Как-то раз Санька остался со старшими мальчиками убирать класс. За окнами выл ветер и кружился декабрьский снег.
- Ты настоящий мужик, Санька,- сказал Толик,- сходи за ведром!
- А и не страшно мне! Меня индюк кусал, я и его не боюсь!
Осторожно глянув за дверь, Санька прислушался и на цыпочках вышел. В длинном-предлинном гулком коридоре, как три луны, тлели под потолком матовые шары ламп. Шуршал под ногами выщербленный паркет, старые, узкие окна поскрипывали от порывов метели, да сквозняк покачивал портреты, висящие вдоль стены.
- Молодой человек, вы что-то ищите? - раздался из-за спины скрипучий голос.
Санька испуганно обернулся и увидел невысокую старушку в старенькой рыжей кофте и очках на веревочке. Седые волосы были стянуты в аккуратный пучок с костяным гребнем.
- Где вёдра стоят?
- Да представьтесь, пожалуй...
- Санька меня зовут!
- А меня Ольга Степановна. Идёмте, покажу.
- Ольга Степановна, а что это за дядьки на стене? Вот этот с усами кто?
- Гоголь, Николай Васильевич.
- Он у нас живет?
- Да нет, умер он.
- А этот с усиками?
- Тоже умер, застрелили его... Белеет парус одинокий... да.
- Во как! Лёшкиного папу тоже бандиты застрелили. А дед с бородой жив?
- Дед тоже умер, простудился, да умер, давно уж.
- А лысый в конце коридора?
- И лысый умер, он в стеклянном гробу лежит.
- А зачем они висят?
- Книжки умные написали, учить тебя доброте и культурной речи.
Повернув за угол под пристальным взглядом лысого, Санька подошел к дверке, и потянул её на себя. С противным скрипом она обнажила пыльную черноту. Мальчик неуверенно шагнул и стал искать выключатель.
- Ольга Степановна, а вы когда помрёте, вас тоже повесят?
- Да не повесят уж, Сашенька. Я от тифа в двадцать третьем умерла. Никто и не вспомнит.
Санька обернулся и похолодел. За спиной никого не было. Лишь звонко капала вода в туалете.
Рванувшись прочь, он задел штанами за гвоздь, и с полки посыпались ведра...
- Ольга Степановна, говорите? - бурчал врач, постукивая костяшками пальцев по крышке стола, - есть такой термин - псевдореминисценция. С мальчиком все в порядке, даже сотрясения нет. Но лучше в другую школу переведите. У этого старорежимного города много маленьких тайн.
Санька оказался храбрым мальчиком: бил морды в общежитиях, ездил на подножке трамвая и даже окончил аспирантуру. Но стоило ему глянуть на полки с томами Гоголя, Толстого и Лермонтова, как незримый холод сжимал позвонки и вставало из небытия бледное личико в перевязанных очках.
Став министром просвещения, Александр Сергеевич Форсунко изгнал из школ пыльные книги мертвецов и качающиеся портреты. Вздохнув полной грудью, он набрал молодых, здоровых парней и велел им написать "Курс русской жизни" в двух томах. А для детей турники устроить.