то, что я только что видел. Девушка была своего рода контактом или посредником. Доуси сказал ей, что хочет установить контакт, и она передала его сообщение. Теперь мне нужно было заполнить детали. Она начала обходить столики, и я ждал, пока
  
  
  
  
   приблизился к моему. Она хорошо выполняла свою работу. Она была искусна и тверда в уклонении от нетерпеливых рук и чрезмерно усердных фанатов. Она была дружелюбной, гостеприимной, но отстраненной, но не сдержанной - в целом отличная работа. Я слышал, как несколько постоянных клиентов называли ее по имени «Джуди». Ее искусственная веселость была менее надуманной, чем у большинства девушек, работающих на ее работе, а лицо под гримом могло когда-то быть милым. Теперь оно показывало твердость жизни в некотором сжатии челюсти. Ее дымно-серые глаза были глазами человека, который слишком много видел и слишком молод. Но это были глаза, которые тлели. Она подошла к будке, где я сидел, и широко улыбнулась мне.
   «Привет, копатель», - сказала она. «Добро пожаловать в The Ruddy Jug».
   «Спасибо, Джуди», - усмехнулся я ей. "Есть минутка поговорить?"
   «Ты янки», - сказала она, и ее глаза загорелись интересом. «Конечно. О чем ты хочешь поговорить? Что ты делаешь здесь, в Квинсленде, - в отпуске?»
   «В некотором смысле», - сказал я. "Что вы знаете о Джоне Доуси?"
   Я увидел, как в ее дымчато-серых глазах отразилось изумление, но она быстро поправилась.
   «Я думаю, ты сделал какую-то ошибку, Янк», - нахмурилась она. «Я не знаю ни одного Джона Доуси».
   "Вы всегда звоните людям, которых не знаете?" - сказал я небрежно.
   «Я не понимаю, о чем ты говоришь», - огрызнулась она. Она начала вставать, но я протянул руку и схватил ее за запястье.
   «Перестань играть в игры, Джуди», - тихо сказал я. "Говори."
   "Ты полицейский?" - осторожно спросила она.
   «Я друг Доуси». Я сказал.
   «Черт возьми», - сказала она, отдергивая запястье. Она стояла на ногах, подавая сигналы. Я видел, как два длинноруких, массивных персонажа отделились от углового стола и направились ко мне. Когда я встал, Джуди смотрела на меня с тревогой.
   «Он не примет« нет »в качестве ответа, - сказала она двум головорезам, когда они подошли, и я улыбнулся. Она дала мне один из моих ответов, даже не осознавая этого. В том, что касалось Доуси, она была строго одна. Если бы замешаны были двое головорезов или бар, она бы не рассказала им фальшивую историю. Они встали по обе стороны от меня, и я позволил им увести меня. Я вернусь к маленькой Джуди.
   «Держись подальше от нее», - прорычал мне один из головорезов.
   «Я постараюсь запомнить». Я усмехнулся ему. Я видела, как он пытается решить, должен ли он дать мне что-нибудь, чтобы помочь моей памяти. Может быть, дело в том, что я возвышалась над ним, а может, мое полное согласие сбило его с толку. Как бы то ни было, он отказался от этого, и он со своим приятелем вернулся в бар.
   Я уже шел к машине. Доуси не стал ждать результатов телефонного звонка Джуди, а это означало, что он рассчитывал связаться где-нибудь еще - вероятно, дома. Я повернул маленькую машину обратно в сторону Честер-лейн, 12. Я обнаружил, что хмурился, проезжая мимо дома. Было совершенно темно, и я вспомнил, что Доуси оставил свет в гостиной, когда выскочил.
   Снова припарковавшись за углом, я вернулся к дому. Осторожно двигаясь, я увидел, что дверь приоткрыта. Я медленно толкнул ее, прислушиваясь. Я ничего не слышал. Войдя в дверной проем, я протянул руку к двери, чтобы нащупать выключатель. Мои пальцы только что коснулись металлической пластины вокруг него, когда меня поразил удар, я взглянул, но довольно сильно. В голове звенело, но я повернулся и нырнул на пол в том направлении, откуда пришел удар. Я обнял ногу и потянул. Тело упало мне на спину, и нога врезалась мне в ребра. Я пнул ногой, сражаясь больше инстинктивно, чем что-либо еще, голова все еще кружилась. Он остановился, когда пришел второй удар, на этот раз нанесший мне удар по затылку. Каким бы я ни был непослушным, я узнал утяжеленный свинец сок, когда почувствовал его. Затем все остановилось, и чернота стала чернее, пока ничего не исчезло.
   У меня не было возможности даже оценить, сколько времени прошло, прежде чем я начал приходить в себя. О том, что я жив, я знал только по ощущению тепла на щеках. Мертвецы ничего не чувствуют. Я держал глаза закрытыми и позволил своему разуму работать. Давным-давно я овладел искусством оставаться без сознания, пока приходил. Это был вопрос контроля, сдерживания всех нормальных реакций стона, растяжения, открытия глаз, движения. Меня тащили обеими руками по металлическому полу, и я слышал время от времени громкое шипение пара и лязг металла. Я был на какой-то фабрике или заводе. У меня было странно во рту - я понял, что мне заткнули рот. Мои лодыжки тоже были связаны. Я открыл глаза, только щелки, но достаточно, чтобы видеть сквозь них. Передо мной шли две пары ног, волоча меня на животе. Внезапно они остановились, и я упал на пол. Я услышал голоса, зовущие третьего человека, который ответил на расстоянии.
   «Положи пистолет ему в карман», - сказал один из них. "Ничего не стоит оставлять. он просто исчезнет, ​​и они потратят время и силы на охоту, привет
  
  
  
  
  
   вниз ".
   Я почувствовал, что меня переворачивают на бок, и я позволил своему телу безвольно катиться. Один из них наклонился и сунул Вильгельмину мне в карман. Прищуренными глазами я увидел, что мои руки, все еще протянутые над головой, были связаны на запястьях носовыми платками. И еще кое-что увидел. Я был на каком-то подиуме - за ним я мог видеть оранжевое сияние огромной пламенной плавильной печи. Я был внутри одного из медеплавильных заводов Таунсвилла. Нога снова перевернула меня на живот, и я мог видеть вниз по краю подиума. Длинная и широкая конвейерная лента шла параллельно мосту, примерно в четырех футах ниже него, несла руду к входу в огромную печь. Завод явно работал в полсмены, а может, и меньше, и, возможно, несколько рабочих дежурили всю ночь. Многие из этих заводов были автоматизированы и работали сами по себе. Я внезапно понял, что они собирались делать. Я услышал, как один мужчина снова позвал третьего, и увидел его фигуру в дальнем конце конвейерной ленты. Меня собирались превратить в медный чайник.
   «Сейчас», - позвал третий мужчина. Меня схватили грубыми руками и столкнули с края подиума. Я скрутил свое тело и сумел приземлиться на грубую, острую руду на моем боку. Мне показалось, что в ребра вонзили сотню копий, и я лежал там, борясь с волнами боли. Я перевернулся и почувствовал скорость, с которой двигалась конвейерная лента. Оглядываясь через плечо, печь с каждой секундой становилась все горячее и больше.
   «Смотри! Он пришел в себя», - услышал я крик одного из мужчин. Другой засмеялся. Я быстро поднял глаза. Смеющийся был самым высоким; у него было суровое лицо, и он был одет в одежду владельца ранчо, как и другой.
   Я лежал там, мои ребра все еще сильно болели, когда я чувствовал, что двигаюсь по конвейерной ленте с беспомощным чувством человека, стоящего перед неумолимой смертью. Высокий мужчина снова засмеялся, очевидно наслаждаясь видом своей жертвы, живущей и находящейся в сознании, когда он вошел в печь. Я подтянул ноги и попытался продвинуться вперед по конвейерной ленте, но со связанными вместе лодыжками это было жалкое, напрасное усилие. В считанные секунды мои колени были разорваны и кровоточили из-за острых краев руды, которая состояла в основном из куприта и хризоколлы, окаймленных кварцем. Я взглянул на конвейер и увидел приближающееся оранжевое сияние печи, рев ее недр - ужасный приветственный возглас. Я снова подтянул колени и пополз вперед, вернув себе, наверное, шестьдесят секунд жизни, прежде чем мои связанные лодыжки заставили меня упасть в сторону.
   В отчаянии я снова посмотрел на печь. Сдерживая себя от боли, двигаясь к внезапной вспышке надежды, которую я нашел, я пополз вперед по конвейеру, чтобы выиграть немного больше драгоценного времени. Теперь я начал тереть носовые платки вокруг запястий об острые края руды. Я пробормотал благодарственную молитву за то, что все, что они смогли найти, - это носовые платки, а не прочная веревка. Материал начал рваться, и я возобновил свои усилия. Не было времени снова ползти вперед, и я жестко провел связанными запястьями по острым краям руды. Взглянув на ленту, я увидел, что нахожусь примерно в семидесяти секундах от печи.
   Высокий мужчина теперь смеялся громче, а неумолимый конвейер продолжал приводить меня к краю печи. Жара пугала мое тело. Как только я достигну края конвейера, каждая частичка меня сгорит в жаре расплавленной меди. В медной руде будут некоторые недостатки, которые будут отфильтрованы системой, но ничего больше. Конвейер начал опускаться вниз, и жара была невыносимой, так как мои запястья рвались и рвались на куски. Я подтянулся на острой руде, откладывая пятнадцать секунд заемного времени. Я повернулся с острым комком руды в руке и в отчаянии срезал носовые платки на лодыжках. Я покатился боком, с края конвейера, как раз в тот момент, когда я почувствовал, что перебираюсь с рудой. Мои руки поймали движущийся край, всего на секунду, достаточно, чтобы дать мне долю секунды, чтобы выпрямиться и упасть на этаж ниже.
   Я приземлился на ноги и опустился на корточки, глубоко дыша в тени огромной печи. Я видел троих мужчин, третий подошел к своим друзьям. Они спускались с подиума и сразу же бросились за мной. Но я собрался. Я пришел в течение секунды после того, как чуть не сгорел заживо, и решил, что должен себе дополнительный момент отдыха.
   Трое мужчин достигли пола, и я увидел, что они разошлись: двое начали обходить большую печь с одной стороны, а высокий, который так смеялся, перешел с другой. Я начал двигаться в том направлении, в котором он принял. Я намеревался сделать что-нибудь с его чувством юмора. Я обошел печь и увидел, что с другой стороны растение расширилось в зону формования. Там реки расплавленной меди ступенчато текли из одной короткой железной створки.
  
  
  
  
  переходя от одной воронки к другой, образуя водопады ярко-оранжевого цвета. У основания медленно вращалось огромное литейное колесо, окруженное по краям светящимися оранжевыми квадратами расплавленной меди, которые стекали в формы с железных направляющих. Некоторые из больших медных литейных форм после охлаждения можно было бы очистить и переплавить для использования различными способами.
   Я начал мчаться по внешнему периметру правой стороны огромного литейного колеса, когда в поле зрения появился высокий человек с твердым лицом, бегущий под углом, чтобы заблокировать меня. Он повернулся ко мне лицом, когда я подошел к нему. Он замахнулся на меня, но я решил, что это будет его первый ход, и нырнул низко, поймав его коленями. Я поднял его и подбросил, как шотландец бросает кабер. Он выгнулся в воздухе и приземлился в одну из форм расплавленной меди. Его крик, казалось, сотряс самые стены, ужасная песнь смерти. Он ни разу не засмеялся, и я продолжил бегать по внешнему краю огромного железного колеса.
   Двое других, конечно, слышали и знали, что произошло, поэтому, когда я увидел дверь, ведущую в другую часть нефтеперерабатывающего завода, я побежал к ней. Я увидел их появление в тот момент, когда я исчез за дверью, и услышал их шаги, преследующие меня. Я оказался в узком проходе, полном больших труб и каналов, и помчался к выходу в дальнем конце. В узком проходе эхом разнесся выстрел, отражающийся от труб и труб. Я ударился об пол и выкатился через выходную дверь, восстанавливая ноги в том, что, казалось, было большим складом для материала. Я видел тонкие листы меди, тяжелые прутки и толстые плиты, когда пробегал мимо них. В помещении было почти темно, одна или две одинокие лампочки высоко в потолке отбрасывали тусклый свет. Я увидел еще один дверной проем и пробежал через него, чтобы оказаться в комнате, один конец которой был заполнен огромными деревянными катушками с тяжелой медной проволокой, каждая катушка была восьми футов высотой. Катушки удерживались деревянными подушками под передними краями их первого ряда. Я побежал вперед и втиснулся в темноту промежутков между огромными катушками. Упав на колени, я уперся руками в пол и, когда двое мужчин вошли в комнату, я сильно ударил по подушке, удерживающей катушку справа от меня, а затем - по левой. Деревянные подушки, выбитые вбок, высвободили гигантские катушки, и они начали катиться, мгновенно набирая обороты. Еще один удар выпустил первую из трех гигантских катушек с медной проволокой слева.
   Я повернулся и увидел, как двое мужчин отчаянно пытаются увернуться от огромных катушек, катящихся по ним с поразительной скоростью. Они были слишком заняты уклонением, стараясь не быть раздавленными насмерть, чтобы обращать на меня внимание. Я вытащил Вильгельмину из кармана, оперся на одно колено и прицелился по уклоняющимся фигурам. Мне нужно было позаботиться только об одном. Я поймал его точным выстрелом, когда он остановился между двумя катушками. Его друг, пораженный выстрелом, обернулся посмотреть, что случилось. Одна из катушек ударила его, сбив с ног и наехав на него тысячью фунтов сокрушительного, убивающего веса. Он не кричал. От него вырвался лишь низкий, задыхающийся вздох.
   Я увидел табличку с надписью EXIT. Это было над стальным огнем. Я вышел на прохладный ночной воздух. Несколько ночных рабочих уже вызвали копов, и когда я двинулся прочь, я услышал приближающийся звук сирен.
   Мне повезло, и я знал это. Я также начал ценить кодовое название «Палач». Хорошо. Я не собирался быть жертвой.
   Я нашел себе небольшой паб, который только что закрывался, и спросил, как пройти. Оказалось, что я находился на приличном расстоянии от нового пригородного поселка, и в то время было чертовски трудно найти транспорт. Я налег на старейшую известную транспортную систему человека - его собственные ноги - и двинулся в путь, задавая устойчивый, непростой темп. Но у меня все еще было достаточно времени, чтобы разобраться в том, что произошло. Я возвращался к дому Джона Доуси, но у меня было сильное чувство, что он не будет со мной разговаривать. Трое мужчин не ждали моего появления, когда я к ним подошел. Они не знали, что я приду.
   К тому времени, как я добрался до пригородной застройки, я пустился рысью. В доме Доуси, все еще черном как смоль, я подошел к задней двери. Она была открыта, и я вошел, включив свет на кухне. Дом был пуст или казался пустым. Я знал лучше.
   Я начал рыться в чуланах и дошел до чулана в холле, когда нашел то, что думал. Покойный Джон Доуси, недавно служивший в танковом корпусе австралийской армии, упал на меня, когда я открыл дверь. Он был аккуратно подрезан, и его глаза смотрели на меня обвиняюще, как будто, если бы не я, он все еще был бы жив и здоров. Я признал, что в этом он, наверное, был прав. Кем бы они ни были, они позаботились о том, чтобы я ничего не вытащил из Джона Доуси. Мертвецы не разговаривают, как кто-то давно выяснил
  
  
  
  
  много лет тому назад.
   Я начал злиться, когда вышел через черный ход. Хорошая зацепка попала мне в лицо. Меня, черт возьми, почти увековечили в меди, и я чертовски болел, особенно порезанные колени. Маленькая хозяйка по имени Джуди казалась мне большой. Я собирался провести с ней долгий и плодотворный разговор - прямо сейчас.
   Я взял машину и поехал в «Рыжий кувшин». Как я понял, к настоящему времени он был закрыт, но рядом с ним был узкий переулок с небольшим окном в переулке. Рядом стояла мусорная корзина; Я поднял крышку, подождал, пока проезжающий грузовик наполнит ночь своим ревом, и разбил окно. Подняв руку, я разблокировал и осторожно открыл. На одну ночь у меня было достаточно зазубренных предметов.
   Оказавшись внутри, я обнаружил офис - маленькую закутку в задней части помещения. Маленькая настольная лампа дала мне столько света, сколько мне было нужно. Должны были быть какие-то досье сотрудников, и, наконец, я нашел их - черт побери, многие из них в пыльном шкафу - маленькие карточки, по-видимому, для всех, кто когда-либо работал в этом месте. У меня даже не было фамилии, поэтому алфавитный порядок мне не очень помог. Мне приходилось просматривать каждую вонючую карточку и искать на ней имя Джуди. Наконец я нашел его - Джуди Хенникер, 24 года, родилась в Клонкерри, нынешний адрес: Двадцать Уоллэби-стрит. Это было название улицы, которое я случайно заметил, когда ехал туда и не слишком далеко. Я положил файл на место и ушел тем же путем, которым пришел.
   Двадцать Уоллаби-стрит представляла собой обычное кирпичное шестиэтажное здание. Имя Джуди Хенникер было на аккуратной карточке, вставленной в прорезь дверного звонка. Это был неподходящий час для официального посещения, поэтому я решил устроить вечеринку-сюрприз. Ее квартира находилась на втором этаже, 2Е, очевидно, на восточной стороне здания. Я увидел пожарную лестницу, удобно бегущую по внешней стене, и подпрыгнул, чтобы ухватиться за нижнюю ступеньку лестницы. Окно квартиры на втором этаже было открыто, ровно настолько, чтобы я смог пролезть, расплющившись.
   Я двигался очень медленно и тихо. Это было окно спальни, и я мог видеть спящую девушку в постели, ровный ритмичный звук ее дыхания, громкий в тишине. Я тихонько подошел к кровати и посмотрел на нее. Макияж сошел с ее лица, а каштановые волосы ниспадали на подушку вокруг головы. Ее спящее лицо приобрело мягкость, которая, должно быть, когда-то была, и она выглядела довольно милой, почти милой. Она также спала обнаженной, и одна грудь, красиво круглая и высокая, с розовым концом с маленьким аккуратным кончиком, освободилась от покрывающей ее простыни. Я плотно зажал ей рот рукой и держал ее там. Ее глаза резко открылись, потребовалось мгновение, чтобы сосредоточиться, а затем расширились от страха.
   «Не начинай кричать, и ты не пострадаешь», - сказал я. «Я просто хочу продолжить с того места, где мы остановились».
   Она просто лежала и смотрела на меня с ужасом в глазах. Я протянул руку и зажег лампу у ее кровати, все еще прижимая руку к ее рту.
   «А теперь я уберу руку от твоего рта», - сказал я. "Один крик - и он у вас есть. Сотрудничайте со мной и желаю приятного небольшого визита.
   Я отступил, и она села, мгновенно натянув простыню, чтобы прикрыться. Я улыбнулся, подумав о том, как несовместимы женщины со скромностью. На спинке стула возле кровати лежал шелковый халат. Я бросил ей.
   «Надень это, Джуди», - сказал я. «Я не хочу, чтобы что-нибудь мешало твоей памяти».
   Ей удалось натянуть халат, удерживая простыню перед собой, - затем она вскочила с кровати.
   «Я уже говорила тебе раньше, Янк, - сказала она, - я ничего не знаю ни о каком Джоне Доуси». Ее дымчато-серые глаза теперь вернулись к своему нормальному размеру, и страх ушел из них. Ее фигура под обтягивающими складками шелкового халата была твердой и компактной, и ее молодость каким-то образом была теперь в большей степени ее частью, чем в «Красном кувшине». Только тлеющие глаза выдавали ее мирскую мудрость. Она подошла и уселась на подлокотник кресла с обивкой.
   «А теперь послушай, Джуди», - начал я очень тихо, со смертоносностью в голосе, которой не было никакого эффекта. «Не так давно меня чуть не сожгли. И твой приятель Доуси больше не будет приходить к тебе, чтобы звонить ему по телефону. Он мертв. Очень мертв».
   Я смотрел, как ее глаза постоянно расширяются. Они начали протестовать раньше, чем ее губы.
   «Подожди минутку, Янки», - сказала она. «Я ничего не знаю ни о каких убийствах. Я не собираюсь попадаться в такую ​​гадость».
   «Вы уже втянулись в это», - сказал я. «Доуси был убит теми же мужчинами, которые пытались преподать мне курс плавки меди на собственном горьком опыте. Кто они, черт возьми? Ты позвонил Доуси. Начни говорить, или я сверну тебе шею, как курицу».
   Я протянул руку и схватил ее за переднюю часть халата. Я дернул ее со стула и качнул одним
  
  
  
  
  
   ужас охватил эти дымчатые глаза.
   «Я не знаю их », - пробормотала она. «Только их имена».
   «Вы знали, где с ними связаться, - сказал я. «У тебя был номер телефона. Чей это был? Где он был, черт тебя побери».
   "Это было просто число", выдохнула она. «Я позвонил, и запись записала мое сообщение. Иногда я оставлял слово, чтобы позвонить кому-нибудь, иногда - чтобы перезвонить».
   «И сегодня вечером вы сообщили, что они должны связаться с Доуси», - заключил я. Она кивнула, и я толкнул ее обратно в кресло. На тумбочке у кровати стоял телефон.
   «Сделай этот звонок еще раз», - сказал я. Она протянула руку и набрала номер, сначала поправляя халат. Когда она закончила набирать номер. Я взял телефон из ее руки и поднес к уху. Голос на другом конце провода, сжатый и ровный, с безошибочным тоном записи, велел мне оставить сообщение, когда зазвонит зуммер. Я кладу трубку. В любом случае она говорила правду об этом.
   «А теперь давайте остальное», - сказал я. «Давайте начнем с того, где и как вы вписываетесь в эту установку».
   «Со мной начали разговаривать очень давно, в The Ruddy Jug», - сказала она. «Они сказали, что бизнесмены ищут людей, которых можно использовать. Их особенно интересовали военнослужащие, которые, казалось, были недовольны или переживали тяжелые времена. Они сказали, что могут сделать много хорошего для нужного человека. Они спросили меня чтобы сообщить им, слышал ли я о моряке или солдате, который хотел бы с ними поговорить ».
   «И, конечно же, недовольные военнослужащие должны были зайти в такое место, как The Ruddy Jug. И когда вы нашли его, вы связались со своими друзьями, верно?»
   Она кивнула.
   «Вы свели их с Джоном Доуси», - сказал я, и она снова кивнула, ее губы сжались.
   «Вы связали их с большим количеством военнослужащих?» - спросил я, и она снова кивнула. Это тоже было понятно. Им придется установить множество контактов, пока они не найдут подходящий.
   «Вы помните имена всех, с кем общались?» Я спросил дальше.
   "Господи, нет", - ответила она.
   "Бертон Комфорд что-нибудь значит?" Я нажал, и она нахмурилась, вспомнив. «Не могу сказать, что это так», - наконец ответила она.
   "А как насчет лейтенанта ВВС?" - настаивал я. «Имя Демпстера».
   «Кажется, я помню парня из ВВС», - сказала она. «Приходил несколько раз, и я заговорил с ним. Он был офицером, насколько я помню».
   Я поморщился, и девушка снова нахмурилась. «Я не обращала на них особого внимания», - сказала она. «Я только что представил их, и все. Я думал, что делаю им большую услугу».
   «Просто ангел доброй воли», - сказал я и увидел, что ее глаза вспыхнули от гнева.
   «Верно», - резко ответила она, вызывающе качая головой. «И все тоже казались счастливыми, так что я не видел ничего плохого в том, что делал».
   «Джон Доуси недоволен», - сухо сказал я. "Он умер."
   Ее глаза сразу затуманились, а губы сжались. Она встала и подошла ко мне.
   «Господи, помоги мне, Янки», - сказала она. «Я не участвую ни в чем подобном. Я ничего не знаю об этом, или почему он был убит или кто мог это сделать».
   "Что ты получила за то, что была этим ангелом радостных вестей?" Я спросил. Она покраснела и посмотрела на меня, и слезы внезапно залили ее глаза, затемняя дымность.
   «Прекрати втирать это, черт тебя побери», - сказала она. «Да, они заплатили мне за мои проблемы. Совсем немного, несколько фунтов, но каждый понемногу помогает. Я пытался сэкономить на поездку в Штаты. У меня там живет двоюродный брат».
   Она стряхнула слезы с глаз и отвернулась. Я записал то, что она сказала о своем желании поехать в Штаты, для дальнейшего использования. Ее руки нервно сжимались и разжимались, и теперь в ней было что-то напуганное, как кролик, искренность, в которую я хотел верить. Внезапно она стала маленькой потерянной девочкой и очень привлекательной. Я поймал ее взгляд, смотрящий на меня, на засохшую и запекшуюся кровь на моих запястьях и руках. Я даже забыл, что это было там.
   «О тебе нужно позаботиться», - сказала она. «У вас был тяжелый путь».
   «Я могу подождать», - сказал я. «Что еще вы знаете о мужчинах, которые связались с вами? Они никогда не упоминали, откуда они и где живут?»
   Судя по тому, как все складывалось, я не ожидал, что это так. Это была осторожная и умная операция. Но они могли уронить что-нибудь, что я мог бы использовать. Джуди колебалась, казалось, думала, а потом наконец ответила.
   «Они приехали с ранчо в глубинке», - сказала она. «Это все, что я знаю. Все четверо пришли оттуда».
   "Четыре?" - удивился я. «Я встретил только троих. Как они выглядели?»
   Описание Джуди соответствовало трем бандитам, убившим Доуси. Четвертый мужчина не был одним из них. Она описала его как человека с ястребиным лицом и горящими глазами, «от которых« дрожь ». Ее описание трех других было чертовски хорошим, и я сохранил
  
