Конечно же, Жохломят не мог позволить себе опуститься до банального рукоприкладства, находясь при исполнении служебных обязанностей, и не только потому, что это было чревато для него санкциями со стороны начальства, а еще и потому, что считал недостойным для себя бить противника, заведомо уступающего ему в физическом развитии. Вот если бы Лус был его подозреваемым! О, тогда бы это коренным образом меняло дело! Тут бы он мог применить "особые" методы, чтобы вытащить из подозреваемого необходимые признания. А заодно и отыгрался бы на нем за нанесенное оскорбление.
Но помимо того, что Лус на Горкалисе слыл какой-то важной шишкой, на что Жохломяту, по большому счету, было наплевать, тем более что на Лукомисе тот находился с частным визитом, незадача состояла в том, что комиссар не мог предъявить надменному горкалисцу никакого обвинения. Ну, пересекался он с Салащевым пару раз, что с того? Нету в том преступления.
Иное дело, во власти комиссара было как-то досадить Лусу, что называется "прищемить хвост", чем он и вознамерился заняться.
В той комнате, в которую они вошли, нашлось несколько кресел. Жохломят сразу занял одно, сказав:
- Присаживайтесь. Разговор у нас, уважаемый, будет долгий.
Лус опустился в кресло так величественно, как только короли опускаются на трон. Секретарь, вымуштрованный по горкалисским обычаям, не позволил себе сесть в присутствии хозяина, а встал за спинкой его кресла слева.
- Итак, - начал комиссар, - я тут услышал краем уха, что вы стали новым владельцем "Гордого Скитальца". До сих пор этот корабль принадлежал Миру Салащеву, в настоящее время разыскиваемому полицией по обвинению в двойном убийстве. Вы не можете об этом не знать, так как все средства массовой информации только о том и судачат с утра до ночи. Так вот, я желаю, чтобы вы мне рассказали, когда и при каких обстоятельствах совершилась сделка купли-продажи катера между Салащевым и вами. Я ясно сформулировал вопрос?
- Более чем, - холодно произнес Лус. - Однако прежде чем я отвечу вам на него, я должен выяснить характер нашей беседы. Является ли она официальным допросом, ведется ли запись нашего разговора, смогу ли я, при желании, уклониться от ответа и необходим ли мне адвокат, мешающий вам ловить меня на слове всякий раз, как мне доведется оговориться?
- Ну что вы! Пока что это частный разговор. Полиция, так сказать, просит вас о содействии. Но в зависимости от ответа, который я получу или не получу, он легко может вылиться в допрос. Все зависит от вас, любезный. Если скрывать вам нечего, ничего противозаконного вы не совершали, вы чистосердечно ответите на все интересующие меня вопросы и уйдете отсюда, как пришли.
- Что ж, мне довольно вашего заявления, что наш разговор на данную минуту считается частным, и потому я отвечу: мне не было нужды встречаться лично с упомянутым вами Салащевым, поскольку на момент сделки не он, а господин Юфиней Котт являлся владельцем "Гордого Скитальца". Опережая ваш вопрос, разъясню, что с Миром Салащевым я хоть и знаком, но встречался лишь однажды, на борту космического корабля "Надежный", который собирался зафрахтовать под перевозку своего груза.
- А почему вы разорвали контракт с владельцами "Надежного"?
- Это имеет отношение к предмету нашего разговора?
- До некоторой степени.
- Скажем так: меня не удовлетворила та степень сохранности моего груза, каковую они могли мне гарантировать.
- Угу, вот как? Ну, ладно. Расскажите, когда и где проходила ваша встреча с Коттом?
- В этом доме, вчера до полудня. - Лус брезгливо обвел взглядом окружавшие его голые стены. - Затрудняюсь сказать, в каком помещении это случилось. Все комнаты тут выглядели иначе.
- А знали ли вы, что сделка, которую Котт собирался провернуть с вами, не может быть признана судом законной, поскольку сам Котт являлся не хозяином, а только арендодателем "Гордого Скитальца"?
- Ничуть ни бывало, - спокойно ответил Лус.
- Значит, не знали?
- Ничуть не бывало в том смысле, что вы заблуждаетесь относительно его истинных прав на корабль. Перед совершением сделки он предъявил мне следующую бумагу, подтверждающую правомерность его действий.
Указательным пальцем левой руки Лус сделал знак секретарю, и тот передал Жохломяту бумагу, которую достал из находившейся при нем папки, с которой никогда не расставался.
