Я -- куст. И сколько себя помню, я всегда был кустом. Я рос на обочине какого-то междугороднего шоссе. От дорожной пыли я давно покрылся толстым слоем непробиваемой брони, и был больше похож на античную статую, чем на что-то способное к росту. Эта броня защищала меня: мои ветки, мои листья и чёрт знает, всё то, из чего я ещё состоял. Защищала, к примеру, когда после сезона дождей каждый уважающий себя жирный говнюк на своём тягаче считал долгом окатить меня смесью из грязи и щебня, или когда ветер пытался превратить меня в перекати-поле своими могучими невидимыми руками.
Я любил то время года, когда сквозь мою песчаную броню пробивались зелёные почки. Тогда я выглядел потрясно, я, конечно, сам себя не видел, но был уверен в своей потрясности. Ещё я очень любил холода, мои корни укутывала одеяло из белой, сухой воды, а голова спала в холоде, сон был очень сочный. Не любил я только осень, вся осень проходила у меня в сражениях с тягачами и их тучными царями.
Вообще, одиночество для такого существа как я играло только мне на пользу, я много думал, был очень наблюдателен, и любая новая вещь вызывала шквал идей и вдохновений в моей ветвистой голове. Я пару раз задумывался о цели моей жизни, и приходил к выводу, что даже такой вещи как цель жизни не существует, ведь, по-моему, она появляется, и остаётся неизменной в момент рождения объекта. Если ты одушевлён, то твоя цель -- эволюция и выживание. Если ты дерево или плотный куст, то твоя цель вырасти большим и стать ископаемым ресурсом. Так устроена вселенная.
Мне нравится моя жизнь, иногда сражаешься, иногда довольствуешься собой, иногда к тебе приходят умные мысли, а иногда и интересные события.
Вот и сейчас на горизонте показалась стайка любителей велосипедистов, они подъехали и остановились около меня, такого, конечно, я не ожидал. Я уже предвкушал их разговоры, их движения. Моё сознание возбудилось. Наконец начались разговоры, о, что это были за разговоры, сколько в них было отсутствия смысла. Знали бы они о моей мысли, знали бы как я далеко ушёл от их разговоров, а я был простым кустом, простым кустом с обочины. Простой куст с обочины возвышался над ними. Они пили воду, разминались и, не умолкая трещали. Мне нравилась их глупость, она позволяла мне довольствоваться собою. Да и вообще, из-за этого одиночества мне сложно не понравится. Но в одно мгновение я заметил, как одна чья-то тощая задница намеревалась сесть на меня, моя броня способна сопротивляться лишь ветру, да грязи. Всё моё нутро сжалось. Дикий испуг на несколько секунд напал на мой разум. Но меня не раздавило, не сломало моих нежных веточек.
Тут я почувствовал что-то старое, но и что-то необычно новое. Будто какая-то немая часть меня произнесла звук. Я услышал его. Я почувствовал что-то новое. Я кое-что осознал, что-то, что было во мне давно и дремало. И наконец, меня осенило. Я -- пень.
Но я не всегда был пнём. Меня начали одолевать воспоминания: я вспомнил о своей прекрасной большой кроне, я вспомнил о своём роскошном стволе, о моём великом царстве. О, как я любил своё царство, моими поданными были сотни насекомых и несколько птиц. Я презирал их всех. Но позволял им жить в моём царстве. Какой царь не призирает своих подданных? Плохой царь. О, я любил свои земли. Те несколько метров, что захватили мои корни. Мои толстые, сочные корни. Они показывали всем, кто тут главный. Подо мной, бывало, вырастало пару грибов, но они тут же гнили из-за копоти проезжающих машин. Да и на мне находились пару грибов-баранов, я их так называл из-за их похожести на последних, да, мне кажется, их все так называли. Грибы были дико тупыми, в них не было не одной достойной меня мысли. "Споры, споры" -- твердили они, озабоченные недоживотные! А моя кора, вот это другое дело, вот эта другая, достойная царя, броня, несколько сантиметров твёрдой, почти живой материи. О, каким же я был красивым, ВЕЛИЧЕСТВЕННЫМ! Меня бы полюбили женщины, если бы они узнали обо мне. Я -- дуб.
Но вот, настала суть воспоминаний. Я увидел, как я терял сознание, как я терял себя. N лет назад здесь чинили дорогу, ничего особенного: содрали старый асфальт, засыпали ямы щебнем да постелили новый. Мои корни немного впивались в дорогу, и на 15 сантиметров пробивались сквозь неё. Эти невежественные свиньи обрубили мои, выступающие над землёй корни, мои милые, сочные корни, стражей моего царства. Они спилили мой ствол. Они не стали меня выкорчёвывать, ибо я бы раскурочил 1/3 дороги в ширину, им было лень работать. Они почти убили меня, они покрасили мой пень, чтобы я быстрее умер. НО НЕТ! Я раскустился. Я стал жить им назло. Мой разум ожил. Я как герой-инвалид, переборол боль и унижение. Я -- герой-инвалид.
Но что дальше? Я всё тот же куст. Я всё так же дышу пылью. Знают ли эти тощие задницы, с их велосипедами, что они без спросу вторглись в моё царство? Обида. Обида на эту дорогу обрушилась на меня. Если бы не она, кто знает, я был бы сейчас метров 15 в высоту. Но я куст с нежными ветками, и с корой в пол миллиметра толщиной.