  
  
  
  
  четвертого в углу моего разума.
   Я встал и открыл чулан вдоль одной стены. В этом не было ничего необычного. Во втором туалете возле кровати было больше вещей для девочек, но там также была большая коллекция снаряжения для подводного плавания.
   «Это мое хобби», - защищаясь, сказала Джуди Хенникер. «Я занимаюсь этим годами, с тех пор, как парень, с которым я когда-то ходил, начал меня».
   Я изучил материал. Все было хорошо, но все нормально. Там не было ничего, что могло бы поставить под сомнение ее рассказ, и я знал, что подводное плавание с аквалангом в Австралии популярно. Для этого у них была подводная жизнь и широкие, малолюдные участки пляжа и рифа. Я посмотрел на нее и попытался прочитать по ее лицу. В этом была защита, страх и честность. Я хотел, чтобы она работала на меня, если ей можно доверять. Был еще четвертый мужчина, и предполагалось, что он снова свяжется с Джуди. Но в моей памяти запомнилось тело китайца с пятьюдесятью тысячами австралийских фунтов. Когда его нашли, на нем тоже было снаряжение для подводного плавания. Внезапно девушка подошла ко мне, и я увидел, что она наблюдала за моим лицом, пока я перебирал одну мысль за другой в своей голове. Ее глаза пристально смотрели на меня.
   «Послушайте, я до смерти напугана после того, что вы мне сказали», - сказала она. «Если бы эти парни убили бедного Доуси, чтобы он о чем-то замолчал, то они могли бы пойти за мной - особенно если бы знали, что я разговаривал с вами».
   «Если бы ты была контактной девушкой, тогда ты не знаешь ничего, за что стоит тебя убивать», - ответил я. «Они не будут вас беспокоить, но я буду. Прямо сейчас вы соучастник убийства. Я могу забыть об этом. Я могу даже позаботиться о том, чтобы вы посетили те Штаты, которые вам нужны».
   Ее брови приподнялись. "Можешь ли ты?" спросила она. В ней была странная наивность, несмотря на ее тяжелый опыт. В ней все еще было достаточно маленькой девочки, чтобы доверять ей. Но это проявилось лишь короткими рывками, которые немедленно сменились настороженностью ученого недоверия.
   "И сколько мне это будет стоить?" - спросила она, искоса глядя на меня.
   «Сотрудничество», - сказал я. "Я дам вам номер телефона, по которому вы можете связаться со мной. Если появится этот четвертый мужчина, вы позвоните мне. Или, если что-нибудь еще придет, или если вы что-нибудь придумаете, позвоните мне по этому номеру и оставьте свое имя, если Меня там нет. Ты играешь со мной в мяч, Джуди, и я дам тебе хорошую долгую визу для поездки в Штаты ».
   Я записал номер майора Ротвелла на листке бумаги и передал ей. «Спроси Ника Картера», - сказал я.
   «Хорошо, - сказала она. «Я сделаю это. Это достаточно честно».
   Я начал поворачиваться, но ее руки схватили мою рубашку.
   «Подожди», - сказала она. «Ты - кровавое месиво. Ты не можешь так ходить. Сядь на минутку».
   Напряжение и ритм ночи подошли к концу, и вместе с ним боль в ребрах, порезы на запястьях, руках и коленях начали кричать, чтобы их услышали. Джуди вернулась с тазом с теплой водой и тряпками. Я снял рубашку и увидел, как ее глаза остановились на Хьюго, когда я отстегивал ножны со своей руки и на пистолет в наплечной кобуре. Она смыла засохшую кровь с моих запястий, рук и колен. Мои ребра были скорее ушиблены, чем порезаны, и с ними было мало что поделать. Затем она принесла антисептическую мазь и аккуратно помассировала ею порезы. У нее было нежное прикосновение, и она сосредоточилась на том, что делала, слегка нахмурившись. Шелковый халат распахнулся настолько, что я смог разглядеть округлую ее грудь, очень высокую и полную.
   «Я наблюдал за тобой в« Кувшине », - сказал я. «Вы ходите по довольно хорошему канату».
   "Ты имеешь в виду держаться подальше от этих неуклюжих парней?" она сказала. «Это несложно, как только ты освоишься. Я не беру чьи-либо руки на себя, если только я не хочу, чтобы они были там».
   "Довольно сложно удержаться в этом бизнесе, не так ли?" - тихо спросил я.
   «Может быть, но я держусь за это», - отрезала она с ноткой упрямой гордости в голосе. Она закончила втирать мазь и на мгновение позволила своим рукам пройтись по моей груди и плечам. Ее глаза на мгновение встретились с моими, а затем исчезли. Она встала, я протянул руку и схватил ее за плечо. Она не обернулась, а стояла с тазом в руках.
   «Спасибо», - сказал я. «Я надеюсь, что ты сказал мне правду обо всем, Джуди. Может быть, это все закончится чем-то лучшим для тебя».
   «Может быть», - сказала она, не поднимая глаз. "Может быть."
   * * *
   Я оставил Джуди Хенникер со странной смесью чувств. Это была во многих отношениях тревожная ночь. Они заставили замолчать Джона Доуси, но Бертон Комфорд или лейтенант ВВС будут говорить, я обещал себе. В моей голове почти не оставалось сомнений в том, что три «несчастных случая» на самом деле были именно такими. Но больше всего тревожило растущая уверенность в том, что я имею дело с очень тщательными, очень компетентными и очень опасными профессионалами. Если мои подозрения по поводу операции были верны, то это было
  
  
  
  
  
  Если это дьявольски умная работа. И когда я появился, и возможная трещина появилась в виде Джона Доуси, они быстро и эффективно позаботились о ней. Итак, на данный момент у меня была стопка изящных теорий и предположений, но я ничего не мог рассказать кому-либо, чтобы убедить их, что австралийцы не виноваты в трагедиях. Напряжение в Южно-Тихоокеанском оборонительном альянсе продолжало усиливаться, и мне нечего было изменить.
   Когда я добрался до коттеджа, был рассвет. Я заснул в надежде, что Джуди была вовлечена не больше, чем она сказала. Я всегда ненавидел, когда что-то действительно хорошее идет под откос.
   III
   Мое израненное, измученное тело нуждалось в сне, и оно поглощало часы, как иссушенная земля пьет дождь. Обычно мне не снятся сны, но у меня были короткие моменты, когда я видел, как за мной текут каскады расплавленных медных рек, когда я бежал по бесконечному проходу. К середине утра я заставил себя встать. Сильно боля и собираясь с силами против боли, я размял свои застывшие мышцы, пока не смог хотя бы свободно двигать ими. Если я не проснулся, когда добрался до офиса майора Ротвелла, Мона позаботилась об этом. В платье из мерцающего светло-зеленого джерси с рыжими волосами она была великолепна, как лучи солнца. Ее груди выдвинулись вперед, что само по себе провозглашение. Майор запихнул какие-то бумаги в портфель и остановился, чтобы тепло поприветствовать меня.
   «Рад, что ты пришел, Картер», - сказал он. «Я должен присутствовать на собрании в Виктории. Вернусь через день или два, может, через три. Мона проследит, чтобы вы получили все, что захотите».
   Я сохранил серьезное лицо, наблюдая, как улыбка скользит по губам Моны и мгновенно исчезает. "Вы вчера что-нибудь нашли в записях?"
   "Вроде", - сказал я. «Прошлой ночью у меня был полный вечер». Я сел и проинформировал его о том, что произошло, рассказав ему о роли Джуди как очевидной контактной девушки, но не упомянув о ее соглашении со мной. Я не защищал. Все эти гуманные инстинкты были давно отброшены. В этой игре часто диаметрально противоположны быть хорошим Джо и остаться в живых. Но Джуди Хенникер была моим личным лидером, и это было моим правилом, усвоенным на собственном горьком опыте, что вы всегда держите свои зацепки при себе, пока не будете положительно относиться ко всем и каждому. Ты всегда немного сдерживался - а я сдерживал личное понимание Джуди со мной.
   Когда я закончил свой рассказ, майор был серым и потрясенным, но ушел, пожелав мне удачи в моем расследовании. Его глаза устали, отражая тяжесть внутри него, и я знал, что он чувствовал. Он был глубоко обеспокоен мыслью о том, что в его страну могут так глубоко проникнуть враги. Я не говорил ему, чтобы он не переживал. Возможно, им всем хорошо было встряхнуться. Но я знал, что лучшие шпионские подразделения могут проникнуть во что угодно. Ваша контрразведка определила, как далеко они продвинулись. Я повернулся к Моне после того, как майор ушел, и обнаружил, что ее глаза играли.
   Разве это не возможно, что Джон Доуси был убит по очень личным причинам? - спросила она. - Предположим, он был замешан в контрабанде наркотиков или в мошеннической игре?
   Я должен был признать, что такие возможности были, и не так уж и далеко. Доуси мог заработать большие деньги на подпольных операциях, и он боялся, что мое слежение может это раскрыт. Когда он позвонил своим приятелям, они решили перестраховаться и вообще заткнули его. Конечно, им пришлось поступить так же со мной, когда я наткнулся на них. Это было совершенно правдоподобно. Я просто не купился на это. Но я должен был пойти с ней. Кроме того, я не хотел ущемлять ту национальную гордость, из-за которой Мона, даже больше, чем майор, не желала признавать свои слабости.
   «Дайте мне командира базы лейтенанта Демпстера», - сказал я. «Я хочу, чтобы Демпстер был на базе для интервью. Может быть, потом я смогу лучше ответить на некоторые из ваших вопросов».
   Но мне не повезло. После почти часа телефонных звонков и волокиты Мона сказала мне, что Демпстер уехал в отпуск. Он должен был вернуться через два дня.
   «Пусть командир базы позвонит мне, как только они узнают, что прибудет Демпстер», - сказал я. «Тогда дайте трубку своему начальнику военно-морских операций. Я хочу допросить Бертона Комфорда».
   «Послушай, Ник, - сказала Мона. «У тебя была чертовски суровая ночь, и ты чертовски хорошо накачался. Почему бы не подрезать это немного? Просто подойди ко мне домой выпить и поужинать и расслабиться. Я бы сказал, тебе это нужно».
   «Великолепная военно-морская база», - сказал я. «Я не мог расслабиться сейчас, пока не получу еще несколько ответов».
   Она вздохнула и позвонила, пройдя через различные каналы бюрократической волокиты ВМФ - уравновешенная, эффективная, чертовски красивая женщина. Я наблюдал за ней, слыша половину разговоров, которые она вела, и затем, наконец, она положила трубку, и в ее глазах было выражение торжества.
   "Человек, которого вы хотите, этот Бертон Комфорд, был переведен в патруль порта.
  
  
  
  
  
  работает из Иннисфейла, - сказала она. - Иннисфейл находится прямо на побережье, возможно, в часе езды от Таунсвилла или чуть больше. Портовый патруль - это действительно прибрежная вахта, небольшие суда, которые решают все виды прибрежных проблем. Комфорд сейчас на дежурстве. Он придет в конце смены, сегодня в полночь. Я оставил известие, что он должен явиться в комендатуру, и что вы будете там ».
   "Полночь, а?" Я хмыкнул. "Я думаю, что это все, тогда".
   "Это оно." Она самодовольно улыбнулась. «А теперь, когда тебе ничего не остается, кроме как ждать, ты можешь выпить коктейли и поужинать у меня, пока ждешь. Ты можешь уйти вовремя. Побережье и ведет прямо к базе патрулирования гавани».
   Я усмехнулся ей. «Вы не только красивы, но и настойчивы», - сказал я. «И ты не только настойчив, на твоей стороне удача богов. Пойдем».
   Я смотрел, как Мона достает свои вещи, а затем она оказалась рядом со мной, сцепив руки в моих, сторона ее груди слегка касалась моей руки, когда мы вышли туда, где была припаркована маленькая Англия. Я был на пределе и зудел, и я знал почему. Я ненавидел задержки, и у меня их было две, одна поверх другой. С задержками всегда могло случиться что-то неожиданное, и тот факт, что я ни черта не мог поделать с этими двумя, не особо помог. Я чертовски хотел задавать вопросы лейтенанту ВВС и радарщику. Я не хотел ждать два дня или даже пять часов. Но мне пришлось, черт возьми. Я выругался себе под нос.
   Когда я смотрел на Мону, идущую рядом со мной, я знал, что беспокойный огонь внутри меня вспыхнет и поглотит ее, если она будет играть в игры. Она была великолепной женщиной, и ее глаза были чертовски провокационными, но она была помощницей майора Ротвелла, и я не хотел начинать что-то неприятное. Но, пробормотал я себе, сейчас не ночь, чтобы играть со спичками.
   Апартаменты Моны обставлены удобной мебелью, с красивым длинным диваном и журнальным столиком уникальной формы. Декор был бело-красным, с соответствующим красным диваном и драпировками, двумя большими белыми мягкими стульями, которые создавали контраст. Мона показала мне свой винный шкаф и попросила приготовить напитки, пока она переодевается. У меня был готов мартини, очень холодный и очень сухой, когда она вышла в черных брюках с топом из белого джерси, ласкавшим ее грудь. Она начала ужинать во время первого мартини и вышла, чтобы посидеть со мной во время второго.
   "Вы родились здесь, в Квинсленде?" Я спросил ее.
   «Я родилась в Гонконге», - ответила она. «Папа был майором британской армии, и мы тоже какое-то время находились в Пекине. Конечно, это было все до того, как коммунисты пришли к власти».
   «Что такое такая красивая женщина, как ты, неженатая?» - спросил я и быстро извинился за вопрос. «Я не хочу показаться грубым, но, черт возьми, я думал, что австралийцы хорошо разбираются в женщинах».
   Она засмеялась и попросила меня сделать еще один раунд. «Я здесь всего три года», - сказала она. «Пока я не приехала сюда, я была в основном в Англии, и все эти узкобедрые, худые англичанки заставляли меня чувствовать себя не на своем месте. Я много держался в себе.
   Это был ответ, который не отвечал на мой вопрос, но я не стал настаивать на этом. Глаза Моны блуждали по мне, когда она остановилась, чтобы допить мартини.
   "Ты веришь в мгновенное влечение, Ник?" - спросила она, откидываясь на диван.
   "Вы имеете в виду какое-то непосредственное химическое взаимодействие между двумя людьми?" - спросил я. «Я верю в это. Это случилось со мной».
   Она села и наклонилась вперед, ее лицо было всего в нескольких дюймах от моего. «Я тоже», - сказала она. «В первый момент, когда я тебя увидел». Ее губы, полные и влажные, послали свое собственное приглашение, пока она оставалась здесь, передо мной, не двигаясь, просто посылая волны тепла. Я наклонился вперед, и мои губы нашли ее губы - я сразу почувствовал, как ее рот открылся, ее язык прижался к краю зубов, ожидая прыжка вперед. Мы целовались, не касаясь тел, руки по бокам, как две змеи, движущиеся вместе в покачивающемся ритме. Вдруг она отстранилась.
   «Я чувствую запах гари», - сказала она и бросилась на кухню.
   «Конечно, милая», - тихо пробормотала я себе под нос. «И это я». Били часы, мягко перезвонили, и я гипнотически наблюдал, как их маятник покачивается. Это был старинный предмет, выкрашенный в белый цвет, который покоился на мантии с вазами с красными розами по бокам.
   «Ужин готов», - услышал я голос Моны из другой комнаты и вошел. Она подавала ужин так, как будто мы никогда не целовались, как будто в этот момент электричество и не взорвалось. И только когда я поймал ее взгляд, я понял, что течение все еще существует. Она быстро отвернулась, как будто боялась, что искра может снова загореться, и продолжала непрерывно болтать о приятной беседе во время ужина. Она подала хороший австралийский сотерн с курицей, которая имела неприятный вкус. После обеда хороший испанский бренди Domecq с настоящим телом и ароматом. Мы вошли в
  
  
  
  
  
  в комнату, чтобы выпить бренди, и я почти решил, что ее спас колокол. Она видела, как я смотрел на часы на мантии. Было восемь часов.
   «Если ты уйдешь отсюда в десять тридцать, ты легко справишься», - сказала она, читая мои мысли. Я усмехнулся ей, и внезапно в ее глазах снова зажглось электричество. Они держали мою и не дрогнули, пока она допила бренди.
   Внезапно она бросилась вперед, обняв меня за шею. Ее рот лихорадочно работал с моим, покусывая, пожирая, ее язык проникал глубоко в мой рот. А потом все беспокойное зудящее разочарование ворвалось во мне, и я ответил на ее лихорадочный голод своим собственным.
   Белая блузка Моны из джерси была призрачной вспышкой, когда она пролетела над ее головой, а ее груди, освобожденные от бюстгальтера, пролились в мои руки, как спелые фрукты, падающие с дерева, созданные для того, чтобы их можно было пробовать, сосать и смаковать. Она протянула руку и выключила свет лампы, и мы занялись любовью в полумраке, исходящем из соседней комнаты. Мона повернулась ко мне грудью, и я ухватился зубами за их розовые кончики. Розовый круг ее груди был большим и грубым, и я почувствовал, как сосок у меня во рту вырос, когда Мона ахнула от удовольствия. Я разделся, уложив Вильгельмину и Хьюго под диван в пределах досягаемости, в то время как Мона лежала передо мной с закрытыми глазами, а я нежно массировал ее груди. Ее тело было похоже на грудь, полное и спелое, с твердым выпуклым животом и широкими глубокими бедрами. Когда я прижался к ней, она застонала и начала делать конвульсивные движения, прижимаясь ко мне каждым дюймом себя, пытаясь превратить свою кожу в мою, ее пульсирующие желания - в мои желания. Я провел губами по ее телу, и она вскрикнула в постоянном, нарастающем вздохе, который завершился криком экстаза, когда я нашел центр ее удовольствий, сердцевину всех желаний. Ее руки обхватили мои плечи, мою голову, и она была существом вне всяких забот, за исключением экстаза тела. Я снова двинулся к ней, и на этот раз я пришел к ней самим собой, и тело Моны двигалось под моим в медленно нарастающем безумии.
   Я двигал ее медленно, медленно, сдерживаясь, когда она кричала о спешке, зная, что она поблагодарит меня за игнорирование ее. А затем, когда ее страсть вышла из-под контроля, я взял ее. В этот момент Мона вскрикнула с серией вздохов - неверия, неверия - окончательного, окончательного подчинения женщины мужчине и самой себе. Она упала на диван, обняв меня, сцепив ноги позади моих.
   Я приподнялся на локте и взглянул на часы на мантии. Было девять пятнадцать. В страсти ни один мужчина не отслеживает время. Час - это минута, а минута - это час. Мона прижала мою голову к своим грудям, прижимая к ним мое лицо.
   «У тебя есть время», - прошептала она. «До десяти тридцать. Я хочу тебя снова, сейчас. На этот раз я хочу заняться с тобой любовью».
   «Люди вместе занимаются любовью друг с другом», - сказал я.
   «Да, но на этот раз я хочу зажечь огонь», - выдохнула она. Она двинулась ко мне, и я почувствовал ее губы на своем животе. Она перемещала их вверх, снова и снова по моей груди - слабые сладкие следы, похожие на следы бабочки. Затем она двинулась вниз по моему телу, задержавшись на изгибе моего живота, а затем еще ниже. Это был вид занятий любовью, который я встречал только на Востоке, и это было изысканное удовольствие, одновременно успокаивающее и возбуждающее. Смутно я подумал, откуда она это узнала. Или, возможно, у некоторых женщин есть вещи, которые возникают естественным образом - необразованные, необразованные, врожденный талант выше среднего. Она хотела зажечь огонь. Она чертовски хорошо с этим справилась, и мы снова занялись любовью, задыхающаяся лихорадка ее желаний не ослабевала. Но, наконец, момент снова настал, и на этот раз в ее вздохе раздался своего рода смех, счастье полностью удовлетворенной женщины.
   Я потянулся, когда Мона наконец освободила меня от объятий. Я взглянул на часы. Было девять пятнадцать. Я посмотрел на него еще раз, прищурившись, сузив глаза. Руки не менялись. Я прочитал правильно. Было девять пятнадцать. Я спрыгнул с дивана и нащупал часы. Я бы поставил его рядом с Вильгельминой. Было одиннадцать двадцать.
   "Что случилось, Ник?" - сказала Мона, садясь, когда я ругался.
   «Твои чертовы часы», - крикнул я ей, влетая в свою одежду. «Это остановлено. Проклятая штука, вероятно, изначально была медленной».
   Самая длинная пауза в моей перевязке заключалась в том, чтобы пристегнуть ножны Хьюго обратно на мое предплечье, и это заняло не более двух секунд. Я все еще засовывал рубашку в брюки, когда вышел за дверь и все еще ругался. Мона, обнаженная и великолепная, стояла в дверях.
   «Прости, Ник», - крикнула она мне вслед. «Оставайся на береговой дороге. Ты пойдешь прямо в нее».
   «Задержки», - выругался я, ныряя на водительское сиденье. Они всегда означают неприятности. Я знал, о чем думала Мона, стоя обнаженной. Если бы я скучал по нему
  
  
  
  
  , Я смогу добраться до него утром. Но я так не думал и так не поступал. Я видел слишком много раз, когда не было завтра.
   Я отправил маленькую Англию в полет, максимально приближенный к реактивному взлету, который может сделать машина. На прибрежной дороге почти не было движения, луна, сияющая над морем, была прекрасным зрелищем. Стрелку спидометра я держал прижатой к верхней части прибора. Чтобы удержать легкую машинку на дороге, потребовалось немало усилий. Хотя в основном ровная и в основном на уровне моря, дорога действительно несколько раз поднималась, заставляя машину трепетать и вибрировать, когда я заставлял двигатель работать на пределе возможностей. Я ела дорогу в бешеном стремительном темпе, а время все еще тянулось.
   Было около двенадцати часов, когда я ворвался в маленькое поселение Иннисфейл. Я сразу увидел невысокие серые строения прибрежного патруля с часовыми, расхаживающими у въездных ворот. Я остановился и показал свои верительные грамоты, и меня пропустили. Я прошел всего несколько сотен ярдов, когда увидел мигающие огни полицейских машин и услышал вой сирены скорой помощи. Съехав на обочину, я вышел. Командное здание базы было прямо впереди, и я остановился на ступенях, чтобы посмотреть на улицу, когда кучки людей расходятся, уступая место маленькой белой машине скорой помощи.
   "Что случилось?" - спросил проходивший мимо моряк.
   «Несчастный случай», - сказал он. «Один из парней тоже только что сошел на берег. Чертова гнилая сделка. Его убили».
   Внезапно меня охватил холод, и я почувствовал, как волосы на затылке встают дыбом.
   "Как его звали?" Я спросил. "Комфорд? Бертон Комфорд?"
   «Да, это тот парень», - сказал моряк. «Ты знал его, приятель? Его просто забирают».
   "Как это произошло?" - спросил я, услышав мрачный гнев в моем голосе. Матрос указал на большой бронетранспортер, который стоял с вбитым радиатором в стену кирпичного дома.
   «Это большая работа, приятель», - сказал он. «Он был припаркован на холме. Тормоза не выдержали, и он скатился вниз, чтобы разбить беднягу о здание, когда он проезжал мимо. Я говорю, что это скверная удача».
   Я ушел. У меня больше не было причин оставаться. Мне не нужно было проверять тормоза большого грузовика. Они отлично подойдут. И снова они не добрались до меня, на этот раз благодаря удаче. Будет небольшое расследование, и снова не будет никаких объяснений, которые ничего не значат. Тормоза грузовика почему-то только что отпустили. Можно было бы предположить, что они были поставлены неправильно и внезапно уступили место. Только они сделали это как раз в тот момент, когда Бёртон Комфорд направлялся в командирскую, чтобы встретить меня. Совпадение. Просто одна из тех вещей. Я знал лучше.
   «Проклятые вонючие часы Моны», - тихо выругалась я. Если бы я был здесь вовремя, я был бы на стыковочной станции в ожидании Комфорда. Я вернулся в машину и выехал с небольшой базы. Остался только лейтенант Додд Демпстер. Но сначала я доберусь до него, поклялся я. Я чувствовал себя обманутым, против меня заговорщики из-за неудач. Даже воспоминание о страсти Моны не могло стереть горечь из моего рта. Когда я вернулся в маленький коттедж, я все еще был в ярости, в ярости и злился на все - на мир, на свою паршивую удачу, на себя, на часы Моны. Черт, сказал я себе, эта чертова штука, наверное, перестала находиться в одной комнате со мной и Моной. Перегрев. Я заснул в ярости и знал, что так встану.
   IV
   Я был прав. Мрачный гнев во мне закалился за ночь, и когда я пошел в офис майора Ротвелла, я узнал номер авиабазы ​​и сам позвонил. Я сказал командиру базы, кто я такой и чего хочу, и телефонная линия буквально задымилась с напряженной яростью в моем голосе.
   «Я хочу точно знать, когда этот лейтенант Демпстер явится на службу, коммандер, - сказал я. Я буду там, чтобы встретиться с ним, но на всякий случай хочу, чтобы его сопровождали из его дома или откуда бы он ни шел на базу ".
   «Очень необычно, мистер Картер», - проворчал командир.
   «Весь это дело очень необычное», - ответил я. «Тур лейтенанта Демпстера очень ценен для меня в данный момент. Я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось ".
   «Он должен явиться на летное дежурство в восемь утра», - сказал старший офицер. «У меня есть отчет, что он вернулся из отпуска сегодня утром и находится в своей квартире».
   «Сопроводите его, куда бы он ни пошел, пока он не приедет завтра утром», - сказал я. «Если вам понадобятся дополнительные разрешения, я передам вас помощнику майора Ротвелла».
   Я передал телефон Моне, она проверила мои приоритетные требования и, наконец, вернула телефон в подставку. Ее глаза сверлили меня.
   «Хорошо, давайте, - сказала она. «Вы врываетесь сюда, заводите свои собственные контакты и почти не говорите со мной ни слова. Разве это не девушка, которая должна быть расстроена и наполнена новыми мыслями на следующее утро?»
   Мне жаль, - я уступил. - Это как раз то, что случилось прошлой ночью. Я все еще зол как привет
  