Документ этот оказался не чем иным, как купчей на "Гордого Скитальца", составленной по всем правилам. Каковая удостоверяла, что господин Мир Салащев, "будучи в трезвом рассудке и твердой памяти, по собственной воле и никем не понуждаемый", продал за три миллиона лукомисских звезд находящийся в его единоличном владении космический катер, носящий название "Гордый Скиталец", тыры-пыры, тыры-пыры, господину Юфинею Котту, который отныне считается полным и безраздельным владельцем вышеуказанного космического катера. Ниже шли подписи Котта и Салащева, их электронные отпечатки пальцев, рисунок сетчатки глаз и другие идентификаторы, положенные при таких случаях. Все чин чином, без малейшего намека на подделку.
Датировался документ утром предыдущего дня, за четыре часа до встречи Котта с Лусом III.
- Могу я удостовериться в подлинности документа? - хмуро спросил комиссар у Луса?
- Разумеется, но только здесь и в моем присутствии.
- Гридша, Кентер!
Помощники возникли в дверях так же быстро, как ураган на море.
- Возьмите необходимые приборы и определите подлинность подписей на этом листе. Ну и всего остального, - распорядился комиссар.
- Заодно вы можете проверить и другой документ, чтобы не возвращаться к этому вопросу вторично, - проговорил горкалисец, протягивая Жохломяту еще одну купчую, по которой "Скиталец" переходил от Котта к Лусу, но уже за пять миллионов звезд.
Пока помощники Жохломята возились возле стола с документами, сам он, став у окна, разглядывал разбитый перед домом сад с фонтанами, думая о том, что ему при своем доме такого сада никогда не видать, потому что и дома-то у него не было, только квартира в приличном районе. Он не из тех, кто с легкостью расстается с миллионами, как эти Котт с Лусом III. Подвесной садик в небоскребе - самое большее, на что он может рассчитывать.
- Бумага, подписи, отпечатки - все подлинное, шеф, - доложил, окончив анализ Гридша.
- Меня больше всего интересуют идентификаторы Салащева, - проговорил, не оборачиваясь, Жохломят.
Он уже как-то смирился в душе, что Лус заберет "Скитальца". В конце концов, это было не так уж и важно, раз я оставался на Лукомисе. И все-таки он испытывал странное сожаление. По поводу чего? Перед глазами у него по-прежнему стояла картина моего прощания со "Скитальцем" и он всеми фибрами души ощущал какую-то несправедливость в происходящем вокруг. Все улики говорили против меня, а в нем никак не умирало убеждение, что развернувшиеся вокруг меня события результат какого-то запутанного и чудовищного заговора, раскрыть который он пока не в силах. Он продолжал верить в меня, старина Жохломят, верить, несмотря на то, что долг обязывал его изловить меня и предать в руки правосудия.
- С идентификаторами Салащева тоже все чисто, - сообщил Кентер. - Мы сравнили их с данными из нашей базы.
- Ладно, можете идти. Продолжайте заниматься Коттом.
Он повернулся лицом к Лусу.
- Вас я тоже больше не смею задерживать. Если у меня возникнут новые вопросы, я вас найду.
- Я, однако, обязан вас предупредить, что не сегодня-завтра намерен покинуть вашу планету. И покину ее на принадлежащем мне, как вы сами только что могли убедиться, "Гордом Скитальце". Имеете вы к тому возражения?
- На данный момент - ни малейших, - угрюмо ответил Жохломят.
- Так я и предполагал. Не могу сказать, что беседа с вами доставила мне удовольствие, но должен признать, что прошла она лучше, чем я мог ожидать. Прощайте.
Едва он поднялся из кресла, как комната озарилась ярким светом: то зажглась под потолком шикарная дворцовая люстра. Стены комнаты, как по волшебству, преобразились, покрылись позолоченными барельефами, окна украсились бархатом гардин. Изящные шкафчики, покрытые дорогой инкрустацией, пара мраморных с виду скульптур заполнили углы. До блеска натертый паркет отражал предметы почти, как зеркало.
- Вы не находите, комиссар, что это до некоторой степени символично? - спросил довольный произошедшей переменой Лус III.
Жохломят молча наблюдал, как он триумфально покидает "царские покои" Котта.
"Не вовремя эти оболтусы починили триды", - с досадой подумал комиссар.