Цель! Новая цель ударила в моё сознание, плевать на вселенную. Я возвышусь на 20 метров над этой дорогой, мои 34 ветки станут 34 стволами. Я разрушу эту дорогу. Что-то новое потекло по моим жилам, это вкус чистой ненависти, вкус собственной цели. Я -- куст! Куст есть нечто, что должно превзойти. Смотрите, я учу вас о сверхкусте. Я учу вас о дереве!
Моя ненависть к этой дороге питала меня, за полгода мои 5 веток стали стволами, всего сантиметров 30 в диаметре, но стволами, не всё же сразу. Мои отрубленные корни пропитались водой, они пробились сквозь рыхлую землю. Рыхлую землю, но способную держать столь великое существо, столь великого царя. Моё царство росло, грибов-баранов было море -- грёбанные паразиты, низшие создания, но я любил их, они были на моей стороне, они подбадривали меня. Они кричали мне: "Куст, ты уделаешь этих обезьян с их каменной кладкой". Меня это воодушевляло, и кормило мою царскую личность. Так началась война и осада.
Прошёл год, каждый новый день, был днём моего величия. Каждый мой ствол вырос на 15 метров в высоту, и диаметром по 40 см каждый. В мои владения попал один большой камень и куча насекомых под ним, мои корни опутали этот камень. Новая опора -- новый союзник. Каждый день я превозмогал боль, я вставал себе на голову, я как никто другой приблизился к дереву, к этому сверхкусту. Я -- больше не куст.
Настал день, день, когда моя осада должна закончиться. Я должен штурмовать стены этого асфальтового замка! Мой самый любимый корень, самый толстый, подполз под дорогу, и упёрся в железную сетку, которая стягивала щебень, и не давала дороге разойтись. Я долго копил напряжение, давление и натяжение этого корня, и теперь я чувствовал, что готов сделать резкий рывок. Я напрягся, и вот мой мощный корень порвал сварку между железными прутьями, они расходились под ним, разлетались, словно перед моим героем-рыцарем разлетались нечестивые турки. Каждый час он пульсировал и пробивался сквозь щебень, вздувая шоссе сверху. И вот ночь. В момент сна фотосинтеза я победил. "Ты сделал этих говномесов!" - закричали мне грибы-бараны. О, мои верные подданные, как же я любил всех моих подданных, я торжествовал с ними, от былого презрения не осталось и следа. Я расплакался, мой корень ломило от ужасной боли. Но мне было плевать на неё. Я -- дерево!
Я устал, я позволил себе отдых. Несколько дней, были дни спячки. Я позволил своим подданным питаться за мой счёт, не отдавая мне налогов. Моему рыцарю-корню я гордо отдал клочок моего царства, прямо на шоссе, и позволил ему пустить почки.
Прошло 2 недели. 2 недели гордости, 2 недели пиршеств. 2 недели фуры объезжали замок моего рыцаря по обочине, портя себе подвеску. Это означало, что они понимали, кто тут главный.
Прошло 2 недели и 1 день, приехали рабочие. Первым делом они отпили моего рыцаря, оттащив его труп на обочину. Его замок разграбили, принцессу изнасиловали. Я знал, что против этих драконов мне нечего противопоставить. Я даже чувствовал ранее, что всё так и закончится, мои трофеи уничтожат, моё царство сожгут. Но кто ты, если ты не стал деревом, этим сверхкустом? Ты тот на кого садятся тощие задницы, тот кто сражается с фурами и их тучными царями, и никогда не побеждает. Нет, ты дерево!
Пидарьё подобралось ко мне, вторглось в мой королевский город. Один из них завёл бензопилу. "Убери от нас этих говномесов!" - кричали мне грибы-бараны, кроме слов говномес они ничего и не знали. Но я уже никак не мог не спасти не себя, не их. Моя кора треснула, зубцы пилы рвали мою плоть. Они спили 4 мои самые тонкие ствола. У меня был план, одна последняя цель жизни. Прикинувшись безногим, и потеряв 4 свои отдушины, на пятую я сделал финт стволом, и упал не туда, куда меня кренили, я свалился на таз одному рабу Путинского режима. Всем весом я вдавливал его таз в щебёнку, рвал его органы. Меня быстро оттащили. Парню вызвали скорую, и увезли, а я так и остался лежать тут до следующего утра. Я лежал и смотрел под новым углом на своё царство. Им было всё равно на меня, им было плевать. Всем этим жукам и птицам, меня любили только мои грибы-бараны. Я лежал и смотрел, как моё царство горит, но никто его не тушит.
На следующий день приехали 4 вчерашних чурки, и 1 новый. Я знал, что будет дальше. Они принялись распиливать меня, на тушки длинной по полметра. Почти квадраты выходили у них. Все мои корни выкорчевывали. Я чувствовал, как теряю сознание. Жалел я только об одном, что не узнаю, сдохнет ли то потребительское животное, что пилило меня, разорвал ли я ему достаточно органов, для его смерти? Это были последние мои вопросы.
Но я ещё не сдался. Я покажу этим свиньям. Каждый раз когда эти зажравшиеся буржуа будут подтирать свои огромные задницы туалетной бумагой из меня, я буду рваться. Отныне и до конца веков их пальцы будут вечно в их собственном дерьме. Так говорило Дерево.