  
  
  
  Я об этом ». Я рассказал ей о том, что обнаружил, когда добрался до базы портового патруля, и ее глаза смягчились.
   Мне очень жаль, - сказала она. - Думаю, в каком-то смысле я виновата. Это сделали мои часы »Она встала и подошла ко мне, и я обнаружил, что ее руки обвились вокруг моей шеи, ее груди прижались ко мне.« Но это было чудесно, Ник », - сказала она.« Действительно замечательно ».
   Когда ее тело прижалось ко мне, ее глубокие груди мягко прижались ко мне, ночь хлынула на меня. Это было прекрасно. Она была творением редких страстей и подходящих талантов. Телефон зазвонил, нарушив собравшуюся силу момента. Мона подняла его и протянула мне. «Для тебя», - сказала она, и я увидел любопытство в ее глазах. Я сразу узнал голос маленькой Джуди ".
   «Я кое-что придумал». она сказала. «Это может быть важно. У Джона Доузи была жена. Она живет здесь, в Таунсвилле. Он рассказал мне о ней. Сказал, что они разошлись, и она использовала свою девичью фамилию, Линн Делба».
   «Хорошая девочка», - сказал я. "Я буду на связи." Я положил трубку и вспомнил послужной список Доуси. В нем не было упоминания о жене. Я нашел в телефонном справочнике список Линн Делба на другом конце Таунсвилла и вышел из офиса.
   «Я вернусь», - сказал я Моне. «У меня может быть новая зацепка».
   «Не так быстро», - сказала она. «Если вы задержитесь, пожалуйста, приходите ко мне сегодня вечером».
   Ее глаза добавляли свой собственный смысл ее словам. Я быстро прикоснулся к ее губам и вышел на улицу. Если бы я все-таки пошел к Моне, то я знал заранее одну вещь. Я собирался быть на авиабазе завтра в восемь утра, и Клеопатра, Елена Троянская и мадам ДюБарри меня не остановили.
   Я поехал в Таунсвилл, обогнул край большого медеплавильного завода и нашел адрес на другом конце города. Это был район небольших двухэтажных жилых домов из кирпича. Линн Делба жила в квартире на первом этаже. Я позвонил, и мне ответила женщина в выцветшем домашнем халате. Немного моложе, чем я ожидал, она была мышиной блондинкой с размытым видом. Ее голубые глаза смотрели на меня с нескрываемым интересом, но в них тоже была настороженность. Домашнее пальто, передняя молния расстегнута более чем на четверть расстояния от шеи, показала, что у нее длинная тонкая грудь и нет бюстгальтера.
   «Извини, что беспокою тебя», - улыбнулся я ей. «Я хочу поговорить с вами о Джоне Доуси».
   Выражение слабой скуки в ее глазах внезапно и резко изменилось. "Что насчет него?" сказала она защищаясь.
   «Он мертв», - категорично сказала я и увидела, как мало румян сошло с ее лица. Ее руки, державшие дверь, побелели, когда она крепко вцепилась в дверь.
   «Может, тебе лучше войти», - тихо сказала она. Я последовал за ней в несколько потрепанную, выцветшую квартиру, очень похожую на нее в своем роде.
   «Я работаю с австралийской разведкой», - сказал я. «Мне сказали, что ты его жена».
   Она покачала головой и села на край мягкого стула. Ее ноги были удивительно длинными и красивыми, с медленно сужающимися икрами и тонкими лодыжками. Несомненно, она знала, что они были ее лучшими чертами, потому что она раскрыла большую их часть. «Я знаю, что он иногда говорил это», - ответила она. «Но на самом деле я не была его женой. Думаю, можно сказать, что мы жили вместе довольно много лет, по крайней мере, всякий раз, когда он был вне службы. Затем я призвала его уйти. Только он мне не поверил».
   "Как давно это было?" Я спросил.
   «Может, полгода назад», - сказала она. «Затем, после того, как он попал в армию из-за того несчастного случая и был уволен, он приехал сюда, чтобы жить со мной, но я выгнала его. Он сказал мне, что был на том, на чем он мог бы заработать большие деньги».
   "Он вам что-нибудь об этом сказал?" Я нажал.
   «Нет», - быстро ответила она. Я почувствовал, что почти слишком быстро. «Все, что он сказал, это то, что у нас будет все, что я всегда хотел, все, что он никогда не мог дать мне. Я обещал вернуться с ним, если он скажет правду».
   «И он никогда не говорил тебе, с кем был связан или что это было?»
   Она покачала головой, и в ее глазах была смесь печали и опасений. «Нет, - сказала она. - Но я никогда не думала, что из-за этого он убьет себя. Меня это пугает, мистер ".
   "Почему?" - быстро спросил я, глядя ей в глаза, когда она ответила.
   «Может быть, он рассказал обо мне тому, кто его убил», - сказала она. «Может, они думают, что я что-то знаю о том, чем он увлекался».
   «Я сомневаюсь в этом», - сказал я ей. Она прикусила нижнюю губу, и глаза ее округлились от беспокойства. Хорошо, она была напугана, и, может быть, это было по причинам, которые она сказала. Но, возможно, это было по другим причинам. Я решил, что если лейтенант Демпстер не покажет трещин, Линн Делба может понести дальнейшее наблюдение. «Не пытайся спрятаться», - сказал я ей. «Я хочу поговорить с тобой снова».
   Я уехал и поехал к Джуди Хенникер. Ее еще не было в The Ruddy Jug - ей было рано начинать работу. Она открыла дверь в шортах и ​​коротком топе.
  
  
  
  
  «Входите», - сказала она, ее глаза загорелись.
   "Вы нашли его жену?"
   «Я нашел женщину, с которой он жил, - ответил я. Джуди еще не накрасилась и снова выглядела моложе, свежее - ее высокая круглая грудь была девственной и девственной.
   «Я просто пришел, чтобы поблагодарить за ведущую роль Линн Делба». Я усмехнулся ей. «У вас есть преимущество по поводу визы в Штаты».
   Она счастливо усмехнулась и посмотрела на меня, глядя мне в глаза. - Ты действительно хороший парень, Янк, - сказала она.
   «Не совсем», - сказал я. «Если ты держишься за меня, ты это узнаешь». Ее глаза сразу затуманились, и она отвернулась. Я совсем не был уверен, что Джуди рассказала мне то, что действительно знала. Я продолжал вешать наживку перед ней. В конце концов, это может окупиться. Если я правильно прочитал тлеющий, замаскированный огонь в ее глазах, возможно, я мог бы использовать против нее другую приманку.
   «Я свяжусь с вами, Джуди, - сказал я. «Продолжай помнить вещи». Я повернулся, чтобы уйти, и ее рука была на моей руке.
   «Будьте осторожны», - сказала она. Она говорила так, как будто она имела это в виду. Я похлопал ее по щеке и ушел. Я видел по часам, что Мона сейчас будет у себя дома. Я поехал туда, и она встретила меня в шелковом халате. Точки толкания, которые резко выталкивали ткань, сказали мне, что под ней ни черта нет. Я поцеловал ее, и мои руки сказали мне, что я был прав.
   «Останься здесь сегодня вечером, Ник, - сказала Мона. «Вы всего в двадцати минутах от авиабазы. Я отвезу вас утром».
   Я хотел было сказать ей «нет», но внезапно это показалось мне паршивой идеей. Только на этот раз я бы пошел на свои часы. Я провела руками по шее шелкового халата, и оно распахнулось. Я наклонился и уткнулся головой в эти огромные мягкие подушки. Я действительно выходил на воздух только около полуночи. Тогда мы официально легли спать, чтобы уснуть, и я хорошо спал с Моной на руках. Но я поставил свой внутренний будильник и проснулся ровно в семь. Мона сонно поднялась и смотрела на меня, пока я одевалась.
   «Я сам поеду на базу». Я сказал. «Ты снова заснешь. Тебе все равно нужно будет развернуться и вернуться снова. Это может занять некоторое время».
   Она кивнула и легла, наблюдая, как я бреюсь. Когда я был готов уйти, встал и пошел со мной к двери, красиво обнаженный. Ее глаза, когда она смотрела, как я ухожу, были смесью неразборчивых мыслей, но они светились странной интенсивностью. Она была, снова решил я, отъезжая, самым необычным существом.
   Я ждал на базе, когда прибыл лейтенант Додд Демпстер. Он был высоким, светловолосым и красивым, но в его лице было еще и потакание своим желаниям, скрытая слабость. К тому же он чертовски нервничал.
   «Я знаю, что вам задавали много вопросов во время расследования трагедии на плацдарме», - начал я. «Но у моего правительства есть еще несколько. На самом деле, лейтенант, я был вовлечен в некоторые другие аспекты более широкой картины. Сколько раз вы были в The Ruddy Jug?»
   Вопрос застал его врасплох, и его глаза быстро посмотрели на меня. Я не стал ждать ответа, но продолжил.
   «Мы знаем, что ты был там, поэтому нет необходимости лгать», - сказал я. «Кем были люди, которых вы там встретили? Чего они от вас хотели?»
   Мужчина нервно оглядел комнату, в которую мы пошли поговорить, - офицерскую гостиную.
   «Послушайте, я ждал, что все это рано или поздно выйдет наружу», - сказал он. «И я хотел бы многое сказать. Я просто не могу больше сдерживать это. Но я не буду здесь говорить. Давайте уйдем отсюда, и, может быть, мы сможем заключить сделку».
   Я знал, что сделка не состоится, но позволил ему думать иначе. «Я буду слушать», - сказал я. "Куда ты хочешь пойти?"
   «Я должен взять этот самолет на тренировочный полет», - сказал он. «Это двухместный самолет. Почему бы вам не пойти со мной, и мы можем поговорить в самолете».
   «Думаю, вы не можете быть более приватным, чем это», - сказал я. «Я оденусь с тобой. Пойдем».
   Я не выпускал его из поля зрения ни на минуту. В кабине пилота я нашел дополнительный костюм, в котором я мог лететь, и я последовал за Демпстером до места, где на взлетно-посадочной полосе ждал реактивный самолет, новая усовершенствованная версия Хокер-Сиддли. Демпстер взял штурвал, и мы взмыли вверх. Через несколько секунд мы уже пересекали горизонт. Демпстер начал говорить взволнованным голосом.
   «Я во что-то попал, - сказал он. «И я хочу уйти. Но я тоже хочу защитить себя».
   «Предположим, вы сначала начнете с некоторых ответов», - сказал я. «Вы познакомились с некоторыми мужчинами. Кто они и откуда пришли?»
   «Я никогда не знал больше, чем их имена», - ответил он. «Но они действовали на ранчо в глубинке. Я был там три или четыре раза на встречах. Если хочешь, я мог бы перелететь тебя над этим местом».
   «Давай, - сказал я. «Я бы очень этого хотел». Я был в восторге. Несколько перерывов были сделаны для разнообразия. Демпстер явно был взволнован
  
  
  
  
   от неизбежного на некоторое время и был готов прекратить работу.
   «Они хотели, чтобы вы сорвали маневры военных игр», - сказал я. Его молчание было более показательным, чем все, что он мог бы сказать. Наконец он заговорил.
   «Я не могу назвать имена, потому что я их не знаю», - заявил он. «Но я могу привести вас к ним. Все остальное вам решать».
   «Вы просто укажите мне это ранчо», - сказал я. «Ты действительно не выглядел удивленным, когда я появился. Почему?»
   «Думаю, я ожидал этого с самого начала расследования», - ответил он. «Я действительно не думал, что они закроют дела по этому поводу». Он снова замолчал, и я посмотрел на сухую, засушливую, выжженную землю глубинки. Это была земля, которая превратилась в огромный мусорный бак, неприступный, редко исследуемый белыми людьми. Только аборигены, одна из древнейших существующих кочевых рас, казалось, могли жить за счет засушливых земель. Плохие методы сохранения почвы сделали свою долю, но годы засухи сделали больше. Это была плоская земля, на обширных просторах которой время от времени появлялись огромные образования метеоритов. На окраинах некоторые выносливые первопроходцы пасли скот, но в центре не было ничего, кроме выжженной земли, ветров и аборигенов. Я смотрел на огромную территорию, когда она проносилась под нашими крыльями. Это была красно-коричневая страна с гребнями гор, похожими на гофрокартон. Казалось, что сам воздух мерцает от непрекращающегося тепла, палящее солнце превращает его в огромную печь. Это была неприступная и устрашающая земля, и я знал, что от струи, проносящейся высоко над ней, можно было только смутно представить себе ее ужасность.
   По мере того как мы продолжали лететь в глубь необжитой местности на реактивной скорости, я знал, что мы уже преодолели чертовски около шестисот миль, и мне было интересно, как люди могут так часто въезжать и выезжать из Таунсвилла, если их ранчо было чертовски плохо здесь в никуда.
   «Демпстер», - позвал я. "Вы уверены, что не промахнулись?" Пилот повернулся ко мне, и я увидел, как его рука тянется к приборной доске. Слишком поздно я увидел, как его палец коснулся кнопки выталкивателя. Я почувствовал, как меня вытолкнуло из самолета, сиденье и все такое. Я поднялся вверх с огромной силой механизма катапультирования, а затем, всего за несколько секунд, я почувствовал, как парашют раскрывается. Когда я плыл вниз, струя была небольшой полосой, уходящей вдаль. Меня втянули. Они добрались до Демпстера другим путем, без сомнения убедив его, что избавиться от меня - это единственный действительно безопасный ход. Парашют на мгновение покачнулся, затем мягко опустил меня на сухую землю.
   Самолет скрылся из виду, когда я расстегнул ремни безопасности, которыми я был привязан к стропам парашюта. Я позволил ему упасть на землю и лежал там - шелковой пеленой. Я быстро стянул с себя летный костюм. Я был внизу всего на минуту и ​​уже чувствовал себя вареным лобстером в нем. Я огляделся и увидел пустое пространство, насколько хватал глаз, сушу, пересохшую почву. И была тишина - тишина могилы, неземная, неразрывная. Я подбросил монетку и направился к тому, что, как мне казалось, могло быть востоком. Я шел пешком минут двадцать, когда снял одежду, разделся до шорт и рубашки, которую я повязал вокруг талии. Мысли о Демпстере заставили меня на время забыть о своем положении. Он, несомненно, где-нибудь разбил бы самолет и скрывался. Или его расписание полетов уже было составлено для него. В любом случае его бы не было. Я удерживал их от убийства его, как и других, только для того, чтобы он перевернул столы против меня.
   Солнце обжигало меня, и, хотя я продолжал идти, я чувствовал расслабляющее действие нефильтрованных лучей. Вскоре я время от времени становился на одно колено и отдыхал. Я начал реалистично смотреть на свое положение. Это было намного хуже, чем я признался себе тогда. Я пробыл в пустыне совсем недолго. У меня осталось много оптимизма и надежды. Я решил, что единственное - продолжать идти по прямой линии, насколько это возможно. Рано или поздно я к чему-нибудь приду. И я сделал. Больше пространства.
   В горле пересыхало, и я знал, что это значит. Жажда была бы хуже голода, особенно здесь, но они сделали меня кандидатом на них обоих. По прошествии дня я начал чувствовать себя сухим. Не только в горле, но и в теле было сухо, запеклось. Я начал ходить короткими рывками, отдыхая между ними, чтобы сохранить силы. Но я знал, что настоящая проблема не в расстоянии и силе. Это было солнце, неумолимое, непоколебимое, сушившее меня, иссушающее, истощающее всю энергию - животворное солнце, которое давало смерть.
   К концу дня во рту пересохло, и я израсходовал всю свою слюну. Мой живот начал сводить судороги, и я приветствовал ночь, залитую солнцем. Прохлада была формой облегчения, миллионы звезд над головой, какой-то формой надежды. Я нашел небольшую ямку из твердой почвы и растянулся на ней. Уснуть было несложно. Сон плавно плавал надо мной,
  
  
  
  
  хотя это была генеральная репетиция смерти.
   Я проснулась от яркого солнца, горячего и обжигающего, и обнаружил, что мои губы потрескались и стали болезненными. Вставать требовалось усилие. У меня болело горло - мне хотелось воды, а в желудке все еще болел голод. Но я ушел в никуда, в землю, которая была огромным горящим кустом, а я насекомым на этом кусте. Только кусты представляли собой засушливую землю, на которой не было ни единого кактуса, который можно было бы добыть драгоценной жидкостью.
   Я вела некоторые часы, но по мере того, как мои глаза болели все больше и больше, время стало бессмысленным ничем, как и все остальное. К полудню я уже не ходил. Я полз по земле в короткие моменты энергии. Боль в животе стала постоянной тупой болью, а горло опухло и болезненно. Я мог бы прожить гораздо дольше без воды, уж точно без еды, если бы не безжалостное солнце. Но я мало-помалу высыхал, и я знал, что, если не найду облегчения, скоро буду как прах, унесенный первым ветром. Я достиг точки, когда меня охватил гнев, гнев на невидимого врага, с которым я не мог бороться. Я снова с трудом поднялся на ноги, подпитываемый адреналином внутри меня, качнулся вперед, как пьяный, и затем упал. Процесс повторялся до тех пор, пока у меня не исчезал гнев и силы. Когда наступила ночь, я не двигался несколько часов. Ночной ветер взволновал меня, и я открыл ему рот, надеясь, что он подует на него что-нибудь влажное. Но ничего не было - и я упал, распростершись на земле.
   Я уже не знал, наступит ли другой день, или два дня, или три. Я знал только, что было солнце и мое больное тело, мой разум едва мог больше думать, мои глаза едва могли сфокусироваться. Я полз по земле, когда поднял голову, сейчас это было большим усилием, и перед моими глазами поплыли странные фигуры. Я прищурился и прижал руки к зрачкам, выдавив несколько капель смазочной жидкости. Я наконец сфокусировался и увидел группу деревьев, короткое дерево с зигзагообразным стволом, которое австралийцы называют Гиджи. Мой разум думал в замедленной съемке, но я понял, что ни одно дерево не живет где-нибудь без воды. Тем не менее, копать там, где могла быть подземная вода для питания корней, было так же невозможно, как и подняться на Луну. Почва была твердой, как скала, засохшей глиной и непоколебимой, как солнце над ней.
   Но потом я увидел другие фигуры, одни неподвижные, другие прыгающие в длину. Кенгуру, большая серая разновидность, сгруппировались под деревьями Гиджи. Им потребуется вода, чтобы выжить. Они приведут меня к воде. Я пополз вперед. Но разум, искаженный жаждой и солнцем, функционирует как система с коротким замыканием, испуская искры в неправильных местах, посылая электрические токи по неправильным проводам. Я медленно двинулся вперед, как голодный волк, приближаясь к кенгуру. Смутно я вспомнил, что у кенгуру есть пинок, который может убить человека. Я должен был остерегаться этих огромных задних ног и ступней. Подойдя еще ближе, я приподнялся на корточках и остался неподвижен.
   Кенгуру - любопытный зверь, и наконец двое из них осторожно подпрыгнули ко мне. Крупный самец подошел ближе всех, и я с загоревшимся умом сосредоточился на невозможном и стал ждать. Когда он подпрыгнул еще ближе, я прыгнул с силой отчаяния. Я приземлился на его спину, обвив руками его шею, обвив ногами его спину, как большой жокей на странном коне. Большой roo, как австралийцы называют животных, взлетел гигантским прыжком. Он приземлился, и я потерял хватку. Он прыгнул снова, и я взлетел в воздух и с ужасным грохотом упал на твердую, сухую землю. При всей моей силе и смекалке это был бы сомнительный шаг. В моем нынешнем состоянии это была чистая глупость - результат моего измученного, искаженного ума.
   Я лежал там и чувствовал, как солнце уходит прочь, когда все сомкнулось на мне, одеяло серости углублялось в пустоту небытия. Я лежал неподвижно, бесчувственный, безразличный, и мир остановился для меня.
   V
   Я чувствовал влажность, как будто она шла из какого-то далекого мира. Я больше не был его частью. И все же он звал меня, манил меня через чувства. Высохшие, окоченевшие, загорелые мускулы моих глаз двигались, а веки дрожали, наконец открываясь в размытом мире нечетких форм. Я снова почувствовал влажность, на этот раз прохладную и успокаивающую против моих глаз. Постепенно нечеткие формы начали распределяться, и я увидел головы, смотрящие на меня. Я попытался поднять голову, но усилий было слишком много, и я открыл рот, задыхаясь, как рыба, выброшенная из воды. Я почувствовал, как прохладная влажность капает мне в рот, стекает по горлу и внезапно достигает меня. Я был жив. Я сглотнул, и еще больше воды потекло сквозь опухшую, огрубевшую слизистую оболочку моего горла.
   Я снова посмотрел на лица. Некоторые были коричневыми, некоторые бежевыми, у некоторых были темные волнистые волосы, у одного старика волосы были почти светлыми. У них были широкие носы и красивые губы, обветренные глаза. Сильные, но нежные руки помогали мне сесть, и я увидел старую
  
  
  
  
  
  женщины в рваных рубашках и молодые обнаженные девушки с уже низко висящими маленькими грудями. У мужчин были в основном прекрасные кости, не слишком большие. Я знал, кто они такие, но они не могли сказать то же самое обо мне. Я был человеком, которого они нашли при смерти, в одиночестве, без воды и еды, на этой суровой, безжалостной земле - их земле, земле австралийских аборигенов. Это был отдельный народ, эти аборигены в антропологическом и расовом отношении, вероятно, самая старая раса кочевых племен в мире. Их происхождение все еще окутано туманной историей, они жили в необъятной австралийской глубинке, одни соприкасались с цивилизацией, другие - такими же далекими, какими были их предки тысячу лет назад.
   Я огляделась. Они отнесли меня в свою деревню, если ее можно назвать деревней. Это было не что иное, как набор тряпок, висящих на шестах, вокруг которых собирались небольшими узлами семья или группа. Но попытки осмотреться были утомительны, и я упал на землю. Я почувствовал, как влажная ткань оборачивается вокруг моей покрытой волдырями кожи, и заснул.
   Вероятно, это было через несколько часов, когда я проснулся и увидел рядом со мной старика, сидящего на корточках, и небольшого костра. Он взял с огня глиняную чашу и жестом пригласил меня сесть и выпить. Жидкость, какой бы она ни была, имела резкий, почти горький вкус, но я принял ее и почувствовал, как она внутри меня согревается, как хороший бурбон вызывает покалывание в теле.
   Я лежал на боку и смотрел, как старик работает над бумерангом грубыми инструментами. Рядом с ним на земле лежали копье и вумера, приспособление для метания копья. Некоторое время я наблюдал за ним, а затем снова заснул. Была ночь, когда я проснулся, и земля была усеяна небольшими кострами. Мое горло стало лучше, и мои силы вернулись. Ко мне подошла молодая девушка, держащая ногу птицы, огромную ногу, которая могла принадлежать только эму, гигантской нелетающей птице, родственной страусу. Я ела ее медленно - у нее был сильный, но не неприятный вкус. Я, конечно, понимал, что в то время кусок сыромятной кожи, вероятно, имел бы для меня неплохой привкус. Я все еще быстро утомлялся и снова заснул после еды. Но утром мне удалось встать, сначала немного пошатываясь, но я могла ходить. Я возвышался над большинством аборигенов, но здесь, на их земле, я был довольно беспомощным великаном. Мы не могли общаться словами, но я узнал, насколько эффективным может быть использование знаков и жестов.
   Один из мужчин сказал мне, что они собираются на охоту за едой. Я сказал, что хочу поехать. Я повесил Вильгельмину на плечо, но я не хотел использовать пистолет, если в этом не было необходимости. Я не знал, имели ли эти первобытные люди опыт обращения с огнестрельным оружием. Кочевые аборигены, во многом отличавшиеся от большинства примитивных народов, были уникальны еще и тем, что не были воинственными. Они охотились, чтобы выжить, и постоянно перемещались по тому, что некоторые племена, знакомые с языком белого человека, называли «прогулкой». Двое молодых людей, старик с седой бородой и прямыми серебристо-белыми волосами и я составили группу охоты. Я не видел ни черта, чтобы охотиться на открытых равнинах, но я снова узнал факт, который знал, но почти забыл. Видеть - это больше вопрос знания, что искать, чем чего-либо еще. Мы медленно двигались по высохшему руслу ручья, и они остановились, чтобы указать мне следы, а затем жестом описали животных, которые их оставили. Я видел змею, валлаби, кенгуру, ящерицу и эму. И я узнал, что для аборигена следы были не просто следами, оставленными на земле, но каждая была картинной историей. Они изучали след и решали, медленно или быстро движется животное, молод он или стар, как давно он прошел этот путь.
   Первобытные люди, спрашивал я себя? Да, в большом городе о механических устройствах ничего не знали. Но здесь я был примитивным. Они решили пойти за ящерицей, которая, по их расчетам, исчезла совсем недавно. Когда старик следил за нами, мы догнали ящерицу, крупного парня со свирепыми когтями. Охотники быстро накололи его, и мы отнесли его к остальным. Огонь сварил рептилию, и я снова обнаружил, что наслаждаюсь едой, против которой восстал бы в любое другое время.
   В те дни я жил с аборигенами, переезжал с ними и ходил с ними на охоту. Постепенно мой мышечный тонус восстановился, и покрытая волдырями кожа на моем теле стала нормальной. Мои силы почти полностью восстановились, и однажды утром я начал пытаться сказать им, что мне нужно уйти, чтобы вернуться к цивилизации. Каким-то образом я понял это тем, что не имел ни малейшего представления, как вернуться. Я знал, что если я нанесу удар вслепую, я, вероятно, попаду в ту же ситуацию, в которой был, когда меня катапультировали из самолета. Я не думал, что смогу выжить во второй раз - по крайней мере, не так скоро.
   Старик поговорил с двумя младшими
  
  
  
  
  
   они подошли и встали рядом со мной. Я хотел поблагодарить за спасение моей жизни, но как, черт возьми, это сказать языком жестов? Я мало видел нежных жестов среди этих кочевников, но я упал на землю, со сложенными перед собой руками. Думаю, они поняли. Они все равно кивнули и усмехнулись.
   Двое молодых людей двинулись прочь, и я последовал за ними. Они двигались по еще влажным оврагам, где их ноги оставались прохладными. Они воспользовались темной стороной склона, каким бы маленьким он ни был. А по ночам у нас всегда было мясо на костре. Однажды утром они остановились и указали на невысокий холм на сухой и выжженной земле. Они указали, что я должен следовать по нему, а затем продолжать движение в том же направлении. Я снова поклонился и двинулся в путь. Когда я оглянулся, они уже убегали той дорогой, по которой мы пришли.
   Шли часы, и я заметил, что земля становится немного менее сухой, возможно, тонкая грань различия, но тем не менее это правда. Я заметил коричневые участки засохшей травы, несколько невысоких кустов, а затем, вдали, группу домов. Я нашел старика и какой-то захудалый скот. У него, конечно, не было телефона, но зато была вода и немного консервов. У меня никогда не было лучшего банкета в Вальдорфе. Он дал мне дорогу к следующему ранчо, большему по площади, и, переходя с одного ранчо на другое, я нашел одно с машиной. Я представился и попал в пыльный городок, где находился территориальный агент с радио. Он передал сообщение в офис Эра и майора Ротвелла, и в течение часа реактивный самолет остановился на плоской суше рядом с городом. В одолженных рубашке и брюках. Я вернулся в Эр. Майор Ротвелл был на аэродроме, и в его глазах отражалось недоверие его словам.
   «Ей-богу, Картер», - сказал он, покачивая мою руку. Ты чёт-то говоришь и больше. Мы посчитали тебя мертвым. Самолет лейтенанта Демпстера, тот, на котором вы летели с ним, разбился в море. Мы думали, что вы оба участвуете в этом. "
   «Я сомневаюсь, что в этом участвовал даже Демпстер», - сказал я. «Он выбросил меня и оставил умирать в глубинке».
   "Боже мой!" - воскликнул Рот, когда мы сели в машину с шофером. «Ради Бога, для чего. Картер? Вы заставили его что-то убить?»
   «Нет, но я был слишком близок к чему-то», - мрачно сказал я. И я подойду ближе. Мои вещи еще в коттедже? "
   «Да, мы еще ничего не сделали», - ответил майор.
   «Тогда все, что мне нужно, это новый набор ключей», - сказал я.
   «Они будут у Моны», - заверил меня Ротвелл. «Она была бы со мной, но взяла несколько выходных. Она не знает, что ты еще не закончил».
   «Я удивлю ее», - сказал я. «Но сначала я хочу немного помыться».
   «Вы можете сделать это в штабе», - сказал майор и с опаской закусил губу. «Но есть кое-что. Картер. Я позвонил Хоуку и рассказал ему о том, как самолет врезался в море с тобой и Демпстером».
   Я усмехнулся и заключил небольшую ставку сам с собой. Машина подъехала к отделениям разведки, и пока я мылся, майору позвонил Хоук. Я снял трубку, когда она пришла. Я выиграл спор сам с собой, поздоровавшись, и в голосе Хоука не было ни малейшего намека на удивление.
   «Разве ты не можешь притвориться удивленным и взволнованным тем фактом, что я все еще жив?» - возмутился я.
   «Я не предполагал, что вы были в том самолете», - мягко сказал он. "Слишком приземленный путь для вас".
   Я усмехнулся. «Что-то здесь определенно гнилое», - сказал я. «Я думаю, что у меня есть история, но не актерский состав».
   «Оставайся с этим», - проворчал он. «Без гипса у тебя ничего нет. Держи меня в курсе».
   Линия оборвалась, и я повернулся к майору Ротвеллу. Я знал, что он заслуживает инструктажа, но отказался от этого. Все, что у меня было, это то, что я для себя объяснил, и этого было недостаточно.
   «Я остановлюсь у Моны и возьму лишние ключи от коттеджа», - сказал я.
   «Автомобиль был возвращен ВВС», - сказал он. «Он сзади, ждет тебя. О, еще кое-что. Девушка по имени Джуди Хенникер звонит почти каждый день, чтобы поговорить с тобой».
   Я кивнул и вышел за машиной. Было темно, и Джуди сейчас будет в «Рудди Кувшине». Я доберусь до нее позже. Я поехал в квартиру Моны, позвонил в звонок и стал ждать. Она открыла дверь и застыла, ее рот приоткрылся, ее глаз; моргает в недоумении. Я усмехнулся и вошел. Только когда я был внутри, она обнаружила себя и полетела ко мне в объятия.
   «Черт возьми, но я еще не верю в это», - сказала она, влажные и голодные губы касались моих. «О, Ник, - сказала она. «Ты не представляешь, что я чувствовал. Я просто хотел сбежать куда-нибудь и спрятаться от всего и всех».
   «Меня сложно убить, - сказал я. «Мне слишком нравится жить. Хотя я больше всего говорю, что на этот раз они получили чертовски дозу».
   Я отстранился от нее и поцеловал в щеку. «Я пришел за дополнительным комплектом ключей от коттеджа», - сказал я.
  
  
  
  
  
  "Я возвращаясь назад, чтобы искупаться и потдянуться. Мне нужно много подумать ".
   Она взяла ключи из ящика комода и снова прижалась ко мне, ее грудь была чудесным напоминанием о моей груди. Но мне нужно было еще двадцать четыре часа отдыха, прежде чем я был готов к Моне. Я крепко поцеловал ее и быстро понял, что, возможно, я ошибался насчет двадцати четырех часов. Но я все равно ушел.
   В коттедже я купалась в горячей ванне, пока собирал то, что у меня было. Мои замечания Хоуку были скорее правдой, чем шуткой. Факт первый: троих , причастных к трем трагедиям, тем или иным образом заставили замолчать. Я пытался добраться до Доуси, затем до Комфорда, поэтому они решили, что моей следующей остановкой будет Демпстер. Они были милыми и меняли с ним техники, но результат должен был быть таким же, и я не мог получить информацию. Факт второй: Доуси, Комфорд и Демпстер были куплены, внезапное богатство Доуси предвещало это. Факт третий: два месяца назад китаец выброшен на берег с 50 тысячами австралийских долларов. Между ним и первыми тремя мужчинами должна быть связь.
   Но на этом факты закончились. Я не знал, кто это делал и почему. Была ли это какая-то доморощенная группа? Если так, то им нужна была бухта. Ранчо, о котором говорила Джуди, конечно же, подойдет. И если бы это был внешний источник, им тоже понадобилось бы прикрытие, но более сложное. Но пока это были тени, за исключением трех вытяжек, которые пытались дать мне медную ванну.
   Заголовки и статьи в австралийских газетах, которые я видел, были достаточным доказательством того, что отношения вокруг продолжаются почти до предела. Остальные члены альянса по-прежнему были недовольны объяснениями Австралии и быстро отступали. Австралийцы с их неистовой гордостью отреагировали на это «к черту их всех». И все, что у меня было, это красивая, изящная теория. Мне нужно было больше и быстро. Кто бы ни стоял за этим, не собирался стоять на месте. Следующая трагедия может разрушить альянс без возможности восстановления.
   Я медленно оделся. Я решил не ехать в «Рыжий кувшин» к Джуди. Я бы нанес ей визит к ней. Мои часы сказали мне, что она скоро приедет, поэтому я направился в ее маленькую квартирку. Я пришел первым и ждал прямо в дверях, когда она подошла.
   «Добро пожаловать домой», - тихо сказал я.
   «Янки», - сказала она, ее глаза загорелись. «Я пытался дозвониться до тебя целыми днями, может, неделю».
   Мы пошли к ней домой. На этот раз она была одета в черное платье с почти таким же глубоким вырезом, как и раньше, из-за чего ее круглая грудь переполнялась.
   «Он бывал почти каждую ночь», - сказала она мне осторожным тоном. «Четвертый, с ястребиным лицом. Он все время говорит мне, чтобы я нашел для него еще несколько человек. Он говорит, что с другими все получилось хорошо, но их отправили на более серьезные дела».
   «Надеюсь, вы сказали ему, что ищете новых контактов», - сказал я.
   «Да, но я чертовски напугана», - сказала она. «Боюсь, он узнает, что ты знаешь обо мне. Тогда, если я поеду в Штаты, он будет в сосновом ящике».
   Ее опасения оправдались. Но теперь она и Линн Делба были моими единственными возможными зацепками. Мне не нравилось позволять ей высунуть свою красивую шейку, но и многим хорошим мужчинам не нравилось, что их убивают напрасно. Я отвернулся от моральных суждений. Это была не моя работа. Моя работа заключалась в том, чтобы разобраться в этом, взломать его, не беспокоиться о том, кто может пострадать на этом пути. Я был слишком жесток? Чертовски сложно, но будьте уверены, у остальных нет времени на сентиментальность. Я тоже.
   «Продолжай делать то, что делала, Джуди», - сказал я ей. «Я был в отъезде какое-то время, поэтому никто не видел вас со мной. Я буду смотреть это как можно лучше. Попробуйте прокачать его. Узнайте, откуда они действуют. Но не будьте слишком очевидны».
   «Я рада, что ты вернулся», - сказала она, стоя рядом со мной. Потерянное, пугающее качество снова стало ее частью, и я почувствовал себя каблуком в четырнадцать карат. «Когда-нибудь, может быть, после того, как все это закончится, может быть, мы сможем собраться вместе, только ты и я, для удовольствия».
   «Может быть», - сказал я. Я обхватил ее подбородок рукой и посмотрел в дымчато-серые глаза. Черт возьми, у нее был способ добраться до тебя, как котенок. У нее были когти, и она могла чесаться как черт, но она потянулась к тебе.
   Она встала на цыпочки и поцеловала меня - легкий нежный поцелуй. «Я чувствую себя в большей безопасности, когда ты рядом», - прошептала она. Я слегка похлопал ее по спине, повернулся и ушел. Это была крепкая круглая задница, которую стоило когда-нибудь снова расстаться. Я вернулся в коттедж в надежде, что все будет хорошо. Было бы неплохо провести время с Джуди. У меня было ощущение, что она заслужила хорошие времена.
   * * *
   На следующий день я заснул допоздна, и когда я проснулся, я впервые почувствовал себя старым с тех пор, как меня выбросили из самолета. Я решил нанести визит Линн Дельба. Что-то в этой женщине оставило меня с незавершенным чувством. . Она казалась чрезмерно напуганной за
  
  
  
  
  То, что ничего не знала об участии Доуси. Я был рад найти ее дом, и ее глаза загорелись, когда она увидела меня.
   «Войдите», - сказала она. У нее было такое же блеклое качество, которое я заметил в прошлый раз, но ее ноги, теперь в коротких шортах, были настолько хороши, насколько я помнил. То, как ее грудь двигалась под бледно-желтой блузкой, подсказало мне, что она все еще против ношения бюстгальтеров.
   "Кто-нибудь связался с вами по поводу Доуси?" Я спросил. Она нахмурилась.
   «Нет», - ответила она с резкостью в голосе. «Зачем им связываться со мной. Я сказал вам, что знал только, что он был замешан в том, что, по его словам, принесет ему много денег, и у меня будет все, что я хотела. Ни у кого нет причин связываться со мной по чему-либо».
   Я приятно улыбнулся, но мысленно думал о том, как она вела себя во время моего первого визита к ней. Тогда она была чертовски напугана тем, что, возможно, Доуси рассказал о ней своим убийцам. «Может, они подумают, что я что-то знаю о том, чем он увлекался», - сказала она, и страх в ее глазах был реальным. И теперь это было несколько вызывающе: «Зачем кому-то связываться со мной?» У меня было более чем ясное представление о том, что вызвало эту внезапную смену ролей. Во-первых, она боялась, потому что у нее были веские основания подозревать, что убийцы Доуси задаются вопросом, что она знала. Но за время, прошедшее с моего первого визита, с ней связались и убедили их, что она ничего не знает. Или, возможно, с ней вообще не связались и она чувствовала себя в безопасности. В любом случае, теперь она чувствовала себя комфортно в безопасности и в ясности. Страх отброшен. Все это означало, что она знала больше, чем то, что сказала мне, а это было ничто.
   Я хотел знать, что это за «еще», каким бы маленьким оно ни было, но я не хотел получать его грубо. Во-первых, я не был уверен, что это может быть получено таким образом, если я не буду очень грубым. Под этой блеклой внешностью она проявляла к ней упорную резкость. А может, на самом деле она знала очень мало. Моим правилом было не убивать комара молотком. Я хотел быть немного более уверенным, что она действительно что-то знает, прежде чем я это сделаю.
   Ее глаза смотрели на меня с тем же одобрением, которое я видел в них раньше, и она села на переполненный стул, подняв ноги и раздвинув их ровно настолько, что это дразняло. У них были великолепные ноги; Я снова спокойно ими восхищался. Я собирался попробовать к ней другой путь.
   «Ну, если мне нечего сказать, я пойду». Я приятно улыбнулся и позволил ей наблюдать, как мои глаза бегают вверх и вниз по ее ногам. Короткие шорты ни на дюйм спускались по бокам ее бедер, когда она сидела с поднятыми вверх ногами. «Но я вернусь. Стоит приехать, чтобы просто посмотреть на свои ноги». Я снова улыбнулся.
   Ее глаза сразу же ожили, когда она отреагировала с острым рвением женщины, жаждущей внимания.
   "Вы действительно так думаете?" - спросила она, растягивая их, чтобы я мог ими восхищаться. "Вы не думаете, что они слишком тонкие?"
   «Думаю, они правы», - сказал я. Она встала и подошла ко мне. «Что ж, я рада видеть, что ты не так увлечен своей работой, что не можешь отреагировать», - сказала она. "Хотите выпить?"
   «Я не знаю», - нерешительно сказал я. «Я бы хотел, но лучше не надо».
   "Почему бы и нет?" она нахмурилась. «Ты достаточно взрослый, и Господь знает, что ты достаточно большой». Я наблюдал, как ее взгляд быстро скользил по моим плечам и груди.
   «Ну, во-первых, я не мог ничего пообещать после выпивки», - сказал я. «Не с твоими ногами. На самом деле, я никогда не видел ничего подобного».
   Она тихо улыбнулась. "Кто просил вас что-нибудь пообещать?" пробормотала она. Она подошла к маленькому шкафчику и принесла бутылку виски и стаканы.
   «Подожди», - сказал я. «Я должен допрашивать тебя, а не пить с тобой».
   «Господи, вы, янки, добросовестные», - сказала она, наполняя стаканы. «Так что спрашивайте меня, пока мы пьем. Несколько напитков могут помочь мне кое-что вспомнить».
   Я тихонько улыбнулся себе. "Хорошо." Я пожал плечами, взяв стакан, который она мне вручила. Ее груди под бледно-лимонной блузкой вызывающе шевелились. Линн Делба была голодной женщиной, жаждавшей внимания, комплиментов, секса. Она знала, что почти все ее хорошие годы остались позади, и она танцевала на грани тех отчаянных лет, когда женщина понимает, что большая часть ее оружия пропала. Затем, как неуверенный в себе актер, который повторяет свои реплики, она продолжает пробовать свое оружие, чтобы убедиться, что хотя бы оно у нее еще есть.
   Это была печальная игра, способ сохранить внутреннюю уверенность в себе, но она была безвредной, кроме нее. Моя игра была еще более бессердечной. Но, черт возьми, я здесь не для того, чтобы играть психиатра. Я одарил ее вниманием и комплиментами, которых она хотела, и по тому, как она выпила первую рюмку, я знала, что она позволяла спиртным напиткам удерживать ее от слишком частого взгляда в зеркало. Вскоре она подошла ко мне ближе, маленькие точки ее груди без бюстгальтера образовали крошечные толчки о блузку.
   "Мне было очень грустно о твоем друге, Доуси
  
  
  
  
  , - сказал я, откинувшись на спинку кресла после небольшого разговора.
   К черту Доуси, - почти свирепо сказала она, когда я сел рядом с ней, мое лицо было всего в нескольких дюймах от ее. Я продолжал бегать глазами вверх и вниз по ее ногам, а затем задерживаться на ее груди, и все же я не сделал двигаться - это сводило ее с ума. Она сердито встала и начала наливать себе еще одну рюмку. Я быстро двинулся, остановил ее, когда она начала поднимать стакан и крутить ее. Я поцеловал ее, когда просунул руку под лимонной блузки и нащупал округлые низы ее груди. Я взял одну из них и взял ее в руку. Ее язык яростно метался по моему рту, и я почувствовал, что ее сосок уже твердый и возбужденный. ее груди, когда я внезапно оторвался от ее рук. Она снова села на диван и скинула блузку через голову. Я подошел к ней и обхватил ее груди руками, их мягкость удобно собралась в моих ладонях. Она начала расстегивать шорты, но я остановил ее.
   «Я не могу остаться», - сказал я. «Я должен быть где-нибудь еще через час».
   «Боже, ты не можешь идти», - запротестовала она, хватаясь за меня.
   «Это то, чего я боялся», - сказал я. «Это не поможет тебе ничего вспомнить и удерживает меня от того, что я должен делать».
   «Да, будет», - сказала она, держась за меня. "Поверь мне." Я потерла большими пальцами твердые точки ее груди, коричневатые точки, большие для размера ее груди. Она вздрогнула, но я покачал головой.
   «Думаю, это всего лишь я», - сказал я, добавив в голос нотку печали. «Я всегда был таким. Я должен оправдать свое пребывание здесь, по крайней мере, для себя, пока я на работе. Если бы ты только мог вспомнить что-нибудь еще, чтобы рассказать мне, что-то, что мне поможет. "
   Я видел, как ее глаза внезапно потемнели, и она наполовину отстранилась. «Я пока ничего не могу придумать», - сказала она. «Но я буду». Она быстро отступала. Я снова потер большими пальцами ее соски, и она вздрогнула и вернулась в мои объятия. Я быстро встал, и она упала спиной к дивану.
   «Я вернусь позже сегодня вечером», - сказал я. «Если ты можешь вспомнить что-нибудь еще, скажи мне. Сначала я позвоню тебе. Я хочу вернуться. Просто объясни мне причину».
   Я обнял ее за шею, приподнял ее, как куклу, и прижался губами к ее груди, двигая твердыми коричневыми сосками под зубами. Она захныкала в экстазе. Затем я позволил ей отступить и подошел к двери. «Сегодня вечером», - сказал я, сделав паузу, наблюдая за ней, когда она смотрела на меня с полуопущенными веками, ее груди двигались вверх и вниз, когда ее дыхание было затруднено. Я знал, что она была возбуждена, и она не выключится легко. Я закрыл дверь и пошел по коридору на улицу. Я знал, что это будет борьба между ее голодом и осторожностью. Я делал ставку на ее голод, если только она не заставит кого-нибудь выключить его для нее. Это всегда было возможно. Узнаю позже.
   Большую часть дня я кормил Линн Делба и зашел в ресторан, чтобы перекусить, пока стемнело. Когда я закончил, я направился к The Ruddy Jug. Я вошел и встретился глазами с Джуди, когда подошел и сел за один из столов в центре зала. Мой настороженный взгляд скользнул по ней, и я внутренне улыбнулся, поскольку она не показала ни малейшего выражения на лице. Двое головорезов, которые выбросили меня, сидели за своим столиком в углу. Они не запомнили меня, разве что как лицо, которое видели в этом месте раньше. Я не доставил им никаких серьезных проблем, и они позаботились вспомнить только действительно неприятное. Я заказал виски и воду, осмотрел место и сел.
   Джуди выполняла свою работу, переходя от стола к столу и от будки к будке, будучи очаровательно милой и привлекательной, на этот раз ее платье с низким вырезом было ярко-оранжевого цвета. Я, казалось, не обращал на нее внимания, молчаливый, угрюмый тип, сосредоточенный на своих мыслях и собственном пьянстве. Я заказал еще виски, потом еще одну.
   Место наполнилось еще больше, и это была какофония звяканья фортепьяно, хриплого смеха и громких разговоров. Джуди прислонилась к стойке. Внезапно я увидел, как мужчина приближается к ней. Даже сквозь дым этого места я уловил «горящие глаза» человека и его лицо, похожее на ястреба с клювом выдающегося носа. Он остановился у бара рядом с девушкой и небрежно заговорил с ней тихим голосом. Она ответила, и я видел, как она несколько раз покачала головой. Казалось, она говорила ему, что новых перспектив не было. Я видел, как он пожал ей руку, и взяла деньги, которые он протянул, когда уходила. Они все еще платили ей за то, чтобы она была для них контактной девушкой. Хорошо, они ни в чем ее не заподозрили. Но я знал, что Ястребиное лицо может ответить на множество вопросов. Я двинулся за него, небрежно двигаясь к бару.
   Он увидел меня, когда я подошел, взглянул и промчался через большую комнату, двигаясь.
  
  
  
  
  рядом с баром. Поскольку крысе не нужно говорить, что приближающийся терьер означает неприятности, он инстинктивно знал, что я написал то же самое для него. Я видел, что он направлялся к боковой двери в дальнем конце бара. Мне мешало то, что мне приходилось передвигаться между столами, в то время как он мчался для этого по прямой. Когда я подошел к двери, он скрылся из виду. Я выбежал на стоянку и услышал рев двигателя, который ожил. Включились фары, и я увидел, как джип соскочил со своего места и с ревом рванулся ко мне.
   "Стоп!" Я кричал на него. Он повернул ко мне, и я приготовился отпрыгнуть назад. Он не видел холодного блеска ствола Вильгельмины в моей руке. Я отпрыгнул назад, когда джип качнулся, чтобы ударить меня, стреляя, когда я ударился о землю. Это был легкий выстрел, и пуля попала точно в цель. На самом деле, даже слишком много. Он был мертв до того, как джип резко остановился, отскакивая от бамперов ряда припаркованных машин. Я вытащил его из джипа, пошарил по карманам и обнаружил, что ему нечего назвать. Теперь из «Рудди Кувшина» шли другие люди, а я прыгнул в джип и с ревом выехал со стоянки.
   Я продолжал идти, пока не оказался на приличном расстоянии. Затем я остановился и осмотрел машину, перебирая ее от шин до крыши. В бардачке ничего не было, и единственное, что я нашел, это клеймо в задней части. Это, а также оранжево-красная пыль по всем шинам, застрявшая в каждой щели протектора и в самих колесах.
   Я снова сел в джип и направился на запад, из Таунсвилла, в глубинку. Я держал пари, что он приехал не слишком далеко, в двух-трех часах езды. В этом районе было много ранчо.
   Оказавшись за пределами Таунсвилла, австралийская страна очень быстро стала дикой и суровой. В дальнейшем обширная необжитая местность содержала несколько рабочих ранчо из-за своей засушливости, и когда они сказали Джуди, что они приехали из «глубинки», они использовали этот термин вольно. У меня был клеймо, и я использовал его, чтобы найти ранчо.
   Я проехал по первой найденной дороге, которая вела в глухую местность, и продолжил ехать в стабильном темпе почти два часа. Дорога вела меня на юго-запад, через пересеченную зеленую землю и затем в более сухую и пыльную страну. Я притормозил и свернул с дороги, когда увидел ранчо, в окнах которого все еще горели огни. Собаки начали лаять, когда я подошел, и свет прожектора осветил джип и меня ярким светом. Из дома вышли владелец ранчо и еще один мужчина, каждый с дробовиком. Я увидел в дверях женскую фигуру.
   «Извини, что беспокою тебя», - пропел я. "Мне нужна небольшая помощь." Мужчины опустили винтовки и подошли к джипу.
   «Не хочу нервничать, - сказал пожилой мужчина. «Но никогда не знаешь, что происходит в эти дни».
   Я снял клеймо с сиденья и отдал его владельцу ранчо. У утюга был круг с тремя точками внутри.
   «Я хочу вернуть это, но не могу найти его место», - сказал я небрежно.
   «Круг Три», - сказал владелец ранчо. «Они примерно в пятнадцати милях к западу отсюда. Они не заставляют свой скот для сбыта, как все мы, но я видел клеймо на нескольких бродячих особях. У них есть небольшое стадо, в основном для своих. использовать, я думаю. "
   «Очень признателен», - сказал я.
   «По эту сторону забора», - крикнул он мне, когда я уезжал. Я знал, что он имел в виду, и прошел еще миль десять, когда увидел его, шести футов высотой и на фут или больше в землю. Он был построен вокруг главной овцеводческой страны Квинсленда и был построен для защиты основной отрасли от диких собак Австралии, хитрых и хищных динго. Пока не была построена «ограда для динго», дикие собаки уносили огромные потери овец, истощая жизненную силу крупной австралийской промышленности. Сделанный из сетки для посуды, он был достаточно высоким, чтобы препятствовать прыжкам, и достаточно низким, чтобы препятствовать рытью под землей. По-прежнему были набеги и прорывы, но это замечательно помогло удержать мародерствующих диких динго от самого сердца овечьих земель.
   Я свернул с дороги и поехал на юг, вдоль забора, а затем увидел темные очертания группы зданий ранчо - главный дом, конюшни, сараи, загоны.
   Я вышел из джипа и двинулся вперед, спустившись на место по пологому склону, поросшему кустарником. Я не видел часовых. Я спустился в загон и увидел клеймо на крупе ближайшего бычка, круг и три точки внутри него. В главном доме было темно, и место казалось закрытым на ночь.
   Я прокралась к дому, обнаружила, что боковое окно настежь, и вошла внутрь. Снаружи была луна, и она давала удивительное количество света через окна. Я прошел мимо гостиной, кухни и уютно обставленной гостиной. В конце холла, у подножия холла, стояла большая комната, видимо превращенная из столовой в кабинет.
  
  
  
  
  е лестница. Когда я вошел в кабинет, я услышал звук храпа из-за лестницы. Вдоль стен стояли несколько стульев, крепкий старый стол и коллекция ящиков с морскими ракушками и морскими предметами. В футлярах хранится редкая и великолепная коллекция. Я заметил редкую мелварди-каури, мраморный конус и два прекрасных конуса из золотой ткани. Гигантские морские звезды и огромные раковины желобов заполнили одну из больших ваз. Другое дело - красно-белый рифовый осьминог с полосатыми щупальцами. Sur hells, маленький Warty Cowrie и сотни других составили остальную часть коллекции. На одной стене я увидел верхнюю часть панциря гигантского моллюска, который, должно быть, когда-то весил около шестисот фунтов. Я перевел взгляд с коллекции на стол. Сверху, в углу, на записке лежала женская записка.
   «Верни это ей при следующем посещении города», - говорилось в записке, когда лунный свет осветил ее достаточно, чтобы разобрать нацарапанный почерк. Я позволил компакту лежать в моей руке, почти обжигая, когда я смотрел на него. Интересно, какой женщине он принадлежал? Кто-то, кто жил в городе. Это был город Таунсвилл? Я этого совсем не ожидал. Линн Делба, с внезапным изменением ее отношения? Была ли она здесь, допрошена и отпущена? Или Джуди? Знала ли она намного больше, чем рассказывала? Неужели она работала с ними более тесно, чем показала? Возможно, ее желание попасть в Штаты было мотивировано побегом от друзей в такой же степени, как и все остальное. Или это была какая-то женщина, которую я никогда не встречал. Почему-то это не прозвучало. Я чувствовал это, но не знал.
   Я все еще думал об этом, когда комната взорвалась светом, и я взглянул на дуло карабина и служебный тридцать восьмой. Карабин держал высокий худой китаец, черные глаза которого бесстрастно смотрели на меня. Эти тридцать восемь принадлежали крепкому мужчине с желтоватым лицом, зачесанными назад волосами и блестящими темными глазами.
   «Мы не ожидали посетителей», - сказал он. «Посмотри, кто здесь. Положи пудреницу, пожалуйста».
   Я сделал, как он сказал. Они очень хорошо прикрыли меня, и теперь я слышал приближение других.
   «Мы никогда не выставляем часовых», - сказал мужчина с желтым лицом. «Но каждый вход в главный дом соединен электроникой с бесшумной сигнализацией. Любое прикосновение к оконной раме или подоконнику, или любое открывание двери вызывает беззвучную сигнализацию».
   Заговорил китаец мягким, почти усталым голосом.
   «Я позволю себе предположить, что вы агент AX, который отслеживает наши контакты и пытается найти ответ на ваши подозрения», - сказал он. «Я полагаю, что Реймонд столкнулся с вами сегодня вечером в Таунсвилле».
   «Если Раймонд старый ястребиный нос, то ты прав», - ответил я. «И поскольку мы предполагаем некоторые вещи, я предполагаю, что вы тот, кто ведет шоу».
   Китаец покачал головой и улыбнулся. «Неправильное предположение», - сказал он. «Я здесь только в качестве наблюдателя. Ни Бонар, ни я здесь не управляю шоу, если использовать ваш странный американизм. Вы никогда не узнаете, кто это. На самом деле, вы достигли конца линии, используя другого вашего американца. выражения. Вы были очень усердны в своем стремлении, и от вас было очень трудно избавиться. Сегодня вы были слишком усердны для вашего же блага ".
   То, как он это сказал, подсказало мне, что он говорил правду о том, что он главный. Кроме того, у него не было причин лгать об этом. Они держали меня в руках. Если бы он был главным человеком, он мог бы даже быть достаточно самодовольным, чтобы сказать мне. Он сказал, что был «наблюдателем». Чтобы догадаться, за кем он наблюдает, не потребовалось много времени.
   Внезапно запах китайских коммунистов стал очень сильным. Мертвый китайский аквалангист с деньгами и этот бесстрастный высокий восток играли в одной команде и прилагали одни и те же усилия. В этом тоже было больше смысла. Это были не внутренние усилия, не кучка придурков, стремящихся разрушить альянс, а тщательный отбор профессионалов, поддерживаемых китайскими коммунистами. Возможно, их больше, чем просто поддерживали. Возможно, они работали на них напрямую. Я уже почти понял, как они действуют - покупая недовольных мужчин. И жестокость, которой отмечена эта операция, - жестокое прикосновение Палача - также была типично китайской.
   «Скажите, вы тоже убили лейтенанта Демпстера?» - спросил я, тяня время.
   «Ах, лейтенант», - сказал китаец. «Прискорбная проблема. Мы позвонили ему, чтобы сказать, что вы будете его преследовать. Мы точно сказали ему, что делать. Конечно, когда он выбросил вас в глубинку, мы не ожидали, что вы выживете. Лейтенант был сказал, чтобы его самолет разбился в море, и там будет лодка, чтобы забрать его. Конечно, лодка так и не забрала его ».
   «Значит, ты избавился от нас обоих», - мрачно улыбнулся я. «Или ты думал, что избавился».
   «На этот раз мы позаботимся о тебе», - прорычал желтолицый. Он вышел в коридор, и я слышал, как он отдавал приказы другим, пока китайцы держали на мне карабин. Он вернулся с двумя мужчинами - тяжеловесами.
  
  
  
  
   убийцами, судя по их виду. Они обыскали меня, нашли Вильгельмину и разрядили пистолет. Пустой пистолет положили мне в карман. Они были профессионалами - они нашли и Хьюго и, выдернув мой рукав, вынули из ножен тонкий клинок. Тот, кого звали Бонар, ухмыльнулся противной злой ухмылкой.
   «Пусть оставит себе», - засмеялся он. Эта зубочистка ему не поможет ». Один бандит засунул Хьюго обратно в кожаные ножны на моей руке, они схватили меня между собой и вытолкнули из комнаты.
   «Мы не любим любительскую работу», - сказал Бонар, когда меня вывели на улицу. «Нам не нравятся тела, полные пуль, от которых нам нужно избавиться, иначе они могут быть найдены и начнут расследование. Поэтому мы собираемся отправить вас в овраг, где много очень больших и очень уродливых бычков. собираются растоптать вас до смерти. Тогда нам будет просто найти вас на следующий день и просто выдать вас властям как человека, попавшего в давку ».
   «Очень красиво», - прокомментировал я. "Профессионально".
   «Я думал, вы это оцените», - сказал он. Меня сажали в другой джип, карабин был у меня за спиной, его все еще держали китайцы, с двумя капотами по бокам от меня и Бонара за рулем. Я видел, как другие мужчины выгнали из загона стадо длинноногих бычков, похожих на техасских лонгхорнов. Животные ревели и нервничали, нервничали и злились из-за того, что их беспокоили. Они были готовы к давке. Овраг находился всего в полумиле от ранчо. Они въехали в него, и я увидел, что он был загорожен отвесными скалами с каждой стороны. Они въехали в него на полпути, подождали, пока не услышат звук приближающегося к входу стада, а потом меня сильным толчком отправили в полет из джипа. Я приземлился в грязь и повернулся, чтобы увидеть джип, мчащийся обратно по ущелью.
   Я встал и снова посмотрел по сторонам. Не было ни малейшего шанса взобраться на эти крутые скальные стены. Я посмотрел на другой конец оврага. Крутые склоны уходили вниз, дальше, чем я мог видеть. Я знал, что это произошло где-то еще, но не знал, как далеко. Я был уверен, что это было достаточно далеко, чтобы я не смог добраться до него, иначе они бы никогда не посадили меня туда. Но я, черт возьми, постараюсь.
   Я побежал и прошел всего сотню ярдов, когда услышал одинокий выстрел. Последовал длинный громкий рев, а затем я услышал грохот. Они загнали бычков в панику. Наиболее эффективно это можно было сделать, выпустив один выстрел по нервным, пугливым животным, и именно это они и сделали. Я включил всю свою скорость. Искать хакерство было бесполезно - по крайней мере, пока. Стадо, набирая скорость, устремлялось в овраг. Я услышал еще один выстрел. Второй вызвал бы любое блуждание быка.
   Я бежал, глядя на скалы по обеим сторонам, пытаясь найти место, где можно было бы закрепиться, какую-нибудь расселину. Но их не было. Они знали свой овраг, черт их побери. Низкий рокот внезапно стал громче, усиленный стенами оврага. Я слышал бычков и чувствовал их в дрожании земли. Мои ноги почти сводило судорогой от ярости заданного мной темпа. Но стены все еще возвышались, и конца оврага еще не было видно. Но теперь лонгхорны были, и я бросил взгляд через плечо. Они приближались быстро, заполняя ущелье от стены до стены - устойчивой массой грохочущих копыт и рогов, увлекаемой собственной бессмысленной испуганной яростью и инерцией тех, кто стоял за ними.
   Теперь я понял, почему Бонар позволил бандиту вернуть стилет обратно в ножны. Хьюго был бы бесполезен против этой бушующей массы говядины. Даже нагруженная Вильгельмина мало чем могла бы их остановить. Серия выстрелов могла бы повернуть их в сторону, но даже это было сомнительно. Но у меня не было ни патронов, чтобы попробовать, ни времени, чтобы спекулировать на этом. Они были почти на мне, и земля задрожала. Я наполовину остановился и посмотрел на приближающихся бычков. Один был впереди, всегда один впереди, и он рвался ко мне. Я не мог его бульдогом. Для этого мне пришлось бы встать на его сторону. В любом случае это будет означать только смерть. Мы оба пойдем вниз, чтобы нас растоптали. Они не могли остановиться, даже если бы захотели. Нет, я хотел, чтобы он бежал, ведя остальных. Я еще раз посмотрел, оценивая свои шансы. Они были почти на мне.
   Я упал на одно колено, мускулы напряглись, и главный бычок, большой, стройный длиннорогий, с грохотом бросился на меня. Я сомневался, что он вообще видел во мне мужчину. Он просто бежал - и собирался наткнуться на все на своем пути. Его голова была поднята, и я произнес благодарственную молитву.
   Я прыгнул, когда он подошел ко мне, подпрыгнув ему под шею. Я схватился за его голову по бокам и поднял ноги, чтобы обхватить ими большую толстую шею. Я схватил кулаки кожи с каждой стороны шеи и держал их руками. Он покачал головой и попытался сбавить скорость, но остальные, давившие ему за спину, заставляли его двигаться. Он побежал, все еще качая головой, все еще пытаясь выбить то, что упало на него.
  
  
  
  
   Но я цеплялся за нижнюю часть этой огромной шеи, мои ноги крепко обнимали ее. Слюна и пена из его рта лились мне в лицо, и это была адская поездка. Я тряся и дрожал, пока он бежал, остальные давили на него. Время от времени он пытался избавиться от всего, что цеплялось за его шею, но у него не было ни времени, ни шанса сделать что-то большее, чем бежать. Это было то, на что я рассчитывал, и если бы я мог держаться, это могло бы просто сработать. Но мои руки были скованы судорогой, а ноги быстро устали. Я скрестил лодыжки друг с другом на его шее, и это все, что удерживало мои ноги от развала.
   Затем внезапно я почувствовал, что вокруг меня стало больше воздуха. Мы вышли из оврага, и теперь я почувствовал, как давка теряет силу. Они замедлились, разошлись. Бык, за который я цеплялся, больше не стучал, а перешел на бесцельную рысь. Он снова покачал головой, чтобы сбить меня с ног, и опустил голову на землю. Но я застрял во впадине на его шее и продолжал цепляться за нее. Наконец он остановился. Я подождал еще минуту, просто чтобы убедиться. Затем я расстегнул ноги и упал на землю, мгновенно откатываясь от острых копыт. Но бычки теперь просто стояли вокруг, вся ярость у них ушла. Они успокоились.
   Я отполз, позволяя чувству вернуться в мои скованные руки. Затем я встал и медленно пошел, делая широкий круг вокруг высоких стен, в которых находился овраг. Бонар и другие не торопились, пройдя через овраг, чтобы найти меня. Скорее всего, они подождут до утра, когда смогут поймать бычков одновременно. Я шел медленно, обходя окрестности, огибая далекие дома ранчо.
   Наконец я добрался до места, где оставил джип, завел двигатель и направился обратно в Таунсвилл. Я заметил, что мои туфли были покрыты той же мелкой порошкообразной почвой, что и все колеса джипа. Любой, кто посетил ранчо, ушел с этим. Я знал, что большая часть австралийской почвы богата диоксидом железа, который придает ей характерный красно-коричневый цвет, и с нетерпением ждал возможности проверить гардеробы Линн Делба и Джуди. Этой ночью я почти обналичил свои фишки, но я был все еще жив и знал несколько вещей, которых не знал, когда начался вечер.
   Китайские коммунисты были здесь обеими ногами, и ранчо было прикрытием, но не главным прикрытием. Должен был быть еще одно, может быть, еще два, один ближе к берегу. Это ясно дало понять тело погибшего аквалангиста. Даже если бы он был просто курьером, база должна была быть где-то на побережье. И мистер Биг будет на втором месте укрытия. Было довольно ясно, что ранчо было оперативной точкой для тех, кто занимался вербовкой своих людей, но эта операция была слишком тонко спланирована, слишком тщательно продумана, чтобы действовать только с одним укрытием. Если бы Линн Делба или Джуди владели тем компактным предметом, который я видел на ранчо, они бы много говорили и говорили. С китайцами картина изменилась - и я изменился вместе с ней.
   Вернувшись в город, я взял маленькую «Англию», которую оставил возле «Рудди Кувшина», и бросил джип. Начинало светать, и по небу пробивалось первое розовое пятно зари. Я решил сначала попробовать Линн Делба и оперся на звонок, пока она не открыла его.
   «Боже», - сказала она сонными, но удивленными глазами. «Я думал, ты перезвонишь вчера вечером».
   «Я немного во что-то ввязалась», - сказал я, проходя мимо нее в комнату. На ней была только верхняя часть пижамного наряда, ее длинные великолепные ноги подчеркивали чувственность этого наряда. Мне было жаль, что я не приехал по другим причинам. Но я этого не сделал и, скривившись, распахнул дверь туалета в ее спальне. Она мгновенно оказалась рядом со мной.
   "Что ты вообще делаешь?" она начала бахвалиться. Я пристально посмотрел на нее, и, хотя она все еще была в полусне, невозможно было ошибиться в том, что говорили мои глаза. Она отошла назад.
   «Сядь и заткнись», - прорычал я. На полу в туалете стояло шесть пар обуви. Я выгнал их всех на свет в комнате, присев на корточки, чтобы рассмотреть их. Сандалии с ремешками, не более чем кожаные подошвы с перекрещенными ремешками, были покрыты мелкой красно-коричневой порошкообразной пылью по тонким бокам и по низу подошв. Я встал с одной сандалией в руке и посмотрел на Линн Делба. Она смотрела на меня, нахмурившись, ее голубые глаза показывали, что она еще не поняла, что мне нужно. Верх пижамы был ниже ее живота спереди, но ее ноги во всю длину были обращены ко мне, когда она сидела в кресле.
   Я подошел к ней и, с молниеносной скоростью, схватил одну лодыжку и резко дернул. Она соскочила со стула и приземлилась спиной на пол, пижама накинулась на шею. У нее был неплохой торс, маленькая талия и плоский живот. Я скручиваю
  
  
  
  
   ногу, и она перевернулась лицом. С помощью сандалии я бил ее по ягодицам. Это не была пощечина, но она несла в себе много веса и ярости, и она кричала от боли. Я отпустил ее ногу, и она, как краб, вскочила на стул, чтобы повернуться ко мне, ее глаза расширились от страха.
   «А теперь представьте, что вы начали рассказывать мне о ранчо Круга Три», - сказал я. «Все, черт возьми, иначе ты будешь на пути к Доуси».
   Я помахал ей туфлей и сдул с нее немного красной пыли. Она начала получать картину.
   «Вы узнали, что я была там», - сказала она, подтягиваясь на стуле, все еще испугавшись.
   «Я много чего узнал. Это было одним из них».
   «Я боялась сказать тебе это», - сказала она. «Я не хотел вмешиваться в то, что случилось с Джоном. Я был там только один раз. Доуси взял меня туда».
   "Почему?" - спросил я решительно.
   «Я говорила вам, что он пришел ко мне и умолял вернуться с ним», - сказала она. "Я не очень поверил его рассказу о том, что встретил некоторых мужчин, которые собирались заработать ему много денег. Чтобы убедить меня, он договорился взять меня с собой, когда поедет туда, чтобы обсудить дела. Они пришли, чтобы привезли нас на джипе и вывезли. Мы устроили барбекю на открытом воздухе, я встретил их, и это все, что нужно было сделать ".
   "Кого ты встретил?" - спросил я.
   «Четверо мужчин, может быть, пять или шесть», - сказала она. «Точно не помню. У одного был большой нос, изогнутый как клюв. Я его помню. Потом был нос поменьше, с гладкими черными волосами и желтым цветом лица. Он казался боссом. Я не знаю». Я мало что помню о других ".
   Она быстро встала и подошла ко мне. «Я говорю вам правду», - сказала она, взяв в руки мою рваную, помятую рубашку. «На самом деле да. Я просто никогда не упоминал об этом, потому что не хотел вовлекать себя, и на самом деле это было не так уж много».
   «Почему ты был так напуган, что на прошлой неделе они могли за тобой последовать, но теперь ты так уверен в себе?»
   «Никто не подходил ко мне», - просто сказала она, пожимая плечами. «Я подумал, это значит, что они не будут меня беспокоить».
   Она не упомянула высокого стройного китайца, и я тоже решил не говорить. В остальном история была достаточно реальной, насколько она мне рассказывала. У меня было ощущение, что их действительно больше нет, но я все равно не упомянул китайцев. Возможно, в ту ночь он вообще скрывался из виду. Она все еще смотрела мне в глаза, ожидая какого-нибудь знака, что я ей поверил.
   «Все, что они сделали, - это подтвердили мне историю Доузи», - сказала она. «Они собирались заплатить ему много денег за то, что он собирался сделать для них. Это все, что они сказали мне».
   «Я вернусь», - мрачно сказал я. «Надеюсь, на этот раз ты мне все рассказал ради себя». Она утвердительно покачала головой, широко раскрыв глаза. Я оставил ее там, потрясенный, испуганный, и пошел к машине. По крайней мере, я узнал, что она была на ранчо. - Мне следовало взять ее с собой обратно, - мрачно улыбнулся я. Я решил повидаться с Джуди перед тем, как отправиться в коттедж. Я хотел проверить, что сказал ей тот с ястребиным лицом, прежде чем я бросился за ним.
   Джуди ответила на звонок, и я снова обнаружил, что смотрю в засыпанные глаза. Она широко открыла дверь, и я вошел. Шелковый халат был обернут вокруг нее, и ее полные круглые груди красиво его вытягивали. Она зевнула и прислонилась головой к моей груди.
   «Господи, какой час впереди звать», - сонно сказала она. «Знаешь, я чертовски поздно работаю».
   Мои глаза, глядя мимо ее головы, увидели ее сумочку на крайнем столике. Рядом лежало все - адресная книга, мелочь, расческа, ключи, бумажник, губная помада, салфетки, солнцезащитные очки. Весь хлам, который девушка носит в сумочке. Но я обнаружил, что хмурился. Не хватало одного. Компактный. Но, может быть, она его не несла. Не все девушки сделали.
   «Я вижу, я чистила твой кошелек», - сказал я небрежно.
   «О, это», - сказала она, оглядываясь на стол. «Я искал свою румяную компактную машину». Я чувствовал, как сжимаются мои руки. Я посмотрел на нее.
   «Ты оставила его на ранчо», - тихо сказал я. Шокированный испуг, появившийся в ее глазах, был моим ответом, более показательным, чем что-либо еще. Это опровергало любые слова протеста, которые я мог услышать. Но никаких отрицаний не последовало. Она отвернулась от меня, подошла к столу и снова посмотрела на меня.
   «Мне очень жаль, - сказала она. «Мне жаль, что я не сказала тебе. Я просто подумал, что если бы я сказал, ты бы подумал, что я действительно был с ними как мухи, и ты бы мне никогда не поверил».
   «Тогда скажи мне сейчас», - сказал я. «Скажи мне быстро и скажи прямо, Джуди, или я избавлюсь от тебя трудным путем».
   "После того, как я познакомил их с Доуси и множеством других парней, они спросили меня, не хочу ли я пойти и встретиться с их боссом. У меня был выходной, и я сказал, почему бы и нет. Они отвезли меня на то ранчо. и я обедал там. Я встретил босса, парня с зачесанной спиной, черными волосами, имя Бонар. Он задавал мне много вопросов обо мне, всякого рода
  
  
  
  
  вещей, и после обеда они забрали меня, и все. Позже, когда я подумал обо всем, о чем он меня просил, мне показалось, что он пытался выяснить, впишусь ли я в их группу. Но он так и не вышел и попросил меня поработать на них. Он сказал, что я оказываю им большую услугу и просто хочу продолжать. Он сказал, что я получу больше денег за свою помощь ».
   Мой разум отмечал то, что она говорила. Все они были достаточно правдоподобными. Но большая часть лжи, по крайней мере, хорошей, правдоподобна.
   "Почему ты не сказал мне все это раньше?" Я спросил.
   «Я боялась, - тихо сказала она. "Чертовски боюсь. Я собирался, пару раз, но просто не мог набраться храбрости. Если бы я сказал тебе, я подумал, что ты поставишь меня как одного из них, и я подумал, что ты узнаешь о ранчо самостоятельно ".
   Ее дымчато-серые глаза были широко открыты, шире, чем я когда-либо видел, и они тоже были грустными. Может, теперь она говорила мне правду. Может, Линн Дельба тоже сказала мне правду. Но они оба были на ранчо. Одна из них могла лежать сквозь зубы. Я взглянул на часы. Еще было время застать Мону дома, прежде чем она уйдет в офис. Я хотел, чтобы она дала мне как можно более полное изложение как Джуди, так и Линн Делба. Она могла начать, пока я иду в коттедж, чтобы принять душ и переодеться. Я повернулся и открыл дверь, и Джуди была рядом со мной, ее рука сжимала мою руку.
   "Вы мне не верите, не так ли?" она сказала. «Господи, я бы хотел, чтобы ты это сделал».
   «Я уверен, что ты знаешь», - тонко улыбнулся я. «Я буду на связи. Вы можете рассчитывать на это».
   Я оставил ее в дверях и увидел, что ее глаза внезапно наполнились слезами. Черт возьми, маленькая была потрясающей актрисой, или она действительно говорила правду. Но женщины - прирожденные актрисы. Я послал маленькую Англию рычать с обочины и добрался до квартиры Моны как раз вовремя, чтобы поймать ее. Она открыла дверь с сияющими глазами и свежей, как утренняя слава, в темно-синем платье с рядом белых пуговиц спереди и узком белом поясе. В руке она держала одну белую туфлю.
   «Ник», - воскликнула она. «Что, черт возьми, ты делаешь здесь в этот час? Ты выглядишь так, как будто тебе пришлось пережить еще один тяжелый период».
   «Можно и так сказать, дорогая, - сказал я. «Я хотел, чтобы ты сделал что-нибудь для меня, как только придешь в офис».
   «Сказано - сделано», - ответила Мона. «Расскажи мне об этом, пока я закончу полировать эти туфли. Белые туфли чертовски трудно чистить»,
   Она прошла на кухню, и я последовал за ней. Я увидел другой ботинок, стоящий на раковине, покрытый тонкой пленкой красной порошковой пыли. Тряпка для чистки обуви, которой она пользовалась, была им измазана. Я долго смотрел на Мону, пытаясь решить, говорить ли что-нибудь о пыли. Я отказался от этого, мои внутренние флажки осторожности развевались повсюду. Может, она где-нибудь подобрала порошкообразную пыль. А может и нет.
   Я вспоминал некоторые вещи, которые внезапно приобрели совершенно новый характер. Когда я только приехал, Мона пыталась отговорить меня от всего этого. Она сказала, что это всего лишь неумелая австралийская неуклюжесть. Я отметил это вплоть до нежелания сталкиваться с неприятными фактами. Но было ли это просто так? Те ее часы, которые остановились и заставили меня скучать по встрече с Бертоном Комфордом, были ли это лишь одним из тех факторов? А пилот Демпстер, ожидавший моего появления - проинформировали ли его люди из Третьего круга? Или это была Мона?
   Она закончила туфли и надела их. "Хорошо?" - сказала она, подходя ко мне, чтобы прислониться своей красивой большой грудью. "Вы мало что сказали?"
   Я улыбнулся ей и решил позволить ей собрать нужную мне информацию. В любом случае это ее займет.
   «Я хочу получить как можно больше информации о двух людях», - сказал я. «Одного зовут Линн Делба, вторую - Джуди Хенникер. Давай, давай, кукла?»
   «Немедленно», - сказала она, слегка поцеловав меня. Я вспоминал ту ночь в постели с ней и то, как она занималась со мной любовью с помощью техник, которые я никогда не нашел нигде за пределами Востока. Мона Стар, красивая, сочная Мона Стар, выстраивалась рядом с Линн Дельба и Джуди. На самом деле, тихо размышлял я, она может быть даже лидером в розыгрыше лотереи. Я ушел с ней и смотрел, как она идет по улице к автобусной остановке. Я помахал рукой и поехал на дачу. Мне нужно было время, чтобы переварить быстро меняющиеся события. У меня в руке было три королевы, но одна из них была джокером, смертельным шутником.
   VI
   Я принял душ, побрился и поспал несколько часов. Мое тело болело и стонало, и я решил, что бычки-бульдоги - не карьера для меня. Я проснулся отдохнувшим, и один факт всплыл в суматохе скользких, скользящих обманов. Я достаточно занимался боксом с тенью. У этой операции был руководитель, и мне пришлось заставить его выступить. Одна из трех девушек лгала с самого начала, но, если не считать пыток, я не смог бы узнать, какая именно. Но если бы я мог их переместить
  
  
  
  
  в положение, когда им придется показать свои руки, я найду все ответы, которые мне нужно было знать. Я медленно оделась, позволяя планам собраться в голове. Теперь я должен был осторожно передвигаться. После того, что я узнал о Моне сегодня утром, островов безопасности больше не было. Эта операция могла проникнуть далеко вверх. Закончив одеваться, я поехал в Эр.
   Я пошел в кабинет майора и закрыл за собой дверь. Я репетировал то, что хотел сказать, и как я собирался это выразить.
   «Боюсь, у меня много подозрительных зацепок, майор», - сказал я. «Но ничего конкретного. Но есть несколько последних вопросов, на которые я хотел бы ответить».
   «Все, что пожелаешь, Картер», - сказал майор. «Не могу сказать, что я слишком удивлен, что вы не придумали ничего конкретного. Боюсь, что, возможно, там просто ничего нет».
   «Возможно», - улыбнулся я, добавив в это немного печали. «Но у меня есть вопрос по поводу вашего личного состава. Насколько тщательно вы их проверяете? Возьмите, к примеру, Мону. Я полагаю, что ее тщательно проверяли».
   «О, точно, - сказал майор Ротвелл. "У нас есть все ее биографические данные. Вы можете увидеть это, если хотите. Она родилась в Гонконге, прожила много лет в Пекине со своим отцом, который служил в британской армии. На самом деле она была нанята нами в Лондон. О, все тщательно проверены, можете быть уверены ».
   Я кивнул. Я не сказал ему, что раньше видел тщательно проверенный персонал, который оказался агентами противника.
   «И последнее, - сказал я. «Планируется ли в ближайшее время какой-либо другой крупный маневр или предприятие, которое, если оно пойдет не так, может до предела обострить отношения Австралии с ее друзьями?
   Майор Ротвелл поджал губы и задумался, глядя в потолок. «Ну, есть одно, - сказал он. «К югу отсюда строится огромная плотина. Это делает американская фирма с привлечением австралийских рабочих. Это уже вызвало некоторые трения и обиды. Многие наши парни не могли понять, почему это должна быть янкская фирма. . Наши фирмы были намного выше в своих оценках затрат, но люди не обращают внимания на эти вещи, когда они хотят решить эмоциональную проблему. И, как вы знаете, австралийцы очень недовольны обвинениями, которые были предъявлены нам, правильно или неправильно. Если что-то пойдет не так с этой плотиной, и люди будут убиты из-за этого, я чертовски хорошо думаю, что это станет вишенкой на пироге. Движение за выход из всего альянса пользуется значительной поддержкой. в основном из-за обиды, но тем не менее ".
   Я знал, что майор был более чем прав. У меня больше не было вопросов, поэтому я ушел. Перед тем, как вернуться в коттедж, я сделал две остановки в центре Таунсвилла: одну в магазине новинок, а другую в аптеке. Затем я закрылся на остаток дня. Утром я явился к майору. Я тщательно спланировал то, что скажу. Если бы замешана была Мона, она была бы моей проблемой. Она бы знала, что я был на ранчо и избежал давки. Она знала, что я за что-то ухватился, поэтому я не мог просто откланяться, заявив, что не добился успеха. Если бы она была той самой.
   «Боюсь, у меня плохие новости», - объявил я. «Я должен вернуться в Штаты - возникла чрезвычайная ситуация, и они перезвонили мне. Вчера вечером я разговаривал с Хоуком».
   «Это гнусный позор», - сказал майор. «Но я знаю, что вы должны выполнять приказы, как и все мы».
   «Хоук присылает вам свои извинения», - вежливо солгал я. «Он сказал, что я могу вернуться, если ты все еще чувствуешь, что нуждаюсь во мне. Я тоже только что получил несколько серьезных зацепок».
   «Возможно, эта ЧП пройдет через день или два», - сказал майор. «Иногда они это делают. Удачи, Картер. Спасибо за все до сих пор ".
   Телефонный звонок майору закончил нашу беседу, и я остановился у стола Моны. "Я хочу вернуться." Я усмехнулся ей. «Мне не нужно объяснять, почему, дорогая».
   "Можем ли мы провести эту ночь вместе?" спросила она. Я покачал головой. «Уже забронирован на дневной рейс», - сказал я. «Я вернусь. Приберегите для меня до тех пор». Она одарила меня узким взглядом и улыбнулась. Я вышел на обратный путь в Соединенные Штаты - по крайней мере, насколько они были обеспокоены. Следующей моей остановкой была Джуди. Я рассказал ей ту же историю о том, что меня перезвонили по приказу. Ее глаза пристально смотрели на меня.
   «Это цифры», - горько сказала она. «В любом случае, я не думал, что это действительно сбудется».
   "Ты имеешь в виду, что я помог тебе добраться до Штатов?" Я сказал. «Может быть, еще. Я могу вернуться».
   «Гниль», - сказала она. «И даже если ты вернешься, ты мне больше не веришь».
   Я просто улыбнулся ей. «Ты так права, дорогая, - сказал я себе. Ваше акваланг в туалете можно использовать не только для развлечения и игр под водой. Когда я уходил, она надула губы, ее круглое лицо было напряженным, а глаза на меня обвиняющими. Будь проклята ее шкура, будь она той самой, она была бы лучшей актрисой из всех. Я быстро ушел и остановился у Линн Делба. Я добавил один тонкий штрих
  
  
  
  
   к моей истории для нее.
   «Я назвал австралийской разведке ваше имя и записал все, что вы мне рассказали, - сказал я.
   «Думаю, теперь я могу ожидать, что они будут приставать ко мне каждый день», - сердито сказала она. Она посмотрела на меня, и ее глаза быстро метались вверх и вниз. «Ну, если они все похожи на тебя, Янк, думаю, я выдержу это», - сказала она. По крайней мере, она была верна своей форме. Я мысленно улыбнулся. Она все еще не носила бюстгальтера.
   Это была моя последняя остановка. Ник Картер возвращался в Америку.
   * * *
   Той ночью у The Ruddy Jug появился новый покупатель. Он был рыжеволосым, с широким веснушчатым лицом и опущенными краями красно-коричневыми усами. У него была румяная кожа под веснушками и громкий скрипучий голос. В рабочей рубашке, штанах и тяжелых туфлях он сел и махнул рукой Джуди. Он смотрел, как она подошла, и ее улыбка была вынужденной - навязчивой на ее напряженном, мрачном лице - насмешкой над ее обеспокоенными глазами.
   «Сумасшедший суп, девчонка», - крикнул он ей. "Кричи мне семь, вилла?" Джуди повернулась к бару и попросила стакан пива на семь унций. Она принесла его и положила на стол мужчине. «Добро пожаловать в The Ruddy Jug». Она снова улыбнулась.
   «Я немного устал, милая», - сказал он, его австралийская речь была такой же естественной, как и то, что он пил пиво. «Работать на плотине под этими проклятыми инженерами янки было бы здорово, я вам говорю».
   «Вы всегда можете расслабиться в The Ruddy Jug», - сказала Джуди, начиная двигаться дальше.
   «Молодец», - крикнул мужчина. «Кричи мне еще раз, когда идешь к стойке. Это жаркая, дурацкая ночь».
   Девушка продолжала, не оглядываясь, и я внутренне улыбнулся. Я прошел осмотр. Я работал над маскировкой весь день, вспоминая различные маленькие приемы использования макияжа, которым меня научил Стюарт в «Спецэффектах». Усы из магазина новинок были хорошими, и между ними, мои окрашенные волосы, по-разному зачесанные назад, и веснушки, я был новым человеком - Тимом Андерсоном, рабочим на большой плотине к югу от Эра. Мне удалось завязать громкий разговор с двумя мужчинами за соседним столиком, и чем больше я пил, тем больше рассказывал им о том, как это плохо работает для проклятых инженеров-янки. Я жаловался на их зарплату, на то, как они обращались со мной, на какую работу они требовали, на все, что я мог придумать.
   В ту первую ночь я ушел довольно рано. На следующую ночь я остался позже, а на следующую ночь еще позже. Каждую ночь повторялись другие, и я старался, чтобы Джуди слышала меня громко и ясно. Это было на четвертую ночь, когда вошел желтолицый Бонар, и мне пришлось скрыть улыбку. Может, он и не лучший, но он был на высшем уровне, а здесь его не набирали. Это был обратный отзыв о вмятине, которое я уже оставил после их операции.
   Краем глаза я наблюдала, как он остановился, чтобы поговорить с Джуди. Она не улыбалась ему. На самом деле она была совершенно угрюмой. Но в конце концов она кивнула в мою сторону. Бонар стоял у бара, ожидая момента, когда я перестану разговаривать с кем-нибудь еще. Я позволил ему подождать, пока громко крикнул про проклятых янки и их «чертовски высокомерные манеры». Наконец, я сел и выпил виски и пиво.
   "Не возражаешь, если я сяду?" Я услышал голос Бонара и поднял глаза, закрыв глаза. Я указал на пустой стул у стола. Его подход был плавным и неторопливым. Я подыгрывал ему, как рыбак играет на форели, только он думал, что он рыбак. Я дал ему понять, что я был в долгах по уши, и один конкретный долг действительно лежал на моей спине. Он появился на следующий вечер и на следующий вечер, и мы стали отличными выпившими друзьями.
   «Я мог бы помочь тебе выбраться из затора, в котором ты попал, Тим», - наконец сказал он мне. «Вы сказали, что на это хватит нескольких сотен фунтов. Вот, возьмите. Это ссуда».
   Я поступил правильно, благодарен и впечатлен. «Вы можете сделать что-нибудь для меня взамен». - сказал Бонар. «Мы поговорим об этом завтра вечером».
   Я положил деньги в карман и ушел. Но следующей ночью я был там рано, и он тоже.
   "Как ты хочешь заработать действительно большие деньги, Тим?" он спросил меня. "И сделать одолжение себе и своей стране одновременно?"
   «Мне бы это понравилось, я бы», - ответил я.
   «Я связан с некоторыми мужчинами, которые не хотят, чтобы плотина, которую вы строите, не спала, - сказал он тихим конфиденциальным тоном. «Они чувствуют то же самое, что и вы, когда сюда приходят чертовы янки и господствуют над нами. Они хотят видеть, что это больше не повторится, и есть только один способ сделать это».
   "Что это за путь?" - спросил я немного хрипло.
   «Пусть вещь сломается после того, как они ее поднимут», - сказал он. «Некоторые люди могут пострадать, а часть имущества - повреждена, но янки больше не будут звать сюда работать. Это будет сладкой местью для тебя, Тим, за все, о чем ты мне рассказал».
   "Это было бы при этом, не так ли?" Я улыбнулся, откинувшись назад. «Я, черт возьми, очень хотел бы увидеть, как их плотина обрушится на них».
   "Мои люди готовы дать вам
  
  
  
  
  «Ты двадцать пять тысяч долларов, если ты будешь делать то, что они хотят», - тихо сказал он. Я позволил своим глазам расшириться, а челюсть отвисла.
   «Господи, люби утку, это больше денег, чем я когда-либо надеялся увидеть в одном месте», - запинаясь, пробормотал я.
   «Это все будет в твоем кармане, Тим, - сказал Бонар. "Как насчет этого?"
   Мне пора было уклоняться. Я пошел в затон.
   «Не так быстро, - сказал я. «Деньги хорошие и все такое, но люди не раздают их ни за что. Что я должен для этого сделать? Если за это я попаду в тюрьму, меня не будет рядом, чтобы собрать или потратить эти двадцать долларов. пять тысяч."
   «Для вас нет риска», - сказал он. «Подробности вы получите позже. Просто нам нужен кто-то в рабочей зоне, который может делать то, что мы хотим».
   Я переключился на вторую передачу. «Предположим, я согласился помочь вам. Откуда мне знать, что вы сдержите свою часть сделки?»
   «Мы переведем деньги на банковский счет на ваше имя», - сказал он. «Он будет отмечен для выпуска в определенную для вас дату. Эта дата будет через два дня после того, как вы завершите свою часть сделки. Все, что вам нужно сделать, это войти и потребовать его».
   Я улыбнулся про себя. Такова была их система выплаты. Все было сформулировано так, чтобы понравиться мне - недовольному, сердитому человеку. Пришло время перейти к высокому уровню.
   «Я сделаю это», - сказал я. «Но не раньше, чем я заключу сделку с главным человеком. Это большое дело, и я хочу быть уверенным в том, где я стою».
   «Я главный», - успокаивающе улыбнулся Бонар. Я бросил на него жесткий взгляд бусинки.
   «Я не вчера родился, копатель», - сказал я. Главный человек не откажется от контактов. Только не в таком наряде, как у тебя за спиной. Кто они, какая-то крупная австралийская строительная компания? "
   "Может быть." Он снова улыбнулся, позволяя мне бежать с этой мыслью, если она меня обрадует. Затем он попробовал еще раз.
   «Но я главный человек», - сказал он. «Вы можете безопасно справиться со мной».
   Я упрямо покачал головой. «Ни топ-менеджера, ни Тима Андерсона», - сказал я. Бонар встал и извинился. Я смотрел, как он подошел к телефону и позвонил. Он вернулся через несколько минут и широко улыбнулся мне, его желтоватое лицо сморщилось.
   «Ты ведешь жесткую сделку, Тим, - сказал он. «Главный человек увидит вас. Завтра вечером. Я встречусь с вами здесь».
   «Ты должен был сказать мне, что собираешься позвонить», - сказал я. «Я хочу еще кое-что. Я хочу хорошую женщину, что-то особенное, необычную уличную девку. Я хочу кого-то, с кем я могу выйти и не бояться, что меня увидят. И я хочу ее завтра вечером. иметь дело с хорошей, горячей женщиной.
   Бонар с трудом удерживал улыбку, но ему это удалось. «Я понимаю», - сказал он. «Я встречу тебя здесь завтра вечером».
   Мы уехали вместе, он сел в джип, а я пошел по улице. Я был уверен, что главный человек покажется. Они хотели, чтобы это произошло. Я не был так уверен, получится ли то, что касается женщины. Естественно, я надеялся, что они обратятся к тому, кого использовали прямо сейчас - Моне, Линн Делба или Джуди.
   Я вернулся, но не в коттедж, а в маленькую однокомнатную квартирку, которую снимал в районе низкой квартплаты. В своей комнате я вытащил карту местности вокруг плотины и снова изучил ее. Около четырех деревень было близко под плотиной, еще восемь - на небольшом расстоянии. Если через какое-то время плотина обрушится, поток воды уничтожит все ближайшие деревни и большинство других. Конечно, фермы и имущество будут полностью уничтожены. О гибели людей можно было только догадываться, но и этого было бы много. Это, как сказал майор, определенно положит глазурь на торт, вызвав двустороннюю горечь, которая навсегда разорвет рабочий альянс. И я знал, что они не остановятся на этом. Они найдут больше недовольных душ, чтобы нанести еще больший ущерб, пока альянс не будет раз и навсегда разорен, а Австралия изолирована в угрюмой враждебности. Эффект, который это оказало бы на власть по периметру, был еще более пугающим, поскольку они увидели, как совместные усилия Запада разваливались на их собственных глазах. Я отложил карту и выключил свет. Я с нетерпением ждал приближения очень поучительной ночи.
   Когда я появился, Бонар ждал в джипе за дверью «Красного кувшина». «Садись, - сказал он. «Это настоящий драйв».
   Я сидел рядом с ним и мало разговаривал, пока мы направлялись к ранчо. Я внутренне улыбнулся, когда мы проходили мимо места, где я остановился, чтобы спросить дорогу. На этот раз, когда мы подошли к Третьему Кругу, двор был освещен, а место было активным. Я почувствовал напряжение моих мускулов, когда мы выехали во двор, и сделал глубокий вдох. «Сейчас не время бояться сцены, старина», - сказал я себе. Я вышел, и Бонар повел меня на ранчо, мимо гостиной, пока я снова не оказался в кабинете с большими ящиками с морскими объектами вдоль стен. За большим столом на меня смотрели из-под каштановых волос зеленые глаза - холодные глаза,
  
  
  
  
  Я рассмотрел каждую деталь человека, стоявшего перед ней. Мона Стар встала.
   «Никто из тех, кто работал с нами, никогда не встречал меня», - холодно сказала она. «Вы, конечно, ждали мужчину».
   Мне не нужно было симулировать изумление в глазах. Не потому, что это была Мона, а из-за ее роли. Я был настроен увидеть ее, или Линн, или Джуди, но в их женских ролях, а не в качестве главного мужчины. И я не мог вместить ее основную женскую чувственность в «Палачей».
   «Думаю, я удивлен, мэм», - робко сказал я.
   «Теперь, когда вы меня встретили, - решительно сказала Мона, - давайте сразу проработаем детали». Она смотрела на меня очень проницательным взглядом, и я был напряжен, готовый сделать перерыв, если весь кусок отклеится. Но когда я проходил ее осмотр, они остались вместе. Я знал, что стоящее перед ней несколько глуповатое, сутулое животное не будет ее чашкой чая.
   «Ты хотел, чтобы женщина праздновала с тобой», - холодно сказала она мне. «Дело важнее удовольствия, мистер Андерсон. Вы можете праздновать после того, как работа сделана. Кто знает, я могу даже отпраздновать вместе с вами».
   Она быстро улыбнулась мне. Великолепная сучка. Она подбрасывала небольшой дополнительный стимул для бедного тупого ублюдка перед ней, чтобы он делал все возможное, чтобы выполнить работу правильно. Я нетерпеливо улыбнулся в ответ и позволил своему языку катиться по моим губам. Я позволил своим глазам с жадностью пожирать ее большие, глубокие груди. Это был хороший номер, и это было несложно.
   «А теперь подробности вашей работы, мистер Андерсон», - сказала она. «Мы знаем, что они начали заливку плотины. Сегодня они сделали всю нижнюю часть. Завтра залить центральную часть, идя горизонтально слева направо. Теперь, конечно, цемент держится на месте. деревянными формами, пока он не затвердеет, что займет еще несколько дней. На плотине нет ночной смены, кроме, возможно, одного или двух сторожей. Вас отвезут туда сразу через полтора часа после того, как вы там, Подъезжайте. Грузовик будет перевозить мешки с глиной и известняком, точно такие же, как те, которые они используют для изготовления цемента для плотины. Но смесь в этих мешках очень особенная. Когда ее выливают в цементную смесь, она будет выглядеть как то, что они используют, и действуют как то, что они используют. Но он содержит мощный дезинтегрирующий агент. Когда цемент затвердеет, с этим материалом в нем, он начнет распадаться изнутри. По нашим расчетам, в течение двух недель после того, как плотина будет построена запланировано открытие, основная секция рухнет и вызовет с наводнением ".
   «И вы хотите, чтобы я проследил за тем, чтобы эти специальные пакеты были смешаны с обычной смесью обычной глины и известняка», - закончил я за нее.
   "Совершенно верно", - сказала она. «Вы возьмете мешки из грузовика и смешаете их с другими мешками, ожидающими превращения в цемент. Это так просто, мистер Андерсон. Двадцать пять тысяч долларов за ночную работу - довольно неплохая плата, не надо ты думаешь?"
   «Да, мадам», - смиренно сказал я. "Да, в самом деле."
   «А теперь идите с мистером Бонаром», - сказала она. «Это должно работать как часы. Мы хотим, чтобы пакеты были у вас в руках, чтобы вы могли смешать их с другими».
   Я кивнул ей и двинулся за Бонаром, который привел меня к джипу. Я тихо сидел во время поездки к плотине. Вся операция была настолько простой и аккуратной, что была надежной. Но я строил собственные планы, пока джип с ревом несся сквозь ночь. Мне нужно было сделать две вещи, и я не мог проиграть ни в одном, иначе я проиграл бы во всем. Мне пришлось остановить операцию и схватить некоторых из них в качестве доказательства, чтобы пригвоздить Мону. Я не осмелился схватить Бонара и выкачать от него дополнительную информацию. Это будет лишь еще одна частичная победа, и сейчас мне нужна была полная победа.
   Пока я ехал, мне в голову приходили две очень разные мысли. Во-первых, высокий китаец, которого я видел во время моего первого визита на ранчо, держался вне поля зрения, хотя я был уверен, что его было много поблизости. Во-вторых, я был рад, что глаза, которые я увидел, когда вошел в кабинет на ранчо, не были дымно-серыми. Никто, но никто никогда не называл меня сентименталистом, но я был рад. «Будь прокляты ее дымчато-серые глаза и молодое мудрое лицо», - сказал я себе. Они достались тебе - мне.
   Джип взошел на вершину холма, и я обнаружил, что смотрю на высокие очертания лесов дамбы. Бонар проехал через завалы строительных работ - трубы, доски, стальные листы и маленькие ручные тележки. Наконец он остановился перед высокими лесами, которые выходили из деревянных форм, в которые должен был заливаться бетон.
   «Вы можете подождать здесь», - сказал он. «Вы знаете, что делать, когда сюда приедет грузовик». «Черт побери, я действительно знал, что делать», - сказал я себе, кивая, и он уезжал. Сеть строительных лесов вырисовывалась надо мной, и я быстро осмотрел местность за то короткое время, которое у меня было. Вокруг валялись кувалды, пилы, лопаты и доски. В конце лесов плотины на двойных рельсах стояли две огромные машины. Это были передвижные бетономешалки, и я увидел конвейер
  
  
  
  
  
  пояс сложен пакетами, ведущими к машине. Наверху, там, где ремень перевернулся на себя, была платформа, достаточно большая, чтобы двое мужчин могли стоять, открывать пакеты, когда они поднимались, и высыпала их содержимое в огромный миксер. На конвейерной ленте я должен был смешать пакеты с одинаковой маркировкой со специальной смесью.
   Но я не мог позволить этим сумкам приблизиться к конвейерной ленте. Было бы действительно мрачной шуткой, если бы я взломал операцию, но они все равно потерпели неудачу, поскольку их распадающаяся смесь попала в обычную смесь. Я осмотрел огромные смесители и увидел, что ролики, на которых они были, вели влево и вправо вдоль дамбы. Кроме того, я обнаружил набор рычагов, управляющих их работой электрически. Один перемещал машины по двойным гусеницам, другой контролировал направление длинного воронкообразного отверстия, из которого лился цемент. Идея сформировалась у меня в голове, когда я увидел приближающиеся фары. Из-за фар показался небольшой грузовик с открытым бортом, а я остановился у рычагов. Войдя в луч фар, я помахал им, чтобы они остановились под огромной бетономешалкой справа.
   Водитель высунул голову из окна грузовика. "Хотите, чтобы они были выгружены прямо здесь?" - хрипло спросил он.
   «Через минуту», - сказал я. Я отступил в тень и дернул первый рычаг с надписью «Освободить». Шум измельчения бетономешалки, когда она перевернулась внутри огромного каркаса, расколол ночь, и я произнес короткую молитву. Я рассчитывал, что в миксере останется изрядное количество неотливного цемента. Я потянул за другой рычаг, перекинул длинную воронку над грузовиком и с облегчением увидел, как по воронке стекает густой, тяжелый, серый поток, похожий на утреннюю кашу какого-то великана. Он начал обрушиваться на грузовик и его мешки со специальной смесью. Водитель с ревом выскочил из кабины, получив на голову груз мокрого цемента. Я шагнул вперед с Вильгельминой в руке.
   «Держи это прямо здесь», - сказал я. Но потом, слишком поздно, я увидел, что на нем была рация. Потом я услышал, как двое других прыгнули с другой стороны грузовика. У них также были рации, и я слышал, как они кричали в свои устройства.
   «Это твой человек, Андерсон», - крикнул тот. "Он звонарь".
   Я услышал, как оживают два автомобильных двигателя. Один оторвался на быстром взлете с визжащими шинами, другой двинулся вперед, и я увидел, как его фары подпрыгивают, когда он мчится в район плотины. Водитель грузовика попытался обмануть. Он развернулся и нырнул к шасси, рассчитывая попасть под другую сторону и выйти из нее. Я выстрелил один раз сквозь брызги цемента, и он лежал неподвижно. Через несколько минут он будет грузовиком, скользящей массой серого цемента, покрывающей его и стекающей со всех сторон. Но двери машины открывались, и я услышал голос Бонара, выкрикивающий приказы. Я остановился и стал слушать. Я насчитал на бегу четыре пары шагов, не считая Бонара. Таким образом, двое из грузовика, четыре других и Бонар, всего семь. И они рассредоточились, чтобы двинуться ко мне по обе стороны от грузовика. Я побежал вниз по нижнему краю плотины мимо высоких лесов. Я слышал, как они собрались вокруг грузовика и пошли за мной. Внезапно я остановился, поднял большую кувалду, лежащую на земле, и посмотрел на высокие строительные леса. Бонар и остальные бросились ко мне. Я замахнулся изо всех сил, ударив тяжелым молотком по стыку эшафота. Она уступила место с треском, и я отпрыгнул в сторону, когда обрушилась целая секция лесов. Я услышал крик одного человека, задыхающийся от боли, но большинству из них удалось вовремя отступить, чтобы избежать падения на них обрушившихся на них деревянных и стальных кусков. Но завеса из обломков дала мне еще один шанс прыгнуть на них. Я увидел ведущую вверх лестницу, прыгнул по ней и начал подниматься. Она вела к строительным лесам и дальше, вплоть до вершины дамбы, где деревянный выступ имитировал плавный изгиб, который будет принимать бетон, когда он будет закончен.
   Вдруг я почувствовал, как задрожала лестница, и увидел, как они поднимаются за мной. Заглянув за пределы, я увидел, как другие поднимаются по другой лестнице, в нескольких сотнях футов от меня, но параллельно той, по которой я был. У меня не было другого выхода, кроме как вверх, поэтому я продолжал карабкаться к самой вершине плотины, или тому, что когда-нибудь станет ее вершиной. Затем я посмотрел налево. Двое других поднимались по еще одной из длинных лестниц для строительных лесов, которые, как я понял теперь, были размещены на расстоянии примерно 100 футов друг от друга для рабочих. Я был почти наверху, но и они были слева и справа от меня и сразу за мной по той же лестнице. Я был в ловушке, мне негде было спрятаться и некуда бежать. Поскольку стрелять в двух направлениях одновременно нельзя, то и выбраться отсюда было невозможно. Я остановился, остановившись на вершине изогнутого деревянного выступа. Бонар уже был на уступе и шел ко мне с пистолетом в руке. Один из его людей входил из другого
  
  
  
  
   направления.
   «Дай мне свой пистолет», - сказал он. «Медленно и осторожно. Одно неверное движение - и ты мертв».
   Я не мог спорить. Мне нужно было выиграть время. Я передал ему Вильгельмину, медленно и осторожно, именно так, как он этого хотел.
   «А теперь начни медленно спускаться, - сказал он. «Мы будем по обе стороны от вас, наблюдая».
   Я начал долгий медленный спуск, нацелив на меня ружья с трех сторон - слева, справа и снизу. Они ждали меня, когда я спустился на землю, и потащили меня к машине Бонара. Мы как раз проезжали то место, где я ударил кувалдой о стык лесов. Куски этой секции свисали свободно, и я увидел, что одна из смежных секций изогнута в нижнем стыке. Чтобы его сломать, не потребуется много времени. Бонар в своем гневе и разочаровании забыл о Гюго. Я напряг мышцы, вытянул их из-под кожаных ножен, и стилет упал мне на ладонь.
   Человек справа от меня шел на полшага позади, его пистолет свободно держался в руке и был направлен в землю. Я ждал, рассчитывая каждую секунду движения, а затем, когда мы проезжали прятавшееся соединение строительных лесов, я резко развернулся, нанося удары Хьюго. Крик мужчины оборвался, когда стилет одним ударом перерезал ему яремную вену. Остальные, на мгновение испугавшись, схватили меня, но я уже прыгнул в сторону, ударившись плечом о стык лесов. Он сломался - и вторая часть строительных лесов упала им на головы. Только на этот раз я тоже был под ним.
   Кусок дерева попал мне в спину и на секунду сбил меня с ног. Я прижался к деревянным формам только что залитого бетонного основания дамбы, когда вниз полетели новые алюминиевые стержни и дерево. Я бежал по краю дамбы, преодолевая строительные леса, и вокруг моих ушей гремели выстрелы, когда они оправлялись от второго дождя строительных лесов.
   Я изменил курс и промчался по рабочей зоне с грудой стальных балок и мотками проволочного кабеля, лежащими на земле. Большой трактор стоял среди всех строительных материалов и; скопления гидравлического газа в высоких цилиндрах усеяли место. Я нырнул за группу высоких танков. На земле лежала ацетиленовая горелка. Я поднял его, когда старатель подбирает золотой самородок.
   «Рассредоточьтесь», - сказал Бонар. «Ублюдок где-то здесь».
   Я остался прижатым к резервуарам, глядя через отверстие, где их сопла не сходились наверху. Мужчины вышли и пробирались сквозь груду балок и кабелей. Двое из них кружили вокруг большого трактора, по одному с каждой стороны. Затем я услышал поблизости шаги и увидел, как фигура движется к танкам. Я ждал. Факел включался со свистящим звуком, и я должен был рассчитать время как раз, иначе он был бы предупрежден.
   Я низко присел. Внимательно осмотрев танки, я включил факел и ткнул ему в лицо. Он испустил крик, от которого ночь раскололась, и он упал назад обеими руками к лицу. Его пистолет лежал на земле, где он его уронил. Я подобрал его, выстрелил одним выстрелом в других, которые бежали, и ушел. Они были профессионалами. Они оставили мужчину кричать и корчиться на земле и продолжали преследовать меня. Я прыгал через фермы и мотки троса, как сотню ярдов с барьерами. Я увидел маленькую хижину, выкрашенную в ярко-красный цвет, с одной надписью, вышитой белым по бокам: «Взрывчатка».
   Я рывком распахнул дверь хижины, вполне уверенный в том, что найду. Динамитные шашки были упакованы в картонные коробки. Одна коробка наверху была собрана в кластер из шести, уже сплавленных. Я схватил одну группу и выбежал, а Бонар, ведущий к остальным, подбежал. Я обогнул хижину и устремился к прямому проходу между шестифутовыми штабелями стальных балок. Они гнались за мной. Не сбавляя темпа, я выудил из кармана зажигалку, зажег запал динамита, затем развернулся и швырнул им. Бонар впереди увидел, как объект летит в воздухе. На бегу я увидел, как он затормозил, упал, вскочил на ноги и нырнул к одному из рядов стальных балок. Для остальных было уже слишком поздно, они следовали за ним достаточно далеко. Динамит взорвался им прямо в лицо гигантским взрывом.
   Я был отброшен вперед, предположил я, ярдов на десять, ударившись о землю катящимся, вращающимся колесом. Но я был к этому готов, и я позволил себе уйти, упав на трясущуюся землю. Я оставался там спокойно, пока земля не перестала дрожать. Потом я встал.
   Двое уже были учтены: одного я зарезал ножом на эшафоте, а другого достала ацетиленовая горелка. Я двигался вперед сквозь едкую дымку, переступая через одно из тел, в котором было достаточно жизни, чтобы застонать, когда выстрел раздался с близкого расстояния. Я почувствовал острую боль, когда она пронзила мое плечо и вышла с другой стороны, разорвала
  
  
  
  
   мышцы и сухожилия.
   Я мгновенно упал, и тело Бонара пролетело надо мной в стремительном подкате справа. Я получил его ботинок в челюсть и увидел вертушки. Пистолет выпал из моей руки - я увидел, как он туманно снова начал поднимать свою руку. Когда я пнул ногой и сбил его руку, выстрел пошел мимо. Но моя голова прояснилась, я снова пнул ногой ему за ногу. Он упал, еще один выстрел пошел мимо. Я был на нем, борясь за пистолет, когда услышал, как боёк щелкнул по пустой камере. Я нанес ему удар в лицо, но он был быстрым и жилистым. Он перекатился ровно настолько, чтобы нанести удар, а затем вырвался из моей хватки. Прыгая по земле, он поднялся на ноги с чем-то в руке. Это был кусок проволочного троса, и он послал его с треском, словно хлыст, в воздух. Я отвернулся от него, но он приземлился мне на спину, и я почувствовал, как он вонзился, как нож. Это было почти так же плохо, как жгучая, жгучая боль в моем плече, когда пуля вошла в меня.
   Он снова послал трос в воздух, но один наполовину упал, наполовину откинулся назад, сильно ударившись о землю. Моя рука, протянутая, нащупала что-то холодное и металлическое, это была пила, большая, мощная пила. Бонар снова вошел с тросом. Я закрылся пилой и, используя ее как щит, отразил обрушившийся на меня удар. Поднявшись на ноги, я держал пилу перед собой и двинулся к нему. Он снова ударил тросом, и я снова взял его на пилу.
   Потом он поумнел. Пригнувшись, он ударил тросом, и я почувствовал, как он обвился вокруг моей ноги с жгучей болью. Но прежде чем он смог вытащить смертоносное оружие, я развернул тяжелую пилу по длинной дуге. Зазубренные металлические зубы попали ему в шею, и кровь хлынула из него фонтаном. Он отшатнулся, схватившись за шею. Я нырнул и схватил его, сильно сбив с ног. Его желтоватое лицо стало белым, он был умирающей крысой, все еще яростно сражающейся. Его руки вцепились мне в лицо, я опустил голову и ударил его ею. Я слышал, как его голова откинулась назад и с глухим стуком ударилась о землю. Я поднял локоть и ударил его о шею, удерживая его неподвижно. Кровь непрерывным красным потоком текла из перерезанных артерий его шеи.
   «Это была Мона, которая уехала в другой машине», - крикнул я ему. «Мона и китайский коммунист. Куда она ушла?»
   Его глаза начали стекленеть, а лицо было ужасно белым, но все еще напряженным от ненависти и ярости.
   «Ты никогда их не найдешь», - выдохнул он. "Никогда."
   «Сделай что-нибудь хорошее в свои последние проклятые минуты», - крикнул я ему. "Куда она делась?"
   «Никогда не найди их… никогда», - выдохнул он снова, его губы сжались в рычании смерти. «Она слишком умна… слишком умна. Она поставила большой барьер между вами… слишком умна».
   Я снова потряс его, но тряс мертвого человека. С минуту я лежал на нем, собираясь с силами и борясь с болью в плече. А потом медленно, мучительно я приподнялся. Я приготовился и вынул Вильгельмину из его кармана. Встав на колени, я обыскал его, но у него не было ничего, что могло бы сказать мне все, что я хотел знать. Я снова встал и медленно пошел обратно к тому месту, где стоял панельный грузовик, едва узнаваемый силуэт с толстым слоем мокрого цемента, почти стирающий его. Я наткнулся на машину Болларда, черный мерседес. Плечо болело, как адские муки. Должно быть, пуля попала в нерв. И Мона ушла, убежала. Я должен был ее найти.
   Я медленно включил передачу, откатился назад и направился в Таунсвилл. Мое плечо продолжало пульсировать и гореть - это было так больно, что я с трудом мог сосредоточиться. Мона, Мона, Мона, повторял я про себя, мне нужно было найти Мону. Я был уверен, что она собиралась сделать свою вторую обложку, и не менее уверена, что она должна быть на берегу. Она была профессионалом, и она никогда не вернется на ранчо или в квартиру. Она решила, что рано или поздно я прикрываю их обоих. «Черт возьми, но это плечо вот-вот упадет», - подумал я, морщась.
   Это была долгая и мучительная поездка в Таунсвилл, казалось, продлилась дольше, чем на самом деле, и когда я остановил машину, у меня закружилась голова от постоянной жгучей боли. Я выскочил из машины и поднялся по лестнице, первые лучи дня следовали за мной в коридор. Я взял в аренду звонок, и, наконец, дверь приоткрылась, и серо-дымные глаза уставились на меня, хмурясь, глядя на мою покачивающуюся фигуру в коридоре. Затем глаза расширились от узнавания, и дверь распахнулась.
   "Янки!" она ахнула. "Что, черт возьми, с тобой случилось?"
   Я проскользнул мимо нее и упал на диван, и она увидела окровавленное пятно на моем плече. Она сразу встала на колени с ножницами и срезала рубашку. Она помогла мне подняться и пройти в спальню. Я опустился на кровать и стиснул зубы, когда она раздели меня до шорт. Ее голос издавал тихие крики тревоги, когда она увидела
  
  
  
  а
  порезы по спине и ногам от кабеля. Она протянула мне бутылку виски, и я сделал большой глоток. Это помогло, но ненамного. Холодные компрессы, которые она положила на плечо, наконец, принесли некоторое облегчение. Затем с аптечкой для ныряния с аквалангом нанесла мне антисептический лосьон.
   "Это становится привычкой, не так ли?" Я усмехнулся ей. Халат, расстегнутый наверху, позволял ее круглым грудям выглядывать из меня, как будто предлагая стимул к быстрому выздоровлению. Я разговаривал с ней, пока она работала надо мной, рассказывая ей основные моменты того, что произошло. Она бы не поверила, что я громогласный, веснушчатый Тим Андерсон, если бы на мне еще не было макияжа и мои волосы не были еще рыжими.
   «Господи, всемогущий», - сказала она. «И подумать только о том, что ты оценил меня как часть всего этого».
   «Ну, черт возьми, ты была частью этого», - сказал я, - «И я заметил, что ты продолжал находить людей для них после того, как я ушел. Ты направила их к Тиму Андерсону».
   Я сел и увидел, как ее губы сжались. «Да, черт возьми, верно», - сказала она. «После того, как ты ушел, я была чертовски зла на все и вся. Если они хотели продолжать давать мне деньги, это меня устраивало. Для меня это всегда было пустяком, и я надеюсь, что так всегда будет. маленькая Джуди, кроме нее самой ".
   «И когда я внезапно вышел из игры, ты сразу вернулся к старому стенду», - обвинял я.
   «Может быть, так оно и было», - сказала она, демонстративно выпячивая подбородок. «Никто не показал мне лучшей позиции, к которой я мог бы вернуться».
   Она закончила заклеивать мое плечо и отступила назад. Горение прекратилось, и я увидел, что она смотрит на меня.
   «Господи, ты глупый парень», - сказала она. «Даже все взорвали, как ты сейчас».
   Она отвернулась, собирая бинты и ленты, а я сделал еще глоток виски. Я запрокинул голову и посмотрел в потолок. В белом пространстве я увидел Мона Стар - смертоносную, великолепную, лежащую Мону - и попытался выяснить, где она могла бы затаиться. Без Моны в руках у меня действительно ничего не было. Я только временно остановил их. Она была умной, сочной и злой. Она могла и начала бы снова, если бы оставила бегать без дела - теперь я был убежден, что она была прямым агентом китайцев. В ней все еще оставалось много пустых дыр, которые нужно было объяснить, особенно то, как она стала главным помощником майора Ротвелла с полным допуском. Но сейчас меня это не интересовало. Я ломал голову в поисках какой-нибудь нагрузки, какой-нибудь небольшой, запоминающейся вещи, инцидента или объекта, который мог бы указать мне на ее новое убежище. Но я рисовал пустое место. Мне нужно было что-то или кто-то, чтобы открыть дверь, которая могла бы привести в действие мой разум. В этот момент Джуди вернулась в комнату и сделала это, как в прямом, так и в переносном смысле. Она открыла дверь туалета, и я увидел все снаряжение для подводного плавания, которое она там сложила. Это был спусковой крючок, который заставил меня совершить серию быстрых прыжков - ныряние с аквалангом, подводные, морские объекты, коллекция в больших ящиках на ранчо Circle Three - некоторые из редких вещей из этой коллекции были найдены в одном месте только Большой Барьерный риф у побережья Квинсленда! Одним из примеров была гигантская раковина моллюска. Эти большие двустворчатые моллюски вырастают до такого размера в водах рифа, одной из самых фантастических коллекций морских обитателей в мире.
   Теперь я слышал последние насмешливые слова Бонара: «Ты никогда ее не найдешь… она поставила между тобой большой барьер». Он идеально подходил для операции, которая должна была быть обеспечена деньгами для выплат от китайцев. Кусочки внезапно соединились сами по себе. Вторым укрытием операции была подводная станция где-то вдоль Большого Барьерного рифа!
   Я выскочил из кровати, не обращая внимания на острую боль в плече. Джуди взяла платье из туалета, прошла в соседнюю комнату и переоделась. Она просто застегивала молнию - ярко-желто-фиолетовый принт, сливающийся воедино, создавая приглушенную яркость. Я подошел к тому месту, где она повесила мои брюки на спинку стула, и выудил два маленьких ключа на отдельном кольце.
   "Вы хотите перестать думать только о Джуди?" Я сказал ей. "Ты хочешь мне помочь?"
   «Может быть», - сказала она, осторожно глядя на меня. Я покачал головой.
   «Может быть, этого недостаточно», - сказал я. «Мне понадобится помощь, и сейчас ты единственный безопасный человек, которого я знаю здесь. Я не могу никому доверять - по крайней мере, пока».
   «Приятно слышать для разнообразия», - сказала она. «О том, что мне доверяют. Что мне делать?»
   «Сходи к общим шкафчикам в аэропорту Эр, - сказал я ей. «Вот ключи. Достаньте сумку из шкафчика и немедленно принесите сюда. Внизу есть машина, которой вы можете воспользоваться. Вы можете водить машину, правда?»
   «Господи, да», - сказала она, забирая у меня ключи.
   «И пока вы это делаете, я позвоню. В Америку», - добавил я. Ее брови взлетели ввысь.
   «Черт побери, приятель», - сказала она. «Заставь его собрать».
   VII
   Я нашел хороший атлас
  
  
  
  
  
   на книжной полке Джуди, и она была открыта у меня на коленях, когда мой звонок Хоуку наконец прошел.
   «Я должен использовать вкусности, которые дал мне Стюарт, - сказал я. «Есть ли у нас подводные лодки возле Большого Барьерного рифа?»
   Наступила минута молчания, и я знал, что он проверяет строго засекреченную карту военно-морского развертывания. Наконец он вернулся.
   «Я так считаю», - сказал он. «У нас их трое в Коралловом море. Один из них может очень быстро спуститься к рифу».
   «Достаточно хорошо», - сказал я, проводя пальцем по карте. «Пусть он всплывет на поверхность и будет готов к нашему сигналу как можно ближе к проходу Флиндерс. Там много глубокой воды. Мы будем использовать кличку Бумеранг».
   «У меня есть это», - ответил Хоук. "Удачи." Я положил трубку и мрачно улыбнулся. Хоук знал, что узнает подробности позже. И он многое почерпнул из нашего короткого разговора, больше, чем другие. Тот факт, что я попросил одну из наших подводных лодок, немедленно сказал ему, что в австралийской разведке возникли серьезные проблемы. Резервная часть также сообщила ему, что я все еще охочусь.
   Я сел и изучил карту в руках. Большой Барьерный риф протянулся на несколько тысяч миль вдоль северного побережья Квинсленда. Обычно поиск представлял бы собой гигантскую задачу, но я полагался на факторы, которые сужали область поиска. Если бы я был прав в своих размышлениях о подводной станции, я бы вполне мог устранить все эти мелководные участки рифа. Я также мог исключить внешний край большого рифа из-за постоянно бурлящего прибоя, который сделал бы любой вид подводных операций чрезвычайно опасным. И, наконец, поскольку Мона действовала на суше из точки около Таунсвилла, я держал пари, что ее морское прикрытие будет не слишком далеко. Вошла Джуди, и я взял у нее сумку.
   «Хорошая девочка», - сказал я. «Теперь ты можешь выйти из этого снаряжения и собрать акваланг».
   Она покачала головой и, положив руки на бедра, наблюдала, как я открываю сумку. Я достал акваланг и кусок тонкой проволоки, прикрепленный к двум маленьким черным облегающим чемоданам - один немного больше другого. Из чемодана также вылез небольшой круглый предмет, похожий на самую переднюю часть телефонной трубки с растягивающейся резинкой сзади.
   «Может быть, мне лучше сначала объяснить это вам, - сказал я, - учитывая, как вы будете использовать их со мной. Вы будете пристегивать больший из этих двух маленьких наборов. Вы можете назвать их чем-то вроде подводного рация. Меньшая из двух коробок будет привязана к моей спине, и тонкий провод будет проходить от нее к той, которая у вас будет. Когда я говорю в этот мундштук, который плотно входит в мою водолазную маску, мои слова будут мгновенно преобразованы в электрические импульсы, которые будут проходить по проводу, который, конечно же, изолирован. Когда электрические импульсы достигнут вашего набора, они автоматически преобразуются обратно в звук и слова. Я буду внизу, под водой, и вы будете на поверхности. Это односторонняя рация, от меня к вам, потому что другая часть вашего устройства - это передающее устройство. Когда я дам вам информацию, я хочу дать вы, вы нажимаете кнопку на своем устройстве и начинаете его отправлять. Я расскажу вам, что и как это сказать. Теперь поехали. Каждые м inute counts ".
   Джуди, выглядевшая трезвой и, возможно, немного испуганной, пошла в другую комнату, чтобы переодеться, и я быстро надел костюм для подводного плавания, за исключением ласт, маски для лица и специального снаряжения. Я сделал мысленную заметку, чтобы поздравить Стюарта с тем, что он был настолько ясным в том, что мне может понадобиться.
   Джуди вышла, наполнив акваланг красивыми формами. Я никогда не знала, что один из этих проклятых нарядов может выглядеть так сексуально. Мы свалили все в «мерседес», взяв с собой два дополнительных баллона с воздухом, и направились к береговой линии. Я дал Джуди последний инструктаж о том, как подать сигнал подводной лодке, если и когда мы обнаружим нашу цель. Она, в свою очередь, сказала мне, с чего лучше всего начать наши поиски - небольшой островной риф к югу от Магнитного острова. Когда я вытащил «мерседес» на твердый белый песок пляжа, она посмотрела на меня долгим ровным взглядом.
   «Скажи мне, какого черта я здесь делаю», - попросила она.
   «Я назову вам четыре причины. Вы выбираете ту, которая вам больше нравится. Вы делаете что-то для своей страны. Вы компенсируете то, что помогли группе иностранных агентов. Вы помогаете мне. Вы получите полную визу в Штаты ".
   Она посмотрела на меня без улыбки. «Может быть, их всего понемногу», - сказала она. Я усмехнулся ей, и мы начали надевать специальное оборудование и акваланги. Прежде чем надеть маску, я взял ее за плечи.
   «Теперь помните, когда придет время, после того, как вы отправите сообщение, которое я даю вам отправить, вы взлетаете, понимаете. Я могу подойти за вами, а я не могу. Но вы должны немедленно взлетать. Найдите дорогу назад сюда, к машине и иди домой. Ты правильно понял? "
   Ее нижняя губа немного надулась
  
  
  
  
  
   «Я поняла», - сердито сказала она. «Но это немного похоже на необходимость уйти, когда вечеринка начинается».
   «Просто уходи», - строго сказал я. «Или вы сочтете эту вечеринку довольно смертельной».
   Я наклонился и быстро поцеловал ее, и она на мгновение прижалась ко мне. Затем мы надели специальное снаряжение и пошли в теплые чистые воды Кораллового моря.
   Проволока была намотана на небольшую катушку, которая прикреплялась к моему водолазному поясу и наматывалась сама по себе. Началась охота; пока Джуди плыла над поверхностью, на поверхности или прямо под ней, чувствуя легкое рыскание проволоки, направляющее ее, пока я шел далеко внизу, я исследовал скрытые углубления огромного кораллового образования, известного как Большой Барьерный риф. Большой риф, построенный за миллионы и миллионы лет триллионами крошечных полипов, выделяющих известняк, является крупнейшей структурой на Земле, построенной живыми организмами. Я избегал мелких щелей в коралловых структурах. То, что я искал, потребовало бы места. Кроме того, в маленьких расщелинах находились убийцы людей, гигантские мурены с острыми как бритва зубами, смертоносная каменная рыба и гигантский кальмар. Я не хотел попадать в неприятности из-за зловещей красоты, таившейся в этих водах. Я прошел мимо группы акул мако и вздохнул с облегчением, пока они продолжали идти. Стая изящно окрашенных рыб-бабочек составляла мне компанию некоторое время, а затем отправилась на свои собственные поиски. Это было медленно, кропотливо и утомительно. Хотя я был хорошо прикрыт водолазным костюмом, некоторые разновидности кораллов были смертельно острыми, и мне приходилось обходить их с величайшей осторожностью. Я врезался в красно-белого рифового осьминога, когда подошел и выглянул из-за вершины одного пятна. Более испуганный и удивленный, чем я, он убежал таким странным образом, как они, двигаясь по воде, как восьмирукая балерина, размахивающая руками под неслышную музыку.
   Наконец, я всплыл и помахал Джуди на небольшом расстоянии. Темнело, и мы карабкались на вершину небольшого рифа, всего в нескольких дюймах над водой. Я снял один резервуар, который был почти пуст - должно быть, мои глаза отразили мое разочарование.
   «У вас есть еще час до того, как стемнеет по-настоящему», - поддержала Джуди. «Давай попробуем еще раз». Я улыбнулся ей и надел маску. Я знал, что можно будет продолжить поиски после наступления темноты, но намного труднее.
   Я снова соскользнул в воду и начал спускаться, мельком увидев фигуру Джуди, когда она выходила на поверхность над головой. Я плавал трудно это время, двигаясь от кораллов формации к коралловым образованию. Я собирался сдаться, когда, проплыв мимо длинного кораллового пространства, которое казалось бесконечным, без перерыва в нем, я внезапно заметил кое-что странное. Из всех кораллов, которые я видел, это было единственное место, где не было рыбы, проносящейся между его бороздчатыми стенками. Ни один анемон не поднимал волнистые пальцы с его поверхности, и ни один крошечный стрекоз не выглядывал из-под него. Я подплыл к нему и ощупал неровности.
   Он был безжизненным, без оттенка коралла. Это был пластик - красиво сделанный и красиво оформленный. Я начал думать, что если бы там была подводная станция, я бы никогда ее не нашел, ища таким образом. Я даже начинал думать, что, возможно, они спрятали его подальше от этого места. Но теперь волнение прошло по моему телу с покалывающей дрожью. Мои расчеты всегда были правильными.
   Я плыл рядом с искусственным кораллом, пока не нашел темное отверстие, похожее на грот. Я не входил, но был почти уверен, что найду, если пойду. Было очевидно, что они перевезли и установили станцию, состоящую из автономных, автономных огромных танков. Определенное количество персонала всегда будет там, и войти можно было только с аквалангом. Я посмотрел на подводный компас, прикрепленный к моему поясу. Затем я включил маленькую подводную рацию.
   «Послушай, Джуди», - сказал я в маску динамика перед моим ртом. «Послушай это, Джуди. Передай это сообщение из Бумеранга. Повторяй, говори« Бумеранг зовет », пока не получишь ответ. Сообщение должно перейти на один-четыре-шесть северных широт к десяти западным. Взрыв и уничтожить длинные коралловые образования в этом месте. Коралл - это розовая полка, коралловый узор. Повторите, взорвите и уничтожьте всю коралловую часть. Снова и снова ".
   Я выждал мгновение и почувствовал, как дернули за провод, что означало, что Джуди получила мое сообщение. Я ослабил проволоку и позволил ей свободно уплыть, чтобы она могла доплыть до берега. Я собирался подождать немного, пока не увижу хотя бы подлодку.
   Я не ожидал, что компания будет так скоро, но я получил ее - шесть аквалангистов в черных костюмах, выходящих из отверстия в кораллах. Вооруженные ружьями, они разошлись и окружили меня. В мгновение ока у меня был выбор: меня пронзили с шести разных направлений или я пошел вместе с ними, как рыба в сети. Я выбрал быть рыбой.
   Они плыли, окружая меня, перемещая меня в отверстие, похожее на грот. Внутри внезапно загорелся флуоресцентный свет.
  
  
  
  
  Он окутал пространство синей дымкой, и я увидел, как открылась дверь входной комнаты. Когда они плотно прижались ко мне, толкая меня к входу, я снова увидел, что внутренняя герметичная камера была построена внутри фальшивого рифа - целое пластиковое коралловое образование, прикрепленное сзади к настоящему рифу. Это было красиво сделано, и любой, кто проплыл бы или проплыл на подводном корабле, увидел бы просто еще один участок розовых кораллов. Я отчаянно искал, и это почти обмануло меня. Но он не обманул рыб, обитающих в естественных коралловых зонах и вокруг них.
   Меня втолкнули во входную комнату, дверь за нами закрылась, и я стоял с шестью другими водолазами, пока из камеры вылилась вода. Затем открылась вторая дверь, и я оказался на площади, ярко освещенной подводной станцией. Я снял маску для ныряния и ласты, когда подошла Мона в черном бикини. Рядом с ней стоял высокий стройный китаец. Позади нее я увидел раскладушки, столы, холодильник и множество кислородных баллонов и манометров вдоль стен станции.
   «Я никогда не видел никого, кто был бы настолько полон решимости убить себя, как ты, Ник». Мона улыбнулась убийственной улыбкой.
   «И вы никогда не видели никого, кто настолько умел бы избегать этого», - сказал я.
   «Я должна признать, что у тебя есть талант», - сказала она. Когда я смотрел на это великолепное тело, на ту великолепную грудь, из-за которой бикини выглядело как пластырь на арбузе, я задавался вопросом, что же ее возбудило. Она была красивой, страстной и умной. Какого черта ей понадобился этот бит? Мне нечего терять, пытаясь выяснить это. «Что делает в таком месте такая милая девушка, как это?» Я усмехнулся ей. Она изумленно покачала головой.
   «Я слышала, что ты никогда не волнуешься», - сказала она. «Я должен признать, что это, безусловно, правда. На твоем месте большинство мужчин либо умоляли бы о пощаде, либо смирились со своей судьбой. Ты задаешь разные вопросы. На самом деле ты чертовски расслаблен, это меня беспокоит. Я думаю, ты должно быть что-то в твоем рукаве ".
   "Старый я?" Я сказал. "Что я мог сделать в таком месте?"
   «Я ничего не вижу», - сказала она. «Вы собираетесь доставить вас на подводной лодке в Китай. Я полагаю, они могут получить от вас много информации».
   Высокий китаец рядом с ней заговорил, его черные глаза сверкнули на меня.
   «В самом деле, мое правительство будет очень радо заполучить тебя, Картер», - сказал он.
   "На подводной лодке, а?" Я сказал. «Вот как вы действуете, когда подводная лодка приносит вам припасы и деньги».
   «Только периодически или если мы не потребуем чего-то особенного», - сказала Мона. «Когда мы планировали эту операцию, мы знали, что это потребует времени, денег и людей. Мы также знали, что будет не только громоздко, но и рискованно продолжать попытки высадить курьеров с деньгами на берег с подводных лодок. Нам нужна была станция, которая могла бы быть близко, но полностью не обнаружены ни случайно, ни по какой-либо другой причине. С этой подводной станцией мы можем работать в течение нескольких месяцев без риска частых контактов с нашими людьми за припасами, деньгами или людьми. И мы, на месте происшествия, просто надеваем костюм акваланга и исчезает в воде, как еще один аквалангист, исследующий рифы. Когда мы меняем направление, мы просто еще один аквалангист, выходящий на берег ».
   Я бросил взгляд на шестерых мужчин, которые меня привели. Они были китайцами.
   «Ныряльщик, который был обнаружен с пятьюдесятью тысячами несколько месяцев назад, был одним из ваших людей, насколько я понимаю, - сказал я Моне.
   «Прискорбная авария», - сказала она. «Он совершил несколько поездок с припасами с подводной лодки, и что-то пошло не так с его оборудованием. Он должен был вернуться к нам с деньгами, но так и не появился. Конечно, я узнал, что случилось в офисе».
   «Кстати об офисе, - сказал я, - как, черт возьми, ты вообще получила разрешение службы безопасности? Просто ради любопытства, я хотел бы знать. Так как я никуда не пойду, ты можешь мне сказать».
   Мое последнее замечание было вернее, чем я хотел. На площади некуда было бежать, подводный вокзал - а выход один. Когда субмарина ВМФ начнет взрываться, это будет для всех, кто находится внутри. Я быстро записал, куда они положили мою водолазную маску. Баллон с воздухом все еще был у меня на спине. Но самодовольная улыбка Моны сразу вернула меня к ней.
   «Мона Стар прошла проверку безопасности Австралии по обычным каналам», - сказала она. Британцы тоже ее тщательно проверили и обследовали. Но Мона Стар мертва. Мы убили ее после того, как она была проверена и готова уехать в Австралию. Я заняла ее место. На самом деле, я знал Мону довольно хорошо. тот же фон, мы оба родились в Гонконге, с офицерами британской армии по отцам - вся эта кровавая гнилая сцена ».
   "Кто ты вообще такой?" Я спросил. "И что, черт возьми, ты здесь делаешь?"
   «Я Кэролайн Ченг», - сказала она, сверкая на меня зелеными глазами. "Мой муж - полковник Ченг, ответственный за китайскую шпионскую деятельность в южной части Тихого океана. Я вышла за него замуж около десяти лет назад, но ждала
  
  
  
  
   шанс отплатить британцам, австралийцам и всем вам, самодовольным, превосходным типам намного дольше ".
   В ее глазах появилась ненависть, которой я раньше не видел. «За что вы нам всем платите?» - спросила я с нарочито возмутительной мягкостью.
   «За моего отца», - ответила она мне. «Он был британским офицером, но он также верил в право всех людей на самоуправление. Он думал, что будет лучше, если мы, британцы, уйдем из Азии, и другие его оскорбляли и избегали. Он пытался помочь китайское движение за независимость, и он был отдан под трибунал за то, что его понизили в звании. А потом, годы спустя, после того, как он стал сломленным, разоренным человеком, они решили сделать то же самое, что он в первую очередь пропагандировал. Но я никогда не забыл, что они с ним сделали. Я был там, с ним. И я возненавидел их всех, каждого из них ".
   Я знал правду в том, что она сказала. Национальная политика и климат меняются, и вчерашний злодей становится сегодняшним героем. Но меня не интересовали абстракции политической философии. Я увидел шанс, единственный шанс.
   «Забирая все красивые слова, дорогая, выясняется, что в то время и в том месте твой старик был предателем положения своей страны», - сказал я. Она прыгнула вперед и ударила меня рукой по лицу.
   "Лживый ублюдок!" - сказала она, ее лицо исказилось от ярости. Но, черт возьми, она отступила слишком быстро. Пришлось попробовать еще раз.
   «Вы заплатите за то, что было сделано, вы все заплатите», - сказала она. «Когда мой муж присоединился к китайской разведке, я подумала об этой схеме, и когда пришло время претворить ее в жизнь, я настояла, чтобы он позволил мне разобраться с ней. Это почти сделало свою работу, и вы не собираетесь помешать мне завершить ее Я заставил вашу кооперативную оборонительную машину разрушиться, превратившись в раздор и гнев, точно так же, как они заставили добрые дела моего отца обернуться против него ".
   «Все это потому, что твой старик, был предателем и чокнутым офицером», - засмеялся я. "Сумасшедший."
   «Ты мерзкий ублюдок», - закричала она и снова прыгнула вперед, но на этот раз провела ногтями по моему лицу. Когда она подняла другую руку, чтобы впиться им в мои глаза, я двинулся, схватил ее за руку и повернул. Я держал ее передо мной, обхватив одной рукой за горло, и прикладывал медленное, постоянное давление.
   «Никто не двигается, или я сломаю ей гортань», - сказал я. «Во-первых, как вы узнали, что я нахожусь за пределами этого куска фальшивого кораллового рифа?»
   «Ближайшие внешние края окружены звуковыми волнами, это версия вашей сонарной системы», - сказал китаец. «Любой крупный объект, сталкивающийся с кораллом, сразу же обнаруживается, и мы отправляем наших людей на расследование. Обычные рыбы образуют очень индивидуальный узор, когда пересекают систему».
   Я крепче сжал ее шею. «Теперь мы с ней собираемся немного поплавать», - сказал я. «И вы все останетесь здесь, или я убью ее».
   «Стреляйте в него», - кричала она остальным. «Неважно что будет со мной. Убей его».
   «Может, тебе лучше подумать, как ты объяснишь ее убийство своему боссу и ее мужу», - замолчал я. «Если она пойдет со мной, у нее может быть шанс вырваться и уйти».
   «Нет, не слушайте его», - кричала девушка. «Вы знаете, полковник Ченг поймет. Стреляйте, черт вас всех, стреляйте!»
   Но мой план и их решение стали одновременно академическими вопросами. Ужасный рев сотряс место, и я почувствовал, что меня повалили на землю. Мона вылетела из моей хватки, и я знал, что случилось. Американская подводная лодка прибыла и отправила первую торпеду, чтобы приступить к заказанным мною ремонтным работам. Я, как и другие, пытался встать на ноги, когда приземлилась вторая торпеда. На этот раз вся станция перевернулась, и я почувствовал, что падаю на ее конец. Вода начала литься в него из десяти и более разных мест. Сначала медленно, но я знал, что давление начнет разрывать дыры в более крупные через мгновение. Станция опустилась на дно под сумасшедшим наклоном, и я побежал к той стороне, где в последний раз видел свою водолазную маску.
   Моны не было нигде, что я мог видеть, а затем я заметил небольшую структуру, похожую на чулан, в дальнем конце. «Это было адское время, чтобы пойти в ванную», - подумал я. Когда я скользил по наклонному полу к лицевой маске, я увидел, как высокий китаец нырнул за мной с пистолетом в руке. Я позволил ему обхватить меня за ноги, и мы оба упали. Я хотел быть ближе, и я ударил его коленом в живот. Он согнулся и попытался выстрелить. Это не пошло, когда я толкнул его назад по наклонному полу. Я обвил рукой петлю вправо и положил ее на шею сбоку. Я слышал, как он ахнул, уронил пистолет и схватился за горло. На моем конце станции глубина воды была больше фута, и мне удалось схватить маску для лица, когда она проплыла мимо. Надел как раз в тот момент, когда ударила третья торпеда.
   На этот раз станция, казалось, поднялась и на мгновение зависла, а затем одна сторона рухнула и
  
  
  
  
  на меня обрушилась стена воды. Другие китайцы все еще пытались надеть свои костюмы - я видел, что они никогда этого не сделают. Тот высокий, которого я ударил, был конченым. Когда вода хлынула на меня, отбросив меня назад, а затем подняв меня вверх и выпрыгнув обратно, я увидел одетую в акваланг фигуру, выходящую из рухнувшей станции в нескольких футах выше меня. На ней была только верхняя часть костюма. вместе с маской для лица и аквалангом, и маленькими трусиками бикини создавали несовместимую картину. Используя свой волчий мозг, она схватила столько своего оборудования, побежала в ванную, самый дальний угол станции, и влезла в одежду.
   Я сразу бросился за ней. Я догонял ее, когда увидел, что она взяла с собой еще одну вещь - ружье. Она развернулась и выстрелила в меня. Мне удалось увернуться, и копье пронзило плечо моего костюма и прошло рядом с горлом, оставшись лишь на долю дюйма.
   Я повернулся, чтобы найти Мону, и увидел, что она приближается ко мне с ножом. Она ударила меня по голове, и я почувствовал, как лезвие оторвало часть моего костюма. Она была как проклятый тюлень в воде, быстрая и подвижная. Я схватился за нее и промахнулся, только чтобы почувствовать, как нож пронзил штанину моего костюма и кожу под ним. Я увидел красную струйку, окрасившую воду, и проклял ее. Это все, что мне сейчас было нужно - акулы. Подводные убийцы чувствовали запах крови в воде за полмили от них.
   Мона снова приближалась ко мне, и на этот раз я отошел вместе с ней, когда она вошла. Ей снова пришлось идти за мной с поднятой рукой и с ножом наготове, когда я внезапно переключил передачи и рванул вперед, обхватив ее запястье . В этот момент подлодка, стоя в каком-то месте, выпустила новый взрыв, который беспомощно поднял нас обоих вверх и вниз, медленно вращая кругами в подводной силе взрыва. Я потерял контроль над Моной и увидел, как ее отбросило на настоящий коралловый риф. Когда я вышел из своего следующего медленного вращения и турбулентность начала утихать, я увидел, что она все еще здесь. Когда я направился к ней, я увидел ее ступню, зажатую в тисках гигантского моллюска. По моим оценкам, огромный моллюск, должно быть, весил более двухсот фунтов, и он был частично встроен в коралл. Я увидел глаза девушки за маской на лице, расширившиеся от страха, когда она потянулась и потянула за ногу. Но она никогда этого не добьется, не так. Когда я подошел к ней, она выпрямилась, держа нож наготове, чтобы защитить себя. Я протянул руку к ножу. Медленно она опустила руку и протянула мне.
   В этот момент еще один взрыв субмарины отбросил меня на твердый, острый коралл, и я почувствовал, как острия проходят сквозь меня, как сотня игл. Я цеплялся за него, пока турбулентность не прекратилась, а затем оттолкнулся от рифа. Мальчики из Флота делали свою обычную тщательную работу, но мне захотелось крикнуть: «Хватит, уже». Нож Моны был толстым и прочным, и я прорезал то место, где гигантский двустворчатый моллюск врезался в коралл. Я чувствовал, как прорезаю мягкие места и песок, и когда я толкнулся в огромную массу, она двинулась. Я не знал, сколько воздуха осталось у Моны в баллоне, но знал, что у меня чертовски мало.
   Я снова ударил по кораллу, и на этот раз я почувствовал, как огромный моллюск поддается, когда я толкал его. Еще один сильный толчок, и он оторвался от коралла. Я уперся плечом в нее и толкнулся, когда Мона выплыла на поверхность. Под водой мы могли переместить огромную массу. Оказавшись на поверхности, это будет что-то другое.
   Я почувствовал, как она меняет направление, и увидел дно небольшого кораллового острова. Она направилась к нему и всплыла на пляже, половина тела все еще висела в воде. Я закрепился на пляже и вытащил тяжелую тушу моллюска на берег, в то время как Мона подтянулась и легла, тяжело дыша. Я сам делал несколько глубоких вдохов, опираясь на локоть рядом с ней. Я протянул руку, снял с нее маску и отстегнул ее баллончик. Затем я сделал то же самое для себя. Она лежала на животе и не могла перевернуться больше чем на половину из-за огромного двустворчатого моллюска, удерживающего ее ногу. Я подошел к огромному моллюску, взял нож и воткнул его в отверстие, где его панцирь сомкнулся вокруг лодыжки девушки. Мантия моллюска была электрически-зеленой, и когда я провел ножом внутрь раковины, врезаясь в мантию, вдоль краев живой ткани, моллюск внезапно раскрылся с треском, и Мона вытащила свой синяк и освободила лодыжку.
   Я толкнул моллюска обратно в воду и посмотрел на ее лодыжку. Он не был сломан, но был сильно порезан, и, вероятно, треснула кость. Она перевернулась на спину, почти полностью сняв трусики бикини.
   "Зачем ты это сделал?" - спросила она меня, глядя на меня зелеными точками. "Почему ты просто не оставил меня там умирать?"
   "Это то, что вы хотели?" спросил я. «Ты стала такой восточной в своем мышлении? Лучше умереть, чем проиграть?»
   Она не ответила, но продолжала смотреть
  
  
  
  на меня зелеными глазами. «Извини, кукла», - сказал я. «Может быть, это была сила привычки с моей стороны. Спасение жизни более важно для нашего декадентского мышления, чем отнятие жизни, даже с такими людьми, как я».
   Моя нога болела в том месте, где ее порезал нож, и я посмотрел вниз и увидел, что она все еще кровоточит. Я хотел увидеть, насколько глубоким был порез, когда твердый и острый кусок коралла ударил меня по виску. Я упал назад и перевернулся, чтобы увидеть, как Мона с поднятой рукой снова нападает с куском камня. Я видел ее сквозь дымку, голова кружилась от головокружения. Яростный гнев, хлынувший во мне, как взрыв, очистил мою голову. «Аморальная злобная сука», - сказал я.
   Я поднял одну руку и частично заблокировал второй удар от камня. Я схватился за ее ногу, но она убежала. Она ударилась о воду в идеальном нырянии с разбега и вылетела. Я двинулся за ней, когда увидел их, пять длинных плавников треугольной формы. Они были принесены запахом крови, который к этому времени был там по всей воде.
   «Вернись, черт тебя побери!» - крикнул я ей вслед. «У тебя нет шанса».
   Но она продолжала плыть прямо в них. Я увидел, как плавники внезапно начали двигаться быстрыми, стремительными движениями, а затем я услышал ее крик - ужасный, мучительный крик боли, затем другой. Я видел, как ее тело наполовину выкинуло из воды, а затем вернуло обратно в бурлящее море. Красный окрасил синий, и криков внезапно прекратились. Я отвернулся и сел. Мне пришлось бы подождать некоторое время, может быть, часы, прежде чем отправиться к австралийскому побережью, находящемуся на относительно небольшом расстоянии. Я никогда не узнаю, что заставило ее с головой окунуться в гущу этих акул - философия харакири Востока или совесть Запада. Может, она даже не знала, что они там были. Хотя у меня было такое чувство, что она это сделала специально.
   VIII
   Когда я наконец добрался до материка, я пошел по пляжу один - медленно - мое тело устало - работа сделана. Смертельный удар, нанесенный Южнотихоокеанскому оборонительному альянсу, был отражен. Предстоят отчеты, объяснения и все расспросы, но сейчас это может подождать. Я хотел вернуться к Джуди и посмотреть, действительно ли она выполнила обещание, которое лежало в ее глазах. Я не ожидал, что увижу «мерседес» все еще на пляже, где я его оставил, ни желтую фигуру в бикини, которая поднималась, когда я приближался. Она подбежала ко мне и прижалась к мокрому костюму для подводного плавания.
   «О, Господи, я так волновалась», - сказала она. «Во всяком случае, я не сразу ушел. Я поплыл к небольшому коралловому рифу, который торчал примерно в четверти мили отсюда, и подумал, что подожду там».
   Она увидела мои губы и нарастающее неодобрение в моих глазах. «Я знаю, это не то, что ты мне велел, но не стоит из-за этого суетиться», - сказала она. «В любом случае, я ждал там и ждал, и я начал волноваться. Наконец, я решил вернуться сюда, и я только начинал, когда весь кровавый океан, казалось, взорвался. Ну, я нырнул на другую сторону и сделал большой круг, чтобы вернуться сюда. Если я волновался раньше, я точно волновался тогда ".
   Она прислонилась головой к моему костюму. Я чувствовал, как ее тело дрожит.
   «Эй, а теперь», - сказал я, приподняв ее подбородок. "Ничего подобного." Я взял ее за руку. «Вернемся назад», - сказал я. «Мне нужно лечение».
   Мы вернулись к ней домой, и я проспал несколько часов и чувствовал себя намного лучше, когда она вошла с кофе и маффинами. Я был в шортах, а на ней было тонкое хлопковое платье. Ее груди мягко двигались под ним. На ней мог бы быть бюстгальтер, или они были бы такими красивыми и высокими. Я доел кексы и потянулся за телефоном.
   «Я звоню своему боссу», - сказал я. «Соберись», - добавил я с усмешкой.
   Она положила руку на телефон, и в ее глазах не было улыбки. «Нет», - решительно сказала она. "Не позже".
   Она двинулась ко мне, и ее губы прижались к моим, и я упал на кровать. Хлопковое платье снялось, и Джуди приподнялась, прижав к моим губам свою круглую сладкую грудь. Я поцеловал ее, провел языком по концентрическим кругам вокруг розового кончика ее соска и почувствовал, как он стал большим. Ее руки держали меня, двигались вверх и вниз, исследуя, а ее тело было полно собственных желаний. Она предложила себя мне, но не с гневной самоотдачей, как у Моны, а со сладкой страстью, не менее сильной из-за своей сладости.
   «Янки, янки», - пробормотала она, уткнувшись лицом в мою грудь, прикусив мою кожу, когда я привел ее к дверным проемам, жилищу экстаза. А затем, когда я впустил ее, она вскрикнула, охнув отчасти из облегчения, отчасти от радости и отчасти из благодарности. После этого мы спокойно лежали вместе в довольном счастье. Наконец, когда она пошевелилась и посмотрела на меня, я приподнялся на локте и впился в красоту ее упругого, молодого тела, округлых грудей, высоких и гордых, ее женской фигуры, ее сладкой чувственности. эхо ее дымчато-серых глаз.
   "Почему ты не позвонила мне раньше?»
  
  
  
  
   - спросил я, глядя ей в глаза.
   «Я не хотела, чтобы вы подумали, что я делаю это, потому что вы получили эту визу для меня», - тихо сказала она. «Ты сделал для меня больше, чем могла бы сделать получение этой визы. Ты заставил меня снова почувствовать гордость за себя. И ты заставил меня почувствовать, что более важно. Я просто жил, просто чесался, и это нет ничего хорошего. Человек должен чувствовать, даже если чувствовать - значит пострадать. Вам так не кажется? "
   «Думаю, что да, Джуди», - сказал я и потянулся за телефоном. Звонок прошел быстро, и я услышал плоский, сухой голос Хоука.
   «Все кончено, шеф, - сказал я. «Вы были правы. Не удивляйтесь. За этим стояли китайские красные. У них была тонкая, умная операция. Я расскажу вам все подробности, когда вернусь. Я сяду на самолет. Утром. А пока вы поспешите получить продленную визу для меня, ладно? Я привезу кого-то с собой ».
   "Кто-то, кто вам в этом помог?" - осторожно спросил он. Это было его естественное подозрение. Он знал, что я не буду навязывать ему ничего умного.
   «Верно, - ответил я.
   «Девушка, конечно», - заметил он с ноткой резкости в голосе.
   «Не кенгуру», - сказал я и повесил трубку. Виза будет ждать, когда мы приедем, - сказал я Джуди.
   «Спасибо, Янк, - сказала она.
   «Тебе не кажется, что, учитывая то, как ты собираешься со мной в Штаты, ты можешь называть меня Ником?» Я сказал. "Только время от времени?"
   «Как только ты снова займешься со мной любовью», - хихикнула она. Я быстро обнял ее. Я знал, что она будет часто называть меня Ником. В конце концов, она будет в гостях в Штатах, и я бы не хотел, чтобы она скучала по дому.
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"